Вот и напейся

 Когда родился — я плакал...
Когда же вырос, я понял — почему...

Что с нами не случается и куда только не попадаем мы по хмельному делу.
Бывает, что просто происходят чудеса...
В основном же — такое сотворишь, о чём и вспомнить то, впоследствии, тошно…
Наутро же.. лежишь, как кот—дистрофик с холодными пятками.. либо распластаешься на тахте, как жаба в озере на ледяных каменьях с самыми мрачнейшими воспоминаниями о происшедшем — о том, что натворил, а во рту такой дискомфорт, такое ощущение, будто ведро раков сам на сам.. на ночь глядя спорол.
А тут же в жар может кинуть и опять в холод... И наоборот...
Душ то, братцы, вставшие на путь пьянства, поможет, но лишь на второй день, когда вы хорошо пропотеете... Испытано…
В баню же, сауну, а тем более, в парную ни-ни, сам с бодуна не ходил и вам, граждане алкоголики, не советую, иначе беда — ведь нагрузки пара и жары на сердечную мышцу и нерву, ни в коем случае, недопустимы.
Главное.. огорчение в том, что назавтра становишься ты идеальной парой с Фомой непомнящим, попивая, поочерёдно, то чай, то кофеин, а то и просто хлещешь воду из-под крана. Благо, что очистные сооружения, наконец, в городе заработали...
Кто говорит, что в данных случаях помогает рассол...
Ложь.. да просто брехня — в укромное место тому лгуну ледяную жабу, чтоб попрыгал, освобождаясь от порока лжи, с коим уродился где-то на степных просторах Кзыл—Орды.
Судя по своему виду в отражении зеркал — марсиане постарались на совесть, на славу, проводя невероятные опыты с твоей распухшей внешностью, и естественно — вне лаборатории. Посему.. не стоит вам с детками в такие дни посещать «Комнату Смеха»... Нечего трезвый люд своей рожей смешить.
Ведь сам для себя и окружающих становишься потехой...
Не клоун же в конце концов...
Что только не испробуешь на своём организме: и рассол огуречный, и рассол помидорный. Но ни хрена вам не поможет — можете верить, да вы, верно, всё сами это не единожды испытывали.
Не верится, чтобы кто-то из вас, непьющих, не доводил себя до такого скотского состояния.
Несколько лучше становится с капустного рассола, но выход при его помощи из похмелья — это полный бред и самообман… Однако, для улучшения самочувствия и очищения организма, советую вам испить айрана — наилучшее средство для выхода из запоя из всех вышеперечисленных, если только он ещё вам в глотку полезет. Для восстановления же работы желудка, можно развести немного соды в минералке или воде, добавив в неё толику фруктового уксуса.
А какие, при этом, испытываешь мучения — мама родная...
О, Святая Лукерья!.. Скажи, грудь бездыханна, а вид, как у провинившегося школьника—несмышлёныша: мысли ускользают, ливер трясётся, в паху потливость, ноги зябнут, пальцы скрючивает, зубы отбивают дробь и несёт от тебя, естественно, не цветочками. А в извилинах больного мозга всё ещё вертится вчерашняя мелодия — «Один шёл по кличке «Бацилла», другой брёл по кличке «Чума».. Вот это, право, как слышишь в среде молодёжи — полный отпад или полнейший отстой...
Упадок всего и вся...
—А ведь загодя не думаем — нужна ли, бедолагам, была эта встреча, эта попойка, это мероприятие в кругу жриц любви, и вообще, вся эта головная боль...
—Нужна ли стимуляция стратегического мышления для отношений с владеющей не совсем пышными формами, но желанной и романтичной игруньей Леночкой!—думает Непомнящий.
 Однако, это будет только завтра, а не ноне.
—Разве устоишь или улежишь от девичьего соблазна, находясь с нею и с природой—матушкой наедине... Гори всё огнём, а ночь с тобой мы проведём!—заключает, наконец, он. И изрядно накушавшись винца под цвет лица, и порезвившись с возлюбленной всю ночь, приходит к такому печальному финалу.
А коли доведёшь любвеобильную дамочку до экстаза, да будешь противиться исполнить её желание, то будь внимателен, ибо могут тебя и порвать на части, как британский флаг на Фолклендах.
Аминь...
—Да! Плохи дела!—думает Непомнящий на следующий день нездоровой головой, будто в больной зуб вражеская бандеровская пуля угодила. А ежели наутро ещё станешь свидетелем душераздирающего и доводящего до рака мозга диалога со своей родственницей.. в лице супружницы — всё, считай, кранты — не до жизни...
Потому и будешь существовать в ожидании геморрагического инсульта, пока не отойдёшь... Да не к праотцам, а от пьянки с зазнобушкой и её развесёлой, да похотливой компанией.
Мозг та окончательно расплющит до полнейшего дебилизма, что муху от слона трудно будет отличить. А уж.. когда с похмелья к женщине становишься равнодушен — это, уже, граждане — полнейший конфуз, это, братцы, вовсе недопустимо.

