Глава 46. Советы жрецу Иманотепу

          Рано утром мы выехали из Тебтюниса, пообещав вернуться к исходу трёх месяцев. Окрам и Сельма одиноко стояли на границе поместья и с грустью смотрели нам вслед. Нубнофрет оглянулась лишь только раз, всё её внимание устремлено вперёд, на расстилающуюся грунтовую дорогу, щедро присыпанную жёлтым песком ливийской пустыни.

Весь путь меня преследовало deja vu. Чтобы сократить поток наивных вопросов, так же как и когда-то Снофрет, приладил на мочку уха горошину телепатора и начал передавать самые простые мелодии. Девушка замерла в восторженном восхищении, а я получил возможность спокойно думать о своём.

Нубнофрет уже успела рассказать о событиях пятилетнего периода после нашего исчезновения из спальни, что они восприняли как вознесение на небеса и последующую там обеспеченную жизнь среди богов. Всем было жаль терять Снофрет, но это была плата за богатство, которое неожиданно свалилось на них. Появилось много приятелей, друзей, они отвлекали брата и сестру от прилежных занятий с нанятым учителем.

Маху начал пропадать со старшими друзьями, брал с них пример, часто неприглядный: воровали финики с чужих пальм, совершали набеги на огороды феллахов, похищали коз из загонов. Окрам беспрекословно расплачивался за все его проступки: боялся, что жалобы дойдут до всесильного номарха, и тогда может последовать страшное наказание.

Однажды подростки проникли в лабиринт Аменемхета, разобрали завал, который в своё время помешал мне пройти дальше, протиснулись и проплутали там трое суток без еды и воды, пока жрецы не нашли их в одной из ловушек, построенных для того, чтобы перехватывать излишне любопытных. Ишхан, двенадцатилетний сын жреца при храме Анубиса, после этого помутился в разуме, стал бояться темноты и часто беспричинно плакать.

В 15 лет Маху заявил родителям, что город Тебтюнис и Файюмский оазис ему основательно наскучил, он хочет увидеть и остальной мир ойкумены, попытается узнать у жрецов, куда же исчезла его сестра Снофрет вместе с чужеземцем Артёмом. Уговоры и слёзы родителей не помогли сдержать его стремление, уехал в Фивы в прохладный сезон «перет», во время сева, и с тех пор от него никаких известий. С его уходом в имении стало нестерпимо скучно.

 Нубнофрет всё чаще пропадала у подружек, которые часто менялись, потому что выходили замуж за чиновников, купцов, военачальников, ремесленников. Засылали сватов и к ней, но она с момента моего исчезновения почему-то уверилась в том, что я непременно вернусь и заберу её с собой, отказывала всем, пока не случилось это похищение.

Я удивился этой наивной вере и необычному совпадению — я, словно повинуясь карме, какому-то року снова появился в Файюме, и именно с этой целью. Что это? Случайность? Совпадение? Или закономерность? Почему кирпич с недостроенной стены падает на твою голову именно в то время, когда ты проходишь внизу мимо и ни о чём плохом не подозреваешь? Да потому что сотни, тысячи кирпичей с разных строек уже упали в стороне, и их ты не заметил, не прочувствовал на своей шкуре. Мы замечаем только то, что случилось на наших глазах. Об остальном можем догадываться, или услышать из уст очевидца.

Дорога в столицу вдоль западного берега не изобиловала приключениями. Разбойников здесь не водилось. Основной караванный путь проходил по восточному берегу, более богатому растительностью, а здесь жили ремесленники, строители, жрецы. Изредка встречали пастухов со стадами коз, реже — коров. Мы почти не задерживались.

Но, если встречали благоустроенный вход в реку, канал, — тростниковый настил, причал, спешивались и с наслаждением смывали дорожную пыль и любовный пот, который настигал нас в самых неожиданных и уединённых местах. Этим мы в какой-то степени напоминали старый анекдот про возлюбленную поручика Ржевского, которой при переезде предложили оставить на память самые памятные предметы, в том числе и люстру. Поручик был большой выдумщик. Мы не отставали от него.

В густонаселённые Фивы мы приехали далеко за полдень. В городе ничего не изменилось, словно и не прошло пяти лет. Всё такой же людской хаос и гомон на улицах, толчея, копыта ослов, мулов в угрожающей близости от голых ступней. Так и хотелось выкрикнуть:

 «Люди! Неужели трудно сообразить, что, меняя направление движения, нужно ходить по другой стороне улицы?»

