Место смерти изменить нельзя

               

                Так уж сложилось, что по командировочным делам Николаю Константиновичу часто приходилось бывать на различных вокзалах: железнодорожных, автобусных, аэровокзалах, морских и простых захудалых остановочных пунктах. Естественно, из-за физиологических потребностей организма приходилось посещать туалеты.
                Какие только названия не давали люди этим богоугодным сооружениям, но они и до сих пор пользуются самой большой популярностью среди населения земного шара.
                Свои естественные отправления человечество осуществляло столько же, сколько оно существует, но сооружение для этих целей было создано более 5000 лет назад, в том числе сидячий туалет в 2600 году до нашей эры. В советское время туалеты в большинстве своем были бесплатными, то есть строились за счет вносимых народом налогов и почему-то имели весьма не презентабельный вид.
                Конечно, имелись и платные туалеты в 50-тые и 70-тые годы двадцатого века, но они были крайне редки. Николай Константинович за свою командировочную жизнь, в те времена встретил только два. Один в Киеве на Крещатике и один в Севастополе, не далеко от военно-морского музея и Графской пристани. Цена за посещение была порядка десяти копеек, в деньгах 1961 года, в Киеве и пять копеек в Севастополе.
                Во времена недоразвитого  коммунизма особым «шиком» отличались туалеты на вокзалах. На больших вокзалах они были внутри основного здания и просторны и более ухожены. На не больших вокзалах малых станций туалеты, как правило, были отдельно стоящие, тесные и очень хорошо загажены.
                Стены туалетов на свежем воздухе были украшены картинами, выполненные рукой свободного от условностей художника. Как правило, имелись и надписи вполне соответствующие пресловутой свободе слова.
                Унитазов, конечно, в таких туалетах не было. Их заменяли стульчаки с дырой в полу, либо в виде  чугунных половых лоханок, смываемых автоматически вместе с ботинками страждущего посетителя.
                Общественные туалеты, как надземные, так и подземные в больших городах становились пристанищем всевозможного сброда,  собиравшегося в кружки «по интересам». Гомосексуалисты, а по-русски — жопочники, таились в кабинах по вечерам, распространяя болезни, грелись и курили богини любви.
                Наркоманы зашевелились после пресловутой борьбы с алкоголизмом и массового завоза одноразовых шприцов. Здесь находили пристанище те, кто уже потерял интерес к дискотекам и таблеткам.
                Здесь, если не выгоняли злые уборщицы и милицейские патрули, в загаженных углах ночевали бомжи, бичи и вокзальные проститутки, вышедшие  в «тираж».
                Николай Константинович всегда спешил побыстрее покинуть эти заведения. Но несколько лет назад при выходе из подземного туалета в цоколе здания управления Южной железной дороги, в Харькове, прямо на ступеньках, ведущих на свежий воздух, его кто-то сзади схватил за руку и заорал:
- Колька, подлый трус, это ты бродяга?
                Николай оглянулся. Его придержала рука, тыльнуюсторону кисти которой украшали буквы «ЧМ» и контур Крымского полуострова. Он поднял взгляд: перед ним стоял Степан Вилов — его сослуживец по Афгану.
                Они начали обниматься прямо на лестнице. Их толкали, говорили что-то не хорошее. Выйдя на улицу, решили где-то сесть и поговорить.
- Давай тут, на Свердлова есть бар. Ну, и чуть-чуть это дело отметим, - предложил Степан, подталкивая Николая к легковой машине.
- Садись, не бойся. Это моя. Я как-никак глава небольшой «шарашки».
                Водитель рванул и через несколько минут они уже входили в небольшой бар полный за спиной бармена бутылок с марочным вином.
- Чего желаешь? Я угощаю, - обведя рукой стену бутылок, заявил Степан.
                На нем была по погоде, белоснежная рубашка с галстуком. Ляжки обтягивали зеленые брюки из какой-то легкой ткани. Ступни ног венчали желтые летние туфли с дырочками.
- Я, ты знаешь, всегда предпочитал водку. Но по случаю жары, выпью Хереса Крымского, ведь  кипрского здесь нет, - ответил Николай, пристраивая не большую сумку на стуле у стойки.
- Дай сюда, я ее в машину отнесу, - энергично выхватив сумку Степан и передал вошедшему за сигаретами водителю.
                Они выпили по стаканчику, потом еще и еще, говоря много и долго о жизни до армии, в армии и после службы.
