Город Обетованный или Дашино замужество

ГОРОД  ОБЕТОВАННЫЙ ИЛИ ДАШИНО ЗАМУЖЕСТВО.


Дичайший крик вопрошания. Кто действительно верит библии?! Те, кто ее писал!
Все ли священнослужители верят в то, чему учат?! Господи вразуми этих вопрошающих баранов!
В чем проблема взрослого ребенка?! В сексе!
- Ну что шизококки? Давайте же найдем зерно истины средь поглотившего нас хаоса! – громко прокричал, Андрюха догони гром, обведя сияющим взором безумца, царство недавно выкрашенной палаты. Спрыгнув резко с подоконника и на ходу поправив сползшие штаны.


- Мы погрязли в грехах! Мы, по сути, и есть грех! – где-то в коридоре послышались далекие, торопливые шаги. Вскоре дверь в палату открылась, и возникли две белые фигуры внушительных размеров.


- Эка окаянный, снова за старое принялся – донесся из-за спин санитаров четкий голос божьей старушки Галины Павловны, попросту бабы Гали. Началась возня, сегодня Андрюха громовержец был в явном ударе, по причине давешнего плотного общения с пришлыми миссионерами. Санитары потели, теряя терпение, а Андрюха гнул свою линию во все легкие, ловко избегая медвежьих объятий, уже злых медбратьев. Придурки – тихо прошептал Иван Ява, закрывая глаза в надежде больше не увидеть, прилипших мух на подоконнике и жеманно-страдальческую мину господина Влажного, с его тошнотворным запахом вечно текущей мочи.


23.06.99 сухая календарная дата. 10. 15. Всего лишь время. Солнечные лучи расползлись по всей округе, медленно уничтожая выпавшую утреннюю росу на всех лесных травах-муравах. Некие личности бомжеватой наружности сообразили в лесопосадке на троих, расквартировав по извилинам свободного рассудка бутылку белой, после единогласно решили искупаться в водах речушки Рубикон. Наступил новый летний день. Солнце прошлось лучами по всем крышам славного городка где-то в глубинке с названием Обетованный, оживив приятным теплом недавно сонливых граждан. Проснулись все, начиная от честного и неподкупного добряка мэра, до самого последнего героя в очереди за пивом.


Воскресное утро, его неспешность, урчание авто развозящих полезные продукты первой очередности по торговым точкам города. Продавцы со стажем и только начинающие, еще в благодушном расположении, зевая и не забывая после из этого сотворить улыбку, вполне корректно и тактично отвечали на односторонние вопросы покупателей. Жизнь оживала, принимаясь за вечную борьбу выживания с созиданием. Время шло своим ходом, набирая точные, безошибочные обороты. Асфальт плавился на раскаляющихся дорогах. Происходило еще множество каждодневных, незаметных для постороннего взора действий. Вот, к примеру, в магазин №8, что находился по улице Лазаря рядом с восстановленной церковью, недавно, а если быть точным вчера вечером, завезли несколько ящиков с дешевым, но превосходным на вкус портвейном. Почитатели сего нектара  часом позже уже знали все подробности, со слов Юрца-огурца, принесшего пробник.


К девяти часам описываемого дня, у некрашеной двери магазина №8 уже собрались философствующие ценители данного напитка в ожидании исчезновения таблички «санитарный час» просто это продавец Мария конкретно решила постервить и присыпать солью вечную рану в душе каждого половозрелого мужчины. Философы же за дверью стоически с похвальным мужеством терпели, подобное беспричинное попрание их потребительских прав. То и дело слышались реплики в духе «кротость нынче, не покоренная женщиной вершина», или « стерва и баба, мужику ноша». Вообщем соратники Бахуса довольно лояльно отнеслись к утреннему бзику Марии, и можно сказать ей всегда прощались подобные выходки, потому как эта молодая одинокая женщина была любима представителями сильного пола. Мужика ей надо, чтоб будь здоров, был – всегда говаривал  местный, мудрый старожил Семеныч, непременно показав достоинства будущего избранника, и под всеобщий смех принимался травить байки о своей бурной молодости.


  Что ж солнце взобралось достаточно высоко. Аборигены, гонимые зноем быстро рассасывались средь подвальных злачных мест, находя развлечения по душе. Мэр города Обетованный, следуя своей старой привычке, после 12.00 вошел в двери одного из престижных ресторанов города. Назывался сей пантеон « Звезда пророка» хотя существовало еще пять не дурственных питейных точек, но это было несколько другое. Слишком новое, слишком быстротечное лишенное шарма, им обожаемого общепита, и вообще там не было пышных форм Томочки Хильм, по сути хозяйки ресторана и сердца мэра, ее тихого мелодичного смеха, округлых бедер, родинки на левой груди. Приятный щебет ее хлопот все выше сказанное, только ради этого Никодим Карпыч пренебрегая верностью семье, моральным устоям провинциального общества, полностью забывался в этой вновь вспыхнувшей страсти не молодого мужчины, он был шалуном, юнцом, пылким любовником со старыми болячками.


Зацокали по кафелю каблучки, и появилась Томочка с ее неизменной, доброй улыбкой на лице, в руках она держала  разнос с обедом. Никодим Карпыч глубоко вздохнул, его уши смешно покраснели – Жарко нынче – и глаза остановились на волнении живого бюста принадлежащего Томе. Да – растянув гласную, подытожил мелькнувшую мысль мэр. После он достал из холодильника бутылку початой «зубровки»  покрытую коркой льда. Несколько минут рассматривал чисто вымытую рюмку, словно в ней был ответ на мучающие его голову вопросы. Жарко – почесывая затылок, буркнул под нос, разом опрокинув рюмашку.


Покинем же общепитовский храм «Звезда пророка» и оставим данных персонажей наедине  друг с другом, а направимся вслед за солнцем находящимся в апогее своего величия. Попутно встречая разного рода личности с двухдневной щетиной на лицах, уверенно идущие по проспекту Моисея, чтоб на перекрестке Авеля свернуть налево, пройти метров сорок, снова повернуть и оказаться в тени Кесарева переулка, растворяющегося в настоящей сказке барского парка. Именно тут и есть конечная остановка, пивбар «Фарисей».


Сразу же отмечу, что место было выбрано идеально, органично вписываясь в любое время года и каждый в душе романтик, мыслитель или обыкновенный, недалекий скот, находили здесь свое душевное пристанище. Касаемо лета, если вы тоже относитесь к числу любителей прохлады и пива, то Фарисей именно то место, где вы обязательно найдете свое отдохновение. Именно здесь среди парковых зарослей изрекаются истины, не посрамившие богатого наследия великих мыслителей прошлого, тут же всегда слышно зычное пение истинно любимых народом песен. Так что в некотором роде Фарисей является точкой не столько питейной, сколько культурным центром, подлинно почитаемым всеми слоями населения.


Шумные споры над исходом шахматных баталий, карточные партейки во весь спектр колоды, от пагонов на должность, до банального дурака, или денежный азарт по накалу страстей не уступающий игорным домам Лас Вегаса. Проще говоря, тут кипит жизнь, освобождающая глав семейств, просто холостых индивидов или безусых юнцов от денежных накоплений, накипевших бытовых проблем и всего остального, что постоянно сковывает свободный полет мысли великого братства мужчин. Теперь же подведем черту, и может в чем-то, повторимся, Фарисей является местом единения самых разных социальных прослоек, посему слава данному заведению в веки вечные!


  Двинемся же далее, дорожками из гравия и просто путаными тропами, чтоб натолкнуться на тройку беглецов следующих в направлении барского пруда. Личности эти, конечно же, в меру известные, хотя бы Вася Пинкертон в недалеком будущем новый участковый и непримиримый оппонент местной знаменитости Платона Шухера, а так же некий слепок харизматичной персоны в лице Юрца-огурца, кочевого грузчика, по сути. Находясь в полном уединении наши, назовем их герои, достигли заветного места. Осмотревшись на наличие не желательных соседей, и тут появилась картонная коробка с необходимыми ингредиентами.


Без особой суеты, уверенными движениями Юрец распотрошил коробку, соорудив импровизированный стол на траве и распределив симметрично все содержимое, в чем-чем, а в сервировке Юрец был непревзойденным специалистом. Протерев газетой стаканы, Юрец выказал свое нетерпение, заострив внимание на нерасторопности Васька. Платон Шухер был рассеяно-задумчив, пропуская мимо ушей блошиную суету Юрца, а так же, не обращая внимания на отсутствие у оного элементарного терпения, не говоря уже о размышлениях и созерцательности.


- Где же ментенок запропал? – не унимаясь, вторил Юрец, вскакивая при каждой треснувшей ветке, Шухер, молча, слушал все это.
- Юрец, я вот подумал, ты более паразит, нежели человек –
- Опа, это, с каких, таких делов – Юрец даже привстал, удивленно вытаращив глаза.


Шухер прикрыл глаза, усмехнувшись недоброй ухмылкой. После он, растягивая слова, сказал – Душа человека находится в постоянном движении, и движение это, не что иное, как фантазия и мысль. Сказано очень известным римлянином. Кассий, так его звали. В твоем случае движения нет, и вряд ли оно возникнет. Ты живешь в объедках, ты склонен к паразитизму вши и это цель высшая твоя. С пойлом пройти день, все, весь расклад – Шухер закурил, откупорил водку. Выпей, не суетись.


Юрец присел, молча, налил полный граненый с мрачной миной выпил – Набить бы тебе рожу Платоша, да видно –
Шухер рассмеялся – После третьего стакана, ты станешь собакой, пинай тебя, а ты, скуля, будешь лизать пятки. Пей, не пузыри сопли.

- Вот зачем ты меня так обижаешь? – Юрец опрокинул еще стакан. Разве сила в том, что бы унизить слабого?
Шухер отбросил окурок – Именно в этом, чтобы каждый засранец знал свое место, иначе никак.

- Эээ, Платоша, чего-то ты зол на меня. Чего-то неспроста говоришь обидные слова. Сидим то мы за одним столом и не в хлеву у кормушки.
Шухер улыбнулся – Чего-чего, а изворотливости тебе не занимать, всегда соскочишь, всплывешь дерьмом.

Юрец вдруг замер, а после видимо его осенила догадка, и он хотел было оправдаться или выдвинуть контраргумент, но тут внезапно вылетел из зарослей Вася, немного не в себе и без штанов.

Братцы! – воскликнул он, начав осенять себя крестом как истово одержимый. Ей богу, правда. Верьте, не верьте, а истинно, правда! – он опять принялся креститься.
- Васек, ты чего? – Юрец налил полстакана и протянул Пинкертону.
- Штаны, где потерял ментенок? – Шухер кивнул Юрцу, чтоб налил еще. Пей, да рассказывай. После накрестишься. Пинкертон выпил, попросил еще и снова осушил стакан, словно там находилась вода.

- Ну, блин мужики, никогда такого не было, а тут возьми и приключись со мной, чудно ей богу – Васек посекундно косел, теряя нить своего монолога, от чего любопытство возрастало. Противоречит это логике человеческой – казалось самому себе, напоминал Пинкертон.

- Хорош тянуть! Колись, что там случилось? – срываясь на крик, перешел Шухер, готовый пройтись кулаками по растерянной физии Васька.
- Утопленницы, но живые, плавают под водой, а на берег не выходят – Вася схватил бутылку и в один присест допил все. Зовут такими тонюсенькими голосками. Любовь обещают не земную – Пинкертон тупо осмотрелся. О, какой у нас пруд барский. Русалки там живут настоящие – и он свалился на землю в абсолютном беспамятстве.

- Козлина ментовская! Сученок серливый! – Юрец был вне себя от гнева. Чего он нагородил? Какие на, русалки? Он водку выжрал всю! Платоша надо решать проблему.
- Помолчи Юрец, с чего ему от фонаря сочинять об утопленницах? Подумай?
- Да белку он поймал!
- Погоди, он же трезвый пошел за дровами – Шухер закурил. Пошли к пруду, проверим его сказку. Если наплел, отхватит по полной звездюлей.


Юрец пнул Васька – Да чё туда идти? Небось, этих нудистов увидал городских и поехал крышей мальчуган в погонах. Пошли к Фарисею, я там Фунтика видал, да и Шеф крутился у разлива – Юрец развернулся. Да подожди ты. Пошли, проверим. Не пойду – упрямо заявил Юрец. И вообще сейчас уйдем, свистнут всю нашу поляну, и краев не сыщем. Юрец, я с тобой спорить не стану – ультимативно сказал Шухер. Хорошо, но с тебя литра – Юрец требовательно посмотрел в сторону Шухера. Идет – и они наконец-то двинулись с места.


Подобно африканским аборигенам в диких джунглях, эти двое продирались сквозь заросли вишняка, чутко вслушиваясь в исходящие звуки, которые ничего определенного не несли. Платош, может, пойдем обратно, как дураки тут крадемся – жалобно затянул Юрец. Проверим и обратно – отрезал Шухер, но Юрец не унимался, продолжая тошнить на все лады, и слова на него никак не действовали. Последняя преграда, близость разгадки. Юрец споткнулся и оцарапал лицо. Все, никуда больше не пойду. Оно мне надо? – Шухер крепче сжав зубы, схватил того за шиворот и швырнул в узкий просвет среди зарослей и наступила тишина, очень даже странная. Юрец – позвал Шухер. Неужели зашиб ненароком, подумалось так. Юрец, сучий потрох – и Платон шагнул вперед, зная определенно по ком сегодня, чешутся кулаки.


Тем временем, мы вернемся на ту живописную поляну, где распластался в дым пьяный Вася Пинкертон. Шумели листвой вековые дубы, светило солнышко и будущий участковый начал подавать первые признаки жизни, то бишь неуклюже шевелиться и по-детски лепетать. После его начало тошнить и он порядком наследил. Сознание постепенно возвращалось из глубин нижней части тела. Тупо окинув невразумительным взором окружающее великолепие природы, Василий принялся преодолевать законы гравитации и когда это коряво, но уже получалось, возникла она. Пинкертон неуклюже подался назад и сел комично на пятую точку. Как? – сумел произнести Вася, уставившись на девицу в костюме Евы без листка. Конечно же, Вася видел нагих женщин и в кино, и в бане, но что-то тут, было не так.


Объект удивления повела себя довольно непредсказуемо. Не бойся дурачок. Я, Лилит, я сама любовь – она хихикнула и вмиг оказалась рядом. Мальчик – ласково промурлыкала она. Пахнешь молоком, невинный дурашка. Будем познавать плоть – Вася на все эти словесные откровения, выдал не что напоминающее «голоса дикой природы» и попытался на четырех конечностях избежать предстоящего интима. Разило смертью, в этом заключалось смутное предчувствие. Холодные руки вцепились в горло, и клыкастая пасть впилась в шею, Вася дернулся, прошептал – Мама – и замер. Не чувствуя пальцев ног, затем изморозь подобралась к коленям и онемели ноги. Пинкертон еще пару раз дернулся ритуальной обезглавленной курицей. Кровь стремительно уходила в глотку этой ненасытной твари с безумными глазищами осатаневшего маньяка. В последний раз Вася взглянул на убийцу и ужаснулся, это была огромная, жирная пиявка, студнем вздрагивающая возле него. Уродливое, клыкастое рыло, лишенное глаз, заострилось и ударило в грудную клетку, затрещали кости, острые клыки впились в дрогнувшее сердце и мир померк. Вася Пинкертон с маленьким серебряным колокольчиком отошел в мир иной, блея лишь страхом, и затерялся среди жадных, голодных туманов.


Теперь же читатель, мы вернемся к предыстории сумасшествия Андрюхи громовержца, а именно последним стадиям усугубившейся почему-то болезни. Андрюха вообщем уверенно шел на поправку, самостоятельно изучал Библию, общался с большою охотой с шефствующими над клиникой «Святого Грааля» миссионерами, которые мечтали создать тут общину для нашедших светлый путь истины и в дальнейшем землю обетованную, но злодейка судьба распорядилась иначе. Каким-то очередным днем, конечно же, помеченным Никотинычем в истории болезни, Андрюха после утреннего приема таблеток, повел себя довольно странно.


Первый тревожный сигнал поступил от бабы Гали. Она своим наметанным глазом сразу же приметила, что громовержец не стал принимать обеденную дозу лекарств, заявив во всеуслышание, куда это следует засунуть. Зловещие искры агрессии вспыхнули в глазах пациента, и баба Галя поспешила в кабинет главврача. Андрюха сидел без движенья на табурете, безучастно уставившись в решетчатое окно. Всем нам явится смерть и не будет спасенья никому. Он придет за девушкой – Андрюха подскочил, как ошпаренный дико озираясь по сторонам. Придет, не ждите пощады! Кровь! Ужас! Содомия! – взревел он, бросившись к двери. Выпустите меня! Надо бежать или будет поздно! Послышалась возня с замком, в палату вошли санитары и сестра Даша. Пациенты оживились, потому что Даша была супер. Она являлась ангелом хранителем для всех этих неустойчивых, расшатанных душ, только Андрюха затаился за спинами толпящихся больных.


