Ленинградская симфония

                дневник гения



      0000. Триумф! Полное великолепие! Браво и брависсимо! Сталинская премия или, как минимум, премия государственная  у меня в  кармане (столько и столько, помноженное на коэффициент, отчислить ещё вот столько в фонд стахановского движения, мгм... выходит... не так уж много, надо заметить, и выходит) - а то, если говорить о высшем и нетленном, воистину материальными лекалами не измеряемом - и само бессмертие, не физическое, увы, разумеется, но в памяти благодарных потомков! О, я на вершине блаженства! Нет никаких сомнений, я - гений, уникум, вместе взятые Ломоносов и Лавуазье современности. Величие открытия, окончательно к настоящему моменту оформившегося у меня в голове, заставляет меня немедленно взяться за перо и бумагу и начать эти мои сенсационные (не иначе!) записи. Заявляю официально (подразумевая, что непременно волею благосклонных ко мне судеб эти страницы станут достоянием общественности), нет больше, сильнее - кричу во всё горло (слышите вы, дутые авторитеты всех времён и народов?): мы, бедное, запутавшееся в противоречиях бытия человечество, находимся теперь благодаря моим гениальным изысканиям (прочь, прочь ложная скромность!) на пороге новой эры, когда вся наша многострадальная цивилизация (да-да, дорогие мои критики, не больше и не меньше - ци-ви-ли-за-ци-я!) примет, наконец, облик совершенный, законченный, кардинально отличный от того, какой она имела до сего времени, совершенно, так сказать, другое звучание. Непоколебимо я убеждён также в том, что эпоха перманентных кровавых войн, с яростной критикой которой выступали прогрессивные мыслители всех времён и народов также подходит к концу. Старики социалисты, такие как Фурье, Сен-Симон, Маркс, Энгельс, Ленин и прочие титаны, доживи они до сего времени, когда ярко засверкает бриллиант моего грандиозного изобретения, и воплотится оно, наконец, в каждодневную реальность, были бы без сомнения удовлетворены. А значит? Значит - первое и основное - моё величие отнюдь не меньше их величия, и, следовательно, вполне я могу расситывать на такую же благосклонность и даже больше, сильнее - любовь к себе человечества, какую вполне заслуженно получают от него и они, и - второе, не менее значимое, неизбежно говоря приземлённом и материальном  - незамедлительно заставить этих лежебок механиков из 3-го цеха нашего института - Гронченко, Бокурова, Сижикина (ах, талантливы, мерзавцы, руки - буквально золотые) и иже с ними преступить к реализации мной задуманного на практике! Больше свободного времени, больше творчества и осмысленности, свобода от рабского, унижающего человеческое достоинство примитивного физического труда в целях пропитания, увеличение количества межчеловеческой высокой любви, вечный мир во всём мире - вот что принесёт с собой моё изобретение... Кончено! Отныне человек становится полным хозяином своего труда, а никак не наоборот. Нет больше почвы для угнетения человека человеком, эксплуатация как всеобщее позорнейшее явление последних нескольких тысяч лет исчезает. Играет старинный граммофон, вертится на нём, сверкая, чёрная антрацитовая пластинка союззвуча с ярко-красным яблоком посередине, 5-я симфония Моцарта в исполнении...чёрт его знает, в чьём исполнении - раз, два, три - раз, два, три... Закрыв глаза, улыбаюсь, взмахиваю в такт мелодии рукой... Прекрасно, восхитительно, шён! Как будто специально для случая моего успеха (года работы, бессонные ночи) и создана эта музыка... Ура, ура! Теперь, когда всемирная научная мысль моими стараниями взлетела так невероятно высоко, вскоре, материализовавшись, она принесёт с собой великое долгожданное освобождение; рождается теперь как бы новый человек, возврат в каменный век в результате кровавых войн, развязанных кучкой вырожденцев в жестокой схватке  за власть, за ссудный процент, отныне становится невозможен. Всемирное братство людей на повестке дня!  Наука, эта повивальная бабка всех социальных революций и технических скачков, наконец-таки принесёт и покорно положит к нашим ногам все блага, какие только можно представить себе существующими во вселенной! Эпоха несправедливости и диктата немногих, основанных на том, что у них есть всё (захвачено хищнически) , у других же - ничего (ограблены, изнасилованы),-  безвозвратно канет в прошлое.  