Ночной шок

               

                На заводе в третью, ночную смену, никто, кроме сторожей не работал. Поэтому Сергей сильно удивился, когда его и еще несколько рабочих из токарно-механического цеха вызвали в админкорпус и предложили выйти в ночь с шестого на седьмое ноября. Работать не нужно было, нужно было только дежурить в качестве толи сторожей, толи наблюдателей за порядком на территории завода.
           Рабочие тихонько посмеялись над делегатами в ночное:
- Шпионов ловить будете? Смотрите чтобы Элку из инструменталки не украли, а то друг у нее кавказский человек: примчится и всех вас кинжалом порубит «в капусту», - смеясь предупредил Сергея его сосед по станку Михалыч — мужчина в летах, участник войны.
           Фрезеровщик Колька Лисицын, чеша затылок и обрадованно улыбаясь, спросил:
- А Вы откуда знаете, что она тоже с нами будет дежурить? Небось тоже хочется с ее напарницей тетей Марусей побеседовать  темной ночкой?
- Да, куда мне. Меня в райком отправляют дежурить, хотя может и тут оставят, - ответил Михалыч, вставляя очередную заготовку в патрон своего станка.
            Михалыч на фронт попал семнадцатилетним пареньком осенью сорок четвертого, после недельного обучения. Воевать пришлось не долго. По дороге на фронт их колонну пробомбили немецкие «юнкерсы». Толи немцы спешили, толи были уже малоопытны, но из восемнадцати «полуторок» подбили только одну. Ну, и понятно, в ней и оказался молодой боец, будущий уважаемый ветеран-токарь Михалыч. Осколки перебили левую руку в двух местах. Было бы это в начале войны, руку бы отхватили хирурги не задумываясь, но дело шло к завершению и мужиков нужно было уже беречь, столько женщин осталось безмужними. Женщина хирург вот и пожалела пацана, сложив косточки в вполне приличную руку. Михалыч, когда выпивал, всегда поднимал рюмку за ее здоровье.
           Шестого ноября все, кого определили на дежурство, работали в первую смену и, съездив домой, явились к восьми вечера с «тормозками» на завод.
            Все  сгрудились, а это человек восемнадцать, в дежурке, где главный инженер распределил посты между четверками. Двух женщин: Элу и Марию Николаевну, то биш тетю Марусю, определили  дежурить на своих рабочих местах, то есть в инструменталке. Неожиданно в дежурку вошел Михалыч.
- Во,  Михалыч, ты что с нами? Давай пристраивайся к нашей тройке, будешь четвертым, - обрадованно воскликнул Колька Лисицын, хлопая по солидному тормозку Михалыча в синей «авоське».
             Главный инженер, ответственный за ночное дежурство, согласился с предложением Лисицына и четверка двинулась дежурить в своем токарно-механическом цехе.  Кроме Михалыча, Лисицына и Сергея, в четверку входил токарь со вкусной украинской фамилией Ковбаса.
            Ковбаса был токарем от Бога. Он мог выполнить с отличным качеством и две и три нормы: сколько надо начальнику цеха или мастеру. Но он уклонялся от таких подвигов, осуществить их мешали вино и водка с пивом. Он по получении аванса или  получки гулял, соответственно, по неделе, а за оставшиеся дни давал план с небольшим процентом, что всех устраивало и ему прощались его закидоны. Он часто со вздохом говорил, играя  на биллиарде в обеденный перерыв:
- Я бы не отлучался с завода на такие длительные периоды, если хотя бы пиво продавали в заводском буфете. Вот в Ленинграде для рабочих специально у проходных пивбары пооткрывали и прогулов стало в два раза меньше.
            Рабочие, слушавшие его, тоже с сожалением вздыхали, понимая, что Ленинградские заводы ближе к общечеловеческой культуре.
            Не успела четверка Сергея войти в свой цех, как Ковбаса, заметив своего друга из гальванического цеха, куда-то смылся, прихватив свой «тормозок».
- Ну, что, хлопцы, побродим по цеху часик-другой, а потом и перекусим. Все-таки завтра праздник: грех не выпить, - обратился к напарникам по дежурству Михалыч.
- Конечно, батя, - радостно потирая подбородок, ответил Лисицын.
- Ну, тогда давайте занесем тормозки к девчатам в инструменталку. Они там все приготовят, а мы после, как главный нас проверит и присядем, - вновь произнес Михалыч, сворачивая к окошку «инструменталки», за которым уже метались «девчата».