Нет, толкаются, пересекают улицы и площади во всех направлениях, даже наискось, как вздумается. Им так удобнее. Да и то, спешить некуда, понятие о времени в зачаточном состоянии: утро, день, вечер, сутки, месяцы, года. День и ночь делится на стражи. О часах и минутах большинство населения представления не имеют. Мелкие отрезки времени отмеряют устным счётом, клепсидрами, песочными часами.

Философы и мудрецы, которым всё это надо, уважением не пользуются. Их мало, считают за придурков, тронутых умом. Нормальный мужчина не станет задумываться о смысле жизни, природе вещей, устройстве Вселенной. Впереди века, тысячелетия, которые мало кого волнуют. Всё имеет закономерный личностный конец. Не хочется об этом думать.

Жизнь большинства бедняков проходит вне стен родного, тесного и тёмного жилища, куда возвращаются лишь под вечер для того, чтобы утолить голод, провести скоротечную ночь под крышей, зачать новую жизнь, а утром снова отправиться в поле, в мастерские, на стройки гробниц, чистку каналов.

Почти на каждом шагу торгуют съестными продуктами, которые зачастую тут же съедались горожанами, кто на ходу, а кое-кто, сидя с поджатыми ногами, чуть ли не под ногами пешеходов среди мусора и выброшенных гнилых фруктов. Ближе к домам мастерят небольшие поделки из гибких прутьев, дощечек. Брадобреи скребут острыми кремниевыми, обсидиановыми пластинами отросшую щетину — жутко смотреть на это варварство, евреев и ассирийцев понять можно, когда они всю жизнь ходят бородатыми.

Чтобы не толкаться по узким улицам вместе с неповоротливыми лошадьми, оттаптывать людям ноги, приткнул их на постой в просторном дворе писца Андерари, который за пять лет сильно изменился: возмужал, располнел, речь стала замедленней, весомей — человек узнал себе цену. Его жена Аменат заметно постарела, обрюзгла, потеряла былую привлекательность.

Семья прибавилась на мальчика и девочку, с которыми нянчилась симпатичная девушка в сером льняном платье, заинтересованно поглядывающая на хозяина дома и, скучающе, на хозяйку. Селим, которого я когда-то вылечил от диареи, год назад во время праздника воды погиб под копытами жеребца принца Мерерука. Кто-то из уличных мальчишек ради баловства бросил в морду жеребца мявкнувшего кота, который испуганно вцепился когтями в тонкую кожу, пропорол её до крови, и вздыбил животное.

Правое копыто обрушилось на голову одиннадцатилетнего Селима, который стоял в первых рядах восторженной толпы, приветствующей фараона, его жену и многочисленных детей. Баловника, как и его кота не нашли. Жрецы смерть Селима посчитали за доброе предзнаменование, за жертву Изиде и Осирису. Смерть детей была привычным явлением. Выживали сильнейшие.

Во внушительном храме Амон-Ра верховного жреца Иманотепа мы недолго искали. Он по обыкновению учил уму-разуму младших жрецов, сидящих в тенистом портике, кого-то распекал за упущения при проведении обрядов. На жёлтом пергаментном лице появились глубокие морщины, взгляд мутновато серых глаз потускнел, в говоре уже не было прежнего задора, желания докопаться до тайной истины.

Едва мы появились в поле зрения у первой колонны, моментально узнал меня и даже Нубнофрет, на которой задержал внимательный взгляд. Быстро встал на ноги и после традиционного обмена приветствиями и новостями о членах семьи, их здоровье, провёл нас в свой кабинет, довольно тесно заставленный вдоль стен широкими шкафами и стеллажами с разнообъёмными папирусами и двадцатью тремя керамическими горшками с плотно пригнанной глиняной пробкой на льняной основе.

Остро пахло смесью привычных восточных благовоний и… Я повёл носом, принюхиваясь. Неужели эвкалипт? Резковатый, тонкий запах, ни с чем не спутаешь. До сих пор плавают в Австралию? Эти сведения почему-то не записаны в папирусах. Руки не доходят всё заносить? Не считают дальние путешествия важными событиями? Или оберегают секреты от конкурентов? Какие ещё тайны им известны?

— Что за удивительный специфический аромат? У вас его не должно быть. Это редкий состав, который привозят из дальних южных земель, находящихся за морями. Не один месяц нужно туда плыть на парусных кораблях.

— Египет богат золотом. Чуть ли не каждый год открываются новые рудники. Купцы привозят многие благовония из десятков царств. Что тебе показалось знакомым? Имбирь, корица, сандал, мирра, ладан, камфара, кардамон, киннамон, шафран, амбра, муксус, халван, смирна, ихмут, хекену?

