Глава 51. Сёстры-египтянки

          В Сызрани на перроне нас встречала Снофрет в сопровождении незнакомого симпатичного юноши, который взял у меня чемодан и сумку, когда мы вышли из вагона, и я смог обнять кинувшийся ко мне ураган. Короткие, торопливые поцелуи сильных губ, и вот она уже в объятиях Нубнофрет, которая плачет и смеётся одновременно. Сумбурный общий разговор, пока продвигались к автомобилю. На фоне других встречающих мы не так уж сильно выделялись, никто на нас не пялился.

Иван, так представился юноша, положил чемодан и сумку в багажник, и сел на место водителя. Я не возражал, хотел понаблюдать за сёстрами, которые заняли заднее сидение, взявшись за руки, и улыбались друг дружке, обмениваясь короткими, лихорадочными репликами, расспросами, что, однако, не осталось непонятым Иваном.

Я удивился перемене произошедшей с некогда покорной и робкой Снофрет. Сквозь улыбку и снисходительный взгляд проглядывала властная, самоуверенная женщина, знающая себе и другим цену. Вот так цивилизация и портит людей. Нуби не далеко от неё уйдёт, и даже скорей адаптируется. Какие реалии нас ожидают? Не появится ли гремучая смесь новоявленной Клеопатры и Ванды Ковальской, подруги президента Джека Палмера? Снофрет вдруг взглянула на меня в салонное зеркало, смущённо улыбнулась и попросила:

— Артём, пожалуйста, смотри на дорогу. Ты меня смущаешь. Дай нам возможность поговорить наедине, без твоего пытливого прокурорского взгляда.

— Ого! Как научилась разговаривать! Пожалуйста. Я думал, ты за мной соскучилась, — произнес я, отворачиваясь, сел ровно, глядя невидящим взглядом на чёрные проталины среди грязного снега на полях и окраинах проезжающих посёлков с двухэтажными коттеджами и непременным вместительным гаражом под флаер и автомобиль, в зависимости от цели поездки.

— Дома об этом поговорим, как ты за мной соскучился, — коротко заметила Снофрет, и снова всё внимание на сестру, жадные расспросы о родителях, родственниках, будто не три месяца прошло, а все шестьдесят.

Ровесница прибывшей сестры, но, всё равно, кажется старше. Наверное, из-за художественного макияжа и знаний, которыми обладает. Говорил же я Иринке, чтобы не приучала к своим женским хитростям, разрисовке лица — незачем. Она уже привлекла моё внимание. Другие ей не нужны.

Но это уже ревность с моей стороны. Им хочется нравиться всем встречным мужчинам, в крови сидит. Нам же, дай волю, нарядили бы их в чадру и поместили за высокий забор в каменной крепости, чтобы никто не смел даже подумать о соитии с нею. Мысли часто имеют свойство материализоваться.

Я внимательнее присмотрелся к Ивану, — знакомые черты, но, не могу припомнить, когда и где видел? Иван переключил управление на автоматическое, утопил руль в приборную панель, улыбнулся и развернулся в мою сторону, поняв, что я пытаюсь вспомнить, где с ним встречался.

— Я ваш сосед. Вернее, ваших родителей, Артём Петрович.
— Ванька-изобретатель?!
— Точно.

— Надо же, как вымахал! Чуть ли не с меня ростом. Давно тебя не видел. Мальчишкой помню, когда ты у себя на крыше устанавливал фильтр космических сигналов. А сейчас возмужал — не узнать. Где обитаешь? На каком поприще грызешь гранит?
— Учусь в МГУ на физико-химическом факультете.

— Изменил призванию изобретателя?

— Одно другому не мешает. У меня уже тридцать пять патентов. Тринадцать внедрено в производство. Ещё семь на подходе к внедрению. Бюрократических проволочек много. Всё им не так. Придираются. Затягивают выдачу патентов, мол, всё это уже было. Изобретатели черпают из одного информационного поля, чуть ли не синхронно. Всё зависит от помех самого индуктора. Вы, Артём Петрович, не подумайте чего. Я сегодня утром, когда через забор увидел приехавшую Снофрет, не выдержал, первым заговорил. Она была столь любезна, что ответила на мои расспросы. Я предложил свои услуги, чтобы вас встретить — она не отказалась,  тем более мы соседи, друг друга давно знаем. Вы для меня непререкаемый авторитет.

— Да и не думаю я ничего, — пробормотал я, хотя мыслишка такая и появилась. Разбуженную женскую чувственность трудно удержать в строгих рамках. Многие, если не большинство девушек, в проститутки идут не только из-за любви к деньгам, чрезвычайно привлекает сам процесс, а деньги — всего лишь, приятный довесок.

Ивана можно понять. Другие мечтают о возможности, увидеть рядом древнюю египтянку, поговорить с ней. Хотя она почти ничем не отличается от современных девушек, лишь менталитет иной, воспитывалась иначе, прошла через такие унижения, какие и не снились нынешним девицам. Этим и привлекает, что не старается всегда и во всём быть первой, доказать своё превосходство над собеседником.