Слышалось – Даша. Дашенька. Дашуля – и она уделяла внимание каждому. Лица теплели, каждый пациент старался выглядеть в лучшем свете, нежели как полный кретин. Убью! – взревел Андрюха и набросился на оторопевшую Дашу, пальцы сомкнулись на горле. Так надо! Он придет за тобой! Палата вмиг превратилась в буйное отделение и если бы не один человек, то наша история не имела своего продолжения. Иван Ява растолкав истеричных придурков в стороны. Точным ударом в подбородок срубил озверевшего громовержца и с тем же невозмутимым лицом вернулся на прежнее место. Тоже мне зверь отыскался – прошептал он, укрываясь с головой. Послышался властный голос Никотиныча, раздававшего указания, причитания бабы Гали, крайне бесцеремонное поведение санитаров орудовавших резиновыми дубинами, это продолжалось минут двадцать, а после вновь настала тишина. Безвольное тело Андрюхи поволокли в карцер, и с его пророчествами было покончено. Даша, тихо всхлипывая, сидела в кабинете у Никотиныча, ей предложат коньяку, и она не откажется.


Андрюху спеленали подобно новорожденному и прописали самый страшный карцер. Где-то очень и очень глубоко, в самом далеком, темном, холодном и сыром подземелье клиники, связанный по рукам и ногам с исколотыми венами, этот не побоюсь сказать человек все же загадка, как мог, противостоял жестокому вмешательству интенсивной терапии. Будучи облепленным паутиной липкого кошмарного сна, теряясь в мирах неопределенного если, видя, а может, вдыхая запах далеких, бредовых жизненных форм, Андрюха все же слышал тот самый голос, который вряд ли забудешь или спутаешь. Его невозможно сымитировать, подделать, удлинить до бесконечности эха. Глас говорил – Терпи. Жди знамения. Скоро тебе предстоит серьезное испытание. Быть тебе псом божьим. Андрюха вопил, выл, вопрошал – Кто ты? – наступала звенящая тишина в ушах, и тьма утопала во тьме, серые пятна приносили забывчивость, апатию, слюну.


Шухер мрачно осмотрел берег пруда, ни Юрца, тем паче утопших голых девок и мифических русалок, здесь определенно не водилось. Чтож мои говорливые фантазеры – он сплюнул под ноги. Будем расставлять все точки над «и». Хулиган двинулся обратно, но после передумал и повернул в направлении Фарисея. Наверное, каждый человек будет крайне удивлен, если в безлюдном месте натолкнется на заблудшую Еву, нечто подобное произошло и с Шухером. Посреди тропы стояло абсолютное Ню с приветливой улыбкой наследницы древнейшей профессии и конкретно намеревалось снять нашего хулигана. Платон бы в любое другое время и повелся на аморалку, но не при таких обстоятельствах, так не бывает. Привет, я Лилит, а ты? Шла бы ты Эллочка – Шухер оттолкнул девицу в сторону и пошел дальше, незнакомка была явно не в своем уме.


- Парниша, где ваша учтивость? Не тут ли? – после этого девица отвесила солидный и оскорбительный пендель, подобного Шухер не стерпеть, не простить не мог. Ах, ты! – и последовала конкретизированная не цензурная тирада, и внушительный кулак прошелся по мордашке наглой девки. Чистый удар правой мог свалить кого угодно в районе, но у Лилит оказался на редкость крепкий подбородок и очень тяжелая рука, прозвенело две пощечины, в глазах у Шухера моментально потемнело. Сильно втянув в себя воздух, он уже на автомате схватил первый увесистый предмет, и что есть силы с рыком – Убью! – ответил несколько раз. Послышался хруст, в глазах сверкали звезды, после искры и вот зрение понемногу стало возвращаться. Тело нагой особы, пошатываясь на нетвердых ногах, продолжало стоять, а вот голова неестественным образом была запрокинута назад и болталась на растянутой коже. Шухер немного струхнул, а после посторонний голос в голове убедительно посоветовал – Платоша все пучком, делай ноги, а о девке не беспокойся. Сама дура напросилась, не дрейфь братан. Шухер развернулся, что-то буркнул под нос и побежал.


Шаги хулигана стихли. Тело продолжало, покачиваясь стоять, а у старого дуба возникло прямо из воздуха довольно волосатое и очень рыжее существо со свиным пятаком, острыми клыками, парой не больших рожек и соответственно копытами, с хвостом стоявшим пистолетом. Шнырь, так звали сего шустрого, рогатого и не последнего беса в преисподней, конечно же, зловредного, язвительного и что самое главное недолюбливающего Лилит. Шнырь вынул папиросу, щелкнул пальцами, затянулся и довольно хрюкнул. Здорово он тебя приложил, мне понравилось. Слушай, даже не припомню, чтоб с тобой так обходились, видно теряешь квалификацию старушка – и, Шнырь, ехидно хохотнул. Лилит тем временем пыталась водрузить голову обратно, что дало повод для новых колкостей в ее адрес. Может, оторвем голову? Народ попугаешь, а после срастется, на тебе все равно как на собаке – Шнырь, снова хохотнул. Собственно все шикарные женские тела были без мозгов, а нет мозгов, зачем голова? Заткнись лилипут! – Лилит была в бешенстве. Эй, стоп мамзель. Спусти пары. Релаксуй – Шнырь, попятился. Я вот чего нарисовался. Мы нашли ее, надо действовать. Лилит подошла к бесу вплотную, наклонилась и зашипела – Ты шестерка, вот и работай рогатый, а мне расслабиться следует, покувыркаться с мужчинами разными. Ты же недомерок дефективный суетись, как и подобает парнокопытным – и она щелкнула Шныря по пятаку. Сучка. Ничего босс все узнает. Давай козленок мчись ветром, ножки не промочи. Ты еще ответишь – пригрозил, Шнырь и исчез.


Очень неприятно, когда твоя итак возобладавшая над рассудком одержимость во всей своей красе воплощается в реальность, которую, увы, не сотрешь. Кружат над лицом назойливые, тускло поблескивающие мухи, вредные насекомые норовят залезть в ноздри или глаза, а ты ворочаешься и ровным счетом ничего не можешь поделать, тут то и возникает какой-то шорох в темноте. Всматриваешься в углы, слышны шаги издалека, после темнота порождает силуэт и вот у койки возникает тускло поблескивающий сталью стул, после, то, неясное из мрака становится ночным гостем, просто железный повод сойти с ума. Значит ты громовержец? – голос пришельца страшен, он подобен твоему дремлющему ужасу. Будем знакомы, я большой босс – после этих слов Андрюха замер и зажмурил глаза. Олицетворение всего зла стащило с себя лыжную маску, за которой обнаружилась вполне переносимая физиономия лишенная демонических черт, главный злодей напоминал страхового агента из кинофильмов. Соблюдаю конспирацию, чтоб он не видел – пояснил злодей и отбросил маску. Ну а вообще хотел, конечно, взглянуть на избранного, так сказать на зуб попробовать, из чего слеплен. Вижу дурик ты по природе, а с чего тебя пометили, не пойму. Хотя мою Дашеньку стервец ты эдакий удумал задушить, теперь то, в самом деле, поздно. Для всех вас. Обречены вы засранцы и поделом вам. Люцифер усмехнулся, достал трубку, после закурил.


- Дня этого, я ждал не одну тысячу лет. Собирал по крупицам секунды брошенные, пока денек не набежит. Ох, и устроим мы тут разгуляй кровавый, с Дашкой свадьбу справлю такую, небеса вздрогнут. Что же до тебя мой информированный враг. Отправишься ты в края далекие, где живые не бродят, и хлебнешь из чаши мучений сполна. Не каждому земному выродку я отписываю подобную путевку, только для эксклюзивных клиентов – злодей поднялся на ноги. Пора начинать наше представление, а тебе совет дам напоследок. Слушай – и он раскрыл книжицу. Будучи заключен в преисподнюю. Храни во здравии свой рассудок. Пусть страх не потревожит сердца твоего, а ожидание мук душевных лишь укрепит волю. Ибо не ведомы тебе предстоящие испытания палачей, что искусны в ремесле своем. Не закрывай глаза свои, потому как не властен сон в здешних чертогах, ибо он есть бесконечная реальность. Прощай несчастный сумасшедший, мне искренне жаль тебя – и тут судьба Андрюхи громовержца накрылась зловещим медным тазом обреченного человека, хотя как знать, ведь у господа всегда есть план.


Устранив подобным образом единственного человека знавшего весь расклад, самый главный злодей принялся собирать свои черные полчища у городских окраин, а теперь мы перенесемся к последней растительной преграде, из которой пулей вылетел Юрец-огурец. Послышался голос Шухера, но в ответ одна тишина, потому что на берегу никого не было и быть не могло, ведь Юрец прямиком влетел в распахнутые настежь двери и они тотчас исчезли. Темнота и бешеный пульс сердца, уверенно сползающее в пятки вот что сопутствовало этому стремительному падению в путешествие. Юрец лежал ничком, боясь шелохнуться, казалось, произойди сейчас что-нибудь и все полные штаны страха обеспечены. Водки бы, подумалось, и Юрец громко чихнул, из темноты раздался мультяшный шепелявый голосок. Водки хочешь? Кто это говорит? – тихо спросил Юрец. Это я, главный распорядитель короля зеленых чертей – отрапортовался, но шепотом шепелявый голосок. А по роже, слабо? Тогда хрен на блюде, а не водку – раздался ультимативный ответ.


Юрец придурковато гоготнул – Было такое, ничё осилим. Главное вас не мочить, чтоб не множились. Попляшите, похороводите и все туды уйдете. Нет, Юрий, это ты к нам попал – после все стало на свои места. Было светло, как днем, Юрец стоял у врат громадного замка, окруженный толпой зеленых чертей при параде, таких очевидных приступов белой горячки он еще не испытывал. Все Юрка, ****ец, допился! – и черти дружно хором заржали. Ты чего Юрец? Мы настоящие, радоваться надо. С каких делов то? – проблеял Юрец. На пиру будешь званым гостем, и на каком пиру. У ее величества самой белейшей и наигорячейшей. Заведешь знакомства, что и не снились – тут со стен загремели трубы, возвестившие о скором начале торжеств по случаю годовщины некоего вечного повода и тому подобное, в том же духе, до беспамятства. Юрец оторопел – Пожалуйте за мной сударь, с дороги надоть горло промочить, приодеться – тут черти подхватили обмякшее тело грузчика и поволокли в замок. Юрец что-то пытался сказать, но его вряд ли кто слушал. Вот так и начались приключения Юрца-огурца в царстве белой горячки и зеленых чертей.


Теперь же, после таких происшествий, мы двинемся далее к раскрытию очередных и мерзких проделок злобных порождений ада, по ходу повествования проясняя картину нашествия в целом. Вновь город Обетованный, утопающие в зелени окраины частного сектора, где-то самый крайний рубеж. Огородец божьей старушки Галины Павловны, она же сама, собственной персоной стоит и несколько ошарашена, и есть с чего. Чудо невиданное колыхалось на недавно очень ухоженных грядках с овощами. Почетный работник «святого Грааля» имела представление о разных наркотических веществах, но эти, необъяснимым образом возникшие елки конопли не могли быть банальным глюком. Баба Галя смотрела, не отводя взгляда, после поцедила сквозь зубы с неким ласковым шипением – Сучата – и посмотрела в сторону своих не лучших соседей. Братья Пырь проживающие в ветхой лачуге неподалеку, являлись единственными лиходеями, плотным образом погрязшими в наркотическом болоте и отравляющими этим злом пасторальную округу. Они были самое настоящее бельмо на свободе.


Шнырь тем временем не особо пытаясь скрыть свое местонахождение от глаз, любопытствующих, средь бела дня под видом не местного поклонника наркотических даров природы, вошел в пустующую лачугу. Скупое убранство комнат лишь дополняло внешнее убожество жилья, всюду валялись конфетные обертки, хлебные крошки, объедки неведомых продуктов, кубики окаменелого рафинада, конечно же, окурки всех мастей и пустая тара. Шнырь, осмотрел все это с нескрываемым любопытством и остановился на облезлой, засаленной тахте, поперек которой лежала абсолютно голая особа женского пола, более схожая на окоченевший труп с раскрытыми, закатившимися глазами. Конечно же, неизвестная дева, не смотря на все дурные признаки, была жива, и жизнь эта вырывалась наружу богатырским храпом. Обдвиганная до нулей жучка, храпела неимоверно и в то же время, это не абы как завораживало. Некоторое время, Шнырь, не мог сойти с места, таким чарующим был девичий храп. Он при каждом выдохе мелко вздрагивал, постукивая хвостом по полу – Сильна девка – подытожил он.


Осмотрев остальные комнаты, Шнырь снова вернулся в зал к храпящему чуду-юду. Подняв перевернутый табурет, он присел и внимательно осмотрелся, какое-то время бес был не подвижен, находясь в углубленных раздумьях. Чтож бабке елки в огород, деткам сундучок с гостинцем – Шнырь, щелкнул хвостом, и в его лапах оказалась резная шкатулка с надписью «от белочки» подавив смешок, он поставил гостинец на стол. Будет вам ребятки сюрприз. Эй, ё-оу, чувааак – бес замер, за спиной была слышна возня, сопенье, после по полу зашлепали босые ноги. Блевазон, ты, что ль  шавло облезлое? Иди ко мне – хриплый голос засвистел. Непроизвольно хвост, Шныря, завилял, зарычав, он резко развернулся и крикнул – Замри. Голая особа от внезапности вскрикнула, комично приземлившись на пятую точку. Шнырь, заржал – Здорова, Василиса! Чё рот раскрыла? Чертей никогда не видела? Тут же раздался радостный лай и в дом влетел тот самый Блевазон, типичная бешеная собачонка влюбленная всею душою в ацетон. Увидав своими на выкате глазенками нечто, не укладывающееся в собачье миропонимание, Блевазон мгновенно осознал, что напуган, что надо валить из дому и с диким визгом стартанул к близлежащей лесопосадке.


Ну, сестра, будем знакомиться? Шнырь Антихристиан Рогатый – бес щелкнул хвостом и поклонился. Ммаша – шмыгая носом, ответила голая особа с застывшим выражением идиотизма на лице. Прекрасно. Итак вижу сударыня вы крайне озадачены моим внезапным появлением и более того видом, это очевидно. Угу – мрачно выдохнула Маша. Чтож любезнейшая Маша, я являюсь давним приятелем братьев Пырь, а касаемо вас голубушка напрашивается вопрос, кто же вы? – и бес, покручивая хвостом, приблизился к Маше. Голая шалава с богатырским храпом или отупелое животное готовое. Я Маша из деревни Буйные Медведи – по слогам произнесла Маша. Мне по барабану, откуда ты уродец нарисовался, из зада или ада, а вот в бубен получишь. Убью! – взревела дико девушка, схватила топор и бросилась гонять беса. Понял мадмуазель не дурак. Исчезаю.


Тем временем по соседству баба Галя упорно пыталась найти логичное объяснение выросшему за ночь чуду на обыкновенном огороде, это не укладывалось в голове. Как? – зависал безответный вопрос. А вот так, есть и все – шептала баба Галя, добавляя уже громче – Сучата сами напросились. Она развернулась и пошла к дому. Войдя, порылась в ящиках комода, вынула на свет божий потертую книжицу с разными телефонными номерами, и на букве «Б» остановилась. Запись прописью гласила Бабай, а являлся сей субъект, во-первых, внуком очень любимым, а во-вторых, довольно известным криминальным авторитетом в областном масштабе. Тематика разговора я думаю, будет вам понятна.


Типичная автостанция глубокой сонной провинции, душный зал с обшарпанными стенами, запах сырости, странные одинокие пассажиры застывшие словно зомби,узкое окошко кассы, там физия совершенно флегматичной фрау, не то в прострации или полудреме и вот в пустом зале раздается треск не слабого электрического разряда. Кассирша от внезапности с грохотом валится на пол, барахтается неуклюже, подобно перевернутой черепахе, наконец-то ей удается подняться на ноги. Дверь приоткрылась, и возник глаз изучающий пространство, а в зале ожидания стоял обыкновенный, хотя элегантно одетый молодой человек с кейсом и тростью в виде сплетенных змей. Здравствуйте. Я являюсь представителем одной очень крупной не здешней компании, и мне есть, что вам предложить – молодой человек рекламно растянул белоснежный оскал. Вам нужен секрет от всех бед, не правда ли? Кассир попятилась обреченным кроликом, часто кивая головой, этот паренек являлся самым шустрым демоном преисподней, а звали его. Западло и разводил он народ конкретно.


