Тихая моя родина. 2

                ПРОЩАЙ ОРУЖИЕ !

                (Винтовка)

Откуда появилась винтовка у нас в доме, точно не знаю. Кажется, это было перед приходом немцев, когда школу закрыли, и все пособия учителя унесли по домам, в том числе противогазы и учебное оружие.
Мне интересно было листать толстый гербарий, рассматривая засушенные растения и стараясь по буквам прочесть названия, наклеенные под каждым растением. Ещё помню камушки в картонной коробке, тоже с наклеенными на них названиями минералов: медный колчедан, полевой шпат… Но больше всего меня привлекала винтовка, настоящая винтовка. Я снимал и надевал штык, старался передернуть рукоятку затвора, что было не под силу. Мне сказали, что рукоятка согнута и  поэтому затвор негоден. Трудно было поверить. Затем винтовка исчезла: её спрятали, как сказали, на чердаке, куда мне не было доступа.
Каждое утро, проснувшись, я выглядывал в окно, сошёл ли снег на дворе: тогда лестницу приставят к стенке, и я полезу на чердак.
    Но меня ждало разочарование: чем только не был завален чердак, но винтовки, увы, не было.

(Пуля)
   Весной мы находили много гильз, а в прибрежной воде на дне – целые обоймы патронов, из которых вытряхивали порох и сушили на крыше. Моими игрушками тогда были пустые гильзы разных калибров, противогазы, патроны и пули тупоносые и остроносые. Одну из них, остроносую с латунной оболочкой, я нечаянно проглотил, переворачивая языком во рту, когда лежал на спине. «Ба-а» - в испуге позвал я хлопочущую у печки бабушку.
   По совету врача решено было ждать исхода: если повезёт – выйдет сама, а  нет – будут потрошить меня как цыплёнка... Дело бабушки - неотступно следить за мной, а моё – сообщать бабушке каждый раз, когда иду по большому. Мы выходили на чистую площадку, где я делал своё дело, а бабушка после занималась раскопками. Так проходит день,… второй,… третий.… Наконец всеобщее тягучее ожидание сменилось ликованием: ура! – вот она, блестящая, новая с иголочки пуля, очищенная от окиси меди. Так, пройдя все мытарства и избавившись от скверны, выходит на волю обновлённая, окрылённая и чистая душа человеческая.

               

      
VI

СТРАХ

   Весна. Мне пошили костюмчик из военного сукна. В шутку было сказано, что теперь меня могут принять за немца. Остались ещё от танкистов огромные, тяжеленные валенки, снизу подшитые кожей. Я примерял их и, передвигая как гири, пробовал ходить. Они пригодились потом при подлёдном лове рыбы, когда часами приходилось сидеть на морозе над прорубью. Ещё помню, были и сапоги, но их утащили переночевавшие у нас румыны, «мамалыжники», как их называли. Они плелись за бежавшими немцами, заросшие, грязные и вшивые. Люди из жалости кормили и принимали их на ночлег.
   На речке со мной произошёл случай, наложивший, как мне кажется, отпечаток на всю мою оставшуюся жизнь. Прогуливаясь, спустился я к берегу по крутому склону. Откуда-то из-за поворота вышли вооружённые люди и, как мне показалось, один из них взял на изготовку винтовку. Я бросился вверх по косогору и, вбежав во двор, упал навзничь. «Нэлик, Нэлик – слышу над головой – что с тобой…скажи?». Я силюсь ответить, но  выходят одни бессвязные звуки.
Не скоро мне вернулась речь, - заикался почти два года.