Мышеловка

Вопрос – ответ – стук по клавишам – новый вопрос – новый ответ – вновь стук. На столе - та самая – предмет нашей гордости - газета с моей «убойной» статьей про милицию. Теперь среди ее читателей следователь следственного комитета.  Неисповедимы пути Господни.

С утра пришла смс-ка: вам звонили с такого-то номера. Номер неизвестен. Не стал перезванивать. До обеда позвонили. Участковый Булатов. По поводу заявления о разбитом фотоаппарате. Ладно, приду. Зайдя в знакомый уже опорный пункт милиции, в который раз уже пересказываю хорошо всем знакомую историю гибели фотоаппарата. Был митинг. Да, чиновница. Да, разбила. Да, сознательно. Телесных повреждений не нанесла. «А сейчас пройдемте со мной в следственный комитет», - неожиданно заявил по окончании процедуры Булатов. Я пожал плечами и пошел вслед за ним. Навстречу своим грядущим проблемам.

Перекрещенные мечи за щитом на фоне хищной двуглавой птицы, увенчанной тремя коронами, в центре щита пресловутый Георгий-победоносец - эмблема правоохранительного органа украшала помпезное здание, о скандальной продаже которого писала одна из немногих оппозиционных газет города.

На пропускном пункте понимаешь, что в эту контору нельзя просто так войти и выйти: кто-то должен впустить, и кто-то выпустить. Позже приходилось простаивать здесь даже минут 20-30, сейчас впустили быстро.

Белые стены чистого коридора без стульев. Обстановка не похожа на стены какого-нибудь РОВД, где уже приходилось бывать. Ничем в принципе не отличалась от какого-нибудь чиновничьего учреждения. Ничем, кроме своей сути. Суть была намного серьёзнее и страшнее. Хотя все это до сей поры существовало где-то далеко и напрямую тебя как бы и не касалось. Но теперь, видимо, коснулось. Цель визита, впрочем, до сих пор была неясна.

У двери в кабинет следователя пришлось подождать. Но на этот раз недолго.  Булатов почему-то остался за дверью.

Молодой ухмыляющийся следователь в белой рубашке вел себя, как кошка, в чьи лапы попала мышка, не подозревающая о своей скорой гибели. На столе лежал номер газеты «Светлый день», со второй страницы которого вызывающе глядела моя гневная и обличающая  статья.

- Так это вы господин Токарев? – встретил он меня идентифицирующим вопросом.

- Я не господин, - попробовал отшутиться я. Но легкий холодок, пробежавший по спине, подсказывал, что дело дрянь.

- Присаживайтесь. Я следователь Бугаев. Вам знакома эта газета?

- Да, знакома, - ответил я.  Да что такое! Почему так холодно и неприятно? Дело ведь совсем не в сплит-системе, наполняющей следовательский кабинет кондиционированным воздухом.

- Мне необходимо с Вами побеседовать. Кто является автором статьи, где выпускается газета, как мне познакомиться с Лукичом?

Выходные данные маленькими, едва заметными буковками сообщали, что тираж составляет ровно столько, чтобы газету не надо было регистрировать, что отпечатана она на собственном оборудовании, а редактором как раз и является некто Лукич.

- Так вы согласны побеседовать? – более настойчиво спросил Бугаев.

- У меня есть выбор? – опять шутливо поинтересовался я.

- Конечно! Выбор всегда есть. Статья пятьдесят первая Конституции… - начал объяснять Бугаев смысл хорошо знакомого мне права на молчание.

- Да я, пожалуй, воспользуюсь, - сразу ответил я.

- Ну, тогда… - Бугаев открыл дверь и пригласил Булатова.

- Вот, гражданин Токарев хочет воспользоваться правом, предусмотренным статьей пятьдесят первой. Присаживайтесь, - указал Бугаев Булатову на стул. Сам сел за свой стол и начал что-то печатать на клавиатуре компьютера.

Почему-то (не пойму до сих пор, почему) такой поворот событий заставил меня изменить решение.

- Вообще-то я могу объяснить, - промямлил я.

- Так желаете дать объяснения? – вновь поинтересовался Бугаев.

- Ну, если по поводу статьи…

- Да, по этому поводу.

- Да, согласен, - промолвил я, приближая тем самым час расплаты.

Булатов остался. Начались вопросы.

- Газета знакома, где и кто печатает, не знаю. Автор указанной статьи действительно я, - пояснил я Бугаеву.

- Тогда ответьте, пожалуйста… - пошло дальше.

