Уж я-то не такой

    Кратчайший путь от точки до точки – это прямая. Вот так по прямой и шёл Степан Хорышев из точки «рождение» в точку «смерть». Шёл, не то чтобы не спотыкаясь, но и не разбивая в кровь лицо, приобретая по пути вредные привычки и живот и теряя волосы и иллюзии.

    Ему было уже тридцать семь, когда это случилось…

    Впрочем, нет, начать нужно с того, что он гордился собой.

    Гордиться в общем-то особо было нечем. Работа у него была тривиальная, зарплата средняя, внешность неброская, душа трусоватая. Особых талантов в нём не наблюдалось. Поэтому гордился Стёпа не чем иным, как своей правильностью. Он старался делать в жизни всё правильно, и иногда это у него получалось, поэтому он считал, что в праве гордиться собой и обличать окружающие его недостатки.

    Каждое утро, проходя на остановку мимо церковной ограды, он видел возле ворот трёх бомжей с опухшими, небритыми лицами и трясущимися руками.

   - Доброго вам здоровья! Подайте Христа ради! - нестройным хором говорили ему бомжи.

    На что Стёпа обычно отмалчивался, бросая искоса на бедолаг косые презрительные взгляды. Но иногда говаривал:

   - А вы работать не пробовали?

    Теперь отмалчивались бомжи, а Стёпа шёл дальше, довольный собой, со сладкой мыслью: «Уж я-то не такой!»

    Придя на работу, Стёпа узнавал о том, что Люсеньку Фролову опять прибил пьяный муж, и с утра она была занята тем, что накладывала густой слой косметики на лицо, чтобы скрыть бросавшийся в глаза синяк.

    «Вот сволочь! – думал Стёпа. – Я бы никогда так не сделал!» И опять тёплая волна блаженства окатывала его сердце: «Уж я-то не такой!»

    Был он не таким, как его коллега Борис, водитель Витёк, главный бухгалтер Светлана Леопольдовна, секретарша Юлька и сам шеф Константин Семёныч.

    Придя вечером в свою холостяцкую квартиру, он включал телевизор и, удобно устроившись в кресле, уже в полной мере наслаждался тем, как он хорош и правилен в этом нехорошем и неправильном мире.

    Но однажды случилось это…

    Впрочем, ничего особенного не случилось. Он просто возвращался с работы. Возвращался как обычно на метро.

   Огромная масса народа непрерывным потоком лилась по переходу, и одной из малых частиц, составлявших эту массу, был Стёпа. Он шёл возле стенки, потому что так удобней было обгонять неторопливых старушек и людей с большими сумками, и вдруг увидел их.

   Прямо на полу, на листе картона, сидели дети. Девочка лет семи и её младший братик не старше пяти лет. Одеты они были в какое-то рваньё и тесно прижимались друг к другу. Точнее сказать, братик испуганно жался к своей сестрёнке, уткнувшись коротко стриженой головой в её плечо.

    Девочка была похожа на затравленного зверька. Втянув голову в плечи, она с ужасом и мольбой смотрела на окружающих. В руках девочка держала лист картона, на котором уже издали Стёпа прочитал немую просьбу, написанную корявыми крупными буквами: «Помогите, пожалуйста. У нас умерла мама».

     В груди у Стёпы что-то болезненно ёкнуло, и он сжал в кармане две десятки – сдача в кассе метро. Он приготовился дать их детям. Однако было нечто, что чрезвычайно смущало Стёпу. Детям НИКТО НИЧЕГО не давал. Вот это-то «никто» и «ничего» и смущало Стёпу. Огромная масса людей. Непрерывный поток. Никто и ничего.

    «Значит, тут что-то не так, - подумал Стёпа, нервно сминая бумажки в кармане. – Значит, эти люди знают что-то, чего не знаю я про этих детей. Значит это нехорошие дети или здесь скрыт обман». Он нервно теребил десятки. Ну, хоть бы кто-то что-то бросил, тогда бы сделал это и Стёпа. А так, быть белой вороной, дурачком… Ага! Вот бабушка… Нет… Она просто перешла в другой ряд… И Стёпа быстро проплыл мимо детей вместе с несущим его людским потоком, лишь мельком взглянув в глаза девочки.

    И зачем только он сделал это?

    Пронзительный взгляд ребёнка проник в его душу до самых сокровенных глубин, настолько сокровенных, что Стёпа даже не подозревал об их существовании. Чужая боль вонзилась в них и застряла, как саднящая заноза.

    Поначалу Стёпа просто хотел отмахнуться от неё.

    «Вот до чего дошли подлецы! Детей уже используют в своих низких корыстных целях!» - успокаивал он себя, и приятная волна самодовольства привычным теплом прокатилась по его сердцу: уж он-то не такой!

    Но в следующую минуту заноза заныла вновь.

    Стёпа включил телевизор и сел в кресло. Только сидеть на этот раз в нём почему-то было неудобно, словно шило торчало из мягкой подушки седалища. Он сменил сначала одну позу, затем другую, затем встал и выключил телевизор. Подойдя к зеркалу, Стёпа посмотрел на своё нахмуренное, недовольное лицо.

   - Вот сволочь! - сказал он впервые за все прошедшие годы своему отражению…

    «Да-а. Не знал, что он такой негодяй, - думал я, слушая пьяный Стёпин трёп за столиком кафе. – Двух червонцев на сирот пожалел! Вот я бы никогда не прошёл мимо чужого горя равнодушно. Уж я-то не такой!»