Взрыв

Взрыв. А затем еще. И еще один, совсем рядом. Прорывает стену, отбрасывает меня ударной волной и обдает мелкими осколками кирпича. Падаю на пол, инстинктивно закрываю голову руками и сворачиваюсь в позе эмбриона. В голове только одно: «Пожалуйста, пожалуйста, пусть все это прекратится, пусть все это окажется сном. Пусть я проснусь в своей кровати, отдышусь, посмотрю на тени, блуждающие по потолку комнаты, и вновь забудусь в небытии». Но нет, это не сон, и я лишь тихо стону, до крови прокусывая губы и пытаясь унять бешено колотящееся в груди сердце.

Грохот начинает понемногу удаляться, а земля под ногами больше не ходит ходуном от  бесконечных её подрывов. Машины истошно орут сигнализациями. Пыль в комнате оседает, и я с опаской оглядываюсь назад, на дыру в полуразрушенной стене, сквозь которую пробиваются солнечные лучи, переливающиеся в витающих в воздухе остатках пыли. Медленно поднимаюсь и осматриваю себя: голые руки в мелких порезах, одежда местами порвана, но в целом ничего, обошлось. Кирпичная крошка хрустит под ногами, словно чьи-то маленькие косточки. Не хочу думать об этом.
Выглядываю из дыры. Солнце слепит глаза, приходится щуриться и сложить ладонь козырьком. Осторожно держусь рукой за край стены — один кирпич обвалился и упал вниз, чуть не утянув меня за собой. Первый этаж — не страшно.
На улице толпа людей, бегущих куда-то. Только вот людьми в этой давке они быть перестали — здесь теперь каждый сам за себя. Упавших не поднимают, а лишь затаптывают насмерть. Женщины стали сродни фуриям. Крича и осыпая проклятьями, они толкают чужих детей со своего пути и не обращают внимания на то, что упавший ребенок уже никогда не встанет.
Мне страшно. Мне поистине страшно от вида всего этого. Я понимаю, что мне необходимо стать частью этой толпы и драться там за свою жизнь, но…

Что это там, на противоположной стороне улицы?
Сквозь большое окно с треснувшим наискосок стеклом на меня смотрит молодая девушка в грязном белом мешковатом платье и с длинными спутанными волосами цвета увядающей осени. Лицо её не выражает абсолютно никаких эмоций и мне даже кажется, что её нисколько не волнует ни людское месиво под её окном, ни взрывы, ни с оглушительным свистом проносящиеся в небе истребители.

Она кажется мне знакомой. Будто откуда-то из далекого прошлого, но что-то мешает мне вспомнить, кем она была для меня. Или хотя бы вспомнить её имя. Но мысли в моей голове сейчас настолько спутаны, что сосредоточиться на чем-то отдельном никак не получается. Да и рациональное мышление все твердит о том, что в этот момент есть куда более важные вещи.
Оглядываюсь вниз, на толпу. Вроде чуть-чуть поредела. Поскольку дверь мне больше не понадобится — спасибо обвалившейся стене — решаю прыгать вниз. Напоследок еще раз бросаю взгляд на противоположный дом, но девушки там уже не оказывается.

Спрыгнув вниз, я будто попадаю в бурлящую реку. Меня подхватывает волной и уносит вперед по течению. Сопротивляться бесполезно, но и полностью отдаваться потоку тоже нельзя. Свернуть бы только с главного русла куда-нибудь в мелкий приток. Пытаюсь медленно пробиться к краю улицы. Вдруг меня кто-то больно пихает локтем под дых, я сгибаюсь пополам. Сразу же пытаюсь выпрямиться, кривясь от боли, но тут же получаю кулаком в спину. Падаю, успеваю схватиться за чье-то плечо передо мной. Мою руку тут же сбрасывают, но равновесие восстановлено, и я продолжаю плыть. От криков, всеобщего гула толпы и недостаточного количества кислорода начинает кружиться голова. Я не знаю, куда мы все бежим, и помогут ли нам где-то «там», в том заветном месте, куда все так рвутся. Меня уже мало что волнует. В глазах начинают плясать маленькие черные точки.

