Никто никому ничего не должен

Часть первая


Бытовая геометрия

***

Николай Вениаминович потянулся всем своим щупленьким телом, допил кофе, обследовал чашку со всех сторон, развернулся в кресле на 90 градусов вправо и, размахнувшись, шандарахнул чашку об стену . Николаю Вениаминовичу было крайне неудобно бросать посуду об стену справа. Но тут уж ничего не поделаешь: слева от него, вдоль всей стены, тянулись стеклянные полки с его бесценной коллекцией фарфора, прямо перед письменным столом светилось большое окно кабинета, а сзади была дверь. То, что в дверь кидаться посудой ни в коем случае нельзя, Николай Вениаминович хорошо запомнил: двадцать лет назад он чуть не попал чашкой в глаз теще, которая спешила и зашла к нему в кабинет одновременно со стуком в дверь. Коллекцию фарфора безумно жалко, а разбить окно, значит заработать себе лишнюю головную боль, потому что ему еще придется искать людей для ремонта и заплатить им за работу.
Чашка с глухим звуком ударилась об стену и разбилась. Николай Вениаминович тяжело вздохнул и откинулся в кресле.
На первом этаже супруга Николая Вениаминовича резала овощи для винегрета. За годы совместной жизни Валентина Сергеевна привыкла к выходкам мужа. Но Валентина Сергеевна все же была женщиной: очень нежной, немного нервной и чертовски чувствительной. Поэтому грохот наверху заставил ее вздрогнуть. Беда была в том, что в тот самый момент, когда чашка ударилась об стену, нож как раз опускался на деревянную доску, на которой хозяйка резала свеклу. Изменив траекторию, лезвие врезалось в указательный палец левой руки, и там сразу появилась тонкая полоска крови, пролегшая аккурат рядом с другими, зажившими уже шрамами.
- Вах! 
Валентина Сергеевна вскочила со стула, всем телом в мощном порыве подалась к арочному проему в стене, ведущему к лестнице на второй этаж, но вдруг остановилась. Повода для скандала еще не было. Она сама оборудовала в кабинете Николая Вениаминовича место для бросания и битья посуды. Вот, если бы знать, что он бросил чашку не в то самое место, тогда – да! А так, чего уж там… Николенька уже много лет кидается посудой, и никогда еще не бросал куда ни попади чашки и блюдца. Маловероятно, что на этот раз он промахнулся. А раз не промахнулся, нечего и скандалить.
У Валентины Сергеевны и без этого хватало забот. Сегодня, ближе к вечеру, приедет ее мать. Она позвонила утром и безапелляционно заявила, что город давит на ее психику неумолимо, а ей необходимы тишина и чистый воздух. Насчет чистого воздуха мама погорячилась, разумеется. Какой у них может быть чистый воздух, в нескольких километрах от Москвы? А насчет тишины…
Сегодня же, и тоже ближе к вечеру, приедут Соня с Костей и привезут Настю. Соня все последние дни ходит какая-то раздраженная и злится на Костю. Если Соня уже успела поругаться с мужем и выпустить пар, то относительная тишина еще возможна. А вот если дочь держалась до последнего и не устроила мужу скандала до того, то… скандал будет тут, в родительском доме. Ох, и еще какой скандал! Будет тебе, бабушка, и чистый воздух, и тишина, и весь Юрьев день в полном объеме!
Знать бы еще, за что Соня так злится на мужа… Не говорит ведь ничего, только глазами на него сверкает.
«А я при чем? Маму предупредила, что сегодняшний день не лучший день для приезда. Разве она послушала меня? Упрямство – характерная черта Васильевых… Да и Нефедовых тоже.»
Валентина Сергеевна вздохнула. Палец она перевязала, из буфета достала новую чашку для супруга, села обратно к столу и поняла, что у нее нет никаких сил доделать этот проклятый винегрет.
Двадцать шесть лет тому назад Валентина Васильева, студентка первого курса физического факультета МГУ, вышла замуж за Николая Нефедова, студента третьего курса Архитектурного института. Это было в 1985-м году, и молодая семья пережила вместе со своей страной все перемены и передряги. Жизнь вокруг била ключом так мощно по голове и по карманам, что Николай и Валентина как-то сразу сообразили: если они еще и внутри семьи будут устраивать разборки и будут создавать друг другу проблемы, семья не выживет. Они сплотились, держались друг за друга, и их крепость выстояла.
А вот дети… Старшей, Алене, 25 лет. Окончила институт, работает, а про замужество и не думает.
Зато младшая, Соня, выскочила замуж в 18…
- Коля, тебе кофе принести? Или чай? – Валентина Сергеевна очень надеялась, что Николай Вениаминович согласится разбить еще одну чашку. Это дало бы шанс на то, что супруг выплеснет как можно больше энергии до того, как приедут теща и дети.
- Чай!
Валентина Сергеевна метнулась к электрическому чайнику.

***

Соня сидела на заднем сидении автомобиля, Костя сосредоточенно рулил, в салоне звучала классическая музыка. Соня уже две недели ездила на заднем сиденье, и уже две недели в салоне машины фортепиано играло мелодию растерянности. Костя слушал классическую музыку только в тех случаях, когда был растерян. Во-первых, он не понимал, как Соня узнала о его связи с Ритой. Во-вторых, он не знал, зачем они едут к родителям Сони, и что там будет. Жена сказала: «надо отвезти к ним Настю», но Костя чувствовал, что цель поездки совсем другая. Дочку она могла бы отвезти к родителям и на такси. Возможно, Соня хочет, чтобы он, Костя, посмотрел в глаза Николаю Вениаминовичу, когда тот его будет песочить. Да, это возможно. Проблема состоит в том, что Костя не определился, как ему поступить дальше. Если он остается с Соней, ему надо быть тише воды, ниже травы. А если он уходит от Сони, то он и сам, кого хочешь, может пропесочить…
Надо сказать, что Соня его удивила. С тех пор, как они поженились, она никогда не теряла самообладание. Она, конечно, могла покапризничать, могла поныть, могла посмотреть с укором, но чтобы так! Чтобы так поступить?..
Две недели тому назад Костя вернулся вечером домой, как ни в чем не бывало. Когда он открывал входную дверь, почувствовал запахи семейного ужина. Соня готовить умела, и Костины ноздри хищно принюхивались к ароматам яств. Он был голоден, как же он был голоден! Было поздно, Настя уже спала, а Соня сидела на кухне и попивала кофе. Вот черт! Тот кофе в пол-одиннадцатого ночи его ничуть не смутил. А должен был. Соня никогда раньше не пила кофе на ночь. Костя снял куртку, прошел в ванную комнату и помыл руки. Когда он зашел на кухню, ужин уже был на столе. И его опять не смутило, что жена положила себе в тарелку кучу еды. Она, между прочим, никогда раньше не ела на ночь.
И вот, как только Костя закончил с ужином и перешел к чаю, началось. Соня помыла посуду, убрала кое-что в холодильник и спросила:
- Всё? Поел?
- Да, спасибо, - ответил ничего не подозревавший Костя.
- А теперь, друг сердечный, нам с тобой надо поговорить.
Осень приближалась к концу, и Костя сразу стал соображать, сколько сейчас может стоить норковая шубка.
- О чем? – спросил Костя, делая большие глаза. Он был сыт и доволен. Он хотел поиграть с женой в «опять шуба?!».
- О тебе, обо мне, о Рите и о наших будущих действиях!
Чай попал куда-то не в то горло, Костя закашлялся. От непрерывного кашля у него слезились глаза, а Соня спокойно сидела напротив и ждала. Костя не знал, что сказать. Пока кашляет, он должен придумать, что сказать…
- Сонь, да ты что! Какая Рита? О чем ты?
- Та самая Рита, которая у вас работает заведующей отделом кадров. И не надо лгать! Я уже всё выяснила. Если не веришь, позвони ей или ее мужу и удостоверься.
- Ты что сделала? Ты… как? Откуда?
- От верблюда, разумеется! Снизь тон и послушай. Нет смысла отпираться. Сегодня я была у твоей Риты, и мы с ней мило побеседовали, я потом еле очистилась от клоков ее шерсти. Мы с тобой люди взрослые, и давай не будем сюсюкаться и мямлить. Рита ****ь, а ты мой муж. До нее мне дела нет, а с тобой у меня дочь, дом, семья. Мое слово такое: ты должен выбрать, и выбрать немедленно. Или я – дочь – дом - семья, или Рита. Если ты выбираешь нас, ты немедленно прекращаешь шуры-муры с этой сволочью, остаешься с нами, и больше я никогда не узнаю ни об этой Рите, ни о какой-нибудь другой, Рите или не Рите. Если же ты выбираешь ее, ты сию секунду собираешь манатки и уходишь. В таком случае ты уйдешь с личными вещами и никогда не посмеешь претендовать на что-то еще. Квартира двухкомнатная, нам с Настей хватит. А ты даже половину придверного коврика не получишь! Усек?
Что он мог сказать? Его жена, всегда такая покладистая и тихая, была сейчас похожа на фурию. Он чувствовал, что за ее видимым спокойствием скрывается буря страстей, и он легко может схлопотать  сковородкой по башке. Вот уж точно: в тихом омуте черти водятся.
Дальше было еще хуже. Костя бросился в ноги жене и умолял простить и забыть. Это было жестоко! Это было ужасно. От воспоминаний того вечера Костю трясет две недели. А Соня простила и забыла, вот только на другой день села в машину не как раньше, на переднее сидение, рядом с Костей, а на заднее. С чего бы это?
Были еще вопросы. Например, знает ли Соня о его предыдущих любовницах? Как-то слишком уж резко обрывали они с ним связи. Да, теперь Костя понимал: его жена – кладезь сюрпризов. С нее станется.
Конечно, Соня знала кое-что. Несколько лет тому назад Костик был в санатории. Работа у него на самом деле не сахар: зимой и летом на колесах, бывает, и поесть не успевает. Жизнь снабженца большого завода не сахар, да. И поехал он в санаторий. Больше отдохнуть, чем лечиться. А вернулся оттуда какой-то мечтательный и вальяжный. Соня сразу смекнула: что-то с ним  происходит. Не дура, чай. Тогда же начались загадочные звонки по ночам. Костик вскакивал с кровати и бежал на балкон с телефонной трубкой. Она понаблюдала за мужем несколько дней и пошла на телефонный узел, где заказала распечатку звонков за последнюю неделю. Позвонив по незнакомому номеру телефона, Соня поговорила с какой-то девчонкой. Девчонка была молодой и нахальной, а Соня была настроена серьезно. Так что они сначала друг друга не поняли. Пришлось Соне узнать по номеру телефона адрес малышки и съездить к ней в гости. В тот раз обошлось без рукоприкладства. Дома были девчушка и ее мать. Они пытались поскорее выпроводить Соню из квартиры, и в процессе общения с ними Соня поняла, почему. С работы должен был вернуться отец молодой да ранней, а он как раз не был в курсе приключений доченьки. Тогда Соня пригрозила, что не уйдет, пока не вернется отец семейства. Тут женщины переглянулись и железно обещали Соне оставить в покое Костика. Слово свое сдержали, звонки прекратились, Костик поскучал с недельку, и жизнь вошла в привычную стезю. А девчушка та была настроена серьезно. Косте ничего так и не рассказала ни о звонках Сони, ни о ее визите. Замуж собиралась за Костю, точно! Вот дрянь!
А с этой Ритой пришлось поцапаться. Эта Рита была замужем за каким-то чиновником, гуляла с каким-то менеджером, и закрутила амуры еще и с ее Костиком. С Ритой просто поговорить не имело смысла, она калач тертый в таких разговорах. О ее похождениях налево весь завод гудит. Так что Соня долго думала и решила поступить так, как и поступила.
Она пошла к мужу Риты прямо на работу. Зашла к нему в кабинет, присела и попросила его поехать вместе с ней домой, к Рите. Популярно объяснив, в чем дело, и акцентируя внимание чиновника на то, что она-де, Софья Николаевна, не имеет ничего против того, чтобы ее муж и его жена сошлись в экстазе на всю оставшуюся жизнь, Соня дала понять этому чиновному мужу, что не отстанет, пока не выполнит свою программу минимум, то есть не поговорит с его дражайшей супругой в его присутствии. Чиновный муж поднял свое солидное тело из чиновного кресла и, тяжело вздохнув, жестом попросил Соню выйти первой из присутственного места.
В квартире чиновного мужа был полный бедлам. Такое бывает у уважающих себя хозяек только после ремонта, когда мастера уже ушли, а помощники по уборке дома еще не пришли. Было заметно, что разбросанные повсюду женские предметы туалета и крошки печенья на журнальном столике в столовой были в этой квартире делом привычным. В центре всего этого величественно восседала в кресле Рита, в сиреневом пеньюаре и в желтых тапочках с белыми помпонами. Муж и гостья прервали ее в очень ответственный момент, когда она красила левой рукой ногти на правой руке. В глазах Риты читалось не то удивление, что ее муж явился в неурочный час без предупреждения, не то возмущение, что он притащил с собой еще и бабу. Рита учащенно хлопала густо накрашенными ресницами, в левой руке застыла кисточка от лака для ногтей, манерно оттопыренный мизинец ловил в воздухе каких-то никому, кроме Риты, не видимых блох. Тьфу, ты!
Пока чиновник что-то невнятно мямлил, Соня взяла инициативу в свои руки и коротко обрисовала ситуацию. Она жена Константина, молодого любовника хозяйки квартиры, она ничего не будет иметь против их связи, если Рита сейчас же сядет в машину, на которой приехали ее муж и она, Соня, и поедет к Соне домой за вещами Константина. Так что «прошу, любезнейшая Рита!», ноги в руки и вперед, к новому счастью. Тут пришла очередь Риты мямлить. Она открывала и закрывала рот, звуки получались у нее через раз. Глазами она больше не хлопала. Руками со свеженакрашенными ногтями Рита комкала на груди пеньюар, пеньюар пачкался и безжалостно мялся. Соня поймала себя на мысли, что этот цвет лака не гармонирует с цветом пеньюара. Нет, никак не гармонирует!
Потом настал переломный момент. Видимо, секунда передышки, которую Соня позволила себе, была интерпретирована Ритой как конфуз. Она вскочила с кресла и набросилась на Соню. Соня у нас женщина миниатюрная, хрупкая. А Рита у своих любовников и у своего мужа всегда считалась бой-бабой. В том, что Рита одолеет Соню и быстро выкрутит ей руки, чиновный муж нисколько не сомневался. Собственно говоря, ему эта маленькая незнакомая женщина тоже надоела. И что она в чужую жизнь лезет, непонятно. Однако Соня сгруппировалась, спрыгнула в сторону, и Рита с разбегу ударилась об стеклянную горку с посудой. «Ба! – мелькнула мысль  в Сониной голове, - Так летят папины чашки». Горка качнулась, переднее стекло разбилось, но Рита успела отскочить без видимых потерь. В прыжке она запуталась в пеньюаре и упала на пол, рядом с журнальным столиком. Пришла очередь Сони показать, на что она способна. И она показала. А потом всё Рите сказала. Сказала в таких выражениях, которых никогда раньше вроде и не слышала. А откуда же она их знает? Непонятно.
Вот! И после всего этого она должна сложить руки и отдать кому-то своего Костю!? Да ни за что!
- Костя, давай заедем за бабушкой.
Костя вздрогнул. Только бабушки ему не хватало!
- Она нас ждет?
- Бабушка тоже собралась сегодня к родителям, в Синицыно. Пускай с нами и едет.
- Ладно.
Что с бабушкой, что без бабушки, один черт. Понять бы еще, зачем Соня его тащит к родителям… Валентина Сергеевна женщина мирная, да и хозяйка радушная. Валентина Сергеевна не позволит, чтобы Костю чихвостили в ее доме! А Николай Вениаминович?.. А что Николай Вениаминович? Он слишком хорошо воспитан и чересчур вежлив, чтобы зятя перед женщинами позорить. А если к себе в кабинет пригласит? Ну, и пригласит, и что? Все равно он слишком добрый, чтобы Косте плохие слова говорить.
Замечательные родители у Сони! Где сейчас таких тестей и тещ найдешь? И он, Константин, позволит кому-то разрушить его семью, отсечь его от Сониных родителей, разлучить с дочерью? Да ни за что!

***
 
Элеонора положила телефонную трубку на аппарат и задумалась. Она уже хотела позвонить и заказать такси, а тут оказалось, что Соня с семьей тоже едут в Синицыно. Ах, да! Ведь Валентина говорила ей, что Соня привезет к ним сегодня Анастасию. При этом Валя дала понять матери, что покой и тишина Элеоноре вряд ли светят…
Она, разумеется, любила и свою дочь, и своих внучек, и эту маленькую юлу – правнучку. С одной стороны, в своей квартире ей не очень весело. С другой стороны, в доме Вали и Коли будет слишком много людей, а Элеонора не любила шумные компании. Раньше в ее жизни было много шума и много суеты. Теперь же она предпочитала жить в тишине и покое, и только изредка на несколько дней выезжать к дочери, чтобы повидаться и наговориться. Ее беспокоила Валентина. За последний год она как-то резко стала сдавать, а ей ведь всего 43 года! Элеонора смотрела на дочь, и ее сердце сжималось от боли. В этом возрасте никто женщине не помощник, кроме собственного желания выглядеть молодой. Молодость сердца – вот что может держать женщину на этой проклятой границе между вчерашними и завтрашними днями. Держать долго и успешно. А Валя окаменела в своих семейных заботах. Валя считает себя счастливой.
Тут Элеонора растерялась. Когда ее мысли скатывались к вопросу о счастье, Элеонора всегда терялась. Она просто не знала, что такое счастье. Это было или смешно, или глупо. И это ее заводило в тупик. Дожить до старости лет, и не знать, в чем счастье, это смешно. А быть старой и глупой это вообще черт знает, что такое!
В последние годы Элеонора много раз задумывалась над смыслом жизни. Все, что она передумала за эти годы, сводилось к двум основным сюжетным линиям: любовь к близким дарит счастье жить ради других, любовь к себе дарит просто счастье. Все это было замечательно, но Элеонора прекрасно понимала, с высоты своей возрастной колокольни, что ни одна из этих сюжетных линий ни фига не дарит никому никакого счастья. Честно говоря, Элеонора выбрала путь второй: любить себя. Муж так любил Элеонору, что как-то сам вел хозяйство. Дочь, Валя, была таким покладистым ребенком, что не требовала особого внимания. Она росла как-то сама по себе. Как она сама по себе могла вырасти таким хорошим человеком – это большой вопрос, но факт остается фактом – она прекрасная дочь! Получилось так, что Элеонора жила для себя, про себя, а семья жила отдельно от нее. И, как ни странно, все вышло, как нельзя лучше. У нее были свои причины не обращать особого внимания на мужа, это – да. Но у нее не было причин не любить своего ребенка. Она и любила. Только издали, отстраненно, тихо и ненавязчиво.
«Слишком ненавязчиво», - подумала с иронией Элеонора, дотягиваясь до коробки на шкафу. В этой коробке у нее лежали маленькие подарки для Насти. И сегодня как раз настал момент достать один из подарочков. Она не может явиться перед правнучкой без подарка! Нет, не может. Она вообще не понимает, как некоторые взрослые люди встречаются с внуками и правнуками, не позаботившись заранее о подарках для них. Дети ждут подарочков, сюрпризов, хоть какую-нибудь безделушку. Элеонора даже не стала снимать коробку со шкафа, она прекрасно знала, что первая попавшаяся вещичка будет хорошим подарком для правнучки, ведь каждая из вещичек в коробке была куплена не впопыхах, а просто потому, что очень понравилась Элеоноре и не абы для кого, а именно для Насти. Она зацепила пальцами коробочку и вытащила ее. Ага, в самый раз: машинка в разобранном виде. Анастасия любит машинки не меньше кукол, а то и больше. Да и занятие ей будет на часок. Посидит, посопит, будет собирать автомобиль, а Элеонора в это время передохнет от ее вопросов.
Лицо женщины озарила улыбка.