Сияющее лицо Бугаева. Мышка все-таки попалась! Стук пальцев по клавишам. Невыносимый холод от сплит-системы. Худая синерубашечная фигура Булатова. Вопрос-ответ. Сознание возвращалось на пару месяцев назад, напряженно работало над тем, как представить все произошедшее в выгодном для себя свете. Ине находило хорошего ответа. То, что над моей, не слишком тревожной до сей поры жизнью, завис меч, сомневаться не приходилось…

                ***

В тот день на акции собралось рекордное число людей. Малочисленные, организуемые только силами энтузиастов политвстречи в поддержку 31-й статьи Конституции проходили каждый месяц, в котором было такое число. На них собирались партийные активисты и сочувствующие вне зависимости от идеологии той или иной организации. Собирались в условленном месте в условленное время поддержать основную - московскую – акцию в защиту собраний.

Прикрепленные к одежде большие черные значки с числом «31» были отличительным признаком борцов за свободу.

31 мая к нам присоединилось человек 15 посторонних обывателей, вставших, однако, в строй для очередного отчетного фотоснимка.

В последнее время дело этим и ограничивалось. Никто не хотел подставляться и проводить несколько часов в отделении милиции, доказывая недоказуемое – то, что у тебя есть право, которое никто не может попирать. Разгоны первых «Стратегий» сопровождались задержаниями, заключением в камеры и даже административными арестами. На поданные в соответствии с законом уведомления в районную администрацию под любым предлогом поступал отказ в согласовании: идите, ребята, в другое место, подальше от центра, с глаз долой. От перестановки заявителей суть дела не менялась: отказ, после которого следовал разгон. Но желающих отдаваться в руки правоохранителей становилось все меньше и меньше. Нужно было что-то менять, чтобы вовсе не похерить начатое.

Было решено отказаться от бессмысленной процедуры подачи уведомлений и проводить акции в формате встречи. Без плакатов и какой-либо атрибутики. Первая встреча, прошедшая в данному формате, показала выигрышность данной стратегии. За ней последовала другая. В мае была третья. Но стало скучно, захотелось обострения. И оно не заставило себя ждать. Мало не показалось. Никому. Хотя первое время казалось, что победа наша, но последовавший за этим удар по нашему, и без того чахоточному, сопротивлению, показал, что радоваться было рано.

Последний день мая был уже на сто процентов летним. В южном, астраханском, понимании этого слова. Убийственная жара начиналась с утра и фактически не заканчивалась, заставляя вливать в себя кубометры холодной воды, забираться под холод кондиционеров, а после гонять сопли и вытирать слезящиеся от простуды глаза. Сфотографировавшись у солдата с винтовкой, стоящего посреди Братского сада в память о борцах за установление советской власти, участники акции стали расходиться по разным местам парка.

Сергей Кожуров – маленький (по росту) лидер местных «экстремистов», держа в руках здоровый фотоаппарат-зеркалку, о чем-то толковал с другим активистом – худощавым Олегом Шкориным. Подойдя поближе, я понял, что речь идет о выставлении  одиночного пикета здесь и сейчас.

- Ну, давай, Серег, зачем тогда делали их, старались? – настаивал Шкорин. Сережа хмурился и мялся на месте. Было видно, что его что-то смущает, что он не решается дать добро. Обычная история. Только вчера обсуждали эту тему. Как только те же люди, что еще вчера неистово били себя в грудь, доказывая свою революционную сущность, оказываются в окружении скопища синих рубашек, революционный пыл сразу же остывает. Малочисленные мероприятия, особенно, если это мероприятия «экстремистов», всегда проходят под пристальным контролем охранителей – как облаченных в форму, так и в гражданском. Поэтому всегда комфортней присоединиться к краснознаменному шествию коммунистов или желтознаменному справороссов и  раствориться в толпе из пары сотен человек, чем прийти на акцию внесистемников, где порой участников меньше, чем ментов.

- Саш, ну что, будет кто-нибудь  со мной стоять? – Подошла ко мне Вика Кашмир – эффектная девушка изрядного возраста, недавно зачем-то присоединившаяся к оппозиционерам.

- Кто-то один должен стоять, - обозначил я свою позицию, - есть желающие?

- Ну, я одна не буду, - закапризничала Вика, не понимавшая всей серьезности происходящего и возможных для себя последствий. Участвовавшая до этого в акциях коммунистов и справовороссов Вика полагала, что мероприятие здесь пройдет по сходному сценарию. Но здесь все было иначе. 

- Тогда свинтят обоих, - ответил я, твердо зная, что так и будет. А еще зная, что плакат в руки не возьму – хватит подставляться за всех. Желающих, кроме Вики и Олега, как я и предполагал, не нашлось.

