Назначение лески

   

Было раннее утро. Мы были на пути в Мальмё, когда помощник редактора позвонил нам на автомобильный телефон. Техас дремал  на заднем сиденье – мы выехали из Стокгольма на рассвете – и даже не пошевелил пальцем. Пришлось отвечать мне. За много лет работы фотокорреспондентом я научился держать одной рукой руль, а другой телефон.

Финн хотел поговорить с Техасом. Естественно.

Я попытался угадать, о чем шла речь, но реплики Техаса ограничивалась односложными вопросами и хрюканьем:

– Где? Что? Хрррх… Что? Ха! Хрррх… Не знаю.

Он опустил трубку.

– Где мы, чёрт возьми?

Вопрос был идиотский, поскольку мы только что проехали указатель, оповещавший, что это въезд в Хилингард(1). Но Техас любит строить из себя утомленного звёздного репортера, а у меня нет никакой причины разрушать его иллюзии. Поэтому я ответил.

Техас снова забубнил в телефон:

– Хилингард. Что? Недалеко? Ладно, мы завернем туда.

Финн выдал очередь, наверняка снабженную крепкими словечками. Я не слышал, какими именно, но почувствовал их смрад. Финн Эрладсон, шеф-редактор нашей «Вечерней газеты», имеет особое красноречие. Идеальное на все случаи: пугать реалиями жизни студентов факультета журналистики и стажеров, подрабатывающих летом, успокоить нудное начальство и лишний раз укрепить Техаса в мысли, что он действительно репортер мировой величины.

Техаса на самом деле зовут не Техас. Это его псевдоним, но я, увидев его паспорт, понял, почему он взял его. Фамилия у него как у немецкого барона, но имя словно выдернуто из какого-то генеалогического древа «Властелина колец» Толкиена. Если можно так выразиться.

На самом деле Техас не переоценивает себя. Он чертовски талантливый репортер, в этом нет никаких сомнений. Он раздолбал ноутбуков больше, чем кто-либо в «Вечерней газете», а его голова – весьма своеобразный архив всех возможных и невозможных – скорее, невозможных – сведений. Поэтому каждый журналист в газете сверяет свой материал с фактами Техаса.

Когда в редакции проходил ремонт, он был единственный, кому разрешили остаться в своем кабинете. Его клетушку даже не трогали. Председатель правления заглянул было туда, побледнел и вышел. Вот так и сидит Техас в своем чулане наверху и следит оттуда за всем, что происходит в газете. И помогает всем.

Финн кончил чадить, и Техас выглядел намного бодрее:

– Дуем в Альвесту, это за Вернамо. Да, глухомань… В этой дыре только что  нашли убитого пастора. Ещё недавно он сам угрожал женщине-священнику. Оголтелый мужской шовинизм. А теперь ему проломили голову. Отличная сенсация, если это так. К тому же мы первые, кто знает об этом, нам только что сообщил один парень из Вернамо. Он слушал радио полиции. Там сейчас даже нет полицейских машин.

Он выжидательно выпрямился со своими ста с лишним килограммами. Тот, кто говорит о детях в канун Рождества, не знает, как меняется в лице 28-летний шведский репортер вечерней газеты с мечтами о звездной славе, когда он разнюхивает что-то сенсационное. Scoop(2) то есть. Но кто, чёрт возьми, тут говорит по-английски.

Я взял недозволенную скорость, мы промчались через Вернамо и свернули на старую дорогу к Альвесте. Финн хорошо объяснил, как нам ехать, и Техас без проблем вывел нас из леса на извилистую проселочную дорогу. Единственный раз, когда он ошибся, мы заехали на чью-то ферму и чуть не задавили овцу. Мои замечания о сходстве между овцой и выражением лица Техаса не были оценены по достоинству.

Мы все-таки нашли эту деревушку с белой, как везде в Швеции, церковью на центральной площади. Дом священника находился  чуть поодаль. Во дворе стояли четыре патрульных машины и около дюжины людей. Двое из них были в гражданской одежде, но выглядели полицейскими больше, чем даже полицейские машины.

Я свалил навес и въехал во двор. Молодой полицейский с козлиной бородкой бросился к нам, размахивая руками, но я объехал его и остановился подальше. Когда он подбежал, Техас уже вылез из машины и с интересом изучал его красное лицо.

– Слушайте, какого чёрта, – начал было полицейский, но дальше этого не пошёл.