***

Уже час, как закончился рабочий день. Сегодня пятница, все сотрудники быстро  собрались и ушли по домам. А она осталась. Что ей дома делать? Ее семья сейчас в Синицыно, у родителей. Даже Элеонора не побоялась наплыва родственников и поехала туда! Настенька, наверное, уже перевернула  весь дом вверх дном. Соня, как пить дать, напекла свой фирменный пирог с печенью, а папа… Папа сидит в своем кабинете и чертит. Алена тоже хотела поехать с ними. Но она боится…
Папа всегда очень тонко чувствует ее настроения. А нынче настроение у Алены не ахти какое. Ей надо решить, как быть дальше. В ее жизни все так закрутилось и запуталось, что она сама боится думать о всех перипетиях. А папа ведь сразу спросит: в чем дело, что у тебя стряслось? И что она ему ответит?
Зазвонил внутренний телефон.
- Алена Николаевна, Вы еще не уходите?
- Ой, да-да, ухожу! Уже ухожу.
Она бы еще осталась, но… Всю жизнь ей мешает вот этот страх не причинять неудобства другим людям. Охранникам пора проводить вечерний осмотр офиса, а она сидит и мешает людям работать.
Алена переобулась, надела дубленочку, взяла сумку и вышла из кабинета. Ее маленькую машинку занесло снегом, и она медленными движениями почистила ветровое стекло. Мобильный телефон с отключенным звуком бесконечно вибрировал в кармане пиджака. Нет, она даже смотреть не будет, кто звонит. Она и так знает, что звонит Дима. Но Алена не может заставить себя поговорить с ним, и тем более не хочет его видеть. Сегодня ей особенно плохо. Она дошла до той черты, где нужно принять решение. Так больше продолжаться не может. Она сама живет, как на вулкане, Дима тревожится, а многие люди, которым ее судьба не безразлична, вообще пребывают в полном неведении.
Алена завела машину и тронулась с места.
Когда она проехала второй раз по кругу и опять оказалась у здания, где находился их офис, Алена встряхнула головой, поднажала на педаль газа и рванула в сторону московской кольцевой автодороги. Она решила поехать в Синицыно. Больше ей все равно деваться некуда.
Она была недовольна собой. Она даже ненавидела себя за то, что оказалась в такой ситуации. В роду у них не было разводов, девушки выходили замуж и оставались замужними, пока смерть не разлучала их с супругами. И выходили они замуж за свободных парней. А она умудрилась связаться с женатым мужчиной. Да так влипла, что теперь осталось только замуж за него идти. Это уже плохо. А если вспомнить еще и о том, что у Димы двое маленьких детей… Трое, трое детей!
Из первой семьи Дима ушел, когда сыну было три года. Теперь он решил уйти от второй жены, с которой у него двое детей: девочке три года, а мальчику два. Рассказы Димы о том, что в первый раз он женился по залету, а во второй раз жена ему сказала о беременности на таких сроках, когда категорически запрещено хирургическое вмешательство, не грели душу Алене. А хуже всего то, что Алена любит Дмитрия, вот это хуже всего. Когда он рядом, она почти забывает о своих сомнениях и тяжелых мыслях. Но забыть о его детях она не может. Хорошо, она еще может допустить, что один ребенок мог получиться случайно (Алену передернуло от этой мысли), но чтобы трое! Чтобы трое детей родились «по ошибке»!?
Многие девушки не обращают внимания на социальный статус мужчины: свободен ли он, женат ли, разведен… Вера Семенова из договорного отдела недавно вышла замуж за человека, которого «отбила» у жены. Некоторые ее осуждали, а вот большинство сотрудников восхищались напористостью Веры и тем, что она боролось за свое счастье до конца. Да и те, которые осуждали, просто завидовали Вере. И все твердят: любовь, любовь!
 А Алена стесняется рассказать всю правду о Диме даже Соне, родной сестре. Соня сразу вычислила, что с Димой что-то не так. Когда Алена познакомила их, сестренка посмотрела на него с подозрением. А потом Соня придумывала всякие предлоги, чтобы не встречаться с Димой, и каждый раз, когда разговор сестер переходил к темам любви, брака и мужчин в целом, Соня умело обходила любое упоминание о Диме.
Алена набрала номер маминого телефона.
- Алло! Мамуль, привет! Ну что, встретила гостей?
- Здравствуй, дочь! Недавно приехали. Элеонора с папой наверху воркуют, Соня с Костей пирог пекут, а мы с Настей что-то собираем. Только я не могу понять, что это у нас будет. Жаль, Аленушка, что ты не приехала…
- Мамуль, а я к вам еду. Я уже близко, свернула к поселку. Скажи Соне, чтобы испекла большой-большой пирог! Я голодная.
Мамин голос стал тихим и нежным:
- Алена, я так рада, что ты решила приехать.
- Всё, мамуль, жди. Скоро буду. До встречи!

***

Дмитрий устал ждать Алену. Кофе пил, чай пил, даже что-то съел, когда на часах было 11 ночи. Пошел мыть посуду, и наконец зазвонил мобильный телефон. Дима бросился к  трубке и с разочарованием прочитал на дисплее: «Ирина». Что еще ей понадобилось?
- Да.
- Дима! У Ромки температура высокая, а я  не могу выйти в аптеку. Дима, привези лекарства!
- Я не могу. Иди и купи сама.
- Дима! У ребенка температура 38,7, плачет, шумит, Оля не может заснуть и тоже плачет. Как я оставлю двоих малюток одних?
- Тогда вызывай скорую.
Дыхание Ирины участилось, и Дима ожидал, что его сейчас накроет поток проклятий.
Ирина, всхлипывая, прошептала:
- Помоги, Дима.
Дима нажал на кнопку «разъединить». Ирина взрослый человек, мать двоих детей, и пусть выкручивается. Она привыкла жить с ним и ни о чем не заботиться, а теперь ей придется подвигать и мозгами, и руками. Ничего, справится.
…Где же Алена? Завтра открытие фотовыставки, которую он организовал, и Алена обещала пойти с ним. Утром он ей звонил, все было хорошо. А после обеда она не отвечала на его звонки. Дима присел на тумбу для обуви в коридоре и написал сообщение: «Любимая, где ты? Я волнуюсь. Еду к твоим родителям». Ответ пришел немедленно: «Не жди, не ищи. Завтра». Дима тут же набрал номер Алены, но она сбросила вызов. Что бы это значило? Сегодня он взял ключ от квартиры друга, отправил того в кино, купил любимые конфеты Алены, купил цветы, ждал ее…
Он перезвонил Ирине:
- Говори, какие нужно купить лекарства!
Она скороговоркой стала перечислять незнакомые названия, и Дима ее прервал:
- Так, Ирина! Я еду к вам. Когда буду в аптеке, перезвоню, и ты мне все продиктуешь.
- Хорошо… Спасибо.
В квартире было неуютно. В глаза бросалась какая-то неприкаянность этого жилища. Дима зашел на кухню и выложил на стол медикаменты. Оглянувшись, он с удивлением заметил, что в их маленькой кухне, как и прежде, царил идеальный порядок. Но Ирине хватало сил только на кухню. В комнате разбросаны детские вещи, кровать не убрана, картина на стене съехала в бок. Оля, раскрасневшаяся от рыданий, прибежала и обняла папины колени. Роман лежал на нижней полке детской двухъярусной кровати. Сил плакать у него уже не осталось, и он  тихо всхлипывал.
- Привет, мои хорошие, - Дима взял на руки Олю и пошел к Роме.
- Оставь Олю, - скороговоркой проговорила Ирина, - Как бы она не заразилась от Ромки.
Дима поставил Олю на пол и подошел к сыну:
- Рома, как же ты умудрился  так простудиться, а?
Мальчик смотрел на отца виноватыми глазами, его ручки судорожно сжимали одеяло, обветренные губы пытались растянуться в улыбку. Ирина тоже подошла к сыну и протянула ему стакан с мутноватой жидкостью:
- Пей, Ромочка, тебе сразу станет легче. Ты заснешь, а утром, когда проснешься, все будет хорошо.
- А папа останется?
- Мы с папой сейчас уложим вас спать. Всё будет хорошо! Пей лекарство, Роман, оно вкусное.
Дима приподнял голову сына и тот послушно выпил всю жидкость из стакана.
- А теперь – спать.
- А папа?
- Папа с тобой. Спи, малыш.
Ирина с мольбой посмотрела на Диму, и тот произнес:
- Давай спать, Роман! Я посижу с тобой, спи.
Когда дети засопели в своих кроватях: Оля тихо и размеренно, а Артем тревожно и сбивчиво, Ирина жестом пригласила Диму выйти из комнаты, и закрыла дверь. В коридоре она, вся красная, почти слившаяся с цветом своего спортивного костюма, смущенно посмотрела мужу в глаза и сказала:
- Давай я тебя чаем напою.
- Нет, Ирина, я не хочу. Мне надо ехать.
- Дима, ты что, правда, ушел от нас?
- Ушел.
- Дима, может быть, ты еще вернешься? Мы же с тобой хорошо жили, Дима.
- Жили, потому что я любил тебя. А теперь я тебя не люблю, Ира, я люблю другую женщину. Ты же знаешь, без любви я не могу жить.
- Не можешь? Но ведь нам не по 18 лет, чтобы сваливать всё на «не могу». Взрослым людям многое приходится делать через «не могу».
- Не хочу. Не хочу и не могу.
- Понятно. Вот теперь понятно. Но как же мне жить дальше, Дима? Как?!
- Так и жить. Квартира у тебя есть, с детьми я буду помогать.
- Помогать… Денег, которых ты мне даешь, хватает только на продукты. Даже лекарства не на что купить. Ромка заболел, и Оле пришлось сидеть дома. Девочка три дня не гуляла. Выйти из дома не могу, продукты заканчиваются…
- Завтра утром я принесу…
- Завтра принесешь, а потом? Ты думаешь, новая жена потерпит, чтобы ты каждый раз, когда заболеет кто-то из детей, бегал к нам с лекарствами и продуктами?
- Она хорошая, Ира. Вот увидишь, все будет нормально.
- Да как же может быть нормально?! Ты хоть понимаешь, в каком я положении? Ты понимаешь, что я тоже человек? Что, если заболею я? Как тогда быть с детьми?
- Ира! Прекрати истерику! Кому сейчас легко? Видишь, в стране кризис…
- Ты что, Дима? О чем ты говоришь? Я тебе о наших детях, а ты мне – о стране! Опомнись! Вот твоя страна, сопит в четыре дырочки. Их судьба тебя должна волновать в первую очередь! Это твоя страна.   
Дима не чувствовал к Ире ни капли жалости. Он долго собирался с духом перед тем, как объявить ей о решении уйти из семьи. Но как только поставил ее в известность, как будто гора с плеч свалилась. В первый раз было куда хуже…
- Ир, перестань. Надоело уже. Мы же с тобой обо всем договорились…
- Договорились!? Это ты говорил, а у меня не то что слов не было, чтобы тебе ответить, у меня воздуха не хватает, чтобы дышать! Да что ты за человек такой? Что за человек…
Ирина сползла по стене коридора на пол и прикрыла лицо руками. Ее худые плечи тряслись от беззвучных рыданий.
- Перестань, детей разбудишь.
Дима взял куртку и вышел из квартиры.

Ира не спала. Она уже много ночей не спала. Временами, ускользая в какой-то вязкий туман, она тут же выползала из него, как будто боялась, что ее затянет навсегда. Ей было 25 лет, еще недавно она была полна сил и планов на будущее. А теперь она чувствовала себя старой, никому не нужной развалиной. Дима не вернется, а она не может справиться с двумя маленькими детьми. Завтра надо позвонить родителям и попросить маму приехать. Хоть с детьми посидит, пока она в магазин сбегает. Мама приедет, и сразу станет легче. С мамой всегда легко. Если она уговорит маму остаться у них подольше, может быть, она сможет устроить детишек в детский садик, а сама пойдет работать. Конечно, сейчас с работой тяжело, но надо попытаться, надо…
Туман стал таким густым и уютным, что Ирина опустилась в него, даже не пытаясь ему сопротивляться. Сил у нее больше не было.

***

Субботнее утро в Синицыно выдалось морозным и солнечным. Ночь ушла и увела с собой много раздумий, сомнений, вопросов. Ночи, они такие: принесут всякую дребедень, помучают всякими мыслями, обнадежат разными мечтами, и ускользнут, уводя с собой все свое добро до следующего визита.
В большом доме было тихо. Соня с Костей пошли кататься на лыжах, мама с Настей играли в снежки, Элеонора еще не выходила из своей спальни, а папа, как всегда, был в своем кабинете. Алена сидела за столом в гостиной и пила крепкий кофе без сахара. Есть ей не хотелось. Она чувствовала себя отдохнувшей и почти счастливой. А до того, как она вспомнила о Диме, она была полностью счастливой. О том, что любовь не только радость, но и боль, Алена знала давно. Но ей еще никогда не было так тяжело.
- Доброе утро, Алена! Можно я с тобой посижу?
- Привет! Я тебе кофе сварю…
- Нет-нет! По утрам я сначала пью чай, а уж потом – кофе. Ты разве не знаешь, что кофе на голодный желудок вреден для здоровья?
Элеонора улыбалась внучке, но глаза у нее были серьезными. Алена улыбнулась в ответ:
- Я тебе чай заварю.
- Позже. Николай стучит по клавиатуре, как заведенный. Хотела почитать немного, а вот, слышу «тук-тук-тук» и не могу сосредоточиться. Пошла бы ты к нему, что ли.
- Элеонора, между твоей спальней и папиным кабинетом капитальная стена! Как ты можешь слышать его клавиатуру?
- Слышу, и все! Не знаешь, кизиловое варенье осталось?
- Знаю. В верхнем шкафчике.
Бабушка нашла варенье, налила чай и присела к Алене.
- Та блузка, которая на тебе вчера была… Ты давно ее купила?
- Давно. А что?
- Она тебе нравится?
- Нравится, а иначе зачем бы я ее купила?
- Да мало ли, зачем… Разве все вещи, которые ты покупаешь, тебе нравятся?
Ох, уж эта Элеонора! Куда она клонит?
- Конечно, нравятся.
- И ты все эти вещи потом с удовольствием носишь? И нет у тебя таких вещей, которые висят в шкафу годами и которые ты ни разу не надела?
- Вроде нет у меня таких вещей… Зачем ты спрашиваешь?
- Мне, знаешь ли, сон приснился…
- Как?! Опять?
- Почему «опять»? Мне просто приснился сон.
- Потому что в прошлый раз, когда тебе приснился сон, у тебя дача сгорела!
- Ты, Алена, не сверкай на меня глазами. Я женщина если и не старая еще, то пожилая, то есть пожившая. Мне твои молнии, что мертвому припарки…
Дом зазвенел и сразу оживился. Румяная и шумная Настя влетела в гостиную.

***

Ирина так сладко заснула, но тревожные мысли не дали ей отдохнуть. Через 20 минут Ира проснулась и в который раз пыталась связать концы с концами. Воспаленный мозг отказывался трезво оценивать ситуацию. Но думать надо! Надо думать, и даже надо придумать, как жить дальше. Диму она хорошо знала, он не вернется, да и регулярной помощи от него ждать не стоит. Ира сама была когда-то его любовницей и прекрасно помнит, как ведет себя Дима по отношению к бывшим женам. Давить на жалость тоже не имеет смысла. Ему теперь наплевать и на нее, и на детей. У него сейчас любовь! И всё, остальное для него не имеет никакого значения. Но сегодня утром он придет, обещал принести продукты. И ей, Ирине, надо составить план, как вести себя с Димой. Первое: не сметь скандалить! Не потому, что больше нет сил на эмоции, а просто потому, что Диме плевать на ее скандалы. Ничего хорошего из них не выйдет, она только еще больше отдалит его от детей. Лучше встретить его с улыбкой, поблагодарить, что пришел и попросить… (или потребовать?) денег. Вот! Запомнить, запомнить, запомнить о деньгах, а то у нее осталось 138 рублей тринадцать копеек. Так… Что еще? Голова кружилась, мысли путались, ее опять утягивало в туман…
У Иры ныло все тело. Она очень боялась заболеть. Ирина встала с кровати и побрела на кухню. Поставила чайник и начала по очереди открывать дверца шкафчиков. Пустые баночки, только пустые баночки. Скоро проснутся дети, их кормить надо! Ирина открыла дверцу холодильника и быстро ее закрыла. Через несколько секунд она набралась храбрости и опять открыла холодильник. Половина отварной картофелины в мундире на полке и ложка творога, сиротливо лежащая на блюдце на другой полке холодильника. В нижнем выдвижном ящике кухонного шкафа она нашла жестяную банку, в которой обычно хранилась мука. Какое счастье! Да тут целое сокровище: две хорошие горсти муки. Ирина высыпала муку в миску, капнула воды, и стала месить тесто. Ну, что-то похожее на тесто. В соли не было необходимости: из ее глаз прямо в миску катились слезы. Ира подумала: «Двадцать первый век, Москва, утро. Ирине Ковалевой нечем кормить двух маленьких детей! Очень смешно…»
К одиннадцати часам утра Ирина поняла, что Дима не придет. Она пыталась дозвониться до него, но он не отвечал на ее звонки. Детей она накормила. У Романа температура немного спала, и он с удовольствием съел и лепешку, и то нечто, что Ира соорудила из творога и картошки. А Оля капризничала, но кое-как проглотила такой же завтрак. Ира жевала до одури кожуру от картошки, потом проглотила ее, проталкивая теплой водой, и доела за детьми остатки лепешки.
Сто тридцать восемь рублей тринадцать копеек… Если пойти в тот магазин, что подальше, но в котором продукты дешевле, ей может хватить на хлеб, курицу и 800 грамм гречневой крупы. Она продержится на гречке и будет нюхать куриные косточки. Нормально. Детям хватит еды на два дня. Может быть, даже на три. Позвонить маме? Вчера эта идея казалась удачной, а сегодня не очень. Мама будет ее ругать… Или грустно так посмотрит и скажет: «А что мы тебе говорили? Ту бросила, и тебя бросит. А ты? Думала, что ты умнее всех?». Лучше бы ругала... Нет, маме пока звонить не надо.
А если найти эту женщину, разлучницу? Найти ее и поговорить с ней. А о чем говорить-то? Когда первая жена Димы, Светлана, пришла к Ирине, Ира даже слушать ее не стала. Они сидели на скамейке в сквере. Светлана говорила, говорила, а Ира курила и думала о своем. Что она ответила Светлане? Она ей сказала: «Ваш муж и ваш ребенок - ваши личные проблемы. Разбирайтесь сами». Сейчас она удивилась, почему Светлана тогда не набросилась на нее. За такие слова любовницам надо давать по ушам! Годы прошли, а Ира до сих пор не очень-то и понимает, зачем тогда к ней приходила Светлана. Посидели, потрындели, и разошлись, как в море корабли.
И что теперь ей, Ире, делать у новой пассии Димы? Слушать то, что она сама говорила четыре года назад другой женщине? Тупик.
А Дима хитрый. Влюбляется только в молодых женщин без детей. Что же он не влюбляется в молодую мать двоих, или троих, детей? У него трое, и у нее трое – справедливо. Ага, справедливо, но бьет по карману. А так, влюбился, женился, детей наделал, и в кусты, к новой любви! Здорово, конечно.
…Сто тридцать восемь рублей тринадцать копеек.

