Полная аннигиляция

А я все твержу им, ну, как дурачок :
Не надо, братцы, бояться!
И это бред, что проезда нет,
И нельзя входить без доклада,
А бояться-то надо только того,
Кто скажет:"Я знаю, как надо!"
Гоните его! Не верьте ему!
Он врет! Он  не  знает  - как  надо!
                А. Галич
               
     Моря и континенты проплывали под днищем корабля. Сейчас он выглядел слегка похожим на нелепые космические  челноки существ  этого мира.  Корабль вообще любил быть на что-то похожим. Это вполне естественно, особенно если учесть, что постоянной формы он не имел. Корабль мог произвольно менять размер, фактуру и цвет — но, как и все в этой вселенной, тяготел к постоянству. Ибо, не имея стабильности, легко потерять самого себя. Именно потому челнок выглядел так,  как выглядел. На его борту было всего двое мыслящих (если не принимать в расчёт сам корабль, конечно). Существа общались. Правда, посредством телепатии, а не звуковых колебаний—на то они и мыслящие. Два довольно-таки аморфных шара непринуждённо болтали, покачиваясь в пространстве.
—Что ты там копаешься? — поинтересовался Хлин-Юж
—Это мыслеобразы, на основе изучения которых было принято решение об уничтожении? — осведомился  Пе-Кван-Гъ.
—Именно. Но теперь они нам без надобности, разве что Совершенномудрым  для протокола и прочих формальностей.
     Пе-Кван-Гъ, повинуясь странному порыву, придвинулся к стеллажу с колбочками и остановился в задумчивости. Хлин-Юж выразил недоумение неритмичным миганием своих трёх глаз, и, размеренно покачиваясь, улетел куда-то по своим делам (Пе-Кван-Гъ сильно подозревал, что все его «дела» сводились к поглощению ритуального кракка в исключительно больших количествах.) «Ну,  наверное, потому Хлин-Юж до сих пор и не достиг I класса,»  с нескрываемой гордостью подумал он.
     Внизу, под ними, поверхность планеты неспешно покрывалась чёрными крапинками. «Вот для нас это чёрные крапинки — а для них вроде как конец света. Вот тебе и разница точек зрения.»
     Чистильщик I  класса Пе-Кван-Гъ с правом полной аннигиляции неторопливо отрастил щупальца.  Временно прикрыв третий глаз, он попытался проанализировать своё состояние. Ведь эта планета не первая… и уж наверняка не последняя.
     Чистильщик любил свою работу. Причин тому было несколько. Во-первых, она позволяла много путешествовать. Во-вторых, здесь находили полное применение природные способности Пе-Кван-Гъ’а.  А в-третьих, он чувствовал, что делает важную и нужную работу.
     Тем временем там, на поверхности, чёрные точки успели превратиться в пятнышки.
     Сколько раз он уже наблюдал такую картину? Чистильщик расслабленно закружился вокруг своей оси, точно шарик в подшипнике, вспоминая. Раз пятьдесят, наверное. Не меньше. Всё-таки программа искоренения враждебного разума, санкционированная советом Совершенномудрых, претворялась в жизнь довольно-таки  масштабно. Правда, к пресловутому праву полной аннигиляции он прибегал доселе только два раза. И то сказать — на планете, которая просто «очищена», когда-нибудь вполне может снова зародиться жизнь. А на уничтоженной — никаким образом. Но уж те два случая он запомнил навсегда. Первый, Мита Два — печальный пример итога чистой конкуренции. Некогда жизнь там буквально кишела. Но все пожирали друг друга с таким энтузиазмом, что количество их сокращалось стремительно. И останавливаться не собирались. В конце концов, со временем там осталось только одно, самое большое, самое агрессивное существо. Самое успешное. Но всё, чем оно теперь занималось —искало способ преодолеть космическую бездну, чтобы сожрать ещё кого-нибудь. И ни малейших признаков желания  эволюционировать. Это — первый раз.
     Ещё была Хулуса, тихая планетка под угасающим солнцем. Проблема  её обитателей заключалась в том, что они разочаровались. Их светило умирало, жизнь становилась всё труднее и безрадостнее — и они ничего не могли с этим поделать. Претерпевая невероятные лишения столетие за столетием, живущие в постоянном ожидании смерти, хулусяне превратились в расу фаталистов. Или, вернее сказать, выродились. Ведь некогда они были мыслителями, изобретателями. Художниками. Но постепенно оголтелый нигилизм заменил собой религию и философию. Разочарованные хулусяне настолько продвинулись в отрицании всего и вся, что общими усилиями добились отрицания существования трёх ближайших планетных систем. Для начала.