- А ты знаешь, что я в Афгане не два года был, как все, а четыре, - вдруг вспомнил Степан.
- Нет, ведь нас перед дембелем развели. Я попал в мясорубку по Кандагаром, а ты остался в отряде по зачистке?, - спросил Николай, удивленно уставившись на Степана.
- Так то так. Я слышал, что тебя в госпиталь ташкентский эвакуировали. А я, действительно, оставался в отряде по зачистке. Но теперь мы находились уже на нашей территории и вылетали на зачистку по вызову. Понимаешь, до дембеля оставалась  неделя. Обычно таких как я дембелей в последнюю неделю в рейд не посылали, а тут что-то, кого-то, куда-то укусило и мне приказ: на выход. Я уперся. Кому охото перед дембелем умереть. Меня под арест. Сижу в  какой-то каталажке, не на «губе» и жду решения своей участи, а точнее трибунала.
- Вот скоты, - поддержал возмущение сослуживца Николай.
- Слушай, Николай, пошли отсюда. Найдем место, где можно посидеть, - сново предложил деятельный Степан и они двинулись по городу, не обращая внимание на ползущую за ними машину.
- Так вот, - продолжил  Степан, когда они уселись в очередном подвальчике напротив магазина «Тысяча мелочей».
- Распахивается дверь и меня ведут к командиру части, где сидят какие-то летуны и особист. Командир, значит, ставит меня перед выбором: либо под трибунал, либо вот к этим вертолетчикам радистом. Ты же знаешь, я всю службу  с ящиком на спине протаскался. А у этих винтобрюхов радиста убило и они искали ему замену. Ну, чтобы дело замять нужно было как бы добровольно на сверхсрочную, короче, еще на два года. Сам понимаешь, из двух зол, как я тогда понимал, выбрал меньшее. Налетался я  с этими ребятами на вертушках до тошноты и до двух ранений. Вот смотри:  половины икры на правой ноге нет, - Степан задрал штанину, - а в голове сидит осколок. Как сильно поддам, то крыша едет. Но ты не бойся, чтобы это случилось нужно водки литра два принять.
- Да, я не боюсь. По правде я думал, что ты вернулся в Крым, на Черное море к рыбакам, - ответил Николай, кивая на татуировку Степана.
- Да я думал так. Даже была мысль в кораблестроительный институт в Николаеве поступить, да все перебил этот второй срок службы. И я вот теперь, как говорил Бендер, подался в управдомы. Я начальник ЖЭКа в Московском микрорайоне. В Харькове после лечения я остался из-за любви, но уже год в разводе. Вот такие дела. Но я тебе не дорассказал о службе. Однажды, как потом стало известно нашим офицерам  и мне чуть-чуть, к нам прибыл из Москвы генерал, возжелавший получить орден за удачную операцию по захвату одного из караванов с оружием, которые обычно шли с территории Пакистана. Обычно такие операции не удавались, кто-то вверху успевал предупреждать «духов» и наши прибывали на пустое место. А тут все под большим секретом делалось и в воздухе запахло орденами и звездами. В назначенное место вылетело шесть вертолетов с десантом. Задача: захват каравана с оружием из Пакистана. При успехе -это международный  резонанс — доказательство участия Пакистана и США в войне против афганского народа. Сам понимаешь. Наш вертолет был головным. В нем штурман дивизии, генерал с помощниками, охрана. Самоуверенный генерал на все указания, по курсу полета, игнорировал и грубо обрывал штурмана, грозя выбросить его за борт и списать как военную потерю.
                Кончилось все тем, что сбились с маршрута и сели на территории Ирана, где естественно, никакого каравана не было.
                Пока восстанавливали курс, взлетали, летели к месту, естественно, прибыли позже указанного разведкой срока. Оружие посланцы отрядов маджахедов, разобрали и увезли в горы. На плато еще находилась часть каравана, получившего взамен оружия деньги и наркотики.
                Генерал приказал, обстреляв остатки каравана только из пулеметов, садиться и забрать что есть еще.
                Я, как радист, был с генералом в командном МИ-9 и мы сели последними, втиснувшись в расщелину так как всю площадку заняли пять МИ-24. Генерал, выгнав всех, вплоть до летчиков, из вертушек, заставил ловить разбежавшихся с вюьками лошадей и верблюдов.
                Вскоре все вьюки сложили посреди площадки, в которых оказался основным грузом опий. Затем генерал приказал опий грузить в его МИ-9.