Хороший репортер не только нюхом чует сенсации и делает материал с места событий. Хороший репортер может поймать кого угодно и разговорить его – или её, если уж на то пошло. У Техас это получается дьявольски виртуозно.

Он высок, метр восемьдесят с лишним, и, как я уже сказал, грузен. У него длинные,  зачесанные назад подчеркнуто растрепанные волосы, и он курит огромные дьявольские трубки, пахнущие борцовской раздевалкой. Он говорит, что Гидеон Фель его кумир. Я не знаю, кто такой Гидеон Фель, наверное, какой-то малый из детектива, но если этот Фель – толстый приятный человек, то Техас подражает ему хорошо. Жутко хорошо, как говорят в Гётеборге.

Техас доброжелательно посмотрел на мент… на полицейского:

- Хррх… Ну и что здесь произошло,  - спросил он, сложив свои подбородки в глубокомысленные складки и вынимая трубку из кармана.

Полицейский  посмотрел на Техаса, на машину с логотипом вечерней газеты, потом опять на Техаса.

– Ну… - неуверенно начал он.

Я достал из багажника сумку с фотокамерой, слушая их вполуха. После ряда предварительных маневров Техаса парень смягчился. Ссориться с нами причины не было. Пока Техас, похожий на Санта-Клауса, переодетого в хиппи-переростка, выпускал клубы дыма, выпятив свой внушительный живот, полицейский кое-что рассказал. Что его зовут Томас НастИ, что их патрульная машина первой приехала сюда. Что убитого в своей спальне священника, Карла Хэгквиста, который не любил женщин-коллег, обнаружила утром его сестра Май-Лис. НастИ видел труп и рассказал – не без дрожи в голосе – что служитель Божий лежал в пижаме на животе, с проломленным затылком. Не нужна была никакая медэкспертиза, чтобы понять, что его можно отправлять в крематорий.

Техас что-то прилежно записал в блокнот и проверил, правильно ли он написал имя НастИ. Тут прибыли криминалисты, и НастИ быстро ушел.

Техас привычно отступил на пару шагов назад, чтобы я смог сделать пару снимков – полицейских во дворе и патрульных машин сбоку. Вышло неплохо. Двор священника выглядел точь-в-точь как церковь в любой Смоландской(3) деревушке - большой, несколько обветшалый, с неухоженным фруктовым садом вокруг и с солнечными часами на постаменте перед дверью. НастИ выпятил грудь и выглядел сурово и даже эффектно. Финн будет доволен.

Я сделал несколько кадров для сенсационного заголовка и на полную страницу в газете. Чёрт их возьми, у нас были более приличные снимки, если бы криминалисты не увидели нас. Некоторые просто откровенно мрачнели, когда речь шла о фото для газеты.

Техас продолжал вытягивать подробности, а я вышел со двора на улицу и тут же поймал выжидательный взгляд мужчины лет шестидесяти. Даже после небольшой практики можно легко вычислить местных гиен среди сотен народа. И получается никогда не ошибаться. К тому же  настоящая гиена имеет много информации.

Мужчину звали Йохан Август Нильсон. Я щёлкнул его пару раз, а кроме того, он видел машину с логотипом и был готов к откровенности.

По отношению к убитому Хэгквисту мнение собравшихся было двояко. Пожилые люди и frimicklarna(4), коих была большая группа, сочувствовали ему. Молодежь и более здравомыслящие считали его мерзавцем. Йохан Август, хоть и относился к старшему поколению, не был верующим, и тоже считал его мерзавцем.

– Сам посуди, он ругался и орал, если кто-то иногда выпивал рюмку водки. А сам частенько пил в Хальмстаде нехристианские напитки, - сказал он голосом, полным негодования. – Но жаль, что с ним такое случилось. Он был не так уж плох, но его сестра – настоящая ведьма, хоть она и сестра священника.

Старая история. Техас, кстати, пару лет назад в одной из своих статей довольно хлёстко обличил  смоландских попов в том, что их походы в Гётеборг заканчиваются обильными попойками. Статья вызвала большой ажиотаж, «свободники» взбесились и угрожали «Вечерке», помимо прочего, подать жалобу в РО(5)  - но я не помню всего. Тогда Техас пошел с козырного туза – мы опубликовали серию фотографий. Это были сильные снимки: тайные свидания самых рьяных «свободников» с девочками, а Техас и по сей день уверяет, что это из-за плохого качества печати над их головами выступили чёрные линии. 