***

Костя продолжал пребывать в растерянности. Соня была с ним слишком веселой и нежной. Эта женщина сведет его с ума! Он-то ожидал, что Соня ведет его к родителям, чтобы мозги ему прочищать, а родители, похоже, вообще не в курсе дела. Значит, получается, что она на самом деле простила и забыла? Костя хоть и хорохорился, но Соню потерять не хотел. Так получилось, что его прошлый поход налево, так называемый санаторный роман, прошел незаметно для жены. Он получил немного физического удовольствия на стороне и массу положительных эмоций. А приятно, черт возьми, когда молодая и смазливая девчушка теряет от тебя голову! Да. А вот с Ритой он дал маху. Потерял бдительность. Рита не особо волновалась за свой моральный облик в глазах сослуживцев и знакомых. Рисковая девка! А ее муж? Странный тип. То ли он и правда ничего не знает о романах своей жены, то ли все остальные не знают чего-то о правилах семейной жизни этой пары. Костя честно признавался себе, что развода он боится больше всякого стихийного бедствия, даже больше, чем он боится в это тяжелое время потерять работу. Как он будет жить без Насти? Это уму непостижимо! Жена, она сегодня здесь, а завтра она может быть, где угодно. Сегодня жену зовут Соня, завтра ее могут звать Оля. А Настя, она всегда останется Настей! Настя это что-то! Костя, сам того не замечая, улыбался. Без Насти жизни нет никакой. Без ее шума, гама, и даже без ее битья посуды. Это она в деда, наверное. Только дед бьет посуду намеренно, а у Насти этот фокус сам по себе выходит. Бывают дни, что по две чашки разбивает.
Костя хорошо помнит, как он боялся притронуться к Насте, когда ее привезли из родильного дома. У нее были такие махонькие ручки, такие малюсенькие ножки! Костя с трепетом прикоснулся пальцем к ее ладошке, и испугался еще больше, когда дочь цепко ухватилась за кончик его указательного пальца.
Жены могут приходить и уходить, а вот дочь он никому не отдаст. Он так любит наблюдать, как она растет, как меняется цвет ее волос, как ее взгляд приобретает новые выражения…
Развод! Чтобы пришел чужой дядя и воспитывал его дочь? Чтобы чужой дядя наблюдал, как Настя учится видеть и слышать этот мир? Костю передернуло. И Соня… Она очень хорошая. Она красивая, добрая, ласковая. И эти выходные у ее родителей, эти посиделки под большим оранжевым абажуром… Надо быть глупцом, чтобы  перечеркивать все это и бежать с высунутым языком по бабам, пока Соня не взбесится и не подаст заявление на развод.
Какой замечательный день! Костя любил такие дни: большой дом, большая семья, много вкусностей и мало суеты. Утренняя пробежка на лыжах в заиндевевшем лесу только придала сил. Когда вернулись, они с Соней по очереди принимали душ, а потом… Соня замечательная женщина! За-ме-чательная. Таких женщин не уступают без боя. А ему и драться ни с кем не надо, ему только надо умерить свой пыл. Вот неугомонная натура! Большие сиськи и упругие попки его так и притягивают… А Соня – огонь. А он уже нагулялся. Хватит! Надо работать, улучшать жилищные условия и родить сына. Вот, как всё просто.
В дверь постучали.
- Заходите!
- Константин, извините, я спросить хотела…
- Проходите, Элеонора Арсеньевна, я не сплю. Прилег, и, знаете ли, даже задремал немного.
- Это хорошо. Молодому организму сон не мешает. Костя, а Вы давно с бабушкой разговаривали?
- Вчера. Я ей вчера утром звонил. У них все хорошо.
- Думаете?
- Да, конечно. А в чем дело?
- Я сегодня позвонила, хотела ее поздравить с именинами: 6 февраля у Ксении именины. Так вот, Алексей Иванович сказал мне, что ее вчера положили в больницу…
- В больницу!? Но как же… Я ничего не знаю. Утром все было нормально, я же звонил…
Костя судорожно стал искать свой мобильный телефон. Он хлопал себя по груди, по бокам, шарил на кровати.
- Костя, телефон на тумбочке.
- А, да! Спасибо!
Элеонора вышла и тихо закрыла за собой дверь.
Сначала Костя набрал номер бабушкиного мобильного телефона. Металлический голос чеканил: «абонент недоступен или…», потом обеспокоенный Костя позвонил деду. Пришлось долго ждать. Наконец, дед снял трубку:
- Да. Вас слушают.
- Здравствуй, дед! Как у вас дела?
- У нас все замечательно, Костик. А у тебя?
- У меня тоже. Где бабушка?
- Ксения в больнице…
- Почему? Что с ней случилось?
- Да ничего с ней не случилось, не волнуйся. Вчера к нам в гости зашел Михаил и заметил, что бабушка твоя непривычно бледна. Он предложил положить ее к себе в клинику, на обследование. У нее там прекрасные условия, она одна в палате. И телевизор у нее есть, и холодильник…
- Дед, но зачем такая спешка? И какой смысл ложиться в больницу в пятницу? Подождали бы до понедельника.
- Понимаешь, Костик, у Михаила в клинике как раз освободилась эта палата, очень хорошая палата, с окном на юг. Весь день солнце в комнате. Представляешь, какая прелесть? И потом, Михаил сам дежурит в воскресенье, а сегодня он заезжал навестить бабушку. В пятницу провели уже кое-какие исследования…
- А почему ее мобильный телефон не отвечает?
- Что ты!? Телефон у нее сразу отобрали. Вдруг ей кто-нибудь позвонит во время важной процедуры, или, еще хуже, когда она спать будет? Что ты, с телефоном никак нельзя.
- Ладно, дед. Ты завтра собираешься в больницу?
- Собираюсь. Завтра к бабушке можно с одиннадцати до пяти…
- Жди меня. Я приеду к тебе в половине одиннадцатого.
- Да ты не волнуйся, Костик! Я к ней схожу.
- Нет уж, дед! Я тоже пойду к ней. Завтра жди!
- Ну, ладно. Как скажешь…
Разговор с дедом не успокоил Костю. В среду он заезжал к своим старичкам, Соня им свежий «Киевский» торт велела отвезти. Бабушка чаем угощала, бодренькая была, веселая. Дед тоже веселился с поводом и без него. У Кости даже возникла мысль, что старички приняли по стопочке. Может быть, и приняли за обедом, так что же в этом такого? Это было в среду, а в пятницу ни с того ни с сего какой-то Михаил вдруг решает, что его бабушке надо ложиться в больницу, причем срочно. Завтра все выяснится. Как раз завтра Михаил дежурит, и Костя у него справится о состоянии бабушки.
Когда-то Костин дедушка был известным врачом, а Михаил - одним из его многочисленных учеников. Много лет Костя не слышал о Михаиле. Дед как-то говорил, что он работает в Америке, а бабушка была уверена, что тот давно забросил врачебную практику и занялся бизнесом. Как бы то ни было, года два назад Михаил вернулся в Москву и возобновил связь с дедом. Дед рассказывал, что его ученик открыл собственную клинику и его дела идут в гору. Ну, и слава Богу!

***

 Воскресным утром молодежь уезжала в город. Соня заявила, что тоже хочет навестить бабушку Кости, Алена бормотала что-то о необходимости заехать в автосервис. Настя прыгала по всему дому, перебегала из комнаты родителей в комнату Алены и обратно. Было решено, что Анастасия остается гостить у бабушки с дедушкой. Николай Вениаминович в кои-то веки оставил свои чертежи и вальяжно пил кофе на кухне, где Валентина Сергеевна упаковывала детям с собой гостинцы. Элеонора сидела у окна в гостиной с раскрытой книгой на коленях и наблюдала за дочерью и зятем.
Николай ей никогда не нравился. Маленький, худющий очкарик, вечно витающий в каких-то облаках, вечно погруженный в какие-то мысли. Зануда. Много лет назад, когда Валя сказала родителям, что хочет выйти замуж, Сергей, муж Элеоноры, воспринял новость с радостью. Он считал, что молодежи, особенно парням, вредно ходить в бобылях до тридцати лет. Он был уверен, что образ жизни свободного, не обремененного семейными заботами человека, входит в кровь того человека, становится не только привычкой, но и необходимостью порхать по жизни легко, весело и безответственно. А вот Элеонора сильно сомневалась в необходимости выходить замуж в семнадцать лет. Валя с Колей дружили со школы. Позже детская дружба переросла в юношескую любовь, но и это Элеонору не беспокоило. Коля поступил в институт, а в институтах студентки жаждут не столько знаний, сколько любви, и Элеонора была уверена, что Коля найдет среди однокурсниц подружку. Дни уходили, складываясь в месяцы и годы, а Валя продолжала ходить с Колей в кино. Элеонора уже подумывала начинать волноваться, а тут Коля ушел в армию. К тому времени Валя стала барышней видной, из маленькой невзрачной девчушки превратившись в симпатичную жизнерадостную девушку. В том, что появление у Вали нового кавалера всего лишь дело времени, не было никаких сомнений. Но дни опять уходили, опять сложились в годы, Валя поступила в университет, Коля вернулся из армии…
Тихий и всегда во всем соглашающийся с супругой Сергей Анатольевич в первый раз в жизни настаивал на чем-то вопреки Элеоноре, и она сдалась. Она бы не отказалась так скоро от своей позиции, но в ее жизни тоже была когда-то первая любовь. Коля ей не нравился, ей не нравилось то, что Валя спешит захомутать себя семьей, но она боялась настаивать на отсрочке свадьбы. Все-таки на кону было счастье ее дочери. Свадьбу в ресторане сыграли в октябре, а как только Вале исполнилось восемнадцать лет, в ноябре, молодые расписались. Потом неожиданно для себя  Элеонора стала бабушкой. Событие ее возмутило, она считала себя слишком молодой для того, чтобы быть бабушкой. Но Аленку она полюбила сразу. Элеонора настояла на том, чтобы молодые жили отдельно, уговорила Сергея снять им комнату недалеко от Валиного университета, а сама нашла няню для Алены. В то время у Элеоноры был молодой любовник, и она потребовала у родных, чтобы внучка ни в коем случае не называла ее бабушкой, а только Элеонорой. Это было важно для нее. Так она, сорокапятилетняя, не чувствовала себя старухой рядом с тогдашним любовником, горячим тридцатилетним молодым парнем.
По субботам они с Сергеем приезжали к детям, привозили несколько сумок с продуктами и немного денег. Николай возился на коммунальной кухне, молодые утыкались носами в учебники, а Элеонора сюсюкалась с Аленой. Когда через год родилась Соня, нянечка без лишних слов, за небольшую доплату, взяла на себя и заботы о Соне. Валентине удалось окончить университет, ни разу не воспользовавшись академическим отпуском. После института Николай удачно устроился на работу, позже и Валентина пошла работать. Молодые отказались от материальной помощи родителей, а через несколько лет они уже проживали в собственной кооперативной квартире. Элеонора Николая так и не полюбила, но уважала и признавала его человеческие и отцовские качества. Она с ужасом думала о том, что много лет назад могла настоять на их разрыве. Хорошие мужья, знаете ли, большая редкость. А если в семье есть любовь, то какое еще нужно женщине счастье? Вот и получается, что Валентина права, считая себя счастливой…
Первая любовь Элеоноры давно осталась в прошлом. Сколько лет пролетело, а она с замиранием сердца вспоминает Гришу. Молодым лейтенантом встретила она его в парке Горького. Элеонора стояла в очереди за мороженым, а подружка ждала ее в другой очереди, за билетами на чертово колесо. Гриша подошел к ней и улыбнулся. Они купили три мороженых, потом купили три билета на аттракцион, потом подруга ушла, а  Элеонора и Гриша гуляли в парке до вечера. Уже было темно, когда они расстались у подъезда Элеоноры, договорившись встретиться здесь же на следующий день. А на следующий день первым делом они узнали, как зовут друг друга. Гриша служил где-то в Подмосковье, но  сейчас Элеонора даже не помнит, в каком городе и в каких войсках. Да и неважно это сейчас. Любовь у них получилась такая светлая, беззаботная, радостная! Им было так хорошо вместе! Элеонора училась на третьем курсе медицинского института, и Гриша говорил, что это очень удачно. Врачи и медицинские сестры нужны в воинских частях, в военных госпиталях, поэтому куда бы их ни закинули жизнь и военное руководство, у Элеоноры всегда будет работа рядом с мужем. Сергей ревновал Элеонору к Грише, приходил к ней домой, сидел и ждал ее допоздна. А Элеонора возвращалась со свиданий поздно, счастливая, раскрасневшаяся, с припухшими от поцелуев губами. Что она могла сказать Сереже? Только то, что говорила всегда. Сергей был другом детства, но не более того. Его ухаживания были и остаются бесполезными, она ему никогда не подавала надежды на что-то большее, чем дружба.
Гриша ждал перевода в Красноярск. Поэтому они с Элеонорой решили пожениться и уехать вместе. Вопрос с переводом в Красноярский медицинский институт был обговорен Элеонорой в учебной части своего института, и там не видели никаких препятствий для перевода. Все складывалось, как нельзя лучше. Во вторник папа уезжал в трехдневную командировку, и Гриша с Элеонорой решили не комкать сватовство, а дождаться возвращения ее отца. К тому времени из Каунаса в Москву как раз должен был приехать отец Григория. Молодые планировали помолвку на субботу.
Отец Элеоноры был недоволен, что его любимая дочь выходит замуж за военного. Жизнь военного не сахар, а эти их постоянные переезды, эта жизнь на колесах… Но дочь свою он так любил, что не мог не видеть этого света, который воцарялся в их квартире от взглядов молодых, он не мог не замечать счастья, в котором пребывала Элеонора. И ему пришлось смириться с тем, что дочь уедет с этим молодым человеком, что у него, у ее отца, не будет возможности видеть ее, когда он того захочет, что разговаривать они будут по телефону, а видеться – один раз в год. С этим отец и  уехал во вторник к вечеру на вокзал. Мать одобрила план молодых и начала капитальную уборку квартиры.
Во вторник вечером Элеонора была дома. Она перемыла посуду и теперь ставила ее обратно в буфет. Гришу она ждала только послезавтра. Звонок в дверь заставил девушку вздрогнуть. Неужели Грише удалось вырваться к ней на часок? Но в дверях стоял Сергей с охапкой роз. Он поздоровался с Элеонорой, решительно прошел мимо разочарованной девушки в квартиру и направился на кухню, где мама чистила столовое серебро. Сергей положил цветы на стол и обратился к хозяйке:
- Я встретил на Киевском вокзале Арсения Павловича. Я провожал тетю в Житомир. Арсений Павлович сказал, чтобы Элеонора пошла со мной.
Единственный человек, к которому у мамы были вопросы, был ее муж. Но на дворе стояли шестидесятые годы, о мобильных телефонах москвичи даже не мечтали. Мама так и сидела с вилкой в руке. Она боялась смотреть на дочь. А дочь не знала, что и думать. Отец вначале был против ее брака с Гришей, но ведь это было недоразумение! Ведь они обо всем поговорили, все решили, и отец так хорошо принимал Гришу в их доме! Что же могло произойти? Как такое могло случиться? Элеонора не чувствовала ни рук, ни ног. Она онемела в дверном проеме.
Сергей повернулся к ней:
- Поторопись, уже поздно.
Мама молчала. Сергей уже был в коридоре и протягивал девушке синие босоножки. Элеонора надела их и вышла из квартиры.
Гришу она больше не видела. Никогда. В тот вечер Сергей отвез ее к своей бабушке, в Коломну. Там они жили несколько месяцев. Все это время Элеонора ходила, как сомнамбула. Она мало ела, мало пила, мало разговаривала и мало спала. Потом она плохо себя почувствовала,  и бабушка заставила Сергея отвезти девушку к врачу. Она была беременна. В тот день, после поликлиники, Сергей отвел Элеонору к родителям.
Пока мама собирала на стол, дочь сидела и разглядывала стены, а отец пригласил Сергея в  комнату. Иногда оттуда были слышны папины громкие слова, иногда до слуха Элеоноры доходил твердый голос Сережи. Потом мужчины пришли и сели за стол. В полном молчании они глотнули чаю, и Сергей с Элеонорой ушли.
Только после рождения ребенка она узнала: да, Сергей в тот проклятый вторник встретил ее отца на вокзале. Они перекинулись парой фраз и расстались. Отец сел на поезд, а Сергей долго сидел в зале ожидания. Он долго думал и придумал план. Элеонора все равно ускользала. Она выходила замуж и уезжала, поэтому у Сергея не оставалось даже надежды, что как-нибудь когда-нибудь он сможет ее добиться. И он пошел ва-банк. Он ничего не терял, но мог выиграть счастье! Он поехал к Элеоноре и заявил, что ее отец велел ей уйти с ним. Арсений Павлович был авторитетом в своей семье. На этом сыграл Сергей. И выиграл. Во всяком случае, так он думал.
А Элеонора точно считала себя проигравшей. И она стала изменять Сергею. Сначала это была только месть, потом она привыкла, а еще позже ей это стало нравиться. Жизнь Элеоноры была полна удовольствий, мир был похож на сумасшедший фейерверк. Она шла по жизни, как заведенная, ничего не боясь, ни о чем не думая. Потом родилась Валя.
Сергей работал, как проклятый, у Вали была замечательная няня, два раза в неделю к ним приходила домработница. Элеонора жила, как королева. Элеонора выглядела, как суперзвезда. Она становилась все изящней и изысканней, а ее любовники  - все моложе и глупее. Жизнь удалась!
Привычка жить красиво, в свое удовольствие, заставляла Элеонору быть хорошей женой. Она привыкла к уюту и благополучию, ее тело привыкло к красивым вещам, ее психика привыкла к имиджу прекрасной дамы, замечательной жены и прекрасной матери. Поэтому Сергею изредка доставалась нежность, еще реже - страсть, но постоянно он пребывал в иллюзии, что у него идеальная семья. Элеонора была на высоте!

***

Алена спешила больше всех. Ей позвонил Дима. Он говорил, что очень волнуется за нее, и она была вынуждена сказать ему, что с ней все в порядке и она у родителей. Дима сказал, что едет к ним и отключил телефон. Алена хотела успеть выехать до того, как Дима приедет. Но большая семья долго собиралась за стол, потом Настя заказала оладьи с медом, и мама начала их печь. Было неудобно вставать из-за стола и уходить. А Элеонора смотрела на нее, как на преступницу! У Алены было такое ощущение, что Элеонора видит ее насквозь. Интересно, с какого дуба она рухнула, когда начала этот бессмысленный разговор о нарядах, годами висящими в Алениных шкафах? Она что-то знает? Или догадывается? И как сиреневое платье, которое она купила и ни разу не надевала,  связано с Димой? Ух, с ума можно сойти!
Дима давно уговаривал Алену рассказать родителям о предстоящем замужестве. Алена и сама понимала, что рано или поздно придется это сделать. Она даже думала, что сможет поговорить на эту тему хотя бы с мамой. Но так и не решилась. Мама первым делом спросит, кто он и что он. Он? Да он женатый человек, отец троих детей, младшему два года. Вот радость-то для мамы! А уж какое счастье для папы… Брр, Алену трясло.
Разве полгода назад, когда их с Димой познакомили на вечеринке, она думала, что дойдет до предложения руки и сердца? Молодой женатый мужчина оказывал ей знаки внимания, делал двусмысленные намеки, трогал ее за плечи, звал танцевать. Она подумала тогда: а почему бы и не пофлиртовать с женатиком? Взбудоражить его воображение, подразнить его либидо и в конце вечеринки помахать на прощание ручкой… Разве она могла знать тогда, что женатые мужчины такая легкая добыча?
На следующий день Дима ждал ее у выхода из офиса. Она сама сказала ему, где работает и по счастливому стечению обстоятельств (!) оказалось, что его офис рядом. Дима пришел без цветов, выглядел и вел себя буднично. Алену это ввело в заблуждение, она подумала: ну и ладно, случайная встреча, ничего такого тут нет и быть не может. Опять же по счастливому стечению обстоятельств у Димы оказалось два билета в театр, а его друг не смог с ним пойти, поэтому не пропадать же билету, он приглашает ее на спектакль. Алена позволила себе улыбаться и весело щебетать, что театр она очень любит, и с удовольствием согласилась. После спектакля Дима посадил ее на такси и на замечание Алены, что с таксистом она расплатится сама, не возражал. Это тоже создавало иллюзию, что никто никому ничего не должен, и никто ни за кем не ухаживает. Потом опять случились вечеринки у общих знакомых, потом Дима поцеловал ее в танце, потом он пригласил ее на чашку кофе… И когда Алена опять вспомнила о его детях, она уже была привязана к Диме.
Все казалось не таким уж и некрасивым, не таким уж и неприличным. Современное общество терпимо относится к романам женатых и замужних на стороне, современное общество приветствует свободные отношения. В современном обществе принято думать, что если муж гуляет или уходит из семьи, в этом виноваты как минимум двое: и муж, и жена, но современное общество склоняется к мысли, что все-таки больше в этом виновата жена.
Алена была готова терпеть эту двусмысленность в их отношениях. Она уже знала, что любовь не вечна, что она приходит и уходит, как времена года. Поэтому она верила, что со временем их чувства остынут, и все вернется на круги своя: Дима – к жене и детям, Алена – к своим баранам, то есть в старую жизнь без Димы. Но Дмитрий все чаще говорил Алене, что любит ее и что разведется с женой. Он уверял, что дети ни в чем не будут нуждаться, что он зарабатывает достаточно для того, чтобы обеспечить и новую семью, и детей.
Разумеется, Алена верила Диме. Естественно, принимая решение о замужестве, она принимает на себя и часть ответственности за его детей. Вопрос в другом: так ли сильно она любит Диму, чтобы брать на себя чужую ношу? Ей хочется своего ребенка. А это значит быть в ответе за четверых сразу.
В моменты таких раздумий Алена пугалась мысли, что Диму она не очень-то и любит. Странно. По вечерам, перед тем как заснуть, она вспоминает о Диме с нежностью, скучает по нему, мечтает о их совместной жизни. А по утрам ее одолевают сомнения и вопросы.
- Алло! Сестренка, ты едешь или остаешься? - Соня смотрела на нее с удивлением, - Ты вроде спешила?
- Еду. Конечно, еду!
- Костя с папой уже прогрели машины. Пошли!
Настя подбежала к матери, стала отбирать у нее сумку:
- Я помогу! – а потом посмотрела озорно на Алену, - А Лианола остается!
- Да!? Вот будет тебе на ком отыграться, - засмеялась Алена.
- Но-но! – грозно, но с улыбкой произнесла Соня, - Чур, не доставать Элеонору!
- А кого можно доставать? – Настя удивленно смотрела на мать.
- Никого нельзя! А то придется мне приехать и забрать тебя домой. Или Элеонора сбежит от вас.
Настя задумалась.
Алена стрелой метнулась наверх за сумкой.