Всё просчитано, ошибка абсолютно исключена! Мною открыт и всесторонне обоснован принцип искусственного интеллекта. Я, точно библейский пророк, предрекаю в самом скором времени появление приборов, названных мной ЭСМ - электронно-счётными машинами, которые в дальнейшем при благосклонном, разумеется, к ним отношении специалистов всех мастей - учёных, инженеров и техников, финансистов в лице государственных, подотчётных народу - подчеркну -чиновников, президентов и вождей (или кого бы то ни было, обладающих авторитетом, способного мыслить рационально, всё равно) в деле их дальнейшей модернизации,- смогут заменить собой человеческий природный интеллект, и - ах, рука дрожит, когда пишу об этом! - неизбежно превзойти его, в том смысле что - нашему, человеческому, мышлению всё-таки положены ограничения самой природой: нельзя же, в самом деле, хирургически, без негативных последствий увеличить черепную коробку или "взгустить" ткань мозга, чтобы добиться усиления его функций; границ же развития "искусственного" интеллекта не существует вовсе (искусственного - то есть созданного самим человеком, насколько всё это в рамках единого и неделимого мироздания есть "искусственность" и "неестественность")! Но не следует, пожалуй, исключить и того случая, что резервы человеческого организма весьма велики, если не безграничны, и ещё далеко не познаны (sic! непременно подумать об этом на досуге!). Странно и страшно! Могучие машины - верные помощники людей, проклятое рабство - плуг и мотыга, кирка - исчезает, как будто его никогда и не было, нет больше разделения на интеллектуальный и физический труд, никто в этой связи не рвётся повелевать и властвовать, все люди - истинно свободны! Дух прихватывает от подобных высочайших перспектив. И - немедленно развиваю тему дальше - по прошествии какого-то времени, необходимого для совершенствования мной и моими будущими последователями вышеназванных вычислительных аппаратов, они, эти самые чудо-машины, смогут вполне успешно заняться самовоспроизводством. Это, разумеется, не будет половым размножением, вполне понятна разница между живой и неживой материей, но, кто знает,- не будет ли роботрон (назовём следующий этап в развитии моих ЭСМ так) будущего неким гибридом человека и машины? И тогда... тогда... Б-р-р-р... Голова отказывается мыслить в этом направлении, тогда - что же?.. конец человечеству в его старом понимании: мужчины, женщины, их сердечный союз, счастливый смех их детей? Всё на свете теперь будет делаться гаечным ключом и отвёрткой или нажатием кнопки где-нибудь на затылке или на животе... Сначала это будут громоздкие, угловатые и неуклюжие механизмы, скорее похожие на железные шкафы, напичканные тяжёлым оборудованием, но с течением времени, категорично утверждаю я, с бурным и даже бравурным (трам-па-пам-па-пам, о, что делает музыка Моцарта!) развитием науки и техники, в процессе неизбежной минитюаризации приборов (удобство использования прежде всего!) появиться мыслительный аппарат, соразмерный по сложности и размеру с мозгом человека и, придав в конце концов ему и форму, идентичную тому, вложив этот искусственный мозг в искусственную же черепную коробку, присовокупив к нему так же функциональное тело, в точности копирующее человеческое, искусственные конечности и внутренние органы (при умении создавать искусственный интеллект создание всего остального станет, как говорится, делом техники), мы получим - что же? - а вот что: нечто доселе невиданное! То есть - вопию я с триумфом гладиатора и победителя - в итоге итогов (и весьма скоро) будет создан полностью искусственный человек - от пяток и до кончика носа. Я не убоюсь подобного заключения, хотя многие - тридцать три ха-ха! - так называемые "учёные" с европейскими и даже мировыми именами лишь что-то невнятное бормочут о создании в перспективе ближайших ста или даже гораздо большего количества лет каких-то мастодонтов, скорее похожих на гигантские железные чайники или кастрюли с ручками, способных выполнять лишь примитивные физические функции, чем на нечто мягкое и нежное, человекоподобное: "думающий" пылесос, "думающая" стиральная машина, "думающие половые тряпка и швабра", фи... Нет, я иду гораздо дальше этого! Искусственный интеллект, то есть сила, способная созидать, а не только тупо мести пол или чистить картошку. Что ж, никто в целом свете ещё не развивал подобной темы, я первый. Это накладывает на меня тяжкий груз ответственности за судьбы всего человечества - осторожность, с какой нужно вводить в оборот данную тему должна быть величайшая, иначе - полный провал, тёмные силы, которые так и рыщут в поисках "философского камня", чтобы применить его волшебную силу во вред человечеству, тотчас схватятся за это моё открытие и поставят на службу себе. Последствия будут воистину ужасными!.. Так что же дальше - почёт, слава, богатство? Почему бы нет?- но не это в конце концов главное! Интересы гуманистической цивилизации - вот приоритет настоящих учёных, к числу коих смею присовокуплять себя и я! Гнать прочь тщеславие, иначе оно разорвёт, и очень быстро, грудь в клочья. Но что если результаты моих исследований всё же попадут в нечистые, преступные руки? Этого никак нельзя допустить.   
