Сестра и брат

     Моя семья прожила в Ташкенте 20 лет, с 1947 г. по 1966 г.
За это время  город стал своим и любимым   для моих родителей и тем более для моих сестры и брата. Они приехали туда в возрасте 12 лет (сестра) и 10 лет (брат).
Оба  закончили там среднюю  школу   и затем Ташкентский Политехнический институт.
Сестра  - химический факультет, брат – механико-машиностроительный.
Сестра Лиля имела склонности к медицине, хотела поступать в ТашМИ , (ташкентский медицинский  институт) тем более, что он находился рядом с домом,  но испугалась конкурса .
В Политехнический  она недобрала при поступлении какое-то количество баллов, но благодаря орденам  нашего отца и занимаемой им  должности,  была сначала принята на испытательный срок,  но  в дальнейшем уже училась на общих основаниях.
Брат Леня   хотел  было пойти по стопам отца и стать военным, но тут уже отец был категорически против. Мне запомнился такой аргумент,  прозвучавший из уст отца – учти, что придется каждому   дураку   выше по должности честь отдавать.
Потом брат видел себя капитаном дальнего плавания и даже отправил в какое-то морское училище свои данные с целью получить вызов от этого училища для поступления.
Но время шло,  вызова не было,  поэтому Леня легко поступил в Политехнический институт.
Через некоторое время пришел вызов, но как говорится, «поезд ушел».
      Во время  учебы моих сестры и брата в институте в нашем доме вечно «торчали» их институтские и школьные приятели. В эту же компанию входили и братья  Покасюки. Главным местом сбора была небезызвестная веранда.
Очень популярен  у молодежи того времени был парк им. Горького.
Туда сестра и брат бегали на танцы. Оба обожали  танцевать,  и их пара была известна на танцевальной площадке.
Там знакомились, там парни дрались из-за девушек, там происходила  активная молодежная жизнь. Там же «тусовался» и ташкентский криминал.
Я помню этот парк, но мои воспоминания связаны с аттракционами, на которые нас водили родители. Карусели, качели-лодочки – это  мои воспоминания.
У сестры были две закадычные подруги – Алла Портнова и Аида (фамилии не помню).
Алла была еврейкой, а Аида  - армянкой.
 Еще в  нашем доме часто появлялась Надя  Даренкова, она тоже была подругой сестры, даже больше, чем подругой. Практически являлась своим человеком в доме.
Мама говорила, что ей нравилось нянчиться со мной и под этим предлогом как можно чаще у нас бывать. Истинным же объектом ее страсти был мой брат. Она была очень сильно влюблена  в   Ленчика (так его называли почти все)  и надеялась на взаимность.
Возможно, что она бы дождалась своего часа, не познакомься мой брат с девушкой по имени Нонна  Крушевская, о которой речь впереди.
У брата было много друзей-приятелей. Я помню фамилии:   Никитченко,  Сечкарев, Мишутин, Бурштейн.
Леня Бурштейн был в этой компании «мальчиком для битья».
Над ним вечно подшучивали, иногда довольно обидно, но он почему-то на  эти шутки  не сильно обижался. Наверное, его здравый еврейский ум позволял ему снисходительно относиться к подобным выходкам.
По-моему,  лучшим другом брата был и до сих пор остается Игорь Никитченко. После окончания института  Игорь остался в Ташкенте, женился на узбечке из состоятельной и влиятельной семьи, и сейчас является  там «особой,  приближенной к императору».
Такая  благоприятная для него ситуация сложилась еще и потому, что на одном курсе вместе с моим братом и его друзьями учился нынешний президент Узбекистана Каримов.
Брат вместе с женой бывали в Ташкенте  потом неоднократно  и всегда останавливались у Игоря.
      Самым красивым в этой компании считался Володя Сечкарев. По воспоминаниям  моей мамы  - кудрявый блондин с синими глазами. О его дальнейшей судьбе мне ничего не известно.
       Мишутин после окончания института вместе с Леней отправился  на Уральский комбинат. Жена моего брата и жена Мишутина были подругами, их сыновья ровесниками и впоследствии одноклассниками.
На фоне кажущегося  благополучия  в семье Мишутиных через несколько лет  произошла трагедия.
Спустя  какое-то время стало понятно, что жена  М. не совсем здорова психически.