Простите, я отошёл от темы. Так вот, Йохан Август также рассказал, что Май-Лис была не замужем и вела домашнее хозяйство брата. Она считалась консервативной и проводила непримиримую компанию против женщин-священников. В конце концов одна из таких женщин, бывшая приходским священником, была вынуждена взять отпуск по болезни, поскольку со стороны Хэгквистов существовала угроза её жизни, подчеркнули стокгольмские газеты. Но, по словам Йохана Августа, её запугивала Май-Лис, а не священник-недотёпа. Я слушал его и одновременно следил за Техасом, который ударился в сленг с ещё нестарым коллегой НастИ.

В это время подъехала полицейская машина. На заднем сиденье между двумя полицейскими сидел молодой усатый человек с угрюмым выражением лица. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что его визит в дом священника был не добровольным, а по усиленной «просьбе» полиции.

Я успел щёлкнуть пару раз, когда автомобиль проезжал мимо меня, спешно попрощался с Йоханом Августом и пошел за машиной.

Тут из дома на крыльцо вышел маленький щуплый человек с лицом, изрезанным морщинами, с редкими седыми волосами и странным взглядом – любезным и бесстрастным. Он был одет аккуратно и скромно, как небогатый старый англичанин, который пытается одеваться так, чтобы выглядеть на пару ступенек выше по социальной лестнице, но при этом скрывает эти усилия.

Увидев его, мы с Техасом ахнули – мы с ним хорошо знакомы. Его зовут Ханс-Оке Ронквист, он детектив из Гётеборга, и хороший детектив. Он предпочитает работать один, и он раскрыл немало запутанных дел, в которых полиция увязла. Он настоящий дьявол по части разговорить людей – он служил  в KU(6)  - думаю, он даже отучил бы врать шведских послов в Париже, как бы невероятно это ни звучало. Но он никогда не зазнаётся, и это снискало ему уважение среди коллег, которые ценят его за профессионализм и немногословие, в отличие от бюрократов, которые заняли все руководящие должности в полиции. Он один из тех, кто в большей степени полагаться на здравый смысл, чем на служебные предписания, и его тихое, но упорное нежелание заниматься очковтирательством является главной причиной, что после 30 лет работы инспектором  он по-прежнему остается инспектором. В Швеции есть понятие логики, и Ронквист является ярким примером тому.

Техас и Ронквист не курили трубку мира, они даже по-своему любят друг друга. Но Техас работал с некоторыми делами, которые расследовал Ронквист, и тот был не очень благодарен Техасу за его «вклад», если можно так выразиться. Как я уже говорил, Техас любит детективы, поэтому он обнародовал несколько вещей раньше, чем того хотел бы Ронквист - в том числе ограбление супермаркета в Хисигене(7).

То, что Ронквист здесь, говорило о серьезности преступления, но не было неожиданностью – он иногда «дает себя взаймы», неофициально, конечно, и с соответствующего молчаливого согласия начальства.

С Техаса разом упали обе его маски – добродушного болтливого дядюшки и утомленного и пресыщенного репортера мировой величины.

– А ты какого черта здесь? – вздохнул  он.

Ронквист мрачно взглянул на него.

– Твои манеры оставляют желать лучшего, – заметил он сдержанно. – То же самое я бы хотел спросить у тебя. Посторонним вход в дом запрещен, это касается и журналистов и не в последнюю очередь, тебя. Тебя, впрочем, в первую очередь.

НастИ побледнел, а его коллега выглядел сконфуженным.

–  Кончай, Ронквист, – сказал Техас, который быстро пришел в себя. – Я знаю законы так же хорошо, как и ты. А кстати, кто это? – спросил он с притворной небрежностью, когда хмурого молодого человека вывели из полицейской машины, и он в сопровождении полицейских вошел в дом священника.

– Никаких комментариев, – сказал Ронквист, подходя к нему. – Успокойся на час, и ты получишь свою кость и даже с мясом, – добавил он негромко, так, что его услышали только Техас и я. Его глаза насмешливо блеснули, но Техас только кивнул головой.

– Ладно, – сказал он. – Но не пытайся выпинать нас. Иначе мы пролезем в окно.

Это была бессильная угроза, и Ронквист мягко улыбнулся.

– Нет, конечно. Ваш фантазийный суп, который вы готовите для завтрашнего выпуска, мне нужен, как кошке пшеница, – сказал он и ушёл.

Я быстро изложил Техасу все, что услышал от Йохана Августа. 

