Атеист в окопе

Тем, кто знает путь, где можно всё забыть
Совестью им будь, дверь не дай закрыть
…Может быть, всё зря, и нет таких путей
Место для тебя  лишь в сердце матерей
Падают на снег новые тела
Согревая тех, кого возьмёт земля.
     Лейтенант Ричард Шауэр смотрел на пасмурное небо и ругался. Закончились сигареты, а у правого ботинка скоро отвалится подмётка. Мд-а-а, не лучший денёк, чтобы умереть. Хотя когда это, спрашивается, хорошо было умирать?  Привычным  жестом поправив автомат на ремне, Ричард пожал плечами.
— Как  думаешь, сегодня опять поползут?— подал голос Олаф .
     Здоровяк Олаф был их штатным пулемётчиком. Ричард подумал, почему  сегодня скандинав напомнил ему варёную сосиску. А причина, между тем, была проще некуда. На складе не оказалось комплекта униформы, подходящего этому двухметровому детинушке, и ему достался комплект размера на два меньше, чем надо. Всё лучше, чем голым. Теперь же Олаф торчал из мундира во все стороны, словно его пятнистый серо-зелёный камуфляж основательно сел после стирки. Ну точь-в-точь как варёная сосиска, выпирающая из кожуры. Ричард улыбнулся картинке, появившейся в его воображении. Ничего, он ещё подколет северянина,  пообещал он себе. Но не сейчас, позже…
— Эй, остряк, дрыхнешь, что ли? — разорялся Олаф.
— С такой сиреной под боком, как ты, мне в ближайшее время это не грозит.
     Здоровяк озадаченно почесал голову. К сожалению, при этом он забыл снять каску. Ричард прыснул. Покраснев от смущения, Олаф стянул каску.
— Ну так что, поползут?
—А чего  ты меня-то спрашиваешь? Я ж не Господь Бог, чтоб знать на всё ответ. У него и спрашивай – лениво огрызнулся Ричард. Олаф насупился.
—Всё богохульствуешь? Забыл, что ли: «Нет атеистов в окопах под огнём»?
— Один таки затесался, судя по всему. Ведь, по моим скромным наблюдениям, мы находимся именно в окопе — ехидно парировал Ричард, прищурив один глаз.      Олаф поджал губы, неодобрительно покачал головой и приник к своему детищу.
Тяжёлый стационарный пулемёт Виккерса из-за особенностей конструкции получил в войсках прозвище «Долгоносик». Конечно, в атаку его за собой не потащишь. Но при обороне он незаменим, поскольку производит в рядах атакующих опустошение не хуже, чем лиса в курятнике. Словом, полезная вещь.
Станковый пулемёт, конечно, нуждался в  уходе … но не настолько, насколько считал Олаф. Иногда  Ричарду казалось, что Олаф любил пулемёт намного больше, чем людей. Но того это не особо волновало. Когда Ричард однажды  в запале обозвал норда «грязным ствололюбом», тот лишь довольно улыбнулся.  Этот  юный милитарист слишком любил старый добрый  Виккерс с водным охлаждением, чтобы его мог задеть такой эпитет. Он возился со смертоносным агрегатом, точно с ребёнком — чистил, смазывал, чуть  не на руках баюкал. Было в этом что-то противоестественное.
     Вот и сейчас оскорблённый в лучших чувствах скандинав уединился с машиной убийства. Ричард  только головой покачал. Хотя … быть на войне и не сойти с ума — нереально. Шауэр повидал самые разные виды сумасшествия, и это было далеко не худшим.
                ***
     Штабной посыльный появился внезапно. Да и вести принёс дурные. Им приказали готовиться к отражению  атаки противника в самом ближайшем времени. («Таки поползут» — вставил Олаф свои пять копеек). Но на самом деле на горизонте и так можно было различить подозрительное шевеление. Так что  сведения заметно припозднились. Лейтенант Шауэр в сердцах проклял «оперативность»  родной разведки (ну и командующего, полковника де Жеверлена — просто так, по привычке). А теперь по всей траншее лихорадочно сновали солдаты, безуспешно пытаясь отыскать затерявшиеся непонятно где ящики с противотанковыми гранатами. За линией траншей артобслуга не менее спешно разворачивала ПТО. «Лапки» орудий были частично утоплены в раскисшей земле.
