Много шума из ничего, 2-3

АКТ ВТОРОЙ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Там же.

(Входят Дон Жуан Боракио.)

ДОН ЖУАН:
Решился Леонато дочь отдать за графа Клавда.

БОРАКИО:
Я, сударь, этому могу и помешать.

ДОН ЖУАН:
Любой барьер и всякая помеха бальзаму равносильны для меня.. Я ненависти полон к жениху и что ему во вред, то мне — во благо. Что может браку помешать?

БОРАКИО:
Приём от честности далёк, но так искусен, что ни одна душа меня не заподозрит в плутовстве.

ДОН ЖУАН:
Так изложи мне вкратце.

БОРАКИО:
Примерно год назад, я вам уже об этом говорил, я с Маргаритой сблизился, служанкой Геро.

ДОН ЖУАН:
Да, вспоминаю.

БОРАКИО:
Уговорить её могу в ночное время объявиться в окне хозяйки Геро.

ДОН ЖУАН:
Как это может свадьбе помешать?

БОРАКИО:
Весь яд, который я добуду, для блага своего употребите. Глаза откройте принцу на позор, который ожидает Клавда в браке с потаскухой Геро.

ДОН ЖУАН:
Что в доказательство представлю?


БОРАКИО:
А доказательств очень много: введённый в заблужденье принц, расстроенный до нельзя  Клавд, сражённая неправдой Геро, убитый горем Леонато. Букет достаточный  по случаю такому.

ДОН ЖУАН:
Сражаясь с ними, я готов на всё.

БОРАКИО:
Идите и устройте тайную беседу с Доном Педро, с графом Клавдом. Скажите им, что Геро якобы в меня влюбилась страстно. И вы, желая принца с Клавдом  от позора уберечь, хотите лжедевицы заговор раскрыть. Они без доказательств в это не поверят. Тогда им предложите в этом убедиться. Меня  они увидят ночью под окном, услышат, как я Геро называю Маргариту, а та, в ответ, меня любимым называет. И всё случится это перед самой свадьбой. Я постараюсь так устроить, чтоб Геро не смогла нам помешать, а всем свидетелям — в спектакле усомниться. Так мы разрушим свадебные планы.

ДОН ЖУАН:
Пусть, как задумано, сие произойдёт. За тысячу дукатов покупаю вашу хитрость.

БОРКИО:
Слов не жалейте для её хулы, а я не оплошаю в сей затее.

ДОН ЖУАН:
Пойду узнаю дату этой свадьбы.

(Уходят,)





АКТ ВТОРОЙ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

В саду Леонато.

(Входит Бенедикт.)

БЕНЕДИКТ:
Мальчик!

(Входит мальчик.)

МАЛЬЧИК:
Что вы желаете, синьор?

БЕНЕДИКТ:
Пойди-ка в комнату и принеси мне книгу, которую я давеча оставил на окне.


МАЛЬЧИК:
Я мигом, господин.

БЕНЕДИКТ:
Ты меньше говори — быстрее делай.
(Мальчик уходит.)
Не мало удивляюсь я, как человек, который видел дураков, с ума сошедших от любви и насмехался над последними не раз, вдруг попадает в эти сети сам. Возьмём, к примеру, Клавда. Я помню времена, когда его влекли — военный барабан и трубы, теперь он склонен предпочтение отдать свирели с тамбурином. Бывало прошагает путь немалый доспехами вояк полюбоваться, теперь же он готов не спать ночами, мечтая о фасоне нового жакета. Был по-солдатски прям в поступках и речах. Теперь же — речь витиевата, слова замысловаты, как заморские салаты. Ужель и я  смотреть на всё вот так же буду? Сказать я не могу, но думаю, что нет! Хотя не смею побожиться, что и меня в моллюска может обратить любовь. Но кем ни был я по воле чудодейственной любви — я никогда не буду дураком. Вот, скажем, женщина одна — собой великолепна. Что ж — прекрасно! Умом другая, скажем, не плоха. Такого я не исключаю. А третья — добродетельна собою. Пока все три достоинства в одной не повстречаю — никто их них меня не обольстит. Избранница моя должна иметь достаток, блистать умом и добродетелью своей, кротка, красива, благородна, уметь беседы светские вести и музыке внимать. А цвет волос — какой пошлёт господь. А вот и принц пожаловал с Любовью! Пора укрыться мне в беседке.