–  Хорошая работа, Андерс, – сказал Техас. – У меня несколько другие сведения. Женщину-священницу зовут Инга-Лизе Нордаль, она из Норвегии. Ей 35 лет, она всего на пять лет моложе убитого пастора. И она красива, говорит  НастИ, действительно красива. Это во-первых. Во-вторых, есть свидетель убийства – старуха, что живет вон в той хибаре.

Он мотнул головой в сторону маленького домика напротив.

– Старуха была поклонницей священника и постоянно следила за ним – её кухня находится на втором этаже напротив окон спальни пастора. Чёрт его знает, что она там увидела, но как только прибыла полиция, она прибежала и заголосила, что пастора убил дьявол. Полицейским пришлось повозиться с ней, прежде чем они услышали что-то вразумительное.

Он кивнул НастИ и его коллегам, которые облегченно вздохнули и даже заметно впечатлились дружелюбной «конференцией» Ронквиста с нами, и теперь осторожно подошли к нам.

–  Надо же, вы знаете Ронквиста, – не то спросил, не то констатировал старший по имени Фальклёв.

–  Как же, мы работали раньше вместе, – сказал Техас, и небольшая часть истины была в этом. – А кто тот чувак, которого привезли полицейские?

Фальклёв и НастИ обменялись быстрыми взглядами, но беседа Ронквиста с нами смела все их сомнения в отношении нас.

– Это Нильс Нордаль, брат женщины-викария, – сказал Фальклёв негромко. – Я слышал, как оперативники говорили об этом. Он приехал в Вернамо вчера и поселился в одном из отелей, но не ночевал там, и его взяли, когда он вернулся в отель лишь утром. Говорят, это дерзкий дьявол. Сейчас криминалисты запросили в Бергене(8) информацию о нем.

Техас и я наверняка выглядели такими впечатлёнными и возбуждёнными, что господа Фальклёв и НастИ горделиво расправили плечи.

– Но чёрт возьми, не думаю, что я сказал что-то особенное, – добавил Фальклёв.

Часа полтора после этого всё было тихо. Техас начал вполголоса  рассуждать, как попасть в дом без разрешения Ронквиста, и я видел, что он это сделает, как Ронквист вышел на крыльцо и махнул нам рукой.

– Заходите, – сказал он. – Только спокойно. И не раздражайте этого блондина с усами. Это Бьёрн Нильсон, шеф криминальной полиции Вернамо, и он не любит газетчиков. И никаких фотографий тела, черт возьми, – сказал он резко мне.

– Я не фотограф-любитель, – фыркнул я в сторону.

Он провел нас, вероятно, в гостиную, загроможденную старой солидной мебелью, которая смотрелась бы уютно, если бы не была покрыта мрачным тёмно-зелёным сукном и не выглядела настолько неиспользуемой. В комнате пахло старой пылью, смешанной со слабым запахом табачного дыма. Это было подходящее помещение, чтобы принимать вдову недавно умершего местного политического туза, но жить здесь было бы невозможно. Стол портила своим видом полированная статуэтка из чёрного дерева в виде сидящего старика с большим круглым животом.

– Что вам известно? – спросил Ронквист без обиняков.

Техас изложил всё в общих чертах, утаив, конечно же, наиболее интересные подробности, но нарисовал довольно хорошую картину, которая даже меня убедила, что мы знаем больше, чем на самом деле.

Ронквист вздохнул.

– Не так уж много.

– Ну, давай, не томи, – сказал Техас. – Этот парень Нордаль. Что с ним? Кто вам указал про него? Признался он вам, что делал вчера вечером?

Ронквист молча смотрел на него, и мне показалось, что он мурлыкал про себя.

– Хорошо, я выложу карты на стол, – сказал он неожиданно. – Нордаль весьма интересная фигура. С его слов, он приехал в Вернамо вчера, чтобы набить пастору морду. Вчера же он арендовал автомобиль и навестил свою сестру. Потом поехал обратно, но машина сломалась и он всю ночь колесил по проселочным дорогам, прежде чем нашел дорогу обратно в Вернамо.

– И что, сходится? – спросил Техас.

– Да вроде бы. Вчера в восемь вечера он действительно покинул гостиницу. Его автомобиль был найден на одной из просёлочных дорог. Не заводится. Один из наших парней сейчас там.

Он сделал паузу.