***

Клиника Михаила была расположена у черта на куличках.
- Дед, как же ты добираешься сюда? – спросил Костя, когда остановил машину перед высоким забором.
- А что тут такого? Вчера Михаил послал за мной машину. Сегодня тоже предлагал, но я сказал, что приеду с вами.
- Ну, ладно. А то тебе сюда ехать и ехать своим ходом. Если бы рядом была станция метро, а так… Тебе с пересадкой на метро ехать, а от метро еще на автобусе пилить.
- Зато клиника хорошая, персонал обходительный. А Ксения здесь вообще на привилегированных условиях. Как-никак, под личным наблюдением хозяина клиники!
- Хорошо. Пойдем, посмотрим, как там наша привилегированная пациентка.
Михаила в клинике не было. Сестра сказала, что Михаилу Львовичу позвонили и срочно вызвали на дом к тяжелому больному. Она добавила, что Михаил Львович  извиняется перед Алексеем Ивановичем, но обещает вернуться как можно быстрее.
Бабушка сидела в кровати и смотрела телевизор. Палата на самом деле была просторная и светлая, на прикроватной тумбочке стояли цветы, пациентка улыбалась гостям.
- Бабуль, ну что ты себе думаешь? Зачем в больницу загремела?
- Костик, Соня! Как я рада вас видеть! Не загремела, а пришла отдышаться. А то деду то чай, то кофе, то суп, то блины. Только надумаешь пойти отдохнуть от трудов праведных, а его опять кормить надо!
- Ксюша, ну, что ты! Разве я так тебя утруждаю?
- Дай поговорить с детьми! Дома ты мне даже рот не даешь открыть, все сам да сам: то про политику, то про погоду, то про прошлое, то про настоящее.
- Да? А с кем же ты тут разговоры разговариваешь? – дед принял правила игры и теперь старики подтрунивали друг над другом.
Соня открыла холодильник и стала выгружать гостинцы:
- Бабуль, мы фрукты принесли, а мама тебе передала пирожки с капустой и грибами, как ты любишь.
- Спасибо, Сонюшка. Как Валя, как все? Почему Настеньку не привели ко мне?
- Все по-старому. Настя осталась в Синицыно, дышать свежим воздухом, гоняться за соседскими кошками и кататься на лыжах. Тебе все передают большой привет и пожелания поскорее выйти из больницу.
- Спасибо, Сонюшка! Подойдите, я вас обниму, мои родные.
Бабушка уверяла, что у нее ничего не болит, что чувствует она себя отлично. Только обленилась совсем в таких шикарных условиях. Даже кушать она не ходит в столовую, ей все приносят сюда, в палату. Миша очень заботится, чтобы за ней хорошо ухаживали, и чтобы у нее не было ни в чем недостатка. Так что от лени она чувствует только какую-то слабость и спать все время хочется. Вот она и спит сутками, набирается сил. А как выпишется из клиники, то наддаст деду жару!
- Буду его учить готовить! А то ишь ты, жизнь прожил, а даже яйцо варить не умеет.
Бабушке принесли обед. Дед кряхтя поднялся со стула и они все засобирались по домам. Костя опять поцеловал бабушку и опять удивился, что от нее отдает перегаром. «Докатилась медицина! Выпьешь вот такие лекарства, а гаишники тебя прав лишат за вождение в нетрезвом виде».
У регистратуры их остановила сестра и попросила пройти в кабинет дежурного врача. Врач был молодой, но держал себя уверенно. Он предложил всем присесть и начал беседу с извинений:
- Михаила Львовича сейчас нет, он просил меня поговорить с вами. Извините, но придется мне сообщить вам неприятные новости.
Костя опустил глаза, Соня смотрела на доктора, не моргая, и только дед сидел и улыбался, как будто слова до него не дошли еще.
- Понимаете, Михаил Львович просил весь персонал относиться с особым вниманием к Ксении Федоровне. Поэтому мы сделали все возможное, чтобы в пятницу, когда она к нам поступила, провести как можно больше исследований. К сожалению, опасения Михаила Львовича подтвердились: состояние Ксении Федоровны близко к критическому.
- Что с ней? - голос Кости был тихим и потерянным.
- Видите ли, возраст… Возраст дает о себе знать. У нее очень большие проблемы с сердцем, аритмия, предынфарктное состояние, повышенное давление. Кроме того, необратимые процессы в печени и в почках. А сосуды в плачевном состоянии, просто в плачевном.
- И что же делать?
- Будем лечить. В понедельник повторим некоторые исследования, сделаем новые. Ксении Федоровне очень повезло, что Михаил Львович заметил ее состояние и госпитализировал ее. Теперь мы сделаем все возможное, чтобы продлить ей жизнь.
Похоже, что до деда дошел смысл разговора. Руки у него дрожали, в глазах блестели слезы. Когда они вышли в коридор клиники, Соня и Костя еле удержали деда не возвращаться к бабушке.
- Дед, у тебя такой потерянный вид! Бабуля сразу догадается, что это связано с ее здоровьем. Не нужно ее беспокоить. Давай мы тебя отвезем домой, ты успокоишься, возьмешь себя в руки, а завтра с новыми силами приедем сюда и повидаемся с бабушкой. Пойдем, дед.
- Сейчас, Костя. Я только Мише позвоню…
Но Михаил был вне зоны действия сети.
- Не отвечает. Почему не отвечает?
- Может, в метро едет. Или на телефоне батарея села.
- Миша на метро не ездит.
- Дед, пошли домой. Позже наберешь Михаила и поговоришь с ним. Пошли, дед.
Алексей Иванович взял Соню под руку и двинулся к выходу.
Костя остановил машину у супермаркета, недалеко от дома своих стариков.
- Дед, пойдем в магазин, продукты купим. Или ты в машине останешься? Посиди пока, а мы с Соней сбегаем. Что тебе купить?
- Ничего не надо. Вчера Михаил с водителем передал продукты. Мне на месяц хватит.
- Ну, ладно, как скажешь. Поехали домой.
Соня ждала в машине, а Костя пошел провожать деда до квартиры. Алексей Иванович долго отказывался брать пакет с готовой едой, которую передала для него Валентина, но внук настоял, и ему пришлось смириться. Вернувшись, Константин сел в машину и застыл.
- Ты что, Костик?
- Сонь, не нравится мне все это. Ты замечала, что бабушка так плоха? Я вот не замечал. Что, я такой бесчувственный? Они же у меня всегда здоровые были. У деда здоровый образ жизни идея фикс, разве ты не знаешь? О бабушке и говорить нечего… Она же всю жизнь ела по часам, бегала по утрам. Они в жизни в больницах не лежали!
- Доктор сказал: возраст…
- У Элеоноры тоже возраст!
- Ты предлагаешь положить Элеонору в больницу? Только ты сам ей об этом скажи.
- Я что, похож на самоубийцу? И знаешь, что еще меня беспокоит? У деда на кухне водка стоит, и стопочка рядом. Как только мы вошли в квартиру, я пакет с едой в холодильник поставил, а дед быстренько стопочку водки принял. Без закуски…
- Переволновался в больнице…
- А ты раньше видела, чтобы у них на столе просто так водка стояла? Всегда перед глазами и всегда под рукой, а? И холодильник ломится от продуктов…
- Костя, давай не будем огород городить. Надо еще с Михаилом поговорить. Может, не все так плохо с бабушкой. И дед… Я думаю, он просто сильно волнуется, вот и открыл бутылку… Костя! У бабушки в холодильнике тоже стояла бутылка водки! У нас в больницах теперь водкой лечат, что ли?
Костя и Соня смотрели друг на друга, как будто видели друг друга в первый раз. Каждый из них боялся говорить другому, что от бабушки пахло перегаром. От бабушки! Она просто терпеть не могла алкоголь. Как от нее могло нести перегаром? Никак.
Костя отвез Соню домой и поехал обратно в клинику. Он должен был увидеть Михаила и поговорить с ним о состоянии бабушки.
Родители Константина развелись, когда ему было пять лет. Отец ушел от них и сошелся с женщиной, с которой его связывала давняя любовь. Сразу после развода в автокатастрофе погибли родители мамы. Дедушка Алексей и бабушка Ксения продолжали общаться с бывшей снохой и внуком. У отца жизнь не сложилась после развода с матерью, он запил и в скором времени умер. Костя с матерью жили в однокомнатной квартире в Медведково. Когда Косте исполнилось двенадцать лет, у мамы обнаружили рак желудка. Необходимо было делать операцию, нужны были деньги. Мама продала квартиру своих родителей в Твери, но вырученных денег оказалось недостаточно. Тогда мама продала квартиру в Медведково, а Костя переехал жить к родителям отца.
Лечение не дало никаких результатов, маму похоронили. Сразу после похорон дедушка с бабушкой написали завещание, согласно которому все их движимое и недвижимое имущество переходило после их смерти единственному внуку, Косте. Но Костя не ждал наследства, он окончил школу с золотой медалью и поступил в хороший институт. Институт он закончил с красным дипломом и хоть времена были тяжелые, ему удалось устроиться в развивающуюся компанию,  на высокооплачиваемую работу. К тому времени, когда Костя женился на Соне, у него было достаточно денег, чтобы купить однокомнатную квартиру в ближнем Подмосковье. Родители Сони добавили денег, и молодые приобрели маленькую двухкомнатную квартирку в Москве, у станции метро «Профсоюзная». Костя продолжал рассчитывать только на себя, он работал, не покладая рук и был уверен, что через два-три года сможет обменять эту квартиру на большую.
Настя, Соня и бабушка с дедушкой были самыми дорогими людьми для Кости. Он жил, вот, жил и ему даже в голову не приходило, что он может потерять кого-то из них. Смерть матери оставила в его душе неизгладимый след. И хотя он давно вырос, и хотя прошло столько лет, Костя не мог думать без боли о своей потере. А представить себе, что теперь он может потерять и бабушку, было выше его сил. Он завел машину и опять поехал в клинику.
Михаил так и не появился в тот день на работе, но Костя взял у медсестры номер его телефона и позвонил. Ничего нового из разговора с Михаилом Львовичем он не узнал. Расстроенный и уставший, Костя поехал домой.

***

Алена работала в крупной рекламной компании. Ее отдел занимался поиском клиентов и продвижением рекламной продукции на рынке. До недавних пор работа была для Алены удовольствием. Ей крупно повезло, после окончания института ей удалось устроиться по специальности. Коллектив оказался веселым и дружным. В компании работали люди разных национальностей и разных возрастных категорий. Все были жизнерадостными трудоголиками, что не мешало им с особым азартом уходить в отрыв во время празднований дней рождений сотрудников. Генеральный директор и его заместитель, они же владельцы компании, свое дело знали, требовали от сотрудников профессионализма и соблюдения сроков исполнения поручений, но в необходимых случаях делали поблажки и шли навстречу интересам и проблемам людей. Финансовый кризис грянул, как всегда, неожиданно, компания потеряла ряд крупных  и кучу мелких клиентов, но сумела удержаться на плаву. Заработная плата не росла уже третий год, но все-таки оставалась на прежнем уровне, а сокращения обошли сотрудников компании стороной.
И все-таки обороты падали. Заместитель директора и финансовый мозг фирмы в одном лице бил тревогу. Генеральный был уверен в том, что в этот сложный период работать без убытков уже большое счастье, но его заместитель настаивал на том, что необходимо незамедлительно принять меры. Конца и края кризиса не видно, а с такими темпами и в таких условиях, работая по старинке, они потеряют бизнес. Да, он так и заявил на одном из последних совещаний с руководителями отделов компании.
И вот, недавно сотрудники увидели, что Генеральный директор прислушался к словам своего заместителя. В один из понедельников октября руководство представило сотрудникам топ-менеджера. Это была женщина неопределенного возраста, между 45 и 60 годами, крашеная блондинка в дорогом костюме и со свинцовым взглядом. В двух словах Генеральный директор представил новую сотрудницу, Светлану Анатольевну, и объявил о ее безграничных полномочиях. Когда ей дали слово, топ-менеджер также кратко поприветствовала аудиторию, выразила надежду на взаимовыгодное сотрудничество и уверила всех, что с сегодняшнего дня они начинают новую жизнь, нацеленную на успешность бизнеса. «Внедрение инноваций, обеспечение роста, снижение издержек, формирование корпоративной культуры» -  закончила свое выступление Светлана Анатольевна.
Голова  у нее ушла в плечи, она смотрела исподлобья, да еще с прищуром.
После этой «летучки» сотрудники ходили, как в воду опущенные. Нет, никто не спорил с тем, что руководство имеет полное право выбирать сотрудников, тем более сотрудников такого уровня. Но уж очень тяжелое впечатление произвела на них эта топ. Кто-то из креативщиков окрестил ее «железная леди» и все дружно поддержали это прозвище. Но топ-менеджеру не дано было оставаться «железной леди» слишком долго…
Ее первой жертвой стала Галочка Арефьева из отдела продаж. Галочка была одним из самых успешных сотрудников компании. Она работала здесь пятый год, собрала огромную базу данных, которую поддерживала в идеальном, то есть всегда готовом к покупкам, состоянии. Коллеги уважали профессионализм Галочки, но нередко пускали в ее адрес шутки, мол, успешность ей обеспечена в любом случае, даже если Галя не будет прилагать для этого никаких усилий. А что? Вполне могло быть и так. Галя Арефьева была так вызывающе красивой, что при взгляде на нее дух перехватывало. Эта красота не мешала Гале быть душой компании. Ей невозможно было завидовать, на нее нельзя было злиться, с ней не получалось ссориться. Галя была одним из тех редких людей, в которых гармонично сосуществовали внешняя и внутренняя красота. Кроме всего прочего, Галя не могла быть соперницей никому из сотрудниц фирмы: она давно была замужем, мужа любила, а в дочери души не чаяла. Ее рабочее место всегда было в идеальном состоянии. Когда она работала, на ее столе лежало не более одной папки и двух-трех разрозненных бумажек. И вот, кто бы мог подумать, что как раз Галочке было дано «открыть парад»?
Первые дни Светлана Анатольевна больше сидела в своем кабинете. Выходила редко, заходила в отделы, подходила к кому-нибудь из сотрудников и требовала отчитаться, чем конкретно он занимается в данный момент, во сколько сегодня приступил к работе, сколько раз выходил на перекур. Тот, кого Светлана брала на прицел, отчитывался перед ней, как маленький ребенок, считая на пальцах годы службы в компании и выкуренные с утра сигареты. Остальные делали большие глаза и переглядывались в недоумении. Метод Светланы внедрять инновации и обеспечить рост был, как минимум, неожиданным.
В тот день, когда Светлана направилась в отдел продаж, никто не ожидал эксцессов. Топ-менеджер вошла в открытую дверь, направилась к столу Гали Арефьевой и, не здороваясь, спросила ее:
- Во сколько Вы сегодня пришли на работу?
- Доброе утро, Светлана Анатольевна! Сегодня я пришла в половине двенадцатого…
- Интересное у Вас отношение к своей работе! У нас, насколько мне известно, рабочий день начинается в десять часов. С чего Вы взяли, что работодатель согласен оплачивать своим сотрудникам не только рабочее время, но и те часы (часы, заметьте, а не минуты!), которые они тратят на решение своих личных проблем в ущерб производственным!?
Галочка встала из-за стола, спокойно и прямо посмотрела Светлане в глаза и вежливо ответила:
- Вынуждена Вас разочаровать, Светлана Анатольевна, но я в это время не решала свои личные вопросы, а встречалась с клиентом.
- Вы врете! С клиентами встречаются в офисе!
- Нет, я не вру. Это наш давнишний и довольно крупный клиент. Он предпочитает организовывать промежуточные переговоры в собственном офисе…
Глаза Светланы бросали молнии по всему кабинету и вдруг остановились на шкафе, стоящем напротив стола Гали. На второй полке выстроились в два ряда бокалы для шампанского из чешского стекла. Она подбежала к серому шкафу и, указывая на эти бокалы, закричала:
- Что это? Почему это здесь? Этот шкаф поставлен сюда для документов, и поэтому здесь должны быть документы! А у тебя что? У тебя тут ресторан, бар, отель!? Что это тут делает?
Светлана Анатольевна так размашисто двигала руками, что зацепила шкаф. Он покачнулся, бокалы звонко перекликнулись между собой. Крайний наклонился и упал на пол, разлетаясь на мелкие осколки.
Галочка Арефьева стояла, не дыша. Она наблюдала за разъяренным топ-менеджером, не мигая. А та развернулась и вышла из кабинета. Галя кивнула головой: «да, жизнь прекрасна». И пошла за веником.
Красота не была единственным достоинством Гали. Арефьева обладала добрым, но твердым и уравновешенным характером, поэтому выходка топ-менеджера не выбила ее из колеи. Галя подмела пол и села обратно на рабочее место. Она набрала номер телефона и, дождавшись соединения, продолжила рабочий день.
После этого инцидента Светлану Анатольевну переименовали в Мегеру, и это прозвище уже преследовало ее до конца службы в этой фирме.
Теперь работать приходилось в условиях, близких к боевым. Каждый день сотрудники ожидали новую выходку Мегеры, каждый день в офисе витала тревога, а менее стрессоустойчивые товарищи дрожали, как осенние листья, при каждом появлении Светланы Анатольевны. Среди сотрудников поползли слухи о сокращении штатов, поговаривали также о переезде офиса в другое помещение, где, по непроверенным данным, рабочих мест для всех не хватало.
Главный бухгалтер переживала больше всех. Ей недавно исполнилось 67 лет. Руководство высоко ценило Татьяну Аркадьевну, она работала в компании со дня ее существования. Но это не мешало ей бояться, что ее все-таки попросят уйти из-за возраста. С появлением же Мегеры Татьяна Аркадьевна совсем потеряла покой. Светлана, похоже, почувствовала внутренний трепет главного бухгалтера и изощренно издевалась над ней. Однажды, встретив Татьяну Аркадьевну в коридоре, она в ответ на ее приветствие бросила фразу:
- Как дела, Татьяна Аркадьевна, Вы еще живы?
А спустя несколько дней Светлана устроила разгром в бухгалтерии. С утра в офис прибыла целая бригада аудиторов, которые разбрелись по бухгалтерии, как тараканы. Пока сотрудники бухгалтерии бегали а архив за требуемые архаровцами документами, те открывали шкафы и ящики рабочих столов, ныряли в компьютерах. Мегера ходила по кабинету, как разбушевавшаяся стихия, ее командный голос был слышен даже у креативщиков, чей кабинет располагался в отдаленном конце коридора. Татьяна Аркадьевна забилась в угол и с ужасом наблюдала за происходящим. 
Этот бардак длился три дня. Когда все было кончено, разочарованию Светланы Анатольевны не было предела. Проверка не выявила никаких ошибок и нарушений. Расплатившись с нанятыми аудиторами, Мегера зашла между делом к креативщикам и, возмущаясь беспорядком на их столах, разбросала на пол бумаги, растоптала ногами, покричала и ушла к себе.
Креативщики - золотой фонд рекламного дела. Куры, несущие золотые яйца – вот кто такие креативщики в рекламном бизнесе. В компании «Золотая середина» их было трое, их берегли, как зеницу ока. Их рисунки и слоганы были, в конце концов, сокровищем рекламной фирмы. Креативщикам всегда позволялось больше, чем всем остальным. Они были на особом счету, с их капризами мирилось даже руководство. Они были людьми творческими и ранимыми.
Поэтому креативщики не стали воду в ступе толочь, а собрались и пошли к Генеральному директору. Тот выслушал их и вызвал к себе заместителя. Креативщикам пришлось второй раз высказывать свое возмущение действиями топ-менеджера и выкладывать свои соображения по поводу ее методов работы. От этого повторного пересказа смысл послания немного смылся, тон рассказчиков стал спокойнее, а в общих чертах все стало казаться не таким страшным и важным.
Генеральный слушал своих сотрудников, хмуря брови, а его заместитель улыбался на протяжении всего выступления и в конце умиротворенно произнес: 
- Не мне рассказывать, каковы цели топ-менеджера в компании. Светлана Анатольевна выполняет свою работу, руководство видит реальные результаты ее деятельности. Обстановка сложная, кризису конца не видно, а нам надо выжить. Вы же понимаете, что мы все обязаны создавать Светлане Анатольевне нормальные условия для работы. А с издержками придется смириться.  Что поделаешь? Нелегка судьба женщины в климактерическом периоде… Надо потерпеть, ребята! И надо работать!
После этого разговора в кабинете Генерального директора, сотрудники офиса были склонны думать, что Светлана Анатольевна всего лишь орудие в руках руководства. На протяжении долгих лет существования компании его владельцы поддерживали доверительную атмосферу в трудовом коллективе. Трудовой кодекс соблюдался беспрекословно, небольшие конфликты в среде сотрудников возникали редко и гасились незамедлительно. Взаимоуважение и взаимопомощь были основными характерными чертами рабочего коллектива компании. С приходом Мегеры вся позитивная аура офиса затрещала по швам. Вседозволенность, которой пользовалась Мегера, невольно приводила к мыслям, что ее цели не в том, чтобы вывести компанию на новый качественный уровень, а в том, чтобы подавить инициативу и творческое начало в коллективе.
Среди сотрудников обсуждалось мнение, что владельцам бизнеса неприятно и неудобно из хороших людей превращаться в плохих, и потому они наняли Мегеру, чьими руками хотят избавиться от половины сотрудников. Было похоже на то, что именно в таком разрезе руководство видело спасение бизнеса: уволить половину сотрудников, а на оставшихся переложить объем работы ушедших, при этом оставляя заработные платы на прежнем уровне. Видимо, это и был план топ-менеджера, который должен вывести их компанию из кризиса: сэкономить на зарплатах. Теперь в офисе компании дурно пахло. Так дурно, что работать в таких условиях было невыносимо. Но никто не собирался увольняться по собственному желанию. Люди работали здесь по много лет, они любили свою работу и прекрасно понимали, что они – больше, чем трудовой коллектив. Они были командой. И продолжали работать, несмотря ни на что.

