Суд Изольды

Предисловие: распечатка этого рассказа побывала даже в мусоропроводе больницы 63 на улице Дурова Мещанского района... но рассказ так и не был приведён в удовлетворяющее автора состояние


Изольда Марковна открыла рот и заглотила комара. Не будет он теперь докучать Изольде Марковне. Она икнула и, желая взбить смятую подушку, пропорола её кулаком насквозь. Из подушки полетел лёгкий, как снег, пух – прямо в рыльце Изольде Марковне. Проходящий мимо Хомяк с подозрением посмотрел на неё и подумал: «Не иначе как опять комара съела». А Изольда Марковна, отбросив подушку прочь, схватила Хомяка и вместо подушки подложила себе под голову.

Спит Изольда Марковна, не спит Хомяк. Смотрит, выпучив глаза, куда-то в темень и почти не дышит, моргает только, но очень редко. А Изольда Марковна – наоборот – глаза зажмурила, храпит и слюни пускает. Хомяк уже и не рад, что женился на Изольде Марковне, а ей всё снится, что они сидят на дачах, и Хомяк ей коктейли предлагает, и ароматную папиросу закуривает, и подмигивает страстно, а Хомяк на самом деле и курить-то не умеет (попробовал как-то и чуть не сдох). В общем, неправда Изольде Марковне снится.

И вот уже дело к рассвету близится, а Хомяк даже зевнуть не может. Чуть попробовал верхнюю губу приподнять, но только зуб обнажил и сразу же прикусил им язык, а глаза от неожиданности ещё больше вылезли. Лежит обезображенный Хомяк под Изольдой Марковной, а той хоть бы хны. Но тут, внезапно, на хомяково счастье, кто-то в дверь зазвонил. Изольда Марковна вскрикнула спросонья, вскочила с постелей и побежала в глазок смотреть.

Смотрит в глазок и видит: стоят на лестничной клетке гости. Цапля длинная, серая, взъерошенная вся, и клюв повесила. Рядом – бегемот, карликовый, каких в краях наших не водится (любых бегемотов, естественно, не водится, а карликовых и подавно) – стоит рядом, живот выпятил и глазами вращает. И ещё, где-то сбоку, на отшибе – Петып сидит. Прямо попой на полу – толстый такой, шерстяной, только нос кожаный и длинный, хобот почти (вообще непонятно, зачем ему этот нос). Сидит Петып, и глаза потупил.

Изольда Марковна думает-думает и, наконец, открыть решается. Обнюхивает пришедших носом бородавчатым, смаргивает левым глазом и говорит:

– Што припёрлись? На болотах плохо? Лягушки бузят? После одиннадцати – квакать воспрещено. Вызывайте мылицию.

– Так, минуточку, – заявляет Цапля и клюв трубочкой вытягивает, – Лягушки нам не мешаются. Мы болотные, нам лягушки вместо пряников. Это вы непривыкшая, да ещё и прямо под болотом окопались. Это вам лягушки досаждают.

– И чаво ж вы тогда припёрлись, нелюди? Вы и так весь чердак оккупировали, и болоты на нём развели, значит зря я его супругом собственным мыла!

– Меньше надо было воду на пол чердака пускать, тогда бы и болота не было. Сама развела! – протестует Бегемот и глазами ворочает.

– Я эту воду вёдрами по лестницам тягала, лишь бы чисто было, а это вы там всё загадили! И жилплощадь мою отняли!

– Так, минуточку, – возражает Цапля, – Вам чердак по праву не принадлежал, а нас туда прописала Инстанция, так что будьте добры не орать.

– Нет, я с ума от вас слезу… И што ж вы припёрлись-то ночью? На этой жилплощади токмо мы с супругом прописаны, и мне начихать, что у вас там по два бегемота на метр – я тесниться не стану!

– Ну что же вы орёте, Изольда Марковна? – сипит Бегемот, а глазами не вращает уже, – Мы к вам пришли, так сказать, на подмогу. Нам и не тесно вовсе, и лягушки нас не мучают, а вот вас терзает ваш супруг. Мы знаем, как вам тяжко с этим деспотом…

Цапля надевает очки и тараторит:

– Да-да, до нас на чердак слухи дошли. Он вам перечит, язвит, плохо подушкой работает, супружеский долг ещё ни разу с момента свадьбы не исполнил. Мы его судить пришли. Нам Инстанция повелела.

