Юрий фурманов. раскаяние

                Похороны Софьи Григорьевны

     Так получилось, что я хоронил Софью Григорьевну совершенно случайно. Однажды по приходу на факультет (тогда я был аспирантом) ко мне подошел какой-то профсоюзный деятель и сказал, что я должен завтра вместе с тремя другими аспирантами проводить в последний путь старого и одинокого профессора, уже давно не работающего на факультете, но состоящего на учете в нашей профсоюзной организации. Это поручение не только испортило мне настроение, но и перечеркивало планы продолжить знакомство с женщиной, с которой познакомился накануне. Нам даже толком не объяснили, кого мы должны хоронить в субботу. Назвали адрес и утешили, что все уже организовано, процедура похорон не займет слишком много времени и нам нужно только  проводить ее в последний путь.
 
      Встретившись у метро с коллегами, я поинтересовался, кого будем хоронить, Никто толком не знал, кроме догадки, что какую-то древнюю старуху, у которой все родственники, наверное, уже умерли. Молча двинулись к ее дому. Нас не обманули: возле подъезда стоял похоронный уазик, поднявшись на четвертый этаж сталинского дома на Новокузнецкой мы увидели в открытой двери  как соседи старухи поправляли какие-то похоронные аксессуары. «Ну, давайте, ребята, побыстрее спускайте гроб» - с нетерпением сказал один из них.
Я покорно стал с приятелем впереди и даже не взглянул в лицо покойницы. Высокие пролеты между этажами и узкая лестница затрудняли наше движение вниз к машине. Но, наконец, старуху затащили в кузов и молча сели на скамейки. У водителя, закрывшего кузов, кто-то из нас спросил: «Далеко везем? – «Почти рядом, к Донскому монастырю, - ответил он. И действительно не прошло и пятнадцати минут, когда водитель открыв дверцы сказал: «Приехали, но придется немного подождать». Спрыгнув на землю, я увидел как в здание крематория выносят  гроб из машины, стоящейвпереди. «Обещали, что быстро, а тут придется ждать, - пронеслось в голове. Я еще не терял надежды успеть на свидание. Но через двадцать минут водитель скомандовал: «Давайте, ребята, поживее. Теперь наша очередь. Видите уже подъехали другие машины».
    
     Внесли старуху в какой-то мраморный зал и нам указали, куда нужно положить гроб.  Работник крематория с непроницаемым лицом  обратилась к нам с вопросом: «Кто из вас будет говорить?» К такому повороту событий  мы не были готовы, ибо покойница была нам не знакома. И вдруг я прочитал на венке, отложенном в сторону, фамилию, имя и отчество усопшей. Прочитал и содрогнулся. Но было уже поздно. Увидев, что мы посторонние, распорядитель дал какую-то команду. Прозвучал траурный марш Шопена и под эту музыку створки постамента вдруг распахнулись и гроб с телом за считанные секунды, погрузился вниз, а ад….

      Из оцепенения меня  вывел чей-то голос: «Старик, все окончено. Давай  выходим. Ты видишь, вносят следующего.  Я был потрясен не только впервые увиденным автоматическим конвейером похорон, но и тем, что старушка, Софья Григорьевна Бирман, была мне очень хорошо знакомак. И если бы только мне. Еще лет пять тому назад на ее лекциях по истории всемирной литературы яблоку негде было упасть. Она не читала лекции, а их живописала. Мне особенно запомнилась лекция о «Божественной комедии» Данте. Начала  ее с момента, когда Данте в поисках Беатриче вошел в последний круг ада сначала в переводе Михаила Лозинского, а затем продолжила тот же отрывок на певучем итальянском. Сделала это во имя одной цели: подчеркнуть – любовь («божественная двинула Любовь») не земная, а комическая сила.

     Лекция длилась один час двадцать минут и столько же время понадобилось нам, чтобы холодно и безмолвно грузить и разгружать гроб с телом этой великой Женщины. .«Как равнодушны мы и жестоки« - подумал я.- Ни слов любви, признания и благодарности к  редкому человеку, конгениально знакомившему тысячи молодых людей с лучшими образами мировой культуры. Горько думать, что профессор Бирман избежала полного забвенья лишь потому, что некто обнаружил ее имя в списке профсоюзной организации. Вспоминая с раскаянием эти кошмарные, какие-то механизированные похороны, я, надеюсь, что Софья Григорьевна уже прошла кругами ада и оттуда слышит посвященные и ей строки великого Данте:
             «Под ней Рахиль ты обнаружишь взглядом,
             Глаза ступенью ниже опустив,
             И с ней, как видишь, Беатриче рядом.
             И ниже от седьмого круга к нам,
             Еврейки занимают цепь сидений,
             Расчесывая розу пополам».