Досужие мысли игумена Брадобрея 2. Анархия

Пускай не будет никакого принуждения. Пускай всё на добровольной основе и на взаимовыручке. Человек гораздо лучше, чем мы привыкли о нём думать. Он такой нехороший сейчас, потому что есть закон, запрещающий ему таким нехорошим быть. А запретный плод манит нас исключительно своей запретностью.  Сам по себе на вкус он гадок и отвратителен. Надо снять запрет, и плод перестанет иметь столь заманчивый флёр. И к нему даже потом никто не притронется, то есть преступлениями люди станут пренебрегать. Единственный возможный способ заставить человека сделать что-то хорошее - это не заставлять его. Люди сами станут помогать друг другу, потому что никто их к этому не станет принуждать. В качестве живого примера вспоминается мне ситуация с преподаванием литературы в школе. Когда мне задавали прочесть кого-нибудь из наших достоуважаемых классиков, я никогда ничего не читал. Всё, что я прочитал из школьной программы, я прочитал уже много лет спустя по собственному желанию. И так во всём. Так уж человек устроен. Его, конечно, можно заставить делать что-либо из-под палки, но по настоящему с душой он будет делать это только по собственной воле. А бунты и мятежи потому и происходят, что подавленное прорывается наружу. Попробуйте заткнуть пальцем открытый кран. Какое-то время может и удастся удержать поток, но потом он прорвётся с гораздо большей силой, чем если бы вы его не сдерживали. А народ и вода - это одно и то же. Пусть всё течёт как течёт. Надо доверять природе.

Анархия – самая совершенная форма правления, потому что она наиболее всего близка к естественной природе. Природа тоже не имеет государя. Она сама блюдёт свою экосистему. И нам, забывшим, что мы её дети, что мы плоть от плоти её, достаточно только вспомнить это и почувствовать внутреннюю связь всего. На эту-то связь и можно положиться как на структуру власти. Властвовать над нами будет тогда не кто-то внешний, не один из нас, а общее наше коллективное бессознательное. Ведь мы и так единый организм. Зачем же нам скреплять себя какими-то внешними, искусственными формами? Можно подумать, что мы не живое тело, а разлагающийся труп, и что если срезать все бинты и повязки, то мы развалимся и растечёмся червями и гноем. Но мы-то живое тело. И все эти пелены погребальные есть глумление над жизнью, которую тем самым заживо мумифицируют. По каковой причине оно (наше тело народное) , покрываясь всяческими пролежнями и опрелостями, как раз таки и начинает смердеть, как труп, чем и поддерживается сие заблуждение, будто оно труп и есть. Но это же поклёп на человечество, бессовестная лукавая уловка любителей подоминировать над связанным телом. И потому, что может быть естественней и здоровее в таком положении желания вырваться, попыток (к сожалению и разумеется тщетных) освободиться от пут инаугурационных вязателей?

Анархия по сути своей теократична. Ведь при всех иных формах правления Бога от людей заслоняют цари земные, без которых народом управлял бы сам Бог. Каким образом? Через ту самую бессознательную связь всего со всем. Вот только мало кто решился бы положиться на невидимое нечто взамен видимому чему-то. И потому все предпочитают полагаться на видимое терпимое зло, а не на невидимое добро. Полагаться на видимое, то есть на видимость и кажимость вместо того, чтобы положиться на невидимость и некажимость, но на подлинную, конечную реальность, которая и есть Бог.

Анархия – самая совершенная форма правления, поэтому она до сих пор остаётся утопией.