Пять капель накануне Победы

    Сегодня думал о девятом мая.
  Все детство жалел об одном, - поздно родился, ибо война закончилась, и мне не повезло. Приходилось довольствоваться игрой в войну, фильмами, рассказами, книгами.
  Уже тогда, в семидесятых, я различал их, - родную, настоящую, и официальную,- из телевизора.
  Родная, это деда Саша, дядя Алик, деда Митя, дядя Миша, Сергей Михайлович, Цыганок, Эрнест Иванович.
  Официальная, - Брежнев, Сталин, Жуков, разумеется, актеры, их сыгравшие, оратория Малая Земля.
  С родной войны вернулись калеки, забредавшие к нам во двор, выпивохи,  за стакан рассказывающие о своих подвигах.
  Родной была война Окуджавы, Некрасова, Быкова, Астафьева, Васильева, Богомолова, Слуцкого, Твардовского.
  На родной войне побывало и мое я. Сперва, совсем маленьким. Тогда мне казалось, что нужно лишь умело притворяться мертвым. Убил фашиста, - притворился мертвым. Когда другой фашист наклонится над первым, я и его прикончу, и снова притворюсь мертвым.
  Потом,  после фильма "Смерти нет, ребята", мое я руководило артиллерийским расчетом, участвовало в партизанском движении после книги о Ковпаке, было капитаном подлодки 042, той самой "счастливой щуки", и летало в бой, что греха таить, вместе с одними стариками.
  Как и многие сверстники, я собирал сведения о танках, пулеметах, кораблях и самолетах.  И рисовал, рисовал, рисовал. На рисунках побеждали всегда наши, и они никогда не погибали, только немцы.
  Господи, какое было счастье, когда меня привели в настоящий тир, - дядя Алик сделал  подарок на день рождения. И там, представляете, я стрелял из взрослого пистолета, заряженного  пулями от мелкашки, а не этими позорными пульками из воздушного тира.
  Шло время, менялось многое, - взгляды, прически, музыка. Менялось и понимание войны.  "В Окопах Сталинграда", Ремарк, Хэмингуэй. В этих книгах царили совсем другие ощущения, иные краски, негромкий звук, ведь там  почти не стреляли,  - думали, молчали, переживали, разговаривали, дружили, любили, страдали, совершали предательство или геройство.
  Война из технической, салютной, победной и простой, постепенно очеловечивалась в моем я, приобретала собственное лицо, и, одновременно, воплощалась во многие лица, их страдания и неутоленные печали.
  Незаметно туда вросло и послевоенное время, пришло отверженное поколение. Как вкусно было сидеть в баре, пить анисовку вместе с боевым товарищем, и молчать.  Вообще, молчаливость прошедших войну людей, отдельная тема.
  Дальше в вечную войну проник Тарковский с  " Ивановым Детством", дневник Анны Франк, Жан Ануй, Василий Гроссман, Александр Солженицын, фильм "Подранки" и Александр Галич.
  Но ведь это не война, правда, - это тексты, рассказы, фильмы о войне, игры в войну, и впечатления от них. Безусловно, непосредственного соприкосновения с войной у меня не было и быть не могло.
  Мои родители встретились только потому, что семья папы эвакуирована в Челябинск в 1942 году из Мариуполя, а мамина осела здесь после войны, в связи с дедовским воинским назначением. И если бы не война, то родился бы у других родителей другой мальчик.
  Правда и то, что автор этих строк себя без и вне Победы не мыслит, ибо в ней родился, вырос, и безоговорочно, то есть, без всяких сомнений и раздумий, включил в собственную достоверность, и поэтому, он все-еще еще болен.
  Сам факт победы, его непреложная достоверность, в качестве итога всей войны целиком, принятая на вере, но без веры в бессмертие, закрыл мою настоящую историю, которая, на самом деле, длится по сей день, но в связи с заслоненностью, рассматривается в контексте иной причинности.
  И  эта история, которая в нас, но которая  нам до сих пор неведома, которая еще не раскрыта, не артикулирована, и смысл которой не выявлен, и есть причина болезни. Думаю, необходимо снова войти в историю, то есть, понять, выстрадать, принять и осознать то, что случилось когда-то,  ибо не понятое, не отрефлексированное длится до сих пор, - мы все еще не ушли с фронта, хотя военные действия в натуре временно приостановлены.
  И  хотел бы надеяться, что у каждого из нас в собственном вечном настоящем  пребывают, или со временем пребудут, уже теперь или со временем, лично собой осознанные и Война, как история, и Победа, как важнейший, но не единственный результат этой истории.
  И если это так или будет так, то можно рассчитывать  на то, что рано или поздно в наших душах воцарятся мир и покой, и мы, - каждый из нас, - наконец воздадим по заслугам героям, совершившим ратный и жизненный подвиг.
  Мы пока верим в надежду на то, что нам уготован вечный мир, ибо за это тридцать тысяч раз переплачено, выпахано, выплакано и выстрадано, но не нами, а кем-то, кто кроме нас. 
  И нам еще нужно время, чтобы поверить в самих себя, -  в самодостоверность, в наличие вины и души, как единственного истинного источника мирового здоровья, и противостояния злу, в какие-бы одежды оно не рядилось.
  И тогда, за пределами страха и надежды, мы сможем осознать, а значит, обрести в полной мере, то, чем так щедро одарил нас господь, -  самую главную победу, -  сбывшуюся собственную судьбу, и душу, наполненную чувствами.
  В противном случае, невозможно никакое дыхание жизни.