Портрет куклы часть 1

Как и у любой старинной вещи, у этой картины была своя древняя, покрытая тайнами больше, чем пылью, история. Мне рассказали ее еще очень давно, когда я работал оператором в местном музее. Картину привезли к нам с какой-то выставкой, но в итоге она осела в наших подвалах. Одни говорят, что ее оставили нарочно, другие – что забыли. Но прошло уже несколько лет, а за ней никто так и не обратился, и потому ей суждено было осесть в холодном складском помещении под землей, рядом с грудой другого ей подобного хлама.

Под любым предлогом я постоянно бегал вниз, чтобы полюбоваться на работу. Отчасти, она была идеальна, и скорее была похожа на фотографию, нежели на рисунок кистью. Да и построение ее было столь необычно, что порой попросту завораживало, будоража кровь. Прекрасная дама, с идеальными чертами лица, сидела на переднем плане, сложив тонкие белоснежные ручки. Ее белокурые волосы были аккуратно уложены по моде того времени. За ее спиной танцевали люди. Да, красавица сидела на фоне бала, однако контуры людей были прорисованы слишком плохо, то ли от того, что их здорово потрепало время, то ли от того, что автор таковыми их и задумал.

Что-то в этой картине приковывало мое внимание. Она словно завораживала меня, и порой, когда я смотрел на картину подолгу, мне даже чудилось, будто играет тихая медленная музыка.

Елена, арт – директор, однажды рассказала мне за чашкой чая занимательную историю. Еще в далеком XVIII веке эта картина принадлежала одному феодалу, который в скором времени сошел с ума. Местные жители связывали это с картиной, так как не могли найти иного объяснения. Спустя несколько лет вдова богача продала картину купцу, который вывез ее куда-то на Урал. Там она сменила примерно пять хозяев, пока не осела у одного небогатого пекаря. Он купил ее на базаре по дешевке. Никто из местных не хотел приобретать шедевр, ибо слухи, что все ее владельцы сходили с ума, гуляли по местности уже достаточно давно. Чем его очаровала эта картина – известно было лишь одному Богу. Но, так или иначе, рисунок поселился на стене деревенского дома. Прекрасная дама, неизменно восседающая на своем месте, словно становилась старше. Красота ее расцветала, но оставалась неизменно идеальной. Кухарки даже клялись богом, что иногда красавица покидала раму и отправлялась потанцевать.  Слухи то или нет, но под давлением предрассудков, картину решено было отправить в подвал. Где она и оставалась до тех времен, пока ее не нашли, годах примерно в 20-х прошлого века. Сердобольные деревенские жители сразу же передали портрет в городской музей, а оттуда уже она и попала сначала на всевозможные выставки, а после и в галерею, которая привезла материалы нам.

Слушал я эту историю с неподдельным интересом, и сказать, что это лишь подожгло мое любопытство – не сказать ничего. Старинные предметы достаточно часто отождествлялись с легендами, поверьями, имели свои особенные черты и истории, зачастую пугающие, зачастую смешные. Однако в этом портрете действительно была некая сила, что попросту не позволяла просто сжечь его или порвать. Женщина, изображенная на нем, была слишком прекрасна – быть может, это портрет какой-то княжны, быть может, и простой дочки богатого собственника. Быть может и несуществующей девушки. Но факт оставался фактом – таилась в нем какая-то сила. И я продолжал тайком любоваться ею сразу, едва выпадала мне свободная минутка. Однако, пожалуй, даже с долей досады, я готов был признать, что за все это время, вопреки легендам, девушка не изменилась, и даже не попыталась сбежать от меня в тень рамы. Она всегда так и сидела, глядя прямо в душу идеально прорисованными глазами, казавшимися мне живыми, и вся зловещая атмосфера попросту исчезала в лучах ее едва заметной улыбки.

Перед увольнением я попросил администрацию забрать портрет домой, но получив отказ, смог сделать несколько ее электронных копий, которые теперь хранятся у меня дома в распечатках. То и дело я пересматриваю их, когда не занят повседневными делами, или чтобы отдохнуть от повседневной суеты, устав на новом месте. Не было в копиях той живости, однако блеск глаз этой Куклы, как я окрестил ее про себя, все еще был заметен и легко различим. Все те же полустертые контуры за ее милой спинкой. И все те же потертости по краям – их несложно было передать на бумагу. Обычно, сразу после созерцания сия шедевра, я засыпал или уходил заниматься дальше.

Но сегодня мне повезло, и я вернулся домой пораньше. Я решился взять отпуск, и хотя не имел даже понятия, куда я могу поехать, все равно был достаточно рад обычной возможности немного передохнуть. День, как бы в тему, выдался теплый и солнечный, хотя осень еще не сдавала свои права. Ветерок бил за шиворот, прорываясь под кофту и под пальто, то и дело я потирал замерзающие запястья. Я работаю в офисе, да, с тех пор, как уволился из музея, и давно уже смог отвыкнуть от дискомфорта и непогоды. Каждый раз же, предательски забывая одевать перчатки.