     Это два.
    И вот сейчас,  у него на глазах происходил третий раз. Угольные  пятнышки объединялись в недолговечные конфедерации островков, а островки составляли призрачные архипелаги.
     Пе-Кван-Гъ  недоумевал. Что, впрочем,  не мешало ему наблюдать за развитием поля аннигиляции.  Уж  что-что, а совместить два занятия  в одном времени чистильщик был способен. Но он до сих пор не мог понять (хоть и изучил все доступные материалы), почему совет  Совершенномудрых санкционировал уничтожение планеты. Не в привычках  Пе-Кван-Гъ’а было сомневаться в решениях совета, но всё же, всё же… Первый класс ему присвоили не зря. Совет советом, а сомневаться ему никто не воспрещает.
      Именно поэтому теперь он, вместо того чтобы вкушать заслуженный отдых в своей каюте, торчал как истукан перед этим грешным стеллажом. Одинаковые колбочки, хранилища многочисленных мыслеобразов, теперь действительно были никому не нужны.  Решение принято и уже приводится в исполнение — а причины и доказательства  теперь вынуждены пылиться на полках в течение неопределённого времени. Незавидная судьба—даже для коллекции  мыслей.
     Наконец сдавшись под натиском  любопытства, Пе-Кван-Гъ откупорил первый попавшийся сосуд  (без особого труда) и впитал в себя содержавшийся там мыслеобраз.
                ***
      …Ну, профессор, отдавайте ваши денежки, или прощайтесь с жизнью.
     Пожилой джентльмен, нервно теребя шляпу, мелкими шажками пятился к стене. Лицо его исказилось от страха.
—Вы… вы не имеете права! Человеческая жизнь священна, и отнимать её — грех!
    Тут он упёрся спиной в стену. Потом, держась за неё рукой, медленно сполз вниз.
—Не заговаривайте мне зубы, сэр, — здоровяк приближался, поигрывая ножом-бабочкой.
    Джентльмен сунул руку в  карман пальто и вытащил револьвер. Выстрел, выстрел, ещё выстрел. Напоследок — контрольный в голову. Теперь старик издевательски ухмылялся.
—Моя жизнь, а не твоя, мразь.
                ***
    …он почти выплюнул гадостные воспоминания. Мыслеобраз послушно втянулся в своё вместилище, крышка  встала на место с лёгким щелчком. Обычная шарообразная  форма чистильщика заметно  колебалась — верный признак нервного расстройства. Сейчас  он не отказался бы от доброй порции ритуального кракка, чего  обычно себе не позволял. Наверное, самым разумным решением сейчас было бы покинуть  хранилище отправиться лечить расшатанные нервы. Но  Пе-Кван-Гъ был не из тех, кто меняет планы десять раз на дню. Да и на самом-то деле, слишком мало циклов прошло, и он ещё не стал настолько мудрым, чтобы не совать свои щупальца куда не следует. Так что чистильщик в очередной раз капитулировал перед своим любопытством и потянулся за следующей колбой.
                ***
     Мальчишки дрались отчаянно. Но трое на одного — и исход предрешён. Вскоре   Пит уже перестал отбиваться, просто упал и закрыл голову руками. Пинки посыпались со всех сторон. Наконец, когда им надоело, троица стала уходить. Главный процедил сквозь зубы:
—Это на первый раз, маленький ублюдок. Ещё свидимся.
     Парень приподнял голову и сплюнул выбитый зуб вместе с кровью. Почти прямо под рукой оказался ухватистый полукруглый булыжник. Ощерившись, он взвесил его на ладони и, примеряясь, посмотрел заплывшими глазами на удаляющиеся бритые  затылки.
                ***
     …снова мыслеобраз послушно  вернулся на историческую родину. Кажется, теперь Пе-Кван-Гъ начал понимать мотивы приговора Совершенномудрых. Ведь, что бы не думал по этому поводу Хлин-Юж, а лучше них разобраться в ситуации и принять верное решение не может никто. Последствия этого решения чернильными кляксами вытягивали щупальца друг к дружке на поверхности обитаемого шарика.  Уже не в силах остановиться, испытывая странную смесь гадливости и предвкушения, чистильщик потянулся к следующему мыслеобразу.