                Опия во вьюках  было около тонны.  Когда, примерно, половина зелья была перенесена в вертушку генерала, над площадкой пронеслись два  «F-4 PHANTOM»  иранских ВВС. Все кинулись под защиту скал. Фантомы вернулись и, обстреляв горе-десантников, сожгли все вертолеты МИ-24 и остаток вьюков в центре площадки. МИ-9 остался цел, он был прикрыт от снарядов и бомб в расщелине. Почти никто из людей не пострадал, кроме меня: получил вот два ранения.
                Генерал приказал своему помощнику взять меня раненного на борт и с опиумом лететь, а сам пешим ходом повел всю команду к ближайшему нашему опорному пункту в горах.
- Чего это он вздумал со всеми пешком идти?
- Не знаю. Наверно, пытаясь как-то обелить себя в лице подчиненных, решил повыделываться. Заявил, что он этот район хорошо по картам знает. Как потом стало известно, он действительно вывел команду к нашим, но, не имея карты минных полей на подступах к нашей базе, положил две трети личного состава.
              Меня же с грехом пополам доставили в госпиталь, сев где-то по пути в горах и перегрузив груз в другую вертушку МИ-8 афганских военных.
               После этого дела я, провалявшись два оставшихся месяца по госпиталям, в Харькове был демобилизован. Вот теперь тут  и обитаю. А того генерала, говорили офицеры, судили и что-то дали чуть-ли не расстрел.
                После госпиталя, тут в Харькове, я сильно страдал головными болями. Что только не делал, как не лечил, ничто не помогало. Мне один мужик посоветовал сходить к целительнице — белой колдуньи Елене. И, знаешь, она помогла, боли значительно уменьшились — почти прошли, если много не пить. А напоследок она предрекла, что я буду жить в достатке и умру на виду у людей в общественном месте.
                Николай и Степан еще поболтали о жизни и любви. Потом Степан довез Николая до вокзала и уже на перроне всучил ему пакет с бутылками вина и конфетами.
- Жену угостишь! А сам не забывай, приезжай, - обнимая сказал Степан, а потом долго шел за вагоном, маша рукой Николаю.
               Прошло несколько лет. Николай и Степан изредко- по праздникам звонили друг-другу, но встретиться пришлось опять в Харькове у туалета в центре города рядом с часовой башней.
- Ну, что у нас за судьба такая — встречаться то в туалете, то у туалета, - хохоча, Степан похлопал по плечу Николая.
- Сам знаешь, нужда такая у человека: есть да удобрять, - тоже улыбаясь, ответил в тон Николай.
                Степан выглядел великолепно: малиновый пиджак, на шее золотая цепь, как на дубе у кота, на пальце печатка.
- Да к тебе я уже боюсь и подходить, такой прикид. Только распальцовки не хватает, - отступая проговорил удивленный Николай.
- Да брось, это так надо, а то мои друзья-дебилы не поймут. У меня всегда на душе тельняшка, стиранная в Черном море. 
- Слушай, а ты как это выбился в новые русские? Что бабушка в Крыму наследство тебе подкинула?
- Не поверишь, объявился помощник того генерала. Ну, того что вывел наших ребят на минное поле.
- Ну, и что? - удивился Николай, поправляя ремень сумки на плече.
- Мы как-то посреди улицы стоим. Пошли вон в тот ресторанчик. Там и поедим и поговорим, - ответил Степан, ежась на ветру поздней осени.
- Ты, Николай, усаживайся вон там за столик в углу, а я сейчас все закажу. Не возражаешь?, - не дожидаясь ответа, Степан обнял за плечи выскочившего администратора и скрылся с ним на кухне.
- Объявляю меню! - заявил Степан, вернувшись из кухни.
- Блюдо первое: окрошка рыбная под водочку. Она как и мясная, только вместо мяса или колбасы накрошен рыбный балычок, а в квас добавлено пиво. Блюдо второе: отбивные котлеты по-швейцарски. Это обычная свиная отбивная, замаринованная в коньяке с горчицей. Ну а десерт: известное дело — кофе и коньяк. Если против, то вариант: клубника и малина со взбитыми сливками и мороженым.
- Ладно, ладно. Раздухарился. Я на все согласен, я ведь не так крут — какой-то инженер из развалившегося института. А, кстати, ты не договорил о том, чем занимаешься и при чем тут помощник генерала? - охлаждая кулинарный порыв Степана, спросил Николай.
