Небольшая любовь 3

«В огне брода нет!
Вот так»

(замечание зеваки)


Всё было романтично. Горел жилой дом. Ночь, всполохи огня, треск дерева, искры. Пожарных вызвали слишком поздно и местные команды едва справлялись. Её  расчёт прибыл на подмогу из соседнего района.
Шла обычная работа. Подтягивали шланги, выдвигали лестницы, матерились в сердцах. Этот огненный труд Ей нравился за непредсказуемость и риск, одно  мешало -  непривычно жёсткая брезентовая роба, натирающая подмышки верхние и нижние, да нелепая гулкая каска. Зато  коллеги принимали её за своего парня и не лезли с разными глупостями. А ещё удивляло разнообразие запахов  гари от множества погибших предметов, которые потом долго не выветривались.
Пожарником Она стала не так давно, с не женским упорством пройдя трудный отбор и инстанции разных уровней, где высокие начальники видели в ней больше женщину, чем боевую единицу. Она была замужем за пожарником, который  фанатично любил работу, пропадая на ней день и ночь. От перенапряжения у него часто сводило ноги. Иглоукалывание не помогало и, однажды, Она нежно тюкнула мужа пожарным багром. Вскоре он скончался,  поэтому выбор профессии был не случаен: Её одолевало чувство вины.
Огонь бушевал на четвёртом этаже. Она шла по коридору не медленно и не быстро, поочерёдно вскрывая комнату за комнатой, проверяя обстановку бывших жилых помещений.
Неожиданно, в конце коридора, Она увидела одинокую тёмную фигуру на фоне пламени. Крупный мужчина стоял с брандспойтом, держа его на уровне бёдер. Сильная струя искрилась, излучая преломлённый свет играющего огня. Конец шланга пошевеливался в Его руке и, казалось, что это сцена из театра теней.  Будто  мужчина оправляется сильно, как конь, как может это делать богатырь.
Сердечко её замерло. Она  смотрела не шевелясь,  пока не исчезло, шипя,  пламя, не развеялись клубы пара.
Работа заканчивалась и они, помогая друг другу, пробирались среди завалов. В одной из  повреждённых квартир Он услышал жалобное мяуканье. Из-под обгорелых балок на них смотрело чёрно-пего-рыжее создание. Вытащив кошку, Он разглядел пушистые хвост и штаны, длинные ресницы, светлые очки вокруг глаз, перья из ушей. Как не спасти такую красоту? Оказавшись у него под робой, кошка замурчала. Она же прихватила брошенный мешок с семенной картошкой.
Их подвезли на пожарной машине  к нему домой в небольшую аккуратную квартирку.
Сначала они сидели не в силах пошевелиться и смотрели друг на друга. Кошка тоже сидела и смотрела на них. Потом Она мыла Его как ребёнка, старательно стирая въевшуюся золу, принюхиваясь к  запахам мужского тела.
Сил поесть не было. Он, распаренный, влажный и желанный мгновенно уснул, а Она долго не засыпала, счастливо улыбаясь в темноте.
Она и кошка остались жить в Его квартире. Он принес с работы, по Её просьбе,  тот самый брандспойт. Она повесила железный наконечник над кроватью, как знак их встречи, как вешают боевую шашку.
Он был фанат пожарного дела; частенько задерживался на работе. Рабочие смены у них не совпадали, потому редкие встречи радовали ещё сильнее.
…и тогда Она звала его на кухню, тщательно мыла мелкую картошку из добытого мешка, оттирая её посудной щёткой, разогревала масло на сковороде, солила его крупной морской солью, засыпала в один слой  кругляшки. Когда картошка зарумянивалась на сильном огне, Она  выключала плиту, сливала  масло, посыпала картошку  укропом.  Соус готовился из холодного кефира, давленого чеснока и чёрного перца. Румяные кругляшки охлаждались в соусе, оставаясь горячими в сердцевине, и при еде,  необычно сочеталось горячее с холодным. Кстати был и самодельный самогон, настоянный на можжевельнике и калгане, с добавлением одной четверти белого вермута. Трёхцветная была тут как тут и  жевала картошку с непроницаемым выражением.
Потом они   сидели в обнимку, поглаживая друг друга и ложились спать, порой забывая о супружеских обязанностях.
Иногда просыпалась среди ночи в  волнении,  когда Он был в смене, Она смотрела на брандспойт – символ их встречи, нежно гладила холодный металл  наконечника,  как часть тела любимого человека и, шепча слова о милом, засыпала.
В воздухе неуловимо и  назойливо витала и не пропадала гамма запахов горелых предметов,  человеческого горя и тихого счастья…

Олег Чувилин 2009