     Лейтенант повернулся в другую сторону и поднёс к глазам бинокль. Обзору мешали неровные ряды бетонных противотанковых надолбов и ежей, перетянутых колючкой.  Вдали, там, где сумеречное небо встречалось с землёй, показались чёрные муравьи. «Танки» — чертыхнулся  Ричард про себя. «Хуже, наверное, мог быть только парашютный десант…».
     Он повесил  бинокль обратно на шею. Тот жалобно бряцнул, стукнувшись об автомат. Безудержно хотелось курить.
     Ричард снова обернулся. К траншее рысцой приближался солдат в артиллерийской форме. Обеими руками он прижимал к груди металлический прямоугольник с торчащей антенной. Лейтенант не без интереса наблюдал за новоприбывшим. Тот добрался до траншеи и остановился на краю, что-то высматривая. Но одного он не учёл: погоды. Мокрая глина сыграла с ним злую шутку. Грубые подошвы ботинок внезапно соскользнули с края окопа. Со сдавленным охом артиллерист рухнул в траншею, изгваздавшись во влажной грязи целиком и полностью. Солдат оказался сидящим на заднице на дне окопа в обнимку со своей рацией. Тем временем сверху на него плюхнулся ещё один внушительный ком глины. Выглядело всё это презабавно, но Ричард не смеялся. То, что артиллерист явно  переживал за рацию больше, чем за свою жизнь, вызывало невольное уважение. Он просто протянул упавшему руку. Тот благодарно улыбнулся.
— Зачем к нам? Принимать лечебные грязевые ванны? — по привычке пошутил Ричард.
— Лемоутер, 31-ая артиллерийская батарея, прикомандирован сюда как артнаводчик! — затараторил тот и неуклюже козырнул.
— Ха, так ты эмиссар «богини войны»? Припадаю к стопам твоей светлости! — и Шауэр принялся дурацки кланяться на японский манер. Оба от души рассмеялись.
      Такое веселье в преддверии атаки могло бы показаться странным. Но вспомните: бессмысленно и безудержно нервничающие поддаются панике, совершают  ошибки … и гибнут первыми. У того же, кто держит себя  в руках и сам себе создает настроение, всё получается легко и естественно, как  на учениях.
     Танки приближались. Накрапывал почти незаметный дождик. Двое в окопе хохотали. И не было в том ничего странного.
                ***
     Удобная штука — гаубица. Стоит батарея в тылу на закрытой позиции, постреливает себе размеренно — а наступающие чувствуют себя грешниками в огненном аду. Лейтенант прекрасно видел результаты воздействия 152-миллиметровых гаубиц на противника. Когда  в пределах видимости показались пыхтящие квадратики танков, тянущие  за собой чахлые цепочки пехоты, солдаты занервничали. Это не было  обычное наступление. Противник превосходил их как минимум в четыре раза.  Но тут в дело вступила «богиня войны». Частая шахматная сеть разрывов покрыла поле. Фонтанчики земли возникали то тут, то там, загребая в качестве дани еле различимые фигурки наступавших. Они разлетались в разные стороны, как кегли.
«Бетонобойными бы, танки шугать … Э-эх!» — внутренне сокрушался лейтенант.
     Артнаводчик Лемоутер трудился вовсю. Низко склонившись над рацией, он надрывно выкрикивал координаты, повторяя их раз за разом. А иначе никак —  постоянно что-то со свистом пролетало мимо и взрывалось. Грохот стоял неимоверный. Впрочем, судя по результатам, Лемоутер прекрасно справлялся.
     Противник, хоть и заметно замедлился, продолжал неуклонно ползти вперёд. «Железная у них всё-таки дисциплина, — подумал Шауэр. — Наши при таких потерях давно бы драпанули». Артиллерия выигрывала время — но, если командующему обороной полковнику де Жеверлену не успеет вовремя подойти на помощь бронетанковая дивизия Оберштейна, им конец. Окончательный и бесповоротный.