(Удаляется.)

(Входят Дон Педро, Клавд и Леонато.)

ДОН ПЕДРО:
А что ж мы музыки не слышим?

КЛАВД:
Благоухает вечер в тишине, боясь гармонию нарушить.

ДОН ПЕДРО:
Заметил ты, где схоронился Бенедикт?

КЛАВД:
Да. Аккорд последний прозвучит и лис окажется в сетях.

(Входит Бальтазар с музыкантами.)

ДОН ПЕДРО:
А ну-ка, Бальтазар, пропой нам серенаду снова.

БАЛЬТАЗАР:
Не сможет музыка стерпеть такого исполнения повторно.

ДОН ПЕДРО:
Под маской скромности скрывается талант, не заставляй себя повторно умолять и спой нам.

БАЛЬТАЗАР:
Коль просите — спою. Исполнить просьбу без желания возможно и обмануть надежду на любовь.
ДОН ПЕДРО:
Ты — не словами, музыкой ответь нам.

БАЛЬТАЗАР:
Но прежде выскажу суждение одно: нет звуков в музыке моей, достойных истинного уха.

ДОН ПЕДРО:
То не слова — сплошные ноты. Своими нотами он нас очаровал.

(Звучит музыка.)

БЕНЕДИКТ:
О, боже, как великолепно! Душа волнением объята! Как может вывернуть наружу человека инструмент, который изготовлен из барана, вывернутого наизнанку? Готовьте сумку для монет, когда всё это диво завершится.

ПЕСНЯ.

БАЛЬТАЗАР (поёт):

Вздыхай ли, не вздыхай:
Мужчины всюду лживы.
Они — в плену греха,
Их помыслы блудливы.

Их не удержит плач,
Будь вы Венеры краше,
Мужчина, как палач:
В предательстве — он страшен.

Есть дюжина причин,
Не стоит сомневаться,
Все подлости мужчин
За ширмой их таятся.

Их не удержит плач,
Будь вы Венеры краше,
Мужчина, как палач:
В предательстве — он страшен.

ДОН ПЕДРО:
Да, песня не плоха.

БАЛЬТАЗАР:
Да вот — певец негожий.

ДОН ПЕДРО:
Вполне приемлемо на случай.

БЕНЕДИКТ (в сторону):
Завой собака так — её бы тут же вздёрнули на сук. Не дай-то бог, чтоб этот вой беду накликал. Уж лучше ворона ночного слушать — предвестника несчастий и беды.
ДОН ПЕДРО:
Ты слышишь, Бальтазар? Достать ты должен музыкантов-виртуозов. Чтоб завтра музыка чудесная лилась под окнами прекрасной Геро.

БАЛЬТАЗАР:
Исполню, ваша светлость, в лучшем виде, как велите.

ДОН ПЕДРО:
Спеши же исполнять.
(Бальтазар уходит.)
Идите ближе, Леонато. Не вы ли давеча сказали, что в Бенедикта Беатрис влюбилась?

КЛАВД:
Да.
(В сторону Дон Педро.) Уселась птичка на шесток и воплотилась в слух.
Не мог представить никогда, что эта девушка способна полюбить.

ЛЕОНАТО:
И мне казалось это невозможным. Предмет её любовных воздыханий — Бенедикт, который ей всегда был ненавистен.

БЕНЕДИКТ (в сторону):
Ушам своим поверить не могу! Ужели с места сдвинулась проблема?

ЛЕОНАТО:
И сам не знаю, что об этом думать. Такая страсть — без меры, без ума!

ДОН ПЕДРО:
А может это женское притворство?

КЛАВД:
Вы сами в это верите хотя бы?

ЛЕОНАТО:
Какое, господи, притворство! Вся эта страсть настолько очевидна, что на притворство вовсе не походит.