– Машина сломалась по дороге отсюда. По словам Май-Лис Хэгквист, он приезжал к ним, но она его не впустила. И старуха Израель, соседка, подтвердила, что к дому священника подъехал автомобиль между полдесятого и десятью вечера. Конечно, ей за семьдесят, но у неё ястребиный глаз и плюс дальнозоркость. Она даже клянется, что это был тёмный «Вольво», как у одного из её внуков. Машина, которую арендовал Нордаль, тёмно-синего цвета.

Мы навострили уши. Старуха Израель наверняка и есть тот свидетель, о котором говорил Фальклёв.

– А что старуха видела сегодня утром? – спросил Техас.

Ронквист, рассматривавший узор ковра на полу, поднял глаза.

– Кто вам это сказал? Пустомели в униформах?

– Мужик один во дворе по имени Хаммарблом, – непринужденно соврал Техас. 

– Нам еще не всё ясно с Нордалем, – сказал Ронквист. – Персонал отеля подтвердил, что он вернулся в гостиницу в полдевятого утра. В этом и есть камень преткновения. Старуха Израель клянется, что Хэгквист был убит чуть позже восьми утра, и это сходится с данными предварительной экспертизы. Но во имя справедливости  надо сказать, Нордаль не мог убить человека и добраться до Вернамо пешком менее чем за полчаса, тем более по окрестным дорогам.

– Может, кто-то подвёз его, – предположил я.

– Может, – согласился Ронквист. – Ну, тогда это пилот ралли, для которого езда по извилистым дорогам дороже собственной машины. Мы, конечно, проверим, но не думаю. Инга-Лизе Нордаль в это дело не замешана. Она снимает квартиру вместе с подругой, у которой как раз этой ночью болел желудок, поэтому она не спала вообще. Потом госпожа викарий приняла хорошую дозу снотворного, подруга это видела.

– Что ты знаешь о Нордале? – спросил Техас.

– Дважды сидел за кражу со взломом, - сказал Ронквист неожиданно послушно. – Мастер отпирать любые замки. Но в последние время он вроде изменил свою жизнь. Снимает квартиру, у него есть подружка и работа. Работает слесарем, кстати.

У Техаса заблестели глаза.

– А что видела старуха Израель? – спросил он вкрадчиво.

Ронквист посмотрел ему в глаза.

– Хм… Как раз в восемь утра она сидела на кухне и видела, как пастор подошёл к окну в своей спальне и распахнул его настежь. Все знали, что он любит свежий воздух, хотя спит с закрытыми окнами. Вдруг он пошатнулся, открыл рот, вытаращил глаза и скользнул вниз. Она подумала, что с ним случился сердечный приступ, и сразу же опустилась на колени, чтобы помолиться Господу за его скорейшее выздоровление.

– Но она наверняка видела больше, – настойчиво сказал Техас – Кто ещё был в комнате с ним?

– Абсолютно никого. Старуха клянется спасением его души. Она говорит, что видела какое-то движение за спиной Хэгквиста как раз в тот момент, когда он упал, но она уверяет, что это был не человек. Когда она поняла, что Хэгквист был убит, она заявила, что сам Люцифер убил его. Потом вообще понесла какую-то околесицу. Фрёкен(9) Хэгквист пришлось успокаивать её. С мокрым полотенцем.

– И что ты думаешь о старухе? – спросил Техас.

– Если не считать предполагаемого убийцу, то, что она видела, она описала точно.

Ронквист встал и начал мерить комнату широкими шагами.

– Нордаль врёт, это ясно. Он был здесь прошлой ночью. Но вопрос – он ли был в спальне пастора в восемь утра? А если был, то почему Хэгквист не позвал на помощь? Его сестра к тому времени уже проснулась, но она ничего не слышала.

– Может быть, он прятался в шкафу, – предположил я.

Но Ронквист покачал головой.

– Ни в шкафу, ни под кроватью – Май-Лис Хэгквист не лучшая хозяйка, поэтому пыль везде нетронута.

Он посмотрел на нас.

– Нордаль лжет или недоговаривает, это ясно. Оснований, чтобы задержать его, достаточно, но ни один арестованный не даст больше показаний, если мы не имеем  достаточно улик против.  А мы вряд ли докажем, что он может сделаться невидимкой добраться до Вернамо меньше чем за полчаса по проселочным дорогам.

Он резко остановился. Даже Техас не нашелся, что сказать. Некоторое время было полное молчание.

– Ну что ж, пойдемте, - сказал Ронквист наконец. 