— В различных странах по-разному называют эти благовония.
— Может быть, кое-что из перечисленных мною благовоний и есть тот самый тебе знакомый запах? Подойди к горшкам и определи.

Я быстро нашёл нужный горшок с эвкалиптовым маслом. Указал.

— Хекену. Ты прав — это редкий и очень дорогой состав. И его становится всё меньше. Корабли из Пунта почему-то перестали его привозить, и я не знаю истинную причину. Вернее, догадываюсь. Всё дело в стабильности власти. Когда её нет, то не до расходов на корабли. В последний раз горшки с хекену привезли лет восемь назад. В этом горшке масла осталось на дне, берегу для своих нужд, перестал раздавать. После твоих слов я начинаю понимать твоё удивление.

— Ну, не столько удивление, сколько восхищение перед вашими возможностями. Не очень удивлюсь, если ты скажешь, что придворные фараона пускают дым изо рта глиняными трубками из заморского зелья.

Иманотеп поражённо поднял брови.

— Как ты узнал? Это было до твоего рождения. Да, лет пятьдесят назад высшая знать курила заморское зелье, а жрецы клали в состав для бальзамирования. Сейчас же его осталось так мало, что едва хватает курить жрецам храма Амон-Ра. Вернее, не хватает. Уже кончается. Покуривают втихомолку, чтобы не делиться с другими жрецами. Ты знаешь, как его достать? Помоги, и ты станешь богачом. Тебя осыпят золотом.

— Как и прежде до этого. Снарядите корабли в дальние западные земли.

— Другого способа нет? Сейчас не время великих фараонов, Мернепта, Рамзесов, Хатшепсут, когда за моря совершались на парусных кораблях дальние путешествия. Из Гасуу, единственного египетского порта на берегу Красного моря фараон Снофру отправлял в Пунт корабли. И они привозили все необходимые нам редкие товары. Суссаким болеет. Ему не до завоеваний. Свои земли бы удержать. Нубийцы с каждым годом всё сильнее становятся, нам всё труднее заставлять их выплачивать нам дань, поставлять рабов. Ассирийцы в любой день могут вспомнить дорогу в Египет.

Я участливо спросил:

— А что за болезнь гложет тебя?
— Это так заметно?  Ты прав. Руки и ноги болят, особенно ночью, спать не могу. Не знаю, куда положить. Пальцы не сгибаются. Ходить тяжело. Новый день не в радость, а в наказание.

— У вас же хорошие врачи. Да ты и сам хорошо разбираешься в лЕкарстве. Знаю, что даже хирургические операции делаете.

— В том-то и дело, что лекарей много, а болезнь не проходит. Десятки лучших врачей Египта, Ассирии перебывали у меня. Я весь пропах лекарственными настойками и припарками. Чего только не предлагали! Даже купание в крови и в туше двухлетнего быка по совету хеттеянина испробовал. Не помогло. Пчелиные укусы, змеиный яд в составе бальзамов — всё испытал.

— Совет примешь?

— От тебя — да. Ты, вероятно, знаешь секрет молодости, за пять лет нисколько не изменился, твоя спутница так же свежа и обольстительна. Подозреваю, что вы питаетесь эликсиром бессмертных богов, поэтому и не стареете. Поделись своими знаниями, амброзией, бальзамом, или что там у тебя, и я выполню все твои желания.

—  Охотно скажу. Ты должен сменить образ жизни. Прекрати есть жареное мясо, ешь только вареное, особенно рыбу, хотя бы через день. Исключи из своего рациона острое, кислое, солёное. Поезжай на север к иудеям, там есть Солёное море, ты про него не раз слышал; на берегах много грязи, ею нужно обмазывать всё тело на не очень длительное время, три пяди длины тени от твоего шатра высотой в твой рост. Так же полезны купания в солёной воде, с последующим обмыванием в пресной, через непродолжительное время. Спустя лунный месяц ты почувствуешь облегчение. Через год повторишь купания. И так три раза. О хвори забудешь.

— Я тебе верю, ты знаешь, о чём говоришь. С радостью готов бы последовать твоему совету, но не могу оставить храм Амон-Ра. Я — верховный жрец. На мне держатся все храмовые службы, ритуалы, фараон Суссаким, народ ждёт ежедневных указаний. Я объявляю, когда начнутся те или иные праздники, когда необходимо начать сев, когда наступит разлив Нила. Без меня начнется хаос, Та Кемет погибнет.