     Шауэр бросил бинокль и взялся за автомат. Запасные магазины и гранаты заметно оттягивали пояс. Форма насквозь отсырела, а правый ботинок раскрыл хлебало. Всё ещё хотелось курить. М-да, прям памятник бравому солдату получается.
     Ричард бросил обеспокоенный взгляд в сторону Олафа. Правда, волновался он напрасно. Здоровяк был непривычно сосредоточен. Руки его, торчащие из коротеньких рукавов, уверенно обнимали «долгоносик». Но пехота пока не подошла на расстояние прицельного огня. А вот  полковушки работали вовсю. То тут, то там размеренно бухали ПТО. Каждый раз  отдача отбрасывала орудие  ещё глубже в стылую осеннюю грязь. На первый взгляд толку это не приносило никакого. Ан, нет! Одному из танков справа от Ричарда снаряд попал точнёхонько под башню. Замедленно, как бывает в кино, она оторвалась от корпуса и подлетела на несколько метров. Прям как пробка винной бутылки. Остов танка лениво горел.
     Стальные жуки один за другим окутывались дымками, пытаясь стрелять на ходу. Самое странное, что у них это получалось. Линия траншей вспенилась земляными гейзерами. Ближайшее к Шауэру ПТО накрыло прямым попаданием. Три человека обслуги разорвало почти в клочья, как и саму пушку. Мелкие камешки вкупе с образовавшейся металлической шрапнелью забарабанили по шлему лейтенанта. А потом он почувствовал удар по спине и резкую боль. Не сразу Ричард понял, что его  ударила … нога. Нога одного из тех трёх бедолаг. Лейтенант сглотнул и поднялся на ноги. Потом, всё потом, отставить панику. Потому что сейчас первые ряды наступавших достигнут траншеи. Повсюду раздавались короткие автоматные очереди и сухие щелчки винтовок. Слышались глухие взрывы гранат, временами вылетавших то тут, то там из окопов. Тела в чёрных шинелях  одно за другим падали между горящих танков.
     Шауэр плотно упёр приклад в плечо и принялся опустошать магазин, не отрываясь от  мушки. Застучал «Виккерс». Пехота противника приближалась бегом, кто-то падал, а  потом поднимался. Некоторые уже не поднимались. Что-то засвистело над головой. Ричард упал на дно окопа, и взорвавшийся танковый снаряд лишь осыпал его землёй. Слегка  приподнявшись, он нащупал  на поясе сменный магазин и принялся перезаряжать автомат.  Выглянув из-за края укрепления, лейтенант увидел танк, несущийся на всех парах прямо на ежа. «Что он делает?» — удивлённо подумал Шауэр, продолжая методично стрелять. Но механик-водитель явно знал, что делает. Когда машина, не снижая скорости, врезалась в стальную звёздочку, та отнюдь не ушла под днище, в дорожный просвет, а зацепилась за лобовой лист. Фырча, танк протащил ёж перед собой до самой траншеи, куда и столкнул, а сам уверенно перемахнул через ров, прямо к противотанковым орудиям. «Смельчак, однако. Решиться на танковый таран в таких условиях мог только настоящий храбрец. Или законченный идиот. Одно другому не мешает», — думал Ричард, сдёргивая с пояса гранату. Фоновой музыкой звучало отрывистое стаккато «долгоносика». Размахнувшись, он кинул гранату с упреждением. Но танк, вертя башней, изменил курс, и взрыв только задел его. При этом порвало гусеницу, и бронемашина бестолково закрутилась на месте, а потом остановилась. Люк открылся, и оттуда хотел выскочить неудачливый танкист. Сухо щёлкнула винтовка, и танкист обмяк, наполовину высунувшись из люка. Вместо одного глаза у него зияла дыра. Сразу же в неподвижный танк полетело ещё четыре гранаты. Несколько неритмичных разрывов — и он уничтожен. Пелена пламени скрыла танк и обмякшее тело в люке. Один взрыв почему-то раздался прямо в траншее. Шауэр снова схватил автомат и принялся выцеливать пехотинцев в чёрных шинелях, которые были совсем близко. «Оберштейн, где полки Оберштейна? Нас же тут всех положат!» — крутилось в его голове, пока ствол автомата плевался свинцом.