***
 
Бабушку Константина хоронили в четверг. На похоронах деду стало плохо, и Михаил Львович отвез его в свою клинику прямо с кладбища. Михаил предлагал устроить поминки в ресторане и даже заплатил аванс. Но Константин отказался наотрез от этого варианта. Он не хотел в такой момент долго пререкаться с Михаилом, и резко заявил, что это все-таки его бабушка, поэтому он, и никто больше, будет принимать решение, где устраивать поминки. Дед долго бурчал, но в конце концов согласился с Костей и было решено после похорон собраться в большой квартире на Чистых прудах.
На поминки пришло много народу. Ксения Федоровна всю жизнь проработала в библиотеке иностранной литературы. Ушла она оттуда 5 лет назад, но поддерживала отношения с бывшими коллегами. Провожать ее в последний путь пришли и они, и подруги покойной, и соседи, и Сонина родня. Костина бабушка была светлым человеком, одним из тех людей, для которых жить в мире и согласии со всем светом просто и легко. Бывшие сослуживцы и подруги сетовали на то, что на протяжении последних месяцев Ксения Федоровна перестала им звонить, и все дружно сошлись на мнении, что причиной тому была болезнь, так незаметно подступившая к ней. 
Косте было тяжело слушать эти разговоры. Бабушка ушла так быстро, ее болезнь была такой неожиданной, что он не мог принять ее смерть, как факт. Где-то глубоко в сердце горечь потери боролась с бледной тенью надежды, что это просто сон. Костя знал, стоит только  слабой надежде сдаться и угаснуть, ему будет еще хуже. Он помнит, как болит сердце, когда безвозвратно уходят родные люди.
Костя вышел на кухню, позвонил деду, но его телефон не отвечал. Тогда он связался с Михаилом, и тот его попытался успокоить: «Алексей Иванович чувствует себя нормально, принял лекарства и теперь спит».
Соня подошла к мужу и присела рядом с ним.
- Костик, ты как?
- Нормально.
- Держись, Костик. Нельзя падать духом. Нам с тобой еще деда поддержать надо, мы не можем скукситься. Ты когда к Алексею Ивановичу поедешь?
- Завтра, Соня. Завтра и поеду. Он сейчас спит, да и поздно уже.
- Я с тобой. Завтра на работу не выйду, отпросилась у начальства. Поеду с тобой, а потом в Синицыно, Настю навещу. Вечером вернусь.
- Замучаешься… Надо все-таки машину тебе купить.
- Купим, Костик, потом купим…
- А поедем сегодня в Синицыно. Соскучился я по Насте… Завтра встанем пораньше и деда навестим.
Настю на похороны не взяли. Стояли сильные морозы, и было решено оставить ребенка в Синицыно. Накануне из Парижа приехал брат Николая Вениаминовича, Вадим. Он с удовольствием согласился взять на себя обязанности няни.
- Поедем, Костя. С Вадимом увидимся.
- Да. Я и забыл…
- Ничего, Костя, ничего, - Соня нежно обняла мужа.
Настя встретила родителей и дедушку с бабушкой нарядная и веселая. Она надела атласное платье и лаковые туфельки, которые прислала ей из Парижа Лена, жена Вадима. Она блестела от бижутерии, которую напялила на себя, и сияла от счастья. Вадим был одет в белые брюки и черный бархатный пиджак.
- Я плинцесса! А дядя Вадим мой алуженосец!
Костя поймал Настю, которая взлетела к нему, взъерошил ей волосы, поцеловал в обе щеки:
- Плинцесса ты моя! Плинцессочка.
Было поздно. Вадим с принцессой уже ужинали, поэтому единогласно было принято решение пить чай и ложиться спать.


***

У Сони гудели ноги. Последние дни она только и делала, что бегала, а сегодня присела только вечером. Спать очень хотелось, но засыпать не получалось. Костя беспокойно переворачивался во сне, в смежной комнате тихо сопела Настя. Соня встала, накинула халат и спустилась вниз. На кухне сидел Вадим и просматривал какой-то журнал.
- Ты чего не спишь?
- Я сегодня, пока рассказывал сказку Настене, три раза засыпал, а уж на четвертый мы с ней одновременно заснули… Не спится, Соня. Чаю хочешь?
- Нет, спасибо. А что ты читаешь?
- Ничего. Иллюстрации разглядываю.
- Вадим…
- Что?
- Я тебя спросить хочу… Только ты не обижайся на меня.
Вадим закрыл журнал и внимательно посмотрел на Соню.
- Спрашивай.
- А почему ты хочешь развестись с Леной? Она мне звонила и сказала, что ты… Ну, что это ты так хочешь.
Вадим перевел взгляд с собеседницы на свои руки.
- Если ты не хочешь об этом говорить…
- Знаешь, Соня, оказалось, что мы с Леной не понимаем друг друга.
- А как же? Вы ведь прожили вместе немало лет.
- Четырнадцать…
- У тебя есть другая женщина?
Грустная улыбка коснулась губ Вадима:
- Вот, ты мне скажи, Соня, почему все женщины, чуть что, задают вопрос о другой женщине?
- Ну, как почему? Потому что мужчины полигамны…
- Что за глупость! Соня, за эти годы я ни разу не изменил Лене. И, если это для тебя важно, отвечаю: нет у меня другой женщины.
- Но тогда… Я не понимаю, зачем тебе развод. В чем причина?
- На этот вопрос я уже ответил.
Соня непонимающе смотрела на него.
- Соня! – Вадим провел рукой перед ее глазами, - Ты спишь? Или ты, правда, не веришь, что такая мелочь, как отсутствие взаимопонимания, может привести к разводу?
Не дождавшись от недоумевавшей Сони ответа, Вадим продолжил:
- Представь себе, что ты говоришь Косте «Нам бы купить посудомоечную машину» Как, по-твоему, отреагирует на эту фразу твой муж?
- Нам ее негде ставить, у нас кухня маленькая. 
- Тем более. Что должен понять твой муж из этой фразы?
- Что мне бы хотелось квартиру побольше.
- Вот! Это ты так думаешь, что ты скажешь, не подумав, какую-нибудь фразу наобум, а твой муж должен услышать не слова, которые ты произнесла, а только то, что ты хотела сказать! Так?
- Ну, да… - Соня еще хуже стала понимать, о чем говорит  Вадим, - А если проще?
- Да куда уж проще? Когда женщина говорит, она «говорит» глазами, жестами, интонацией, а слова для нее так, ширма. Она говорит и очень хорошо понимает, что хотела сказать. Она понимает, но не мужчина! А когда говорит мужчина, он хочет сказать только то, что сказал, и не более того. Поэтому когда мужчина слушает женщину, он не слышит того, что она хотела сказать. Он слышит только слова… Короче, я бы на месте Кости побежал сразу в магазин, за посудомоечной машиной.
- Вадик, это слишком сложно для такой глупой женщины, как я. А можно попроще?
- Можно. Около двух лет тому назад Лена вернулась поздно, в тот день в Дижоне выставка открылась. Я обрадовался, конечно, что она приехала, но сказал, что нечего было гнать в Париж ночью, приехала бы завтра. Я беспокоился за нее, понимаешь? А Лена обиделась и брякнула, что со мной легче развестись… Я тогда, Соня, думал, что сойду с ума! У меня в голове вся жизнь пронеслась. Я как представил себе, что не смогу каждый день увидеть сына, что Лену будет обнимать другой… Мне даже не стыдно признаться, что у меня была настоящая паника. Но я скрыл свои чувства от Лены, я промолчал и сделал вид, что не расслышал, или не понял…
- И что? Всё?
- Нет, не все. Через год она повторила, что она хочет со мной развестись… Я не тот сорт сыра купил.
- Может быть, она так пошутила?
- Нет, она злилась на меня. И ты знаешь, Соня, на этот раз я не испугался. Я с ужасом обнаружил, что я был готов к этой фразе. Паника не повторилась. Я просто стал прокручивать в голове разные варианты, и ситуация на этот раз не показалась мне тупиковой. Никто не может мешать мне видеться с сыном. А Лена… Ну что ж, будет у нее другой, или его не будет, какая разница? Важно другое, а именно то, что Лена готова к тому, чтобы ее обнимал другой. Сказать один раз «я с тобой разведусь», может значить, что угодно. Сказать второй раз, значит, что человек об этом думает, что это не случайная мысль. Так что я стал строить планы на будущее… без Лены. А когда спустя еще пару месяцев Лена опять бросила как бы между прочим слово «развод», я уже был к нему готов, к разводу, то бишь. Вот теперь всё.
Соня смотрела на него, как будто видела перед собой неведомого доселе зверя. Вадим даже улыбнулся про себя: сейчас эта взрослая женщина больше была похожа на свою дочь Настю, чем на себя саму, мать семейства. А Соня в это время включила калькулятор. Она судорожно пыталась вспомнить, сколько раз она грозила Косте разводом. Один раз она помнит, когда его к Рите отправляла. Но был ли этот раз единственным? Уставший мозг отказывался давать точный ответ.
- Это ужасно, Вадим!
- Это жизнь. Но в таком несоответствии восприятия есть огромный плюс для женщин. Самые умные из вас используют информацию с большой для себя и для семьи выгодой. В семьях таких женщин муж всегда уверен, что он глава семьи, он принимает решения, он претворяет их в жизнь. А на самом деле жена просто умело воспользовалась правильной подачей информации. Вот так.
- Ты переедешь в Москву?
- Нет, я хочу быть рядом с сыном.
- А тебя можно как-нибудь уговорить вернуть посудомоечную машину в магазин?
- Вернул. Машину вернул, а осадок остался. Бесполезно, Соня.
- Спокойной ночи, Вадим.
Теперь у Сони не болели ноги. Она о них забыла. Она думала о том, что когда-то где-то читала: мужчины и женщины воспринимают информацию по-разному. Читала, читала! И даже как бы всегда об этом помнила, но чтобы вот так! Чтобы это имело вот такое значение? Чтобы это было так серьезно? Ничего себе последствия разности считывания информации…

***
Алена передала на электронный адрес Мегеры отчет о проделанной за последнюю неделю работе, и решила размять ноги. Она зашла в приемную Генерального директора. Катя Безбородова, царица приемной и секретарь в одном лице, поливала цветы.
- Ого, Катерина, какая у тебя юбочка!
- Тебе нравится? Классная, правда?
- Неожиданное сочетание фасона и структуры ткани.
- Тебе не нравится? Я хотела другой фасончик…
- Нет-нет! Очень нравится. Просто оригинальная юбка. Необычно элегантная, как ни странно. Где купила?
- Сшила.
- Сама?
- Нет, - Катя поставила бутылку с водой на подоконник и села в кресло, - Тут такое…
- Ну, рассказывай!
- Так вот. У меня подружка была… Была, потому что мы с ней давно потеряли друг друга. Учились вместе в текстильном институте. Она была очень талантливой. Очень, понимаешь? А на пятом… или на четвертом?.. курсе замуж вышла и махнула рукой на дизайн. Ребенок у нее сразу родился, она отдалась семье целиком и полностью. Еле-еле институт окончила. А после института мы не встречались. Я как-то хотела найти ее, но она не москвичка. Где ее искать? А недавно она мне сама позвонила. Сказала, что у нее трудный период и нужны деньги. Спросила, нет ли у меня знакомых, которые хотели бы сшить себе что-нибудь такое-эдакое. Я и сшила. И расстроилась…
- Почему расстроилась? Юбка очень хорошая.
- Да не из-за юбки. Из-за подруги. Двое маленьких детей у нее, совсем маленьких. А муж ушел из семьи. С работой, сама знаешь, как сейчас трудно. У нее нет никакого стажа, да и кому нужна сотрудница с двумя маленькими детишками? Я маме сказала, что Ира нашлась и я к ней иду, что там двое детей. Мама меня и надоумила купить что-нибудь детям. Хорошо, что я не купила игрушки или еще какую ерунду… Когда Ира увидела пакет с фруктами, она расплакалась. В общем, тяжело она живет.
- А как же муж?
- Да что муж? Раньше хоть какие-то гроши давал на пропитание детей, а тут пропал совсем, на звонки не отвечает. И она не знает, где его искать. Вот и вспомнила, что когда-то умела шить.
- Мегера уже пришла? 
- Нет.
Алена вышла в коридор и громко объявила:
- Всем срочно собраться в приемную! Вопрос стоит ребром! - она повернулась к Кате и подмигнула ей, - Пиши номер телефона подруги на разноцветных бумажках! Чур, я первая.
Когда в приемной собрались все сотрудники, от курьера до руководителей отделов, Алена рассказала всем о трудном жизненном положении молодого и перспективного дизайнера одежды.
- Мне кажется, мы реально можем ей помочь! Поэтому предлагаю дамам и барышням не пожалеть времени и съездить к Ирине, предварительно купив отрезок ткани. А мужское население офиса прошу провести в кругу своих знакомых модниц рекламную кампанию и тем самым способствовать расширению круга клиентов подающего большие надежды дизайнера. И вот что я вам скажу: очень может быть, что через год-два-три мы будем гордиться тем, что были первыми клиентами Ирины. Прошу к столу!
На столе секретаря в художественном беспорядке лежали разноцветные квадратные бумажки с телефоном Катиной подруги.
Сотрудники «Золотой середины» успели разойтись до того, как в офис явилась Мегера.
Первым делом Светлана Анатольевна вызвала к себе главного бухгалтера, потом секретаря. Катя вышла из ее кабинета раскрасневшаяся и сразу направилась в архив. В воздухе запахло горелым.
С приходом Мегеры в  «Золотую середину» компания перестала работать, как часы. Теперь сотрудники тянули лямку, кто как мог, и делали свою работу не с удовольствием, как раньше, а просто потому, что умели ее делать. На данном сегменте времени они существовали более-менее спокойно только благодаря тому, что Мегера «занималась» типографией «Золотой середины». С тех пор, как она стала наведываться туда каждый божий день, директор типографии, Иван Иванович Стрельцов, несколько раз приходил в центральный офис, на прием к руководству. Руководство директора типографии принимало, выслушивало, но менять что-либо отказывалось.
Стрельцов требовал, чтобы Мегеру из типографии убрали, и дали сотрудником спокойно работать. Руководство отвечало, что Мегера изучает схему действия предприятия и схему взаимодействия отделов с целью поднять прибыль в условиях затяжного финансового кризиса.
Стрельцов настаивал на том, что Мегера не занимается топ-менеджментом, а только скандалит и унижает сотрудников. Руководство отвечало, что методы Светланы Анатольевны, возможно, непривычны, но у нее прекрасные рекомендации и большой опыт выхода из кризиса.
Стрельцов тонко замечал, что Мегера не сможет при любых рекомендациях и с любым опытом вытащить из кризиса страну, а в том, что касается «Золотой середины», то «Золотая середина» держится на плаву, в отличии от многих других, терпящих убытки, рекламных фирм. Из всего этого Стрельцов делал вывод, что относительно благополучное состояние дел в «Золотой середине» - заслуга людей, работающих здесь, и нечего этих самых людей за их же заслуги возить мордой по столу.
На это руководство отвечало Стрельцову, что Светлана Анатольевна теперь тоже сотрудник «Золотой середины», и дело с концом.
Стрельцов, как и Татьяна Аркадьевна, стоял у самых истоков «Золотой середины». Генеральный директор, его заместитель, директор типографии и главный бухгалтер понимали друг друга с полуслова. Так было раньше. Теперь же Татьяна Аркадьевна замкнулась в себе, больше молчала, а улыбаться перестала совсем. По кабинетам «Золотой середины» из уст в уста переходило слово «откат». Для «Золотой середины» это было новое слово, до прихода Мегеры в их офисе откатов не случалось.
Стрельцов же, которого раньше можно было встретить в коридорах центрального офиса раз в год, стал появляться здесь почти каждый день. Схема взаимодействия Стрельцова и Мегеры выглядела так: с утра Мегера – в типографию, к Стрельцову, после – Стрельцов в центральный офис, к руководству.
Когда Катя возвращалась из архива с папками, на корешках которых было напечатано «Договоры. Типография», Стрельцов как раз входил в центральный офис. Он открыл Кате дверь в кабинет Мегеры, куда Катерина несла папки, и твердым шагом прошел в приемную. Катя нашла его сидящим у секретарского стола, с ручкой наготове.
- Катерина, дай, пожалуйста, лист бумаги.
- Пожалуйста, Иван Иванович! К руководству?
- Нет.
Стрельцов начертил три строчки, размашисто подписался и встал.
- Все, Катя, настал предел моему терпению. Руководству передашь вот это. Я пошел домой и возвращаться не намерен. Положенные по трудовому кодексу две недели отрабатывать не буду. Ты мое слово знаешь. Можешь даже не звонить по этому вопросу. Будь!
И ушел. Катя держала в руке заявление Стрельцова.  Сначала она подумала, что неправильно прочитала текст. Но там четко и ясно было написано: «… прошу уволить меня по собственному желанию Моторкиной С.А.».
Катя сделала с заявления Стрельцова две ксерокопии и спрятала их в свой стол. Оригинал она отнесла Генеральному директору.
Через минуту директор позвонил Кате:
- Иван Иваныч пусть зайдет.
- Он ушел.
- Соедините меня с ним!
- Да!
Катя набрала номер мобильного телефона Стрельцова, подождала несколько секунд и положила трубку. Перезвонив Генеральному, она отчеканила:
- Иван Иванович трубку не снимает.
- Вызовите ко мне Моторкину.
Катя набрала внутренний номер Мегеры:
- Светлана Анатольевна, Вас вызывает Генеральный.
Мегера, не сказав ни слова, бросила трубку так, что Катя на время оглохла на то самое ухо, у которого был телефон. Через минуту Мегера уже была у Генерального директора. Вышла она оттуда довольная и злая. Ну, да, Мегере ничего не стоило быть довольной и злой одновременно.   
- Катя, записывайте телефон и срочно соедините меня с новым директором типографии!
Катя открыла записную книжку и накалякала под диктовку Мегеры: «Моторкин Вячеслав Степанович».
«Интересно, это сын или муж? – промелькнуло в Катиной голове.