ДОН ПЕДРО:
И в чём же выражается та страсть?

КЛАВД (в сторону):
А, ну, живее, рыбаки — готова рыбка захватить приманку.

ЛЕОНАТО:
Да в том, что девушка себя изводит, (обращается к Клавду), ведь вам же дочь моя об этом говорила.

КЛАВД:
Действительно. Она мне говорила.

ДОН ПЕДРО:
Да  что такое говорите вы? Я б никогда себе не мог представить, что сердце Беатрис способно на такие страсти.

ЛЕОНАТО:
И сам бы я поклялся в том, особенно, когда о Бенедикте речь заходит.

БЕНЕДИКТ (в сторону):
И сам бы принял это я за шутку, когда б не говорил об этом седовласый и почтенный старец.

КЛАВД (в сторону):
Яд начал действовать — игра пошла ва-банк.

ДОН ПЕДРО:
А может ли она сознаться в чувстве Бенедикту?

ЛЕОНАТО:
То пытка для неё — признаться в этом никогда она не сможет.

КЛАВД:
И это — истинная правда. Когда о том её спросила ваша дочь, то Беатрис ответила ей так: «Как можно о любви писать тому, кого всегда презрением дарила?»

ЛЕОНАТО:
Всегда так говорит, как примется писать. По двадцать раз поднимется с постели, испишет лист и снова спать ложится — не пишется ей, видит дочь, не спится.

КЛАВД:
Когда вы говорили об исписанных листках,  я вспомнил вещь забавную, которую поведала мне ваша дочь.

ЛЕОНАТО:
Прочтя написанное, ей вдруг показалось —  сложились меж листами, меж простынями будто, Бенедикт и Беатрис.

КЛАВД:
О чём я и хотел сказать.

ЛЕОНАТО:
Потом на тысячи клочков письмо разорвала и стала упрекать себя за то, что глупо было бы писать тому, кто посмеётся над её любовью, сказав: «Его я примеряю по себе и знаю, что как бы сильно не любила, сама бы так же с ним я поступила.»

КЛАВД:
Затем, упавши на колени, бьёт в грудь себя, в истерике рыдает, рвёт волоса и к господу взывает: «О, Бенедикт мой милый! О, боже, дай мне силы!»

ЛЕОНАТО:
В деталях всё поведала нам Геро. Настолько Беатрис была возбуждена, что показалось дочери моей — она была готова жертвовать собой. И это всё — не выдумка, а правда.

ДОН ПЕДРО:
Но коль она не в силах объясниться, придётся, видимо, кому-то обо всём поведать Бенедикту.

КЛАВД;
Не думаю, что это — хорошо. Он тут же новость в шутку обратит и жертву окончательно погубит.

ДОН ПЕДРО:
Петли достойна шея Бенедикта за такое. Она прекрасна и чиста, скромна и благородна.

КЛАВД:
Про ум её не забывайте.

ДОН ПЕДРО:
Всего — в достатке, кроме Бенедиктовой любви.

ЛЕОНАТО:
Когда мышление и страсть перечат в юном теле, то страсть над разумом одерживает верх. Кому же, как не мне, её жалеть? Я — дядя Беатрис, её опора и надежда.

ДОН ПЕДРО:
Уж луче бы в меня она влюбилась. Смогли бы мы достоинства свои меж нами поделить.
Я обо всём прошу вас Бенедикта известить. Послушаем, по крайней мере, что он скажет.

ЛЕОНАТО:
Вы полагаете, что это хорошо?

КЛАВД:
А Геро думает что Беатрис умрёт, поскольку жить не хочет, коль её не любит Бенедикт. И жить не хочет,  коль о любви её узнает он. И даже, если он предложит руку, то лучше умереть ей, чем отказаться от насмешек в адрес Бенедикта.

ДОН ПЕДРО:
Я здесь её могу понять. Он может осмеять признание её, поскольку всем известен колкостью своей.

КЛАВД:
И всё-таки достоин он вниманья.

