Крыса портальная. Часть третья. Себо нерое

- Сколько раз давала себе слово, что в переходах по сторонам глазеть не буду. Не к добру это, с последствиями потом не расхлебаешься, - ворчала Татка, помешивая кофе в турке.
 Она погрозила указательным пальцем кофе: - И не вздумай бежать!
Отвернулась на мгновение, чтобы достать кофейные чашки из шкафа. И в эту секунду кофе поднялось пышной шапкой, и кофейное облачко с шипением сползло на плиту.
-Я так и знала, - засмеялась Татка.  – Плиту только вымыла. Вот так всегда, стоишь, ждёшь. Отвернёшься на секунду – кофе убегает. Да и ладно,  - махнула она рукой, - запасов у меня много, ещё сварим.

Мы с ней давно не встречались в реале, а короткие сеансы связи по скайпу не в счёт. Не люблю я этот суррогатный способ связи. Как в той поговорке: «Видит око да зуб неймёт». Вроде человек рядом, а ни тепла от общения, ни радости.
То ли дело  сидеть  за одним столом  на маленькой уютной кухне, пить  ароматный кофе и болтать ни о чём.
Только в этот раз у Татки была для меня новая история…
***
 - А почему по сторонам смотреть нельзя? – удивилась я.
- Нет, это не запрещено, - спокойно ответила Татка. – Только я не могу без сложностей. По правилам перехода, если ты идёшь по намеченному пути, у тебя нет права вмешиваться  в любую ситуацию, которая кажется тебе несправедливой.  Даже если кому-то рядом плохо. По твоему мнению плохо. Нельзя влезать, предлагать помощь, соваться с советами… Особенно в переходах.
-Почему? -  с недоумением спросила я.
- Потому что таким образом можно помешать кому-то в выполнении его задания, сбить с пути другого путешественника, повлиять на ход событий, а это чревато. Расскажу как-нибудь, - отмахнулась Татка и поёжилась. – Я с одного из переходов до сих пор в себя не пришла.
Она немного помолчала, потом спросила:
 - Хочешь послушать  интересную историю? 
  Я кивнула. Кто ж не хочет?
- Ну так вот, - начала Татка...

- Знаешь, мы даже не догадываемся, сколько вокруг нас порталов и переходов. За отправной точкой не нужно далеко ехать, искать место силы. Даже ключ-камень не всегда нужен. Точки перехода могут находиться в одном шаге от  твоего подъезда,  короткие, локальные могут быть  разбросаны по всему городу. Хуже всего плавающие точки перехода.
-В смысле? – решила уточнить я. – Что это значит «плавающие точки перехода»?
-А то и значит, - ответила Татка, - что вчера на этом месте ничего не было. А сегодня…

Иду на работу, шагаю дворами, сокращая свой путь. Потому что в лесу ранним утром задержалась, красиво там сейчас, а на работу опаздывать не хочется.

Так вот, этой дорогой я хожу не один год, знаю каждую кочку, каждый поворот, каждый камень. Задумалась о предстоящем дне, много планов набросала ещё с вечера, всё нужно успеть. И проморгала момент, проглядела, когда  на моём пути переход возник. Из ниоткуда.
Понимаю, что я не в своём городе.
По инерции несколько шагов пронеслась, остановилась. Место незнакомое. Вместо больницы, через парк которой я бежала, слева от меня  церковь  появилась, представляешь? Очень красивая церковь: стены, выкрашенные в нежно-васильковый цвет, украшены белыми ажурными цветами и ангелочками. Торжественно возносятся в небо строгие колонны, золотом горят на солнце купола, а воздух остывает от колокольного звона. Кажется, что колокола только-только закончили вещать миру свой величавый гимн.

Церковь обнесена аккуратным металлическим забором, а небольшой дворик  утопает в цветах.
Я смотрела на всё это великолепие и не могла понять, что  тут не так. Почему меня  морозит и почему  подкатывает тошнота?

Осмотрелась. Пространство проявлялось, заполнялось картинками постепенно, осторожно прокрадываясь в мой мир. Или это я входила в него поэтапно, не могу сказать. И тут я заметила, что напротив этой церкви почти такой же парк, через который я шагала секунду назад.