    Пулемёт сдавленно чавкнул и заглох. Шауэр повернул голову, мазнув щекой по металлу оружия.
 — Олаф! — крикнул он. — Олаф, что..?
     Но он и сам понял, что. Великан лежал на спине, разбросав руки в нелепо коротких рукавах и неестественно подогнув правую ногу. Аккуратненькая маленькая дырочка во лбу чернела прямо под обрезом каски. Выражение детской обиды и недоумения застыло  на его лице. Замолчавший ствол «Виккерса» откинулся и теперь целился в холодные серые небеса.
     В горле у Ричарда пересохло, а в сердце дохнуло могильным холодом. Несколько мгновений он молча смотрел на Олафа. Ничему уже он больше не научится. Потом лейтенант, бросив автомат, оттащил тело Олафа, выпрямился в полный рост и подошёл к пулемёту. Мысли в голове замёрзли, а сердце сгорало в огне. Твёрдыми пальцами ухватив пулемёт, он нажал на гашетку. Медленно поведя дулом, он стал выпевать песнь смерти. Чёрные шинели заметались, но спрятаться было негде. Даже не моргая, Шауэр стоял (в полный рост) и стрелял. Сейчас он был как на ладони,  пули засвистели вокруг. Одна слегка чиркнула его по щеке, другая скользнула по каске. Но он  не отвлекался. Реквием ещё не закончен. Солдаты один за другим резко падали, как марионетки с обрезанными ниточками. Он стрелял и стрелял, играл и играл. А потом всё прекратилось. Немногие уцелевшие враги бежали, нелепо помахивая полами чёрных шинелей. Ричард убрал руки с «долгоносика» и недоумевающее обернулся.
     На позиции стремительно въезжали мотострелки. Вдали показались танки. Прибыла дивизия Оберштейна.
     В этот  момент, растолкав тучи, показалось не по-осеннему яркое солнце. Ричард болезненно прищурился и, размазывая кровь на лице, пошёл искать свой автомат. Отчаянно хотелось курить.
     Подобрав оружие, он хотел поискать Лемоутера. Внезапно откуда-то донёсся полный боли стон. Ричард прислушался. Стон повторился. Тогда он, повесив автомат на плечо, уцепился за край бруствера и выбрался из траншеи. Огляделся… Совсем близко лежал один из врагов, грязная чёрная шинель разметалась крыльями нетопыря. Он неспешно подошёл. Наверное, стоило бы удивиться, но сил на это уже не было.
     Девушка. Коротко стриженные волосы, пятна гари на бледном лице. На вид — лет шестнадцать, не больше. Кто-то практичный и невозмутимый внутри  Шауэра отметил: «Так вот почему их было  так много!  Двинули в атаку всё, что было, все резервы!». А он лишь смотрел на лежавшую. Гимнастёрка на животе потемнела от  крови. «Смертельно…», — понял он. — Но ещё нескоро … Умирать будет долго и мучительно». Тут девушка заметила лейтенанта. Глаза распахнулись, она пошевелилась и попыталась что-то сказать, но тщетно: вырвался лишь очередной стон. Карминовая струйка крови скатилась из уголка рта  по снежно-белому лицу. Тогда она молча посмотрела на его автомат. Ричард ненадолго задумался, потом снял его с плеча и приставил к её лбу. Она улыбнулась.
     Короткая очередь разорвала тишину.
                ***
     Шагая по траншее, Ричард почти ничего вокруг  не замечал. Всюду стреляные гильзы, разбросанное оружие и мертвецы.  Много мертвецов. Возле слегка осыпавшегося участка окопа сидели двое раненых солдат. Один сосредоточенно бинтовал второму голову. Сам он уже щеголял грубой повязкой на ноге. Бинт постепенно окрашивался в красный.
 — Эй, ребят, папироски не будет? — спросил лейтенант о наболевшем.
     Бинтующий придержал перевязку одной рукой, а другой выудил из нагрудного кармана мятую пачку и кинул Шауэру.