– Пришлиии! – торжествует Петып и взмахивает вверх носом.

– А… Ну так давно пора. Проходите, проходите, гости дорогие, щас я вас чайком угощу с вареньицем… Щас-щас… Щас я его выволоку.

Цапля, Бегемот и Петып идут на кухню и вокруг стола рассаживаются. Правда, Петып до стола не дотягивается, но забрасывает на стол нос, и сразу довольным делается. Через две минуты на кухню приходит Изольда Марковна, а левой рукой – прямо за горлышко – Хомяка держит.

– Так, минуточку… Что ли, свет давайте включим? – предлагает Цапля.

Изольда Марковна хмыкает и говорит:

– Мне глаза будет резать. Давайте я в туалете включу, он будет сюды через оконце проникать, но умеренно.

– Врубааай! – восклицает Петып.

Изольда Марковна включает лампочку и заодно спускает унитаз.

– Давайте половник, я им стучать буду по столу. Я за судью, – Цапля говорит.

Бегемот кашляет в кулак и добавляет:

– А мы все, кроме Хомяка, обвиняющей стороной будем. И вы из нас, Изольда Марковна, главная обвиняющая. Думаю, так справедливо будет.

Изольда Марковна подаёт Цапле половник и садится на подоконник, а супруга из рук не выпускает.

– А адвокаты? – возмущается Петып, и нос его соскальзывает на линолеум.

– Никаких адвокатов, – стучит по столу половником Цапля, – Объявляю заседание открытым.

Наступает минута тишины, после чего Цапля продолжает заседание:

– Свидетель Бегемот, покажите Ваши свидетельства.

Бегемот встаёт, снимает штанишки, и все лицезрят на его попе след от чьих-то когтей и зубов.

– Так, минуточку. Спасибо, уважаемый. Так, что это… Ах, да. Каким образом вы получили столь тяжкую травму? Не связана ли она каким либо образом с обвиняемым?

– Именно с его образом она и связана! С его вонючим мехастым образом!

– Так, свидетель, успокойтесь… Не нервничайте… Выпейте водички, что ли…

– Слушай, Марковна, – нервничает Бегемот, – У тебя есть вода не из крана?

– Только компотик… Сейчас, милчеловек, потерпи…

– Компот ему срочно! – орёт Петып и со всего маху забрасывает нос обратно на стол.

Изольда Марковна достаёт из холодильника кастрюлю, отнимает у Цапли половник, вливает компот Бегемоту в лицо, а половник потом в кастрюлю швыряет.

– Спасибо, я могу продолжать.

– Да-да, – соглашается Цапля, – Расскажите, как именно вы получили столь тяжкую травму от подсудимого?

– Дело было так… Месяц назад Хомяк приходил на болото предаваться любовным утехам.

Изольда Марковна возмущённо брови вскидывает:

– С кем эта?

– Да так, с трясогузкой одной. Не важно.

– Не отвлекайте свидетеля, жена. Держите лучше Хомяка покрепче.

– Держу, держу…

– В общем… – продолжает Бегемот, – Петып наш с той же трясогузкой сожительствовал, и у них с Хомяком по этому поводу драка случилась…

Петып роняет нос на линолеум и закрывает глаза покрепче.

– О, это было страшное побоище… Дом чуть не рухнул… – продолжает Бегемот, – Они и в кустах мочили друг друга, и в зарослях камыша, и в трясинах… Как живы остались – даже Инстанции неведомо…

– Не разводите лирику, свидетель. Говорите по существу.

– А чё по существу? Я поблизости почевал… Отдыхал на природе, под луной загорал, горя не ведал… А Петып эту харю схватил и давай об меня дубасить! Он просто не понял, что я не булыжник, а вот харя смекнул, что тело живое, и когти с зубками специально выпустил. И давай меня драть, разодрал всего!!!

– А дальше-то что? – встревает Изольда Марковна, – С кем трясогузка-то ваша осталась?

– С Хомяком! – паникует Петып и вскидывает нос на стол обратно.

Цапля вынимает половник из кастрюли и по столу им колошматит. Аж брызги в стороны летят, а Петып всем своим носом съёживается.

– Никаких истерик! – командует Цапля, – Никаких личных драм!

– Ну, я думаю, теперь вы понимаете… – произносит карликовый, – Насколько аморален, отвратителен и беспринципен подсудимый.

– Да хто бы сомневался… – кивает Изольда Марковна, – И домой же сволочь явилась после этого, и даже зубки почистила!