        Итак, в моей холостяцкой коморке в два окна на Литейном, до самого потолка заваленной книгами и от стенки до стенки заставленной научными, деловито позванивающими  приборами, играет волшебная музыка - трам-парам, трам-парам! пумс! - ах, как величественно, какое совершенство! Что за волшебство и богатство звуков, разгул красок и чувств! Будто не человеком, пусть даже и выдающимся, написана эта музыка, а... какой-то волшебной думающей машиной: все паузы соблюдены, все такты и ритмы расставлены с потрясающей точностью, все мелодические рисунки вырисованы до мельчайших деталей. Вот - настоящий гимн гению человека-творца, никто теперь не в силах убедить меня, что люди это только скупые и кровожадные существа, которым ничего не нужно, кроме драки. Не скрою, сегодня я пьян. Опустошённая мной - тс-с-с - в тайне от моей чудной невесты Анечки бутылка Киндзмараули покоится возле холодной батареи отопления под письменным столом, то есть прямо у меня под ногой, и - вот, нате, звенит, как ещё одна серебряная скрипочка. Я слишком счастлив, чтобы оставаться трезвым. Я пьян, и, пожалуй, выпью ещё за скорейшее осуществление моих замыслов. Не послать ли ещё этого пройдоху дворника в магазин, лишний червонец всё ещё, кажется, лежит у меня в кармане пиджака? Впрочем надо быть осторожным: Селиван, болван этакий, слишком любопытен, так и лезет в мою комнату, а последний раз, стоя в дверях и так догадливо-просветлённо глядя на мои экспериментальные склянки и железки, которые я едва успел накрыть куском брезента, спросил меня - что это, барин, у вас такое за аппарат? Какой я ему барин, во-первых, что за намёк? А во-вторых, не побежит ли он докладывать об увиденном  в домком, а те в свою очередь - бойким ребяткам из Большого дома на набережной, и - конец всему делу... Не-е-т, разговаривать надо с гостями только на лестничной площадке, при плотно закрытых дверях; ничего, поймут, воздержатся от посиделок и чаепитий, скажу, что жилплощадь маленькая или не прибрано дома. Вот именно - не при-бра-но, имеет право старый холостяк жить так, как ему вздумается, не прибираясь? Пусть не суют нос не в свои дела! Вот заведу себе жену, тогда другое дело, станет моим помощником-секретарём, вплотную займётся посетителями, а я - с головой окунусь в науку... А ну как эти бойкие ребята возьмут и правда заявятся, их просто так на площадку не выпихнешь. Да-а... Но кажется -хи-хи - бедный Селиван уверен, что я по ночам варю самогон. Намекал, дёргал бровями, спрашивал, зачем мне вино, если "у вас дома есть - такое"... Какое - "такое", я его с замиранием сердца спрашиваю? За дверную ручку так и схватился, чтоб не упасть. А он, бегемот, по небритому горлу пальцем лупит себя и гогочет мокрыми губами понимающе. Я палец к губам приложил, мол, проницателен ты Селиван, но - молчи, молчи! Дал рубль проходимцу на пиво. Рожа у него ещё та - ночью в подворотне встретишь такую,  заикой останешься. 