Почему и отчего это произошло мне не известно, но я знаю конечный результат – супруга М. повесилась.
     Теперь  о  Нонне.
  Нонна  училась в Педагогическом институте, занималась спортом. Познакомились они с братом на соревнованиях по волейболу, в которых Леня участвовал,  а  Нонна  на  этих соревнованиях была  судьей.
Я почти не знаю историю семьи Крушевских. Но по внешности и Нонна и ее старшая сестра Инга были похожи на польских панночек. Обе высокие блондинки очень интересные внешне. Их отцом был поляк из довольно богатого в прошлом  рода, была у представителей этого рода  в свое время какая-то фабрика. За свое непростое происхождение их отец и пострадал. Из двоих своих дочерей он очень любил старшую – Ингу, а Нонну почему-то нет.
       Сестры жили  со своей  матерью, которую звали Валентина Андреевна. Все три женщины были удивительными хозяйками. Они прекрасно готовили, вязали, обшивали себя и шили   для  других  дам, обладали хорошим вкусом.  Сестры  умением вести хозяйство были обязаны своей матери, т.к.  Валентина Андреевна  была наделена этим талантом от природы.

С Валентиной Андреевной у моей мамы сложились хорошие отношения и даже мой отец, который был очень  избирательным  в общении с людьми и не особенно стремился к завязыванию отношений,   бывал в гостях у В.А.  Отец  почему-то редко ел в гостях, но в доме  Крушевских  делал это с удовольствием. Ему очень  нравилось,  как готовит   В.А. 
Мне безумно  вкусным  казался тогда торт «Негритенок». Это был фирменный торт Валентины Андреевны.
Мама,  когда уже Нонна стала Лениной женой,  никогда не показывала своего отношения к ней,   но на самом деле ее недолюбливала, считала слишком расчетливой и скупой, что подтверждалось фразой В.А. -  « Уж я-то расчетливая, но девки меня перещеголяли».
К чести В.А. она честно предупреждала Леню о том, что ее младшая дочь обладает  очень плохим  характером и предлагала ему хорошо  подумать,   прежде чем жениться.
Тем не  менее  это событие произошло,  и я ни разу   не слышала от брата сожалений о принятом тогда   решении.
Когда у Лени  начался конфетно-букетный период в отношениях с Нонной,  он однажды явился ночью домой избитый и весь в крови. У кого-то еще были планы на эту девушку.

После свадьбы молодые из жаркого Ташкента  уехали на  Урал, куда мой брат получил распределение  после окончания института. Вернее,  он попросил, чтобы его направили именно туда, а почему – он и сам до сих пор не понимает.  Именно так он сказал  в одном из последних  наших с ним разговорах . Тогда это предприятие называлось Хозяйство Майского.
В отличие от свадьбы сестры бракосочетание брата было очень скромным. Леня сказал, что не хочет для своей матери таких  испытаний «на прочность», которые были в связи с сестрой. Они с Нонной пригласили друзей в ресторан, там отметили, ну а дома с родителями  выпили по бокалу шампанского.
Работая на Комбинате под условным названием «Электрохимприбор», Леня  сделал прекрасную карьеру в  области обороны нашего государства.  С  Нонной у них родились двое детей: сын Александр и дочь Ирина. Недавно они отпраздновали золотую свадьбу в окружении детей и четверых внуков.
  Надя Даренкова   через некоторое время  после отъезда брата вышла замуж за военного, они с мужем уехали в Хабаровск. Когда у Нади родилась дочка, она назвала ее так же, как брат  назвал свою дочь – Ириной. Последний раз я видела Надю, когда уже училась на 1 курсе института.
Они с мужем приезжали к моей сестре в гости,  Лиля  тогда ждала свою вторую дочь, ходила с большим животом и периодически падала в обмороки.

      Сестра Нонны  Инга   вышла замуж за человека по фамилии Смеянов. По каким-то очень  смутным  моим воспоминаниям  он  занимался альпинизмом. У них родились две дочери – Анна и Юлия. Но этот брак  оказался несчастливым.
