Глава 41. Всё, затаскаешься

Глава 40. Здравствуйте и до свидания. http://www.proza.ru/2012/05/07/1247

Проездом Аня была в том городе, где жили её родственники и где она, почти три года назад, познакомилась с Катериной. Она о ней вспомнила и позвонила, рассказала ей, что она отвезла своего алкаша и теперь начинает новую жизнь. Катерина сказала ей, что у неё тоже изменения в личной жизни, она практически уже рассталась со своим Дмитрием Большаковым. Сейчас есть грандиозные планы – родить ребёнка. Для этого у неё уже имеется молодой мужчина.
Анна была в городе, где потеряла наивность и невинность, всего дня два. Она навестила тётю Веру, не забыла о Ларисе Николаевне. Зоя Михайловна взяла дополнительный отпуск телеграммой, чтобы находиться возле своей ослабленной и больной матери. Бабушка – Анна Ивановна – слегла почти два месяца назад. Её приходили проведывать дочери, Вера и Татьяна, и сноха, Лариса Николаевна, с младшим внуком. Анна Ивановна уже практически не просыпалась, она редко открывала глаза. Именно в таком состоянии свою мать и застала Зоя Михайловна, когда ехали к Ольге. Она с мужем, Александром Александровичем, стали её отпаивать то теплым чаем, то бульоном. Зоя Михайловна была медсестра, но сейчас она даже не понимала, что она делает. Ведь она буквально возвратила свою мать с того света и продлила ей не жизнь, а мучения. Участковый врач приходила согласно вызову к Анне Ивановне, которой официально поставили диагноз – сердечная недостаточность, все родственники в этот диагноз, вроде как бы верили, каждый в отдельности сомневался и редко об этом говорили между собой. В действительности все понимали, что Анна Ивановна умирает от более тяжелой и серьезной болезни. Позже вскрытие показало, что у неё был рак желудка. Она всю жизнь была далеко не полная, а сейчас она высохла так, что от неё остались кожа и кости. Ей хотелось что-то поесть, её просьбы выполняли, но она могла сделать только два глотка или съесть маленький кусочек. Анна Ивановна почти у всех просила блины.
Однажды соседка, Клавдия Архиповна, как ей казалось, делает доброе дело, выполнила просьбу старой соседки:
– Баба Аня, может, что тебе принести?
– Клав, ты мне блины напеки, – попросила умирающая и добавила: – Вера у нас не кулинарка, не любит она печь. А Татьяна, когда приходит, говорит: то времени не было, то яйца не купила, то забыла.
Вера и Татьяна отказывались делать блины под разными предлогами, потому что после блинов у их матери наступали тяжелейшие приступы боли. Клавдия Архиповна не подозревала об этом, принесла просимые блины и накормила больную соседку. Последствия были тяжелые. Анна Ивановна мучилась от болей, кроме анальгина её ничем не обезболивали.
В тот период советского строя в стране не ставили официально рак, да и многие другие диагнозы, поэтому многим умирающим от такого диагноза приходилось сильно мучиться. Конечно, те, кто имели возможность по занимаемому статусу и положению в обществе, для своих больных родственников использовали все необходимые методы обезболивания и от них истинный диагноз не скрывали.
Наведывали тяжелобольную практически все соседи подъезда, а крайне любопытная Фрося из 21 квартиры постоянно открывала дверь и контролировала, кто выходит и кто заходит в квартиру Михаила Васильевича и Анны Ивановны. После того случая с внуком Анны Ивановны – Леонидом, Фрося, как её называли все жильцы дома и двора, не так много фантазировала, но всем жаловалась на Махамбета и его жену Уркию, хотя в подъезде их все называли Миша и Нюра. Они жили этажом выше, как раз над квартирой Ефросиньи Кониной. Она рассказывала всем по всему кварталу, что Мишка и Нюрка воду травят, потом она болеет. То громкость у телевизора делают сильнее, чтобы она, Фрося, не могла услышать, как подсыпают в просверленные дырочки ядовитый порошок. Все те, кому Фрося рассказывала свои догадки «о проделках» её соседей, реагировали по разному: кто слушал да поддакивал, кто молча отворачивался и отходил от неё.
К больной приходила соседка, проживающая над квартирой Анны Ивановны. Баба Лена была лет на семь моложе Анны Ивановны, верующая и молитвенная, но баба Анна её недолюбливала. Баба Лена предложила Анне Ивановне пригласить священника, чтобы исповедоваться и причаститься, от чего должно стать легче. Она не уточняла, что значит легче: или болей меньше будет, или быстрее сможет умереть. Однако, несмотря на боли, Анна Ивановна была пока в полной памяти – тоже хороший знак, особенно для исповедования, ответила ей:
– Лена, иди отсюда. Без твоих советов, как-нибудь сами разберемся.
Соседка ушла, Зоя Михайловна предложила на завтра пригласить священника. Но услышала:
– Попа в дом! Да ни за что.
– Анна, может, и вправду пригласить попа? Богомольная сказала, что легче станет, – украдкой вытирая свои слезы, спросил тихо её Михаил Васильевич.
– Легче! Что её слушать, нашлась указчица. Да я уж и так знаю, легче не будет, – внятно ответила баба Аня.
– Может, согласишься? Попробуй, исповедуйся, – предложила ещё раз Зоя своей матери.
– Знаем мы этих попов. Ещё не хватало им рассказывать о своей жизни, о своих поступках и мыслях. Не надо мне никаких попов. Умру и без их помощи, – ответила смертельно больная.