Теперь же махнем за город и окажемся в живописнейшей местности с не совсем здравым уклоном, а именно за высоким бетонным забором пристанища неспокойных душ святого Грааля. После не продолжительной, скромной трапезы, пациентов выпустили во двор, и казалось легкий ветерок, развеял вечный мочевой дурман г-на Влажного. Ива Ява прищурившись, посмотрел на солнце и направился не торопливым шагом к дальнему участку обширного больничного сада, где росла, набирая силу, его скромная плантация каннабиса, старательно укрытая от посторонних глаз. Иван называл эту прогулку послеобеденной терапией. Спелые колерованные вишни цвета бордо, привлекли идиота и физика в одном лице Валтасара и двух комичных шизофреников, Гаврика и Джо ищейку. Наличие этой тройки было верным признаком, что поблизости притаился г-н Влажный. Ну как сегодня поживают наши больные? – подходя, спросил Иван. А мы вот вишенки кушаем, а косточки выплевываем, потому что косточки нельзя проглатывать – Валтасар выплюнул содержимое набитого рта на ладонь и показал Ивану – Сладкие, вкуснятина. Чуть подумав, спросил – Будешь Ванька? Нет, кушай сам и выздоравливай – Иван осмотрелся по сторонам – А где энурезника потеряли?


- А у меня к вам любезный друг, вопрос имеется – голос Никотиныча был зловещ, как шипение змеи. Иван, вздрогнув, обернулся, видя, что глаза Даши полны укора и сочувствия, он понял все. Близнецы садисты, санитары Федя и Федор держали в руках вырванные кусты. Ваша тяга к уединению молодой человек, теперь обнаружила свои корни, как вы успели заметить, изничтоженные на корню – Никотиныч начинал словесно распаляться, и это грозило путевкой в карцер. Рожа прятавшегося за спинами санитаров Влажного выражала глубочайшую степень земного злорадства, и он таки обмочился. Иван расхохотался – Что придурок дал струю? – и тут раздался вопль и окрик. Иаков Варфаломеич! Иаков Варфаломеич! Андрюха догони гром, сбежал! – Никотиныч замер. Его лицо приобрело черты непонимания, после еще большего недопонимания проблемы в целом, после уверенности, что он ослышался, но все было так, как есть. Он исчез, и весь изолятор завален фекалиями. Вонь не продохнуть и всюду полчища насекомых – живописал запыхавшийся стажер Венечка Розенблюм в грязном халате, испачканном настоящим дерьмом. Об Иване и каннабисе вмиг забыли, бросив оную тут же. Назревало не шуточное ЧП, сбежал громовержец Андрюха.


Узнав практически все городские сплетни, Западло поблагодарил грузную кассиршу, подарив ей иллюзию сокровенной мечты, женщина сошла с ума не подозревая об этом. Надев очки, демон легкой, пружинящей походкой направился к мэрии. Антонина в девичестве Шлойман, была удивлена городскому визитеру, оторвав свой довольно упитанный зад от жалобно скрипнувшего стула, она остановила незнакомца. Вам молодой человек придется немного подождать. Никодим Карпыч скоро будут. Без проблем, подождем – ответил Западло осматривая потертое убранство приемной мэра. Он присел и приветливо улыбнулся Антонине, пальцы не произвольно постукивали по кейсу.


Время шло обыкновенно невыразительно скучно. Антонина зевнула и раскрыла новый шедевр любовного романа и тут незнакомец оживился. Прошу прощения, вам нравятся эти книги? – Антонина немного растерялась и в легком смятении не нашлась, что ответить. О, не поймите меня не правильно – молодой человек раскрыл кейс и извлек в упаковке специального издания книгу «Страсть, рецепт от всех бед». Это вам. Роман подлинный шедевр в данном жанре и что самое главное, вы переживаете весь сюжет максимально реалистично. Берите это подарок. Спасибо – только незнакомец закрыл кейс, как в приемной появился мэр. Это к вам Никодим Карпыч – сказала Антонина. Если вы мэр, то я именно по вашу душу – Западло рекламно растянул улыбку и протянул руку.


Через час мэру казалось, что он для этого парня из большого города сделает абсолютно все и даже невозможное. Выгодные условия сделки, довольно загадочное шоу представление и обязательное отчисление кругленькой суммы в городскую казну, все складывалось просто замечательно. Вы не пожалеете Никодим Карпыч, я вас уверяю. Может мои заверения от повторов, и выглядят навязчивыми, но оккультизм это очень притягательная штука, в нем и ужас, и природа чуда. Люди и обыватели падки на подобное зрелище – Западло посмотрел удавом на мэра. Вы меня убедили. Всяческое содействие с моей стороны вам гарантировано. По рукам? Конечно по рукам – подытожил мэр. А это вам подарок, так сказать на долгую память – демон вынул из кейса небольшой стальной куб и протянул мэру. Занятная вещица, поговаривают, наделена магической силой, но имеет секрет. Может вам, когда-нибудь выпадет шанс разгадать тайну этого предмета – и он лукаво подмигнул, а тем временем некто иной как, Платон Шухер уже добрался до Фарисея.


Сегодня здесь было особо многолюдно. Отдыхали заезжие байкеры из окрестных деревень, их малорослые кони валялись повсюду, вперемешку с хозяевами. Неизменный архивариус винных отделов и, конечно же, вечный заправила пивных мистерий Семеныч, человек, несомненно, бывалый, во многом авторитетный, на данный момент угрюмо взирал на творимое апокалиптичное действо. Сама суть бытия тонула захлебываясь рвотой и мраком быдлятника. Городская интеллигенция в очках, почуяв не ладное, то бишь скорый погром, собрала домино и шахматы, глядя на творимое с грустью присущей лишь живой душе, ретировалась на безопасное расстояние. Принять бессмысленный бой означало уподобиться этим крайне не далеким людям, которые одержимы бесами и не чем более. Семеныч восседал за круглым столом подобно великому Артуру с  той лишь разницей, что сейчас это происходило в глубокой провинции и верноподданными являлись люди несколько иного склада, а именно вор в завязке Шеф и просто анархист Варфоломей.


Варфоломей отпил пива – Да Семеныч. Быть сегодня битве лютой, кровавой. Шеф посмотрел на бурлящие предпосылки с обыкновенным равнодушием человека знающего финал. Сейчас попытаются зацепить кого-нибудь из наших – комментировал Варфоломей. Семеныч продолжая оценивать ситуацию, подозвал знаком подпитого грузчика по фамилии Фунтик – Голубчик беги ка ты со всех ног в райотдел, скажи Калыму, что тут будет беда великая. Пусть поторопятся. Затем направился к разливу, и о чем-то поговорил с представителем персонала, понятное дело, Семеныч готовился к отражению байкерского беспредела. Шеф вынул из карманов кастеты и блеснул рыжей витриной, он предвкушал предстоящее.


Байкеры достигли алкоголичной харизмы по самое колено и местами перебрали сего потока незримой энергии. Наступало время реальных белок, чертей и выяснений на счет уважения. Забурлило человеческое скопище, агрессия, ненависть, подобно вулканической лаве нашли свое жерло. Городские бля! Пришло время так обожаемой Варфоломеем анархии, пестрой, буйной, кровавой. Там за стенами бара, кому-то неизвестному сильно набили физиономию и он завопил сакраментальное «наших бьют» а все наши, не любят, когда наших бьют. Идиоматические эскапады однозначно донесли жажду предстоящей потасовки и в зал ворвались сельские викинги с дикими гримасами ярости на багровых бешеных лицах. Каждый держал гостинец в руках. Что ушлепки, много смелости в яйцах скопили? Сейчас будем головы бить! – Шеф перевернул стол и бросился в толпу разъяренных агрессоров.


Казалось быть сече кровавой, вот еще миг и героями наполнится травм пункт и Вальхала. Но произошло то, чему нет места в провинции. На залитой пивом барной стойке возникла такая женщина, которую только в телевизоре и увидишь, причем без одежды. Смуглая, грудастая с копной рыжих волос и пугающими львиными глазами, она загипнотизировала всех. Тут же стоит отметить, что в городе не нашлось бы ни одной особы, способной так уделать Фарисей и его завсегдатаев. Послышалась тихая гипнотичная музыка, определенно с восточным уклоном и пивной пантеон изменился в одно мгновенье, теперь это была шанхайская занюханная и заблеванная курильня, здесь разило опиумом и мочой. Был ощутим бред, переходящий в абсурд и каледоскопию.


Ближе к 16.00 копыто самого Люцифера ступило на раскаленный асфальт города Обетованный. Выглядел властелин ада прямо скажем не ахти, протертый до дыр макинтош, линяло коричневой окраски не вписывался в послеобеденный зной, заношенные пижонские штиблеты с голодными носами, футболка «спортлото» и бардовая бабочка, бомж, да и только. Почесав лохматый загривок немытой костлявой рукою, празлодей облизнулся, обведя голодным оком людоеда, спокойствие сонного городка и вот на глаза ему попалась вывеска столовой общепита под страшным номером 13. Откуда, через распахнутые окна валил жуткий смрад псевдопирогов с разлагающейся кислой капустой.


Пустое просторное, не плохо освещенное помещение, выглядело ухоженным, но обезличенным санитарией. Шторы и скатерти хранили следы человеческого невежества, а отсутствие салфеток указывало на безысходность и обреченность самой системы столовых общепита, увы, время безжалостно. Люцифер вошел и принюхался, после хитровато улыбнулся завидя мирно сопящее тучное тело участкового Шопенко, только этот чревоугодник мог без последствий поглощать всю пищевую продукцию 13-ой столовой, превращая все эти разносолы в висячий курдюк жировых отложений и отравляющие газы. Приблизившись, Люцифер посмотрел в пустую тарелку мента, причмокнул, увидев не допитые пол-литра белой под столом. Эй, ханурик, тебе чего? – голос принадлежал особе, с которой вообще было опасно общаться и не дай бог хамить. Мне бы пирогов сестрица – проблеял злодей. А хер в рыло сойдет? – грубо оборвала Зинка супертяж – Дуй отсюда, пока цел алкаш. Вшей мне только не хватало – она вышла в зал. Воистину это была бабища героических пропорций, способная на панч с летальным исходом.


Участковый Шопенко подал первые признаки пробуждения, громогласно откашлявшись, он на автомате допил теплую водку и, крякнув, разлепил, свои ясны очи. Так, а это что за элемент? – сие указывало, что участковый решает дальнейшую судьбу бесприютного пришельца. Зинка подбоченясь усмехнулась – Ну колись бомж, водку хотел спереть? Люцифер отстучал лихим степом, показав свое уважение по локоть. Нецензурная, поэтичная брань дуэта участкового и поварихи вызвала у бомжа лишь дикие раскаты гомерического хохота. Сей сукин сын, спустив штаны, повертел своим не мытым задом и демонстративно отлил на пол. Настала просто неимоверная тишина. Шопенко багровый от кипящей злобы потянулся за дубиной, Зинка сузила свиные глазки в узкие щели осатаневшей зверюги. Замри! – крикнул бомж и в его животе зычно заклокотало. Произошедшее после, было наиужаснейшей газовой атакой со времен первой мировой. Утробное бурление, стало грозовым урчанием, смрадные волны свалили все живое в радиусе ста метров. Вековые неистребимые прусаки превращались в пепел, это был конец 13-ой столовой.


Обуглились пыльные шторы. Рассыпалась на составные мебель. Обгорелый, закопченный, заблеванный участковый с неописуемой гримасой боли и отчаяния полз, подобно тюленю на брюхе к выходу, он агонизировал, подыхал, исходя в мясную гниль. Зинка впервые в жизни познала обморочное состояние, столовая более походила на братскую могилу освежеванную парой снарядов. Люцифер восседал на дымящемся стуле посреди данного коллапса, ожидая Зинкино пробуждение. Затрепетали веки бабы, и главный злодей оживился – Как самочувствие сестрица? – Зинка замычала и принялась неуклюже скользить по полу. Истина произошла из пустоты. Я не питаю иллюзий насчет ее бесплодных поисков. Мой удел, губить души. Я подарю тебе неимоверные мучения и страшную смерть. Вечность – и повелитель ада захохотал, под обреченное мычание Зинки.


К городу приближался караван машин, ревели моторы, проносились черные тентованные фуры с несколько странноватыми названиями «Одержимые свиньи», «Содом и Гоморра», «Уродцы» и тд. Старший из братьев Пырь, Дымон с заторможенным удивлением провожал проносящиеся машины. Дымон ну че ты медлишь? – голос среднего из братьев Пупыря вернул в реальность втыкающе-созерцающего Дымона. Брату худо, прехудо, а ты медлишь – жвачно замычал третий из братьев, Ацетон. Машины исчезли в клубах дорожной пыли. Парни, к нам кажется цирк приехал. Клоуны там сладкая вата, шарики надувные прикинь здорово – Дымон попытался сплюнуть, но тут, же спохватился, слюны, то не было. Братаны надо будет сходить на представление. Животных всяких увидим. Жирафов там носорогов с клоунами. Отдохнем по человечески. Типа как люди  – предложение старшего из братьев с раздражением проигнорировали. Двум братьям Пырь было очень скверно, это маячила совсем не далекая ломка. Ширки не было, а зелье из конопли дички коим потчевал старший брат, никак не цепляло, возникала не переносимая изжога и свистопляс понос, вот и все движение.


Сегодняшняя вылазка была напрасной, неизвестный козел со стажем скосил последние дико растущие заросли конопли, не забыв при этом облить их соляркой. Сука! Пырей кумарило, они злились, за последние годы подобного не случалось, и вот черный вторник наступил. Дымон вел своих практически мертвых братанов обратно домой, а они словно малые карапузы канючили и тошнили, раскаляя и так воспаленные нервы. Вот и дом, родной дом. Гадюшник, притон и помойка. Жалобно воющий вдалеке Блевазон. Пустота комнат, а где же Машка? Маша, Машенька, Машуля – застонал из последних сил гибнущий Ацетон, ему требовалось воскрешение и сладости.


Дом был пуст, ничего нового, все на своих местах, он выглядел жилым, но не обжитым. Ацетон, охая, опустился на диван, это нытье раздражало всех, включая самого Ацетона. Дымон и рад бы был заткнуть хавло брата чем-нибудь тяжелым, но положения дел в целом это не меняло. Дымон, Дымон – громко позвал Пупырь. Глянь брателло, чего белочка на хвосте принесла – средний брат держал в руках шкатулку с причудливыми узорами, его лицо выражало искреннее детское удивление. Какая белочка на? Какая, пушистая такая. Смотри сюда – и Пупырь показал на крышку с доходчивой надписью «от белочки». Ацетон, схватив нож, мигом разделался с нехитрым замком. Крышка подалась, явив трем братьям загадочное содержимое ларца.


Пресловутая белочка подарила голодающим всего лишь три орешка, заржал только Дымон, в его памяти всплыли эпизоды из сказки, дословно он, конечно, не помнил, но орешки по ходу являлись волшебными, исполняя одно заветное желание. Братан они, правда, волшебные? – за скепсисом лица, в глазах у Пупыря блеснула надежда, и он решил проверить, тут же кулак Ацетона расквасил ему нос. Братья не в шутку завелись, осыпая друг друга пока лишь словесными угрозами, но дело оставалось за малым. Дымон всецело осознавая, просто творимую на его глазах братскую глупость, не выдержав, заорал – Да что, в самом деле, с вами? Какое на чудо? В сказки на поверили? белочка на гостинец принесла – братья замерли. Пупырь ты чё реально повелся на этот беспонтовый развод? Нет, ты, правда, веришь, если я брошу эти орешки на пол, совершится гребаное чудо. Придет такая ласковая фея две сиськи и принесет гору порошка из Колумбии – Дымон посмотрел на братьев с очевидным презрением. Ну, смотрите придурки. Хочу ломовой кайф, чтоб искры из зада валили, полный разрыв хочу! – роковой орешек упал на пол. Желание Дымона тотчас исполнилось. Братья Пырь осиротели.


Ошарашенный Ацетон, шмыгнув носом, поморщился. Вот тебе и белочкины подарочки – отходя к окну, сказал он, рассматривая дымящую задницу старшего брата, из которой продолжали вылетать редкие снопы искр. Пупырь, пошатываясь на нетвердых ногах, уставился на орешки. Братан, ты же это видишь? А то как – ответил Ацетон, перешагнув через окровавлено-обгорелый кусок брата. По честному, тебе и мне? – Пупырь кивнул. Держа по орешку в руках, братья неожиданно для себя пришли к тому, что они боятся не правильно сформулировать желание, да они знали глаголы, но те ли? Не окажутся ли эти слова с летальным исходом? Ну, загадал желание? – спросил более отсталый Ацетон у среднего брата. Пупырь почесал затылок – Надо спасаться брат. Иначе будет худо, а после совсем. Да к, какое желание загадывать будем? – и оба посмотрели на ошметья брата. Может по грамульке? – робко предложил Пупырь. Ты чего совсем, деревянный, а завтра? Какое завтра братан? Может эти орехи совсем не то исполнят – отпарировал Пупырь. Повисла тишина, по комнате нервно расхаживал Ацетон, вдруг его осенило – Пупырь давай денег загадаем, баксов по самую крышу?