***

Элеонора наводила марафет у большого зеркала. Она была эгоисткой до мозга костей и честно себе в этом признавалась. Служение себе, любимой, было целью ее жизни, а пока рядом был Сергей, это была и цель его жизни. Муж Элеонору любил, холил, лелеял, заботился о ней. А ведь Сергей умел быть резким и грубым! Но только с другими. С женой он всегда был нежным, вежливым и предупредительным. В своей жизни Элеонора мало о чем успевала помечтать, Сергей исполнял ее желания незамедлительно.
Если Элеонора хотела работать, она работала, если ей не хотелось ходить на работу, она увольнялась и занималась только собой. Каждый год в начале марта она ездила в пансионат, а в конце августа – в санаторий. Когда Вале исполнилось два месяца, они нашли для нее нянечку, которая переехала к ним жить. По ночам, когда Валя плакала, Сергей, бывало, поднимался проверить, как да что там у них, а Элеонора только поворачивалась на другой бок, недовольная тем, что ее разбудили.
Перед замужеством мама хотела научить Элеонору стряпать. А потом, когда она ушла с Сергеем, Элеонора сразу забыла все азы кулинарии. Она ведь хотела готовить еду для Гришы, а не для кого-то другого! Сергей и сам прекрасно готовил, замечательно управлялся с пылесосом и стиральной машиной. С годами няня Вали стала членом их семьи: она нянчила Валю, как бабушки нянчат внуков, а к Сергею относилась, как к сыну, помогала ему по хозяйству. С Элеонорой няня всегда была вежливой, но сохраняла дистанцию, предпочитая не задавать хозяйке лишних вопросов и не говорить лишних слов.
Много раз за свою жизнь Элеонора убеждалась в том, что она живет правильно. Иногда у нее случались подруги. Но в большинстве своем они были наседками, тратившими свои драгоценные молодые годы на детей и супругов. И что? Каждая из них страдала и мучилась, когда муж терял работу, или пил, или уходил к другой женщине. Каждая из них худела и седела с каждой неудачей детей. Элеонора не выдерживала долгой дружбы с такими курицами, Элеонора порхала по жизни, как жар- птица. Она никогда не знала, где расположены ближайшие продуктовые магазины, сколько стоит хлеб, или мясо, или жидкость для мытья посуды. Зато она прекрасно ориентировалась в других торговых точках, где продавались одежда, обувь, косметика, парфюмерия. Элеонору не волновало, если кран течет, лампочка сгорела, ключ застрял в замке. Для устранения таких мелких, временных и незначительных неудобств были Сергей, няня, а потом и Валя. Так что никаких бытовых проблем Элеонора не знала много лет.
Они начались три года тому назад, когда умер Сергей. Смерть мужа огорчила Элеонору. В крематории она вдруг поняла, что остается одна, без помощи и поддержки. Обидно было и то, что Сергей умудрился умереть как раз тогда, когда Элеонора устала от бесконечной череды романов, когда ей захотелось тихой семейной жизни, долгих прогулок под ручку с мужем, милых чаепитий с супругом по вечерам.
Жизнь оказалась не такой веселой штукой, как раньше. Кран на кухне потек, стиральная машина сломалась, утюг не грелся, полы сами не мылись, питание морожеными полуфабрикатами надоело. Элеонора набралась смелости и постучала в дверь к соседке по лестничной площадке. Получив у нее телефоны диспетчерской службы дэза, и справившись о ценах на починку кранов, Элеонора вернулась в квартиру гордая собой. Мастер, которого она вызвала, пришел только на следующий день, провозился с краном минут десять, получил деньги и ушел. К вечеру кран потек снова. Элеонора пошла в аптеку, купила беруши и махнула рукой на кран. С уборкой в квартире она еще кое-как справлялась, но ей нужно было срочно научиться готовить! Ее желудок больше не выдерживал отсутствия куриного бульона.
Как несколько лет тому назад она варила свой первый суп, Элеонора никогда не забудет. С досадой думая о том, что Сергей не удосужился даже научить ее варить супы, Элеонора подошла к полке, на которой муж хранил кулинарные книги. Она выписала список продуктов для куриного супа-лапши, прихватила большую хозяйственную сумку, и быстрым шагом направилась в продуктовый супермаркет, расположенный недалеко от дома. Утро было солнечным, настроение было хорошим. Элеонора купила курицу, репчатый лук, морковь, сливочное масло, муку. Яйца и соль у нее дома были. Вода тоже, хи-хи.
Куриный бульон Элеонора варила долго. Она, как положено, вымыла курицу под проточной водой, положила ее в кастрюлю, насыпала щепотку соли и поставила на огонь, накрыв все это крышкой. Нарезав лук и морковь тонкой соломкой, как было написано в рецепте, Элеонора достала сковородку и полезла в холодильник за сливочным маслом. В этот момент крышка над кастрюлей зазвенела, и плиту залило мутной жидкостью. Элеонора выключила конфорку, переставила кастрюлю и стала ждать, когда поверхность плиты остынет. Тогда она помыла плиту и опять поставила кастрюлю на огонь. Этот обряд пришлось повторять три раза. С грехом пополам Элеонора обжарила морковь и лук, а потом взялась за лапшу. Муку просеять она не смогла, потому что не могла понять, чем и как это делается. Так что Элеонора непросеянную муку насыпала  на стол горкой и сделала в середине углубление, как и было написано в кулинарной книге. В большой миске она смешала яйцо, соль, воду и начала постепенно выливать эту смесь в углубление, замешивая тесто. Вот, «замешивая тесто» ее бесило! Дальше в рецепте была точка, а потом «готовое тесто оставить на 20-25 минут…». Если то, что намешала Элеонора, можно было бы называть тестом, можно было надеяться на то, что к вечеру она поест супчику. Дальше в рецепте писали такую белиберду, что можно было голову сломать и руки опустить даже не начиная действовать. Это так называемое тесто надо было раскатать, подсушить, разрезать на полосы, сложить, нашинковать соломкой, опять подсушить. Нет, толковый словарь русского языка в доме был, но Элеонора уже устала. Кроме всего прочего, куриный бульон никак нельзя было назвать прозрачным. Хозяйка вытащила курицу из кастрюли, под проточной водой смыла с нее хлопья пены и съела кусок белого мяса. Больше ничего уже и не хотелось…
В тот вечер Элеонора решила больше не экспериментировать на кухне. Она долго отмывала посуду, плиту, пол, а потом позвонила Вале и напросилась к ней в гости. У Вали она и научилась тому, чему полвека назад не успела научить ее мать. Теперь Элеонора и супы варит, и мясо тушит, и овощи пассирует. А Костик пришел, да и показал ей, на какие кнопки надо нажимать, чтобы машинка стирала, какой кружочек надо крутить, чтобы утюг грелся и как говорить с мастером, чтобы кран не потек сразу после его ухода.
Так что жизнь, она штука такая: хочешь – не хочешь, а примешь ее всякую. Да еще и подстроишься под ее капризы и смиришься с ее сюрпризами.
А теперь Элеонора наводит марафет у большого зеркала. Сегодня она идет на кладбище, навестить могилку Ксении. Элеонора восхищалась оптимизмом Ксении, ее веселостью, добротой и готовностью всегда поддержать человека словом и подсобить делом. Они познакомились на свадьбе Сони и Кости. В тот день Ксения и Алексей светились от счастья! Элеонора помнит первую мысль о Ксении, она тогда подумала «божий одуванчик, классика» и улыбнулась про себя. Так Элеонора и воспринимала Ксению все семь лет их знакомства: жизнерадостной старушкой, довольной своей жизнью. Старушкой…
На похоронах Ксении она с удивлением узнала, что та всего на четыре года ее старше. Эта новость ошеломила Элеонору. Она плохо спала несколько ночей, переворачиваясь в постели и искренне страдая от осознания того, что тогда, на свадьбе, Ксения была младше ее, нынешней, на несколько лет. Это был удар! Это был такой сильный удар для женщины, которой было за 70, и которая до сих пор возмущенно рассказывает об очередях: «Придешь, а там сидят (стоят) одни старики и старухи…». 
И получалось, что счастье Ксении было не таким безоблачным, как казалось Элеоноре. Хоронить собственных детей страшное испытание. Ксения была добрым и веселым человеком, но боль потери оставила на ней свою печать - ранние морщины и седину. С этой печатью Ксения жила, и даже улыбалась людям, а боль жгла ее сердце постоянно. Таким было счастье Ксении.
И так как мысли опять перешли к счастью, Элеонора незамедлительно растерялась. Она уронила расческу, нагнулась за ней, плюнула на нее три раза и подняла с пола. Ритуал с уроненной расческой она проделывала тысячу раз, хотя давно забыла, зачем это делает. А сколько в ее жизни было других действий, смысла которых она не понимала? Зачем она, расставаясь с одним любовником, сразу же искала ему замену? Никогда ни один из ее любовников не предложил ей бросить все и уехать с ним на край света. Никто. Потому что никто из них ее не любил? Странная штука – счастье…



***

Николай Вениаминович не курит. Елизавета сидит напротив и прикуривает третью от второй. На прошлой неделе она думала, что Коля готов к решающему шагу, она не сомневалась, что Николай наберется смелости и скажет жене о конце семейной идиллии. А сегодня Коля сидит и бубнит про непредвиденные обстоятельства, про  какие-то похороны, про младшего брата, про внучку.
Вот, Коля! Оно мне надо, про внучку-то? Твоя жена твердо стоит на ногах, твои дети взрослые, у тебя с бизнесом все нормально. И что теперь? Теперь-то что, ведь ты сам сто раз говорил, что все решено!?
Внутри у Лизы все кипит, но внешне она спокойна и доброжелательна. Николай человек благородный и деликатный. Но каким бы деликатным он не был, он мужчина. А мужчинам не нравятся истеричные, а тем более категоричные женщины. Поэтому Лиза кипит, молчит и курит.
Николай Вениаминович снимает очки и протирает их мягкой тряпочкой. Николай Вениаминович понимает, что виноват перед Елизаветой, но объяснения с женой ему кажутся невозможными в данном сегменте времени. Он тянет время и оттягивает тот миг, когда будет чувствовать себя виноватым уже перед Валентиной.
Лиза тушит сигарету. Лиза нервничает, но внешне кажется очень спокойной. Она сексуальна до боли в груди.
Женщина откинулась в кресло и широко раздвинула ноги, чуть подогнув их в коленях. Она застыла в ожидании. Так, со смычком наперевес, скрипач ожидает взмаха волшебной палочки дирижера.
Мужчина сползает к ее ногам. Прильнув щекой к ее голени, он мучительно долго проходит ладонями путь от ступней женщины до ее бедер. Елизавета глубоко вздыхает. После пережитой внутренней бури она удивлена появившейся в груди сладкой истоме, которая медленно, но верно находит путь к низу ее живота. Кончиками пальцев мужчина поднимает юбку, а его губы нежно дотрагиваются до того места, где силиконовая резинка чулка плотно облегает ее бедро. Женщина стремительно придвигает к его губам свое тело. Мужчина не спешит.
Сердце в груди женщины бьется неровно, она дышит прерывисто, тонкими руками она обнимает голову мужчины. Он приподнимает ее на руках и зубами стягивает с нее трусики. Долгий вздох, мгновенная дрожь, она мягко опускается на его ладони. Он прильнул лицом к ее нежности. Руки женщины судорожно тянутся к ремню. Долгий вздох, глубокий стон. Его губы целуют ее в губы, его язык блуждает в ночи ее желания.
Голова мужчины медленно приближается к ее глазам. Подобно проголодавшемуся хищнику, женщина жадно захватывает зубами и втягивает в рот палец руки, нежно ласкающей ее лицо. Ее руки бессильно свисают вниз, его руки расстегивают ремень. Она хочет большего, ей нужно всё.
С гибкостью пантеры она выскользнула из его рук, силой тигра женщина заставила мужчину опуститься в кресло. Она наклонилась над ним, она получила всё. Он умирает долго и радостно. Теперь он знает, что смерть – это не навсегда.   

***

- Устала, как собака, - Соня плюхнулась на диван в нижнем белье.  Она сняла платье, но накинуть на себя что-нибудь было выше ее сил. Она с утра на ногах. После работы пришлось ехать в клинику к Алексею Ивановичу. Добираться туда – сущее мучение, но у Костика сегодня было важное совещание, и Соня сама поехала к деду. Одно радует, Алексей Иванович чувствует себя прекрасно и завтра его выпишут домой. Но дедуля сильно сдал после смерти бабушки Ксении. Соня заметила сегодня, что он начал заговариваться. И хотя Михаил Львович уверяет Костика, что состояние деда абсолютно нормальное, и Соня, и Костя за него волнуются.
Вздохнув, Соня встала с дивана. Вчера после работы она ездила в Синицыно, к Насте, и приготовить ничего не успела. Так что придется сообразить что-нибудь на скорую руку. Накинув домашнее платье, Соня направилась на кухню. И очень хорошо, а то заснет сейчас и проспит до утра. А муж нуждается в ее поддержке. Она только бегает, как угорелая, а у него бабушка умерла.
Когда Константин вошел в квартиру, ужин ждал его на столе. Пока Костик переодевался и умывался, он усиленно думал, стоит ли говорить жене о тех невеселых умозаключениях, к которым он пришел за последние дни. По всем законам семейной жизни получалось, что стоит. Жена ему не только любимая женщина, но и друг. И потом, это их общая жизнь.
Ужинали в полном молчании. Усталость сказывалась в их неспешных жестах, в опущенных глазах. Когда с ужином было покончено, Соня взялась за мытье посуды, а Костя – за кухонное полотенце. Соня улыбнулась мужу, и он воспринял это как знак, что она готова его выслушать.
- Днем звонил нашим, в Синицыно. У Валентины Сергеевны появились опасения, что Вадим впал в детство.
- Впал, точно. Они с Настей не разлей вода. Она из него веревки вьет.
- Как тебе дед?
- Ничего… Но мне кажется, он какой-то неспокойный, Костя.
- Да. Вчера я предложил ему жить с нами.
- И что?
- Не хочет. Он, конечно, не прямо говорит «нет», но находит всякие отговорки. А я за него боюсь… Странный он какой-то.
- Ты сегодня говорил с Михаилом?
- Вчера говорил. 
- Про вчерашнее я знаю…
- Завтра хотел поехать забрать деда из клиники. Позвонил вечером, ты как раз только вышла от него, а он ни в какую.
- Как это? Не хочет домой?
- Сказал, что его отвезут на машине скорой помощи. Говорит, ему так удобней. Я сегодня завез ему домой продукты, завтра вечером заеду, посмотрю, как он там.
Костя опять заговорил о том, что необходимо в ближайшее время купить Соне машину. Сегодня на совещание было принято решение сократить штат сотрудников. С сегодняшнего дня Костя будет часто ездить в командировки.  В период командировок мужа на Соню лягут все заботы о семье: о дочери, о деде. Через две недели у Валентины начинался новый проект, так что отправлять Настю к ней станет проблематично, то есть стыдно. Если Валя работает и ее отвлечь, она потом тяжело входит в потерянный ритм. А у нее сроки и каждый день просрочки стоит денег. С дедом непонятно, как быть. Неизвестно, сколько ему потребуется времени, чтобы прийти в себя после смерти бабушки. В любом случае, ездить к нему придется ежедневно. Опять-таки продуктов в руках не натаскаешься: и в дом, и на Чистые пруды. Нужна машина!
Соня не то, чтобы против покупки машины, но они копят деньги на улучшение жилищных условий. А если разбрасываться деньгами, никогда не обменять их квартирку на квартиру большей площади.
- Понимаешь, Соня, я тут поразмыслил, прикинул, подсчитал…
Соня тоже размышляла, прикидывала, подсчитывала. Много раз. То, до чего она доразмышлялась, не радовало ее. Но Соня была гуманитарием до мозга костей, и очень надеялась, что ее расчеты неверны.
- И что?
- Не получается ничего с квартирой.
- Это из-за кризиса?
- Нет, Соня. Это из-за того, что в нашей стране среднему классу нереально честно заработать на квартиру. И дело тут не в кризисе. Цены на жилье настолько высокие, что никакая заработная плата за ними не поспевает. Нам с тобой еще крупно повезло, что у нас отдельное жилье есть. А если бы его не было, то купить мы его не смогли бы.
- Костик, но ведь когда мы поженились, у тебя как раз были деньги на квартиру!
- Были. Мне повезло. Наше малое научное предприятие продало мощности одного большого завода. Те деньги были… как тебе сказать?.. не то, чтобы честно заработанные, а так, шальные были деньги. Потому мы с ребятами сразу и поспешили закрыть свою фирму. И то, Соня, на квартиру в Москве мне не хватало. Если бы не деньги твоих родителей…
- Это тоже были не заработанные деньги. Они продали комнату нашей с Аленой нянечки… Она жила с нами до последнего своего дня, а комнату отписала маме по дарственной еще задолго до смерти.
- Ну, вот. Если бы не мой завод и не твоя няня, не видать нам отдельной квартиры. У нас те, кто не воруют и не берут взяток, квартиры не покупают.
- В Москве не покупают…
- Нигде не купят. В Москве хоть есть возможность найти работу с более-менее достойной зарплатой, а ты отъезжай от Москвы куда-нибудь, да и спроси людей, как им живется. Цены на жилье у них ниже? Ниже. Зато редко у кого есть зарплата. А если и имеется таковая, то ее размер… сама понимаешь.
Соня понимала. Но ей так грустно было расстаться с мечтой!
- Так что купим мы тебе машину! Всего-то полмиллиона рублей. Глупо отказывать себе в необходимом, когда деньги лежат годами без движения и каждый день дешевеют. Полгода назад еще можно было купить автомобиль за триста тысяч, а теперь – за полмиллиона. Так что нечего ждать, когда этот же автомобиль будет стоить миллион. Зарплаты наши, сама видишь, не растут. Слава Богу, хоть работа есть. Пока есть.
- У вас так плохо всё?
- Нет. Не так уж и плохо. Время такое и место такое: никакой уверенности в завтрашнем дне.
- Знаешь, Костик? Правда, не так всё плохо! Крыша над головой у нас есть, а это главное…
- Главное здоровье. Но крыша над головой тоже главное, ты права, - Костя повесил кухонное полотенце и обнял жену, - И потом, может быть, мы уговорим деда жить вместе с нами. Тогда и квадратных метров будет больше, и, главное, дед под присмотром будет. Неспокойно у меня на душе. Хоть Михаил и уверяет, что здоровье у деда в полном порядке, но не нравится мне его состояние. Вчера он мне рассказывал, что бабушка ему обещала пирогов испечь.
- А мне сегодня жаловался, что она не навещает его…
- Я же тебе говорю, не нравится мне это.