         Поэтому парни и потянулись к андроидам, которые запрограммированы на удовлетворение всех нужд хозяина, подстраиваются под все высказанные желания. На подобное самопожертвование не способна ни одна женщина. Единственный минус — это понимание, что пользуешься суррогатом, заменителем живого, трепетного, влюблённого существа, отсюда и идут неосознанные придирки в поисках настоящих тактильных ощущений, произносимым словам. Нам уже мало стопроцентного заменения, мы желаем получить и душу, над которой можно властвовать.

Иван помог занести чемодан в дом и скромно, не прощаясь, ушёл по-английски, не пытаясь вклиниться в образовавшуюся суматоху радостных восклицаний. Никто из нас и не заметил его исчезновения.

Внимание родителей занято сёстрами, поисками отличий, которых почти и не было. Одного роста, телосложения, да и лицом похожи, с неуловимым различием в общих чертах, но не во взгляде. Снофрет спокойна и внимательна. Нубнофрет пытается ничего не упустить. Внимание раздваивается, то на сестру, то на моих родителей. Короткие вопросы, незаконченные ответы.

Лишь за ужином все несколько успокоились. Аппетит связывал языки, направлял внимание в другое русло. Ажурные и румяные блины с красной и чёрной икрой, запечённые в сметане карпы, украшенные зеленью петрушки.

— Всё очень вкусно, Зинаида Александровна, — мне так никогда не научиться готовить, — польстила Снофрет.

— Скоро я пойду в отпуск и возьму тебя в обучение. Заодно и Нубнофрет приохотим.

— Я не способная ученица. Ирочка уже пыталась обучать, и каждый раз у меня получалось не столь вкусно, как у неё. Я постоянно забываю про специи, которыми у нас в Египте народ почти не пользуется из-за неимоверной дороговизны. Я и не знала об их существовании. Лишь жареная картошка с луком и свиными шкварками у меня хорошо получается. Завтра приготовлю сестре. Я помню, как мне понравилось, когда Артём приготовил. Зинаида Александровна, ваши припасы в погребе ещё не закончились?

— Нет. Некому пользовать. Вас дома нет, мы дома редко бываем. Почти всё цело. Даже один мочёный арбуз сохранился. Сегодня не стала подавать на стол, и без него на столе тесно. Всему свой черед.

— Артём, как ты думаешь, — спросил отец, — может быть, сегодня поставим чип Нубнофрет, а то ей с трудом приходится догадываться, о чём мы говорим? В своё время Снофрет хорошо перенесла подключение к информационному банку. Я уже заранее заготовил такую же модель, как у вас.

— Да, папа, пожалуй, ты прав. Не стоит затягивать. Чем раньше, тем лучше. Мне надо было взять с собой чип, и ещё там, в Египте, вживить. Почему-то не подумал. Поосторожничал из чистого суеверия. Когда стелешь соломку в одном месте, то часто падаешь почему-то, в другом.

— Заранее всего не предусмотришь, — заметила мать. — Всё могло пойти иначе. Ты собирался и Маху вытащить из Позднего царства. Не получилось.

— Да, ты права. Вмешательство в информационное поле должно быть максимально осторожным. Не зря же говорят: Не смеши Бога, сообщая о своих планах. Нуби, ты как, готова стать мудрой? Будешь знать не меньше нас.

— Это очень больно? — Нубнофрет чуть испуганно посмотрела на сестру. Та отрицательно покачала головой.

— Нисколько. Ты почти ничего не почувствуешь. Комар больнее кусает.

— Тогда я согласна.

Мы прошли в кабинет отца, и он за секунды вставил в замороженный уколом разрез затылочной кожи Нубнофрет компьютерный имплантат.

— Вот и всё, — произнес отец. — Постарайся на возникающие ответы реагировать спокойно. Не пытайся сразу же всё неизвестное выяснить. Со временем всё узнаешь. Нужна постепенность. К сожалению, наши программы не рассчитаны на древних египтянок. Наверное, нужен более мягкий, щадящий ввод. Но Снофрет справилась хорошо. Надеюсь, и ты не подведёшь. Всё, можешь вставать. Пойдём чай пить. Мать приготовила торт под вычурным названием «Птичье молоко». Кто только придумал это название? В прошлый раз была «Вавилонская башня», но та хоть оправдывала своё наименование высотой — на всех хватило.

Я взял её за руку, притягивая к себе. Нубнофрет с ошалелым взглядом легко поднялась и пошла за нами в гостиную, села за стол; держалась спокойно, лишь изредка во взгляде прорывалась скрытая паника. В эти мгновения я старался отвлечь её внимание: предлагал кусок торта, чай, спрашивал о пустяках.

Снофрет отрешенно и чуть ревниво следила за нами, поднося фарфоровую чашку к ярко накрашенным губам. О чём она думает? Отвлекаться на ментальную связь нет времени. Просмотрели заключительную часть программы новостей, где освещали и показывали нашу встречу на Сызранском вокзале, Иван тоже попал в кадр.