Ацетон схватил оба орешка и бросил их на пол. Хочу баксов по самое не хочу! – выкрикнул он. Повисла, казалось долгая-предолгая тишина и ничего, ровным счетом ничего не произошло. Пупырь стоял с отвисшей челюстью и очень зло сверлил взглядом младшего брата. Братан, я чудовищно не понимаю тебя. Ты чё! Гордо зовешься тормоз! Или тебя делали крайне не внимательно? Придурок, чего ты нагородил? Хочу по не хочу. Идиот ты орешки запорол. Ты просрал все, в том числе и нас! – Пупырь подошел вплотную к Ацетону и заехал тому кулаком в ухо. Младший в долгу не остался, оставив ногой неизгладимый след на месте продолжения рода человеческого, у Пупыря навернулись крупные слезы. Он упал на пол и согнулся в три погибели – Сученок – тихо заскулил он. Не бзди Пупырек, осечка будет исправлена – Ацетон подобрал орешки. Доллары хочу – и снова швырнул их на пол. Произошло обыкновенное чудо, не любовь, а просто на пол упала купюра номиналом в два доллара. Увидев подобное, Пупырь взвыл от отчаяния – Боже, какой же он долбоёб! Ацетон был в крайнем недоумении, впервые этот человек серьезно задумался над извечными вопросами. Кто виноват, и что делать? Главное ответ был уже очевиден и незримый Западло, как говорят после «попутал». Ну, Пупырек не ожидал от тебя такой поганки – Ацетон взял табурет. Ты прямо слов нет – и он обрушил табурет на голову брата. Хрустнули кости, и по скуле от виска заскользила одинокая струйка крови, Ацетон для верности приложился еще пару раз.


Уже два трупа и конкретно одинокий Ацетон с двумя долларами в руках, стоял у окна и почесывал затылок, его волосы смешным образом торчали, делая забавные рожки, если смотреть со спины. Подобное и увидела невменяемая Маша из Буйных Медведей, буквально с час тому узнавшая о существовании нечистой силы в этом мире, которая сейчас стояла у залитого солнцем окна. Маша еще не разглядела, но теперь увидела мертвого Пупыря и обгорелую задницу, явно принадлежавшую Дымону и куда, же подевался ее ласковый Ацетоша? Виновник с рожками стоял у окна и торжествовал. Убью! – взревела Маша, и топор раскроил череп рогатого. Реальность и правда ужасные вещи, когда ты сталкиваешься с их безапелляционной суровостью. Маша, к сожалению, лишилась ума в плюс это или в минус, но ничего не исправишь. Ацетон глухо упал на пол, лужа густой крови медленно росла. Обетованный оживал, на площади возводили громадный шапито с пятью входами, сделанными наподобие пасти дракона, сведущий человек мог узреть в странных надписях и знаках дурное предзнаменование, но таковых не было. Город готовился к предстоящему представлению.


Иван Ява посмотрел вслед бегущим, подобрал увядающие кусты и печально изрек – Осталось сойти с ума и вылечиться – он, размахнувшись, бросил коноплю на верхушку вишни. Рассказ Венечки о случившемся с каждым шагом наперекор всему преобразовывался в ужаснейшую явь. Коридор, ведущий в буйное отделение, на данный момент походил на засорившийся коллектор. Никотиныч сдерживая подкатывающие приступы тошноты и непереносимый смрад гниения, упорно приближался к последней стальной двери, за которой находились камеры с очень страшными пациентами. Отирая слезящиеся глаза и стараясь не ступать в особо подозрительные копошащиеся кучи неизвестно чего, Никотиныч вынул ключи и подозвал обоих Федоров. Венечке же он строго наказал караулить у двери и если, что ненароком случится, дать знать.


Приложив последние усилия, главврач и санитары оказались на пороге кромешной темноты, дежурного не оказалось на месте. Попробуй включить свет – шепотом приказал Никотиныч. Казалось, нехотя загудели лампы, оживая короткими вспышками света, не прошло и минуты, как вошедшие замерли, не смея шелохнуться. Столик дежурного, на котором наполовину объеденный лежал он собственной персоной, и далее виденное резко уходило в сторону бреда, венчала же реальность этого момента  голова с лягушачьими лапами, и это курило. Немая сцена созерцания оскальпированной головы без глаза с окровавленной сигаретой в зубах и тут само действие еще более сошло в чернейший абсурд, голова, выплюнув окурок, хрипло крикнула. Мужики шухер, Никотиныч в блоке! – спрыгнула с обглоданного трупа и вприпрыжку поскакала по коридору. Никотиныч сполз по стене, то белея, то краснея, то зеленея, он как-то беспомощно посмотрел назад, но оба злых Федора исчезли, послышались шаги босых ног.


Из полумрака вышел Боря Ёж, серийный убийца каннибал, голыми руками задушивший двух оперов и, конечно же, скушавший до поимки пять теток крупного телосложения. Он обожал котлеты и сибирские пельмени. Борька с интересом давно не евшего человека посмотрел на Никотиныча. Плохо выглядите доктор – заметил он. Да уж – машинально ответил Никотиныч, обведя мутнеющим взором окружающее пространство. Ёж уловил намек – Это доктор есть путь к абсолютному исцелению. Вот допустим я – он замолчал. Иду на поправку – И я тоже – из Бори выскочило эмбриональное подобие, еще одного пациента, насильника-педофила Альбертино Палки. Доктор, а я заново рожден – запищал педофил. Ёж подобрал вываленные внутренности и намотал на руку. Никотиныч медленно поднялся и, прижавшись к стене, стал пятиться назад, к двери. Ёж уйдет гад – сказала голова на лапах. Куда, он клятву Гиппократа давал, а у нас тут люди ждут помощи – после отовсюду хлынули неимоверные страдания. Стали появляться в свете ламп, уродливые порождения пилы и скальпеля, ожившие химериальные существа больного рассудка. Шествовали воскресшие аборты, кругом текла кровь. Доктор, где ваша помощь? Помогите этому хромому пятимесячному плоду, сделайте что-нибудь! – завизжал сморщенный эмбрион педофила. Никотиныч должен умереть! – скандировала уродливая толпа.


Был близок финал, но тут Никотиныча кто-то схватил за ворот халата и поволок. Голова с лапами, прыгнула следом и, вцепившись в носок туфли, глухо зарычала, Никотиныч взвизгнул, дернулся, но голова не отпускала, послышался щелчок зажигалки и в нос ударил запах бензина. Канистра с зажженным фитилем полетела в темноту населенную нереальным и потусторонним сбродом. Подымайтесь доктор пора уносить ноги! – это был Иван Ява. Бывший уже пациент, ловко отфутболил голову в полыхающее пламя  топки крематория. Закрывайте дверь и пусть горят поганцы! – Никотиныч на автомате проделал все это. Иван, но как? Не знаю доктор и ответ невозможен, это начало чего-то ужасного.


Вылетев из пылающего корпуса, эти двое увидели, что территория больницы опустела, ни одного мало-мальски шевелящегося больного. Никотиныч надев треснувшие очки и пригладив взъерошенную плешь, отчеканил – Так, немедленно в мой кабинет – и стремглав бросился к ядовито-желтому зданию процедурной. Повозившись, какое-то время с панелью выключателей, Никотиныч запустил аварийный генератор. Быстро поднявшись на второй этаж и сорвав со стены в кабинете пару маловразумительных таблиц, он принялся колдовать над замком сейфа. Ничего Ваня, прорвемся, на экстренный случай у нас кое-что есть. Маленький арсенальчик хи-хи. Иван скептично посмотрел на врача, сейчас он воочию убеждался в одной из своих многочисленных теорий, мир начисто лишен задатков здравомыслия, все в нем от альфы и до омеги сплошная шизофрения, паранойя и фобии. Держи – крикнул Никотиныч, в руках у Ивана оказался новенький АКМ на стол посыпались боеприпасы и другое вооружение. Глаза Никотиныча пылали не изобилием здоровья, доктор поймал свой час. Это на случай бунта. Мы обязаны их уничтожить, всех до одного. Как скажите доктор – вставляя рожок, ответил Иван.


Поспешим же и мы читатель за идущим к закату солнцем, и в том месте заветном, оттолкнувшись ногами, прыгнем в неизвестность, о которой никто, тем более ничего не знает, и когда холод космоса коснется замирающего сердца…


Юрец-огурец собственно по жизни пересекался с зелеными чертями и прекрасно понимал, что силой их не одолеть, поэтому он выжидал момент, снося мужественно все гостеприимство лукавых тварей. Звучала переносимая на слух задушевная, слезливая музыка, Юрец прибарахленный в нечто карикатурно-дурацкое; фрак на голое тело, газетную треуголку и малиновое галифе с несочитаемыми  зебристыми тапочками, сосредоточенно смотрелся в огромное зеркало. Вы сударь прямо вылитый алко граф Немытокопытенко-Пупорежин – черт с виду дворецкий, низко поклонился и после добавил. Следуйте за мной граф – после – Минуту подождите граф – и черт исчез за дверью.


Итак. Почтеннейшие и ясновельможные и иже, иже. Я имею честь представить вам, его сиятельство, синейшего алко графа Юрца-огурца Немытокопытенко-Пупорежного! Под бурные овации, новоявленный дворянин был принят велико-белочным бомондом. Тут же новоиспеченный граф был окружен любопытствующими люмпен-шалавами на выданье, разными потаскухами приблудных титулов разводящими на раз и клофелин и общение хрестоматийно пошло запилось, хотя и Юрец был тот еще фрукт. Изысканные по форме и содержанию разводы на пытливый ум и стойкость убеждений, вначале смутили Юрца, но после он вслушался в суть происходящего и интуитивно уловил, своё родное. Заблистала ярчайшая звезда. Остальной лоск спившегося бомонда померк. Все эти подвальные халявщики князья. Канализационно-мусорные идальго, бомжеватые, стекольнотарные сэры и пэры. Пошловато стучащие месье. Все это померкло среди ослепляюще-харизматичного блеска Юрца-огурца. В скором времени сама императрица Белая горячка удостоила своим ясным взором алко графа и его пригласили к столу. Подойдя он пал ниц и вскричал – О, не смею поднять глаз своих, ибо боюсь исчезнуть в вашем сиянии – слова произвели должный эффект на императрицу, и тут раздался голос, до боли родной и знакомый.


Здравствуй Юрец-огурец, мой обожаемый фаворит – бомонд ахнул. Юрец поднял, мутны очи. Роза Заппор-Блюйская? Бабища ужасная с двумя холодцами, обвисшими до пупа и огромной танкоподобной задницей, у этого существа нет лица, там следы оспы, вареники, а не губы и бойницы, вечно налитых кровью свиных глазенок, под которыми прилеплен вечно лиловый пятак, все выше описанное теперь растянуто в приветливой псевдо улыбке. Юрец хлопая глазенками, судорожно пытался проглотить подкативший к горлу ком. Сидеть тебе рядом со мной – после таких слов множество убогих личностей просто бревнами попадало на пол, всюду раздавались ахи и охи. О, я не смею, ваше величество – попытался соскочить Юрец. Еще как смеешь – и Юрцу подвинтили очередной орден под правый глаз. Как поднялся-то наш граф – шептали злопыхатели и завистники в зале, а у Юрца вселенная слетела с орбит головы. Ударил в золоченый гонг и двери соседней залы распахнулись, от таких столов голова шла кругом, было все за отсутствием элементарной закуски.


Солнце, верно, приближалось к закату, а у возведенного шатра самого Самаэля кучковались жители Обетованного. Всюду сновали странные существа в черном трико, лица их были скрыты лыжными масками. Новость быстро облетела городок и произвела ожидаемый резонанс. Все же ужас, страх всегда притягивают род людской, делая незначительными другие, то есть обыденные проблемы. Навизжавшись от души и всколыхнув притупленные мозги, можно без ложного равнодушия выслушать едко-ядовитый монолог тещи или проигнорировать пьяный дебош мужа, просто нокаутировав бывшего десантника сковородой в лоб.


Когда казалось Фарисей пал пред чарами рыжей бестии, целиком и полностью опутанный этой животной гипнотикой, в бар влетел никто иной, как Платон Шухер. После секундного замешательства по поводу всеобщей торчковости на глаза Шухеру попалась та самая девица из парка. Ты! – удивленно выкрикнул он, в руке уже была монтировка. Девица зашипела, и с кошачьей грацией спрыгнув со стойки, медленно направилась к удивленному хулигану. Чтож ты Платоша на женщин беззащитных с дубиной бросаешься, прямо маньяк газетный – она резко рассекла рукою воздух,  и кончики пальцев покрылись алой кровью. Мотоциклист, попавший под удар, просто лишился головы, и тело, покачнувшись, упало глухо на пол. Странно, обычно мужчины всегда попадают во власть моих чар – после последовало повторение трюка обезглавливания. Струя брызнувшей крови окропила девицу – Вот это реально кровавая мэри – руки с невероятно длинными когтями изодрали нескольких человек в лохмотья. Шухер крепче зажал монтировку. Так почему ж ты Платоша остался, так равнодушен, ко мне? – она была на расстоянии пары шагов, глазенки Шухера уперлись вниз живота, там и оставшись. А может ты, не состоятелен в некоторых вопросах? – и девица ногой заехала в пах. Боль неимоверная, искры из глаз, очень натуральные горькие слезы, Платон почувствовал, что там все кончено, издав, медвежий глухой рык Шухер согнулся в три погибели. Это тебе за ласку твою.


Девица снова взобралась на стойку бара, Шухер не видел ее преображения, которое могло напугать кого угодно и где угодно. Теперь танцы! – пронзительно завизжала девица. Бар ожил словно танцпол, но агрессия пьяных парней улетучилась, байкеры пятились к выходу. Шухер поднял голову и от страха вздрогнул. Девица, сохранив прежние габариты, изменилась до неузнаваемости, теперь это черт знает что с массивными тесаками в руках, пританцовывая в ритмах самбы, вознамерилось покрошить весь оторопевший народ. Лезвия подобно лопастям вертолета со свистом рассекали воздух, и чертова девка, пошла бездумно крошить толпу. Шухер не верил своим глазам, тут вот под орех разделывали всех и вся без разбора, летели ноги, руки, головы, ливер, кровища рекой, а эта чокнутая напевала веселые мотивчики. Платон сюда – раздался еле уловимый голос Семеныча, который выглядывал из-за двери черного хода, увидев кореша, Платон стремглав бросился прочь из этого ада. Прошло еще полчаса, и Фарисей опустел, теперь более походя на колбасный цех после бомбежки, уцелели те, кому вовремя удалось удрать и вероятней всего их можно назвать счастливчиками.


Андрюха догони гром стоял на краю самой глубочайшей бездны ада и шевелил пальцами босых ног, о чем он мог думать? Затрудняюсь с ответом, да и вряд ли он бы изрек « за каждой бездной, бездна глубже есть». Подобное отупелое состояние могло длиться века на пролет и никакой бы искры не мелькнуло в его голове. Он плюнул раз и плюнул два, ничего не произошло, оставалось три направления, куда имелась возможность направиться, направо, влево и последнее о котором Андрюха не подозревал. Шмыгнув носом и поправив штаны, наш персонаж поплелся, куда глаза глядят. Пустынный ландшафт, молчаливая бездна, в которой не парится демоническая кодла и пропащие души, не коптит смола, словно все ушли в неизвестном направлении, при таких раскладах герои спиваются и умирают от скуки.


Андрюха же брел упорно, настойчиво вперед и никуда более, пока на пути не повстречался местный абориген. Тощий, долговязый и давно не мывшийся житель солнечной Африки корпел над разгоравшимся таким же дохлым костерком. Андрюха кашлянул для приличия, и сразу же произошло нечто, сумевшее оглушить нашего сумасшедшего. Темнота в голове всегда сопутствует неразберихе в ней же, поди, разбери, что да как и веки сплошь свинец, а там за сознанием является полнейший неожидаемый сюрприз. Связанный по рукам и ногам, Андрюха открыл глаза и увидел безобразное свиное рыло, выкрашенное во все цвета радуги. Морда, хрюкнув, заговорила человеческим голосом – Йомумба наш шашлычок зашевелился. Андрюха от таких оборотов завизжал высоким альтом и рот залепили чем-то похожим на засохшую какашку.


Йомумба вынул папиросу, затянулся – А ты еще ничего, упитанный. Свин ты как думаешь, он упитанный или так? Папироса теперь дымила в рыле говорящей свиньи – Я жрать хочу, а ты думай сколько влезет. Йомумба прищурился, снова затянулся. Делить его как будем? Вдоль или поперек? – свин посмотрел на африканца – Тебе дерьмо, а мне все остальное – и ехидно, визгливо заверещал, перевернувшись на спину, затряс копытами. Йомумба без эмоций перенес этот свинячий приступ смеха и затушил окурок о грязный пятак. Свин взвизгнул, отскочив в сторону – Ты чего, шуток не сечешь? Нет, просто свиней не люблю – ответил Йомумба. Вдоль делить будем, так по честному. Ты босс. Босс претензий нет. Андрюха, замычав, выплюнул кляп и как в комиксах сильно напрягся, веревки не лопнули, но нечто другое, сродни смрадной органике, пальнуло, да так. Произошла яркая вспышка, от костра каннибалов практически не осталось следов, ни Йомумба, ни говорящего свина, одни дымящие головешки. Андрюха напрягся во второй раз и веревки затрещали, теперь вновь обретена свобода.