            Избавившись от груза, тройка мужчин двинулась по центральному проходу цеха прогулочным шагом в свете редких дежурных светильников.
             Михалычу было около сорока, Лисицыну- двадцать четыре, Сергею — семнадцать. Четвертый участник — Ковбаса, мужчина возраста Михалыча, исчез и не появлялся. Возможно, уже где-то со своим другом или друзьями отмечал наступающий праздник.
- А, что, правда, у Элы друг грузин, - спросил Сергей у Лисицына.
- Да нет, просто он родился в Абхазии. Он раньше работал у нас на заводе в гальваническом, а сейчас, по-моему, на турбинном заводе.
- Во-во. Он часто приходит к своим собутыльникам в гальванический и, по-моему, я его видел сегодня на проходной с Ковбасой. Так что, Колька, смотри не попадись ему под пьяную руку.
- Да я что, я просто. Ничего и не думаю, - насторожился Колька Лисицын, бросая окурок от сигареты «Шипка» в огромный мусорный бак.
              Они больше часа бродили по токарно-механическому и сборочному цехам, находившимся под одной крышей. Выходили через боковые входы во двор, осматривая темные закоулки и подсобки. Но вскоре все продрогли и Михалыч заявил:
- Пойдем, чуть-чуть перекусим, а потом будем по-очереди дежурить, а то этого главного не дождемся и помрем насухую.
              В инструменталке женщины уже на разостланных газетах разложили котлеты, огурцы, хлеб, розовое с прорезью сало, картофель, сваренный в «мундире». Посреди этого натюрморта гордо красовалась Сережина бутылка с компотом.
              Лисицын с Михалычем, потирая руки, вопросительно посмотрели на тетю Марусю и когда она из-под стола достала термос, уверенно сели за праздничный стол.
               Аромат домашнего спиртного напитка воспарил над «люминевыми» кружками, приятно щекоча ноздри взрослых, но не как не у Сергея.
- Я не буду, я не пью!, - заявил сразу Сергей, давший обет еще десятилетним пацаном, когда ему сообщили, что он также здорово пьет из блюдца пиво, как пил его, погибший на фронте отец.
- Да, ладно, когда-то надо начинать, а то глисты заедят до смерти, - засмеялся Лисицын, уткнув, после выпитой порции, нос в рукав теплой куртки.
- Не трожте мальчика, не хочет и не приучайте, еще успеет догнать вас алкашей, - заступилась тетя Маруся, играючись  хлопнув свою долю деревенского напитка.
              Все интенсивно начали уничтожать разложенную снедь и вдруг Михалыч насторожился:
- Кажись кто-то идет, может инженер. А ну, Коля, ты ближе глянь, что там.
              Лисицын выглянул в полутемный цех и прошептал:
- Это главный с кем-то. Я пойду их отвлеку, - и он выскользнул в холодную тьму железных станков.
              Минут через пять Михалыч послал Сергея за дверь глянуть обстановку. Вместе  с ним, вытягивая шею из-за плеча Сергея, узнать обстановку решила и Эла. Сергей, не выдержав энергичного нажима груди девушки, вывалился наружу, а на него с хохотом повалилась красавица. Ошарашенный Сергей хотел вскочить, но горячие губы пригвоздили его к асфальтированному полу цеха. Но вот девушка смеясь сама спрыгнула с него и скрылась за дверью.
              Пьяный без вина Сергей, шатаясь, двинулся от инструменталки к боковому входу, во двор, на воздух. Не успел он и пары шагов сделать, как кто-то ударил с криком его в спину и он снова оказался на полу. Сергей перевернулся на спину и увидел нависшую над ним фигуру с какой-то железякой в руке.
- Ах, это ты, Лисица-сука, на мою Элку позарился. Ты, падла, хочешь лошадь из моей конюшни увести. Не выйдет, - железяка в руке чудовища, сверкнув в лучах дежурной лампочки, тупо врезалась в асфальт пола.
             Увернувшийся Сергей, вскочил и, заикаясь, попытался оправдаться:
- Я-я не хотел. Это случайно.
- Ах, ты  бл...ь! Ты еще и отмазаться хочешь. Убью заразу! - фигура шагнула к Сергею.    
