Не солнце. Стаська
Вот пожилая пара… Супругам далеко за восемьдесят, похоже… Он – так трепетно и нежно держит Её ладошки в своих, время от времени целуя кончики пальчиков, и что-то шепчет жарко, пожалуй, даже страстно. Она – смотрит на Него и, соглашаясь с ним, кивает в такт его словам, но… Она - явно растеряна, видно, за долгую совместную жизнь они расстаются впервые…
А вот, красный от натуги годовалый малыш кричит, выгибаясь дугой, на руках у отца. Никакие действия и уговоры на детёныша не действуют, и отец зло и растерянно оглядывается в надежде увидеть идущую супругу.
Стаська совершенно не выносила детских слёз, однако, подойти было неприлично – надо было дать шанс родителю справиться самому. И только когда мамаша не появилась спустя ещё пять минут, она решила помочь несчастному и, протянув ему сумку, произнесла:
– Предлагаю неравноценный для себя обмен: Вам – моя драгоценная сумочка со всем содержимым, мне – ваше орущее сокровище.
И, пока ошарашенный отец соображал, что к чему, взяла малыша у него из рук.
– Ну, привет! - улыбнулась она чаду. – Шумно здесь, правда?! Знаешь, у меня к тебе есть деловое предложение: пойдем, посмотрим, как падает снег.
Малыш, всхлипнув ещё пару раз, затих, внимательно прислушиваясь к тому, что говорила ему Стаська. Окружающие, уставшие от воплей карапуза, с облегчением вздохнули. В этом общем вдохе-выдохе чувствовалось полное одобрение её действиям. А Стаська, не обращая внимания на толпу, рассказывала ему, человеческому детёнышу, о том, какая красота на улице, как в свете фонарей волшебно блестит снег, о том, что он, малыш, скоро сядет в поезд и поедет, и о том, как же это здорово - уснуть под стук колёс…
Мальчуган, как мог, поддерживал разговор, а папаша зачарованно смотрел на Стаськины губы, будто не слышал, что она говорит, и пытался понять её по артикуляции. Стаська усмехнулась.
Совершив обратный, малыш – сумочка, обмен, она напоследок сказала папаше:
- Разговаривайте с ним. Обо всем. Но чаще всего – говорите ему, что вы его любите и он – ваш лучший друг. Вы увидите: он – поймет.
Распрощавшись, Стаська поднялась по лестнице на второй этаж и, достав планшет и карандаш, уже сделала несколько интересных, на её взгляд, зарисовок, как вдруг её взгляд буквально «зацепился» за худенького подростка. Мальчишка был одет явно не по сезону и не по росту – в легкую осеннюю курточку и трясся от холода… Он стоял напротив вокзального буфета и, не отрываясь, смотрел на витрину и, даже издалека, было видно, что находится на грани голодного обморока.
Стаське стало плохо – она всегда остро чувствовала чужую боль. Почти бегом спустилась в зал и направилась к мальчишке, но не успела - её опередил пьяный мужик, подлетевший к подростку и с разбегу пнувший его в тощий живот: «Я тебе что сказал? Не смей смотреть туда – урою!», - заорал он. Парнишка согнувшись пополам, заскулил, как раненный пёс. А люди шли мимо – кто равнодушно, а кто – с опаской обходя территорию конфликта…
То, что было дальше Стаська помнила не очень хорошо... схватив мужика за грудки, она в буквально впечатала его в мраморную колонну…
Сержант, подскочивший к ним спустя пару минут, потом рассказывал ей в отделении, наливая чай в пластиковые стаканы, что боялся не успеть до того, как она, действуя мужиком, как орудием пролетарского труда, развалит эту несчастную колонну, подпирающую второй этаж…
Подойдя к сидевшему на корточках парнишке, Стаська подняла его. «Пойдём со мной», - произнесла она, с трудом разомкнув стиснутые челюсти, и, обняв его за худые плечи, повела на второй этаж в буфет.
Они познакомились. Поставив перед своим визави чашку с бульоном и пирожки, она выслушала рассказ мальчика о непростом житье – бытье.
А история была обычна по тем страшным временам: колхоз развалился, а несколько домов, стоящих на берегу удивительного озерка, странным образом все сгорели в одну ночь.
Собрав то, что успели спасти в ночь пожара, семья подалась в город…
- В приют пойдешь? – спросила Стаська мальчишку, заявившего, что он больше «так» жить не может. – Пока родители не устроятся? Я запишу тебе свой номер телефона. А позвонить сможешь из отделения милиции. Я договорюсь.
Он ответил твёрдо, совсем по-взрослому:
- Я один, без малой, никуда не пойду.
И тут же, не удержавшись, зевнул. Смутился, улыбнулся совершенно открытой, обезоруживающей улыбкой:
– Простите, наелся и сразу спать потянуло. Как батя говорит, желудок наполнился и передавил сонную артерию. - Он засмеялся и тут же поморщился от боли.
Перехватив Стаськин взгляд, быстро добавил:
- Вы не думайте, он у нас хороший. Он боится, я красть начну...
Они поговорили ещё немного.
На прощанье Стаська протянула парнишке пакет с пирожками:
- Здесь хватит и тебе, и сестрёнке, и родителям. И обязательно позвони мне.
***
- Нутыиииидууура… - протянула подруга, услышав рассказ Стаськи о её приключениях.
С Любой они разговаривали на ходу, пробираясь сквозь толпу к вагону и ловко уходя от столкновений с багажными тележками и пассажирами, загружеными чемоданами и баулами.
- Ну, ты и дура! – Повторила она язвительно, протягивая проводнику билет. – Когда же ты, болезная, наконец-то поймешь: Ты – НЕ СОЛНЦЕ - всех – не обогреешь!
Стаська, пожав плечами, молча улыбнулась.
Ну, да. Не солнце. В мировых масштабах так определённо – нет.
Но на отдельно взятом вокзальном «пятачке» - очень даже может быть…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Свидетельство о публикации №212050900122