Йомумба, что это было? – свин лежал на спине, его щетина с копытами дымились, у глазенок скопилась влага, где-то в луже появились пузыри, после появился и Йомумба. Ну ни фига себе. Свин что случилось? Это смерть ваша ребятки обозначилась – приближаясь, зловеще пробасил Андрюха, потирая кулаки. Ты чего чувак? Да ты знаешь под кем мы, и кто мы вообще? Уже никто, покойники. Да мы в свите самого Бафомета, да мы с Вельзевулом на ты. Внушительный кулак впечатался в изможденное лицо Йомумбы и послышалась мелодия бьющегося фарфора. Свин обреченно завизжал, и его упрощенные мозги растеклись по ближайшему камню. Мерзость – бубнил Андрюха, отирая кровь. Если вы все тут такие красавцы, ярость моя не увидит границ допустимого – и он направился далее по линии прямого пути.


Пир шел, как и полагается пиру, шумно, весело с предстоящим мордобоем, заблевыванием окружающей среды, так же разнообразными телодвижениями без предохраняющих средств, когда попросту по барабану. Юрец вкушал и наслаждался, пил до пуза, изрыгал всесжирающий огонь, целовал баб пьянющих, шарил потными ручонками, куда доставали, ел бурное празднество кусками, без стеснений. Объявили танцы, публика разошлась, грянула мазурка после козлиная полька, и залпы шампанского возвестили о начале беспардонного балета, перешедшего в канкан с поножовщиной без изысков ментовских эскапад. Визжали шлюхи, выли потаскухи общее всенощное проклятие на головы пасущих, а дальнейшее смердело разборами, кровью, поркой, явным беспределом, дешевыми слезами. Опущенные мужеложи рыдали на холодцах всепрощающих мамок. Дрочь и слюна, убожество, экстаз грязной вакханалии. Юрец пил, терялся, вновь выпивал до потери пульса, рвал желчью, мирил быдлятник с реальностью.


Некая фрау в битом молью неглиже и свиными складками по телу, заключив союз с эпатировано сине-зеленой выжатой особой, похожей на сплошь фингал. Подползли к Юрцу. Расклад пугал откровениями, грязью, аматорством, чесночно-сортирным амбре, неуемной настойчивостью. Они залили шары и возжелали мужика, а Юрец отмахивался, как мог. Бабы наглели, пьянели, их разбитые в недавней потасовке морды могли напугать и хладный труп. Дела ничем не радовали. Дав пинка и напутственные слова романтично похотливым особам, Юрец тут же оказался вовлечен в разборы о чести и достоинстве, некоего левого фраера маркиза. Пинали тело, били ногами в ухо, маркиз молил о пощаде, ему выбили глаз, о каком милосердии могла идти речь, если козел блудящий был застигнут врасплох на этой не мытой манде. Он тискал ее обвислые сиськи суетливо тыкался вздыбленным членом в анус, от страха потея и оглядываясь, а после ее пустили в хоровод.


Приперлись в экипажах веселые цыгане и зазвучали гитары, разлилась клубная музыка. Одному из самых прытких черноголовых, один одурманенный пойлом князь, дал от души в грызло. Цыган скорей всего Вася, выхватил нож и тут же схлопотал хрусталем в голову, закричали сиренами его женщины, сыпля проклятиями, и завязался кошачий бой, грозящий перерасти в немалую потасовку. Юрец видя однозначный, увы, не бал в Венской опере, нырнул под стол и резво, зайцем стартанул подальше от сего безобразия, но не тут-то было. Думая, что он лишь так сяк сторонний участник подвалившей халявы, Юрец не подозревал, что собственно пир этот и приурочен ко дню его появления, потому что он тот самый, которого после освежуют. Вытряхнут душу, насладятся ее вкусом и полный фейерверк. Погоди Юрец, ты, что мил дружок еще не понял, что это последняя твоя халява – и белая горячка расхохоталась вполне демоническим хохотом.


Пробило ровно 20.00 и полы шатра разошлись, впуская и одновременно поглощая темнотой любопытствующих. После внутренние комнаты наполнялись чудовищными воплями, люди вздрагивали, но добровольно шли вперед, в этом может быть и была та странная аномалия поведения, действительно в каждом лице застыло нездоровое любопытство. Люди шли на явную погибель, иногда усмехаясь и отдавая полный отчет в своих действиях. Конечно, было над, чем задуматься, почесав затылок, в скором времени на площади появился мэр со всем своим семейством. Жаль человека и его близких, но мир жесток, ибо он таков.


Бросим же эти предроковые рассуждения и замолвим пару добрых словечек о самом главном, пожалуй, персонаже, героине этого трэша о Дашеньке-Дашуле. Действительно наша Даша была чудесным созданием, все же иногда господь, да простит он мне эти слова, вмешивается в чисто родительский процесс и на белом свете появляется маленькое чудо, которое не изгадят разнообразные выродки современности, им просто это творение не по зубам. Так вот, казалось, будет все в ладушки, растет коктейль красоты, ума, благородства и кому-то выпадет сей бриллиант солнцем на всю оставшуюся жизнь, ан нет. Пожалуй, трудно сейчас будет найти тот не хороший голосок нашептавший Люциферу о чудо Даше, но козлоногий прознал подлец, с этого, доклада и началось, бабы возжелал, да еще и под венец с оной. Теперь же после короткого отступления вернемся в канву повествования.


Когда храбрый доктор Никотиныч со свитой направился в буйное отделение и их спины исчезли за дверью. Дашенька, стараясь успокоить встревоженных Валтасара, Влажного и др. пациентов, принялась им доходчиво объяснять нелепость рассказов порожденных не в меру раздутой фантазией морфиста Венечки, да и так, между прочим, что каннабис тоже не хорошо. Тут-то Дашенька каким-то шестым чувством уловила, что дурики не особо вникают в суть наркотической проблемы, а попросту дико пожирают ее выпуклости под надо заметить коротким халатиком. Впервые за свою никчемную жизнь гадливого дебила Влажный ощутил просто звериное желание сношаться, кругом клубилось это странное возбуждение. Толпа почуяла реальную течку, и только Даша недопонимала общее желание. Они почесывали паховую область, кое-кто уже повторял гимнастику Онана. Даша вспомнила тихо маму и стала пятиться назад, а после настал момент осознания, и стала пульсировать одна спасительная мысль. Бежать!


Даша бежала и бежала, теряя счет времени, и вскорости девушка просто выдохлась, распластавшись на горячем асфальте. Вечерний легкий ветерок шевелил локоны светлых волос медсестры потерявшей на некоторое время сознание. Сколько бы она там лежала, неизвестно, но придя в сознание, Даша увидела перед собой задумчиво-сосредоточенное лицо Ивана Явы и несколько не в себе Доктора Никотиныча, в крови с глазами из которых сыпалась искрами одержимость. Жива, цела? – бегло осмотрев, спросил Никотиныч. Доктор но – Иван прикрыл рот девушке. Ты лучше молчи и старайся не думать. Если получится – Иван хохотнул, но явно с не высказанной мысли. Даша с мольбой и наворачивающимися слезами посмотрела на Никотиныча. Этому нет объяснения милочка, это началось, происходит, и не имею представления, когда закончится – ответ лишь все усугубил, Даша расплакалась. Они хотели. Там такое, я не ожидала – сбивчиво и в рыданиях начала она свой рассказ. Полно те вам Дашенька – попытался успокоить Никотиныч. Здесь происходит нечто дьявольское, и мы только пешки в этом кровавом абсурде – он замолчал. Чтобы выжить необходимо, держаться вместе, а теперь поторопимся, думаю ночь нам не в помощь – и тройка беглецов, сторонясь дорог, двинулась в направлении частного сектора, где проживал Никотиныч.


Пустынная дорога, огромный диск солнца, идущий к закату, асфальт плавится, листва еще не отошла от дневного зноя, все в округе замерло, даже легкие порывы ветерка и вот на горизонте, что-то блеснуло. Точка быстро приближалась, так что в скором времени стала черным мерседесом 600-ой модели, идущим порядка 150 км\ч. Теперь перейдем к пассажирам данного крейсера. Полновато-плотный водитель с вполне дружелюбным лицом и, конечно же, короткой стрижкой, был некто иной, как Лёня Сэндвич, имевший ходку за разбой, человек решительный и волевой, способный отвинтить голову без извечных сакраментальных фраз. На пассажирском сидении восседал бригадир восточной группировки Бабай, по совместительству внук бабы Гали. Данный мужчина в прошлом перспективный молодой человек не лишенный честолюбия, но ставший на скользкую дорожку преступлений, являлся протеже одного из влиятельных областных авторитетов и исправно служил, оправдывая возложенные на него надежды. Внешности он был самой подходящей, что же до двух оставшихся персонажей, то они мало чем отличались от Бабая.  Разводящий Радж, действительно смахивал на обритого индуса и имел меж бровей родимое пятно, полюблял курить дары матери природы и много говорил, но в тему. Бэмс, так звали второго пассажира, являлся бойцом таких довольно много, они могут крушить и сражаться, лишены большинства извилин и на данный момент ему было очень плохо.


Мерседес стрелой пролетел пост ГАИ, но, ни одного живого сотрудника не засвистело в свисток, не взмахнуло жезлом, все бравые милиционеры грудой обглоданных костей лежали в темном углу. Звонил, разрываясь, телефон, кружили большие зеленые мухи, порывы ветерка шевелили листы забрызганного кровью журнала и вряд ли кто узнает о случившемся. Там вправо и после по проселочной. Меньше глаз и никаких не нужных разговоров – Бабай посмотрел на скрытую зеленью клинику св. Грааля, где как ему показалось, присутствовало рубиновое свечение. Чертовщина – отмахнулся он от привидевшегося. Бэмс чего с тобой творится? Чего это у тебя там урчит? Слушай часом не подлянка, какая? – Радж с подозрением глянул на бледного Бэмса. Да это пироги с горохом, черт бы побрал ту старую кошелку – в животе заурчало еще громче. Тошнит меня, худо – Бэмс скорчился. Братва, это может, высадим его, он или блевать начнет или того хуже обгадится – Радж отодвинулся, открыл окно. Ну, перднет пацан, ты может, смолить меньше будешь, боясь взрыва – и Сэндвич и Бабаем заржали.


В прошествии нескольких минут бандиты уже стояли у стены буйно разросшегося хмеля, Бэмс сняв очки, осмотрелся – Тут что, еще где-то люди живут? Лови момент горожанин, это первозданное практически не тронутое человеком – Радж вдохнул полной грудью. Эх, братцы, тут-то жизнь и начинается. Нет суеты, время в сонливом анабиозе – урчание, перешедшее, в зловонный выброс мгновенно разрушили идиллию Раджа. Скотина – сказал он. Проклятые пироги – Бэмс побледнел, было видно, что сейчас все содержимое желудка попросится наружу. Бэмс, а ну исчезни куда-нибудь, не хватало мне тут рвоты при бабуле – Бэмс спотыкаясь, поплелся вдоль изгороди. Поиск подходящего местечка привел Бэмса на огородец ныне покойных лиходеев Пырь и все бы вышло тихо, если бы не буйная Маша из тех же медведей.


Приняв упор для исторжения травленой пищи и уже чувствуя движение рвотных масс, Бэмс краем глаза уловил движение, это была голая баба с топором, которая с глухим рыком неслась прямо на него. Проблема застигла врасплох, запачкать дорогую рубашку и брюки он не хотел, но одновременно блевать и обороняться невозможно, а эта буйная мадам неслась локомотивом. Эй, дура ты что творишь? – остальное смыло рвотой. Убью погань! Я Маша из медведей! Жизнь, конечно же, дорогая штука, чтоб ее загубила баба с ржавым топором, Бэмс кое-как увернулся от рубящего удара и повалился на грядки с помидорами, второй удар чуть было не достиг головы. Не уйдешь, чертяка позорный! – ревела буйная девка, но тут возник за спиной Радж с битой. Маша вмиг обмякла, комично распластавшись на овощных грядках и ей все было пофиг. Бэмс, теперь я вообще ни черта не секу! Что за дела с голыми телками? Ты шел блевать, и на, баба с топором. Маша ее зовут – отряхиваясь, ответил Бэмс. Кажется, она из той лачуги выскочила. Надобно визит им нанести, расспросить о таком дичайшем беспределе – Бэмс уже стоял на ногах. А эту свяжем, после поговорим – Радж вынул ствол и посмотрел на Бэмса. Пошли что ль?


Осторожно приотворив жалобно скрипнувшую дверь, они крадучись вошли в крошечную прихожую и после осторожно раздвинули занавески, там их ожидал брутальный сюрприз. Первое, что бросалось сразу же в глаза, лежащая на полу закопчено-обгорелая задница Дымона и остальные фрагменты его разорванного тела по всему залу. Вот отдыхает провинция – прошептал Радж. Затем следовал распластанный Пупырь с деформированной черепной коробкой в огромной черноватой луже загустевшей крови и выступивших мозгов. Последний из Пырей, Ацетон, скорчившись, валялся у окна. Две ужасных рубленных раны вызывали не контролируемые приступы тошноты. Бэмс поморщившись, направился к выходу. Ты вот Радж ответь, как она этого в клочья разнесла? – Бэмс закурил, жадно затянулся. Да я почем знаю – Радж сплюнул. Хорошо Галина Павловна, разберемся – послышался голос Бабая, были слышны шаги по гравию, и появилась бабуля с внуком. А вы, что тут – остальное Бабай не договорил. Босс там тройная мокруха. Жуть беспредельная – в два голоса затараторили бандиты. Бабай посмотрел в упор на старушку, та лишь пожала плечами. Ну и хорошо. Спроси у своих орлов, они там не наследили? Да нет, бабуля, но кто у вас тут такой лютый? Девка! – спохватился Радж, и побежал на огород.


Через несколько минут, голая девка без сознания, связанная по рукам и ногам предстала перед Бабаем. Она знает расклад – подытожил Радж. Может, ее в чувства приведете? – и Бабай подошел ближе, присмотрелся внимательно к венам незнакомки – Да она торчковая. Девку принялись тормошить, лупить по щекам, но ей, судя по всему было по огромному барабану. Получив битой в затылок, она реально отойти в мир иной, и не проливать света на темные пятна. Брось ее она зажмурилась – Бабай закурил. Ты зачем эту дурру мочил? – спросил он Раджа. Так она Бэмса, чуть того – Бэмс часто закивал. Девка, наверное, и тех в доме положила, если ее ломало, то, как пить дать. Так братва ее в хату заносите, и будем спички жечь – Бабай вынул трубу, хотел позвонить, как появился просто неоткуда свидетель. Прошу прощения, кто из вас будет Дымон Пырь? – это был молодой человек, довольно интеллигентного вида с серебристым кейсом в руке. Нету их сыночек, сами вот ищем поганцев – вмешалась баба Галя. Скажем так, гость глуповато улыбнулся и поставил на себе крест, дурацким предложением – Может, войдем? Дверь я вижу открыта. Бэмс глянул на Бабая и после направился к незнакомцу. Обидно братуха, видно ты идиот еще и без удачи – последовавший удар в челюсть был сокрушительным, но не для Западло.


Значит вы мокроделы – Западло усмехнулся, глядя в упор на оторопевших бандитов. Бэмс попятился назад, все в этом человеке кричало не пониманием произошедшего, бандиты выхватили стволы и принялись за стрельбу в упор. Пули летели, попадая в голову, грудь, живот, свинец крошил белые зубы, а демон продолжал стоять. Стихла пальба. Поверьте, это не поможет – вполне членораздельно произнес Западло, из его глотки лезло нечто ужасное, мерзкое и ко всему живое. Оно имело пасть и противно шипело. Бабай впервые в жизни реально растерялся, казалось, замаячил финал, но на сцене обозначился Сэндвич, вмиг укатавший стойкого демона в сыру землю матушку. Валим братва! Слов более не требовалось и бандиты дали деру еще, не зная, что Обетованный скажем так полным ходом летит в самую настоящую адскую бездну.