Только среди деревьев, в их тени небольшой шатёр, собранный явно наспех.  Тёмно-синяя плотная ткань скрывала от взгляда посторонних тех, кто находился в шатре.
Я уже подумывала, как выбираться из этой местности, на работу бы не опоздать, как вдруг полог шатра откинулся, и я увидела ноги, вернее, ступни, изуродованные глубокими, кровоточащими трещинами. Пятки изрыты шипигами, короста из запёкшейся крови поднимается вверх по лодыжке.  Наверное, ходить такими ногами невозможно. Это же какая боль при каждом шаге.
И я услышала стон.

 В проёме, сидя на деревянном помосте, сколоченном из грубо отёсанных брусьев, накрытых домоткаными половиками, показалась женщина.
В  тёмном платье, простоволосая,  в одной руке платок. Она подбила руками волосы, скрутила их потуже, заколола шпильками, которые держала в зубах. Накинула платок, стянула концы сзади и, опираясь на руки, перевела дух. Гримаса боли исказила её лицо. Женщина запрокинула голову и, закусив губы,  попыталась сдержать стон.
Сначала я подумала, что она  совсем старуха, но приглядевшись, поняла, что ей не так много лет, что-то около 55. Только болезнь никого не красит, и, похоже, что у женщины проблемы не только с ногами.

Стены шатра всколыхнулись, и рядом с женщиной показалась   девочка лет восьми. Тоненькая, бледная, почти прозрачная, в чём душа держится.  Тёмно-карие выразительные глаза, курносый нос, почти безкровные губы.  Девочка была одета более чем странно: чёрный балахон до самых пят девочке явно велик, чёрная блузка скрывала руки по самые кисти,  а воротник наглухо застёгивался под самым подбородком.  Но какие у девочки были волосы! Чёрные, как смоль, густые, волнами ниспадали вниз.
Девочка настороженно посмотрела на женщину.

-Ба? – тихо спросила она и протянула свою ладошку к изуродованным ногам бабушки.
- Дитятко моё, ласточка ненаглядная, не надо, - произнесла женщина. – Тебе самой бы продержаться, - она сделала попытку отодвинуться от ребёнка, но девочка остановила её одним взглядом.  От раскрытой ладони шёл мягкий голубоватый свет,  и раны на ногах женщины  молниеносно затягивались!
А через несколько мгновений ступни стали ровными и чистыми, как у младенца.

Девочка откинулась назад, тяжело дыша. По лицу её струился пот.
- Леся, не делай так больше, - прижимая к себе ребёнка,  плакала женщина.  – Ты же знаешь, что завтра всё повторится. Это я виновата, это только моя вина. Девочка моя, держись, тебе нужно беречь силы, дождя ещё долго не будет, а вода, чистая вода,  у нас на исходе.

Леся вздрогнула, отстранилась  от бабушки, и настороженно  осмотрелась.
И тут она увидела меня.  Мы смотрели друг на друга глаза в глаза. Настороженность ребёнка сменилась спокойствием. Она доверчиво улыбнулась, протянула руку вперёд и указала бабушке на меня.
-Ба! – громко произнесла Леся и женщина, следуя взглядом по направлению, меня заметила.
Я сделала шаг назад. Бабушка девочки вскрикнула: «Постой! Не уходи!» Но было поздно, я вернулась на отправную точку. Пространство дрожало и качалось.
 Сначала стаяла церковь, потом шатёр.  Только на фоне деревьев ещё какое-то время медленно плыл взгляд девочки, полный боли и мольбы о помощи, но вскоре исчез и он. Тот же парк, то же утро, только место другое. Я глянула на часы -  видение длилось всего несколько секунд.
Только вечером я поняла, что было не так в той церкви, - грустно сказала Тата.

***
- И что же? – спросила я Татку.
 - Ангелочки, - ответила она. – Видела бы ты, как они улыбались. Оскал, как у хищников.
 - Странно, - задумалась я. – Кому нужны такие украшения? Зачем? Может, тебе показалось? Давай ещё кофе сварим. А больше ты девочку с бабушкой не видела? Это вся история?
- Нет, я, конечно, привыкла, что ты вопросы задаёшь, как из пулемёта стреляешь. Но я отвечать не успеваю, - засмеялась Татка. – Или тебя ответы не интересуют?
-Молчу, молчу, - с интонацией старика из сказки «Морозко», прикрывая рот рукой, произнесла я. – А кофе?
-Кофе сейчас будет. А историю сейчас продолжу.

