Неокатары

Они приходят сюда каждый день. Приходят в сопровождении матерей, иногда – бабушек. Почти никогда их не приводят сюда отцы. Хотя, впрочем, и такое бывает иногда, но – крайне редко. Не говорю о том, хорошо это, или плохо, и не кого не сужу. Просто сообщаю об этом, как о факте.

Они приходят сюда каждый день, эти странные, таинственные дети, будто явившиеся – или, быть может, не сами явившиеся, но какой-то высшей, непостижимой для нашего разума силой, явленные – из какого-то другого мира, из какого-то иного, неведомого нам измерения. Проходят в сопровождении своих матерей, изредка бабушек и ещё реже отцов, через этот тихий, всегда безлюдный скверик, где по какой-то совершенно непонятной для меня самого причине никогда никто не сидел – во всяком случае, на моей памяти, а живу я здесь очень много лет после того, как получил здесь квартиру по размену, когда менял своё прежнее жильё по семейным обстоятельствам, и уже здесь успел увидеть выход в свет не одного десятка моих книг, большую часть которых сам же и набирал, здесь начал стареть, здесь видел, как они, купив тот старый, заброшенный домик, который отделяет от нашего большого ничем не огороженного двора тот, упомянутый выше скверик – и, миновав аллею, обросшую по обеим сторонам туями, высящимися, будто древние башни, местами тронутыми белёсой паутиной, исчезают за причудливо разукрашенными воротами этого удивительного домика, будто за воротами, ведущими куда-то в неведомые пространства, в которых действуют совсем иные, непонятные и не ведомые большинству из нас законы. Приходят из таинственных миров и в такие же таинственные миры уходят. А потом из тех миров иногда возвращаются. Как знать: быть может, эти миры, на самом деле, находятся где-то совсем-совсем рядом с нашим?

…Глаза этих детей – да и взрослых тоже – смотрят как бы мимо того, что стоит перед ними, если говоришь с таким человеком, то кажется, будто взгляд его проходит сквозь тебя – это оттого, что взгляд любого человека являет собою ни что иное, как отражение его собственного сознания, а сознание каждого из этих людей погружено внутрь себя самого, пребывая как бы вне нашего грубого, материального мира. Потому-то таких людей очень долго считали странными, ненормальными… Да, что там говорить – вообще идиотами, при чём – явно безнадёжными. И лечили их – особенно в 20м веке, безнадёжно испорченном пошлым рационализмом – неправильно, напихивая их многострадальные организмы адской химией, вместо того, чтобы выводить их сознания – именно так: «сознания», во множественном числе, это не опечатка – из глубинных тайников их странных тел, возможно уже самих по себе являющихся целыми живыми планетами – впрочем, все планеты живые (но, это уже отдельная тема) – явленными в наш мир, заключая в себе бесконечность, выводить и вводить в наш мир, в котором им было зачем-то попущено родиться.

Они не приемлют нашего рационализма в силу своей природы. Но вместе с тем они не приемлют никакого насилия, даже – насилия по отношению к самим себе, в чём подобны они древним Катарам, также принципиально отвергавшим любое насилие (в том числе, и насилие над собой, не говоря уж о насилии над другими), проповедуя Добро и Любовь, веря по сути дела в существование двух Богов – доброго и злого, признавая в качестве своего священного писания Евангелие от Иоанна, а из Ветхого Завета –  мудрую Книгу Экклезиаста, отвергавших вообще весь материальный мир, считая его каким-то зловещим недоразумением, от которого надо избавиться как можно скорее, и вообще – если дьявол в Евангелии прямо назван «князем мира сего», то, по глубокому убеждению Катар, и род человеческий продолжать совсем не нужно, наоборот – пусть человечество живёт исключительно духовными запросами, а после его (человечества) физического вымирания пусть дьявол один и остаётся на этой планете.

Конечно, в подобных воззрениях хватало идеализма. Но идеал и должен быть, наверное, завышенным, невыполнимым, недостижимым в реальной жизни.

Катары верили, что человек, не выполнивший свою миссию, или – не прошедший до конца тот духовный и физический путь, который они стремились пройти в земной жизни, вновь возвращается сюда, на Землю, для новых страданий.

А ведь Катары – как ни странно – считали себя Христианами. Да они и верили в Христа. Только – по-своему. Они не считали Его Искупительной Жертвой за грехи человечества, а скорее – Идеалом, идя за Которым, спасёшься.

Да, наша Вера не допускает теории о перевоплощении душ. Всё так. Но, они же верили в то, что бывает именно так. А ведь сказано же в Писании: «По вере вашей вам будет»! Не случилось ли с ними именно так, по их странной вере?

…Их уничтожили. Уничтожили всех. Во Франции есть место, до сих пор носящее такое скорбное название: «Земля Сожжённых», где в 13м веке было заживо сожжено более 26ти тысяч Катар.

Но, похоже, они вернулись. Вернулись, воплотившись в телах этих странных детей, не понимающих этот страшный мир, пугающихся его, погружаясь в себя самих, храня в себе величайший интеллект и удивительнейшие творческие способности, скрывавшиеся под видом внешнего кажущегося безумия и лишь относительно недавно рассмотренные гениальными учёными-гуманистами. 

Они приходят каждое утро в этот дом, купленный для них и фактически для них заново отстроенный, где с ними работают те, кто их любит, те, кого полюбили они.

Проходит лето. В хвойное кружево туй вплетается золото опавшей листвы. А всё та же аллея вновь ведёт к воротам этого удивительного домика, словно к воротам другого, сказочного, неведомого нам мира, мира этих удивительных людей, по факту своего рождения посвящённых в Великую Тайну, в Тайну, что когда-то содержалась в безвозвратно утраченных, скрытых от неблагодарного, жестокого человечества книгах, вынесенных отважными Катарами из объятого пламенем замка накануне своей трагической гибели, Книгах, которые гораздо позже безуспешно пытались отыскать работники Аненербе, ведя раскопки даже под бомбами, мечтая завладеть Древней Тайной, на самом деле не доступной более никому из людей.