Вечерело, народ продолжал из любопытства заходить в шатер, с глупой надеждой выйти и с кем-нибудь поделиться пережитыми впечатлениями, но в тусклом свете арены никого не было, лишь валун немалых размеров искрился неестественным светом. Появился хромающий Люцифер с человеческого обличья, которого хлопьями осыпалась кожа, то бомжеватый наряд, в одночасье, вспыхнув, исчез, и теперь явилось подлинное величие злодея. Доспехи черного цвета, инкрустированные золотом,  королевская алая мантия и остроконечная корона, Люцифер взобрался на валун. Шнырь! О, я здесь мой повелитель – и подобно таракану из темноты выполз Шнырь. Я жду твоих слов – не отводя тяжелого взгляда, произнес Люцифер. Не гневитесь мой повелитель, но пока она не в наших руках – заблеял, Шнырь, подползая к глыбе. Мне трудно хозяин, все бросились на растерзание города, а не поспеваю. Где Даша? – прозвучал вопрос. Она уже была в моих руках, но ее спасли наши заклятые враги, Никотиныч и Иван. Опять Иван! – и мрак рассекли молнии гнева. Шнырь, весь задрожал – Я не виноват мой повелитель и бог! Люцифер спрыгнул с валуна и схватил своего слугу за горло – Ты помнишь и знаешь, сколько осталось времени, а теперь пошел вон! Шнырь, пулей вылетел из шатра.


- Что есть у тебя? Всего лишь маленький, ничтожный отрезок жизни, который заполнен чем? Чем вопрошаю я? Западло усмехнулся – Ничем. Разноцветной пустотой, завистью, болью мук, радостью взращенного  злорадства, слезами и горечью. Перечень велик, но способен ли человек в полной мере ощутить полнокровие своей жизни? Демон отер окровавленные руки. Вынул сигарету, мечтательно затянулся, полуприкрыв глаза. Жизнь, нечто застрявшее между землей и небом. Ответь мне, будь ты мужчина или женщина без фальши и лжи в дрогнувшем голосе. Какова она? Ведь мой удел это бессмертие, пытка, агония. Расскажи какая она, жизнь? Как она пьянит, кружит голову, как проистекает гармония из души и тела. Насколько может быть велико сердце, когда его не точат язвы мира порожденных проблем. Где грань отречения? Что есть невыразимое, сродни ли это истине? Или смысл жизни в том, что ты идешь не спеша в развалку из сегодня в завтра, видя четко путь, не растрачиваясь попусту на битвы с химерами или погоню за миражами обманутых надежд. Оскальпированное тело бабы Гали упало на овощные грядки, Западло затянулся, всмотрелся с интересом в твердеющую гримасу смерти. Куда тебе понять мятежную душу. Как можно с тобой вести диалог, если ты все вносишь в книжицу. Это ты более несешь в себе зло, ибо желаешь быть полной противоположностью. Демон пальцем выдавил глаз, старушка лишь вздрогнула, бормоча не внятное в бреду. Кто будет искать Дашу? – раздался вопрос за спиной Западло. Шнырь, ты суетлив, увы, такова твоя природа. Суета, понимаешь ли, она исключает прозорливость, расчет, именно все то, что позволяет сотворить филигранное зло, искус. Если ты, что-то знаешь о Даше, так не учи, лучше действуй словоблуд – оборвал резко Шнырь. Хотел бы я взглянуть на реакцию босса, выслушай он все это словесное впаривание. Западло снова закурил – Шнырь – он посмотрел с безразличием на беса. Ладно, проехали. Дашу ведут в дом Никотиныча, так что поспешим, иначе не увидим заготовленной драмы и демоны исчезли.


Драма началась приблизительно в 19.00, когда Антонина могла непосредственно вперить свой мутноокий взгляд бледно зеленых глаз в подарок. Рабочий день остался позади, вместе с честно выполненными обязанностями секретаря, зайдя в магазин и кое-что, купив к ужину, Антонина ближе к половине седьмого была дома, конечно же, одна, наедине с пустотой и ужасом одиночества. Благоверный отсутствовал на дежурстве, хотя и наличие супруга в доме последние пол миллиона лет делало обстановку, да и саму жизнь нестерпимо гнетущей. Кое-как, вяло пережевывая  идущее время, Антонина как всегда в легком халатике подошла к зеркалу, чтоб вновь испытать боль от жестокости лет в жировых не исчезающих складках, апельсиновой корке, тут-то и очутилась в ее руках подаренная любовная сага о грезах женской истосковавшейся души.


Антонина раскрыла книгу, и пошло поехало, там было сокровенное, от чего, увы, не оторваться. Она возжелала, и свершилось, сказка или явь? Зеркало всегда, во все времена было магичной штуковиной и многим оно являло порою невероятные вещи, с Антониной произошло нечто подобное. Другая реальность в отражении, там стоял мифический мужик со здоровенным мечом в руках, хаератый, с толстенной золотой цепью на бычьей шее, играющий округлыми бицепсами и мощным торсом. Антонина от неожиданности ахнула и растерялась, пустой дом, тут вот принц, собственно вылитый Апполон в плоти, она в тоске с одиночеством, прямо рваная рана. Тяжело дыша, Антонина сползла по стене. Красавец самец шагнул навстречу, и голова съехала набекрень, и понеслось эдакое софт порно. Женщина отдалась во власть любовной стихии. Слышались стоны, книжный, слащавый слог брил извилины, схематично зажеванными фразами в этом был неописуемый кайф. Принц надо отдать ему должное, соответствовал образу, действовал уверенно с мягким напором. Дело подходило к эрогенным зонам, когда половые органы нарекают названиями из мира флоры и фауны.


Конечно, весь  этот любовный роман приближался к счастливому, слюнявому финишу, если бы не предстоящая драматичная развязка. Находясь на пике блаженства, Антонина вполне натурально содрогалась в приступах взрывного оргазма, наверное, так и тут коварный, злой гений Никотиныч ударом кинжала в спину, завалил принца, словно дикого вепря, прямо в сердце, без честного поединка, лицом к лицу. Принц захрипел, его глаза закатились. Последовали судорожные толчки. Я умираю, любовь моя – это уже прозвучало в горячем потоке крови, Антонина дернулась и завыла, словно раненая выпь. Она покрывала горячими поцелуями хладные уста, не вздымающуюся могучую грудь. Принц был мертв сила любви его не воскрешала, а подлец и убийца муженек исчез неизвестно куда, так и горевала уже тихо завывая Антонина, пока к концу первого акта не явились Западло и Шнырь.


- Успели – прошептал Западло. Глазей Шнырь, сейчас явится между прочим подлый убийца Никотиныч, и с кем? С самой Дашенькой и тут разыграется вторая часть древнегреческой драмы «Антонина и зад наркомана» с умопомрачительной, брутальной развязкой бытовых разборов. Мы же предстанем в финале под видом олимпийских богов. Шнырь, сплюнул, достал папиросы – Здорово ты придумал чувак. Греки знали, как заворачивать реальные драмы.


Никотиныч замер, ему показалось, что из дома донесся жуткий вопль Антонины, мелькнула несколько радужная мыслишка, что он, увы, овдовел, ну правда эта курица с излишней театрализованностью в голове, просто задолбала обыкновенного человека в роли ее мужа. Никотиныч был главврач, верный, заботливый супруг, раз в неделю исполнял долг, помнил несколько дат их совместной жизни, но не более того. Антонина же, эдакая дура требовала невозможного, вот почему он подумал о вдовстве. Тихо приотворив дверь, эти трое не включая света, прошли в прихожую. Оказавшись в просторном зале, все как-то замерли и напряглись, откуда-то из глубины дома доносились глухие рыдания. Никотиныч замер и стал прислушиваться – Антонина плачет – шепотом сказал он и крадучись исчез в темноте дверного проема спальни.


Щелчок выключателя и он бледнее прежнего выскочил из спальни. Некрофилия – он как бы издалека посмотрел на остолбеневших Ивана и Дашу, после пулей бросился прочь, это длилось секунды и вот пророкотало громогласное, нечеловеческое, звериное – Убью! И на сцене в свете рамп возник живой, свирепый, нагой демон с лицом и целлюлитом Антонины. Раскрасневшаяся, буйная с пеной безумия в уголках рта, перекошенного горем и злобой. Главное было же в руках, ружье. Иван мгновенно оценил ситуацию и во время упал на пол, грянул выстрел, затем последовал другой. Пороховой дым, пыль штукатурки, звон в ушах, крик перепуганной Даши. Убью – утробно рычала Антонина, пытаясь перезарядить ружье. Иван вскочил и направил дуло автомата на нагую бабищу. Тетя, ради Христа брось ствол – безумные от горя глаза Антонины остановились на Иване. Что он наделал? – она всхлипнула и могучие молочные железы колыхнулись, и Иван на доли секунды отвлекся. Далее Антонина проделала неимоверное, подобно заправскому панчеру с обеих рук пушечно прошлась в челюсть и висок, Иван рухнул, уйдя в глубокий нокаут.


Глаза несчастной, тронувшейся женщины, и перепуганной на смерть девушки встретились. Ожесточенность и хрупкая беззащитность. Он разрушил мое счастье, он – пугающее стекло пустых глаз убитой горем Антонины холодом обожгло Дашу. Едва дыша, она вжалась в стену, силясь предугадать дальнейшие действия обезумевшей женщины и так медленно начала пятиться к двери, откуда недавно бежал Никотиныч. Нетрудно догадаться, что ожидало ее внутри комнаты.


Продолжала качаться люстра, кровоподтеки на зеркале и шмат человеческого тела с явно обгорелой задницей, вот то немногое, что составило счастье Антонины. Девушка согнулась пополам и качнулась в сторону двери, лучше присутствие безумной некрофилки, нежели этот дикий, но видимый бред реальности. Иван Ява подал первые признаки жизни, открыл глаза, увидел дуло ружья, упершегося в его грудь. Конечно, я дико извиняюсь, но почему вы хотите убить меня? Ты друг моего врага – глухо ответила Антонина, взводя курки. Женщина одумайтесь. Во-первых, я пациент вашего, якобы врага, а это как мне кажется разные вещи – попробовал прояснить ситуацию Иван. Да какая теперь разница, одним придурком меньше и то услуга обществу – окончательный довод звучал бескомпромиссностью приговора. Послышались тихие всхлипы Даши.


Достаточно! Черт подери, хватит! Мне страшно! Человека нельзя убивать за то, что он ненормален! Это чертовски не справедливо, этому нет оправдания! Кем же надо быть, чтобы запросто выстрелить в практически не знакомого человека, утверждая о некой услуге обществу? Одумайтесь, ведь по ту сторону живое, мыслящее существо, а не пивная банка. Иван не может быть виноват в том, что его психика дала сбой и вообще это абсурд, когда один сумасшедший желает убить другого, мотивируя свой поступок, тем, что жертва тоже псих! Даша подняла руки вверх – После всего увиденного, я просто отказываюсь видеть и участвовать в подобном бреде. Хватит! Таймаут! Иван от удивления раскрыл рот, но мигом спохватился и что есть силы, толкнул Антонину ногами. Грузное тело сотряслось и попятилось к стене, рефлекторно пальцы сжались, грянуло два громких, оглушающих выстрела, Иван набросился на Антонину и вырвал ружье. Дура баба! – но та лишь глухо рыдала.


Даша подняла с пола запачканный халат и накинула на плачущую некрофилку, которая собственно не знала об этом, в ее душе умирала, вернее, агонизировала убитая наповал любовь. Бедная женщина – с сожалением в голосе сказала Даша. Может быть, и Иван проявил сочувствие  в отношении к Антонине, но не сейчас и не сегодня, на данный момент его беспокоило отсутствие Никотиныча, вряд ли сей субъект, просто поджав хвост, смылся, что-то обязательно должно произойти, иначе не может быть.


Никотиныч, конечно же, не сошел с ума, в какой-то мере планка рассудка запала, но это более походило на состояние аффекта, к тому же трудно отреагировать как-то иначе. Включив свет и увидев во всей красе некрофильный дуэт супруги и цельного шмата человечины, Никотиныч первым делом остолбенел и в мозгу уже не осталось места для реакций, и тут эта начинает вопить – Убью! Появляется ружье, причем реально заряженное, Никотиныч мигом догадался и помчался за неоспоримым противовесом в любой житейско-криминальной ситуации, он побежал за автоматом Калашникова.


Антонина постепенно успокаивалась, более или менее становясь обыкновенной женщиной, она уже стыдилась наготы, смущенно краснела, затем  осмотревшись, вздрогнула, увидев нацеленное ружье. Вань опусти оружие – скомандовала Даша, подходя к Антонине, чтобы как-то утешить. Ах ты, сучка, маленькая злобная сучка – шипя, процедила сквозь зубы та, и тут распахнулась дверь, и возник на пороге Никотиныч с автоматом в руках, готовый на убийство законной супруги. Антонина хрипло зарычала, вцепилась в дуло и резко дернула на себя и вправо, грянули выстрелы, но ее это не остановило. Никотиныча пробивала мелкая дрожь, но он держал на прицеле ополоумевшую супругу. Антонина брось ружье, это не шутки. Ты убил его, ты подло убил его – упрямо твердила женщина. Ты подослал этих гадких лжецов, чтоб они разубедили меня, но ты. Я сама тому свидетель, это ты, чудовище воплоти, пронзил сердце любящее меня. Что ты говоришь идиотка? – не выдержал Никотиныч, и тут же ружье полетело в него. Раздался выстрел.


Звон еще стоял в ушах, но что приковывало взгляд, так это темное пятно во лбу Антонины из которого медленно, даже сонливо ползла одинокая струйка крови. Глаза Антонины смешно косили, после она подобно нокаутированному бойцу всем грузным телом опустилась на колени, и Иван различил, как сотряслись ее пунцовые щеки, а затем тело глухо ударилось об пол, на затылке дымились волосы, и было видно, что раздроблены шейные позвонки. Иван перевел взгляд на Никотиныча, который дико выпученными глазами осматривал торчащую из его живота двустволку, наверное, он не верил в произошедшее. Иван – то ли вопрошая, то ли хныкая, позвал бывший главврач и выронил автомат. Иван мгновенно схватил оружие, решив убираться по добру по здорову.


Ярко вспыхнувшая люстра вкупе с гулким громовым разрядом и сопровождающей молнией задержали на секунду Ивана, а после наступил финальный акт драмы, несколько выбивший из колеи нашего героя. Наступила тишина и вот за круглым столом возникли два олимпийских бога, один из оных, то ли Дионис, то ли суетливый Меркурий, с ленинским прищуром покуривал папиросу со знакомым содержимым. Второй, эдакий Аид с Лубянки выискивал отсутствующие крошки на столе, не стану далее описывать их облачение, все было в тему и по правилам. Иван нервно гоготнул, всем видом отрицая реальность. А где Даша, любезный? – ядовито спросил псевдо Аид. Где же наша Даша голубчик? – повторил с той же интонацией другой олимпиец. Иван осмотрелся по сторонам и в полнейшем недоумении задался и сам вопросом. После спохватился и нашелся с ответом – Даши то нет. Пропала – и ему вдруг не по себе стало весело. Куда дел скотина? – поднадовил Аид с Лубянки. Иван улыбнулся как полный дебил – Никуда гражданин с Олимпа. Пацан ты реально не сечешь ситуацию. Ты че дурика из себя корчишь, ты че совсем позабылся, запутался? Зришь, с кем общаешься, какие люди с тобой разговор толкут, а ты че несешь, че городишь? Где Даша придурок? Боги олимпийские не приемлют тупого мычания – изрек роковые слова божок с папиросой. Иван передернул затвор автомата – По барабану – полетели пули, началось мочилово.


Лихая пьянка с карточным набором всех мастей в один миг превратилась для Юрца-огурца в дикое, безумное судилище. Наиблагороднейшие дауны, люмпены, шваль подзаборная, выродки и ублюдки, вся та немыто, нечесаная богема с которой он давеча упивался пойлом. Они безликие, но слушавшие  и внимавшие его словам, сейчас доставали те самые камни, которые обязательно полетят. Судилище ряженых началось.


Первыми вызвались многочисленные зеленые черти, которых Юрец по жизни терпеть не мог и по мере возможности давил на месте до мокрого места, но гады оказались живучи. Обвинения посыпались как из рога изобилия, Юрец опустив голову что- то мямлил не членораздельное, его мутило. Наконец, после всех этих нападок обвинения, подсудимый взял слово и испросил разрешения удалиться в уборную, ссылаясь на расстройство желудка. Толпа обвинителей неодобрительно загудела, требуя немедленного линчевания. Следуя за двумя цирозниками конвоирами в императорскую парашу, Юрец решился на отчаянный побег, благо обстоятельства были в его пользу. Кашлянув погромче, Юрец схватил обоих конвоиров за грязно-сальные шевелюры и с силой стукнул их головами, посыпались искры из глаз у грозных пьяниц и те отошли в небытие. Вооружившись ржавой саблей наш подсудимый пулей, бросился бежать, но за очередной дверью оказался вновь не приятный сюрприз.


