Точка

Высыпав на лице мира ветрянкой, я осознал присутствие здесь неведомой силы, заставляющей вечно двигаться изначально мертвых. Эта сила, наверное, уже никогда не придет так громко и резко, так нежно и страстно. Теперь надо что-то делать и куда-то идти. Теперь стоит выбрать с кем и как, надо ли или обойдусь, теперь вот по-одному, словно эмбрионы, и надо заново обустраивать себя и постараться побыстрее, порьянее закрыться от остальных. Все. Насмеялись и набегались. Холодное осознание. Впечатлительности ноль. Потому что впечатлительность несет лишь разочарование. Отделиться от стаи (в которой никогда не был, но присутствовал) окончательно. Бродить из комнаты в комнату, из улицы в улицу, из квартала в квартал с одной только мыслью. Одной единственной верной установкой. Так надо. Железный аргумент, от которого нутро переворачивается и расшибается в лепешку по нескольку раз на день. Изредка заглядывать в лицо солнцу, но все чаще и чаще, в бледную морду Луны, которая, пожалуй, истинно честна как никогда. Тошненько как-то. 
- Вы что-то сказали? - таксист повернул голову к фигуре, сидящей на пассажирском сиденье. 
-Тошненько как-то, - промямлил человек.
- Тошнит что ли? Дак сейчас остановимся, - Таксист засуетился и начал прижимать автомобиль к обочине.
- Да не тошнит меня, дубина ты, - успокоила фигура. - Не надо останавливаться, дальше едем.
- Просто салон как-то портить не хочется, раз в месяц стабильно кто-нибудь блюет, - начал оправдываться водитель.
- Еще бы не заблювать, - отрезала фигура и еще сильнее вжалась в сиденье.
- Когда пьян, конечно, - согласился водитель.
- Да и когда трезв, запросто.
- Ну, это надо постараться.
- Когда с таким занудой едешь блювать так и тянет. Смотри на дорогу давай. Не мешай разлагаться!
Водитель уставился в желтую, освещаемую фарами, дорогу и сжал губы. Очки на его носу ловили странно ехидные кружки фонарей. Они выехали за город и теперь к ним в спутники присоединились телеграфные столбы.
И вот ты едешь в такси и невольно не замечаешь как все, чтобы ты не делал, оборачивается в путь, по которому кто-то уже проходил, но с тобой этим опытом не поделился. "И правильно сделал". Тут не разберешь. Фонари тускнели на ходу, а дорога становилась хуже и хуже. Интересно, о чем хотят возвестит эти крестообразные столбы? О предстоящей смерти или о будущем воскресении? Кого-то все же здесь не хватает...Да, дружище?
- Что, простите? - таксист резко повернулся к ухмылявшейся фигуре, теперь улыбка не сойдет с ее губ.
- На дорогу смотри, дурачина! Хотя... Уже поздновато.

Сергей набрал этот текст быстро, почти неосознанно. Слова приходили, успевай стучать по клавишам ноутбука. Но времени не было. Необходимо выдвигаться. Сергей сохранил файл и с хрустом в коленях поднялся со стула. Если бы он не знал, что эта скромная, меленькая вещь закончена, то и не вставал бы, а продолжил писать. У него не было времени раскидываться рабочим и вдохновенным настроением. Но все было сделано. Точка поставлена. Такими маленькими заметочками он баловался нечасто. Это была своего рода разминка. Потенциал нужно было копить, но лишнее отсевать. Он готовился написать новый роман, но в голове и на бумаге шли обдумывания и планы, наброски и какие-то нелепые зарисовки, ничего не объясняющие и не проясняющие, даже для самого Сергея. Такие разминки он проводил в ожидании чего-либо, а, иногда, и кого-либо. Такси он вызвал, но нисколько не потрудился приготовиться к выходу. Пиликающие звуки разнеслись по комнате. Судя по всему такси подъехало. Сергей подобрал валяющийся на диване телефон и впустил в уши голос оператора, вечно вежливый, ибо вечно записываемый.
- Машинка, серая Лада 2109, подъедет через три минуты. Пять минут ожидания бесплатно, после пять рублей минута.
- Спасибо, любезная, - ответил Сергей и отключился.