Сейчас Анна стояла перед тяжело больной бабушкой и ничего не могла ей сказать. Зоя Михайловна спросила свою мать:
– Мама, ты узнаешь, кто это?
– Нет, – ответила слабым голосом бабушка.
– Да это – моя Анна. Вспомнила?
– Пусть подойдет ближе, – попросила бабушка.
Анна подошла и молча стояла перед бабушкой, ей нечего было сказать, да и что могут говорить внуки умирающим бабушкам или дедушкам.
– Ой, какая она молодая! – произнесла бабушка, она вероятно Анну с кем-то перепутала.
– Так она и так молодая, ей всего 26 год.
– А-а, – только и произнесла Анна Ивановна.
Бабушка закрыла глаза, Зоя Михайловна позвала жестом Анну на кухню и там её спросила:
– А Валерка где?
– Там оставила.
– Что значит, там оставила? – спросила очень удивленно Зоя Михайловна свою дочь.
– Взяла да оставила. Выслала ему вещи до того, как выехали из дому, – поясняла Аня.
– Он что, сам так захотел?
– Ага, сам. А ты говорила, что я не смогу.
– Смотри, приедет, он тебе покажет «оставила».
– Он и понятия не имел, что едет в одну сторону. Я точно знаю, что он никогда не приедет, – уверенно произнесла Аня.
– И что ты этим добилась? Как жить будешь дальше? – спросила мать Анну.
– Обычно, – удивленно ответила Анна.
– Теперь пропадешь. Всё, затаскаешься.
– Почему ты так думаешь? – спросила её Анна.
– Потому. Пожить с мужиком, а потом одной остаться – это дело не легкое. Многие так поступают, а потом шалавами становятся.
– Да ну, этого не может быть. Я так не считаю, – обиженно произнесла Аня, она не могла понять, о чём говорит ей её мать.
– Так-так – это уже не за горами. Ничего с тебя теперь путного не выйдет. Ладно, позже поговорим. Ты вот что, как получишь телеграмму о смерти бабушки, так чтобы сразу же приехала, поняла?
– Хорошо, приеду.
– Все родственники здесь живут, все будут. Ольга не сможет приехать, это и понятно. А ты чтобы здесь была, слышишь?
– Я всё поняла, – ответила матери Анна.

У Анны впереди было ещё две недели отпуска.
Она убралась в квартире своих родителей и у себя в бараке. Анна постоянно находилась в квартире родителей, ждала телеграмму. Телеграмма пришла от Кати: «Приезжай. У моей знакомой есть сын. Будем вас знакомить».
Анна сходила на почту, переговорила с Катей, объяснила, что она ждет телеграмму от матери.
– Да зачем тебе это? Твоя бабка и так будет похоронена без тебя.
– Но у нас там будут все родственники и мать это от меня просто потребовала.
– Тогда ты после похорон и приезжай. Не теряйся, постоянно звони. Когда туда поедешь, сообщи.
– Хорошо, я тебе позвоню, как и что у меня получиться. Скоро начало учебного года, мне нужно на работу вовремя выйти.
А буквально на следующий день Анна получила телеграмму от матери: «Срочно выезжай, похороны тогда-то».