Царство белой горячки это и некое зазеркалье, сплошь из кривых зеркал и лабиринт, ведущий к саморазрушению, напуганный и вооруженный Юрец вновь оказался там, где его ждут. Сотни иль тысячи зеленых плюшевых чертей ждали отмщения, и враги, обезумев первыми, набросились на Юрца. Началась свалка и эта, невзрачная на первый взгляд, ржавая сабля преобразилась в руках бросившего вызов зеленому змию. Летели рогатые и не бритые головы, визжали помойные сирены не отличимые от Иерихоновых труб, Юрец непередаваемым голосом трубно ревел «Полет валькирии» вообщем сражение имело и размах, и вкус. Проткнув и обезглавив очередного скота с початой водкой, Юрец увидел, что все практически кончено. Кругом лишь трупы ненавистной ему мерзости и живая мертвенно-бледная императрица, и главный рогатый в золотой короне, он уже знал о близости попятной, значит победил.


- Юрец – она закашлялась и подозвала его к трону, попахивало страхом, и Юрец смело шагнул на встречу, даже с вызовом заглянул в чудовищные глаза цвета жизненных помоев. Ты победил, но это Пиррова победа. Хочешь еще один шанс? Юрец почесал затылок – Клал я на твой шанс и на тебя, и на все это поганое, заблеванное царство – далее он приложил с дюжину крепких словец и был таков. Стало темно, посыпались проклятия, завыли заунывно колдовские ветра преисподней, Юрец возвращался домой в город Обетованный, раздираемый на части демонической сворой из ада, сильный, перерожденный, победитель белой горячки и зеленого змия.


Труден путь человека в мире, где не сыскать неба, где позабыт страх грядущего. Где ты медленно по-черепашьи влачишь свой шаг в пугающую неизвестность, соизмеряя взглядом зеркальную двойственность окружающего. Андрюха крепче сжимал кулаки, скрипел зубами ожидая того самого знака или знамения, но дорога привела его к замку на скале. Трудно сейчас описать мысли данного индивида да еще в таком запредельном месте, мы же относительно нормальные, а Андрюха догони гром, вновь перешел свой Рубикон и во всю силу легких закричал. Дух мой бесстрашен! Воля гранит, имя мне пес божий! Да убоятся гнева его племена смоляных нор, ибо я орудие господа! Безжалостное и сокрушающее и суть моя, праведная ярость! Андрюха перекрутил меч и одухотворенно продолжил. И снизойдет огонь небесный во мрак и уничтожит все дотла! Надо отметить, пациента услышали, стены замка ожили бегающей стражей. Неожиданно полумрак разорвала молния, угодившая прямо в грудь Андрюхи, тот вспыхнул ярким пламенем, еще пара секунд и у замка на дороге дымила пара больничных тапочек.


Столь неожиданная развязка несколько не в тему ожидаемой битвы, немного обескуражила темные силы, со стен продолжали наблюдать, но собственно и тапочки когда-нибудь дотлеют. Завывал легкий адский с гарью ветерок и тут раздался леденящий кровь вой, то ли пса али волка, вообщем даже бесу не разобрать. Вдали, там, где бушевали пожарища, и не ослабевал вечный стон мучений, возникло некое существо, чье приближение ничего хорошего не могло принести. Оно громоподобно ревело, неся только разрушение, хаос, смерть.


Время неумолимо приближалось к отметке 22.00, и в свете не разбитых фонарей возник некогда загадочно исчезнувший из Фарисея анархист Варфоломей. Данный и, конечно же, занимательный по своей природе человек, еще там в баре при первом появлении обнаженной девицы моментально просек все же, наверное, интуитивно, что дело обмазано нечистой силой и сельские байкеры обречены, впрочем, как и славный пивной пантеон. Следовательно, одолеть существо наделенное бессмертием и при крышевании самого главного злодея с помощью кастетов, цепей и дрынов со штакетником, дело неблагодарное и заведомо проигрышное. Далее в голову Варфоломея пришла не дурная мыслишка, посетить силовые структуры и при благоприятном стечении обстоятельств, обзавестись кой-каким оружием, да и схорониться в божьем храме, полагаясь на авось пронесет. Город вероятней всего был обречен, и все лишились заветного шанса на спасение. Варфоломей уверовал, что это последняя репетиция судного дня.


Стараясь как можно реже сталкиваться даже с бродячими псами и сторонясь темных переулков, Варфоломей пулей, не сбавляя темпа, летел в райотдел, надеясь, что ему повезет. Догадки оказались верны, доблестная милиция была полностью истреблена и обглодана до костей, которые свалили в одну кучу на внутреннем дворе, там же стоял шикарный шестисотый мерседес с помятым передним  бампером и довольно запыленный от проселочных дорог. Обойдя с опаской нагромождение костей, Варфоломей прислушался и наконец, раздался голос, определенно живого человека, коим являлся Бэмс.


- Нашел – крикнул Бэмс, щелкнув выключателем. Бандиты остолбенели от так реально пролитого света. Кабинет начальника милиции был до неузнаваемости трансформирован в разделочно-обвальный цех мясокомбината. Начальник отдела, будучи мужчиной  тучным, был разделан на все составные. Столь ужасное зверство, было филигранно исполнено, и любое воображение шло на попятную после увиденного проффесионализма в исполнении. Бабай под явным впечатлением от содомированного, а после расчлененного и обрезанного, в кусках и по всякому, начальника райотдела, выдохнул – Бог ты мой. Это как же надо? Бабай, это сам понимаешь, обстановка не расслабишься, но есть сомнения и вопрос – Радж брезгливо сплюнул. Ты спрашиваешь, какого мы тут? Ментовской арсенал, он где-то здесь. Вероятней в подвале, а ключи или код замка, должны быть у этого полуфабриката. Радж молчал, искоса поглядывая на Бэмса. Чего стоим, шуруйте и если понадобится, залезьте в зад этого мента, иначе все будем такими картинками. Звучало убедительно, и бандиты принялись за тщательный осмотр кабинета.


Варфоломей уже, будучи у входа, призадумался, все же велики ли шансы, выжить одному или дать о себе знать, присоединившись к этим незнакомцам, которые однозначно интересовались милицейским арсеналом. Послышались осторожные шаги со спины. Ты кто такой? – спросил голос, Варфоломей вздрогнул и поднял руки. Я не мент их всех положили. Это я и без тебя вижу – оборвал незнакомец. Но ребятки я имею информацию об арсенале. Так и ты мужик за стволами прибежал? Думаю, ты, верно, думаешь – подытожил Варфоломей, опуская руки. Тогда пошли мужик, гостем будешь – и Сэндвич подтолкнул Варфоломея вперед, и снова стало тихо, но едва различимая тень мелькнула у машины, тут же, исчезнув.


Арсенал был обнаружен, Варфоломею не пришлось обнародовать свою информацию. Взломщики были уже на пороге, как раздался сильный скрежет, а после взвыла сирена. Все колес больше нету – констатировал Сэндвич. Кем бы этот урод ни был, он таки ответит реально, за этот мать его, материальный ущерб. Леня успокойся, тише, без нервов – Бабай хлопнул по плечу явно расстроенного Сэндвича. Следует поторопиться, они уже тут – засуетился Варфоломей. Действительно на улице та самая едва видимая тень приняла более четкие и осязаемые очертания, это было одно из худших порождений бездны, звалось просто Петушиный глаз. Покореженная машина валялась рядом, а демон вдыхал запахи обреченных людей, он глухо рычал, рыская желтоватыми, горящими глазищами по темным окнам.


С горем пополам запустив аварийный генератор и привыкнув к тусклому свету мерцающих ламп, аппарат работал с перебоями. Братва и Варфоломей принялись за обследование оружейного арсенала райотдела, вообщем (если в ваших руках есть автомат Калашникова и пара рожков с патронами, то можно с вызовом сообщить о своем существовании и доказать реальное право на жизнь) но вернемся обратно к повествованию. Не считая взятых автоматов и изрядного количества боеприпасов к оным, в руки братвы попала пара функциональных пулеметов и ящик с гранатами, среди которых были как противотанковые, так и осколочные. Дополнялся весь этот набор гранатометами, ласково именуемыми в народе «муха». Сэндвич уже практически довольный щелкнул затвором. Теперь и стрелу забить не грех – и скажем так, борцы вынужденного сопротивления двинулись на поверхность, потому как отсидеться при таком раскладе, было полнейшим малодушием и самоубийством.


Картина происходящего уже не удивляла, во дворе стояло рослое, волосатое, обделенное интеллектом, звероподобное существо, сжимавшее в лапах увесистую дубину, от него несло псятиной и трупным разложением. Выродок оскалился с обломков зубов стекала кровь и слюна, Сэндвич осмотрел урода с ног до головы, словно снимал мерку для гроба и тапочек. Невдалеке послышались шаркающие шаги, и возник утиль любого ужастика, зомби, с пустыми белками глаз, протягивающие окровавленные руки и вечно охочие до поедания мозга законопослушных граждан. Раздался первый одиночный выстрел, и братва перешагнула грань данной реальности. Сэндвич прицельно пальнул из гранатомета, и когда здоровенного выродка пошатнуло взрывом, и он как бы распался на части. Наконец-то зазвучала протяжная и разнотональная очередь из пулемета, скосившая толпу зомбированных жителей на повал, кому разорвало голову, кому перебило позвонки, лишило конечностей, а пулемет не унимался в этих жутких откровениях. Сэндвич подошел к демону, покорежившему автомобиль, прикладом раздробил голову и оставил на память пару гранат. Это тебе за машину засранец. Братва облила бензином дважды трупы, а после все остальное, на что хватило горючки, и запылал импровизированный погребальный огонь, в ночь вырвались языки пламени, лизнули яростно черноту неба, обернули серебро луны в медь.


Иван бежал, долго и слепо, сглатывая слюну, спотыкался, больно падал, но неведомое гнало и гнало за городскую черту. Было ли это вновь дикое сумасшествие, он толком не знал. Сейчас все в Иване ощетинилось загнанным зверем, который вихрем мчался навстречу пугающей пустоте, от которой он собственно убегал. Непреодолимое желание навечно скрыться в материнской утробе или сделать лоботомию, чтобы в обрубках идиотичных эмоций просто отрицать довлеющую реальность. Отгородиться от смерти всеми мыслимыми, придурковатыми заморочками, но он бежал не веря. Что близок край. Бездна, Иван завыл от безысходности, осознав, что вот именно тут закончился и рухнул его мирок, но шаг во тьму пугал, это было подлинное безумие. Иван вдруг вспомнил Дашу. Где она? Что с ней? После нечто живое шевельнулось в нем, обычно хорошие люди запоминаются надолго и это одушевленное, подвижное, внутри под сердцем, царапнуло укором. Почему, мол, Дашку не спасаешь? Иначе на кой вообще тут бегаешь? Остановившись, Иван круто развернулся, проверил автомат и помчался к городу, спасать Дашу.


После проигранной потасовки в Фарисее, наш хулиган и мыслитель, оказался у порога родного дома. Тиха была эта душная летняя ночь и по неизвестным Платону причинам в частном секторе не лаяли собаки, не щебетал соловей. Сильным ударом ноги Шухер вышиб хлипкую дверь и влетел в собственный дом, лихорадочно заметался по пустым, темным комнатам, он знал, что ему что-то необходимо, но что именно? Пока не споткнулся о нечто темное, лежащее поперек комнаты. Загремела пустая посуда и тара, послышались его собственные проклятия, и Шухер потирая ушибленный локоть, включил свет.


На полу лежало тело, отдаленно напоминавшее человеческое в остальном же абсолютная противоположность. Тело имело прозрачную кожу, сквозь которую словно в аквариуме можно было наблюдать передвижение внутреннего содержимого, состоящего сплошь из мерзких живых уродцев, мучающих и поедающих различных, вопящих индивидов. Шухер пнул это, сразу же отскочив, ничего не последовало, затем он решился сильно попинать это нечто. На этот раз удар пришелся в голову и Шухер тотчас схватился за онемевшую ступню, тело издало утробный рык и если можно так выразиться, перевернулось с чего на что трудно определить. Шухер застыл в изумлении, на месте головы вздулся сферический нарост, в нем происходило мутное перемещение, он менял цвета и покрывался бородавками и вот форма определилась, затвердела, стала похожа на морду пиявки. Поморщившись от отвращения, Шухер попятился к двери, тело, уже твердо не шатаясь, стояло на ногах, а затем легко оторвалось от пола и по воздуху переместилось к двери, где беспрепятственно ее загородило. Время приближалось к 23-ем, все остальное указывало на недолгий век Шухера, который собственно еще не хотел сдаваться без финального боя.


  Свет горел. Платон за истекшие пять минут успел подумать обо всем, но стена осталась стеной, пугающей, неподвижной, он ожидал появления третьего в этой комнате существа, и она не заставила долго себя ждать. Ты? – Шухер отскочил в ужасе к стене, после стиснул зубы, в его безумных глазах обозначились слезы, и как назло в руках ничего не было. Вот и приблизились к заоблачному интиму. Парниша – Лилит уверенно подошла к Платону. Вижу, боишься ты брутальный мачо – ее глаза медленно наливались кровью, на лице появилась плотоядная гримаса. Это будет наше с тобой прощальное танго – слова растворились в начальных аккордах аккордеона.


Свет погас. После воцарился легкий полумрак, пахло дождем, увядшими розами, сладковато-приторным зноем и тихо звучала околдовывающая мелодия аргентинского танго. Сыпались черные лепестки, и эта женщина возникла из пустоты полумрака. Платон пошатнулся, но вот они уже кружат. Слабость, пробивающий дрожью холод и тут же в жар, глаза его закатились. Шухер уходил по мнимому мелководью вдаль за садящимся солнцем, ноги утопали в теплом, речном иле, он улыбался, прикрывая ладонью глаза. Впереди играя всеми отливами золота, возвышалась гигантская пирамида, на вершине которой сияла звезда. Шухер встрепенулся, видя, что из этих объятий ему не вырваться, что острые клыки уже у горла. Проклятая девка – удалось вымолвить ему.


Чудовищная махина  мускул и стали, незнающая ни усталости, ни пощады, крушила все на своем смертоносном пути, вихрем налетая на ожесточенное сопротивление. Ужаснейшая резня, где меч вершит свое дело без устали, где кровосток подобен полноводной реке. Звенела сталь, хрустели кости, тьма и огонь среди галерей замка сошлись в жестоком противостоянии. Заново рожденный и переродившийся вновь, Андрюха в несколько не привычном для себя амплуа исполнителя или вернее карателя, истреблял всех здешних обитателей. Латники, покрытые ржавчиной в крови своих эпох, от диких орд и до легионов, нечистая рогато-волосатая шваль, те демоноподобные ублюдки, что терзают души, все на данный момент были привлечены к конкретному ответу. Пылал огонь, меч сокрушал плоть и дух, вершилось кровавое правосудие, попросту резня и вскоре зло дрогнуло, попятилось назад, взвыло в страхе и бессилии. Кто-то крикнул – Откройте ему врата!


Время было около 23.15, когда Андрюха очутился у старой водонапорной башни в новом обличье, и парочка молодых упырей по глупой неосторожности, решила испить кровушки у столь крупногабаритного исполина. Он оторвал им головы, сплющил грудные клетки, вывернул ноги, бросил в пыль и был таков. Глаза всматривались в городские окраины, Андрюха завыл и бросился вперед.


В городе же Обетованный приготовления к скорой свадьбе были в завершающей стадии, для этого и не требовалось больших усилий. Все получили свои роли отнюдь не завидные, только вот отсутствие невесты Даши нарушало многие далеко идущие планы главного злодея. Практически все ломали голову над исчезновением Даши, по крайней мере, те, кто непосредственно был задействован в поимке невестушки. А касаемо пропавшей, то на данный момент, наша Даша без сознания лежала распятой и нагой на жертвенном алтаре, взятом по случаю из больничной столовой. Конечно же, не пациенты из св. Грааля удумали воплотить ужасное летнее жертвоприношение, их интеллект оканчивался на вполне невинном акте онанизма на журнальную телку, а вот неизвестный в черной сутане и золотой маске Горгоны всецело завладел их детскими умами, втягивая в дьявольскую игру. Рубиновое свечение его вкрадчивый голос, нашептывающий приказания, абсолютно сломленная воля. Он обещал многое, все что заблагорассудится, он имел в руках сосуды жизни и смерти. Сей колдун был всесилен. Обработанные по полной программе, Влажный и Валтасар, на настоящем ковре самолете отправились в город на поиски Даши, и они знали нужный адресок.


Таким образом, два придурка по воздуху в чудесную летнюю ночь и тут не в тему левитация, отправились в город к дому Никотиныча. Они прибыли в самый кульминационный момент драмы разыгранной в доме, спокойно вошли в коридор, где и столкнулись нос к носу с перепуганной на смерть Дашей. Бесцеремонно скрутив девушку, эти двое насвистывая «Августина» вышли из дома, уже как бы пустого и мертвого, погрузили хрупкое, обмякшее тело Даши на ковер, что-то прошептали и к великому удивлению снова взлетели. Шеф отбросил окурок, толкнул Семеныча в бок, он показал на небо. Глянь, чего происходит-то, чудеса иль чертовщина? – и действительно по темному небу, в свете луны и звезд, летел ковер самолет с двумя пассажирами, настолько реальными, насколько может быть.