***

Нервы Алены не выдерживают. Она уже неделю пьет успокоительное, но это ей помогает мало. Дима настаивает на знакомстве с ее родителями, на работе творится черт знает что, Элеонора ходит вся из себя загадочная и смотрит на Алену с подозрением. В довершении ко всему, у Алены большая задержка менструального цикла. Сегодня она опоздает на работу и будь, что будет! Мегера запрещает отпрашиваться с работы даже на полчаса. А как тогда Алене попасть к врачу? Так что пусть эта Мегера хоть оштрафует ее, хоть наорет на нее, а она сегодня отсидит эту очередь и попадет к гинекологу!
Раньше, когда у нее еще не было машины, Алена всегда носила с собой книжки. Зайдет в вагон метро, и читает. Зайдет в автобус, читает. Сидит в очереди к косметологу – читает. А как появилась машина, перестала книги с собой носить. И ждет теперь Алена приема у врача, и читать нечего. А в голову лезут всякие мысли.
В принципе, как говорит Элеонора, в этой жизни нет вопросов, на которые нельзя найти ответы. Вот вопрос: если она беременная, что ей делать? Возраст у нее подходящий, можно и родить. Вот только отец ребенка официально в браке с другой женщиной – это раз, жить им с Димой негде – это два. Есть еще пункт третий, мажорный: Мегера в любой момент может устроить «чистку» в «Золотой середине» и тогда Алена запросто останется без работы. Как тогда Дима справиться с содержанием четверых детей? Трудовой кодекс, конечно, к беременным добр, но трудовой кодекс не знает Мегеру…
Алена чувствовала, что тонет в вопросах без ответов. Поэтому она искренне обрадовалась, что ее очередь подошла, и вбежала в кабинет врача. После осмотра доктор рассеял ее сомнения и сказал, что беременности нет.
- У Вас часто бывают задержки?
- Раньше совсем не было. Последние полгода – да, но на 2-3 дня, не больше. А в этот раз…
- У Вас работа нервная?
- Раньше – нет. А теперь…
- В личном плане тоже есть над чем понервничать?
- …
- Даааа. Раньше дисфункция, то есть задержки менструации и вообще сбой менструального цикла была обычной женской болезнью и лечилась лекарствами. А вот сегодня это уже не болезнь, а эпидемия. И причина ей – постоянное нервное напряжение, нервные срывы. Вы успокоительные препараты пьете?
- Да.
- Ясно. Вы, значит, сами понимаете, что Ваша нервная система на пределе. На таком пределе, что сама не справляется с проблемой. Вот и вступила Ваша нервная система в контакт с системой репродуктивной. Я Вам выписываю направления. Будем проводить обследование, а потом решим, какие Вам назначить лекарства. Но послушайтесь моего совета: если Вам дорого Ваше здоровье, попытайтесь успокоиться. Если удастся вернуть душевное равновесие, скорее всего и лекарства не понадобятся. Вы еще молоды и каждая новая проблема кажется Вам неразрешимой. А неразрешимых проблем нет.
Алена печально улыбнулась врачу, и доктор улыбнулась ей в ответ:
- Знаю, Вы думаете, что я бросаю слова на ветер, лишь бы Вас успокоить. В Вашем возрасте я думала так же.
Алена опоздала на полчаса, но успела зайти в офис за пять минут до Мегеры. Офис «Золотой середины» гудел, как улей, но как только Мегера появилась, шум стих. Алена успела снять дубленку и сапожки, но пообщаться с коллегами уже не было времени. Она включила компьютер, открыла электронную почту и оторопела.
В сообщении от Мегеры был список клиентов и проектов Алены, к которым с сегодняшнего дня она не имела никакого отношения. В этом списке были самые крупные клиенты и самые перспективные проекты. Алена сняла телефонную трубку, несколько секунд подержала ее наперевес и положила обратно на аппарат. Идти к Генеральному, не владея информацией, не имело смысла. Алена повернулась к Максу:
- А что, собственно говоря, происходит?
Макс развел руками и многозначительно посмотрел в потолок.
- Наш отдел на особом счету?
- Если это тебя успокоит, то с сегодняшнего дня все наши старые отделы на особом счету.
- А с каких пор у нас есть старые и новые отделы?
- А с сегодняшнего дня. Ты видела, что на третьем этаже шел ремонт?
- Видела. Ну и?
- Пока мы ушами хлопали, Мегера уговорила руководство создать экспериментальный отдел «Золотой середины». Так что именно наша компания делала там ремонт. На днях туда завезли мебель и оргтехнику, а сегодня экспериментальный отдел начал свою деятельность.
- С нашими разработками?
- С нашими лучшими разработками!
- Макс! Это правда?
Вопрос был риторическим. Макс так и понял, поэтому опустил голову в бумаги и продолжил манипуляции с калькулятором, от которых оторвала его Алена.
- Ты бы в туалет зашла, что ли, - шепнул Макс, - там Катя с Арефьевой «летучку» проводят.
Алена вскочила из-за стола и помчалась в дамский туалет.
Катя сидела на табуретке рядом с умывальником и просматривала какую-то маленькую брошюру. Вид у нее был растрепанный и злой.
- Ага, явилась! Только тебя и жду, - захлопнула брошюру Катя, - Письмо прочла?
- Ну.
- Не ну, а лапти гну! – Катя явно была не в себе.
- Катюша, ты бы мне в двух словах рассказала, что происходит и с какой целью.
- Да я тебя потому и дожидаюсь, чтобы рассказать. Мегера доложила руководству, что наша компания давно дышит на ладан, и не грохнулась только благодаря тому, что она, то есть Мегера, появилась у нас в самый критический момент. Анализ ситуации привел ее к выводу, что спасти «Золотую середину» с нынешними сотрудниками абсолютно невозможно. Понимаешь? Мы работаем по старинке, без огонька. Мы равнодушные и ленивые. Мы непрофессиональные, в конце концов. Поэтому она предложила всех уволить к чертовой матери и набрать новый штат сотрудников. Заместитель директора с этим ее предложением согласился сразу. Генеральный был категорически против. Спорили они долго, потом заместитель сорвался на крик, а после все стихло.
- Когда это было?
- Ровно три месяца тому назад.
- И ты молчала?
- А что я должна была делать? Отчет Мегеры мне не дали, она его сама принесла, сама и унесла. Я слышала только фрагменты их разговора. А о чем они там тихо беседовали, я вообще понятия не имею. В офисе и так депресняк полный, я и подумала, что не стоит мне сгущать краски. Честно говоря, я думала, что все обошлось…
- А как же с ремонтом? Неужели никто из наших не знал, что ремонт оплачивает «Золотая середина»?
- Не знали. Вот если только… Татьяна Аркадьевна могла знать, но ты же видишь, в каком она невменяемом состоянии. Она Мегеру боится, как огня.
- Что народ говорит?
- Ничего. Только возмущаются. Опешили от новости. Вопрос в том, с чем и с кем нам теперь работать. Новый отдел Мегеры сейчас такие показатели даст на гору! А мы будем корпеть над маленькими заказами… Да ты сама все понимаешь. С такой базой, которая оказалась в новом отделе, можно ого-го как развернуться! Мы же никогда между собой не делили так проекты, мы же вели и большие, и маленькие, и перспективные, и не очень… А теперь что мы с оставленным нам барахлом будем делать? Ты представляешь, какие у них будут показатели по сравнению с нашими? Уволят нас, точно, уволят.
- Ладно, Катя. Надеюсь, ты не обидишься, если я не стану тебя утешать. Арефьева где?
- У себя.
- Пошли! Хватит совещаться в туалете.

***

Елизавете тридцать три года. Когда-то она была замужем, и даже успела в том браке родить ребенка. А три года тому назад ее муж попал в аварию и погиб. Лизе хватило ума похоронить его по-человечески и постараться забыть все плохое, что было между ними.
Муж пил, гулял и бил Лизу нещадно. Лиза молчала и терпела. Дать сдачи она не могла, она хрупкая женщина, а муж был таким амбалом, что Лиза понимала: он бьет ее играючи. А если бы ударил по-настоящему, убил бы на месте. Поэтому Лиза терпела и молчала. Уехать она тоже не могла. Лиза была родом из маленькой деревни под Курском. Возвращаться обратно к родителям было стыдно, да и делать в той деревне Лизе было нечего. Вот и жила она в Москве, работала менеджером по продажам в крупном холдинге, и терпела все капризы мужа. Ее родители догадывались, что у дочери не все гладко, но с расспросами к ней не лезли. Может, она и жила тяжело, но в деревне вообще никакой жизни нет. Да и такова судьба русской женщины: терпеть.
Дочка росла и воспитывалась под Курском, у родителей Лизы. Девочка часто простужалась, так что в детский садик не имело смысла ее отдавать – замучаешься открывать и закрывать больничные листы. Да и какой работодатель потерпит такого количества прогулов? Лиза могла бы найти няню для дочки, все-таки зарплата позволяла. И так бы Лиза и поступила, если бы не муж. Муж скандалил, матерился и бил жену, не стесняясь дочери. А когда дочке было два года, и та бросилась к матери, которая валялась на полу и тихо стонала, муж Лизы так отпихнул девочку, что та полетела под стол, где забилась и молчала, боясь даже плакать от боли и обиды. Так что Лиза предпочитала держать ребенка подальше от собственного отца.
Когда муж погиб, Лиза, прости, Господи, вздохнула с облегчением. Она не зависела от него материально, она давно сама обеспечивала и себя, и ребенка, и родителей. Теперь у нее было жилье и не было постоянной головной боли по имени Муж. Лиза забрала ребенка из деревни и зажила по-людски. Она наслаждалась тишиной в доме, чистотой, уютом. В сентябре дочка пошла в первый класс и, что удивительно, перестала болеть. Она простужалась, но не чаще других детей. В семь лет девочка была такой сообразительной и самостоятельной, что Лиза не знала с ней никаких забот. Утром они вместе выходили из дома, дочь обедала в школе, а дома разогревала что-нибудь в микроволновой печи и сама готовила себе полдник. Вечером Лиза шла домой, как на праздник. Они вместе ужинали, пересказывали друг другу дневные новости. Вот такая сказочная жизнь воцарилась в Лизиной квартире.
А к весне Лиза заскучала. Ее молодое и здоровое тело тосковало по мужской ласке. Муж Лизы, хоть и был тираном, был все-таки сильным и очень сексуально активным мужчиной. Его хватало и на любовниц, и на жену. Чаще всего секс был у них спонтанным, приносящим Лизе боль и унижения. Но бывали ночи, когда муж был с ней нежен, и вот теперь тело Лизы вспоминало те ночи и таяло от вожделения. Случались моменты, когда она не могла справиться с нахлынувшими желаниями, и ходила, держась за стены и боясь потерять сознание.
Мужчины вокруг были или совсем молоденькие, или женатые. Лиза завела роман с коллегой, но об этом романе узнала его жена, и Лизе удалось избежать скандала только благодаря тому, что у любовника и так в офисе было шаткое положение. Жена его испугалась, что скандал доведет мужа до увольнения, и махнула на Лизу рукой. Все обошлось одним единственным звонком на домашний телефон с угрозами явиться к Лизе домой для разбора полетов. Лиза боялась любых разборок, а уж пускать скандалистку в дом она никак не могла, ведь с ней теперь жила дочь. Лиза опять осталась без мужской ласки. Она впервые подумала, как несправедлива к ней жизнь. Когда муж ее бил, она думала только о том, чтобы удержаться на ногах, потому что руками он бьет не так сильно, как ногами. Когда муж уезжал с какой-нибудь кралей на море, она считала дни, оставшиеся до его возвращения, и пыталась в полной мере насладиться отсутствием мужа и воцарившейся в доме тишиной. Тогда ее жизнь была полной забот: как замаскировать синяки на лице, куда спрятаться от его гнева, где взять сил терпеть и молчать, когда он в буквальном смысле насиловал ее. У нее не было времени думать о любви, о нормальной жизни. А теперь, когда жизнь наладилась, ее тело бунтовало и требовало мужчину. По ночам Лиза тихо, чтобы не услышала дочь, плакала в подушку.
Она не была красавицей, и знала это. Но Лиза была женщиной чуткой, неглупой и не лишенной творческого начала, поэтому умела всегда прекрасно выглядеть. Каждое утро она просыпалась задолго до того, как выйти из дома. Маски для лица, контрастный душ, увлажняющие средства для тела, здоровый завтрак и длительный процесс накладывания косметики делали из Лизы красавицу. Это она тоже знала. В ней был шарм, и шарм вкупе с преследующим ее вожделением привносили в образ Лизы нечто загадочное и притягивающее. Лиза чувствовала на себе взгляды мужчин, и это заводило ее еще больше.
С Виктором Лиза познакомилась в метро. В тесном вагоне Виктор встал лицом к ней и они улыбались друг другу, а потом он вышел за Лизой и взял у нее номер телефона. Встретились они в ближайшую субботу, и она беззастенчиво напросилась к нему в гости.
Виктора поразил темперамент Лизы и ее умение доставлять наслаждение партнеру. Лиза была счастлива. Их отношения, основанные на сексе и ни к чему друг друга не обязывающие, вполне ее устраивали. Она не была готова опять выходить замуж, а проще говоря, боялась замужества. Ее муж тоже когда-то был с ней добр. А после свадьбы его как подменили. И Лиза, для которой муж был первым мужчиной, думала, что не в нем дело, а в печати в паспорте. Поэтому она не давала Виктору номер домашнего и рабочего телефонов, не встречалась с ним в своем районе, не говорила, где работает.
С Виктором ее жизнь обрела новые краски, Лиза цвела, как яблоневый сад, и получала удовольствие.
Иногда в его квартире она видела чужие зубные щетки, женские кремы и шампуни. Но ее не волновали другие женщины. Виктор сохранял душевную автономию, не клялся Лизе в любви, не требовал верности. Лиза приняла его правила игры. Поэтому она очень удивилась, когда Виктор выказал недовольство ее поведение на дне рождения его друга, где Лиза позволила себе легкий флирт с одним из гостей. После бурного объяснения Лиза поняла, что их отношения свободны только для Виктора, что она, как женщина, обязана хранить ему верность. В тот же вечер Лиза узнала много нового о современных взаимоотношениях между мужчинами и женщинами. Оказывается, женщина - существо, зависимое от мужчины, неспособное самостоятельно принимать верные решения, а мозг женщины находится в черепной коробке только для того, чтобы голову ветром не сдувало. Также Лиза с удивлением узнала, что женщины существа меркантильные, норовящие садиться мужчинам на шею и желающие добиться не столько их любви, сколько их денег. Это уже было поклепом! Лизу эта фраза оскорбила до глубины души. За время их знакомства Виктор не потратил на нее ни копейки. А кого он водил до нее в рестораны и кому он покупал машины, ее не интересовало.
В долгом монологе ее сексуальный партнер постоянно возвращался к своей излюбленной фразе «с женщиной нельзя жить, с ней надо спать!». К своему удивлению, Лизу его слова возмутили. Она ясно поняла, что в этом мире, кроме других видимых и невидимых войн, идет еще одна война, не менее жестокая: война между мужским и женским полами. В первый раз в жизни Лиза сослалась на головную боль и ускользнула от Виктора домой. Ей нужно было время, она хотела подумать над своим открытием.
Дома она приняла душ и успокоилась. Если подумать, ничего страшного не произошло. Хранить верность Виктору не составляет для нее никакого труда, он ей вполне подходит в постели, и их встреч один-два раза в неделю вполне достаточно для нее. Далее, ей не нужны его деньги, ей вообще плевать, сколько у него денег, и этот вопрос тоже не может стать препятствием в их отношениях. Еще: она не претендует на статус умной женщины, ей все равно, какой дурой считает ее Виктор, а также все его друзья и приятели. И пусть он убедится, что она не такая, как все те женщины, с которыми он воюет. «Ах, я не такая, я жду трамвая!»
Если бы Лизе было больше лет, если бы у нее был опыт общения с разными мужчинами, и она пребыла бы среди циников вроде Виктора несколько лет, она бы понимала, что ее поведение и ее мысли ничего для Виктора не значат. Она бы знала, что бойцы невидимого фронта, будь они мужского или женского пола, не признают исключений из правил и стригут всех представителей противоположного пола под одну гребенку. Но Лизе было всего лишь чуть за тридцать, и она была новичком на этой войне. По этой причине Лиза встретилась с Виктором через несколько дней, и они оба сделали вид, что инцидента не было. Яблоневые сады продолжали цвести всю весну и все лето.
А осенью Виктор предложил Лизе махнуться: она будет теперь спать с его другом, а девушка друга – с Виктором. Предложение Лизу не смутило, это было в духе тех людей, которые никому ничего не должны и для которых нет ничего невозможного в отношениях между мужчинами и женщинами. Лиза улыбнулась Виктору в ответ, прекрасно провела с ним вечер и исчезла из его жизни навсегда. По дороге домой она зашла в магазин и купила новую сим-карту, а закрыв за собой дверь в квартиру, Лиза забыла про Виктора, чтобы никогда больше о нем не вспоминать.
Тогда-то она и обратила внимание на Николая Вениаминовича. Лиза давно знала Нефедова, он был одним из ее первых клиентов. Через фирму, где работала Лиза, Нефедов закупал эксклюзивные отделочные материалы. Внешне Николай Вениаминович был, конечно, ничем не примечательным мужчиной: невысокий, лысый, с небольшим животиком. Но, с другой стороны, Нефедов был человеком слова, к женщинам относился с вниманием и был всегда вежливым. Лиза никогда не видела Нефедова в неуравновешенном состоянии, даже когда большие партии его товаров, стоящие огромных денег, задерживались на таможне. А это, Лиза знала, был верным признаком того, что у человека нервы в порядке. То, что Николай Вениаминович был женат, Лизу не особенно смущало. Пожила его жена много лет с ним, в любви и радости, дай и другой пожить. С этим у Лизы все было просто.
Женатые мужчины казались ей самыми подходящими кандидатами на звание любовников. Расставшись с Виктором, Лиза ощутила, как неблагоприятно все-таки действовала на нее атмосфера общества потребителей, в которой крутился Виктор, и в которой была вынуждена крутиться полгода она. Кроме того, Лиза почти забыла свой страх выходить замуж. Ей теперь было ясно, как дважды два, что нормальная женщина всегда хочет замуж. Семейная жизнь для женщины единственный оазис, в котором она чувствует себя любимой и желанной. А любовные связи на стороне, они так, мишура, суета сует, именно ни к чему не обязывающие мужчину связи. Сегодня он любит тебя, завтра полюбит другую. И пусть умники вроде Виктора твердят без перерыва, что штамп в паспорте никому не нужная условность, Лиза думает иначе. Лиза думает, что если человек нацелен всем своим существом на семейную жизнь, для него печать в паспорте что-то значит. И вот, тут Лиза приступала к более глубокому анализу женатых мужчин, и четко разделяла их на группы.
К первой группе она причисляла тех, для которых жениться и разводиться пара пустяков. Лиза прекрасно понимала, что мужчина, разведенный больше двух раз, никогда не задержится в последующем браке больше, чем на год-два. Привычка - вторая натура.
Во вторую группу Лиза запихивала тех, которые всю жизнь гуляют, но из семьи уходят редко. Для них жена не более чем кухарка, уборщица и прачка. Такой муж у нее уже был, такого ей больше не надо.
А к третьей группе Лиза причисляла и Нефедова. В эту немногочисленную группу входили изначально порядочные мужчины, которым сильно повезло с женами. За долгие годы совместной жизни жены родили им детей и сумели стать для них не только заботливыми и верными спутницами, но и настоящими товарищами. Эти мужчины видят в женщине не орудие для своего удовольствия и не бесплатную домработницу, они видят в женщине человека. Более того, живя много лет с такой супругой, эти мужчины уверены, что все женщины, в том числе Лиза – чистое золото. Да Лиза и сама считала, что она – сокровище.
Был у Нефедова еще один недостаток, кроме невзрачной внешности. Николай Вениаминович был много старше Лизы, лет на 15. Но Лиза, прожившая с мужем несколько лет в кошмаре, теперь знала, что от судьбы надо брать то хорошее, что она тебе предлагает, а не гнаться за невозможным. Так что дело было за малым: убедить судьбу подарить ей шанс поймать в свои сети Нефедова.
И тут Лиза, хоть и не признавала за собой особой прозорливости, сделала правильный выбор. Она решила взять Нефедова своей сексуальностью и молчаливым обещанием блаженства. В долгом счастливом браке Лиза видела только один минус: за долгие годы семейной жизни секс с постоянным партнером теряет новизну ощущений, а, следовательно, становится просто милой привычкой. И пусть Виктор и иже с ним кричат на весь белый свет, что женщины переоценивают себя, надеясь на то, что мужчину можно заполучить через качественный секс, Лиза знает другое. Лиза поняла, что сексуальность женщины воспринимается разными мужчинами по-разному. Такие, как Виктор, за годы перебежек от одной юбки к другой, за годы мучительных попыток использовать женщину и не разрешать ей использовать себя, потеряли способность реагировать на женщину как на сказочный источник наслаждения. А вот мужчина, много времени сохраняющий верность одной женщине и забывший за давностью лет ощущение полета, которое может подарить секс с новым, изощренным в сексуальных играх партнером, вполне мог откликнуться на призыв Лизы.
Так что оставалось только выбрать время и место, где взглядами и жестами она будет опутывать Нефедова. И время не заставило себя ждать. Николай Вениаминович сделал очередной заказ, и Лизе нужно было поехать в его офис и вместе с ним просмотреть каталоги и обговорить условия сотрудничества. Лиза тут же выдумала абсолютную занятость, но поставила Нефедова в известность, что она обязательно встретится с ним в небольших промежутках между другими важными делами. Она назначала ему встречи в небольших ресторанах и в скверах. В ресторане она пила кофе и ела мороженое, вызывающе облизывая ложку, а в сквере она как бы случайно дотрагивалась до Николая Вениаминовича. Первый поцелуй Лиза почти украла у Нефедова, зато вложила в него всю страсть, которую накопила за месяцы сексуального воздержания. И когда Нефедов освободился от ее губ, не совсем еще пришедший в себя, Лиза предложила ему зайти в отель, рядом с которым она и назначила встречу. Ненадолго, сказала она, и всего один раз. А потом забыть все.
И Нефедов пошел за ней заплетавшимися шагами, и Лиза в том отеле любила его так, что Николай Вениаминович не смог и не захотел забыть того раза, а Лиза, в свою очередь, не давала ему времени опомниться.