***
 - Прошло несколько дней.  Я понимала, что ребёнку грозит опасность, а где её искать, чем помочь. Переход ведь был не локальный, а как раз плавающий. В каком месте он возникнет снова, да и возникнет ли? Так ли нужна им моя помощь или это обман?
Ночью проснулась, как от толчка. Прислушалась. Кто-то напевал тихую и печальную песню.  Поднялась, пошла на голос.
Вышла из дома, прошла через поле. Ночи сейчас светлые, луна в полнеба  свесилась, дразнится.
Дошла до шоссе, перешла, впереди лес. Смотрю,  тень какая-то маячит. Присмотрелась – та самая женщина, из перехода.  Едва держится, меня завидела, на колени рухнула.
- Прости, что потревожила, помоги, спаси Лесю! – прошептала она.
Я к ней. Попыталась поднять её, за локти схватила, и тут же руки отдёрнула. Всё её платье было мокрым. От крови…
 - Что с вами? – закричала я.
Женщина оперлась на руку.

-Мне недолго осталось, счёт идёт на часы. Но не за себя прошу. Спаси ребёнка. Я сама во всём виновата, мне и ответ держать. Но не дай ему убить Лесю.
- Кому «ему»? – спросила я.
-Моему сыну. Отцу Леси, - ответила женщина. -  Леся подсказала, где тебя найти. Я проведу. Моих сил хватит, чтобы его задержать, верни девочку её родному отцу.
- Ничего не поняла! – рассердилась я. – Можно с этого места подробнее? Почему столько отцов у ребёнка, в чём опасность, и что вообще происходит.
- Да, да,  сейчас, - засуетилась женщина. – Несколько минут у нас есть. Я постараюсь всё объяснить…
Если бы тогда я знала, чем всё закончится, - произнесла она. -  Мы с сыном жили скромно. Сначала скромно.
 Я родила его для себя, чтобы было кому знания оставить, дар передать.  Пока рос, всему обучала. Как человека извести одним шепотком, как волю подавить, как порчу на скот наслать, как страх вселить. Сынок у меня талантливый, всё на лету хватал. Учила его  до поры до времени, себя не выдавать, в полную силу не колдовать.
А как подрос, определила его в семинарию. Пришло время, он в нашем селе церковь возглавил. Можно сказать, что из руин поднял, своими силами отреставрировали.

-  Церковь? – удивлённо переспросила я. – Зачем она ему, если он…
-За тем, чтобы прикрытие получить. Кто на известного прославленного  в нашем краю батюшку подумает, что он церковь для своих нужд использует. Да, для восстановления церкви пришлось силу использовать. И убедить главу района о передаче солидной  суммы на реконструкцию,  и объяснить как фермерам-бизнесменам,  так и простым сельчанам, что без благословения божия, и без их вклада денежного  не обойтись. Кого и припугнуть карой небесной пришлось, кого без кары, но своего он добился. Его за прозорливца считают, на исповедь да за благословением из других городов приезжают, слава гремит, - с гордостью в голосе произнесла женщина.

- А как же колдовство? – спросила я. – Неужели никто не догадывался?
 - Но ведь не одна ты умеешь через время и миры проходить, - усмехнулась женщина.  – Вот и мы не лаптем деланы.  Батюшка, строгий, но справедливый – это одно лицо, для тех, кто иначе не видит. А стоит только покинуть пределы,  принял другой облик – тебя никто не узнаёт.
-Шизофрения какая-то, с раздвоением личности, - покачала головой я.
-Нет, всё гораздо проще, объяснять долго,  а я во времени ограничена,- устало произнесла женщина. – Дом стоял далеко за селом,  почти в лесу. Дороги  не было, ни мне, ни сыну для передвижения она не нужна, мы другим способом пользовались. Случайный путник, если и забредал, так его духи лесные, кои у меня в подчинении,  заводили их вглубь леса, к болоту. Нет человека – нет проблемы. Места у  нас гиблые, так  особо никто не совался.
Тут сынок и практиковался. Мог души умерших потрепать, сил набраться, от забот земных, от прихожан своих отдохнуть.

