Глава IX. Цветы горы искушений

 Цветы Горы искушений

                Снова в путь, и этот путь неблизок – в Иерихон, или Иерихо, как называет его наш гид. Едем по благословенной земле, предаваясь своим думам. За окном участки пышной растительности сменяются пустынями. Камни набросаны, как великанские подушки. Дюны раскинулись гигантским веером. Ирина показывает нам то банановые и мандариновые рощи, то палатки бедуинов. Образ жизни у них – как у наших цыган, но цыгане – богатые и гордые, а бедуины – бедные и кажутся смиренными.   

                Несколько раз за двухчасовую дорогу сменилась наша позиция по отношению к уровню моря, о чем добросовестно информируют дорожные щиты. Мы то во впадине, то на возвышенности. Вспоминаются ветхозаветные страницы – осада Иерихона, победа. Въезд на территорию Палестинской автономии возвращает мысли в наше время. Ирина неожиданно предупреждает, что сейчас может быть проверка документов. Автобус останавливается, входит солдат с автоматом. Но документов не спросил, лишь поговорил по-арабски с нашим водителем и прошел по салону. Въезжаем в Иерихон. Нет, никаких проявлений арабо-израильского конфликта нет и в помине. Здесь праздник. Уж не международный ли женский день? Да нет, скорее всего здесь всегда так. Выгружаемся. Где мы? В стране с другим климатом? Два часа назад на горе Преображения ощущалась строгость, понуждение к покаянию, а здесь солнечно, почти жарко, все вокруг счастливы, будто они и есть те слепцы, которых исцелил Господь Иисус Христос при выходе из Иерихона.;
Киоски, магазины, веселые голоса. Нет, мы не будем вписываться в это веселье, внутренним барьером отгородимся от суеты сует. Мы направляемся на гору Искушений, или Сорокадневную гору. В память о сорокадневном испытании Спасителя и проходим сейчас поприще Великого поста… К подножию горы Искушений едем на удобных фуникулерах. Обычно я везде, где надо и где не надо, трушу. А тут никакого страха, хотя мы высоко над ущельем. Оглядываемся на место нашего старта и любуемся ярко-розовым деревом, которое видели, еще подъезжая к Иерихону. Земля обетованная… Разведчики Моисея вдвоем несли одну большую гроздь винограда этой земли. Полет окончен. Запасаемся водой в маленьком кафе – и в путь. Господи! Пошли Ангела в помощь!
      Идти нужно вверх по скалистой дороге. С правой стороны – каменная стена, с левой – обрыв. Но обрывистый склон защищен ограждением, так что не страшно. Трудность в том, что изрядно палит солнце, а подняться нам надо на высоту десятого этажа. И слава Богу! В царство Божие на фуникулере не въедешь. Пора и утомиться.    Иду с молитвой, меня обгоняют сначала наши, потом паломники из других групп. Дыхание всё труднее, подъем всё круче. Да, это можно сравнить с лестницей десятиэтажного дома, но только марши очень длинные. Вообще-то я ожидала, что будет тяжелее. Вот уже не одна, а две скалистых стены, образуя коридор, сопровождают нас, и мы приближаемся ко входу в монастырь Сорокадневной горы. Монахи, заботясь о нас, вывели здесь кран водопровода. Можно умыться, охладить разгоряченное лицо. Здесь же – образ Богородицы на стене. Все, что нужно паломнику.
Что можно сказать о монастыре, который расположен внутри скалы? Очень простое убранство, нет той яркости и позолоты, какую встречаешь в городских соборах. Ни церковниц, ни охраны – никого вообще не видно. У стены, противоположной алтарю, несколько стасидий;. Вероятно, монахи молятся здесь ночами, когда нет нашего брата посетителя. Вспоминаю рассказы, что редкий монах может здесь прожить хотя бы один год. Слишком часты нападения врага. Господи, спаси и сохрани. Группа как-то непонятно разошлась, растворилась среди скал. Никто не мешает постоять перед алтарем. А потом поднимаюсь по ступеням в саму келью, где и лежит камень, служивший сиденьем нашему Спасителю в те сорок дней. Какой год, какой век на Земле?
Спуска с горы искушений почти не помню. Душа еще оставалась там, наверху. Вспоминала слова отца Авраама: «Память смертная – это живое ощущение вечности». Слева на скале вижу пробившуюся растительность и неожиданно – цветы. Цветы Горы Искушений.

      Прилетели на фуникулерах обратно, на грешную празднующую землю, и нас привели в огромный магазин сувениров. С детской радостью рассматриваем вырезанные из древа оливы фигурки библейских персонажей – людей и животных. Не знаю, еврей ли, араб ли, русский ли делал их, но сделано с любовью. И каждая фигурка – страничка Библии. Вот таких верблюдов напоила заботливая Ревекка, вот такие пастушки услышали пение ангелов, вот на таком ослике въезжал Господь в Иерусалим. Продавцы знают русские слова, так что нас не разделяет языковой барьер. Политического барьера мы тоже не чувствуем. После обеда на террасе недорогого ресторана снова трогаемся в путь. Чувствую себя так, словно увешана сокровищами. А купила-то я всего лишь небольшого деревянного ослика.
К моему огорчению, в автобусе слышу возбужденные голоса об удачном приобретении парфюмерии. Изо всей силы торможу возникшее в душе осуждение. Матушка Домника говорит в подобных случаях: «Живите так, будто заповеди написаны только для вас одной».

     Снова есть время поразмышлять, помолиться. Ирина рассказывает, что мы едем в греческий монастырь Герасима Иорданского. Я вспоминаю житие Герасима. Он был такой добрый, что приручил льва. Так и на иконах изображают святого – со львом.
Эта доброта осталась и в монастыре преподобного Герасима. Нас встретили, как родных. Во внутреннем дворике два монаха раздали всем по чашечке кофе и дали еще какое-то угощение, похожее на наше пирожное «трубочку». Оказалось, что это цукаты – сваренные в меду корочки фрукта помело.
           В монастыре идет ремонт. Прямо во дворике, среди цветов – барабан для приготовления раствора из цемента и песка. А гостеприимству ничего не мешает. Покупаю колечки с названием «всевидящее око», по поводу чего долго объясняемся с пожилой гречанкой, стоящей за прилавком. На мой вопрос по-английски: «Что это?» Она показывает на свой глаз и повторяет греческое слово «пантократор». Обстановка была такая домашняя, что я решилась произнести греческие фразы, какие знаю. Когда братья подали мне кофе и «пирожное» из помелы, я сказала им: «Кириа елейсон (Господи, помилуй), – а на прощание поблагодарила тоже греческим словом: – Евхаристо». Мои речи вызвали у них улыбку, которая и сейчас, при воспоминании, греет меня.