— Всё в твоей воле, Иманотеп. Тебе решать, как поступать. Хочешь болеть — болей. Никто не сможет тебе помешать в этом, даже фараон. Неужели у тебя нет преемника? Вот его и оставь на время своего лечения.

— Неужели ты не знаешь: временное сегодня — часто завтра становится постоянным, к чему быстро привыкают. Выздоровев телесно, я могу потерять жизнь.

Хотелось подколоть: «Зато приобретешь бессмертие в загробной жизни, о которой вы так печётесь». Но верно говорят: «Сытый голодного не разумеет». Негоже насмешничать.

— Тебе виднее, Иманотеп. Кто лучше тебя знает людей Та Кемета, если даже преемнику боишься довериться.
— Артём, ты разве не ведаешь, что и лучший друг способен предать, не говоря о сыне?   
— Меня не предавали.
— Значит, ты не был на вершине власти.

— Верно, не был. И не стремлюсь. Именно по этой причине.

Жрец проницательно взглянул на меня и припечатал:

— Лукавишь. Я не встречал людей, которые бы не стремились хоть в чём-то улучшить своё положение.

— Это разные понятия, Иманотеп, — увещевающее произнёс я. — Комфорта, то есть всех житейских благ и удобств можно добиться и без власти, не осложняясь излишними заботами. Ты уже сейчас достаточно богат, чтобы не заботиться о куске хлеба, с которого непрерывно стекает мёд. Успокойся и живи в своё удовольствие, без нервотрёпки, то есть без волнений и зависти нижних по чину.

— Ты молод, поэтому так говоришь. Пожил бы с моё. С каждым годом хочется всё большего. Но не будем спорить. Я верю тебе. Ты не такой как мы. У тебя особенный взгляд… свободного, независимого человека. Уверенный в себе. Сильный. Так на своих приближённых смотрит фараон и его родственники. Какое отношение ты имеешь к правителю или его сыновьям?

— Никакого. Ты сам это знаешь.
— Я о другом. Ты зачем-то делаешь вид, что не понял меня. Я говорил о твоей принадлежности к царской семье в своём царстве, если ты не сам принц.
— И снова я вынужден огорчить тебя. Я родом из простой семьи врачевателей, поэтому имею представление, знаю, как лечить некоторые болезни.

— Но сам не лекарь? — подозрительно спросил Иманотеп.
— Нет. Не хватило усидчивости научиться. Ты же прекрасно знаешь, сколько терпения и памяти нужно приложить, чтобы стать хорошим лекарем. Я больше всего люблю путешествовать по разным царствам и наблюдать за жизнью людей.
— Так что же тебя привело в Фивы? Снова рукописи?

— На это раз иное. Приходил ли к тебе подросток пятнадцати лет, называющий себя Маху из Файюмского оазиса? Он мог напомнить, что знает меня, что он родной брат Снофрет, вот её сестры, с которой я пять лет назад приходил к тебе. Он мог даже наплести небылицы, сказать, что мы улетели на небеса к богам.

       Верховный жрец вскинулся, пристально наблюдая за моим лицом:

— А вы не улетали?
— Изволишь шутить? Где ты видел летающих людей?
— За свою долгую жизнь я много чего лицезрел. Ты же не станешь отрицать, что боги могут летать?

        Вот так поворот! Кого же он видел летающим? Неужели хроноразведчики наследили? Нет, я бы знал. Я первый раз в этом времени, и на этом месте. Кто же тогда? Завуф? Кто он? Из какой Вселенной? И где он сейчас? Удалось ли ему вернуться в своё время? Пять лет меня ждал. Могло что-то и не сработать. Но у него нет антиграва.

— Иманотеп, расскажи, где и когда ты видел летающего человека?

— Так это был ты?! Не о боге говоришь, о человеке. Знаешь, что человек тоже может летать.

Я добродушно рассмеялся. Хитёр жрец. Так и ждёт, чтобы я проговорился. Что меня выдаёт? Многое. Слишком независим. Он привык, чтобы перед ним раболепствовали, унижались, клянчили подачки. Мне же от него почти ничего не нужно, я сам могу что-то дать. Этим и отличаюсь.

— Увы! Если бы я умел летать, то стал бы ходить пешком между городами по жаре, или трястись на лошади? Так, где и когда ты видел летающего?