Конец октября сказывался на всем, от погоды до людей. Все вокруг предалось какому-то безрассудному молчанию. А деревья походили на обиженных мертвецов, чьи кости вскопали без спросу, да так и оставили на всеобщее рассмотрение. Но мысль Сергея летела далеко за октябрь и безрассудное молчание. Он знал, что сейчас сядет в такси, к какому-нибудь молчуну водителю и сможет еще немного подумать, хоть капельку. Железный сосуд будет нестись по трассе, расслабляя мышцы и заряжая никому непонятной меланхолией, единственное что еще хоть как-то можно оставить себе. Серей застигнет ремень безопасности и сорок минут будет молча созерцать расплывающиеся, кривые деревья, такие мутные и тяжелые, словно с похмелья.
Он накинул на себя несколько свитеров, сунул ноги в так рьяно рекламируемые зимние кроссовки. Теперь-то, чтоб замерзнуть нужно постараться. Вот пальто конечно здесь не совсем в тему, но другого ничего нет. Ладно. Сойдет.
Лифт привез его на первый этаж, который был оцеплен холодом. Машина ждала у подъезда. Как и обещали. Серая девятка. А подарок? Подарка не было. Хорошо и без него. Придумаю что-нибудь после. Какая же все-таки продрогшая и грубая осень. Все так и тянет умереть и разложиться. Ладно. Мне за город, а там осень тяжелит легче. Сергей направился к машине и, открыв дверь, бухнулся на сиденье.
- Привет, - по-приятельски поздоровался он с водителем.
Водитель ответил тем же и уточнил адрес. Как и ожидалось, замолчал, и всю дорогу молчал как-то нудно и натяжно. Всю дорогу из города. Сергей опрокидывал один за одним перекрестки в свои глаза и размышлял  движении, которое вечно с нами, даже когда мы спим. Сердце его застучало сильнее, ни с того, ни с сего, а внутренний голос тоскливо заныл. Что ж это такое-то? Они проехали очередное кольцо и вышли на трассу за город. Водитель складывал на очки фонарные кружки и напряженно смотрел на дорогу… А через несколько минут начал непринужденно и самоуверенно.
- То есть ты и вправду утверждаешь, что перед нами открыты пути, по которым все кто-то до нас ходил, да опытом, скотина такая, не поделился.
- Чего? – Сергей повернулся к водителю. – Я разве вообще что-то сейчас говорил? О чем ты? На дорогу смотри лучше.
- А я и смотрю, - по-прежнему равнодушно ответил водитель. – Просто спрашиваю так это или нет. И вот ты едешь в такси и невольно не замечаешь как все, чтобы ты не делал, оборачивается в путь, по которому кто-то уже проходил, но с тобой этим опытом не поделился. "И правильно сделал".Твои слова?
- М-мои, - Сергей отвечал и старался не показывать удивление.
- Ну, прокомментируй-ка мне, - приказал водитель.
- А почему я собственно должен что-то комментировать. Я вообще не хочу с тобой разговаривать. Твоя работа – довести меня до места назначения.
- Из пункта А в пункт Б, ага, - саркастично заметил водитель.
- Именно.
Сергей принялся всматриваться в тускнеющую, сумеречную невнятную полосу, тянущуюся без проблеска пустоты. А фонари дальше стали…
- Вот и фонари тускнеть начинают, да? Сергей Владимирович?
- Так, машину останови, придурок! – взорвался Сергей.
- А ты не нервничай так, Владимирович. Нервы знаешь могут и до смерти довести. Я выполняю свою работу. Все как ты просил. Мне необходимо довести тебя до пункта назначения. До пунктика Б. А кто-нибудь повыше может уже и задачку решит за какое время я из пункта А в пункт Б человечка переправил.
- Я вызову другое такси.
- А нет другого. Уж сел, дак дотерпи до конца. Просто поговори, и переправа покажется совсем незаметной. Все равно, что в сон провалишься.
- Какая, твою мать, переправа?! – обезумел Сергей.
- А, вот не задача, об условии-то самом главном и не сказал. Мы же с тобой под пунктами Б разное разумеем. Тебе ведь на день рождения надо?
- Д-да.
- Да ты не робей, - водитель похлопал Сергея по плечу. – Вам писателям ведь что такое переносный смысл и объяснять не надо. Вы же у нас творите. Искусство вершите, народ учите. Дак вот, у меня пункт Б – это тот свет, понимаешь? А другого ничего не знаю.