                ***
—Директор, но если вы выведете отходы в эту речку, пострадает целый регион, не говоря уже о экологии. Вы действительно хотите это сделать?
     Мужчина поправил галстук дорогого костюма.
—А какое мне, собственно, до них дело? Это снизит  стоимость производства на 4%! На 4%! —с нажимом повторил он. Заместитель лишь поджал губы.
—Да, и ещё одно. Это решение уже утверждено, работы начинаются завтра.  Причём утверждено не мной, а моим заместителем. Так  что все собаки на тебе. Так что катай увольнение по собственному и катись с глаз моих. А уж я позабочусь, чтобы в радиусе тысячи километров на работы ты не нашёл. Не  стоило тебе всё-таки поднимать такой шум на конференции.
     Заместитель был в шоке. Ни на кого ни глядя, он, пошатываясь, вышел из комнаты, бормоча что-то о невыплате по кредитам и что всё полетело псу под хвост. Директор спокойно протёр очки в дорогой оправе, а потом выглянул в соседнюю комнату. Никого не было, лишь открытое настежь окно. Мужчина подошёл к нему, посмотрел вниз и сказал:
—Слабак. — потом выудил из-за отворота пиджака длинную сигарку и спокойно раскурил  её серебряной зажигалкой возле того же окна.
                ***
     Да уж,  всё хуже  и хуже — думал он, резко вытолкнув из себя очередную ментальную мерзость. Конечно, что-то можно было списать на природную агрессию молодой, развивающейся расы. На ту же пассионарность, в конце-то концов. Но тут царствовало  неприкрытое лицемерие  и изощрённая жестокость. Ключевое слово — изощрённая. Если  этим существам станет доступен выход в космос, они потащат всё это за собой. Заражая, искажая и просто сметая всё на своём пути. Ведь, если задуматься — глупый негодяй может причинить много зла. Однако негодяй умный — неизмеримо больше.  Их надо было остановить — и их остановили. Посредством его, Пе-Кван-Г’а, чистильщика I класса. Впору гордиться оказанной  честью. Хлин-Юж на его месте наверняка так бы и сделал. Но Хлин-Юж не на его месте, да и в данный момент даже не разделяет с ним одно помещение. Пе-Кван-Гъ тяжко  колыхнул своей метаморфичной оболочкой и почти обречённо потянулся к очередной колбе. «Этот — последний», —постановил он для себя. А свои решения он выполнял скрупулезно. И только потом впустил очередной меслеобраз в свой многострадальный разум.
                ***
     …и   всё,  что останется от этого лета — песчаный берег моря, нежданный ливень,  тёплый летний дождь … капельки текут по лицу, попадают в глаза, их немного режет, всё расплывается… если захочешь — слизни капли с губ, и они почему-то окажутся сладкими … Идёшь навстречу прибою, и волосы как-то странно прилипают к лицу, спине, плечам. А после — греться у костра, прихлёбывая терпкое красное вино. Чего ещё можно хотеть в такие моменты?  Чуть-чуть молчать, чуть-чуть дышать, и совсем немного — жить…
                ***
     Пе-Кван-Гъ долго не хотел отпускать от себя этот образ. Сумбурные и сладостные, словно бы мерцающие мягким тёплым светом воспоминания заполнили всё его  естество.  Конечно, он понятия не имел, что такое загадочное «вино» и откуда его добывают. Да и неважно это было, на самом-то деле. Понимание того, что есть, что было и будет, на краткий миг охватило Пе-Кван-Гъ’а, того,  кто формально был чистильщиком какого-то там класса. А на самом деле — тем, кто решал, кому разрешено жить, а кому — нет.
     …может, эта планета была не так уж плоха? — подумал  Пе-Кван-Гъ.
     Где-то далеко внизу плыл окутанный облаками мячик, уже полностью покрывшийся вселенской чернотой. Вскоре  в глубине матового сгустка скорлупы зародилось свечение. За несколько секунд оно превратилось в ослепительные лучи, которые разломили скорлупку планеты на неравномерные куски.  Ещё через пару мгновений маленький  шарик, который обитатели называли Землёй, просто-напросто растворился без следа.