- Помнишь, я работал начальником ЖЭКа? Так мы при ЖЭКе организовали кооператив по ремонту квартир. Дела шли сначало хорошо — денег валом: гуляй Вася! Но со временем их, кооперативов развелось — пруд пруди. Решили мы расширяться и приобрести базу развалившегося СУ Спецстроя с территорией, боксами, техникой. Если бы не купили, нам бы крышка — заказов хороших не видать. Денег с «гулькин нос», а тут как из под земли Доронин — подполковник в отставке, помощник того генерала. Он мне напомнил, что практически спас меня в Афгане и напросился к нам в наше предприятие соучредителем, внеся свою денежную долю. Базу Су спецстроя мы прикупили и дела пошли лучше прежнего. С Дорониным мы вот, как с тобой за рюмкой, много говорили об Афгане и он часто сокрушался: куда тогда делся опий, кто на нем срубил бабки, а быть может еще и где-то лежит в тайнике в виде золотых слитков. Естественно, я ничего ему сказать не мог, ну, и он вроде как успокоился. Но вот не давно опять вспомнил, - проговорив, Степан вдруг резко вскочил и, извинившись, пошел на встречу вошедшему мужчине. Они перебросились несколькими словами, разошлись и Степан вернулся к столику.
- Это и есть, Доронин, - взявшись доедать окрошку, сказал Степан, как-то немного сникнув.
                Обед после неожиданной встречи скомкался и Степан с Николаем, выпив по коньячку с кофе, расстались. Правда, Степан дал команду и его машина отвезла Николая к гостинице, где он остановился.
                Сидя в гостинице, Николай долго размышлял о произошедшей перемене со Степаном, но его раздумья прервал телефонный звонок. Звонил Степан и сказал, что через часок заскочит в гостиницу: ведь он не договорил о своих делах.
                Николай прождал почти до полуночи, но Степан так и не появился.
                Прошло еще несколько лет. Степан не звонил и на звонки не отзывался.
                Николая вновь командировочная жизнь, снежным декабрьским вечером, занесла на вокзал в Харькове. Он только приехал и, проходя через главный зал старого корпуса, случайно задержал взгляд на мужчине, сидящим на краю фанерного дивана. Мужчина в стареньком пальтишке и смятой шапке низко склонил голову — опознать его было не возможно. Николай, отвлекшись на крик какого-то малыша, прошел мимо через огромные дубовые двери на улицу.
                Два дня в командировочных делах и согласованиях пролетели тяжело и быстро. Николай вновь оказался на железнодорожном вокзале. Взяв за два часа до отхода проходящего поезда билет, он, посидев не много в зале ожидания нового корпуса вокзала, решил пройтись и позаглядывать в киоски.
                Оставалось пол часа до отхода поезда и Николай спустился в туалет, чтобы потом не мучиться в поезде и не ждать, когда проводница разрешит пользоваться туалетом, в виду его идиотской конструкции.
               В туалете было тепло и бело, как в операционной только что построенной больницы. Светло, если не считать темного скопления  людей в конце прохода между кабинами. Там у тела мужчины в потрепанном пальтишке склонились два милиционера. Шапка, вернее ее серый комок, лежала в стороне, а рядом грязная авоська-сетка с кусками хлеба в обрывках газет. На кисти откинутой руки, на тыльной стороне, с трудом через слой не смытой грязи проглядывали силуэт полуострова Крым и две буквы Ч и М.
                Николай пошатнулся и прислонился к одной из кабинок.
- Мужчина, что с Вами? Проходите, проходите. Туалет временно закрыт, - милиционер указал в сторону выхода.
                Николай, тупо переставляя ноги, двинулся к выходу.
- Что же ты, Степан. Как же так. Так все было хорошо. Почему ты здесь в туалете на кафельном полу мертвый? Почему не отвечал на звонки? Где твой кооператив или предприятие? Где твой соучредитель Доронин? Доронин-Доронин, это сделал Доронин. Это из-за Афгана, это из-за опия.
                Все эти вопросы заполнили все нутро Николая Константиновича. Он вспомнил, что он едет домой и вышел на перрон к подошедшему поезду  Москва-Мариуполь.
                Сидя на холодном дереве полки в купе, он с ужасом ощутил, как права оказалась белая ведьма Елена: тебе суждено Степан умереть среди людей, в общественном месте.
                Этим местом оказался общественный туалет.
Да, предсказание о месте смерти изменить нельзя.

                27.11.2010г.