            Сергей, не дожидаясь развязки, бросился к боковому входу, телом отворив дверцу в воротах. Сзади раздались шаги великана. Перепуганный юноша метнулся за цех, пытаясь скрыться в темени забора, но ему преградила путь гора старых покрышек и колес от разобранных автомашин. Пришлось карабкаться по ним куда-то вверх, к вышедшей из-за туч, луне. Покрышки осыпались за спиной коварного соблазнителя, но преследовавшего его чудовища это не останавливало. 
                В конце концов Сергей оказался на верху кирпичного забора, с вделанными в его бетонную стяжку кусками битых бутылок. Нужно было решать: туда — значит прыжок наружу, назад — в лапы владельца гарема, в котором якобы состояла Элочка.
                Элочка — девушка, не сумевшая, не смотря на все ее достоинства фигуры, поступить два года назад в торговый институт, застряла в помощниках у тети Маруси. Все неудачные попытки охмурить первых и вторых руководителей завода и цеха в конце концов бросили ее в объятья передовика производства гиганта из гальванического цеха, очень уважавшего принимать очень горячие напитки в компании с Ковбасой.
                Поддавшись настойчивым ухаживаниям гальванщика, Эла поставила одно условие; чтобы он перешел на другой завод и не смущал ее перед сотрудниками. Но ухажер, работая далеко, почему-то всегда оказывался рядом, пытаясь создать вокруг пассии «мертвую зону», которую не могли бы преодолеть соперники.
                Вот теперь в этой зоне, по прихоти судьбы, оказался и Сергей. Вопрос: куда бежать дальше он решил неожиданно и побежал по забору, по стеклам. Заводской забор вскоре закончился и Сергей уже очутился на другом заборе — на заборе, примыкающей фармакологической фабрики, поверх которого болтались обрывки колючей проволоки.
                Вскоре колючая проволока сработала и, разодрав штаны юному Казанове, сбросила его за забор на улицу. Ветки кустов черноплодной рябины мягко приняли его в свои объятья, но от удара в голове все же зашумело, а в мягком месте загудело.
                Сколько времени прошло Сергей не помнил. За ним никто не гнался, никто не требовал вернуть лошадь в стойло.
                Вышадшея луна осветила пустынную улицу, но он ее не узнал. Он сидел не на асфальте, а на вымощенном фэмами из керамики тротуаре.  Через дорогу огнями играла вывеска казино, а ближе к перекрестку сияла вывеска банка со странным названием «Грабобанк».
                Но всмотревшись по-лучше Сергей прочел :»Градобанк».
                Опять вдруг за спиной послышался уже только шорох и, оглянувшись, он увидел как со стены по рекламе чипсов соскользнул небольшой пакет.
                Сергей осторожно взял его в руки и встал во весь рост, выйдя из тени стены. Откуда не возьмись к нему подскочил вертлявый паренек и, выхватив из рук Сергея пакет, сунул в них другой. Оторопело молодой человек оглядывал окружавший его мир в трепещущем свете луны, но все безмолствовало. Через пару минут за спиной раздался голос:
- Слышь. Капусту бросай, а то сщас охрана прийдет..
                Сергей поднял голову. Из-за рекламы на стене забора выглядывала чья-то голова. Паренек, инстинктивно прижав пакет к груди, отступил вдоль забора в тень. Только он это сделал, как погасли огни банка и казино, исчезли рекламные щиты на стене забора, тротуар, сново покрылся растресканным асфальтом, луна скрылась за тучами, где-то далеко-далеко часы пробили двенадцать.
                Еще какое-то время Сергей стоял в оцепенении, а потом все быстрее и быстрее зашагал вдоль забора к проходной своего завода. Свернув за угол, он подошел к проходной. Возле нее толпились дежурившие рабочие. Они чему-то громко смеялись, куря сигареты и папиросы.
                Сергей, сунув пакет за отворот телогрейки, проскользнул мимо ребят на завод и оглядываясь двинулся в цех, в инструменталку.
                Возле дверей каморки тети Маруси стояли Лисицын и Михалыч и о чем-то спорили, потом они вошли внутрь. Сергей вошел следом. Элы в инструменталке не было.
                Лисицын бросился к Сергею:
- Слушай, из-за тебя я получил в дыню от Элкиного хахаля. Что это тебя потянуло к ней.
- Да я ничего и не делал, она сама на меня навалилась. А этот бугай начал меня гонять по заводу. Еле отвязался.
- Ты-то отвязался, а я тут и подвернулся. И вот печальный итог, - сказал Лисицын, прижимая смоченный в самогоне платок к шишке на голове.