ДОН ПЕДРО:
И сам собою недурён.

КЛАВД:
Да и смекалист впору.

ДОН ПЕДРО:
К тому же блещет остроумием порою.

КЛАВД:
Да и отваги не отнимешь у него.

ДОН ПЕДРО:
Подобно Гектору — я в том не сомневаюсь. Когда ж конфликт какой-то возникает, умом он прежде ссору разрешает иль, как христианин истинный,  обидчика прощает.

ЛЕОНАТО:
Он, почитая бога, сводит ссору к миру, коль нарушает мир, то страх и трепет им руководят.

ДОН ПЕДРО:
Так и поступит он, кто почитает бога, хотя он и острит, порою, не по делу.  Племянницу мне вашу жаль. Придётся отыскать нам Бенедикта и рассказать ему о чувствах Беатрис.

КЛАВД:
Не следует ему об этом говорить. Пусть лучше внемлет доброму совету Беатрис.

ЛЕОНАТО:
Такое невозможно — она скорее что-то сделает с собой.

ДОН ПЕДРО:
Давайте спросим вашу дочь об этом. Быть может, страсти стихнут сами по себе. Мне симпатичен Бенедикт и я желал бы, чтобы он со стороны себя увидел в неприглядном свете по отношению к прекрасной Беатрис.

ЛЕОНАТО:
Обед готов. Прошу к столу.

КЛАВД (в сторону):
Уж если и сейчас не дрогнет сердце Бенедикта, то все старания напрасны.

ДОН ПЕДРО (в сторону):
Такие ж сети мы сплетём для Беатрис — нам Геро со служанкою помогут. Безумная любовь, внушённая друг другу, за неимением такой, неповторимую собой представит сцену, продемонстрирует нам чудо-пантомиму. Давайте же пошлём её позвать его к обеду.

(Уходят Дон Педро, Клавд и Леонато.)

БЕНЕДИКТ (выходя из укрытия):
Такое шуткой быть не может — уж слишком был серьёзен разговор. Поведала им Геро обо всём. Они жалеют Беатрис, погрязшую в сердечные проблемы. Меня желает Беатрис! Достойно это должного ответа. Они считают — я, узнав об этом, замкнусь в гордыне и её обижу. И говорят, что легче примет смерть она, чем выкажет ко мне симпатию свою. Я никогда не думал о женитьбе. Быть может, мне умерить гордость. Тому везёт, кто критику услышав, себя старается исправить. Они твердят — она прекрасна. Я с этим спорить не могу. Умна и добродетельна к тому же. И с этим полностью согласен. Однако, влюблена в меня. С умом её сие несовместимо, но было бы неверно неразумным называть, поскольку я и сам способен по уши влюбиться в Беатрис. Могу попасть я под обстрел её острот, поскольку  никогда не видел смысла в браке. Но разве постоянен аппетит? Из детства лакомство бывает горше редьки. Возможно ль мужа повернуть с дороги непогодой бранных слов и ветром проносящихся острот? Да нет же! Мир плодится должен. Когда мечтал всю жизнь прожить холостяком — в ту пору я не думал ни о ком. А вот и Беатрис — она прекрасна! Я вижу, как любовь её преобразила.

(Входит Беатрис.)

БЕАТРИС:
Я не хотела, но заставили меня вас пригласить к обеду.

БЕНЕДИКТ:
Спасибо, милая, за труд.

БЕАТРИС:
Не более труда — к столу вас пригласить, как и притворства вашего — меня благодарить. Была бы не по силам ноша — уж точно я бы не пришла.

БЕНЕДИКТ:
И всё же — вам по силам ноша?

БЕАТРИС:
Едва несу. Я вижу — вы не голодны, прощайте.

(Уходит.)

БЕНЕДИКТ:
Вот так! «Я не хотела, но заставили меня вас пригласить к обеду». Здесь два значения сокрыто: мы оба потрудились в благодарности друг другу и это не составило труда для нас обоих. Да будь я негодяем и жидом, коль Беатрис не полюблю. Пойду-ка закажу её портрет.

(Уходит.)