Отец Ефрем. Лана Кузьмина

Лана Кузьмина  http://proza.ru/avtor/undina3 - ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 08» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ   


 1936 год

 Томочке было всего пять лет, когда деревенские мальчишки привели её к маленькой сторожке у Троицкой церкви, пообещав показать что-то «жутко страшное». Девочка первой заглянула в узкую щель в рассохшейся деревянной стене и не увидела ничего кроме чего-то огромного, прислонённого к стене: то ли ящик большой, то ли корыто.

 - Знаешь, что это такое? - спросил её Ваня и, набрав в грудь побольше воздуха, выдохнул – Гроб! Самый настоящий!
 - А что это? - не поняла девочка.
 - Вот помрёшь, положат тебя в него, крышку гвоздями забьют и закопают в землю, - стоявший тут же Петька  сделал страшные глаза – а потом тебя черви съедят и ничего от тебя не останется!
 - Ничего-ничего? - Томочка чуть не плакала.
 - Ни одной косточки! - зловеще подтвердил Ваня.

 Девочка замерла от страха. Но тут на тропинке, ведущей к церковному кладбищу появился старик в чёрной рясе и остроконечной шапочке. Тяжело опираясь на посох, подошёл он к благоухающему кусту жасмина и, достав носовой платок, начал класть в него ароматные белые цветки.
 - Дедушка Ефрем! - закричали мальчишки и бросились к старику.
 - Здравствуйте, мои хорошие, - ответил он своим мягким голосом.

 Томочка тоже подошла ближе.
 - А это что за Рыжик? - спросил старик, наклонясь к девочке.
 Томочка, смутившись, закрыла лицо ладонями. Тёплая ласковая рука опустилась на её голову, пригладила непокорные кудряшки. Девочка медленно раздвинула пальцы и осторожно взглянула в лицо отца Ефрема. Что за глаза! Добрые, ясные, прозрачные как у новорожденного.

 - Дедушка Ефрем, - осмелилась прошептать Томочка, - а это ваш гроб в сарае?
 - Мой.
 - А это правда, что когда умрёшь, червяки съедят и ничего не останется?
 - Тела не останется, - объяснил старик, - а душа вечная к Богу вознесётся.
 - Правда? - девочка уже открыто смотрела в глаза этого удивительного монаха.
 - Истинная.
 Так хорошо стало Томочке, ясно и понятно. Слёз как не бывало.

 Отец Ефрем направился в свою сторожку, в которой жил последние годы. Ребята побежали за ним, только не вошли в низкое деревянное строение, сгрудились на пороге. Томочка заглянула внутрь: у стены топчан с матрасом, стол, стул, прислонённая к стене гроб-колода. А по стенам – иконы старинные и перед каждой свечки.

 Достал отец Ефрем холщовый мешочек, подошёл к детям.
 - Посмотрим, что кому  сегодня достанется, - сказал он, протягивая раскрытый мешочек ребятам. Те, зажмурившись, засовывали в него руку и вытаскивали, кто кусочек хлебушка, кто печенье, а кому-то доставался целый кусок твёрдого белого сахара, который невозможно разгрызть.

 Давно нет в церкви священника, сняты колокола с колокольни. А люди всё равно приходят, приносят еду. Да разве ж съесть столько отцу Ефрему! Много ли ему, старику, надо – кусочек хлебушка да стакан водицы. Тем и сыт. А подношения нищим раздаёт. Много их сейчас на Руси, ах, как много. Сердце разрывается.
 Дети, проглотив угощение, затеяли игру в горелки. Носятся босые под палящим солнцем, смеются.

 Отец Ефрем опускается на траву, вытряхивает из мешочка крошки, и тут же прилетают к нему голуби с заброшенной голубятни, что стоит у самого края кладбища, там, где оно переходит в редкий подмосковный лес.
 Смотрит отец Ефрем на ясное голубое небо, на источающий сладкий запах куст жасмина, на веселящихся ребятишек, и не верится ему, что закрыт и разграблен монастырь, в котором он думал встретить свои последние дни, что разрушается и этот храм, давший ему приют на долгие годы, что арестован его прежний настоятель отец Василий... что с ним? Где он? Жив ли ещё? Или принял мученическую смерть?
 Да и был ли тот день, 4 марта 1919 года, который отец Ефрем до конца дней своих не сможет забыть...

 Они ворвались в собор во время богослужения. Возбуждённые оголтелые прервали божественные песнопения грубыми криками и, размахивая постановлением об организованном вскрытии мощей, потребовали открыть раку преподобного Саввы.
 Отец Ефрем обратился к пришедшим с увещеванием благоговейно отнестись к мощам преподобного отца, но был прерван возмущёнными криками: «Замолчи! Делай, что приказано!»

 Тогда ему пришлось снять с мощей все покровы, вынуть подушки и вату, распороть схиму и мантию, скрывающие кости святого.
 - Чего ты там копаешься! - не выдержал кто-то и, оттолкнув монаха, вытащил наружу голый череп.
 - И это ваши нетленные мощи? - закричал рыжий, весь в оспинах мужик. - Дурите народ! Сдох ваш святой! Сгнил! Вот он! Вот всё, что червяки не доели! - и выкинул на пол оставшиеся кости.

 Отец Ефрем невольно подался вперёд, чтобы остановить богохульника, но кто-то из братии аккуратно потянул за локоть: «Не ходи!» И вспомнились отцу Ефрему слова самого преподобного, сказанные им незадолго до своей кончины: «Придёт время, на земле люди забудут Бога и будут над Ним смеяться, к власти придёт антихристова сила. Она выгонит меня из монастыря, но я совсем не уйду. Я переселюсь в другое место, где ещё часть людей не забудет Бога, и я буду за них молиться перед концом света».
 «Господи, вразуми грешных», - зашептал отец Ефрем.



 - Эй, дед, чего бормочешь? - рыжий подошёл совсем близко, дохнул тяжёлым запахом больного желудка. - Поцелуй, поцелуй своего заступника! - и начал совать череп в лицо монаха. - Любишь его? Любишь?

 Отец Ефрем невольно отшатнулся.
 - Не любишь, - заключил рыжий. - Так вот ему тогда! - и смачно плюнул на матовый лоб черепа.
 Тяжелый вздох прокатился по храму, отец Ефрем перекрестился.
 Кости в раке уложили «ёлочкой», приставив сверху перевёрнутый череп «для смеху» и запретили приближаться к ним «до особого распоряжения».
 На следующий день отец Ефрем с болью в сердце читал расклеенные по городу листовки, призывающие всех взглянуть на мощи, «выставленные на всеобщее обозрение трудящимися».

 Отец Ефрем открыл глаза. Задремал. В последнее время это с ним часто случалось. Ведь ночью-то и не спит совсем: открывает храм, зажигает свечи, молится вместе со всё сокращающейся паствой о вразумлении безбожников.
 А птицы-то как поют! Заслушаешься!