Да только представить не могла, что изведёт его простая девка деревенская. Из соседней Калиновки пришла к нему  на исповедь. Он как увидел её, покой потерял. Да что там покой, чуть умом не тронулся.  «Нет без неё жизни», - говорит. Ну да, красива, ничего не скажешь. Глаза с поволокой, брови тонкие, кожа белая, волосы, как смоль, коса – в руку толщиной. Молодые девки сейчас волосы чуть не под корень режут, а на эту любо-дорого посмотреть.  Грудь, бёдра, всё при ней. А певунья какая! Бывало, как заведёт песню, заслушаешься.

 Скрутила  любовная тоска сыночку, молод да горяч был, чуть всё не испортил.  Хотел идти свататься, представляешь?
- А что в этом такого? – удивилась я. – У многих батюшек матушки есть.
 - А то, что уже засватана она была, да день свадьбы назначен.  А он отказа не потерпел бы. Мог и выдать себя ненароком. Пришлось мне подключаться.
-И?
- Ну что и? – вздохнула женщина. – Добыть необходимое для обряда  мне было несложно. Провела я его, вложилась по полной. Девка сама пришла. Босая, в платье подвенечном. Как примеряла его перед сном, так и пришла. Продиралась через нехоженые заросли, все ноги исцарапала.  Пришла, молча к сыну в постель, как кошка мартовская влезла и отдалась…

 - Фу, - с омерзением отодвинулась я от женщины. А она не замечая этого, продолжила:
-Оксанку искали всей деревней. А я клок от платья подвенечного к реке снесла,  на кусты нацепила. А вода в наших местах бурная, течение сильное. Решили, что утопилась девка.
Сынок, конечно, как мог, утешал родителей Оксаны , но отпевать, как самоубийцу отказался. А чего ей отпевать, жива –здорова, в моём доме находится.

Только вот промахнулся с выбором сыночек мой, красота Оксанкина ему глаза застила, не разглядел, что товар бракованный, а девка на исповеди умолчала, что не целая уже. За ту косу, наматывая её на свою руку для удобства,  он и   таскал  жену молодую    по двору. Бил, чем под руку попадётся,  плетью охаживал, чтобы хозяина боялась, чтобы к ласке не привыкала, чтобы все прихоти выполняла.  А куда ей деваться? Можно было и не бить так, конечно, в мороке девка, да и бежать ей было некуда. Дорогу к дому всё равно не найдёт, погибнет.
А как узнал сын, что беременная Оксанка, заподозрил, что досталась ему с приплодом, мол, не могла от него так быстро зачать, озверел.  Тут уж я за девку заступилась, думала, что убьёт.

А она молчит, живот прикрывает, терпит побои. 
Совсем дух её сломать не удалось даже мне. По ночам она пробиралась   к ручью, что протекал в конце огорода и, опустив кисти в воду, тихо пела колыбельные песни.
Могла так по всей ночи сидеть. Сын, сначала было запретил ей к воде подходить, потом рукой махнул, да и не до неё ему стало, много дел в приходе навалилось, накануне праздника. Да и не церковных дел много…

А через семь месяцев Оксанка разрешилась от бремени. Ночью ушла к своему ручью, я только крик услышала. Сначала её, потом детский. Прибежала, а Оксанка мёртвая лежит, сердце не выдержало, остановилось. Только улыбка на губах и глаза в небо.
А в воде, обмотанная пуповиной, девочка плавает. Я на неё как глянула, так и обмерла. Новорожденная на меня так взглянула, будто насквозь прожгла. Абсолютно осмысленный, всё понимающий, осуждающий взгляд.
 Трясущимися руками освободила ребёнка от пуповины, завернула в одеяло, унесла в дом.

Оксанку похоронили в лесу, могилу сын сам выкопал, сам и отпел. К девочке интереса не проявлял никакого и я, боясь его гнева, забрала малышку в свою половину дома…
Каждый день я вглядывалась  в её лицо и находила знакомые черты. Всё-таки она была очень похожа на моего сына, и я уверилась, что это моя родная внучка.  По крайней мере, мне так казалось. Я полюбила малышку и попыталась заменить ей мать.

