Глава 3. Пансионщики

     Мужчины и женщины мельтешили с такой частотой, что невозможно было никого за¬помнить и определить, сколько же их здесь, и где они все помещается?
 Из дома вышли две девочки,  восьми и десяти лет, чинно сели перед телевизором на низенькие табуреточки.
  Хозяйка хлопотала у газовой плиты, тоже стоящей перед домом,

— Ужинать будешь? — спросила она,  помешивая в сковороде.
— Я уже поужинал, — соврал Борис.

— Ну, смотри, была бы честь предложена, — буркнула хозяйка, — Не навязываюсь.

Мимо часто проходила Галя в коротком домашнем халатике, полы которого часто приоткрывались, обнажая полные белые ноги, отчего Борису становилось не по себе, словно он подглядывал, ожидая следующего раза.
 Странно, думал он, у моря живет, а тело белое. 
Галя спустилась по ступенькам веранды, прижимая к груди стопу тарелок, полы халата распахнулись до краешка белых трусов.
 Она поставила тарелки на стол и снова поднялась в дом.
 Вернулась с хлебом и масленкой.
  Борису стало жарко, он поднялся, выйдя на улицу, уселся на скамейку перед домом.

По обочинам дороги возвращались с моря уставшие и оголодавшие "дикари",  многие были с детьми, хныкающими и капризничающими.
 Удивительно быстро темнело.
 Мелодично и уютно зацвиркали сверчки.
 Борис задумался и не сразу обратил внимание на подошедшую молодую женщину,

— Молодой человек, идемте с нами чай пить, — мягко сказала она.

Борис поднял голову.
  Рядом стояла симпатичная крашеная блондинка и приветливо смотрела.
 Заметив колебание, протянула руку,  Борис смущенно поднялся.
 Как это он её проглядел? Весьма недурна.
  Намного старше, но для курортного кратковременного романа сойдет.

— Извини, что нарушила уединение,  но в первый день лучше сразу познакомиться, чтобы потом не испытывать неловкость. Мы уже поужинали, а сейчас собрались чай пить. Пожалуйста, составь компанию.

Подведя к столу, она убрала руку и сказала:

— Меня можешь звать просто Ниной. А это мой муж,  познакомьтесь.

Борис мысленно выругал себя:  что за самомнение, вечно кажется не то, что следовало бы, к нему по-человечески,  а он сразу о себе возомнил, подумал, что к нему в любовницы набиваются.
 Саша ему не понравился:  хмурый,  рано облысевший полноватый мужчина,  неохотно выдавливающий едкие фразы.
 Зато Нина говорила за всех, скоро Борис перестал смущаться и начал даже улыбаться. Нина, не спрашивая, налила второй стакан чая и подвинула бутерброд с сыром.

— Ешь,  не пропадать же добру.  Хозяйка не разрешает пользоваться холодильником,  а на такой жаре всё пропадает. Её понять можно, если все будут туда лазать…

Нина ввела в круг дворовых интриг, кто кому приходится, кто где живет: одну комнату занимала семья с девочками, другую — четыре женщины, а их мужья жили в сарае, Нина с Сашей вдвоем на кухне, которой летом не пользовались.

Саша, допив чай, отвернулся к телевизору, изредка бросая злой взгляд на сверхобщительную жену, которая старалась как—то смягчить производимое им неприятное впечатление, и в оправдание тихо сказала:

— Нездоров он,  часто раздражается, врачи посоветовали к морю приехать, может,  пройдет.

Борис ничего не сказал,  понимая,  что дело не в болезни, а в заурядной разности возрастов, старого мужчины, женатого на молодой и обаятельной женщине.
  Поэтому старался не давать повода для подозрений, чужие жены его  не волновали.
Подошла хозяйка с постельным бельем и одеялом в руках.

— Вон у стены раскладушка стоит, бери и выбирай место в саду, где понравится. Для одежды табуретку можно взять.

Особого выбора не было,  подальше от туалета и тропинки к нему,  под раскидистым инжиром у высокого штабеля силикатного кирпича.

— Ещё один пансионат собрались строить? — пошутил Борис.
— Куда уж там, — вздохнула хозяйка, — Хотела столовую сделать, чтобы людям было где пообедать, когда дожди зарядят, да строители сбежали с деньгами, только и успели фундамент залить. Чтоб им пусто было,  шаромыжникам!
— Других наймите, — равнодушно бросил Борис, усаживаясь на расстеленную раскладушку и ожидая ухода хозяйки,  день выдался долгим и утомительным, не грех и отдохнуть.

— Да где же их летом найти? А столовая позарез нужна. Слушай, а ты не смог бы? В полкирпича,  больше не надо,  а я тебе заплачу, и за койку брать не буду, кормежкой обеспечу. Ты только стены поставь,  а дальше я соседа попрошу, доделает. Что тебе целыми днями на пляже угорать? Искупаешься — придешь, поработаешь,  потом снова можешь пойти к морю.  Если стены возведешь, сотню рублей впридачу дам,  Галинка поможет кирпичи подносить, я где помогу.  Все есть, цемент, песок,  работника нет.