Спальня находилась в торце дома. Она была просторной и низкой и выглядела ещё ниже из-за тяжелого чугунного светильника с большим металлическим шаром на дне. Маленький Ронквист спокойно прошел под ним, но я и Техас ударились бы, если бы не смотрели вверх.

Священник стоял и смотрел в окно, когда был убит. Он лежал на животе, откинув голову назад, левой щекой прижавшись  к стене. Крови не было, но затылок был вдавлен и раздроблен. Полицейские эксперты все еще работали, и высокий мужчина лет сорока с ухоженными усиками  руководил ими. Он повернулся и с раздражением посмотрел на нас.

– Ничего не трогайте, – сказал он и вышел из комнаты.

– Sure(10), – ответил Техас, скользя взглядом по стенам и полу.

Мебель здесь тоже была старая и тяжёлая. Широкая кровать из тёмного дерева, которой по меньшей мере было лет 70, старое бюро, несколько стульев. Напротив окна стоял шкаф, и в приоткрытую дверцу были видны какие-то рыболовные снасти. Техас заглянул внутрь и расширил глаза, увидев новый хорошо сшитый костюм из дорогого материала.

– Какой у него был рост? – спросил он, измеряя глазами длину брюк.

– Почти метр девяносто, – ответил Ронквист, и его голос звучал удовлетворенно.

Техас повернулся и стал изучать дверь в комнату. Он осторожно коснулся рукой наличника над дверью и что-то пробормотал.

– Нашёл что-нибудь? – спросил я.

– Пыль. Толстый гвоздь и старую электропроводку, – сказал он, и чёрт его знает, почему у него был такой довольный голос.

Он медленно обошёл комнату, внимательно оглядывая мебель, постельное бельё, осмотрел лампу на потолке, как будто никогда раньше не видел лампы, обследовал труп взглядом, насколько это было возможно. Затем он подошел к Ронквисту.

– Где бечёвка? – спросил он.

Ронквист вздрогнул и изменился в  лице, а эксперты удивленно подняли глаза.

– Бечёвка, – неопределенно повторил он.

– Или леска, – настойчиво сказал Техас.

Ронквист взглянул на него.

– Да, – сказал он медленно. – Леска. Ну да, была здесь на полу.

Радость разлилась по лицу Техаса. Он сделал дикое усилие, чтобы не улыбаться так широко, но у него не получилось.

– Мы увидели достаточно, – сказал он самоуверенно и вышел из комнаты. Я и Ронквист, этот маленький детектив, в уголках рта которого задержалась лёгкая улыбка, последовали за ним.

Техас вышел на крыльцо и прислонился к перилам.

– Могу ли я написать, что вы арестовали Нильса Нордаля как подозреваемого, – спросил он с преувеличенной непринужденностью.

Ронквист поднял брови.

– Я думал, что достаточно объяснил вам проблему, – сказал он ласково, как ребёнку.

– Мой дорогой Местерс…. хррх… Ронквист, – сказал Техас и состроил одну из самых приятных своих мин. – Ведь все совершенно  очевидно. Все факты в ваших руках. Просто включите свои мозги.

– Таа-ак, – сказал маленький Ронквист и прислонился к перилам напротив. – Может господин частный детектив объяснит нам, несведущим из Скотланд-Ярда и других полицейских участков?

Что-то в его голосе заставило меня почуять подвох, и Техас также видел его недоверие. Но он, ни говоря ни слова, вытащил свою старую трубку из кармана, медленно и обстоятельно набил её табаком и прикурил. После этого он замигал глазами как сова, состроил лучшую из мин доброго Санта Клауса и встал в позу читающего лекцию.

– У Нордаля есть мотив и есть профессиональные навыки. Проникнуть в эту хибару ему ничего не стоило. Такой допотопный замок даже я мог бы открыть, хоть я и не слесарь.

Я посмотрел на дверь и подумал, что это возможно.

– То, что Нордаль узнал от своей сестры и о чём никто из них не хочет признаваться – это то, что именно она сообщила ему привычку пастора открывать окно по утрам. Факт, как говорится, общеизвестный. Прижмите её по этому вопросу, и я держу пари, что я прав.

Техас сладко потянул трубку и продолжал:

– Нордаль взломал замок ночью. Но не для того, что своими руками  убить пастора. Он поступил иначе. Он закрутил леску вокруг тяжелого светильника, провёл леску за гвоздём над дверным наличником, а потом протянул её к окну. Затем он сильно натянул леску, так что светильник  поднялся к потолку, открыл окно, высунул концы лески наружу и закрыл окно. Окно закрывается плотно, крепко держит леску, и соответственно, светильник.

