Служба мёдом... отрывок

Годы спустя я стану замечать: стоит где-нибудь в мужской компании возникнуть разговору об армии, как все наперебой начнут рассказывать свои эпизоды службы и остановить их чрезвычайно трудно. Что-то есть в том периоде жизни мужиков экзотичное и неповторимое, о чем все, прошедшие его, вспоминают с душевным трепетом и непреходящей ностальгией.
 
Вот и я сегодня развспоминался. И так повеяло позабытым духом казармы!.. Не знаю, как там сейчас, но догадываюсь, что что-то переменилось; поистёрлось, поистрепалось в нашей стране за последние годы былое чувство Родины, Армии, Долга… Много ещё и других громких слов поменяли заглавную букву на прописную, а это рано или поздно аукнется, ой аукнется! И не надо быть пророком, чтобы в переменах сих почувствовать грядущие беды. Дай Бог мне ошибаться в предчувствиях своих… Дай Бог!
 
…Но я о другом. Вспомнил вот, как происходил в учебке отбор сержантов на должность ЗКВ (заместитель командира взвода). Главный критерий в этом отборе – артистичность, потому что всё происходящее здесь, в учебном подразделении младшего комсостава и специалистов, короче – учебке, всё, что входит в должностные обязанности ЗКВ, всерьёз воспринимать нельзя, иначе… мозги с печины сдвинутся, как говорят наши скобари. Воспринимать всерьёз нельзя, но знать назубок писаные уставы и неписаные правила, выполнять их неукоснительно – будь любезен. А иначе ты – раздолбай, бублик, рас…дяй и прочее… несовершенство. На полгода надо сжать в кулачок с огромной силой своё неповторимое «Я» до размеров компактного и мобильного «мы». А это-то, как раз, и есть самое трудное.

Ломка проходит болезненно и даже больно. Помню здоровяка-сибиряка Толю Н, как он, двадцать пятый раз выполняя команду «подъём-отбой» (никак не мог уложиться парень во время, пока сгорала спичка), сорвался, и, размазывая слёзы и сопли, схватил тяжёлую табуретку и бросился с ней на сержанта. Тот – надо отдать ему должное – не испугался. Встал по стойке «смирно», откинул за спину под ремнём несуществующие складки на гимнастёрке и спокойно скомандовал:

– Взво-од! Внимание! Сейчас вам будет продемонстрирован пример серьёзного дисциплинарного нарушения.

Толя, озадаченный неадекватной реакцией сержанта, замер на один миг с поднятой над головой табуреткой. И этого мига хватило ему для осознания происходящего. Хватило его и нам, лежащим в койках и с подленьким  интересом наблюдающим за событием, спровоцированным, прежде всего для нас в воспитательных, естественно, целях. Ох уж этот «пример дисциплинарного нарушения»! Вспоминаю первого нашего командира коренастого и поджарого сержанта Валеру Старкова и то, сколь много выдумывал он подобных ситуаций с «примерами» и прочей воспитательной чепухой. Спасало лишь одно: где-то далеко на Западе заканчивал службу дружок мой  закадычный Вовка Николаев. Он тоже был заместителем командира взвода и всю эту воинскую методику давно между делом описал мне в письмах. «Санька, – писал он, – держись. Учебка пройдёт нормально, считай, что служба позади».

Толя же тем временем со всего маху ахнул по спинке собственной койки и принялся дубасить по ней прочной солдатской табуреткой, вопя в стихающей истерике:

– Ссука!!! Сука!! Сука! Я всё равно достану тебя на «гражданке», скотина ты поганая!

Табуретка развалилась сначала на части, потом на отдельные доски, а потом и от досок полетели щепки, а Толя всё продолжал молотить её остатками по железной спинке, и всем было жалко смотреть на него, сломленного и раздавленного, но никто не издал ни звука. Сержант, уходя в каптёрку, бросил, не поворачивая головы:

– В качестве справки: вам, товарищ курсант, до «гражданки», как… до Москвы раком. Убрать мусор.

Так уж сложилось, что на должность ЗКВ отбирают парней самолюбивых, эгоистичных, жестких порой до грубости, но, в то же время, сдержанных, умеющих владеть собой, честолюбивых, которым своя честь, а, значит, и честь взвода дороже дембельского чемодана, субботней бани, утренней пайки масла и прочих материальных мелочей, которыми жидко разбавлены скудные армейские будни. Главная же задача сержанта состоит в том, чтобы как можно дольше сохранить в своём взводе представление курсантов о полнейшей серьёзности происходящего. На этом и строятся основы взаимоотношений в учебке между командирами и курсантами.
 
Через месяц-полтора сметливые курсанты как бы заключают со своим командиром негласный договор: мы, мужик, четко делаем то, что от нас требуется; где надо и подыграть можем, и прикрыть тебя, и выложиться по полной схеме, если потребуется, даже всерьёз постараться иногда, когда диктует обстановка. Но уж и ты, дорогой, когда можно – будь любезен, лишний раз на перекур распусти, лишние полчасика дай на травке подремать, когда полевые занятия проводятся вдали от глаз начальства; от кухонного наряда отбояриться постарайся, если можно сбагрить его соседнему взводу; при делёжке хозработ найди своим, чего полегче да почище… Короче, мужик, твои заботы о нас тебе окупятся сторицей, но, помни, всё это должно происходить тихо, неброско, незаметно для ревнивого глаза офицера, чтобы, упаси Бог, не обвинили нас с тобой в круговой поруке. В противном же случае взаимоотношения могут приобрести чисто уставной характер, а это значит, дядя, что за всю твою казённую прилежность ты тоже от взвода душевности не дождешься. Где-нибудь на строевом смотре, в присутствии старших чинов, отмочат твои ребята такое, за что тебя, дорогуша, по голове не погладят. Возьмут, к примеру, твои орлы на смотре строевой песни, да и пройдут мимо трибуны командира полка в полном гробовом молчании. Вот тогда-то и схлопочешь, золотенький ты наш, как говорится, по полной схеме: и лишнюю лычку на погон в свой срок не кинут, и долгожданного отпуска лишат, а то и вовсе со взвода снимут, куда-нибудь на боевую точку отправят, а там, после тёплого-то, привычного уюта учебного дивизиона, служба мёдом не в раз покажется, ой, не в раз! А перед тем будешь, как последний салага, стоять перед командиром, трясти очком, оправдываться, как умеешь, – почему атмосфера в твоём взводе на грани саботажа. Так что, смотри! Соображай и прикидывай. Мы ведь тоже тебя понимаем: толпу гнуть – работа не лёгкая.

Ну, это так, к слову. Мы-то со своим сержантом Валерой нашли общий язык, и всё у нас сложилось… чики-чики.
 
Так, в этой «буче боевой, кипучей» день ото дня, словно ядрышко в орехе, вызревало ясное представление о существующей форме армейского бытия: главное – не отбиться от «стада», не превратиться ненароком по причине душевной или физической слабости в презренного изгоя, не способного выполнять то, что делает любой солдат через несколько месяцев активных упражнений и тренировок, как то: ходить строевым, крутиться на перекладине, бегать кроссы и марш-броски, иметь четкое представление о том, где можно сачкануть,  а где поднапрячься и выложиться по полной и т. д., и т. п. В общем – вперед не вылезай, сзади не оставайся и посередке не болтайся. И если в эти нормы уложился, считай, что служба твоя пошла на лад.

Вся повесть:
http://www.proza.ru/2010/01/07/551