Вскоре обнаружилось, что девочка необычная, особенная. Она с трудом переносила жару, а пребывание на солнце заканчивалось обмороком и ожогами на коже. Зато она любила грозы, дождь и воду вообще. Я даже сделала для неё небольшой прудик во дворе.
А ещё я заметила, что девочка чувствительна к чужой боли. Если у меня болела голова, то Леся, напевая одну из тех песен, что когда-то пела Оксана, прикладывала руки к моей голове и боль исчезала. Леся не разговаривала. Вместо слов она издавала какие-то странные слоги, больше молчала. Но это не мешало ей общаться со всеми живыми существами, которые были в окружении. Она легко находила общий язык с животными, птицами, даже духи лесные, играли с ней в прятки.

Один раз я её потеряла. Кричу, бегаю по двору, ищу. Даже в голову придти не могло, что в тот дождливый день девочка легко найдёт дорогу по переходу. Представляешь, она нашла точку перехода и играючи прошла по порталу.
Я отыскала её в районной больнице. Она стояла в палате реанимации и тихо напевая,  приводила в чувство мужчину, подключённого к аппарату искусственного дыхания.. Тот пришёл в себя, поднялся с кушетки, изумлёнными глазами посмотрел на нас. Я взяла Лесю за руку,  приложила палец к губам и мы обе исчезли. К мужчине неслись медсестры, а он показывал рукой в пустоту и кричал. Если его переведут в психушку, я не виновата, - хрипло засмеялась женщина и зашлась в кашле. Сплюнула сгусток крови, вытерла рот тыльной стороной руки и продолжила:

- С этим нужно было что-то делать, у  Леси была огромная скрытая сила и я боялась, что она выйдет из-под контроля.
Ещё не давал покоя ручей, возле которого испустила дух её мать. Как только Леся  немного подросла, она каждую ночь сбегала к ручью и с кем-то там разговаривала. Сначала я думала, что она общается с призраком своей матери. Но как-то раз, прокравшись за ней, я увидела, что в воде маячит тонкий образ мужчины.  Завидев меня, он с шумом ушёл в воду.
Меня это насторожило, и на следующее утро я уничтожила ручей.  Закидала камнями, засыпала землёй.

Как кричала Леся! Она бросилась на меня с кулаками, моя маленькая хрупкая девочка. Я не ожидала такой реакции от неё. Пришлось применить силу, и впервые в жизни я её ударила. Наотмашь, по лицу.
Леся схватилась руками за лицо, и посмотрела на меня. Она молчала, но взгляд был такой, что мне стало плохо. Ещё через секунду голова заболела так, что мне казалось,  она вот-вот взорвётся. Леся смотрела, не отрываясь, прожигала взглядом,  а мне становилось всё хуже и хуже.

Мы стояли во дворе моего дома,  друг напротив друга, взрослая женщина и маленькая девочка, и я понимала, что против неё мои силы неравны.
Пришлось просить прощение. Но ручей вернуть не было возможности.
Сын, отстранившийся от нас, почти несколько лет не появлялся и проявлял никакого интереса о дочери. Он её просто вычеркнул из своей жизни, как и меня.
Только вот слухами земля полнится и вскоре, до него донеслось, что, то тут, то там, появляется странная девочка и избавляет людей от боли и страданий. И что если позвать её, произнести имя вслух и попросить помощи – она услышит, придёт, поможет.

Мы разбирали семена цветов для посева, сидя в прохладной комнате за столом.
 - Твоих рук дело? – раздался голос сына. От неожиданности я вздрогнула, обернулась. Вскочила, прикрыла собой Лесю.
-Это твоя дочь, - произнесла я.
- Ну-ну, - усмехнулся сын. – Боль, говоришь, снимает, а с этим справится? – он схватил Лесю за руку и потащил её к порогу. Раскрыл дверь, содрал с неё платье и выставил под палящее солнце.
Леся закричала, её кожа начала покрываться красными пятнами, девочка упала на землю, как подкошенная.