Он многозначительно задёргал бровями.

– Чёрт его знает, почему Хэгквист утром не обратил внимания, что лампа не висит как следует. Он открыл окно, натянутая леска вырвалась, и лампа с дьявольской силой обрушилась на его затылок. Этот круглый металлический шар на дне светильника размозжил ему череп. Старуха Израель видела движение, когда рухнул светильник, но ничего больше. Лампа, может, качалась потом взад-вперед, но вполне возможно, что это она не видела, даже с её зрением. Затем Нордаль спокойно отправился в Вернамо, только для того, чтобы изобразить из себя жертву автомобильной неисправности и оставить машину, что было бы его твёрдым алиби.

Ронквист долго молчал, уставившись в пол. Прежде чем он успел сказать что-либо, вышел Бьёрн Нильсон и махнул ему, не глядя на нас.

– Он, наверное, слышал каждое слово, – сказал Техас довольно.

– Звучит убедительно, - с сомнением сказал я. – Это Фаль или как там его, наверняка гордился бы тобой. Но тут что-то не так. Кстати, не должна ли была петля от лески остаться на лампе?

– Нет, если она не была свита в петлю. И его зовут Фель, а не Фаль, Гидеон Фель. Джон Диксон Карр писал о нём, – сказал Техас твёрдым голосом и бросил на меня оскорблённый взгляд.

– Какая-то брешь в твоих рассуждениях. Не все так гладко. Ставлю десять бутылок Bas(11), что я прав!

Он яростно посмотрел на меня.

– Должен сказать, что я не сам додумался до этого, – вдруг признался он с почти смущенным смехом. – Дороти Сайерс описала этот способ. Уверен, Нордаль тоже это знает. Это чертовски просто! Разве ты не читал «Медовый месяц лорда Питера»?

Я покачал головой, и мы долго сидели, молча пока Техас не начал  нетерпеливо раздражаться.

– Как только Ронквист сообщит нам что-то о Нордале, валим отсюда. Но если они будут продолжать усложнять, мы заработаем стресс. Только какие здесь к дьяволу могут быть сомнения? – прибавил он яростно.

Минут через пятнадцать открылась дверь, и Бьёрн Нильсон вышел с немолодой высокой и жилистой  женщиной с тонкими поджатыми губами и жутким блеском в глазах. Он крепко держал её под одну руку, под другую так же её держал другой полицейский. Они молча пронеслись мимо нас и сели в полицейскую машину, которая тут же резко рванула с места. Я был так удивлён, что едва успел достать фотокамеру.

Техас открыл было рот для первого ругательства, как из дома вышел Ронквист и направился к другой машине.   

– Май-Лис Хэгквист задержана по подозрению в убийстве своего брата, – сказал он мимоходом. – Мы провели предварительный допрос, и она призналась.

Он сел в свою машину и поехал вслед за первой.

НастИ и Фальклёв стояли поодаль с раскрытыми ртами и смотрели вслед автомобилям.

Но это было ничто по сравнению с Техасом. Я никогда не видел человека таким расплющенным. Он не сказал ни слова, пока мы проезжали Лунд. Но потом он ругался всю дорогу.


Пару недель спустя мы столкнулись с Ронквистом в Гётеборге. Техас и я только что закончили интервью и шли в одно местечко выпить пива, когда Ронквист проходил мимо. Техас схватил его за руку.

– Ну, ты, мошенник! - заорал он. – Сейчас мы тебе устроим допрос! Я знаю, ты нарочно провёл меня в Смоланде, но я хочу знать, где я сделал промах!

Но говоря это, он ухмылялся, потому что он оправился от неудачи уже на второй день. Из Смоланда мы привезли прекрасный материал, и Финн мурлыкал как кот, и несколько минут говорил по телефону с Техасом без единого ругательства, что было личным рекордом с его стороны. Мы взорвали всю прессу, мои снимки из дома пастора мы сначала продали им оптом и в розницу – а потом, конечно, опубликовали и у себя.

Ронквист, как я уже говорил, порядочный человек. Он улыбнулся своей кроткой улыбкой, зашёл с нами в бар и позволил Техасу заплатить за пиво.

– Твои рассуждения были безупречны, - сказал он любезно, но со смехом в глазах. – Я вначале тоже так подумал. Я тоже читал Сайерс. Но такое безупречно запланированное убийство редко встречается в практике. Это было слишком просто, чтобы быть правдой.

