Больничная история

  Весь день льет дождь… Ручейки воды несутся по тротуарам. Ветки деревьев мокрые. Зелёная листва шелестит своим тихим шёпотом. Цветное разнообразье зонтов заполнило улицу. Небо беспросветно затянуто плотной серой вуалью туч. И это в конце июня.
На диване в большой просторной ординаторской, как старый кот, дремал Анатолий Иванович – милый старик, лет шестидесяти на вид, с большим количеством проседи в голове и морщин на уставшем лице, потрепанный жизнью.
  – Когда ж закончится этот дождь? Анатолий Иванович, вы помните, чтобы так лило в конце июня? – спросила молоденька практикантка Катеринка, как звали её все в отделении, стоя у окна.
  – Нет, не припомню. – ответил сонным голосом Анатолий Иванович, вставая с дивана. – Ладно. Пойду, ещё много дел. А ты пойдешь на пятиминутку с Олегом Григорьевичем?
  – Да, конечно. Куда ж я денусь от него? – с улыбкой сказала девушка.
  – Ох, очаровала ты его! Давно я его таким не видел. Он от тебя ни на шаг не отходит. И глаза как-то у него по-особенному блестят. Ты, смотри, он у нас известный ловелас. Не одну девушку…соблазнил.
  – Не переживайте, Анатолий Иванович. На мне он обожжётся. И ещё ой как обожжётся!
  – Не будь так самоуверенна. И не таких он ломал. Он найдет к тебе ключик. Вот посмотришь… На твоём месте я б бежал отсюда куда глаза глядят. А ты… Ай! – махнул он рукой и вышел с ординаторской.
Катерина продолжала глядеть на мокрые ветки растущей рядом с окном липы. Мысли путались в какой-то клубок, где терялось начало и конец. От мрачных мыслей её чистый лоб нахмурился.
  «Почему о нашем заведующем так плохо отзывается Анатолий Иванович? Может там какая-то личная неприязнь. Все хвалят нашего Олега Григорьевича. Ну, приударял он за молоденькими врачихами и практикантками. Но говорят, что он вроде бы остепенился».
  И в этот момент в ординаторскую, как порыв ветра, ворвался Олег Григорьевич.
  – Доброе утро! Катеринка, ты уже тут. – весело подскочил к девушке и легкомысленно обнял её за плечо. – Ну, что, пойдём на пятиминутку? А может ну её?
  – Да нет уж! Раз приехали, то пошли. – сказала Катя, убирая его руку.
  – Ух, ты какая! Ну, раз ты так хочешь, то пошли. Только пойду, одену халат.
  Заведующий отделением Олег Григорьевич – крепкий мужчина средних лет, невысокого роста, слыл в отделении дамским угодником. Черты его лица были словно нарисованы твёрдой рукой художника. Ничего лишнего. Орлиный нос с горбинкой придавали жёсткости и твёрдости чертам. Голубые глаза блестели каким-то стальным блеском. Цепкий взгляд смотрел прямо в душу. Жгучий чёрный волос аккуратно подстриженный завершал этот сильный и твёрдый образ. От этого мужчины веяло уверенностью.
  Он умел нравиться женщинам. К каждой он умел найти подход. Не было ни единой девушки или женщины, которой он бы не добился. Ходили слухи, что он не стеснялся крутить романы на стороне втайне от беременной жены. Когда она узнала о его изменах, она потеряла ребёнка. После этого он развёлся и уехал из города.
  – Ну, пошли, Катеринка! – вошёл заведующий и забрал её.
  Они пошли, беседуя о текущих делах. Придя в актовый зал, они сели рядом. Это отметили все присутствующие. Уже вся больница сплетничала о новой жертве заведующего. Но никто не догадывался, какая драма жизни разыграется потом.
  После пятиминутки Катя и Олег Григорьевич вернулись в отделение. Олег Григорьевич был в хорошем расположении духа и вовсю рассказывал анекдоты. Катя смеялась до слез.
  В ординаторскую сияя улыбкой, вошла Валерия Юрьевна.
  – Всем доброе время суток! – весело произнесла она.
  – Да уж! Утром это точно не назовешь! – съехидничал Олег Григорьевич. – Ну, хоть успешно?
  – Более чем! – довольно ответила женщина и сладко потянулась.
  – Ну, слава богу! А то ходишь, как неприкаянная.
  – Ладно, Олег. Не ворчи. – ответила Валерия Юрьевна и беспечно бросила сумочку на диван. – Олег, я сейчас переоденусь и к тебе зайду.
*  *  *
  Лестницы, казалось, никогда не закончатся. И вот наконец-то нужный этаж. Уже около пяти лет Катерина ходит этой лестницей, но каждый раз она кажется длиннющей. Не то, что в родной торакальной хирургии. Но это было далёких десять лет назад. А сейчас, работая в тубдиспансере, Кате тяжело ходить по лестницам. Здесь вообще тяжело…
  На посту Катю встретила Аня – хохотушка медсестра, обычно жизнерадостная и улыбчивая, но сегодня она почему-то была не в юморе. Глядя на её печально-тревожное лицо, Катя спросила:
  – Привет, Аннушка! А чего это ты такая сегодня печальная?
  – Ой, Екатерина Алексеевна… – вздохнула она. – Сегодня привезли одного мужчину. Тяжёлого. У него кровь с горла фонтаном бьёт. Боюсь не выходим мы его.
  – Неужели всё так плохо? А в какой палате?
  – В седьмой. Под окном. Посмотрите его, Екатерина Алексеевна!
  – Посмотрю, Аннушка. Не волнуйся.
  Надев белый халат и взяв фонендоскоп, Катя прежде всего пошла в седьмую палату. И тут она застыла в ужасе… На кровати под окном лежал человек из её прошлого. С искажённым от страданий лицом лежал… Олег Григорьевич. Некогда крепкий мужчина сейчас был худой и высушенный старик. В чёрных волосах уже серебрилась седина. И морщинок возле глаз прибавилось. Заостренные черты лица по-прежнему были родными и близкими, но были какими-то стёртыми, не такими выразительными, как раньше.
  Катя боялась подойти и спугнуть его сон. Растерянность, смятение, жгучая боль, непонимание – вот эти чувства одним огромным вихрем ворвались в душу молодой женщины. Разум противился, глаза не принимали эту картину.
  Но тут ресницы у больного дрогнули и на Катю устремились голубые глаза, но уже без былой стали во взгляде. Сухие губы искривились в мучительной улыбке. Язык отказывался подчиняться. Через усилие он всё-таки прошептал:
  – Катеринка… Так это ты та самая спасительница, которая достает больных с того света. Но не в моём случае… Как ты говорила: «На мне он обожжется». Со мной всё кончено. Это, наверное, наказание мне за мои грехи.
  – Олег Григорьевич, не говорите так. Вы выздоровите.
  – Нет, Катеринка. Мне осталось не больше двух дней. Я ж знаю эту патологию. Туберкулёз добрался до сосудов. А ты знаешь, что это всё. И ничего тут не сделаешь. Захлебываешся кровью. Жаль только, что ты будешь это видеть. Не думал, что перед смертью мне будет такой царский подарок…и такое наказание. Не хотел бы я, чтобы ты видела моих мучений, как я умру, мой труп. Ведь ты единственный лучик света в моей тёмной жизни. Ты самый дорогой мне человек. Я влюбился тогда в тебя. И до сих пор люблю. Не встречал таких, как ты. Но сломала ты что-то во мне. После того, как ты ушла от нас, будто жизнь померкла для меня. Я запил, страшно запил. Меня сняли с зав.отделения. А потом и вообще уволили. Как подцепил этот туберкулёз я и сам не знаю. Сюда меня привезли умирать. У меня ведь никого нету.
  – У вас есть я…
  – Да… Я вот тебе что хочу сказать, Катеринка. Возьми у меня в тумбочке кассету. Это тебе на память. Послушай. Там песни Олега Митяева. Я его очень люблю. Послушай обязательно «Сестра милосердия». Ты меня поймёшь… Ты всегда меня понимала…
  Катя открыла тумбочку и достала потертую кассету. Ком стоял в горле. Трудно было осознать и принять то, что сейчас происходило в этой палате.
  – Иди, Катеринка, работай. Не трать на живого покойника время. Не надо, не плачь. Никогда не мог видеть женских слёз. А твоих не перенесу… Обещай, что не будешь плакать. Каждая твоя слезинка, как нож для меня. Ты же солнышко моё. Так посвети мне напоследок… Прощай…
  Катя не смогла вымолвить и слова, так как ком в горле крепко сжал горло. Выйдя из палаты, она разрыдалась. Этого человека погубила она и больше никто другой. Она долго бродила по больнице, как тень, но зайти снова к Олегу Григорьевичу не решилась.
  Домой идти не хотелось. Гуляя по городу, Катя снова и снова вспоминала прошлое. Как пришла в торакалку, как работала, как до какого-то опьянения влюбилась в заведующего, в его глаза, губы, лицо, руки. Не верила в те ужасы, которые про него рассказывали. А сейчас он расплачивается за них… За измены жене, за нерождённого ребёнка. И она тут не причём.
  Домой она пришла около полуночи. Вставила в кассетник кассету и нажала «плей». Из динамика полилась нежный струнный перебор и Олег Митяев со свойственной ему спокойной манерой поёт:

Уж, наверное, ягоды спелые,
Нам не видно в окно палисад,
А в палате стерильные, белые
Стены розовым красит закат,
Но леченье идет без усердия,
А зачем? Мне осталось дня три.
Погоди-ка Сестра Милосердия,
Посмотри на меня, посмотри.

Посмотри на меня некрасивого
(Я и раньше-то был некрасив),
Посмотри, я прошу тебя, милая.
Что ж ты плачешь, губу прикусив?
На Ордынке, у церкви в безветрие
Нам болтать бы с тобой до зари...
Ах, Катюша, Сестра Милосердия,
Посмотри на меня, посмотри.

Вот и все. Вот и больше не надо.
Скоро ангелы в путь протрубят.
Эту, в свете вечернем, ограду,
Этот теплый июль и тебя
Позабыть не успею до смерти я,
Ведь и впрямь мне осталось дня три.
Ради бога, Сестра Милосердия,
Не смотри на меня, не смотри.

Не смотри, когда утром остывшего
Мужики меня вниз понесут.
Попроси за меня у всевышнего
Не затягивать божеский суд.
И когда окажусь в земной тверди я,
И наполнится карканьем высь -
В этой церкви, Сестра Милосердия,
Помолись за меня, помолись... Помолись...

  Слушая эту музыку, Катя даже не догадывалась, что в этот момент в больнице Олег Григорьевич захлебнулся кровью в палате. С последним вздохом он произнёс её имя. А на утро ей скажут, что он умер. Она не успеет ему сказать, что любила его всё это время и помнила его лицо, его руки, его фигуру на фоне окна, его улыбку, его шутки. Не успеет признаться, что эти воспоминания помогали ей выжить в трудных жизненных ситуациях. Не скажет она так же о том, что сохранила и пронесла это светлое чувство через годы…
  А он умрёт и не узнает об этом. Не увидит её милого лица перед смертью. Не узнает, как она горько плакала над его телом, как хоронила его, как ходила на его могилу и носила цветы.
  И лишь песня Олега Митяева «Сестра милосердия» вечным мотивом будет звучать в её сердце, как память о нём…