Гармонист

  Иду я вечером по селу и вдруг слышу веселый голос гармошки и, зачарованная озорным ее перебором, пошла к дому, от которого доносилось музыка.
   На лавочке у ворот сидел гармонист и с упоением растягивал меха. К моему появлению хозяин гармоники отнесся спокойно, с достоинством. О том, что он рад появлению зрителя и слушателя говорила только гармошка, озорно сыпнув в вечернее небо веселую мелодию. На гармошке играл местный чудак Владимир. Все мы его знаем, хороший мужик. Дом у него добротный, сам не пьет и других пытается на путь праведный поставить. Хозяйство у него справное: две коровы, три теленка, сколько-то там поросят, ну а гусей и курей не меряно.
   Жил бы себе мужик, да жил ради наживы. Ан нет, все ему неймется. В правдолюбы записался, частушки сочиняет. Но это ничего, селяне любят их послушать, посмеяться, они хоть и с подковыркой, но правильные. А вот того, что Владимиру больше всех надо в селе, этого люди понять не могут. Беспокойный он мужик.
   «Стыдоба и позорище!», - возмущается он. – «Село у нас большое, красивое, а проехать к нему невозможно – грязь, да ухабы. Ну, так я теперь за дорогу вплотную возьмусь и пока ее не сделаю, не успокоюсь».
   Да это все в селе знают, что если Владимир что-то решил, то он своего добьется, еще и  растормошит всех: и селян, и администрацию района. Спуску никому не дает, а дело с мертвой точки сдвинет.
   В ближайшем лесочке свалку попервах устроили, так он всех на уши поднял. Бульдозером в яму все, что набросано, загорнул. Соседей на субботник раз, да второй собрал. Потом дежурил, чтоб значит, не сорили сознательно в том месте. Потом с теми, кто не внял голосу рассудка, судился. И вот уже лесок тот чистый стоит, детвора, да влюбленные местом своих игр и прогулок его избрали.
   Чудной он мужик, вот недавно сагитировал мужиков, да парней - пруд очистили, мальков запустили. Сами пока не рыбачат и другим не дают, ждут, пока рыба подрастет.
   Задумалась я и не обратила внимания, что отложил свой инструмент в сторонку гармонист и смотрит в даль, и о чем-то своем невеселом думает. Потом, по-видимому, отвечая своим мыслям, резко махнул рукой и проговорил:
   - Слышал, что мы, русские, сами создаем себе трудности, чтобы потом героически их преодолеть. Верное мнение.
   Сказав это, Владимир вновь взял в руки гармонь, а затем, помолчав, добавил:
   - Но есть в нас, в русских, и другое - непоколебимая вера в добро. Казалось бы, чего мы при столь плохо жизни веселимся, частушки, да анекдоты сочиняем? А ведь весь секрет в нашей редкой национальной живучести и уверенности, что завтра будет лучше, чем вчера. Уж такой то мы народ! И, правда, должны же мы, когда-нибудь, поумнеть, - неожиданно закончил он и вновь растянул меха гармоники.
   И полилась, теперь уже грустная, берущая за душу, проникающая во все ее уголки, мелодия.
   А я стою, смотрю на односельчанина и думаю: «Чудак то он чудак, но вот если бы у нас в стране чуток побольше было таких славных, неравнодушных, трудолюбивых и неунывающих людей, как мой односельчанин, то, как бы мы хорошо жили. И остается только надеяться, что не переведутся чудаки на Руси».