Держа в руках плакаты, они отделились от толпы и встали по разные стороны от центрального входа  в парк на расстоянии метров семи-десяти друг от друга. Включив фотоаппарат в режиме видеосъемки, я стал приближаться к Олегу. Когда я подошел на расстояние двух-трех метров, возле пикетирующего Олега уже собрались люди. Толстый подполковник, знакомый по мероприятиям, что-то упорно втолковывал Олегу. Но медицинская маска («зажимают рты, паскуды!») не выдала никаких эмоций пикетчика.

- Да одиночных пикета, два одиночных пикета, - зачем-то крикнул я, непонятно к кому обращаясь.

- Это не два одиночных пикета, - возражал подполковник, - вот если бы девушка стояла там, а он там, вот это было бы два одиночных, - уточнил милицейский чин, указывая куда-то в первом и куда-то во втором случае.

Обстановка накалялась. Число спорщиков с правоохранителями возрастало. И тут я увидел ее. И его. Неприятного вида коренастый детина в гражданском, жующий жвачку, и темноволосая эффектная женщина лет сорока в цветастом летнем платье вплотную подошли к Олегу, пытаясь  доказать его неправоту. Олег, имевший опыт подобных административных нарушений, с места не сходил и плакат из рук не выпускал. Если он что-либо и говорил, то под маской понять его было сложно. Впрочем, возможно, он и вовсе молчал.

- В чем конкретно нарушение? - опять вмешался я, хотя спорщиков и так хватало, так же, как и желающих заснять весь инцидент.

- Во-первых, не снимайте меня, молодой человек, - вдруг подала голос темноволосая дама, обращаясь почему-то именно ко мне, несмотря на то, что на участников конфликта было обращено несколько камер.

- Я – журналист, имею право снимать, - упрямо возразил я.

- Нет, ну это надоело уже, а если я вот так подойду и… - услышал я голос дамы и прежде чем успел понять, что собственно происходит, почувствовал удар по руке, державшей фотоаппарат.

Глухой звук упавшего на асфальт предмета… Возвратившаяся на свое место дама. Непонимание и легкий шок. Подняв фотоаппарат и несколько раз нажав на кнопку включения-выключения, я  понял, что он пришел в негодность. К горлу подкатила ярость. Но имевшийся опыт конфликтных ситуаций на публичных мероприятиях, не позволил вылезти ярости наружу.

- Вы видели, вы это видели? – закричал я, показывая всем присутствующим на разбитый фотоаппарат. – А вы знаете, что вы платить будет за это? – Не в форме вопроса, а в форме утверждения сказал я, обращаясь к  даме.

- Да что Вы говорите, а Вы не будет платить… - не менее возмущенно, но менее убедительно воскликнула дама.

- Я вызываю милицию, потому что на меня напали, - опять неожиданно для самого себя громко заявил я, видя, что милиция никак не отреагировала на произошедшее.

Набираю на сотовом 02 – ничего, 002 – ничего. Бля, да как же звонить-то?

- Как в милицию позвонить с сотового? – громко спросил я, обращаясь ко всем.

Ответа не последовало. Черт знает что, даже и не дозвонюсь теперь. Вообще идиотизм получается. Вокруг десятка два милиционеров от сержанта до подполковника, а я не могу дозвониться по 02.

Что происходило вокруг Вики, я не видел. Но к тому моменту, как фотоаппарат оказался разбитым, на месте ее пикетирования никого не оказалось. Свинтили. А она не верила.

Число людей и сотрудников  вокруг нас все более возрастало. Что-то нервно доказывала дама. Неприятная жующая физиономия не выражала эмоций. Было видно, что подполковник нервничал, не ожидая, что дело повернется таким неожиданным и неприятным для него самого образом.

- Фамилию назовите Вашу, – потребовал я, приблизившись к даме.

- Не буду я вам называть фамилию, - был ответ.

- Вот я…

- Да Вас-то мы знаем хорошо, - заявила дама со знанием дела.

- Фамилию назовите Вашу, - безнадежно повторил я.

Фамилию никто называть не собирался. Жующую морда, не скрывавшая своего глубокого презрения к собравшимся, что-то пробормотала про закон «О персональных данных». При чем тут это, черт побери?!

Поняв, что разговаривать не с кем, опять попытался набрать номер милиции. Ну как звонить-то туда? Неужели никто не знает? Нервы, сука, на пределе.
Подполковник взял даму за руку и стал отводить в сторону, о чем-то с ней разговаривая. Они в сговоре что ли? Почему он помогает ей, а не мне? Ведь это я пострадал! Да что это за милиция такая?