-Ты её убьёшь, - кинулась я на помощь внучке. – Ей нельзя на солнце!
Прижала к себе малышку, внесла в дом, спустилась с ней в погреб.
Опустила её в кадку с прохладной водой. Леся ушла с головой в воду, затихла.  Вынырнула с криком, вдохнула полной грудью,  а на теле ни следа от ожога.
- Ты понимаешь, кто это и чья она дочь? – спросил сын. Он стоял поодаль и наблюдал за нами. Я молча укутала Лесю в полотенце и попыталась пройти мимо него. Он преградил мне дорогу.
-Ты хотела скрыть это от меня, мама?  - произнёс он таким голосом, от которого у меня похолодело внутри.
-Отдай её мне, - он протянул руки. – Ты не представляешь, как мне повезло.
Я сопротивлялась, как могла, но… Он забрал Лесю  и увёз её в свою церковь.
Оставшись одна, я поняла, как мне её не хватает, моей девочки.
 - Не поняла, чья же она дочь? – спросила я женщину.
- Тебе, наверное, это трудно понять, - чуть помедлив, ответила она. – Леся оказалась дочерью водного царя. Водяного, если так удобнее.
- В смысле?
- В прямом, - пояснила женщина. – Сосватали Оксану за обычного парня, да  приглядел для себя её водяной. Полюбил.  Взаимно у них было, как я поняла. Не факт, что не увёл бы из-под венца, если бы я не вмешалась по прихоти сына.
- И что дальше?
- Дальше…  Осталась я одна. А сын замыслил недоброе. Закрыл девочку  в келье, а чтобы она никуда выйти не могла, защиту поставил. Да велел бесам за ней приглядывать.
- Откуда бесы в церкви? – удивилась я.
- Оттуда. Каков поп, таков и приход, - молвила женщина. – Леся девочка чудная, она хоть с кем общий язык найдёт. Те же бесенята мне от неё весточку передали, что плохо ей, что может погибнуть. Собралась я в город, да пришлось  дорогой идти,  без переходов.

-Что так? – спросила я.

 -Сыночка постарался, все переходы закрыл. На всякий случай, чтобы Леся не сбежала. И вот иду я лесом,  по заросшим, забытым тропам передвигаюсь, а впереди туман маячит. Плотный такой, голубовато-зелёный. Думаю, неужто на болото забрела,  с пути сбилась. Вроде не должна, леший бы упредил.  Вдруг  туман очертания обрёл. Стоит передо мной мужчина  высокий, строгий, борода окладистая, кольцами завивается, а взгляд змеиный не даёт с места сдвинуться.


- Слушай сюда, тварь - молвил он басом, и от тембра его голоса у меня мурашки по телу пробежали. -  Оксану со свету сжила, теперь дочь мою погубить решила? Верни мне  Лесю, и быть может,  сможешь вымолить прощение. Чем скорее, тем лучше. Для тебя лучше.  И сыну своему передай, что недолго ему осталось. А чтобы ты не думала, что я тебе пригрезился, это тебе на память, - мужчина прикоснулся к моему лбу перстнем с диковинным камнем.
И с шумом ушёл туманным столпом  в землю.

Я сначала решила, что померещилось. Не может водяной туманом оборачиваться так далеко от воды. Рядом ни реки, ни пруда. Болото и то пересохло, ведь пекло  у нас который месяц стоит. Засуха. Ни дождинки, ни росинки.
А лоб-то горит. Нехорошо мне сделалось. От того места, где перстень коснулся, словно искорки по всему телу пошли. Иду, едва ноги переставляю, а боль с каждым шагом усиливается. Думала, что вспотела так на солнцепёке. Глянула на себя, а всё тело коростой покрыто, язвами. Каждая кровоточит, сочится.
А ноги… Мои ступни с каждой минутой раздирала дикая боль. Не помню, как до той церкви дошла. Кровавый след от самой луговины за мной тащился. Встречные от меня шарахались, как от прокажённой.

Вошла в церковь, сын нахмурился, молча взял за руку, к себе отвёл. Объявил всем любопытным, что отмаливать меня, простую прихожанку,  сейчас будет.
Слышу за спиной шепоток, что батюшка святой, прокажённой не боится.

 - Чего не сидится дома? -  сурово спросил сын. – Хочешь опять всё испортить? Я почти выторговал за девочку силу у водных духов.  Пригрозил, что уморю её на солнце, если её отец не раскроет мне свои тайны. Пусть клады подводные укажет да силой поделится, глядишь, и выживет девчонка.