Инга много и профессионально занималась шитьем, обшивала многих, в том числе и одну из своих подруг. С этой подругой, которую  она  считала близким человеком, делилась всеми своими семейными тайнами. Как это часто случается в жизни, именно с этой женщиной  муж  Инги   ей и изменял. Когда все открылось, у Инги случился нервный  срыв,   и она попала в больницу. Последовал развод. Дальнейшая ее жизнь в личном плане так и не сложилась. Она с детьми всю жизнь прожила в Ташкенте,  с ними жила и Валентина Андреевна. В.А. часто бывала в гостях у брата и его жены, подолгу жила там. Приезжала к ним и Инга с детьми. Когда настали тяжелые для всех времена (я имею в виду 90-е годы и развал Советского Союза), мой брат с женой  материально много помогали Инге и ее детям. Валентины Андреевны тогда уже не было в живых.
Сейчас уже нет на свете и Инги, она умерла от осложнений, вызванных  диабетом, фамильной болезнью Крушевских.
Дочери Инги не создали своих семей. Анна вообще не выходила замуж, Юля побывала замужем, но развелась и детей в этом браке не приобрела.

                Сестра Лиля.

     Если с братом я практически перестала общаться в возрасте пяти лет, именно столько мне было, когда он   закончил   институт  и уехал, то с сестрой мое общение было гораздо более длительным. Я помню ее в молодости худенькой девушкой, которая любила красить волосы в разные цвета,   веселой,  с красивой улыбкой.
У моей сестры во время учебы в институте были поклонники, были длительные отношения  с одним молодым человеком по имени Юра. (фамилии не помню). По словам мамы,  этот парень  любил Лилю, но был настолько взбалмошным и непредсказуемым, что она просто устала от него и отношения прекратила.
Потом в нее влюбился Володя Кошкин. Он был сыном отцовского сослуживца. Отец не любил самого Кошкина из-за его пристрастия к горячительным напиткам,  а потому такое же отношение распространил и на сына. Володя учился в военном училище в Ленинграде, хотел жениться на Лиле и перевести ее в ленинградский Политехнический институт, и даже договорился об этом с руководством института. Но наш отец был категорически против этого брака,  и сестра никуда не уехала.
Володя после окончания училища получил назначение в Германию, но туда можно было попасть  только будучи женатым. К тому времени он уже знал, что сестра вышла замуж, а потому в каком-то ресторане познакомился с девушкой, которая была похожа на Лилю, и не долго думая,  женился на ней.
Девица оказалась не робкого десятка, ее поведение по прибытии в дружескую страну не соответствовало принятым правилам поведения жены советского офицера, а потому через довольно непродолжительное время  вышел приказ, согласно которому семье Кошкиных в 24 часа было предписано  покинуть пределы ГДР.
       Мать и сестру Володи я навестила во время своей Ташкентской поездки в 1975 году.
 Меня просто «убила» бедность их жилища. В комнате стояли солдатские   кровати,  покрытые серыми солдатскими одеялами. Но при этом было пианино, на котором обе женщины пытались по самоучителю осваивать игру на инструменте. И еще в комнате в полнейшем беспорядке,  но в большом количестве находились пластинки с классической музыкой. Сестра Володи осталась старой девой,  но со степенью кандидата наук.
Мои попытки узнать у матери Кошкина что-либо о дальнейшей судьбе сына не увенчались успехом. Она упорно не хотела говорить ни о нем, ни о его семье.
     Моя  же сестра  вышла замуж за Виктора Романова.
Была организована свадьба, приглашены наши родственники из Ленинграда, друзья брата и сестры. Всего получилось 50 человек.  Мама после этого мероприятия от переутомления заболела.
Теперь о Викторе.
 Он учился в том же Политехническом институте, но на факультете геологии. Про него говорили, что у этого парня «золотая  голова», а сестра добавляла, что и «золотые руки».
Институт он закончил с красным  дипломом,  и все преподаватели пророчили ему  большое  будущее.
Да и внешностью был не обделен – хоть и невысокий, но с хорошей  фигурой,  светлые волосы и голубые глаза.
Он был усыновленным ребенком,  а приемной матерью  ему стала полька по имени Вера (отчества не помню). По моим воспоминаниям внешне аристократичная  польская пани,   с забранными высоко на затылке в пучок  абсолютно седыми волосами, худая и чопорная. У нее еще была своя родная дочь, по моему  ее звали  Галя. Галя была замужем, но, насколько я помню,  мать  была  недовольна браком дочери и строила по этому поводу какие-то козни.
