Четыре пейзажа Часть IV

«Звёздная пурга»

На крейсере полным ходом шла подготовка к празднованию Нового года, Нового века и Нового тысячелетия. Пришлось и мне волею судьбы встречать «миллениум» на нашей железной коробке.

В тесных, промёрзших кубриках, тамбурах и коридорах царит вечный полумрак, слегка разгоняемый слабыми лампочками. Ничего лишнего, только то, что разрешено уставом. Тоска и мрак сопровождают матроса всё время службы. Наверное кто-то действительно сходил здесь с ума, но не я, это точно.

К празднику «шары», как мы называли офицеров, разрешили украсить кубрики по новогоднему. Более того, объявили даже конкурс на лучший кубрик, где во внимание скорее всего принималась чистота палубы, и шконяры заправленные точно по уставу. Тем не менее матросы поняли добро на украшения по своему и принялись делать из кубриков какое-то подобие родного дома.

Когда Руслан последний раз ездил в гидрографию, он по пути забежал в магазин и прикупил мишуры, дождя и фонариков. я нарисовал какое-то подобие стенгазеты, а Иван с Ванькой развешивали украшения и долго ругались, над чьей шконярой должно висеть больше ниточек дождя. Тридцать первого декабря на крейсер привезли две жутко облезлые пихтушки, принесшие с собой давно забытый запах леса, смолы и снега. По глупости, или по наплевательству, шары приказали оставить их в столовой команды и ушлые матросы мигом обглодали их как пираньи. Мне тоже досталась пара липких, ароматных веток. Мы повесили их над портретом крейсера и украсили «эрзац-снегом» — ватой.

На днях, наш фельдшер Максим вернулся из увольнения навеселе и как назло нарвался на «бандерложьего» шара Галеева, тот крепко избил его и посадил под глазом огромный синяк. И вот сейчас, этот Максим пришёл к нам в кубрик и попросил меня сделать ему из ватмана маску, потому что ему предстояло на новогоднем представлении играть снегурочку. Снегурочка с фигурой медведя, это ещё пол беды, но с бланшем на пол-лица, это уже слишком. На изготовление маски ушло ещё полчаса времени и праздник стал ещё чуточку ближе.

А программу фельдшера приготовили действительно обширную, оббежали все боевые части и собрали всех матросов, кто что-нибудь умеет делать: петь, плясать, стихи рассказывать. Да и сами они долго готовили свои роли и в нашем отсеке регулярно были слышны крики и страшная матерщина, несущиеся из лазарета.

В тот же день, «маслов» организовали лепить пельмени к праздничному ужину, после обеда объявили форму одежды №3 парадную и мне пришлось отутюжить свою парадную школку, нацепить на неё значки и, что самое ужасное, пришивать к брюкам шлицы. За ненадобностью я свои штаны давным-давно поменял на сгущёнку и табак, который потом поменял на новую бескозырку, но вот, понадобились парадные штаны. Я нашёл себе подходящие и размером и видом, но, на них не было шлиц.

Наконец всё было готово. Даже новобранцы щеголяли в парадной форме, причём некоторые, как ни странно, имели на спине две заглаженные складки, что говорило о двух годах посвящённых службе на флоте. Естественно, опять ругань, матерщина, а кое-где и тумаки.

Команда собралась в столовой и заняла свои места. Только нам — «рулям», боцманам и писарям пришлось организовать себе новое место, так как по расписанию наши баки стояли за небольшой переборкой, прямо около окна выдачи пищи, и оттуда ничего не было видно.

Наконец представление началось! Была и ёлка, за которой невозможно было бы спрятать швабру, был длинный Дед Мороз и широченная Снегурочка, хрипящая с перепою, были песни, танцы и стихи. Были самые настоящие пельмени, сыр и конфеты… И наконец, вместо колоколов громкого боя мы услышали звон курантов, которые возвещали о том, что в нашем краю наступил Новый Год.

Всё хорошее быстро кончается. Кончился и праздник, баки сложили и притянули ремнями к переборке, матросы сняли значки и парадную форму и снова натянули старые робишки с боевыми номерами на наружном кармане. Колокола громкого боя прозвенели отбой и, уже засыпая, я поздравил с Новым Годом свою матушку. Хронометр на переборке показывал час ночи, а значит в моём городе как раз была полночь…

«Команде приготовиться к построению по сигналу «БОЛЬШОЙ СБОР» на вертолётной площадке!!! Контрольное время пять минут!!!» Колокола неистовствовали, я подскочил как ужаленный и натянул на себя холодную одежду. Дежурным был Руслан, поэтому он уже стоял в шинели и, пересыпая слова матерщиной подгонял нас.

Всё… Все построились… Кто то в темпе застёгивал «сопливчик», кто то поправлял ремень… «РОВНЯЙСЬ!!!» «СМИРНО!!!» «Дежурным произвести проверку личного состава!» «Доложить!» «Товарищ гвардии капитан-лейтенант! Штурманская боевая часть по сигналу «БОЛЬШОЙ СБОР» построена, проверка произведена, отсутствующих нет, все люди на лицо!»