       Но не вымрут ли действительно, чёрт возьми, как мамонты, в результате тотального разлива искусственного интеллекта люди - вообще, как общность, как вид? Не будем ли мы "благополучно" вытеснены с плоскости жизни разумными автоматами - ставшими вдруг всемогущими и посему безжалостными? Как мы, люди, прямое порождение природы, варварски, потребительски относимся к ней, к благословенной матери нашей, с целью собственных наживы и услады высасывая из неё всё, что только можно высосать, так и роботрон, порождение человека, "повзрослев" -  не станет ли рвать нас, людей, на куски, используя нас, слабых и беспомощных, скажем, как батареи питания или запчасти для себя, не станем ли мы лишь почвой, своеобразным удобрением для машин -  отрицание отрицания, борьба и единство противоположностей?  С космологическими законами не поспоришь... Страшная перспектива... Целую машинную цивилизацию в принципе возможно создать, которая включится в решение главной общечеловеческой задачи - освоение околоземного пространства, макро- и микро- миров; да, вот она, цель - космос, поистине безграничное пространство для применения сил человеческих и развития наших талантов. Но плодотворное, так сказать, сотрудничество с мыслящими машинами возможно лишь при одном неприложном условии - и это очевидно: если внутрь их железных мозгов вложена будет программа, твердящая о невозможности причинения вреда человеку, иначе - беда, творения, выбившись на новый, более высокий по сравнению с человеческим уровень сознания, непременно в своих эгоистических целях, которые всегда в подлунном мире имеют место быть, выступят против своего творца - человека. Библейские истории о падшем ангеле наполняются в связи с моим изобретением новым смыслом, да-с. Но - прочь горькие мысли! Люди образумится и неизбежно перестанет вредить природе и себе подобным, и, следовательно, материализовавшиеся плоды человеческого гения будут так же благоразумны по отношению к своим творцам, эта драгоценная изюмина делания добра будет в их сознание изначально взрощена. Сегодня нет смысла думать о плохом. Крикну-ка я всё же из окна Селивана, только не забыть, когда позвонит в дверь, выпихнуть его, мерзавца, на площадку, не забыть... Всё в мире развивается только при наличии двух противоположных начал - пресловутых плюса и минуса - и с исчезновением одного начала-полюса с неизбежностью рассыпается вся сложная биполярная конструкция, а следом за ней и - мир. Стоит исчезнуть цивилизации людей, исчезнут и машины, полюс, людям по сути противоположный, наверное, так. Хотя, леший его знает, что он такое, противоположный полюс машинам, может это некие супермашины будущего, следующий этап развития жизни-материи? Трам-парам, трам-парам!- гремит волшебная мелодия... О, счастье, о, великолепие, о момент истины, о мой старый добрый с золотым ухом бабушкин граммофон!
       Я приближаюсь к тому, чтобы выпить сразу две бутылки вина - что это? Усталость? Очевидно. Невероятно много работаю...

0000. Решено, я женюсь... Тра-ра-ра-ра-ра! Какие-то сладкие, будоражащие соки начинают блуждать во мне, когда я думаю о тоненьких пальчиках, шеях и талиях, я чувствую, что в эти моменты я превращаюсь в шимпанзе, в дикую гориллу, я готов на руках прыгать по деревьям и улюлюкать или выть на луну, как гиена. Ещё неделю назад я был убеждённым, даже больше - закалённым  холостяком, теперь же всё кончено. Конец грязным носкам в кастрюлях, завтракам всухомятку или полному отсутствию оных, теперь - всегда опрятен, ухожен, и о моём пищеварении заботятся, как о своём собственном. Что ж, почти сорок, не мальчик уже, пора.  Вот, пожалуйста, намедни увязался на улице за какой-то кокоткой в клетчатых чулках (на правой ноге едва заметная заштопанная строчка ) и жёлтом кремпленовом легчайшем платье, развеваемом ветром, пока усатый дяденька постовой в шлеме со звездой не преградил мне путь. Бр-р-р... Моё лицо выдало меня: глаза горят, челюсть отвисла, лапой почёсывал живот и грудь, хорошо, хоть в участок за падение нравов не отвели, а ведь вполне могли! Сделав устное внушение, постовой отпустил меня. Кажется, я действительно, как дикая обезьяна, готов был наброситься. Ах, как кокотка обиженно щебетала, ах как горели её щёки и свежо сверкали синие глаза! Она, видите ли, подозревала, что на неё будет совершено нападение на сексуальной почве. Важный командир Красной армии, оказалось, муж её. Она возмущённо и злорадно говорила, что у него большой именной браунинг, и он расщёлкает им в два счёта мою глупую голову, в которой гуляют такие пошлые мысли. Знала бы она, какие мысли роятся в моей голове - икс, игрек, зед! Я представил чёрную муху, влетевшую мне на лоб, палец комдива жмёт на курок... Бац!.. Солнце, стоящее над домами, вдруг вспыхнув, ослепило меня, погасло... В общем, я влип, только провидение спасло меня. Ещё чуть-чуть, вдруг понял я, и я превращусь в маньяка, в оборотня. Женюсь, поцелую ручки, ножки, жадно обнюхаю - о! о! - женское белоснежное бельишко, такое всё тоненькое, кружевное, кажется, что это сама кожа женская... Хи-хи... Мы, мужчины, грубые и - paradox! - совершенно непрактичные существа, лучшее, на что мы способны, это наука, сухой эксперимент, железная логика, а чуть в сторону от этого - эншулдигунг! Жизненные перепитии полны иррационального и ассиметричного, у нас же всё строго, как в ученической тетрадке, расчерчено линиями: вверх - вниз, вправо - влево, в лучшем случае - по диагонали. Алогичные рассуждения, интуиция, романтические всплески для нас почти немыслимы. А потому прошлогодние закаменевшие носки с лёгкостью оказываются в наших борщах, хм, не удивительно. Но кто же она, спросите вы меня, моя избранница? Анна, Аннушка, прелестная девушка, лаборантка и спортсменка, комсомолка и активистка, женщина, в конце концов. У неё такие милые, розовые пальчики, игрушка, - каждый бы по очереди с наслаждением обцеловал! Все самцы в нашем конструкторском бюро влюблены в неё без памяти. Слушайте же все, вот какова она: нос вздёрнут, всегда весело и кокетливо наморщен, этакая пышечка, весь залит бронзовыми веснушками, и золотая капелька пота блестит на нём, щёки, брови, губы - один какой-то штрих божественной кистью, волшебство полное, глаза - о, глаза! - это что-то запредельное! Нет, она не Грета Гарбо и не Марлен Дитрих, эти - небожительницы, феи, она не жгёт, не прельщает взглядом, она не укротительница. Аннушка вполне земное, простое и даже суетливое создание, но... в этой её простоте и вся глубина, вся прелесть. Глядишь ей в лицо, в её под бровями синее, тёплое, глубокое, точно море бурлящее, и падаешь туда... А потом эти её ножки, такие бойкие, подвижные... О, о!