Зато вчерашний день был слишком радостным и урожайным на события, когда ты морально настроившись на отдых, загуливаешь на фазенде как бы.. по-семейному, но с чужими девчушками и с гибельным восторгом пропадаешь в их страстных неуёмных ласках, напиваясь не только до чёртиков, а до чертей собачьих.
В общем — в хлам...
Как же.. сексапильным, да сексуальным красоткам в том откажешь — разве можно… Спорить с ними, что брызгать.. что дуть против ветра. Отказывать прелестнице ночных игрищ не только нельзя — просто невозможно, зачем же гневить Господа нашего, ибо спящие спят, а упивающиеся — упиваются им посвящённой ночи... И не только любовью.
К тому, тебя неправильно они же и поймут, да и у самого аппетит не только разгорается во время пития и нескончаемых русских оргий, устраиваемых не столь вами, сколь искушёнными в сексе особями. Вдобавок, аппетит имеет свойство — расти с каждой выпитой дозой хмельного. Что с тем поделаешь — русская привычка, российская действительность.
От Лукавого это видимо…
От Лукавого...
Некоторые трезвенники и праведники захлебнутся слюной ханжества, заслышав разговор о кобелиной мужской породе — но не о том это эссе, не о том оная с вами беседа.
О девочках я…
О девчонках.
И о пьянстве в целом…
Не то ведь общество было вчера, чтоб им отказывать — развлечений девочкам подавай и как можно круче, и как можно ярче...

Вот лишь на улицу лучше наутро не выходить, ибо, кажется, что все только и смотрят с укором на тебя — неверующего.. и ни на кого другого. Хорошо летом — солнцезащитные очки твои бессовестные очи спасают. А как зимой — так и не спрятаться, не скрыться от глаз людских, хотя и болен ты трижды — чистой, пречистой совестью.
А от машин на перекрёстках просто шарахаешься, как от стаи чёрных воронов или чертей.
Я в казино не играю, но вчера искренне Леночке предлагал цветы, вино, и конечно же, детей. Не помнится даже — на что та согласилась, когда я выговаривал слова на иврите, но заметил, что от счастья её просто распирало и у меня сразу энтузиазма — хоть отбавляй, был готов даже быть первым в очереди к вратам Рая.
Но прелюдия окончена…
Ныне же.. ты жалеешь, что родила тебя мать лютой зимой в прошлом веке.
Срам то... Срам! Стыд то… Стыд!.. Это не картинки вам на рынке — от проститутки Маринки...
Состояние таково, что будто вчера ты соседа его интимных причиндалов лишил, а ныне ожидаешь от него возмездия по Закону Талиона за содеянное.
А тут ещё бесовское наказание, коль на работу выходить и треклятый коммунизм с бодуна строить...
Идёшь…
Не по своей воле и не по главной, конечно, улице…
А всё закоулками, переулками, сторонкой, да задворками…
Как можно дальше от толпы, как можно далее от машин, как можно дальше от глаз людских.
Всё тело.. будто из резиновой массы соткано, словно под асфальтный каток вчера попал. Выходишь из дома чуть свет — не пивши, не евши и бродишь по графику домашней белки — всё по кругу.. всё по кругу, пока до работы не доползёшь и в прохладе кабинета не рухнешь в кресло.

А над тобой так и витает злой дух Иблис… таки сопровождает злой дух Сатаны…
Раскиснешь и становишься, как Тарзан—размазня, но так хочется расслабиться и занять исходное, вчерашнее, утреннее положение, похожее на то, какое было до гуляний в компании с Леночкой.
Ан хренушки…
Не получается отойти, пока не переболеешь.
Скажи, за что эскулапам и профессорам от медицины народные деньги платят — как только не издеваются они над людьми, а против похмельного синдрома ничегошеньки не придумают. Нобелевскую премию тому врачевателю в карман и сразу, коль выдумает то необходимое для всего люда российского средство от болезненного синдрома.
А в кабачок так и тянет, так и тянет…
Обалдев в конец от похмельных страданий и ощущения скорого бешенства, выбираешь время.. и под любым соусом летишь туда, дабы принять божественного и прохладительного напитка.
—Мне коньячка-с грамм этак.. сто семьдесят пять!—заявляешь, забегая, продавщице с порога.
—Почто не сто пятьдесят и не двести, согласно делений на мензурке!?—вопрошает она.
—Дык, милая моя!.. Сто пятьдесят как бы.. э.. э.. маловато, а двести — многовато!—разъясняешь непонятливой женщине, думая о том, что предстоит ещё участие в судебном процессе и нельзя, дабы кто-то заметил тебя в подпитии.
А подкрепив угасающие свои силы ста семьюдесятью пятью граммами коньяка, чувствуешь уже, что будто вкусил ты не только цвет, а сам букет некого неземного блаженства и счастья.
—И тогда, не чувствуя во рту дерьма, и тогда народ мне весь — семья!—запеваешь прямо у стойки бара.