- Ты не ведаешь, что творишь. Кто ты, и кто водный царь.
- Он всего лишь миф, - усмехнулся сын. – Легенда… Меня ему не достать, в такую-то засуху. А к тому времени, когда осень придёт с дождями, я у него всю силу отниму. Дочь-то он любит.
- А мне что делать? – вскрикнула я.
- Тебе? – равнодушно спросил сын. – Хоть умри. Только не мешай. Я вас с Лесей за территорию церкви на ночь выведу, что-то ей в церкви совсем худо сделалось. Пусть ночью отдышится, мне она живой нужна.

***
- Теперь ты всё знаешь, - молвила женщина.  – Мы с Лесей две ночи провели в шатре, в парке возле церкви. С нас не спускают глаз, везде стоит невидимая охрана. И те ангелочки, которых ты заметила, это бесенята, которые следят за нами.
 Водный царь пошёл на уступки и за дочь готов отдать часть своей силы. Всё должно свершиться сегодня ночью.

- А я-то тут с какого боку? – с недоумением спросила я женщину. 
- Ты не понимаешь,  мой сын не человек давно. Он будет спекулировать, выторговывать за девочку  всё, что можно, но живой её не отдаст. А мне уже не излечиться, всё тело изъело. Я не ропщу, только теперь понимаю, что какую боль испытывала Оксана, когда… Только ты сможешь  помочь, ты умеешь пользоваться переходами и порталами и только тебе удастся отвести Лесю к её отцу. Настоящему отцу.
- Но я не знаю, куда её вести! – вскрикнула я.
 - Зато она знает. Леся хоть и не говорит, но она объяснит. Ты сможешь, я верю, - заплакала женщина. – Помоги, помощи прошу. Не дай ей погибнуть…
 - Пошли, - решительно поднялась я с земли. Вытерла слёзы.
- Дай руку, если не брезгуешь.
Я протянула ей раскрытую ладонь. Она крепко её сжала, и мы шагнули в  темноту.

Через некоторое время, оставляя позади серпантины переходов, мы оказались у шатра.
- Тебя не сразу обнаружат, - почти одними губами произнесла женщина.
Я нырнула в шатёр и увидела Лесю. Девочка тяжело дышала, а по её бледному лицу расплывались синие, резко – очерченные,  пятна.
 - Это сын. Крест свой прикладывал, пояснила женщина.
-Леся, - тихо позвала я девочку.
Та открыла глаза, взгляд блуждающий, мутный. Но она меня узнала, улыбнулась, взяла за руку и сказала:
-Себо нерое. А. Но.
 - Твердит  только это  второй  день. Я не понимаю, что это означает, - сказала женщина.
 - Себо нерое? – переспросила я. – Ничего сложного: небо серое. Окно. Да? – переспросила я девочку.
Та радостно закивала головой и подтвердила:
-Себо нерое. А.Но.
 - Как ты поняла? – ошеломленно спросила Женщина.
-Долго рассказывать, - махнула я рукой. – Какой у нас план? Я знаю, куда её вести, нам бы соглядатаев обойти.
- Я задержу сына, - сказала женщина, а ты, если будет возможность, вспомни обо мне. Потом. Помяни Арину…

За стенами шатра послышался шум и неясный шёпот. Я осторожно выглянула и обмерла. Со стен церкви сползали гипсовые ангелочки. Они оживали буквально на глазах, темнели и вот уже вместо белоснежных оперений торчали чёрные крылья с  когтями на концах. Лики искажены звериным оскалом,  когти скрежещут по  васильковым стенам церкви, оставляя глубокие борозды. «Ангелочки» стекают с колон, со стен,  откуда-то из-под куполов. Сколько же их здесь?!

 -Бегите! – крикнула Арина.
Она вышла из шатра  и направилась в сторону  церкви.
Я взяла руку Лесю, и мы осторожно вылезли из-под стен шатра в сторону парка.
 - Себо нерое,  говоришь, - Кажется, я знаю, где это.
- О как! – раздался голос чуть поодаль. – Леся, девочка моя, неужели ты Крысы не боишься? Портальные они такие, так и норовят чужое заграбастать.
Я обернулась.
Ну и взгляд. Ух, ты, меня пытаются подчинить? Да ладно! Ну, попробуй, дяденька. А откат словить? Не сука. Ни разу. Не совсем я Крыса. И чужого никогда не беру.
Он нахмурился, словно пытаясь вспомнить, где видел меня раньше.
-Ах, ты из этих? – надо же, догадался.   Затрясся весь, будто током дёрнуло. Стоит, вибрирует, с места сдвинуться не может, от злобы перекосило всего.
- Сдохни! Сдохни! Сдохни! - кричит он.
- И вам того же, дяденька, - вежливо отвечаю. – В двойном размере.

