Навеянное

На днях  на «Эхе Москвы» был опубликован пост «Освенцим. Лагерь смерти».
http://echo.msk.ru/blog/aleshru/884303-echo/#comments

Вспомнилась одна старая история «в тему».  Навеяло...

Лёня Трахтенгерц, инженер технического отдела, жил недалеко от меня, мы часто ездили вместе на работу, в трамвае и познакомились. У нас, как это бывает, оказалась куча общих знакомых, вскоре мы с ним стали общаться как старые приятели. Здоровенный добродушный парень с недвусмысленно еврейской внешностью, живой и смешливый, Лёня лучился  жизнерадостным оптимизмом.

Он был женат на татарке, когда у них родился сын, сказал, что назовёт его Чингис-Хаимом. Наверняка он не сам придумал этот забавный каламбур, но я его услыхал впервые.

У Лёни был спортивный характер, он жил спортом, был одним из первых горнолыжников в городе. Вместе с другими страстными поклонниками этого вида спорта, он, за полным отсутствием инвентаря, наладил кустарное изготовление горнолыжных ботинок, был в команде энтузиастов, строивших первый у нас канатный подъёмник. Кипучая спортивная активность Трахтенгерца не могла не быть замеченной: он был бессменным членом комсомольского бюро заводоуправления по спортработе. 

Однажды Лёне как комсомольскому активисту выделили турпутёвку в Польшу.
 Он любовался красотами Варшавского Старого Мяста, видами Лодзи и Кракова, побывал в доме, где родился Коперник. Среди прочего, в программе было посещение Освенцима, «фабрики смерти», где было уничтожено более миллиона заключённых, из них около  миллиона евреев.

Подавленные увиденным, туристы стояли перед очередной «достопримечательностью» — огромными сетчатыми контейнерами, забитыми женскими волосами, детскими ботиночками и очочками. Вдруг из недр тургруппы раздался негромкий, но хорошо слышный в мёртвой тишине голос:
 — Не  жалеть их надо, а сожалеть, что не всех перебили!

 Шокированные соседи отшатнулись от говорившего. Стушевавшись, он начал было приводить какие-то аргументы, но тут к нему подскочил взбешённый Лёня и со словами «заткнись, мразь!» занёс  кулак. Но не ударил.
 —   Во избежание международного скандала, — обьяснял он потом.
Еврейско-комсомольское благоразумие спасло молодого доцента областного сельхозинститута. Если бы мосластый Лёня не сдержался, травмопункт был бы не худшим  для доцента исходом.

Однако Лёня не успокоился. Он решил наказать мерзавца через суд. В свидетели записалась чуть-ли не вся группа.

А надо сказать, что в стране тогда царил государственный антисемитизм. Ему всегда жилось вольготно «на просторах Родины чудесной», в цитадели « нерушимой дружбы народов»,  но в те годы он достиг своего апогея.

 Вскоре после образования государства Израиль, когда Сталин понял, что ему не удастся перетянуть упрямых евреев в лагерь стран «народной демократии», советский госантисемитизм прочно напялил на себя  маску «борьбы с международным сионизмом».

 Эта «борьба» получила новый, мощный импульс после «шестидневной войны» в июне 1967 года, когда крошечный Израиль наголову разгромил военный союз соседних арабских стран, призывавших стереть его с карты мира. Советский Союз, главный поставщик снаряжения для противников Израиля, сеявший их ненависть к нему, потерпел не только сокрушительное морально-политическое, но и военное поражение: новейшее советское оружие, которым воевали арабы, было либо уничтожено, либо захвачено израильтянами. А потом ещё был разгром 1973-го года... Бешенство и бессильная злоба режима вылились в антиизраильскую истерию, не снижавшую своего накала много лет.

 Антисионистская пропаганда по лживости, наглости и градусу ненависти не уступала геббельсовской. Политиздат наводнил книжные магазины антисионистской по форме, а по сути — юдофобской литературой. Например, книжонка под набатным названием «Осторожно, сионизм!» была слово в слово списана с нацистской агитки, призывавшей к «окончательному решению» еврейского вопроса. Эта агитка, распространявшаяся на оккупированных территориях, хранилась в потайных анналах домашней библиотеки моего двоюродного брата.

Казалось бы, затевать судебную тяжбу по «еврейскому вопросу» в атмосфере оголтелого антисемитизма было по меньшей мере бессмысленно. Однако девственно аполитичный, наивный и упрямый Лёня доводам и увещеваниям не внимал. Не видя ничего абсурдного в своих намерениях, он не только отправил заявление в областной нарсуд, но ещё и накатал «телегу» в сельхозинститут с требованием разобраться с морально-политическим обликом их сотрудника.

Вопреки предсказаниям, суд принял иск к рассмотрению! Лёня злорадствовал над скептиками. Довольно скоро пришла первая повестка.

Лёня ездил в область как на работу: заседания суда постоянно откладывались из-за неявки ответчика «по уважительной причине». Судейские относились к истцу с плохо скрываемым раздражением и неприязнью. Появившийся, наконец, в суде ответчик вёл себя самоуверенно, нагло. Обвинение отверг начисто, отрицая даже сам факт каких-либо своих высказываний.

Потрясённый коварством доцента, простодушный Лёня пытался взывать к его совести. А что ещё ему оставалось делать, если ни один из свидетелей не явился в суд? Лёня мотался между двумя городами, разыскивая свидетелей, они  избегали встреч с ним, а если не удавалось, то отводили глаза и что-то невнятно лепетали. Кто-то проговорился, что свидетелям «посоветовали» отказаться от своих показаний.
— Упёрся лбом в стену! — рассказывал Лёня.
На очередное заседание суда он не поехал, посчитав, что без свидетелей там делать нечего.

Вскоре ему пришла повестка с предписанием явиться в суд... в качестве ответчика: доцент возбудил против него встречный иск за клевету!
В телефонном разговоре с судом Лёне без обиняков было сказано, что делу не будет дан ход, если он отзовёт свой иск.
Потрясённый Лёня сдался.  А тут ещё пришёл ответ из сельхозинститута, в котором обвинения в адрес доцента были названы гнусными инсинуациями, имеющими целью опорочить доброе имя молодого перспективного учёного.

Жизнерадостный, цветущий Трахтенгерц осунулся, полинял. Комсомольско-спортивный задор угас. Лёня долго приходил в себя. Неотвязная мысль не давала ему покоя.
 — Эх, дурак! — сокрушался он, — лучше бы я этой суке харю разворотил!  Хоть душу отвёл бы! 

С тех пор прошло много лет. Говорят, что мы уже давно живём в другой стране. Может быть, не знаю. Не уверен. Но в одном я  уверен абсолютно: случись аналогичная история сегодня, исход её был бы точно ( сейчас модно говорить «ровно» ) таким же.


Рецензии