 — Держи — сказал он и продолжил оказывать первую помощь.
Тут Ричард вспомнил, зачем пришёл сюда.
 — Вы Лемоутера не видели?
 — Кого?
 — Ну, артнаводчик…
 — А, артиллерист—ответил на этот раз солдат с забинтованной головой.
 — Так давеча,  когда танк гранатами закидывали, одна так и рванула сразу  в руках. Вон, сам посмотри — и он махнул рукой в сторону осыпавшегося участка траншеи.
 — Евонный артиллерист где-то тама и остался.
«Так и ты тоже, Лемоутер. В недобрый час тебя прислали, ой, в недобрый …».
 — А здорово вы их, лейтенант.
 — Что? — ушедший в себя Ричард не расслышал не сразу.
—Грю, здорово вы их из пулемёта уложили! Как дрова, штабелями. И он тот танк тож на вашей гранате грохнулся. Мы всё видели! Так шо курите на здоровье, мы вам тут  чуть ли не жизнью обязаны. — Второй истово закивал.
 — А.. спасибо. – Ричард устало побрёл прочь от траншеи, сел на нагретый солнцем противотанковый надолб и закурил. Сигареты были самые простые, драли  горло будь здоров. То, что надо. Тихо греясь на солнце и выдыхая струи сизого дыма, Шауэр смотрел на поле.  Всё усеяно подорванными или брошенными танками, аки грибами после дождя. А вместо букашек на хвое —неподвижные крапинки чёрных  мундиров.
     Там его и нашёл адъютант полковника.
 — Лейтенант Ричард Шауэр?
     Легкий кивок головы.
 — Генрих Шнитке, адъютант полковника де Жеверлена. А о вас тут  уже легенды ходят! Говорят, что вы уложили половину наступавших, а потом голыми руками  разорвали гусеницы нескольким танкам!—Тонкое аристократическое лицо  Генриха под форменной фуражкой заиграло улыбкой.
Ричард безучастно курил.
 — Ладно, шутки в сторону. На этот участок пришлось остриё атаки, и возможно, если бы не вы, то Оберштейн бы просто не успел.  Так что полковник  лично приказал найти вас и  сообщить, что вы поднимаетесь в звании и получаете Орден Снежного Барса с подвеской за проявленный героизм. Неплохо, а? Что скажете?
 — У меня  ботинок порвался.—немного невнятно из-за зажатой в зубах сигареты сказал Ричард.
 — Что? — несколько опешил адъютант.
 — Я скажу, что у меня ботинок порвался. — В подтверждение своих слов лейтенант распрямил колено и показал, что на правом ботинке подошва отсутствует как таковая, выразительно пошевелив пальцами.
 — Ну а как же всё-таки по поводу Барса с подвеской? — настаивал молодой офицер.
     Шауэр посмотрел на Генриха, вынул сигарету изо рта и внятно сказал:
—На хер вашего полковника. А орден пусть засунет себе в… Далее лейтенант детально описал, как полковнику де Жеверлену следовало бы поступить с вышеупомянутым орденом. Вместе с подвеской.
     Шнитке  немного покраснел.
 — Ну а что вам ещё нужно, лейтенант (он специально выделил это слово) Шауэр?
     Ричард помолчал. Потом, потушив сигарету, заговорил.
 — Человек, с которым мы утром смеялись и шутили, с которым мы могли бы стать друзьями, лежит в этом  самом окопе. Причём, судя по всему, по частям. Парень, который был мне как сын, смотрит в это солнечное небо двумя глазами и дырой во лбу. А вон там — он показал рукой на взорванные танки — лежит девчушка, с которой он вполне мог целоваться под цветущим миндалём. Так чего же мне, мать твою, ещё желать?!! — его голос сорвался на крик. Шнитке промолчал. Он был молод, но отнюдь не был идиотом.
 — Только две вещи: пусть же Господь, в которого я не верю, упокоит их души. И пусть кончится это безумие. — Ричард умолк и съёжился, словно из него выпустили воздух. На глазах он словно постарел лет на двадцать.
     Генрих стащил с головы фуражку и тихо сказал:
—Аминь.