Морфий

        ##/ критика и замечания принимаются с благодарностью /##
    
                БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА

  Три кровати на колесиках. На одной неподвижно лежит человек лет пятидесяти. Лицо его ничего не выражает. Время от времени он поднимает руку и поглядывает на часы. На  других сидят двое мужчин, играют в шахматы.
- А я вот вилку тебе. Ну, что будешь делать? - усмехается один из них. Другой зависает над доской и задумчиво чешет подбородок:
-Нападать.
 Входит медсестра. Неподвижный человек начинает шевелиться.
- Сестра, я вас еще раз прошу,.. морфий....Больно же, - больной привстает на кровати, изобразив на лице гримасу мученика.
- Рано вам еще, доктор ругаться будет, терпите, - ворчит сестра, забирает с тумбочки посуду и уходит.
- Что, хреново? - спрашивает один из шахматистов.
- Они тут не лечат, а калечат, - вновь усмехается другой.- Ты, Иван, сам к  Пахоменко сходи. Или, хочешь, мы сбегаем.
  Иван молчит, ложится, лицо его вновь не выражает никаких чувств, некоторое время он лежит, уставившись в потолок, затем смотрит на часы, встает, надевает тапки и быстрым шагом выходит из палаты.

                КАБИНЕТ ЗАВ ОТДЕЛЕНИЕМ

   Табличка на двери - "Заведующий отделением". Кабинет. На стульях друг против друга два пожилых человека. Седой и лысый. На столе колба с прозрачной жидкостью, тарелка с бутербродами.
- Ну, давай, за наш курс, - говорит седой и поднимает стакан.
- Давай, - повторяет лысоватый и делает то же самое.
- Повезло тебе, Вадя, - продолжает седой.- Вот ты говоришь, что я, мол известный, ко мне толпы народа, я богач...А я , между прочим, завидую таким как ты, - седой красноречиво машет в воздухе рукой с бутербродом. - Сидишь себе, бумажки подписываешь, а я...Эх, Вадим, знал бы ты как я устал от всего этого! Всю жизнь, всю жизнь, Вадя, резать людей, зашивать их, кровь, слизь. Меня уже тошнит от всего этого.
- Ну это ты на себя наговариваешь...
- Нет, Вадя, нет. А их глаза...А эти родственники. Я ведь раньше переживал за них, за всех....Это сейчас никаких чувств. Привык. Я же в сорок поседел весь.
- Так а я вообще...сам видишь, - крутит пальцами возле головы лысоватый. - Давай за Юрку. Славный был парень.
- Давай за Юрца. ...Я ведь что хочу сказать, Вадь. Мне на всех насрать. Да, да, не морщи нос. Вот недавно мужика положили, смешная фамилия-имя как из анекдота - Иван Иванов. Но смешного там ничего нет. Осколок в ребрах. Тащить нельзя. Как с афгана приехал, так всю жизнь с этим осколком раз в год ко мне попадает. То на скорой привезут, то....Работал духов с вертушки. А тут они его сработали. От Ми-8 один пропеллер и остался. Да Иванов Иван чудом выжил.. Так вот, вроде мужик, вояка, корчит его от боли...А мне насрать. Да, Вадя, тупым я стал, бесчувственным...

                КОМНАТА МЕДПЕРСОНАЛА.

 Больной Иванов лежит на полу в неестественной позе. Через несколько секунд он начинает стонать, приподымается, садится. На посеревшем лице Иванова гримаса боли. Некоторое время он приходит в себя, проводит рукой по лицу, по ребрам, вздыхает, встряхивает головой, зажмуривает глаза, открывает их. После чего медленно встает на ноги, нагибается, берет в руки упавшую швабру и продолжает мыть пол.
Заходит медсестра.
- Что вы делаете? У нас уже убирали. Немедленно прекратите! - восклицает она.
Иванов перестает мыть пол, поднимает просящий взгляд на сестричку и говорит:
- Милая, да я тебе не то что пол, я тебе потолок помою, а хочешь, я тебе халат постираю, милая...только один укол, один укол! - Иван  берет со стула брошенный туда халат.
- Нет, не хочу. Халат только из стирки. И вообще, Иванов, прекратите. Зачем вам укол? То, что вам вчера кололи уже не действует? Я ведь вижу, вам не больно. Вон, вы и полы моете.
- Больно, милая, больно. Ты даже не представляешь как. Морфий! Один укол!
- Ну не могу я! Меня с работы уволят. Через час будет обход, пусть доктор и назначит.
 - Я не могу ждать час, мне сейчас нужно!
- Иванов, покиньте помещение и марш в палату.
  Иванов выразительно смотрит в глаза сестры, бросает халат и понуро выходит из комнаты.

                КОМНАТА МЕДПЕРСОНАЛА.

