Четыре пейзажа Часть II

«Охотники за светлячками»

Купейных и плацкартных билетов не было, поэтому я отхватил себе место в «люксе». Надо же мне было как-то добираться в заповедник.

Удивительное дело «люкс»! Окно не открывается, даже ручки нет, зато есть кондиционер, который здорово выстужает купе. Проводница носит «чай в номер», везде коврики, занавесочки, в общем, шикарное дело.

Со мной ехал один парень из нуворишей. Ехал он в Хабаровск и по пути рассказывал свои впечатления от посещения Америки. Ему не понравилась ни Америка, ни американцы, поэтому он вернулся, хотя ему предлагали остаться. И ваще, если бабки есть, можно и здесь ништяк жить (цитата). После Хабаровска подсел какой-то мужичок. Вечно чем-то недовольный, он имел устойчивое плохое настроение и старательно портил его другим. Вечером я вышел в коридор, открыл окно, и стал наблюдать заход солнца. Поезд за день раскалился и не спешил отдавать своё тепло, так что в коридоре оставалось несколько жарковато, однако уже не противно, а скорее уютно. Небо совсем потемнело, ярко горели звёзды, только на горизонте громоздились башни облаков, да изредка виднелись сполохи зарниц.

Вдруг, на чёрной земле, кустах, деревьях стали загораться огоньки светлячков. Призраки вставали из земли и сигнализировали друг другу. Вскоре поезд дошёл до Спасска. Мне пора было выходить. я выволок свои вещи, сдал их в камеру хранения и попытался уснуть на жутко неудобных лавках. Автобус на Тетюхе будет только утром, у меня куча времени, можно и поспать. Сон, тем не менее, не шёл, зато в голову лезла всякая чепуха, о светлячках, о призраках, о кладбищах. Такие сложные логические построения напомнили мне события начала июня, когда мы с Виталькой и Узким Лёхой плюнули на блага цивилизации и отправились в Кундур, что в Архаринском районе, ловить жужелицу бугорчатую.

В прошлом году мы уже бывали в Кундуре. Тогда то Виталька и нашёл в жабьем помёте кусочек надкрылья. Долго он ломал голову над определительными таблицами, сравнивая структуру, окраску и размер найденного кусочка, пока не пришёл к выводу, что обломок принадлежал при жизни жужелице бугорчатой.

Мы бы поехали вдвоём, но страх за сохранность своих вещей не даёт нормально работать в поле. Значит, нужен человек, согласный сидеть на мешках, загорать и не претендовать на дальние походы. Таким человеком оказался Узкий Лёха.

И вот настало то хмурое, холодное утро, когда мы вывалились за две минуты стоянки из вагона и, подобрав с грязных шпал вещмешки, потопали на комариные топи, где нами ещё с прошлого года была облюбована полянка. Первым делом мы поставили палатку, после чего принялись готовить завтрак. Лёха сходил за водой, Виталька наломал палок, а я соорудил огромный и корявый таганок, достал провиант и принялся за варево. После завтрака, не смотря на его более чем сомнительные вкусовые качества, с лихвой компенсируемые количеством, весь мир стал казаться нам в розовом свете.

Мы с Виталькой оставили Лёху в лагере за старшего, а сами удрали на поиски жужелицы бугорчатой. В окрестных лесах мы расставили две сотни ловушек, перевернули все доски и шифер на всех окрестных помойках, осмотрели все ямочки и обнюхали все щёлочки, наловили кучу всяких жужелиц, но ни одной бугорчатой. Грустные, грязные и прокопченные на солнце мы вернулись на бивак.

Весь день нас жрали слепни. Сядет этакий бомбовоз на руку, как врежет своим хоботом, подпрыгиваешь на пол метра, да потом ещё пол дня кровь из ранки сочится. Но когда село солнце, слепни исчезли и им на смену налетели тучами комары. Мы мужественно терпели. Жались к костру, продирали слезящиеся глаза и говорили друг другу, что всё нормально, могло быть и хуже. Когда совсем стемнело, на подмогу комарам, бесшумно, как диверсант, кинулась мошка. Жестоко навалилась. Вмиг уши и веки стали гореть огнём, а голова зачесалась так нестерпимо, как, наверное, и у вшивых не чешется. Мы напялили на головы мешки от сачков, но в капроновом было душно, а кисейный никакой преграды для мошки не представлял. А реппелент мы с собой не взяли. Балбесы потому что.