Тут и мать сыну в ноги бросилась.
- Мишенька, дитятко, не замай!  -  за ноги своего нелюдя держит.
Тот сделал было шаг,  об мать запнулся, рухнул, как подкошенный.
А нетопыри его с ангельскими ликами, перевёртыши  - недоедыши  окаменели, как только к точке перехода приблизились. Я ведь тоже, не вчера родилась. Говорю же, не сука. Ни разу. Поговорка у меня такая.


Прибыли с Лесей на место. Холодно. Сыро. Дождь моросит.  Серое тяжелое  небо отражается в реке, ветер сосны качает, поёт им колыбельную песню.
Я подняла с берега камень, размахнулась, уже хотела его в воду кинуть – кто-нибудь за девочкой придёт или мне тут с ней куковать. Но Леся меня остановила.
Она сдёрнула платок, распустила свои дивные волосы и запела. Какой это был голос!!! Тёплый, живой, он вибрировал, заполнял собою всё пространство в округе. Серебристый, чистый,  волшебный…

И тут  на поверхности реки словно окно прорубили. Всё вокруг колышется, только не движется небольшой прямоугольник, в котором  отражается часть неба. Вдруг вверх вознёсся столб воды, который превратился в мужчину. Окладистая борода кольцами, проницательные глаза, зелёная старинная одежда.
Он распростёр руки:
- Девочка моя!
- Папа!  - закричала Леся, оборвав песню.
Малышка ринулась в воду, водяной царь подхватил её, прижал к себе. Леся обняла его тонкими руками за шею.
Водяной почтительно поклонился мне, Леся обернулась, счастливо улыбаясь, помахала рукой,  и они рухнули потоком воды в реку.


- Сдохни!!! – услышала я за своей спиной.
Неймётся же человеку. Не сидится на месте.   Ой, боюсь, боюсь. Как от собственной злобы не харя не треснула.
Ладно, придётся принять бой, не бегать же от него по порталам вечно.
И только я сгруппировалась,  как с середины реки молния вылетела. Точечно. Локально. Раз, и нет человека. Был и не стало. Горстка пепла на бережку осталась,  да и ту ветер разнёс…

***
- Вот и вся история, - закончила Татка. -  Слушай, пошли за едой какой-нибудь сходим, а? У меня этот кофе уже знаешь, где булькает?
-Ага, кто-то говорил про разгрузочные дни и про диету? – укорила я Татку.
 - Вот завтра и начну. Я, когда истории свои заново проживаю, знаешь, какая голодная становлюсь? Быка бы съела. Ну не быка, а кусок хорошего мяса точно!
- А мне Оксанку жалко,-  сказала я Татке в прихожей.  – Зонт не забудь, там дождь.
- А чего её жалеть? – удивилась Татка. -  Она на месте, со своим любимым, с Лесей.
- То есть? – удивилась я.  - Ты про это ничего сказала.
-Да? – равнодушно спросила Татка, расшвыривая по прихожей свои вещи. – Вечно этот зонт куда-нибудь запропастится.  – Пошли без зонта. Не сахарные, не растаем. Я ж тебе говорила, что не..  Ни разу…  Порталы разные бывают.  Не только в месту не привязанные, но и ко времени. «Ага, - сказал Штирлиц и подумал: «Не сболтнул ли я чего лишнего?».  Всё, выходим,   много вопросов задаёшь.
-А Арина?  -не унималась я.
- Арина? Вот тут, к сожалению, не исправить. Можно, конечно, сорокоуст заказать за упокой, но думаю, что тётка она сильная, без нас и на той стороне обойдётся. Ты так и будешь меня изводить своими дурацкими вопросами или мы идём за вкусной и полезной едой? –рассердилась Татка.
- Молчу, молчу, - сказала я  и мы обе рассмеялись..

Продолжение следует. Наверное…