       
0000.  Пал Палыч Востряков, мой непосредственный начальник - свинья и мармидон, заявляю это официально. Туп, недалёк, злопамятен, а рожа - видели б вы его рожу: нос, губы, надбровья, всё точно топором из полена вырублено, впрочем глаза беспутные, хитрые. Ах, как он мне завидует! Мерзавец! Солитёр! Всё делает для того, чтобы мои исследования сошли на нет, ставит палки в колёса. Ни за что не позволит мне, ведущему специалисту отдела, получить новые осциллографы, выписанные из Америки, отдаст их графоману и продавцу воздуха Хейфецу, а за что, позволю себе спросить, за красивые, раскосые глазки того? Ах, как мне для прорыва нужны новые осциллографы! Вот и сегодня утром, зашёл, всех поприветствовал, ко всем подплыл своей утиной походочкой, даже к кляузнику Дужкину, который большую зарплату получает в 3-м отделении милиции, чем у нас в бюро, мой же стол, заваленный папками, и меня, за ним сидящего, со взъерошенной головой и красными от бессонницы глазами, старательно обминул. С тех пор, как я отказался брать его в соавторы моей нашумевшей статьи в, изданной в прошлом году в московском научном еженедельнике, он мой лютый враг. И к Аннушке, моветон, неровно дышит. Вот здесь я ему готов дать настоящий бой, и дам, кажется...

оооо. Дворник Селиван, сволочь, снова содрал с меня червонец. Дай, говорит, барин Вадим Дмитрич, денег, а то в милицию пойду, сам знаешь, самогоноварение дело в Стране Советов запрещённое. Каналья, шантажист! Откуда он только набрался этого? Впрочем, каков поп, таков и приход. Раньше, при Николашке, такому б мешок ночью на голову и - в бока, быстро бы образумился, а сейчас, гляди, гоголем ходит, он, значит, и есть та знаменитая кухарка, которая государством правит. Но молчу, молчу, не то, распалив себя, взорвусь, наговорю лишнего в глаза болвану, и быстро мне язык подрежут хлопчики в английских кепи из Большого дома. Я бы его и погнал взашей, да нельзя допустить, чтобы выплыла правда о моих исследованиях (я вынужден на барахолке инкогнито, напялив кепку себе на глаза, скупать старые или негодные радиоприёмники и патефоны, из которых впоследствии ваяю приборы, так  необходимые  мне для опытов),- обидится, попрётся жаловаться. Погода  за окном волшебная - зелёные шапки деревьев плавно качаются на ветру под голубым легчайшим, точно шёлковым, небом, жужжа, влетают тяжёлые жуки в открытую форточку, громыхают крыльями о стекло и бумажный абажур, и я гоняюсь за  ними по комнате, ловлю, и снова выкидываю вон на улицу - не мешайте работать! Весна. Любовь. Под окном, вижу я, прижавшись лбом к стеклу, обнявшись, гуляют парочки, а  я сижу над проклятым отчётом, кроплю. Хочется вина, поцелуев, друзей, но нельзя, надо грызть гранит наука, если не я, то кто же?
      То не самогонный аппарат по вечерам гудит в моей комнате, то первый прототип моей умной машины: стальная голова, медные рёбра...


. . . . . . . . . . .