Мне нечем было заняться. Вечер выдался до ужаса скучным, дома совершенно тихо, и настроение постепенно стало сходить на нет. Переключая каналы телевизора, я уже откинул в угол книгу и выключил ноутбук. Не хотелось ничего, но находиться дома было еще более тошным занятием, нежели прогуливаться по промозглым улицам. И я выбрал последнее, наскоро собравшись и намереваясь пойти в кафе.

Темнеть в это время только начинало, ощущение сумрака, и потерянности во времени не давали мне покоя, пока я, наконец, не скинул пальто в какой-то забегаловке и не присел за столик, посмотрев на циферблат. Тот показывал половину девятого вечера. А это значит, что наручные мои часы сбились в такт биологическим. И показывали неправильно. Все это наводило меня на весьма и весьма унылые мысли, которые не могла разогнать даже быстрая музыка, льющаяся из колонок, и даже больше – она скорее раздражала, поэтому я заказал себе пива и расположился за столиком в углу, чтобы оставаться невидимым для посторонних. Дальние столики всегда обладают какой-то особенной магией, каким бы ты ни был и во сколько бы ты ни пришел, ты всегда остаешься тенью для окружающих. Зачастую, они попросту не обращают на тебя внимания, даже проходя мимо, и если в некоторых случаях это необходимость, в моем случае это скорее желание остаться неприметной частью интерьера. Потому что говорить с кем бы то ни было, у меня совершенно не было настроения.
Сложно представить более скучное занятие, чем сидеть в одиночестве с бокалом, и в тоге сдавшись, начать просматривать отчеты, которые я всегда возил в бардачке машины. Сдать их нужно было в конце недели, я же намеревался сделать это перед фактическим уходом в отпуск, иными словами – только на следующий день. Потому на проверку у меня оставался целый вечер. Хотя и проверять особо было нечего, цифры едва менялись от месяца к месяцу. Я задумался, уйдя с головой в подсчеты. С моими устными наметками они совпадали, и потому я со спокойной душой мог заявить, что в отпуск ухожу с чистой совестью. Молоденькая официантка принесла мне горячий кофе и пирожные, я убрал бумаги обратно в папку и полностью отключился от дел, вслушиваясь в музыку и от скуки разглядывая посетителей. Ничего примечательного в них не было, потому и это занятие в скором времени меня утомило. Пирожное было почти прикончено, когда я посмотрел на часы. Ровно десять. Мамаши с детишками за столиками сменились на шумных подростков и небольшие мужские компании, рассыпавшиеся по столикам, чтобы также как и я, скоротать вечер за кружкой пива. Поэтому я поспешил оттуда убраться.

В голову упорно лезли всякие неприятные мысли, и как бы я ни старался их отогнать, они начинали давить с еще большей силой, проносясь в мозгу с бешеной скоростью, сменяя картинку за картинкой, которые были такими яркими, что я застонал и поднялся с кровати. Включив в гостиной свет, я просто сел на диван и достал из стола бумаги. Репродукции картины с Куклой должны были меня успокоить, и я принялся их разглядывать, снова погрузившись в мир ее бала. Я стоял посреди огромного зала, в обычной толстовке и майке, явно не вписываясь в общий интерьер. Размытые люди, я видел лишь их контуры, кружили вокруг меня как приведения, совершенно не замечая моего присутствия, что казалось мне удивительным. Мужчины во фраках, и дамы в прекрасных пышных платьях кружили вокруг меня, словно водя хоровод, но совершенно игнорируя. Тихая мелодия лилась, заполняя весь зал. Я едва смог разобрать, что играют ее на рояле, ведь именно так переливаются звуками, словно цветами радуги, те мелодии, что издавал музыкант, нажимая на клавиши. И он сидел в самом углу, неистово бил руками, так, что подсвечник, украшенный с полдесятка свечей, едва не упал на пол. Я успел подхватить его одной рукой, как вдруг музыка смолкла. Все на миг застыло, а фигуры так и остались стоять посреди зала, в тех позах, в которых их застала эта крошечная сцена. А затем раздались овации. Я поднимаю глаза… На балконе, прямо надо мной, стояла, опираясь о перегородку, та самая дама, которая сидела в центре портрета. Ее красота, казалось, светилась в свете свечей и ярких огней, она с едва заметной улыбкой смотрела на меня, быстрым движением приподнимая подол кремового платья и спеша вниз. Я был так поражен этим зрелищем, что просто не мог отвести от нее взгляд. Она стремительно сбежала вниз, цокая каблучками, и я даже не сразу смог осознать, что в зале царит полная тишина. Чуть замешкавшись, дама подошла ближе ко мне. Я аккуратно поставил подсвечник на место и сделал к ней шаг вперед, слыша, как бешено бьется мое сердце.  Дама улыбнулась жемчужными зубками и ринулась ко мне, протянув руки.

- Я так давно ждала тебя! – воскликнула она, беря меня за плечи и улыбаясь, глядя прямо в глаза и тяжело дыша. Она была так взволнована, и я аккуратно взял ее за руки.
- Кто ты, и почему меня ждала?