- Каак…
- Что, что? Не слышу вас, Сергей Владимирович. Что как? Не понимаю вопроса.
- Это я у тебя должен спросить, крыса писательская, как. Как можно ради одного сраного рассказа, так девочку измучить?  А? Ты мне ответь. Воображения не хватило? Нужно было самостоятельно испытать, чтоб «Записочки педофила» с таким скандальчиком попродавать? Ты не унывай. Я тебя мучить не буду! Хотя, надо бы. А вы посмотрите, посмотрите. Дорожка-то все хуже и хуже. И совсем темно стало, не видать ведь ничего, - издевался водитель. – Переправа, переправа, берег левый, берег правый так сказать, хаха!
- А последнее слово? – дрожащим голосом спросил Сергей.
- О, надо сказать, смирения в тебе все-таки есть. Христианин что ли? Я тебе только вот, что скажу. Девочка-то для своих лет все зверство твоей туши тоже со смирением приняла, просто со смирением Христа, когда ты ее чуть ли не надвое рвал! Помнишь ведь, только всхлипывала, да хрипела. Потому что кровью захлебывалась. Помнишь, урод? Дак тебе же мало показалось. Ты же это еще и обессмертил, сюда смотри, крыса, сюда! – водитель взял Сергея за волосы и повернул
К себе, вцепившись в него глазами. – Ты сейчас будешь умалять о пощаде, но ее не получишь, потому что виноват. Надо было тебя прищучить, еще в детстве. Ведь знали, что гад получится, да все по доброте душевной надеялись. Авось образумится. Может свернет с пути со своего. Хрен там. Он еще дальше пошел. Ради искусств? Тебя спрашиваю, ради искусства, об которое можно ноги вытирать, ты все это затеял?
- Я…
Сергей больше ничего не сказал. Как только пытался обратить свое покаяние в слова, из горла вылетал только хрип. Машина врезалась в прямую трассы и все больше и больше набирала скорость. Только усеянные крестами по бокам обочины кривили свои спины в молчании и тусклом свете растекающихся фонарей. Сергей в последний раз попытался разглядеть водителя. Он повернул голову и увидел лишь огромный скалящийся рот на шее и больше ничего. Рот ревел, брызгал слюной. Захлебывался гневом. Белая жижа стекала по стенкам машины и капала в писательское темя, рождая на свет образы за образами. Сергей отчетливо увидел как кривым осколком стекла вспорол себе горло и мягко лег на кровать, обращая белые накрахмаленную простынь в кровавую слякоть. Но ему казалось, что с той девочки вышли моря и что никогда ему не заполнить своими венными кранами того океана, который она потеряла. Никогда. Слюна брызнула на ссохшиеся губы и те озарила жизнь. Жизнь, которая сообщила…
- Вот теперь настало время поставить точку.
Провалы в памяти разгладились и предстали перед Сергеем и всею силой вины раскроили его череп, вырывая наружу боль тысячи истерзанных девочек. Он пытался забыть. Но что-то снова напомнило ему, что глухо лязгнуло. И стало холодно и в холод обратился весь мир. Глухие, каменные стены, и тусклый столб света из окна. Настало время поставить точку, Сергей Владимирович. Искусство требует смерти. Пора... Рядом сидящий рот сложил губы в линию и замолчал. Впереди машину встречала глухая стена.
- Наконец-то, - блаженно прохрипел Сергей и протянул руку Христу.
Но тот отвернулся от него.

- Ну что ж ты будешь делать, твою мать! Я же просил перевести его в другую палату!!! Еще одного жмурика мне как раз и не хватало. Миша, тащи сюда носилки. Скончался писака наш авторитетный…
Чуть опухший Миша приволок носилки и санитара. Переложив мертвое тело на них, вместе с медбратом вынесли покойника из палаты. Спускаясь в морг, медбрат снова выругался:
- Еще и стекло, гад, разбил…

Сергей Владимирович Гранин скончался в психиатрической лечебнице, в которой пребывал вот уже 2 года. В последнюю свою ночь он исписал все стены какими-то невнятными отрывками сознания, а после разбил в палате окно и  осколком вскрыл себе горло.