Встречи в пути эпизод 4

Как-то с дочерью  на уютном маленьком вокзале  в небольшом городке мы делали пересадку. Приехали мы поздно вечером, а уехать должны были рано утром.
Мы присели у отопительной батареи и, тихонько разговаривая, ожидали своего часа. Вдруг резко открылась входная дверь, и рывком вошел мужчина лет тридцати – тридцати пяти и сделал несколько стремительных шагов по залу ожидания. Я попросила:

- Мужчина, дверь, пожалуйста, закройте. Холодно ведь!

Он со злостью и так же стремительно подлетел к двери и с шумом ее захлопнул.

- Спасибо, - сказала я.

Он тут же подлетает ко мне и, водя пальцем возле моего лица, начинает брызгать слюной:

- Я пахал в Афгане, пока вы здесь тихо-мирно жили. А вы еще… Вы знаете, что это такое. Там лилась кровь! Гибли парни!

- Мил человек, но я же вас туда не направляла. Я вам сочувствую, но чем же мы виноваты? Почему мы должны мерзнуть?

Смотрю, он еле себя сдерживает. Все в нем кипит праведным гневом. А дочь, не привыкшая к таким ситуациям, смотрит на него широко раскрытыми  испуганными глазами, ожидая неприятностей. Я поднялась со своего пригретого места, взяла этот вулкан под руку и  со словами «Давай перейдем в следующий зал, не будем мешать девчонке дремать, там и поговорим»  увела его  подальше от дочери.  Он послушно пошел со мной. Присели мы на лавочку и стали беседовать.

- Да, сынок, конечно, то, что вы перенесли, ужасно. Но ведь простые люди ничего не решают. Не мы хотели, чтобы вы туда попали. Мы вам от всего сердца сочувствуем. Понимаем, война - трагедия для многих. Но ведь нельзя свой гнев переносить на всех подряд. Ведь ни к чему хорошему это не приведет.

- А ты знаешь, мать, что там было? - и начал рассказывать. Их, не оперившихся юнцов, практически не умеющих ничего, бросали в дело. Командиры тоже не были готовы к ведению войны, не по учебникам, а в реальной обстановке чуждого нам климата и устоя жизни, часто принимали неверные решения, которые  оборачивались  жертвами. Командование всей операцией велось из Москвы. Покуда туда доложат обстановку, покуда там примут решение и отдадут приказ, здесь, на месте, уже ситуация изменилась.  К ведению военных действий наша армия была практически не готовой. Да, люди проявляли героизм. Но он прикрывал чье-то неумение. Непонятно было, за какие цели нужно было воевать. Приходилось видеть страшные картины, к которым люди не были готовы.

- Мать, ты можешь себе представить, мозг парня летит впереди, а он словно бы его догоняет?

Я могла только одно себе представить, как пострадала психика вернувшихся оттуда солдат. Мы уже сколько лет жили в мире, о войнах где-то далеко громыхающих, знали только понаслышке. И вдруг сами ввязались бог знает во что.

Он много эпизодов мне рассказал. Гибли парни и в бою, и от укусов черной вдовы на территориях, заселенных этими пауками, куда их заманивали  басмачи. Страшные мгновения  службы  своею необратимостью нарушили равновесие неподготовленной к потрясениям психики.

А теплые чувства у него вызывало воспоминание об одном из командиров. Такой был толковый. Людей берег. Грамотный. Стал там генералом. А сейчас раз в год собирает всех афганцев. И не только тех, с кем служил. Не зазнался. Всем, чем может, помогает им. Ведь кроме того, что молодые люди пережили там, процесс адаптации к  мирной жизни оказался не менее легким, чем война.  Мой собеседник  плохо спал, ночью дергался, кричал. В обычной жизни взрывался по пустякам. Найти свое место в изменившемся мире тоже было трудно. После того, что они перенесли, оказалось, что здесь совсем иной мир, не такой, каким они его оставили. И  их годы борьбы в далеком краю, искалечивших и тела и души, не нужны теперь никому. Господи, за что им выпала такая доля?

Жена с дочерью долго не смогли выдержать такой жизни, ушли от него. Он начал пить.

- Мать, ну неужели нельзя было меня понять? Неужели это так трудно?

Ну, что я, человек, которого такое горе обминуло, могла ему сказать? Нужно пережить и это. Постараться справиться со своими эмоциями, чтобы не съехать с катушек.

- А ведь здесь есть еще одна страдающая сторона – родители. Растили тебя, растили, млели душой, пока ты служил, молились небу за сохранение твоей жизни, ждали помощи к старости, а ты пришел и вместо покоя они снова живут как на вулкане. У них-то болит душа за неудавшуюся твою семейную жизнь, за твои пьяные похождения. Вот ты блудишь где-то, а родители  не могут глаз сомкнуть. За что им такая старость? Как мужчина ты должен защищать детей и стариков. А на деле? Сколько можно жить в прошлом? Выходи, давай, из этого омута.

- Я бы рад, мать, да не знаю как.

- Пьянку надо исключить. Это не поможет. Ищи другие пути.

- Ну не в церковь же мне идти, где одни старушки?

- Если это помогает, то иди и в церковь. Но с этой депрессией нужно покончить.

Нужно сказать, что я вообще-то атеист по убеждению. И своих детей оберегаю от влияния церкви. Я хочу, чтобы человек жил своим умом, а не внушенными догмами. Меня коробит фальш внушаемых истин… Но в данной ситуации  для этой израненной души, я думаю, это был бы выход.

- Уже светает. Мать, пойдемте ко мне, я вас чаем напою, отогреетесь, а потом уедете.

- Нет, сынок, не будем мы беспокоить твоих родителей. Скоро наш поезд. А ты иди. Всего тебе! И спасибо. Останься человеком, несмотря ни на что.

Так сердечно закончилась наша встреча, начавшаяся чуть ли не дракой. Когда я возвратилась к дочери, она новыми глазами посмотрела на меня, полными немого восхищения.

Сколько есть фильмов об Афгане, сколько рассказов, но эта встреча  о   действиях нашей армии рассказала мне несравненно  больше. Так, наверное, только мы умеем. Не готовясь к войне, одним только росчерком пера  отправить зеленых солдат в котлован, а по возвращении забыть о них. С того времени кое-что, конечно,  изменилось. Но достаточно ли?