Толпа буквально вмазала меня в витрину какого-то магазина, и теперь, ладонями уперевшись в толстое стекло, я тупо рассматриваю маленькое черное платье на манекене и размашистую надпись под ним: «Только в период с 7 по 21 июня! Скидка 60% на всю коллекцию!». И тут мне стало так как-то особенно грустно. Настанет ли теперь это самое 21 июня? Хорошо манекену. Ему плевать.

А из глубины магазина, из полумрака на меня смотрит девушка. Та самая, что была в окне несколько минут назад. Только теперь её густые, длинные волосы как-то слегка поредели, местами образовав небольшие проплешины. Вдруг она резко оказывается прямо передо мной, только с той стороны витрины. Её лицо настолько близко ко мне, что я могу рассмотреть мелкие морщинки около её глаз. И тут до меня наконец доходит, что передо мной стоит моя сестра, умершая девять лет назад.

В этот самый момент моего озарения и пришедшего с ним ужаса, стекло полностью покрывается мелкими трещинками и через мгновение разлетается на части. Я не успеваю среагировать и падаю, сшибая манекен с постамента. Осколки стекла впиваются мне в руки. Ну, хотя бы лицо я спасла, а руки — черт с ними. Люди за спиной не обращают на это никакого внимания. Встав, я первым делом оглядываюсь вокруг в поисках сестры. Но ведь этого не может быть! Мы были ровесниками, когда она умерла.
Возвращаться ли в толпу, или остаться здесь? Все смешалось… А с улицы, издалека, вновь слышны взрывы. Тут я вспоминаю, что мои руки кровоточат, и неплохо было бы их хоть чем-то перевязать. И это почему-то сейчас так важно для меня, несмотря на всю опасность того, что на магазинчик в любой момент может упасть бомба.
Схватив с первой попавшейся вешалки платье, подбегаю к кассе — где-то там точно должны быть ножницы. Разрезаю материю на несколько лоскутов и начинаю бинтовать руки, но меня отвлекает тихий скрип двери где-то сбоку от меня. Оборачиваюсь и, черт возьми, замечаю, что в проходе промелькнуло белое платье. Сразу же бросаюсь следом, на ходу кончая с повязками.

За дверью оказалась подсобка с выходом на черную лестницу. Сестра стоит наверху, через пролет. В темноте я не могу разглядеть её, но в том, что это именно она, сомнений нет. Бегу за ней, перепрыгивая через ступеньку. А она поднимается все выше и выше.
Распахиваю дверь и выхожу  на крышу. Солнце вновь бьет мне в глаза. Где-то сверху, в небе надо мной, проносится истребитель и оглушает меня звуковой волной. Ноги подкашиваются, но я еще держусь.
В трех метрах от меня стоит сестра. Она уже совсем облысела. И только сейчас я понимаю, что на ней вовсе не платье, а больничный халат. Лейкемия и химеотерапия с таблетками изувечили её тело и истерзали душу. Босыми ногами она делает несколько неуверенных шагов по направлению ко мне и протягивает руку.
А в небе уже много самолетов. Сзади, на дальнем конце крыши взрывается снаряд. Падаю на колени.
Я смотрю в глаза сестры. Она улыбается мне, а за её спиной светит яркое солнце. Хватаю ее за руку, и она тянет меня за собой, помогая подняться. И солнце в тысячный раз за этот день слепит меня, а где-то рядом, совсем рядом, раздается взрыв…


Поле, усыпанное желтыми цветами. Легкий летний ветерок колышет зеленую траву, разнося чудесные запахи по всему миру. Мы с сестрой лежим в этой траве, держась за руки, и смотрим на безмятежное голубое небо с большими белыми облаками.
Нам вновь по семнадцать. И нет ни взрывов, ни войны, ни болезни. Есть только мы и небо над головой.

Нам всегда будет семнадцать.