Прямо из аэропорта она отправилась в дом тёти Веры. Потому, что прощание с бабушкой и поминальный обед уже давно запланировали в доме Веры Михайловны. Анна понимала, что во двор с чемоданом заходить просто не прилично – и она оставила своей чемодан у соседей.
Были действительно все, даже Ольга. Ещё до приезда Ани был приглашен священник для отпевания бабушки. Затем поехали на кладбище. А после поминального обеда Анна Сергеевна и Анна стояли возле деда и гладили его по плечам. Анна Сергеевна что-то говорила, а Аня, как попугай, повторяла за ней.
Дедушка сидел недалеко от летней кухни на древней деревянной кровати, на той самой, которая вместо панцирной сетки имела доски. К нему подходили и сидели рядом по очереди все его дети и внуки. Дедушка плакал, он не мог себе представить, как можно жить без своей спутницы жизни. Они прожила шестьдесят лет вместе! У них была и бедность, и раскулачивание, была война, потом нужда и малый достаток. Анна Ивановна не любила выпивших людей, её муж Михаил Васильевич был не пьющим человеком, зато их сын и все зятья со старшим внуком, имели именно эту пагубную страсть.
Анна была в том самом платье, которое мать считала ночной рубашкой, но теперь оно имело чёрный цвет. Аня сказала матери после того, как ушли чужие люди, что ей нужно идти за чемоданом, который она оставила у соседей.
– Какой чемодан? – сердито спросила Зоя дочь.
– Я еду к Катерине.
– Ты вообще думаешь, что ты говоришь?
– А что я такого плохого говорю?
– Ты что не понимаешь, что теперь ты до года должна сидеть дома, никуда не ездить и, тем более, к твоей Кате. Она опять что-нибудь придумала, наверное, тебя с кем-то хочет знакомить, – продолжала нападать на Анну Зоя.
– Да, это так.
– Замолчи. Закрой рот. Мы все вместе домой на машине поедем, – чётко произнесла Зоя.
– Я билет купила,– сказала Аня.
– Иди и сдай. Не надо было Валерку там оставлять. Зря только прокатаешься.
– Нет, я поеду к Кате, – упрямо повторила Аня.
– Да провались ты пропадом вместе с твоей Катей. Ничего у тебя там не получится, вот посмотришь, – как всегда, в своём репертуаре воспитывала свою дочь Зоя Михайловна. Но главное то, что ей хотелось показать себя перед всей родней, что она правильная и всё выполняет, как положено, чего и требует от не почитающей православные традиции Анны. Хотя все родственники были далеко не православными людьми, а всего лишь крещеные в православие и считающие, что главное креститься, когда родился и отпеть, когда умер. Отпевание умершего – это молитва-просьба, а не автоматический пропуск в рай.
Никто из них никогда ни по каким праздникам не посещал церкви, а про обычные дни – и говорить ничего. Православный – это тот, кто ходит в церковь, молится, исповедуется, причащается и находится в покаянии, то есть занимается работой над собой, изменяя себя.
И то, что сейчас Зоя Михайловна «играла на публику», как и предполагала в этот момент Анна, подтвердилось это через пять лет, когда умер дедушка.
У кого искала утешение Анька? Да, дурочка она ещё полная и абсолютно не понимала, кто такая Катя. И, скорее всего, это было потому, что она была нежным ребёнком, но не получила от матери не только теплоты и понимания, но и никогда не слышала, что она на что-то способна, что-то стоящие может сделать, что она дорога, любима, одни упрёки и оскорбления. Анька только и слышала от матери – «противная и невыносимая».
А сейчас ей так хотелось сказать матери: «С твоей стороны всю жизнь только бесконечная критика, негодование. При этом мне нужно выслушивать всё это, близко к сердцу не принимать, следует радоваться и благодарить за сказанное тобой в мой адрес, словно я такая дрянь, которая даже тюрьму не заслуживает, в лучшем случае, только психушку. А уж если, всё-таки, иду поперек твоему желанию, то в зависимости от ситуации ты или смолчишь, или выгавкаешь, или проклянешь. Я всю свою жизнь только и слышала: это не так, это ни эдак, слово «неблагодарная» по сравнению с тем, что я от тебя часто слышала, можно сказать, – просто ласковое. А сколько было и есть глупых упреков, типа: вот ваш отец, вот ты, как бабка, вот как отец, и зачем я мучилась – блювала, рожала. Так вот, отца я за руку к тебе не подводила и не требовала от тебя, чтобы он был моим отцом. Свое лицо, фигуру, нрав, характер я не выбирала, как платья в магазине: что получила, то получила. А насчёт того, что родила меня, так не рожала бы. Было бы и тебе, и всем намного лучше – это твой выбор. У тебя не было 3 года детей и, как ты мне однажды сказала, «Все рожают и все так живут». А я из своего небольшого жизненного опыта жизни сделала, возможно, ошибочный вывод, что жизнь дают детям только эгоисты и садисты».
Анна обиженная ушла за чемоданом, вечером сходила в междугородний переговорный пункт и сообщила Катерине время прилета и номер рейса, сказала ей, что она завтра приедет.

Глава 42. Фигуристая блондинка и Дмитрий.  http://www.proza.ru/2012/05/19/925