Перебирать собранный за день материал сели уже после ужина, когда совсем похолодало, и исчезли наши мелкие мучители. Мы зажгли керосинку, которую я благоразумно захватил с собой, и достали морилки. Вообще, вечер - самое интересное время в экспедициях. Каждый готов поделиться впечатлениями, рассказать интересное наблюдение. Ещё не раскрыты морилки, ещё на стол не вывалены пакетики, но в душу уже заползают первые липкие щупальца зависти к своим в чём-то более удачливым коллегам. Вот Лёха гордо достаёт из морилки жужелиц Шренка и драгоценную; ну, это мы видели. Виталька одной картой кроет все его достижения: калоед окаймлённый, прошу любить и жаловать. И мне есть, чем похвастаться: перламутровка фригга (откуда она здесь!?) и шершень тропический.

Лёха полез в палатку спать, а мы с Виталькой взяли «летучую мышь» и пошли искать всё ту же жужелицу бугорчатую. Мы-то думали, что раз жужелицы активны ночью, то они должны перебегать дорогу, и, если идёшь с лампой, ничего не стоит наловить хоть сто штук. Фигушки! Хоть бы одну увидели. Однако, мне понравилось освещать ночную жизнь животных. Вот жаба напрягает все свои силы, заглатывая крупного жука навозника. Певчая цикада остыла и почти не способна двигаться, но, потревоженная мной, издаёт громкую трель. Неугомонные муравьи наседают на упавшую с борщевика, тигровой раскраски, гусеницу махаона. Гусеница выбрасывает ярко-оранжевые рожки осметериев и муравьи, оглушённые наповал такой химической атакой, не способны даже разбежаться. Они беспомощно топчутся на месте, облизывая свои усики. Из-под сухого листа, хищным, волчьим блеском горят глаза какого-то крупного паука, похожего на тарантула. Какого? На этот вопрос вам не ответит ни один человек на Дальнем востоке, а может и в мире.

Вот и погост. Неуютное место. Кресты, могилы, доски, соловей-красношейка в кроне осины стонет, ночь-полночь. И тут между могил вспыхивает холодный зеленоватый огонёк, который пролетев полметра, гаснет. Спустя несколько секунд загорается снова, но уже в метре от предыдущего места. Пример оказался заразительным. Другие могилы тоже поспешили зажечь свои огоньки и отправить их в полёт. Волосы зашевелились у меня на голове, когда пламя в керосинке хлопнуло и погасло.

Оправившись от испуга, мы с Виталькой подавили в себе суеверные атавизмы и принялись ловить светлячков. Спотыкаясь об лавочки и налетая на оградки, мы бегали ночью по кладбищу. Светлячки кружили вокруг нас, и было практически невозможно точно определить расстояние до них. Мы махали сачками почти наугад и иногда ловили. Мне было интересно, как выглядели со стороны наши большие сачки в слабом свете «летучей мыши», но я был рад, что не нашлось случайного свидетеля нашей охоты, иначе у него точно случился бы инфаркт.

Под занавес светлячки удостоили нас совсем уж фантастическим зрелищем. Повинуясь какой-то неведомой силе, все они начали слетаться в крону одной высокой осины, и принялись перемигиваться. Я ждал, когда они синхронизируют своё мигание и начнут вспыхивать и гаснуть разом, все вместе, так написано в книжках, но светлячки мигали вразнобой. Иногда вспышки совпадали настолько, что создавалось впечатление, будто по кроне осины бежит призрачная волна или низвергается водопад из ярких конфетти. Новогодняя ёлка на городской площади выглядела бы аляповатой и вульгарной рядом с этой осиной и неистовствующими светлячками.

Вдруг, словно по команде, все светлячки погасли, и на погосте снова стало уныло, темно и холодно. Мы простояли ещё полчаса в надежде увидеть продолжение представления, но светлячки отказывались светить и мы пошли в лагерь. Я заглянул в морилку. Пойманные светлячки лежали на дне и уже не светились. Мёртвые, они ничем не выделялись среди других мелких чёрных жучков, и мне стало жаль их. Я помнил праздник огней, безумную пляску фонариков, и помню до сих пор.

Через три дня, под вечер, мы шли на станцию, сгибаясь под тяжестью вещмешков. я шел глядя себе под ноги, как вдруг заметил краем глаза метнувшийся в сторону красно-зелёный уголёк. Забыв про груз, я в обезьяньем прыжке настиг его, и чуть не заорал от радости: у меня в руках оказался самец жужелицы бугорчатой! Радостный возглас у меня за спиной, возвестил, что Витальке тоже улыбнулась удача. Такие воспоминания лезли мне в голову, когда я пытался уснуть на жутко неудобных лавках, на вокзале в Спасске.

Кундур, июнь 1998 г.