- Санек, звони ноль-два-ноль, - крикнули мне из толпы. Пробую – получилось! Стал ждать прибытия наряда. По логике, должны были подойти милиционеры из будки, что находится в самом парке.

Подошел подполковник. Предложил пройти в УВД и написать заявление.

Самое время! Куда я пойду теперь? Буду ждать тех, кого вызвал.

Двое ментов-казахов развязным шагом приблизились ко мне и поинтересовались, кто вызывал милицию.

- Я вызывал, - устало и безрадостно ответил я.

Опять подошел подполковник. Представился, поинтересовался дальнейшими  действиями сотрудников.

- Будем составлять протокол…

Митингующие отправились вслед за милицией в УВД, а я в компании двух милиционеров проследовал в парковую будку. Под диктовку стал писать заявление на имя главы городского УВД: «Прошу привлечь к уголовной ответственности неустановленное лицо…» А личность-то установлена, вспомнил я слова подполковника, сказанные им сотрудникам. Ладно, разберутся. Состав преступления налицо, казалось мне…

Усталый, раздраженный и злой пришел домой под вечер. Раздражение надо было куда-то выплеснуть. Сев за компьютер, набрал заголовок будущей статьи, уже несколько минут крутившийся у меня в голове: «Ш...е в ментовских погонах». И понеслось: «Впервые я стал потерпевшим…»

                ***

- Вообще-то я к Булатову совсем по другому поводу пришел и к Вам не собирался, - вдруг зачем-то заявил я посреди допроса.

- А по какому же вопросу? – спросил Бугаев.

- По поводу фотоаппарата, - был мой ответ. Булатов что-то промычал в подтверждение моих слов.

- Так, - сказал Бугаев, обращаясь к Булатову, - все имеющиеся материалы по данному делу  предоставьте мне. Тот покорно покивал и помычал. Мент в присутствии комитетчика – это особое зрелище.

Дело о разбитом фотоаппарате кочевало из милиции в прокуратуру и после моих обжалований обратно в милицию уже два месяца. А теперь вот сам попал неизвестно в какое говно. Эх, если бы не Шкорин… Если бы не попался несколько дней назад, распространяя «Светлый день» на акции справороссов у облдумы. Слишком много «если»…

- Ну, продолжим, - вернулся Бугаев к разговору со мной. – Так как Ваша статья попала в газету… «Светлый день»?

- Я не знаю. Возможно, ее перепечатали из газеты «Правда Астрахани», где я работаю. Именно там я ее опубликовал. Газету «Светлый день» получил на мероприятии. К ее созданию не имею никакого отношения.

- Угу, - хмыкнул Бугаев и протарабанил что-то на клавиатуре.

- К кому относится заголовок статьи и ее содержание?

- Ни к кому конкретно. Мне хотелось выразить свое отношение бездействием сотрудников милиции. Намерений оскорбить кого-то из них не было. Личной неприязни к кому-либо из них не испытываю.

- Ну как же так? - недоуменно и хитро спросил Бугаев. – Вы возмущены действиями сотрудников, о чем сейчас и рассказали, но ни к кому конкретно ваше возмущение не относится. Неувязочка какая-то.

- Ну вот так. К лейтенанту Булатову и сержанту…

- Назарбекову, - подсказал Булатов.

… Никаких претензий не имею. Заголовок статьи и ее содержание к ним не относится.

- Хорошо, - проговорил Бугаев после очередной дроби на клавиатуре. - А к подполковнику Кузину имеет отношение заголовок и содержание статьи?

Поставил в тупик. Именно его фамилия – единственная, причем даже неправильно написанная, но вполне опознаваемая  - фигурировала в статье. Сказать, что не имеет, значит отрицать очевидное. Подтвердить, что имеет, - создать себе проблемы. Какие именно, в то время было еще непонятно.

- Да, имеет, - выбрал ответ я, подписывая себе будущий обвинительный приговор…

Возле каждого ответа на вопрос надо было расписаться. Как все серьезно. Террориста поймали, не меньше. "С моих слов напечатано верно и мною прочитано".Распечатка объяснений заняла несколько печатных листов. Процесс их дачи занял два с половиной часа жизни.

Выход из здания комитета принес облегчение. Но неприятная, не покидающая сознание  мысль о последствиях сегодняшней беседы не давала насладиться жизнью и свободой.
Спустя три недели в почтовом ящике обнаружил письмо со штампом «Следственного управления». Там не могло быть ничего хорошего. Несколько сухих печатных строчек возвещали о начале нового этапа жизни: «…Вы совершили преступление (!) против порядка управления …в отношении Вас возбуждено уголовное дело по ст. 319 УК РФ».

Приехали.