- Слушай, Сережа, а ты-то где прятался и что-то какой-то ты расхрыстанный? - спросил с сочувствием Михалыч.
                Все вновь уселись за стол, но уже без Элы, которая, как сказала тетя Маруся, повела ревнивца прочь из токарно-механического цеха от греха подальше.
- Так все же, где ты был Сережа? - вновь спросил Михалыч, разливая целебный напиток в кружки.
               Не дожидаясь тоста, Сергей схватил чью-то кружку и одним глотком проглотил жидкость. Все удивленно уставились на совершившего подвиг.
- Молодец, - криво улыбаясь, сказал Лисицын.
- Ты что, мальчик? - спросила удивленно тетя Маруся.
- Дайте ему отдышаться, - оборвал всех Михалыч, подавая Сергею бутылку с компотом.
             Отойдя от удара первой выпитой в его жизни рюмки, Сергей рассказал обо всем том, что произошло с ним.
- Так, говоришь что взошла луна и выпал из реальности в какой-то другой мир. Может будущее. Ну, да ладно, а что было в пакетах? - стал уточнять Михалыч.
- Что в первом пакете мне не известно, его быстро забрали, а вот во втором сейчас посмотрим, - ответил Сергей и вытащил из-за отворота фуфайки пакет в плотной бумаге.
              Все склонили головы к разрываемому свертку. Бумага, словно лепестки отцветшего тюльпана, разошлась и перед глазами зрителей оказались две пачки каких-то денег.
- Что это, деньги? - спросила тетя Маруся.
- Да, но не наши. Это доллары. Я видел такие бумажки у брата, а он ходит на сухогрузе за границу. Такими деньгами могут у нас пользоваться только иностранцы, а если их найдут у нас, то будут судить как валютчиков. Помните, недавно в «Правде» писали, что хлопнули целую компанию, - разъяснил Лисицын.
- И что же нам с ними делать?, - одновременно спросили Михалыч и тетя Маруся.
- Их можно толкнуть морякам, но у нас в городе нет их, да и опасно. Я думаю надо их  выбросить  или сжечь, - посетовал Лисицын и все сразу посмотрели на буржуйку с уютно потрескивающими дровами.
              За дверями, в цеху послышались шаги. Лисицын схватил пачки и, открыв дверцу, швырнул их в топку. За закрытой дверцей печурки весело заплясали огоньки.
              В инструменталку вошла Эла, а за ней протиснулся ее ревнивый гигант ухажер.
- Вот пришел извиняться, - кивая на Отелло, сказала веселая проказница.
- Ревнивец вытащил из-за пазухи полушубка бутылку и неуклюже стесняясь, водрузил ее на праздничный стол.
            Сережа больше не пил, он закусывал и весело наблюдал за товарищами, которых примирил хороший стол, темная ночь и предстоящие праздники.
           Прошло почти сорок лет. Как-то внучка прибежала из школы вся в слезах и соплях.
- Ты, что? Что случилось?, - спросила ее мать- Нина, дочь Сергея Евгеньевича.
- У всех компьютеры в классе, одна я самая бедная. И буду теперь самая тупая и в институт меня не примут, - заревела еще сильнее пятиклассница.
- Успокойся, приедет папа из рейса и мы что-нибудь придумаем, - ответила мать и повернулась к Сергею Евгеньевичу.
              Тот, крякнув и хлопнув ладонями себя по коленям, встал и ушел в свою комнату.
             Вечером в комнате у внучки уже, устанавливая компьютер, хлопотал знакомый компьюторщик зятя Иван.
             Долгое время дочка ходила за Сергеем Евгеньевичем и пыталась выпытать откуда у него доллары. Наконец он не выдержал и рассказал давнюю историю, произошедшую с ним и его товарищами на заводе в ночную смену.   
- Так  доллары ведь сгорели — заметила Нина.
- В том-то и дело что нет ведь они были тогда из будущего и сгореть могли только в том году в котором я побывал. После праздников тетя Маруся и Эла попросили меня прибрать в инструменталке, поручив чистку буржуйки. Представляешь как я был удивлен когда вместе с золой из печки я вытащил абсолютно целые пачки денег. Тут до меня и дошло что надо ждать примерно лет тридцать сорок а может и больше чтобы прибыв в будущее своим ходом либо уничтожить валюту, либо воспользоваться ею. Вот видишь, срок и пришел. Хорошо то, что хорошо кончается, даже если это ночная смена.