«Ага. От бегемотовой-то задницы отчистишь, как же…» – подумал Хомяк.

Изольда Марковна подносит Хомяка себе к лицу и щупает пальцами хомяковы губки:

 – Проститут!

– Членовредитель!

– А мне сердце разбил!

– Так-так-так. Единогласно объявляю подсудимого виновным! – это Цапля говорит и половник обратно в кастрюлю швыряет.

Изольда Марковна, вся расстроившись, отпускает Хомяка, и тот на пол шмякается.

Все начинают утешать Изольду Марковну, и в то же самое время ликуют Торжеству Правосудия. Цаплю поздравляют, утешают Бегемота карликового, компотом ему попу лечат. Петыпу обещают новую трясогузку сыскать и привязывают ему нос ленточкой к уху. А потом обнимаются все.

«Не иначе как с ума сошли окончательно», – недоумевающе думает Хомяк и осторожно выползает с кухни в комнаты.

А в комнатах постели мягкие, и без Изольды Марковны. Хомяк в постели ложится, одеялами накрывается, а подушка ему и не нужна вовсе.

И вот уже видит Хомяк десятый сон, и луна на мозги благодатно действует, и снится Хомяку, что он на этой луне, без Изольды Марковны, и без соседей ополоумевших. А потом от крика просыпается.

И слышит Хомяк, что на кухне кричат, а дальше слышит, о чём кричат.

– Так, минуточку. Бери своего драного Хомяка под мышку и проваливай отсюда на чердак.

– Ты што? Ополоумела? Цапля-царь, ёлки-шпалки! Я на болото даже одна не полезу, а не то, чтоб ещё с этой мелкой вонючкой!

– Ну ты, Изольда, я хоть и карликовый, а быстренько вас отсюда выволоку. С Хомяком вообще дело пустяшное, а тебя сейчас половником огрею.

Слышатся стуки, возня и шипение. А помимо того – хлопания хобота обо все поверхности.

– Уродыыы! Валите к лягушкам… Инстанцияяяя!

Следом вновь раздаётся дверной звонок.

– Отлезьте все! Дайте дверь открыть. Это я пока здесь проживаю.

Хомяк лежит в постелях, из-под одеял боится вылезти, а тем временем в коридоре шаркают жёнины тапочки. А потом голос её скрипит:

– Чаво это вам надобно? Под утро?!

– Откройте немедленно. Инстанция с обыском.


И после означенных слов – то ли с хомяковым слухом какая-то оказия приключилась, то ли вымерли все, то ли замолчали – только звуков больше не было. А потом наступило утро. Нежное, майское. Хомяк глаза постепенно протёр, зрение наладил и видит – сидит у него на постелях некто в фуражке.

– Здравствуйте, Хомяк Эдуардович. Подпишите документики.

– Какие… документики?

– Ах-ха! Всё очень просто. О том документики, что вы полноправный владелец квартир сиих. И единоличный.

– А вы кто такой будете?

– Я не кто, а что. Я Инстанция. Подписывайте давайте, пока мы заключённых на чердаке дезинфицируем.

– Как это… дезинфицируете? Каких заключённых?

– Здравствуйте каких… Вашу лжесупругу и её сообщников. Ну-ка быстро. Ручку в лапку и подписал… хорёк.

– Я не хорёк, я Хомяк. На тебе подпись.

– Вот и славненько. Живи тут себе. Пока Сто Шестнадцатая Инквизиция не настанет – точно живи. Спокойно, вольготно, так сказать. Если заключённые сверху мешать будут – звони в Инстанцию. Вопросы есть?

– Да.

– Какие?

– Когда настанет Сто Шестнадцатая Инквизиция?


Хомяку Эдуардовичу на этот вопрос ничего не ответили. Фуражечный инстант просто покрутил пальцем у козырька и вышел в дверь. Хомяк решил не задумываться о том, когда эта самая Инквизиция за ним придёт, и даже не пытался вычислить. Жил себе спокойно. О своей трясогузке грустил иногда и в минуты грусти ловил ртом комаров. А ещё прислушивался по ночам к звукам сверху. Странные звуки были… Как будто на печатной машинке печатал кто-то, а ещё кваканье и стуки половником об косяки. Но это Хомяк уже явно додумывал. И чтобы уйти от додумок – плескался в вишнёвом компоте.

Вишнёвым он был.

долатано начерно 13.02.2010 г.