– Ладно, ладно, сыпь мне соль на рану, – сказал Техас со вздохом. – Так как же это было? Как эта ведьма убила его, и почему?

– Она зашла в то утро к брату, чтобы начать ссору из-за той деревянной статуэтки, что стояла в зале на столе. Он купил её где-то за границей, а сестра не выносила её и хотела выбросить. В комнате она увидела его новый костюм, и это подлило ей масла в огонь.

– Костюм? – спросил Техас и растерянно вытаращился на Ронквиста.

– Разве ты не видел? Светло-голубой, современного покроя, далеко не пасторский.  Дело в том, что у Хэгквиста были ужасные угрызения совести за своё отношение – вернее, за отношение его сестры к священнице Инга-Лизе Нордаль. Он навестил её несколько раз, а потом пошло-поехало. Он влюбился. Даже костюм новый купил. Естественно, он не осмелился признаться ей, хотя она, безусловно, догадывалась. Но тем утром он сказал об этом – своей сестре.

– Неужели она убила его за то, что он влюбился, – спросил я, сбитый с толку.

– Ну, это уже было плохо, – сказал Ронквист серьёзно. - И к тому же в женщину-священника, против которой его сестра Май-Лис вела свою агрессивную компанию. Она бы никогда не примирилась с этим. Поймите, это происходит не в Гётеборге или Стокгольме, или даже… в Эскильстуне, а в дремучем Смоланде, где «свободная» церковь вместе с мракобесами, кликушами и противниками абортов до сих пор держит десятки тысяч людей в своих руках.

Ронквист никогда не был дружен со священниками, но сейчас он говорил с необычайной злостью.

– Постой-постой, – сказал Техас. – Значит, старуха Израель лгала?

– Нет, не лгала. Когда она начала наблюдать за пастором, Май-Лис Хэгквист уже была в комнате, у стены возле окна, со статуэткой в руках. Когда её брат распахнул окно, она ударила его этой статуэткой. Вы помните эту статуэтку? С большим круглым животом… из твердого дерева… а Май-Лис Хэгквист сильная женщина. А старуха Израиль увидела движение, не больше.

– Но он же не видела, чтобы кто-то вышел из комнаты.

Ронквист вздохнул.

– Вот это меня тоже вначале ввело в заблуждение, – признался он. – Но она начала горячо молиться. Я не знаю, закрыла ли она глаза при этом или обратила взор к небу – в любом случае, она не смотрела в окна священника. Май-Лис Хэгквист постояла немного, обдумывая, что делать, - и затем, вероятно, на корточках выбралась из комнаты.

– И она призналась во всём?

– Вначале, конечно, нет. Но в конце концов призналась. Её поведение с самого начала было странным, она давала противоречивые показания. Она утверждает, что является орудием Бога. Я думаю, она станет пациентом психиатрической отделения.

Он допил вторую кружку пива и встал, чтобы уйти.

– Эй, подожди, – закричал Техас, так что на него оглянулись. – А леска? Ты же сказал, что леску была на полу? Откуда, черт возьми, она взялась, если он был убит статуэткой?

– Ну да, была леска, – - сказал Ронквист мягко. – Целый моток! Хэгквист был страстным рыболовом. Разве ты не видел снасти в шкафу?

Техас сел и молча смотрел вслед Ронквисту.

– Кстати, – сказал я. – Мы забыли одну вещь…

– Что именно, – спросил он вяло.

– Ты мне должен пиво. Десять банок Bass, если я не ошибаюсь…



                © Johan Wopenka


1 Альвеста, Верамо, Хальмстад, Лунд, Мальмё – города на юге Швеции
2 Scoop (англ.) - сенсационная новость, опубликованная до появления в других газетах
3 Смоланд – южная область Швеции
4 Frimicklar - Члены сект свободного вероисповедания христианского толка. Многие из этих сект экстремальны и консервативны и имеют плохую репутацию -(прим. автора)
5 PO - Пресс-омбудсмен – тот, кто рассматривает жалобы читателей относительно точности материала.
6 Конституционный Комитет шведского Риксдага
7 Хисиген - пригород Гётеборга
8 Берген - город в Норвегии
9 Фрёкен - барышня; обращение к незамужней девушке
10 Конечно, непременно (анг.)
11 Bass – английское красное пиво


Авторизованный перевод со шведского и пояснения Шахризы Богатырёвой