Вперёд вышел старший помощник командира корабля. Мы уже догадались, что произошло что то из ряда вон и сейчас начнётся гестапо…

Так и было. Оказывается, кто то во время праздника пробрался в каюту помощника корабля по снабжению и стащил его фирменный кортик. Кто это мог быть? Ну конечно какой-то вороватый матрос! Поэтому сначала нужно прочитать матросам лекцию о том, что воровать нехорошо, а потом замучить до полусмерти всю команду.

После построения команду распустили и через пять минут, снова объявили большой сбор на баке с противогазами. Затем на пирсе со спасательными жилетами. Потом снова на вертолётке с противогазами. Потом на пирсе просто так. Потом снова на баке с противогазами, причём объявили химическую опасность и тут же объявили построение на вертолётной площадке.

Толпа матросов в противогазах ломанулась на вертолётку. Сквозь очки противогаза ничерта не видно, кроме того, задубевшая на морозе резина прилипла к свежевыбритым щекам и жгёт их огнём. Кто-то налетел на пиллерс, кто-то не вписался в комингс, там свалка, тут куча-мала. Вот бежит матрос и на ходу отвинчивает мембрану у противогаза, чтобы хоть чуть-чуть подышать. В маске не видно кто это, но выглядит забавно — на выдохе тёплый воздух устремляется в дырку, где была мембрана и тут же стёкла противогаза затягивает изморозь. Стёкла белеют и сквозь них, вероятно совершенно ничего не видно, потому что матрос на бегу засовывает палец под маску и пытается прочистить себе очки. Это, естественно не получается, зато вид он принимает совсем уж комичный — светло-жёлтая маска, белые глаза и в них чёрные вертикальные зрачки — сатана собственной персоной.

Обед. Всем плохо. Везде потихоньку наводят справки насчёт кортика, но кортик словно в воду канул.

После обеда беготня в противогазах по морозу продолжается. Уже никто не помнит сколько раз было построение. Все отдыхают от беготни пока старпом ходит вдоль ряда и объясняет, что воровать нехорошо. И снова беготня. Наступили длинные зимние сумерки. Затем небо почернело и высыпали звёзды, а на соседнем БДК зажгли дежурный синий огонь на мачте. Когда я пробегал по шкафуту, то обратил внимание, что небо странно посветлело и исчезли звёзды.

Ужин, затем беготня. Вечерний чай и снова беготня.

После вечернего чая повалил снег. Каким то образом оказавшись в кубрике, я посмотрел на хронометр, он показывал половину третьего ночи. Нас построили на пирсе и я примостился правофланговым. Подальше от нашего лишённого покоя и усталости старпома, возле ноги портового крана. Я не слышал о чём говорит офицер, я ничего не видел, я думал только о том, как я замёрз, как я хочу спать и как у меня болят ноги и растянутое резиной лицо… Глаза слипались, нестерпимо хотелось опуститься в этот пушистый уютный снег и уснуть, поддаться его пленительному зову, унять эту тянущую боль в ногах… Усилием воли я разлепил глаза и увидел рядом с собой Руслана. Ему было не легче. Шапка сидела на голове криво — орешком к уху, ремень переехал на другой бок, а глаза были закрыты.

Я поднял голову и посмотрел на корабли. Рядом с нашим крейсером стоял маленький БДК, дальше высилась громада разведчика и совсем слабо вырисовывалась сквозь снежную пелену корма другого БДК, побольше. Поднялся лёгкий порывистый ветер и снег стал идти какими-то полосами, закружился в воздухе вихрями, завитушками. Корабли мерно покачивались на волне, причём маленький БДК швыряло сильнее всех.

Я уже не чувствовал ног, тела, моё сознание всецело растворилось в этой метели, закружилось, улетело вместе со снежинками. Корабли покачивались, баюкали и уже не видно было волн, казалось, что нас окружает небо и звёзды, вся вселенная кружит вокруг нас планетами, галактиками, туманностями. Нас? Но ведь я один! И я путешествую по бескрайним просторам космоса, лечу к новым мирам, к новым открытиям и к покою. Никто не мешает мне выбирать свой путь и я могу повернуть к Кассиопее, к Центавру, к Дракону, куда захочу. Синий огонёк на мачте раскачивался и звал к себе как маячок, я полетел к нему, к этой яркой путеводной звезде… Но меня остановил рывок сзади за ремень, иначе я наверняка вывалился бы из строя.

…Колокола громкого боя прозвенели отбой. Я дотащился до своей шконяры, как попало разделся и рухнул. Не знаю, сколько прошло времени. Хронометр на переборке показывал четыре утра, когда меня кто-то сильно потряс за плечо. Я сел на шконке и выругался. Передо мной стоял командир группы, капитан-лейтенант Заслонкин. Лицо его было усталое, глаза красные как у кролика. Он улыбнулся какой то вымученной улыбкой и сказал:

— Одевайся, по эскадре объявили ШГ-3…

Я оделся и пошёл в штурманскую рубку. Штормовая готовность, штука серьёзная. Мне, как единственному человеку на корабле умеющему обращаться с метеорологическим оборудованием, необходимо каждые полчаса снимать показания и вести графики погоды… Отдых?..

А кортик, как потом выяснилось, украл кто-то из мичманов.

Фокино, январь 2001 г.