 Иванов гладит халат медсестры утюгом. В дверь просовывается голова санитарки, потом голова еще одной, потом они исчезают, слышится крик:
- Тань, иди, глянь что вытворяет.
Через несколько секунд в комнате появляется Таня.
- Иванов, я же вам сказала, не могу я, не могу.
- Милая, мне очень надо, это может начаться опять, я не хочу, чтобы другие видели мои гримасы, милая, всего один укол. И ты подаришь мне четыре часа жизни!
- Нет, Иванов, доктор вас скоро придет смотреть. Ему надо чтобы вы чувствовали - где болит.
В комнату заглядывает одна из санитарок:
- Тань, там тебя...кхе-кхе...эта спрашивает.
- Какая "эта"?
- Ну эта, с придурью.
Таня делает недовольное лицо.
- Так, Иванов, в койку, в койку.

               ВЕСТИБЮЛЬ ПЕРЕД ВХОДОМ В ОТДЕЛЕНИЕ

       Таня и грузная женщина со свирепым выражением лица. Свирепая отчитывает Таню:
- Я за что плачу вам такие деньги? Вам что, трудно человеку ночной светильник поставить? Трудно, да?
- Я поставила, но доктор заметил, я не виновата.
- Так может, мне еще и вашего доктора на довольствие поставить...а...?

В вестибюле появляется Иванов. Женщина умолкает, уставившись на него, будто что-то вспоминая. Иванов улыбается:
- Нина, Нина Владимировна, какая встреча!
- Иван? Ты чего здесь?
- Да так, пустяки. Нин, вы на девочку не серчайте, я сам видел, врач отобрал, мало ли, человек в розетку после процедур не штепселем, а пальцем ткнет. Таня - душевный человек. Она меня от смерти спасла год назад.
- Правда? - женщина таращится на Татьяну.
 - Конечно, правда, милая. Успокойся, а мужу своему на батарейках лампу купи, такие продаются, я видел. Ну все, пойду я. Нин, я в четвертой, заходи, если будешь тут на днях.
 Сказав это, Иван удаляется, прикрыв входную дверь. За дверью некоторое время тишина, затем слышатся голоса спокойно  разговаривающих людей. Вскоре из-за двери появляется Татьяна, она идет в сторону комнаты для персонала. Следом входит грузная женщина, она направляется в сторону палаты с цифрой 2. Оттуда слышен ее довольный голос:
- Кролик...я обо всем договорилась.

                ПАЛАТА 4

 Двое играют в карты. Шахматы валяются в стороне. Иванов лежит на кровати.
Заходит медсестра. В ее руках шприц. Иванов приподымается.
- Поворачивайтесь, Иванов, - говорит медсестра, с хитрецой глядя на Ивана, - будем делать укол. Да, да, тот самый. Четыре часа надо? Будет вам четыре часа.
- Спасибо, спасибо. Какая же вы милая! - восклицает Иванов. Глаза его блестят.- Я люблю вас! - добавляет он.



                КАБИНЕТ ЗАВ ОТДЕЛЕНИЕМ

Седой и лысоватый изрядно принявшие. Раскачиваются.
Седой:
- Ну что ты, Вадя, никак не поймешь, что это...моя глубоконравственная проблема?
Лысоватый:
- Какая еще параблема...?
- А такая. ....Я перестал себя уважать....Мне стыдно, Вадя. Ведь  и ты и я - мы нормальные парни. Несмотря на то что я скотина...
- Да никакая ты не скотина.
- О! Точно. Мы уже оба с тобой никакие. Но я хуже тебя, Вадим, я - безнравственная, аморальная сволочь, которая себя не уважает....Потому что не за что...
- Даввай за это выпьем...В смысле...за тебя.
- Давввай.

                КОМНАТА МЕДПЕРСОНАЛА.

На кушетке сидит медсестра Таня и чему-то загадочно улыбается. Вбегает санитарка:
- Тань, твой Иванов пропал.
Лицо Тани становится серьезным.

                ПАЛАТА 4

Койка Иванова пуста. Таня допрашивает двух оставшихся больных, которые снова играют в шахматы.
- Откуда вы знаете, что он поехал к сыну?
- Так Ваня сам рассказывал. Жена-то евоная давно во Францию к новому хахалю свинтила. И мелкого забрала. Раз в год видятся. И сегодня на один день проездом. Целых два часа им дала на свиданку. А ты ему точно морфий вкатила?
  Медсестра Таня укоризненно смотрит на игроков:
- Я что - больная? Обычное обезбаливающее. Морфий нельзя так часто.

                ВОИНСКАЯ ЧАСТЬ ЗА ГОРОДОМ.

 Плац из бетонных плит. На нем в несколько рядов стоят самолеты, а чуть далее стоит вертолет Ми-8. Лопасти вертолета вращаются. В креслах пилотов бородатый дядька лет 45-50-ти и Иванов. Между ними на маленьком креслице мальчик лет десяти.
- Ну, что, Михалыч, подстрахуешь? - обращается Иванов к бородачу.
- Давненько ты, Вано, не летал на учебном, - смеется бородач.
- Пап,  мама, наверное, будет ругаться , - с испуганным восторгом говорит мальчик, поглядывая то на панель приборов, то на папу, то на бородатого дядю.
- Ничего, сынок, у нас же есть еще целый час. К тому же, я уверен, что мой сын умеет хранить военную тайну, - хитро улыбается папа, подмигивает и переключает один из тумблеров на приборной панели.

   Вертолет отрывается от земли и медленно поднимается в небо.