Виктор же имел еще двоих родных братьев, которые жили в Крыму, в Ялте. Родители его к тому времени умерли, и как Виктор оказался в Ташкенте мне не известно.
         Моя мама говорила, что Лилю Виктор «высидел».
 Однажды сестра очень сильно заболела, простудившись на первомайской демонстрации.
Тогда буквально шла речь о жизни и смерти. Виктор постоянно во время ее болезни находился у нас дома, сидел у кровати и всячески проявлял себя  как заботливый и любящий мужчина.
Время шло к окончанию института, подруги сестры выходили замуж,  поэтому,    когда сестра  выздоровела, она,  долго не раздумывая, приняла предложение Виктора стать госпожой Романовой. Приемная мать Виктора охарактеризовала Лилю как хорошенькую девочку, но уж больно худенькую.
Виктор после завершения обучения  получил направление в геологическую экспедицию в горы Чимгана.  Место называлось Алтын-Топкан, сестра, конечно, поехала вместе с ним.
Он был назначен начальником экспедиции,( или заместителем начальника, точно не помню) сестра получила место  химика-лаборанта.
Однажды мама, брат и я решили навестить их, а заодно и отвезти кое-каких продуктов,  и поехали в этот самый Алтын-Топкан.
Боже мой! Что это был за кошмар для меня!
Ехали в маленьком дребезжащем автобусе по горной петляющей дороге. Дорога была узкой и сразу же за ней  открывалась пропасть, которая мне тогда казалась бездонной.
Поездка длилась несколько часов,  автобус швыряло из стороны в сторону,  и все это время я висела в открытом окне автобуса вниз головой, потому что меня ужасно тошнило.
Это даже мягко сказано – просто выворачивало наизнанку и от тряски и от страха, что мы свалимся вниз в эту ужасную пропасть.
Не помню,  как доехали, но меня сразу уложили в кровать и чем-то отпаивали.
Мама была ужасно расстроена тем,  что она увидела по прибытии. Условия жизни ее старшей дочери были , мягко говоря, не для  домашней девушки, к  тому же не отличающейся крепким здоровьем.
Не помню  реакции брата, но хорошо   помню,   как мы вместе с ним  пошли гулять в горы.  У брата с собой было ружье, которое ему дал Виктор, и Леня убил из этого ружья маленькую птичку. Как я над ней рыдала! А брат снисходительно посмеивался.
Когда  у  сестры родилась дочь Таня, Лиля  была вынуждена  в восьмимесячном возрасте отдать ее в нашу семью по той причине, что ребенка  нечем было кормить там,   где они жили.
На руках моей мамы оказались: уже больной тогда отец, я - пятилетняя     и восьмимесячная внучка.
 Лиля во время жизни в экспедиции  изредка приезжала   в Ташкент  за продуктами. Ее дочь Таня , поскольку редко видела мать, стала называть мамой бабушку, т.е. мою маму, а свою маму звала Лилей. Я очень ждала приезда сестры, скучала, мне ее не хватало.
Что касается Виктора,  то собственная дочь его мало волновала, постепенно переставала волновать и жена.  Главным удовольствием и смыслом  жизни становилась водка.
Этот умный человек  по иронии судьбы оказался потомственным алкоголиком. Как выяснилось позже, алкоголичкой была его родная мать. Оказавшись вдали от моих родителей и от своей приемной матери, почувствовав свободу,  постепенно он начал спиваться.
В этом увлечении его поддерживал  друг по экспедиции  – Коротков. Жена Короткова Герда, была подругой сестры,  так что страдали они на пару.
От этих страданий сестра  вместе  с  подругой начали курить и тоже иногда прикладываться к  рюмке. Но,  слава Богу, продолжалось это у Лили не долго.
Конечно, сначала сестра скрывала истинное положение дел, надеялась, что муж образумится, но напрасно. В итоге все и все узнали, Виктора из экспедиции «попросили», и они вернулись в Ташкент. Жить стали  с нами. Пустые бутылки из-под водки отец начал  находить в печке, которая была в ванной-комнате.
После отцовской «промывки мозгов», Виктор  немного притих, ездил в какие-то командировки, из которых привозил разных заспиртованных  гадов  типа пауков-тарантулов и скорпионов, которые у меня вызывали страх и омерзение.