— Ладно,  завтра посмотрим, что и как, — сказал Борис, чтобы избавиться от настойчивых уговоров.
— Вот и ладненько, — обрадовалась хозяйка. — Отдыхай на здоровье. Утром сам все увидишь.

Она ушла. Борис разделся,  закрыл глаза и,  покачиваемый привычным перестуком вагонов,  быстро уснул.

Утром хозяйка, выждав, когда Борис умоется,  поставила завтрак на стол и окликнула:
— Садись, касатик,  перекуси.  Вот твои денежки.

Она положила на стол тридцать пять  рублей, вчерашний задаток.
— Мы же ещё не договорились.
— Поешь,  а потом посмотрим, что и как,  не захочешь, назад возьму,  насиловать не буду.  Галина,  неси какао.

Хозяйку будто подменили, то была владычица, а сейчас не знала,  чем угодить.
  После завтрака они подошли к фундаменту будущей столовой, который выглядел небольшим.  Борис знал, что первое впечатление объема  работ по фундаменту, обманчиво, залитый цоколь всегда кажется меньше реальной постройки.
 Но, если укладывать в половину кирпича, то, особо не напрягаясь, можно будет управиться дней за десять, за половину отпущенных дней на отпуск.

— А здесь кухня будет? Лишняя перегородка, возни больно много, — недовольно сказал он.
— Что же делать, милок, кухня тоже нужна. Где столовая, там и кухня.  А я тебе ещё полсотенную добавлю за труды лишние, мне бы только стены поднять, а Никодимыч остальное.
— Хорошо, — согласился Борис, — Галя,  помогать будешь?

— А куда я денусь? — ответила подошедшая Галя.
— Тогда так. Сейчас я пойду на пляж,  а ты подготовь фронт работ, по периметру уложи кирпичи с таким расчетом, чтобы мне за ними не пришлось далеко ходить.  Поняла?
— Чего ж не понять,  чай не дура.
— Давай,  действуй,  часа через три вернусь.

За два дня он втянулся в работу, успел поднять стены до пояса.
 Теперь нужно оставить проемы для оконных рам и работы на укладку кирпича будет ещё меньше.

Вечером, после ужина он устало выходил к центру курортного поселка,  некоторое время шел вместе со всеми к морю, дышал соленым воздухом и любовался южной ночью, разорванной яркими ртутными фонарями среди высоких реликтовых сосен.
 Потом в одиночестве шел домой и укладывался спать на скрипучую раскладушку.

С  первыми голосами во дворе, просыпался, убирал постель и убегал к морю наиболее коротким путем не на столь многолюдный пляж в это время суток.

 Долго с удовольствием плавал, а потом загорал в пока ещё не жгучих лучах солнца.

По усиливающемуся треску гальки Борис догадался, что идущий направляется к нему, точнее, к месту, которое было наименее занято.
  Шаги заглохли вблизи.
  Борис поднял голову.
 Рядом стоял статный парень в плавках, в одной руке небрежно держал одежду, в другой — японскую магнитолу, длинные волосы стягивал вязанный хайратник.

— Привет! — сказал он, лучезарно улыбаясь, — не возражаешь, если присоседюсь?
— Валяй,  Места на всех хватит.
— Верно.  Пока хватает, — согласился парень. Он поставил магнитолу,  положил одежду, среди которой оказалась мягкая сумка с несколькими бутылками пепси—колы, горлышки торчали из расстегнутой змейки.

— Дум спиро сперо — всё моё ношу с собой, — сказал он. Заметив недоуменный взгляд Бориса, поправился, — А вообще—то, я,  кажется, напутал.  Антон Сименс, — он протянул руку, — Симменс — известная швейцарская фирма,  выпускает электронную аппаратуру, компьютеры. Глава фирмы — дядя по отцовской линии. Как водичка?

— Нормальная.
— Проверю, — поднялся Антон, — просмотришь за барахлом? Я ненадолго. Поныряю за Афродитой,  говорят,  они здесь водятся. Ты не подцепил?
— Как видишь.
— Еще все впереди.  Включить? — Антон кивнул на магнитолу.
— Хард-рок?
— Обижаешь.  Хард-рок для примитивистов,  а у меня Шопен, соната ля бемоль, опус  номер 34.  Оставить?

Борис кивнул и сел, камни с ночи ещё не прогрелись, отдавали холодом.
 Странно и непривычно звучали чистые звуки фортепиано под равномерный плеск волн, говор отдыхающих и редкие выкрики игроков в мяч.
 К такой обстановке больше бы подошел обыкновенный джаз или шлягер, а не раскатистые гаммы, вызывающие почему—то чувство неловкости и какие—то смутные,  неопределенные воспоминания.
 Антон удивил,  не ожидал от него тяги к классике.


продолжение следует: http://proza.ru/2012/08/21/1072