— Это было очень давно. Восемнадцать лет назад. Ровно половина моей жизни прошло с той поры. В те дни как раз случилось солнечное затмение, а через три дня над городом в небе появился летящий корабль, может быть, даже с парусом, точно не скажу, снизу не видно. Размеры корабля не смог определить, не с чем было сравнивать. То ли с огромный храм, то ли с большую округлую колесницу. И я особенно обратил внимание — в небе не было ни одной стаи, и даже птицы. Долго кружил над улицами Фив, словно что высматривал, потом так же внезапно исчез. Я моргнул, а его уже нет.

— Ты говорил — видел человека.
— Нет. Людей я не видел. Это были боги. Кто кроме них может летать над городом? И ты сам уведомил, что улетал на небеса.
— Не я, а подросток Маху мог так проговорить, выдумать, чтобы привлечь твоё внимание. Так ты видел его?

       Иманотеп задумался, вспоминая. Но взгляда от моего лица не отрывал, поглядывал и на Нубнофрет, которая с волнением следила за его мимикой. Минуту спустя он решился произнести:

— Да. Верно. Был такой. Давно. Говорил похожие слова, и многое другое. Но я ему не поверил. Слишком хорошо знаю подобных ему юношей. Честолюбив, горяч. Жаждал золота и быстрого благополучия. Ничего не смог рассказать о вашем бальзамировании. Придумал, что вы вознеслись на небеса живыми. А это глупость. Никто не захочет добровольно живым уходить в другой мир. Да, черты твоей спутницы напомнили мне о нём, теперь яснее вспомнил…. Красивый, себялюбивый мальчик. Умел читать и красиво писать иероглифы. Я его оставил учеником при храме, хотя набора ещё не было, а жрецы жаловались на переполненность комнат. Слишком много желающих постигать таинственные знания богов. И забыл про него. При дворе участились заговоры военачальников. Нубийский вождь осмелел, начал захватывать наши посёлки, рудники, стада коз, коров, уводить рабов. И мне стало не до вашего родственника. Кажется, потом говорили, что юноша спутался с некоторыми разгульными сынками наших купцов, пьянствовал, и однажды его одного стражники задержали при раскопках мастабы недавно умершего визиря. Он не успел ничего украсть, но его били палками и выгнали из дома учеников. Дальнейшая судьба неизвестна. Пустой мальчишка — не смог воспользоваться предоставленной возможностью, — стать жрецом. Так ты только из-за него снова появился в Фивах? Значит, он не так прост, как казался? Я поручу слугам узнать, что же с ним случилось, куда он мог пропасть?

— Я буду тебе очень признателен, если сможешь разыскать Маху. В благодарность подарю золотой браслет.

— Подарки меня уже не волнуют, — равнодушно отмахнулся Иманотеп. — Они быстро забываются. Я достаточно богат, чтобы не заботиться о пополнении золотых запасов в своём хранилище. Бруском больше, бруском меньше — суть моего состояния особо не изменится. Так неужели мальчик был прав? Вы возносились на небо, коль так хорошо сохранились, ни одной морщинки не прибавилось.

— Маху старался привлечь твоё внимание, поэтому и говорил несуразицу. Нубнофрет родная сестра Снофрет, которую ты тогда видел. Они очень похожи, но есть и разница, если внимательно приглядеться.

— Пустое. Для меня все девчонки на одно лицо. Если ты говоришь, то значит, так оно и есть. У меня нет оснований не доверять тебе. Только лишь то, что он брат сёстрам, заставляет тебя разыскивать мальчика?

— Не только. Он остался единственным наследником. Два его старших брата Амир и Рамоз погибли на службе фараона в Нубии, а теперь пропал и самый младший Маху. Мать и отец остались одни. Некому передать поместье.

— Да, это веский довод для розыска. Я отдам распоряжение, а тебя со спутницей прошу быть моим гостем. Мне хочется говорить с тобой. После твоего исчезновения пять лет назад я вдруг понял, что ничего не знаю о тебе. Ты мало рассказывал и много расспрашивал. Это особенность высматривающих, разведчиков. От кого ты? Какому царю служишь? Кому станешь докладывать об увиденном?

— Я же в прошлый раз рассказывал о себе. С тех пор ничего существенно не изменилось. Я из далёкой северной страны. У нас нет фараона. Есть вождь, которому нет дела до Та Кемета. Я сам по себе. Путешествую по царствам в своё удовольствие, встречаюсь с разными людьми, беседую с ними. По старой памяти посетил поместье Нубнофрет. Она попросила разыскать своего пропавшего брата, и я согласился. Почему бы не помочь красивой девушке? За гостеприимство спасибо. Приют нам нужен. Мне тоже будет интересно поговорить с тобой.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/03/15/349