Помимо воли прославится парень. Хотя он и без того уже известная личность в техническом мире, пророчат славу Леонардо да Винчи. У нас любят приклеивать ярлыки. Стадное чувство. Куда все — туда и индивидуум. Редкий осмелится пойти вразрез общему мнению.

Чаепитие затянулось. Расспрашивали сестёр, рассматривали эпизоды красочной мистерии с участием фараона и его приближённых. Весёлый гам несколько утомил, и я сменил спокойными кадрами плавания по Нилу.

— Каждая река будто одета в своё платье, — произнесла мама. — Волгу даже ночью не спутаешь с Нилом.

— А если спутаешь, то ничего страшного не случиться, — подхватил отец.

— Ты меня понял, я не это имела в виду. Уже поздно. Пора расходиться.

Спать Нубнофрет пришлось отдельно. Она лишь проводила нас нахмуренным взглядом, когда мы направлялись в боковую спальню на втором этаже. Отец и мать привыкли жить внизу. Весь второй этаж отдан для приезжих гостей, которые изредка навещают и останавливаются с ночёвкой.

После душа, лёжа на широкой кровати в одних трусах и, закинув руки за голову, я с лёгким недоумением следил за приготовлениями ко сну Снофрет. Она стала другой. Холодней. Нет, чтобы сразу ринуться ко мне с объятиями. Или же я отвык от неё за три месяца? Да нет же. Повадки другие. Свободно сидит перед трельяжем и тампоном снимает с лица тональный крем. Великосветская дама конца XXI века. Нахваталась у Иринки.

— Снофрет, ты забыла мои слова: тебе нет необходимости штукатуриться. Ты и без подкраски обольстительна. Это забота тридцатилетних. У тебя и без того прекрасная кожа, здоровый цвет лица. Кремами ты только мешаешь нормальной работе нанотерапевтов.

— Ты ничего не понимаешь в женской красоте.
— Это тебе Иринка сказала?
— Хотя бы. Что с этого?

— Снофрет, что за тон? Я, словно провинился перед тобой. Между прочим, это ты захотела, чтобы я отправился за Маху и Нубнофрет.

— Но я не наказывала, чтобы ты там начал трахать мою сестру!
— Это она тебе сказала?
— Она должна это скрывать?

— Нет. Я жалею, что так получилось. Мне не удалось… Временной пробой случился с пятилетним запозданием. Не возвращаться же с пустыми руками? Нуби не сказала, что её соблазнение не было моей инициативой?

— Говорила. Но это не оправдывает тебя. Она девчонка, создала себе идеал. Ещё тогда я видела, какими глазами она на тебя смотрит. А ты воспользовался. Рад стараться.

        Снофрет, явно, переигрывала. Три месяца разлуки сыграли злую шутку с её восприятием реальности и наших отношений. Наверняка насмотрелась постановок, фильмов об эмансипированных женщинах, которые по любому поводу устраивают скандалы своим возлюбленным, всё им не так, отчаянно сражаются, кричат, размахивают руками и, в конце концов, выходят победительницами, и всё это приняла за стандарт поведения в нашем обществе.

Я встал с кровати, достал из комода две свежие простыни, с антресолей шкафа запасное одеяло и направился к выходу из комнаты.

— Спокойной ночи, Снофрет. Я уже давно вышел из того возраста, когда безропотно выслушивают несправедливые упрёки.

Краем глаз вслед уловил растерянный взгляд Снофрет. Это жестоко с моей стороны, она ещё девчонка, многое не понимает, но, по крайней мере, приведёт её в чувство. Спустился в гостиную и расположился на диване. Не привыкать. Всё лучше, чем на жёстких тростниковых циновках, на которых, впрочем, тоже отлично спится, особенно когда весь день проведёшь на ногах.

        Но не до сна. Закрыл глаза, чтобы не видеть режущий свет уличного фонаря сквозь чёрные пунктиры капель дождя — лень вставать и задёргивать штору. Конечно, она права, во всём виноват я. Но сделанного не исправить. Разве что, вернуться на полгода назад в Москву и надавать себе по мордасам, приговаривая: Не нарушай инструкции, не для того они писаны.

Но на этот раз у меня нет 500 миллионов рублей, и никто не разрешит возвращаться на столь короткий срок, «пробой» не среагирует. Это из области фантастических предположений. Но, что же мне сейчас делать с сестричками? Вот же влип!

Проснулся от частых поцелуев, капающих слёз на мои щёки и горячечного шёпота:

— Прости меня, Артём. Я была не права: на миг представила, что ты можешь от меня уйти, и, чуть с ума не сошла. Я не вправе осуждать тебя. За три месяца разлуки я чего только не передумала. Забыла себя, чем обязана тебе. Прости! Идём в спальню. Что скажет мама, если утром увидит тебя здесь?

Я встал с дивана, взял её на руки, захватив заодно и простыни, и понёс по крутой, поскрипывающей деревянной лестнице. Я не из тех, кто добивает лежачих. Последовала бурная и страстная ночь, похожая на первые после нашего знакомства. Угомонились под утро, заснули на полуслове.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/03/15/227