Батюшка Иаков Гендельсон последний месяц страдал жутчайшей бессонницей, не спалось и все тут, то ли тревожные предчувствия о грядущем, то ли ноющая все чаще и чаще язва. Но будучи человеком, действительно верующим, батюшка в эти часы вынужденного, мучительного отсутствия сна, искренне молился. Каждую ночь он приходил в храм, и начинал с «отче наш» далее следовала другая молитва и так до рассвета, а ближе к утру приходилось выполнять свои обязанности. Днем же батюшки не спят. Поэтому некоторые прозорливо-фанатичные бабульки распространяли среди народа такую версию (мол, бесы мучают батюшку, не дают жития этому хорошему человеку). Сегодняшний вечер, как и многие другие, прошел в непрерывных молитвах и усталый Иаков без сил рухнул на лавку, судорожно сжав пальцами увесистый крест. Господи, что ж так – выдохнул он, в двери настойчиво постучали. Иаков насторожился, прислушался, ему не очень хотелось на данный момент общаться с кем-то из паствы, но стук повторился, в дверь колотили, похоже те настойчивые точно знали, что он в храме.


- Иду, иду. У, чтоб вам, миряне суетные – недовольно ворча, бубнил Иаков, направляясь к двери. Повозившись с замками, он открыл. На пороге стояло три человека, очень красивая женщина в темно-бардовом облегающем платье и двое диаметрально противоположных субъекта мужского пола. Первый мистер элегантность, второй же огненно рыжий охламон, босяцкого вида в широченных штанах, белой майке и увесистой золотой цепью на шее, сплошь покрытый злыми татуировками, доходящими до запястий. Вы батюшка? – задала очевидный вопрос женщина. Кто, я? – переспросил ошеломленный Иаков, рыжий хамовато усмехнулся. Батяня, ты че не поп, или совсем на кагоре зациклился? Батюшка имел представление о реальных пацанах, о понятиях, поэтому не растерялся и в два слова объяснил (что в храме распальцовка перед служителем божиим, удел совсем непроходимых индивидов). Ты сильно ошибаешься дядя. Ты меня вообще не знаешь. Так ведите себя, как подобает сын мой – урезонил рыжего Иаков.


- Смолкни Шнырь – приказала женщина рыжему босяку. Видите ли, отец мой. Можно Иаков – сказал Иаков. Иаков – повторила женщина. У нас к вам несколько необычная просьба – она снова замолчала, чего-то выжидая. Иаков улыбнулся, крайне вымученно – Пожалуй, вы меня заинтриговали, да это собственно моя обязанность. Он отошел в сторону, впуская ночных визитеров. Предложив присесть на скамью, Иаков и сам расположился на стуле. Что ж излагайте, я вас слушаю. Вам это может показаться несколько странным, но все же. Можете ли вы, отец мой, тайно обвенчать двух безумно влюбленных людей? – глаза женщины казалось, умоляли. Прошу вас не отказывайтесь. Иаков смутился – Это я, ну такого давненько не случалось. Тайное венчание, классика – Иаков призадумался. Не беспокойтесь о финансовой стороне нашей просьбы. Шнырь – женщина щелкнула пальцами. Перебор мадам – начал было возбухать рыжий. Молчаливый брюнет вынул портмоне, отлистал порядка тысячи долларов, он протянул батюшке. Мы не бедные люди и очень щедрые. Возьмите задаток. Рыжий снова попытался изобразить дешевую позу, но Иаков не обратив внимания на очередную клоунаду, взял деньги, думая за что, но быстро спрыгнул с этой мысли, успокоив совесть извечным, всяко бывает. Затем опомнившись, спросил – Когда все произойдет? Сегодня в полночь, за вами пришлют машину – прозвучал ответ. Буду ждать вас в полночь – сказал свое слово Иаков и они распрощались.


- Где девку искать будем, свидетели? – выйдя на улицу спросил Шнырь, подкуривая папиросу. Урод, выбрось эту мерзость. Совсем отупел, дегенерат – Лилит выбила папиросу. Ты чего творишь, букет с незабудками – Шнырь, в растерянности посмотрел в сторону задумчивого Западло. Эй, удав, чего задумался? Глянь чего баба ископаемая творит – не получив поддержки Шнырь сошел со ступеней и нырнул в подворотню, и тут на глаза ему попались Семеныч и Шеф. Эй, дяди закурить не найдется? – Шеф обернулся и увидел перед собой рыжего босяка с цепью на шее. А мамка, где твоя сынок? Дома с папаней сестричку делают. Дай сигаретку дядя не томи человека. Ну, держи сынок, кури, поправляйся – протягивая сигарету, сказал Шеф. Эй, малый, ты тут ничего странного не замечал? – спросил Семеныч. Смотря, что странным называть дядя – ответил Шнырь прикуривая. А как насчет ковров самолетов? – Шеф нервно хохотнул, не веря  собственным словам. Нормально дядя и такое может быть. Шутишь сынок? А куда полетел ковер то? – спросил рыжий. На дурку – ответил Семеныч и все дружно заржали. Ну удачи вам дяди – и Шнырь исчез за углом. Семеныч пожал плечами – Думаю, Шеф надо схорониться нам у Машки повитухи, подвал у нее будь здоров, там и пересидим лихое времечко. Шеф кивнул в ответ, посмотрел недобро на луну и двинул вслед за Семенычем.


- Все думаешь удав? – ухмыляясь спросил Шнырь. А где баба из глины? – он отбросил окурок. Слушай Западло, раскинь мозгами, где мы еще не были, но это место связано с Дашей? Больница, но там же. Вот сука – Западло даже подскочил. Это же она нам все дело завалила, древняя идиотка. Она же ревнует! – Западло захохотал. Падут небеса и ад замерзнет, а баба будет бабой и дурь из ее башки не выбьешь. Ну чего стал недомерок? На дурку, пока она не угробила нашу невесту! – и демоны исчезли.


Св. Грааль все так же оставался во власти исходящего отовсюду рубинового свечения, в котором бродили изуродованные тела зомбированных пациентов. Рубиновый сумрак и в нем как бы фосфорицирующие монстры, бредущие неведомо куда, их глухой рык, переходящий в монотонное завывание, обескровленные лица мертвецов, темные провалы ротовой полости, стеклянная слюна отдающая желчью, картина откровенно ужасна, но предстоящее жертвоприношение было вопиюще омерзительно. Неизвестное существо в черном плаще, командуя покорными исполнителями уже было собралось осуществить задуманное убийство, но тут очнулась Даша и так сильно закричала, что все присутствующие схватились за уши. Да заткните же вы ее убогие дауны! Влажный, снял носок, и Даше тут же стало дурно, глаза заслезились. Подайте нож – приказало существо при этом, не уточнив, кто именно должен сделать это. Придурки вцепились в нож одновременно, ясно осознавая, что он один, а их двое. Валтасар, более быстро соображающий, мигом заехал кулаком в рожу Влажного, но тот в долгу не остался и зубами впился в ухо врага. Они упали на пол, сыпля вполне невинными проклятиями, тут же материализовались Западло и Шнырь.


А вот и мы! О, чудо, наша Даша жива, цела! – пританцовывая восклицал Шнырь, не обращая внимания на агрессивно настроенных придурков. После он осмотрел их с ног до головы. Вы убогие критины, вздумали замочить невесту самого – и он поднял указательный палец вверх. Повисла пауза, Шнырь подобрал тот самый ритуальный нож и хладнокровно перерезал глотки обоим. Слушай кровь придурков другая на вкус – он отбросил нож в сторону. Все занавес – Шнырь достал сигареты и закурил. Лилит сбросила весь маскарад – Я первая и нет мне равной! – уходя, сказала она. Теперь ты должна нам или после свадьбы будут печальные похороны. Он же может узнать, чисто случайно, сама понимаешь, такое случается. Лилит остановилась, развернулась – Что ты хочешь? Западло усмехнулся – Мы с коллегой подумаем, а после внесем предложение. Теперь же поспешим, наш молодой горит от нетерпенья, и не будем далее его томить.


Время приблизилось к отметке 23.45 осталось пятнадцать минут до торжественного финала и глобальной свадебной попойки. Город Обетованный пребывал в довольно плачевном виде, и поверьте это мягко сказано. Тишина в ней пустота и эта летняя ночь, наполненная всего лишь одним запахом, от которого не в меру воротит и тут вот разворачивается перед вашим взором тот самый маскарад ужаса. Фантазия не знает ни границ, не меры и он правитель ада в роли брачуегося, гротеск в парадном фраке, белой майке и шортах по колено с алыми лампасами. Прохаживается из стороны в сторону, невестушку поджидает, не сводя пылающих глаз с бегущих песчинок. Падает занавес и наша Даша возникает в абсурде мелькающих теней, вся в белом и кружевах, белая королева иль богиня древних времен, она в полуобмороке, ее окружают дурманящие цветы, слова, заклинания. Голова идет кругом у невесты, слов нет, и пред вратами ада смелость покидает и почему-то хочется жить, наслаждаясь каждым днем. Где наш поп? – взревел Люцифер. Сейчас будут, мессир!



Теперь же читатель мы вернемся к тому месту, где Андрюху громовержца решили от безысходности выпустить к чертям собачьим. Врата раскрылись, и сей, извинюсь за каламбур небесный монстр, излучая ничуть не угасшую ярость, вырвался на родной простор, пошумел у водонапорной башни и помчался далее, вскоре он достигнет площади, вся темная сила поймет, что явился гость незваный, и началось побоище. Завязалась славная битва, я вам скажу, давненько таких массовых гуляний наш ротозей обыватель не видывал, да и не увидит уж более. Полетели, разные буйны головы, да невообразимый гам пошел. Бей! Режь! Коли! Огнем его да серой жги! Бежим! Ох, и наподдал, сукин сын! Кровища да помятые тела, лютовала смерть, косу знай, успевала вытирать, гибли все, кто попал под гнев избранника пришлого. Меч, топор, булава, немалый кулак и горы павших злыдней, с таким неистовством наш бывший пациент мог сорвать в два счета, долгожданную свадьбу.


Завидя издалека не шуточную потасовку на площади борцы сопротивления замерли ожидая результатов, Иван же под такое шумное дело пробирался к шатру. Громадный малый не богатырь былинный, но все же, гонял рельсом, поди, целую тучу этой адской саранчи. Бабай прокрутил на мизинце перстень – Надо пацана выручать, пока момент есть. Пальбу шквальную откроем, шороху наведем, и к такой их маме! Всем им крышка будет. Варфоломей прищурился – Тут рядом я грузовичок заприметил. Протараним шоблу и дело сделано. Покрошим до последнего патрона, думаю, и тот нам поможет. Главное внезапность – у Варфоломея заблестели глаза. Вот он долго ожидаемый звездный час, когда ты находишь миг своего истинного предназначения, в этом нет того пустого звука бесцельности, ты идешь на верную смерть не боясь с куражом и вызовом.


Велико было удивление отца Иакова, когда ему выдвинули условие, что венчать он будет в совсем другом месте, да еще неизвестном. После набросили на голову мешок, и он вообще потерялся во времени. Шаги то глухие по гравию, то более четкие асфальт или тротуар и затем довольно неприятный запах горелой плоти. Отче вы можете открыть глаза – раздался из темноты вполне обычный голос и Иаков повиновался, хотя в упор ничего не мог разглядеть, но темнота моментально улетучилась. Иаков в тот момент хотел родиться слепым или однозначно не рождаться вовсе. Люцифер ну и так далее – представился новоиспеченный молодожен. А это моя, надеюсь будущая вторая половина. Звать Дарьей. Чудо хороша, богиня – и злодей подмигнул попу. Иаков осмотрел пестрый бомонд и натурально почувствовал себя клоуном. Свят – и он запнулся, с неким отрешенно-глуповатым видом глядя на Люцифера, что-то вертелось то ли в голове или мыслях, был же действенный расклад на данный случай, но батюшка, увы, не помнил. Десять минут мессир – напомнил прифраеренный Шнырь. Чего замерли? Тормошите попа! – приказал Люцифер. Тут-то впервые прогремели первые залпы с мчащегося грузовичка, незримое пошатнулось те, кто шел на штурм были очень близки.


Люцифер хлопнул в ладоши. Так невесту к алтарю, иначе наш поп в отказ попрется. Шнырь, Западло давайте шевелите попа. Налейте ему что ли? Западло недобро посмотрел на Иакова. Батюшка вы верующий, это и так видно, но сейчас ночь, создатель отдыхает, а вам штуку надо отработать – Иаков упрямо замотал головой. Почему же вы черт подери, жмете это плевое благословление, слова обыкновенные слова. Шнырь, дал батюшке поддых. Слышь, поп, это-то малое на что я способен. Ломал я разных и святош и праведных, но ты скунс от веры, чего кочевряжишься – но Иаков, превозмогая боль, стоически терпел. Послышались разрывы гранат совсем рядом, затем стрекотня автоматов, пулеметное соло от которого начинали стучать зубы. Мессир поп уперся – с досады завизжал Шнырь. А, к бесам этого барана! Девку давай сюда, черт с ней не венчанной, на часок, но погуляю! – крикнул злодей. Даша попыталась вырваться, но козлорогий держал крепко, а от поцелуя свело судорогою ноги и носом пошла кровь. Маммма – промычала Даша, и ей показалось, что ад поглотил ее хрупкую искрящуюся алмазной россыпью душу.


Оставались считанные секунды, когда на всех парах на арену влетел грузовичок с борцами сопротивления, лихо, заложив на повороте, вся ватага, перелетев через борт, оказалась в самой гуще врага. Ну, где наш чудо богатырь? – процедил сквозь зубы Сэндвич, поглядывая на лежащий рядом пулемет. Попались хлопцы! – действительно Люцифер чему-то обрадовался и тут произошло самое непредвиденное. Купол вдруг очень ярко не натурально вспыхнул, не вполне обычный огонь в один миг охватил все окружающее, Иван, уловив подходящий момент, бросился спасать Дашу. А это тебе козлина за все и впрок – его нога плотно приложилась к органу наиглавнейшего злодея всех времен. Нееет! Мои … - завопил громогласно тот, держась за … и в этот самый момент нарисовался и поджигатель, это был Андрюха догони гром.


Завязалась самая важная драка, и понеслось не виданное и не слыханное мочилово, о котором будут слагать легенды, а не газетные статейки. Пули разного калибра, но очень злые, прицельно бьющие, они жалили нечистую силу нещадно, но и тьма огрызалась всеми возможными способами. Кровь лилась полноводными реками, шатер пылал, и люди уже спина к спине готовились стать угольками в этом раскочегаренном крематории. Братцы пора уходить, грузовичок цел, авось прорвемся! – крикнул Варфоломей, разряжая в бегущую толпу содержимое автомата. Остальные из последних сил чинили ожесточенное сопротивление. Увидев, что враги намерены покинуть свадебные торжества и оставить оставшихся гостей гореть всеми цветами пламени, Лилит бросилась на встречу. Все сгорим! – и сразу же получила два выстрела из гранатомета. Бабу сильно разорвало на части, и она сошла с арены  как противник. Шнырь, усмехнулся – Мы просрали! Как всегда – он развел руками, отбросил зазубренную саблю, сел на пол. Гореть, так гореть вечно – и закурил всегда последнюю сигарету.


Приняв более традиционное драконье обличье, падший попытался преградить путь и натолкнулся на стойкую преграду. Меч вонзился в брюхо, топор заехал меж глаз, булава звезданула по рогам, да так, аж искры посыпались. Драконище взревел на все жутчайшие лады, а  детина не останавливался, молотил ручищами колотухами и усталости не ведал. Так и сошлись не разлить, времени не почуяли, а утро братцы на дворе заниматься стало, день наступал светлый, как ясны очи. Зашипел змием злодей. За собой тебя утяну в бездну. Будем там веками биться. Мой враг заклятый! Луч прорезал тьму, и завертелось, закружилось, значит, буря свирепая. Сыпались дома карточными пирамидами, потоки воды смывали, поглощая все на свете, ничего не осталось, ни города, ни памяти о нем. Только вот площадь, да один погребок с двумя постояльцами.


Сидели люди в помятом грузовичке, думали, молча все о своем, да про всякое. Курить хотелось да сигареты, где-то запропали, и сказать чего, слов не находилось. Нормально в целом съездили – заметил Бабай. Машину вот жалко – добавил Сэндвич. Хулиганье, надо бороться – подметил Радж. Бэмс осмотрелся – Домой хочу, жена, наверное, волнуется, начнет там опять городить. Где был? С кем? Покурить бы – почесывая подбородок, сказал Иван Ява. Неплохо бы – согласился Бабай. Жаль, нет – Радж посмотрел на Варфоломея. Чего молчишь светлая голова? Курить хочу вот и молчу – Варфоломей поднялся, посмотрел в голубеющую даль. Приедут люди, а Обетованного то и нет – он развел руками. Солнце медленно вскарабкивалось по небосводу. Ждали, молча людей, иногда всхлипывала Даша.

КОНЕЦ.