Всей семьей они съездили к братьям Виктора в Ялту . Приехали загоревшие и похудевшие, особенно худой и черной от загара была Таня. Мама срочно начала откармливать ребенка.
Но все возвращалось «на круги своя».
Я помню, что однажды, после очередного «срыва»,  отец выгнал Виктора из дома.
Он сидел на лестнице,  ведущей со двора на веранду, и выглядел очень несчастным. Я села рядом и пыталась как-то ему сочувствовать. Помню свое очень сильное чувство жалости.
     Развод тогда был явлением не частым, поэтому изо всех сил все пытались сохранить «хорошую мину при плохой игре». Родители надеялись, что отдельное   проживание сестры с мужем  как-то спасет положение, и поэтому сняли им комнату очень недорогую, но и,  конечно, мало благоустроенную. Пол там был земляной.
Татьяна по большей части находилась  у нас.
Так продолжалось 8 лет вплоть до апрельского землетрясения 1966 года.
И вот это случилось. Помню нарастающий  подземный гул, пол, который начал ходить под ногами, сыплющаяся на голову штукатурка, крики людей и вой животных. Помню, как  мама с ужасом на лице,  схватив  одной рукой  меня,  другой  Татьяну просто летит вниз по лестнице во двор.
Скоро весь наш двор заполнился соседями; женщины в ночных рубашках, мужчины в трусах.
В таком виде почти все вышли за ворота  посмотреть что творится вокруг.
Лиля в это время находилась с мужем в своем жилище за двумя закрытыми дверями.
Наверное,  именно то, что проделала на тот момент сестра, худенькая женщина, называется действиями, выполненными в состоянии аффекта – она вышибла обе двери, закрытые на замки,  и вылетела на улицу. Как потом она вспоминала – главная мысль ее в тот  момент была о том ,  что с нами и живы ли мы.
Муж ее даже не проснулся, настолько был пьян.
Как пишут в романах – все изменилось в одночасье.
Жить в доме стало больше невозможно,  т.к. в результате землетрясения появилась огромная трещина, которая тянулась от основания до крыши. Подземные толчки продолжались,  и эта трещина могла в любой момент послужить причиной полного обрушения всего строения. Поэтому во дворе установили военные палатки по одной на каждую семью.
Занятия в школе  отменили и мы  были этому страшно рады.
В апреле в Ташкенте уже жарко, палатки нагревались, и находиться   внутри них  было практически невозможно. Особенно страдал отец с его больным сердцем.
Иногда, несмотря на запреты взрослых,  мы, дети убегали от жары в дом.
Отставным  военным  стали предлагать переезжать  в российские города. Отцу предложили на выбор два города – Череповец и Гомель. Выбрали Череповец, т.к. он ближе к Ленинграду, а значит к  маминым сестрам и брату.
Всей организацией переезда занималась сестра. Было решено, что она разводится с Романовым и они с Таней уезжают вместе с нами. Лиля от всех  этих  перемен и хлопот находилась в полуобморочном состоянии, но это было для нее и спасением от затяжного периода жизни с алкоголиком. Мама потом упрекала отца, что тот непосильную ношу взвалил на сестру, но он думал по-другому, именно он настоял на разводе, т.к. уже понимал, что с Романовым сестре жизни  не будет,  и этими хлопотами пытался отвлечь ее от личной ситуации.
До меня как-то во всей этой суете не очень доходило, что впереди предстоит совсем другая жизнь. А когда пришло осознание грядущих перемен,  то свое состояние я могу определить как близкое к отчаянию.
Но речь не обо мне.
Виктор пришел на вокзал к поезду проводить нас и выглядел потерянным.
Больше никто из нашей семьи его не видел.
Сестра делала попытки найти его с целью получить хоть какие-то алименты на дочь, но приходили ответы, что такого человека нигде не обнаруживается.
Писала она и  Герде, жене его друга Короткова, но и тот ничего не знал, писала  его братьям – безрезультатно. На ум приходит одно слово – сгинул.
       Дальше – это уже другой город и совсем другая жизнь.


На фотографии слева направо в верхнем ряду: Виктор Романов,
 Лиля, отец со мной на руках, мама.
Внизу - Леня, двоюродный брат Гена, двоюродная сестра Елена









.