Голос раздался глухо и тихо, словно утонув в вате, вязкой и горячей. Я чувствовал, как холодна кожа девушки, и в какой-то миг это напугало меня, я отпустил ее руки. Она слегка присела в реверансе, склонив голову, и я поспешил поклониться. Девушка звонко засмеялась, посмотрев на меня, я никак не мог понять, в чем причина, и…проснулся.

Диван буквально пропитался холодным потом, я бешено хватал ртом воздух, постепенно приходя в себя и потирая глаза, чтобы окончательно проснуться. Даже пару раз ущипнул себя за руку. Сон был так ярок и ощущения были столь реальными, что меня подташнивало, как будто после резкого падения. Комната наконец обрела очертания, и я увидел, что свет не был погашен. Портрет девушки лежал на столе, вторая копия покоилась на моих коленях, я стряхнул ее с себя как насекомое и резко сел.

***

- Тебе нужно передохнуть, - сказал мне друг, когда я утром пришел на работу, чтобы отдать отчеты. Он задумчиво пил чай из большой стеклянной кружки, и я почувствовал себя просто не в своей тарелке. Рабочий день был в самом разгаре, и потому за безделье меня беспощадно карала совесть, грызя изнутри. Однако я ухожу в отпуск, и по сути ничего больше сделать и не мог.

- Езжай в пансионат «Солнечный», он далековато, но отдохнешь на славу.

- Это где такой? – уточнил я, беря со стола конфету, и принялся ее жевать. Друг забавно поморщился и шумно отхлебнул из чашки.

- Километров сто будет. В поселке Роднинском. Лучше на машине добираться, конечно – я в том году ездил на автобусе, так это ад просто. Да и на улице погода не тропическая. Возьми с собой одежду теплую и в путь. И рисунки эти сожги ты уже.

Он кивнул на копии, которые я показал ему. Отчего-то у него они не вызвали восторга, и даже напротив – скорее на его лице читалось отвращение, хотя я и не был этому удивлен. Кукольная красота, слишком пропорциональные черты – все это лишь на любителя, и на любителя редкого. Плюс однажды я уже успел поделиться с ним загадочной ее историей.
Все остальное время мы болтали об отвлеченном, и потому освободился я лишь часа через два, однако снова не поехал домой, а решил сначала посетить МакДак, и уже там подумать о предложении. К тому располагало и наличие бесплатного вай-фая в зале. Не то, чтобы мне особо нравилась здешняя гадость, но мне просто необходимо было обдумать план своего отдыха, а дома сделать это казалось мне почти невозможным, ибо постоянно клонило в сон.

Через интернет мне удалось найти тот самый пансионат, и даже забронировать себе место на неделю. Оставался только один вопрос – стоит ли ехать мне на автобусе, или, как посоветовал мне мой знакомый, махнуть туда на личном автомобиле. Плюсы последнего перевесили, и я стал собираться в дорогу.

Выехать утром было настоящим испытанием, потому что, чтобы не попасть в пробку на выезде, мне нужно было поднять свою ленивую пятую точку аж в пять утра. Для моего организма это просто небывалое испытание, потому собирал вещи я сонный и в потемках, даже не исключая возможности, что я что-то забыл. Рисунки с портретом я надежно спрятал в нагрудный карман рубашки, туда же положил и мобильный телефон. Тот сон изредка всплывал в моей голове, но он больше не повторялся, и я постепенно стал забывать детали, и пусть я с огромным усилием старался выдирать из памяти фрагменты, полной картины того чудного путешествия я составить больше не мог. И интерес к произошедшему резко остыл.
Где-то далеко впереди меня ждала целая неделя трехразового питания, алкоголя, шумных соседей – туристов, массажа и прогулок по засыпающему после лета лесу. Я сел в свою «японочку» и ввел маршрут в навигаторе. Спать хотелось просто невыносимо, но я яростно боролся с этим чувством, предполагая очень неблизкую дорогу. Выехать за черту города мне удалось без пробок, где-то вдалеке за моей спиной поток транспорта становился все плотнее, но я успел проскочить и сейчас мчался по проселочному ровному шоссе на юг, в сторону поселка Роднинский. Проехав какой-то старый завод, несколько мелких магазинчиков и покосившихся домишек, я, следуя указателю навигатора, свернул налево и погрузился в череду бесконечно сменяющихся деревьев, растущих вдоль дороги по обеим сторонам. Со стороны это напоминало рандомно чередующуюся одну и ту же картинку, которая мерно течет вокруг тебя, закрывая обзор, и найти в ней хоть малейшие отличия представлялось невозможным. Дорога как назло была прямая, без поворотов, но иногда встречались коварные кочки, и машина подскакивала на них, как коляска, заставляя мое сердце на миг замирать. Однако скорости я снижать и не думал. Солнце зарделось и едва доставало до меня сквозь грязные кроны деревьев, которые словно нарочно не хотели пускать ко мне длинные острые лучи, то ли во зло, то ли во благо. Наконец глаза мои устали, я ехал уже около часа и за это время не встретил ни одной едущей мне навстречу машины.  Веки мои беспощадно слеплял сон…