Грустная кладбищенская тема на том заканчивается и ты чувствуешь уже себя серьёзным воякой и сразу виден твой боевой настрой и готовность на все сто участвовать в судебных баталиях и побеждать.
Разрез глаз из дальнозорких и красных навыкате, тут же.. переходит в положение ближневосточных зелёных и суженых, а это уже качественно новый скачок на твоей физии.
Глаза загораются, будто ты сорвал Джек—Пот в «Золотом Ключе» или «Русском лото»...
Происходит чудо — тебя уже не глючит, ты бодр, весел и чуточку пьян, а значит, уже здоровый мужик, думающий о новом мероприятии и прекрасном времяпрепровождении в компании любвеобильных амазонок.
В душе вновь слышится песня духового оркестра «Ершов — каков для нас ты есть позор!».. (На мотив песни попрыгунчика Газманова «Москва — звонят колокола!»)
Наконец, бестолковая головушка начинает соображать об урожае происшедших накануне событий.

Жизнь преподносит разные нам кульбиты…
Надысь, я ведь не дошёл до третьего своего этажа и почему — не понять.
Дошёл до второго и подошёл к входной двери.
Далее — замкнуло.
Открываю дверь…
Резко швыряю с прихожей шапку прямой наводкой, да в дверной проём зала, что напротив... Туда же летит сначала правый ботинок в грязи вместе с носком.(Уж, и не знаю, пахуч ли он был.)
Затем летит — левый.
Бросаю на стол кухонный куртку, которая сметает с него колющуюся посуду. На счастье, верно, всё бьётся.
—А ты, какого здесь тура делаешь?—заявляю стоявшей в прихожей комнатке женщине.—Вон из моих апартаментов!— мило делаю ей жестом пройти на выход, указывая рукой и нужное направление.
—Это ещё что здесь за хозяин объявился?—вопрошает не очень вежливо меня другая женщина, выходящая из зала вместе с супругом.
—Я на инаугурацию пришёл!.. А вы какого рожна тут делаете?—вежливо спрашиваю я.

—Ах, ёж твою мать!.. Пшёл вон отсюда! Будет он от нас — хозяев, да подружек выгонять!—нечленораздельно, но содержательно почему-то кляли меня супруги, выталкивая на площадку — за борт своего жилища.
—Ножки белые, как сливки — будоражат мою кровь,
По ночам она мне снится и зовут её — Любовь!—запеваю я, подчиняясь воле дамского корпуса во главе с отставным старым жандармом и поднимаюсь этажом выше.
Романтично глядевший куда-то «в прекрасное далёко»… я оказался не в том месте, да в неурочный ещё и час.
А ныне стыдно подняться по трапу в свою квартиру — вдруг, да встретиться с соседями. А они пенсионеры, ветераны всех войн кряду, всех движений, всех кампаний — клейма некуда ставить.
У них все стены грамотами похвальными оклеены, что обоев в квартире я даже не приметил.
Можно лишь представить, где находились их глазоньки, сердце и душа, когда я их в ночное время навестил. А всё же встретили меня негостеприимно, нужно заметить, недружелюбно, что меня до сих пор коробит… Вот чаем я бы точно их угостил, когда бы ко мне они пришли. Да и не только чаем... А они…
А ведь сердобольные женщины могли бы в тот вечер и утешить, пригласив меня, уже раздетого, к столу...

Эх... При их старческом возрасте, соседи мои оказались слепыми младенцами по вопросам гостевого брака и одноразовых отношений, о чём меж нами часто возникали споры. Теперь, верно, и на порог не пустят, чтобы с ними поспорить…
—Я люблю, но об этом никто не узнает!—запеваю в расстройстве я...

Предупреждаю вас, граждане, в меру употребляющие народное, крепкое — уймитесь, наконец, всю гадость не перепьёшь.. и пусть вам вместо гулён составят компанию неземная нимфа, птицы, солнце, да звёзды над вами… Иначе не будешь ты настоящим мужиком, а станешь числиться лишь деталью домашнего интерьера.
Да и женщины рожает нас не для того, чтобы мы мучились, а для того, чтобы жили с ними в своё удовольствие.
Так-с, в добрый трезвый путь, граждане—алкоголики...