***

Со стороны жизнь Валентины казалась скучной. Самой Валентине ее жизнь тоже не виделась фейерверком. С утра до ночи она была чем-то занята, чем-то неважным и неинтересным. Уборка, готовка, стирка… Ах, да! Еще работа. Когда она была. Институт их прозябал в полудреме и просыпался иногда для выполнения неожиданно свалившегося на его голову заказа. Наука, как и культура, терпели кризис, похлеще финансового.
Мир периодически падал ниц перед финансовыми кризисами и с завидным упорством выбирался из них. А наука и культура начали свое падение еще в те годы, когда Валя только вступала во взрослую жизнь. И вот теперь Валентине за сорок, а этот кризис только-только набирает обороты.
В молодости Валя была восторженной максималисткой, как и все ее сверстники. Когда началась перестройка, когда была провозглашена свобода слова, Валя насторожилась. Каким-то внутренним чутьем поняла она, что у перестройки две стороны, как у медали. А Валя терпеть не могла двуличности и двусмыслиц. И когда ее сокурсники взахлеб обсуждали новые статьи в газетах или когда они спорили до хрипоты, обсуждая новые политические события и новые имена в политике, Валя уходила от спорящих куда подальше или зарывалась с головой в тетрадь с конспектами. Ей было обидно до слез, что каждый новый день привносил в жизнь подтверждения правоты ее сомнений. Свобода слова вольготно гуляла по стране. Разоблачения сыпались со страниц газет и с экранов телевизоров. Но никто из проштрафившихся не держал ответ за свои поступки, ничего не менялось к лучшему.
И тогда Валя перестала смотреть телевизор, читать газеты, слушать радио. Валя решила, что она, как женщина, имеет полное право уйти с головой в кастрюли и поварешки. Что с нее возьмешь, с женщины!? Она влюбилась, вышла замуж, родила детей, и ее жизнь наполнилась не только новыми заботами, но и смыслом. Политика протекала мимо, не дотягиваясь до нее, свобода слова существовала параллельно, не трогая ее. Она жила в своей семье, как в крепости. Валя подозревала, что затеявшие перестройку и позволившие свободу слова поступают так же, как она: их не трогает ни то, ни другое, они живут отдельно от народа и, пользуясь тем, что народ играет с игрушками, с которыми ему разрешили играть, обустраивают свою личную жизнь.
А Вале было хорошо, ей хватало того, что у них было. Вначале им помогали родители: сняли комнату, оплачивали няню для девочек.   
Перед защитой дипломной работы Николая к ним зашел отец Валентины. В тот раз он пришел без Элеоноры и сказал молодым:
- Ты моя дочь, а Николай мой сын. Времена тяжелые, но я не хочу, чтобы вы стали жертвами этих времен. Я тут подумал и решил каждый месяц выделять вам определенную сумму на жизнь. Расчет у меня простой: я считаю, что Николаю сейчас не надо гоняться за копейкой, чтобы достойно содержать семью. Будет лучше, если он найдет работу по душе и постарается добиться успеха в своей профессии. Молодому специалисту много платить не будут, но если наработать опыт, в дальнейшем можно будет жить!
После долгих препираний между отцом и Николаем, было принято решение: деньги у отца брать, матери ничего об этом не говорить, Вале учиться дальше, а Николаю заняться поиском работы, ориентируясь не на размер зарплаты, а на достижение успеха в своей профессии.
К тому времени, когда Валентина окончила университет, Николай уже стал одним из партнеров в небольшом бизнесе, в который приходил несколько лет тому назад помощником архитектора. Валя считала, что с мужем ей крупно повезло. Николай был добрым, ласковым, дочек любил и баловал, Вале помогал во всем. Она пыталась вести хозяйство сама, ведь муж работал с утра до ночи, но Николай так и норовил то с Аленой заняться математикой, то в выходные закупить продуктов на неделю, то посуду помыть после ужина.
Валя никого не любила до Николая. Она была такой тихой и незаметной, что на нее тоже никто из мальчишек не обращал внимания. Валентина росла в тени красавицы-матери. Элеонора была богиней, царицей, а маленькую девочку рядом с ней никто даже не замечал. И Валя жила себе потихоньку, уверенная в том, что ее судьба - жить в тени.
Валентина до сих пор не понимает, что Николай нашел в той скромнице и тихоне, которой она была. Но в свое время внимание Николая превратило Валю из лягушки в царевну. Это превращение было таким резким, что даже мать опешила. Элеонора схватила тогда дочь за локоть и потащила по магазинам, а домой они вернулись поздним вечером, нагруженные покупками. В понедельник, когда Валя появилась в университете в бордовых туфельках с небольшими фигурными каблучками и в воздушном платье из натурального шифона, гул в аудитории мгновенно стих. В полной тишине Валентина проходила к свободному месту, и казалось, что не солнце освещает большое помещение, а ее улыбка. Во вторник она получила записку со стихами, и потом получала такие записки регулярно, до самого замужества. А через месяц на выходе из здания факультета к ней подошла очень красивая девушка и убедившись, что она и есть Валентина Васильева, неожиданно схватила ее за волосы и велела оставить Николая Нефедова в покое. Но разве небольшая трепка могла погасить огонь любви, первый раз в жизни вспыхнувший в сердце семнадцатилетней барышни? «Удивительные люди!» -  подумала тогда Валя, поправляя растрепанные волосы и провожая обидчицу взглядом. В чем состояла удивительность людей на тот момент, было непонятно. Но это для Вали не имело никакого значения. В тот день у книжного магазина «Москва» ее ждал Николай, и это было важнее всего на свете.
     Николай до сих пор не знает о том инциденте. В тот вечер Валя не хотела портить романтическое свидание, а потом она про него совсем забыла. А уж когда вспомнила, позади была свадьба, и не было смысла ворошить прошлое…
И хотя со стороны жизнь Валентины может показаться скучной, и хотя самой Валентине ее жизнь тоже не видится фейерверком, Валя счастлива. Она, конечно, чувствовала себя уютней и уверенней, когда ее девочки были рядом, но что уж тут поделаешь? Жизнь…
Раньше, когда наступали тяжелые времена, они были все вместе, и Вале было спокойней на душе. А теперь дети разлетелись кто куда, и сердце Вали разрывается от тревоги за них. У Кости на работе не слишком ладно, прошла первая волна сокращений, Соня переживает за Костю, тем более смерть бабушки его подкосила. Алена ходит грустная, у нее на работе тоже что-то не то, да и с личной жизнью у нее как-то не клеится.
Похоже, этот финансовый кризис больно ударил и по бизнесу Николая. Он стал задерживаться на работе, что не случалось раньше даже в самые лютые времена. Муж мало говорит, мало ест, плохо спит. И, что самое противное, редко бьет посуду. А Валентина знает: если Николай забывает бить посуду, значит мысли его заняты очень невеселыми темами. Больше всего Валю угнетает, что никто из родных не делится с ней своими проблемами. Дети на вопросы отвечают: все хорошо, все наладится, а муж смотрит на нее грустными виноватыми глазами и молчит. Николай никогда не был слишком разговорчивым, но раньше они делились друг с другом проблемами. Теперь же он носит все в себе. Наверное, не хочет ее беспокоить и надеется, что в скором времени все наладится. Валя не лезет к нему в душу. Захочет, сам расскажет, а не хочет, пусть молчит. Она свое дело знает: обеспечить ему спокойную, уютную жизнь хотя бы вне работы и поддержать его если не словом, то взглядом.
На той неделе ей кто-то позвонил и женским голосом пытался впарить, что у Николая есть другая женщина. Она хотела просто отключить телефон, а потом подумала, что в таком случае звонки будут продолжаться, и ответила бодрым голосом: «Не волнуйтесь, я в курсе». Она и правда была в курсе, что бизнес делают разные люди и среди них есть такие, которые не брезгуют никакими средствами, чтобы выбить у конкурента почву из-под ног. Не дождутся!
Валентина прекрасно знает, что умные люди от добра добра не ищут. А Николай умный человек. С чего он станет встречаться с другой женщиной после стольких лет совместной жизни с Валентиной? Хотел бы уйти, ушел бы раньше. Не любил бы, тоже ушел бы давно. Не ценил бы свою семью, не работал бы, не покладая рук, а коротал бы жизнь в беготне по бабам…
С другой стороны, Валя знала много жизненных примеров, когда вроде бы благополучные супруги разводились после многих лет брака. Но ведь, если бы да кабы, она заметила бы в поведении Николая чего-нибудь такого эдакого. А нет в его поведении ничего, позволяющего думать о его неверности. Господи, это же какой стыд-то, решиться на такую глупость, когда у детей уже дети есть! Ну, нет, это даже в страшном сне Вале не может присниться. А чтобы Николай… Нет.
Валя попыталась представить, что она сама решает завести любовника. И что? Ничего у нее не получалось. Во-первых, когда с ним встречаться? У нее ни одной минуты свободного времени нет. А даже будь оно у нее, свободное время, она лучше к Соне или к матери поедет, или в салон зайдет к косметологу, или по дому что-нибудь поделает, или почитает, в конце концов. Во-вторых, где с ним встречаться? Какое же это счастье: бегать и прятаться? Какое удовольствие в том, чтобы делать то, чего делать стыдно и противно? Фу! Какая гадость… И как после этого Николаю в глаза смотреть? А что, если дети узнают? Как, черт побери, раздеваться при чужом мужике? И как до него, до чужого, дотрагиваться? Тут Валю начало подташнивать. Она перестала над собой издеваться и приняла решение никогда больше к этим фантазиям не возвращаться.

***

  Костя уехал на неделю в командировку. Беспокоиться ему особо было незачем: дед дома и чувствует себя прекрасно. Настя здоровая и веселая, а Соня убедила мужа, что ей будет несложно в его отсутствии, и она со всеми делами справится.
Так все и было первые три дня. Соня отводила Настю в детский садик, потом бежала на работу. В обеденный перерыв она заходила к деду, оставляла продукты, даже умудрялась что-нибудь приготовить, и бежала обратно на работу. Вечером она забирала Настю из садика, звонила Алексею Ивановичу, справлялась, как у него дела, и так каждый день.
А потом все полетело в тартарары. Ночью Насте стало плохо, Соня вызвала скорую помощь, и врач безапелляционно заявил: аппендицит. Пришлось ехать в больницу. Операцию сделали срочно, но к утру Насте опять стало плохо, и Соня осталась с ней в больнице. Она позвонила Алексею Ивановичу и сказала ему, что сегодня не сможет к нему зайти, но причину утаила, чтобы не беспокоить пожилого человека, недавно похоронившего жену. Недолго думая, Соня позвонила Михаилу Львовичу и попросила его, по возможности, держать связь с Алексеем Ивановичем, пока Костя в командировке, а она в больнице.
На следующий день Алексей Иванович не отвечал на телефонные звонки. Поздно вечером, по просьбе Сони, Николай с Валентиной поехали к нему домой, но им никто не открыл дверь, и Соня по телефону попросила их зайти к соседке, у которой были ключи от квартиры деда. Соседка, не мешкая, открыла дверь, но Алексея Ивановича в квартире не было. Соня позвонила Косте, Костя позвонил Михаилу Львовичу. Дед опять лежал в клинике. Но Михаил заверил Костю, что состояние Алексея Ивановича уже не вызывает опасений и, так как он находится под постоянным присмотром врачей, семье не о чем беспокоиться. Михаил также попросил Костю несколько дней не навещать деда, потому что тот нуждается в полной тишине. А как только Алексей Иванович сможет принимать посетителей без вреда для своего здоровья, Михаил позвонит Константину. На вопросы внука, что же все-таки случилось с дедом и как его состояние можно называть нормальным, если его даже навещать нельзя, Михаил спокойно ответил, что Костя зря волнуется, и зря спорит с врачом. Все хорошо.
На следующий день, отложив все дела, Костя вернулся в Москву. С вокзала он поехал в больницу к дочери, а повидавшись с ней и с женой, оставил Соне свою дорожную сумку, взял такси и отправился в клинику, где лежал дед. В регистратуре медицинская сестра долго смотрела на Костю, потом с прискорбием сообщила, что Алексей Иванович умер.
- Когда?
- Сегодня утром. Острая сердечная недостаточность.
- Где он?
- Вам лучше поговорить с Михаилом Львовичем. Но его в данный момент нет на месте.
  Костя стоял в фойе медицинской клиники, не зная, что дальше делать и куда податься. Когда умерла бабушка, Костя смог мгновенно настроиться на деловой лад. Он понимал, что предстоит много срочных дел и что сначала нужно бабушку похоронить и только потом оплакивать. Но смерть деда была еще неожиданней смерти бабушки. Косте не верилось, что это произошло на самом деле. Он просто не мог в это поверить. Так не бывает! Не бывает так, чтобы сразу…
Почувствовав, что ноги его не слушаются, Костя тяжело опустился в кресло.





Часть вторая

Omnia mea mecum porto

***

Элеонора сегодня не выходила из дома. Она сидит перед телевизором, нога на ногу, и не решается вставать, чтобы включить свет. Темнеет. Она боится темноты, но еще больше она боится спугнуть неясную мысль, догадку, блуждающую на окраинах ее сознания и не желающую оформиться в ясную идею.
Весна в этом году наступила рано и резко. Высокие сугробы таяли на глазах, обходить бесконечные лужи стало невозможно, Москва стонала в автомобильных пробках… Впрочем, московским пробкам погода не указ, да.
Элеонору беспокоит ее семья. Как-то все пошло не так, как надо. Да и откуда человеку знать, как оно должно быть? Но события, происходящие внутри семьи, и поведение членов этой семьи не могут ее не беспокоить. Они-то все еще молодые, им свойственно делать из мухи слона, и бревно в собственном глазу не замечать. А Элеонора столько лет прожила, столько видела людей за свою жизнь и столько дров наломала, что иногда реальность открывает перед ней завесу и она видит то, что другим не увидеть.
И сны ее опять тревожат… Аленка и Соня снятся через раз, а Валентина - каждую ночь. С Валей на днях попыталась поговорить, а та все валит на работу: у Алены проблемы на работе, у Николая проблемы с бизнесом. И как сказать дочери, что такие грустные глаза у барышни бывают только от неразделенной любви? Как объяснить Валентине, что если мужчина пьет чай с квашеной капустой и не слышит, о чем идет речь за столом, ни о каком бизнесе он не думает в эти минуты, а думает совсем о другом? 
Мысли Элеоноры сегодня подобны назойливым мухам. То пролетят совсем близко, то спрячутся в далекие и тайные углы сознания. На улице уже совсем стемнело, в ее голове такая же темнота. Тревога тоже одна общая: и в квартире, и в мозгах.
Элеонора заставила себя встать и нажать на выключатель. Вспышка света отозвалась в мозгу ответной волной и прихлопнула разом всех мух. Вот! Элеонора застыла, ошеломленная своими открытиями. Алена не походит на барышню, страдающую от неразделенной любви. А на женщину, полюбившую не того человека, вполне походит! И эта сволочь, ее зять, завел любовницу! Ясно, как божий день. Вопрос в том, как теперь заснуть с ней, с этой ясностью?
Она сварила кофе и теперь сидела, опять нога на ногу, и отпивала маленькими глотками обжигающую жидкость. Скоро она выпьет до конца этот противный напиток и сможет прочитать на кофейной гуще, что ждет ее завтра: свет или тьма. Было бы лучше погадать Вале или Алене, но Элеонора тщательно скрывает от родных умение гадать. А если ей не понравится то, что она увидит на дне чашки, она еще и карты раскинет. 
Элеонора знает, что гадать лучше всего после захода солнца или на заре, но она никогда не придерживалась этого правила. Она предпочитает гадать, когда есть вопросы, и нет никого рядом. А время суток ее не волнует. Бывает, что при дневном свете рисунки и знаки читаются легко, а бывает, что на дворе ночь, а в чашке - полная галиматья. Как сейчас. Лежит на краю чашки ключ, который говорит гадалке, что перед ней открыты все двери, что стоит ей только правильно оценить обстановку, и откроются новые возможности.
То есть, у гадалки так и чешется язык расспросить Алену про ее новую любовь. То есть, с одной стороны, у гадалки чешутся руки влепить зятю пару оплеух. То есть, ключ намекает ей, что так и следует поступить.
Но, с другой стороны, по всей чашке разбросаны волосы. Ей ли, гадалке, не знать, что волосы - это тайна, о которой нужно молчать?
Тьфу, ты!
Элеонора решила не ломать голову над этими двумя знаками, а посмотреть чашку в целом. Возможно, общая картина поможет ей истолковать соседство ключа и волос. Но общая картина гадалку тоже не обрадовала. В маленькой чашке было столько людей, детей и змей, что Элеонора поставила чашку и схватилась за голову. Первая мысль: бардак. Вторая мысль: надолго. Третья мысль: доколе?
Дверной замок ожил и, пока Алена возилась с дверью, Элеонора успела вымыть чашку, присесть на краешек стула и налить в бокал вина. В один миг от гадалки не осталось ни следа. За столом сидела скучающая домохозяйка, лениво потягивающая вино.
- Добрый вечер!
- Привет. Ты сегодня так поздно! Есть будешь?
- Нет. Спать хочу. А ты вино пьешь?
- Все равно не спится, - не будешь ведь говорить внучке, что тебе не хватило каких-то двух секунд, чтобы дотянуться до воды, а бутылка вина под рукой оказалась, - Врачи советуют пить красное вино. Хочешь?
Алена стояла в проеме кухонной двери и казалась Элеоноре такой маленькой, хрупкой, уставшей и грустной, что сердце женщины сжалось. Она отвернулась к окну, чтобы внучка не заметила в ее глазах подступившие слезы.
- А наливай!
Алена снимала в коридоре куртку и сапожки, а Элеонора метнулась к холодильнику. Когда Алена села за стол, в бокале ее ждало вино, а на тарелке – сыр и грецкие орехи.
- За что будем пить?
- За тебя, Алена. За то, чтобы в твоей жизни было меньше проблем и больше радости.
- Спасибо, Элеонора! С удовольствием за это выпью.
Элеонора смотрела на внучку и не могла решиться задать ей вопрос, который мучил ее больше всего.
- Алена, как дела на работе?
- Нормально.
- А на личном фронте?
Глаза Алены со скоростью молнии переметнулись от бокала с вином к бабушке, от бабушки к окну, от окна к собственным рукам.
- Тоже хорошо. Да все хорошо! Обожаю красное сухое вино с сыром и орехами!
Что ж. Ясно, что делиться своими переживаниями Алена не хочет. Точка.
- У меня… Вернее, у нас с Сергеем был знакомый, молдаванин. Он и научил нас так пить вино. А когда морозно на улице, сухое красное вино можно еще и разогреть. Такая вкуснотища получается!
- Глинтвейн?
- Можно и так сказать. Но в глинтвейн добавляют корицу, гвоздику, лимонную корку, анис, мёд, имбирь. А этот наш знакомый использовал только душистый перец и гвоздику. Говорил, что все остальные специи, и даже мед, разрушают винную гармонию. Гармонию разрушают… Да! И, разумеется, важно присутствие на столе сыров и грецких орехов. Полная гармония, короче…
- Элеонора!
- Что, дорогая?
- Тебя что-то беспокоит?
- Меня!? Да что ты! Нет, я спокойна, как танк. А тебя? Что беспокоит тебя?
- Я тоже танк.
- Да?
- Ну, ты же знаешь… В мире неспокойно.
- Ну, да.
- Я пойду спать.
- Угу. Спокойной ночи.

***

 Дима завел машину и нехотя тронулся с места. Нужно срочно снять квартиру! Если они с Аленой и дальше будут ютиться в машине да на холодных дачах знакомых, вся романтика вылетит в трубу. И останется он, Дима, у разбитого корыта. С деньгами напряженно, конечно. Но, в крайнем случае, можно продать машину. На полгода хватит, чтобы арендную плату за квартиру вносить. А за полгода он успеет и с Ириной развестись, и на Алене жениться. Только бы время не упустить! Ира молчит, звонками не третирует, денег не требует, о помощи не умоляет. Или мать вызвала, или в депрессию впала. Но мать приедет и уедет, а депрессия задержится, как пить дать. Сейчас самое время подать в суд заявление о разводе, а потом сразу с Аленой обвенчаться. Только венчаться! Чтобы наверняка потом не рыпалась. Против Бога Алена не пойдет, и раз согласится венчаться, будет женой, а не сестрой милосердия для чужих детей. А потом ребеночек появится, так она и вовсе о старых Диминых грехах забудет. А то Алена в последнее время ведет себя странно. То отвечает невпопад, то смотрит неизвестно куда, то говорит ему «вернись к жене». Хорошо еще, он сообразил ляпнуть сразу, не задумываясь, что если и разойдется с Аленой, к жене все равно не вернется. Достала Диму эта привычка Алены брать на себя всю мировую скорбь! Какое ей дело до Иры и детей? Ира сама не девочка, разберется как-нибудь и без Алены. А он, Дима, без Алены вряд ли разберется. Любовь такая у него к Алене, что в груди тысяча маленьких кактусов поселилось, и царапают, царапают без перерыва. Боится он потерять Алену. Жизнь-то сейчас, какая? Рот разинешь, а у тебя в мгновение ока из-под носа девушку уведут. Вот какие нынче нравы!
Дима ехал по ночной Москве и думал о том, как сделать так, чтобы родители смирились с его выбором и приняли Алену, как родную. Света, первая жена Димы, была старше него на три года. Мать сразу на нее ополчилась, а Дима с горя запил. Мать замучилась его совестить, отец капал маме на мозги, что из-за ее предрассудков они теряют сына, и мать сдалась. Дмитрий сразу переехал жить к Светлане, у них родился ребенок. И тут началось! Пеленки, детское питание. Режим сна, режим бодрствования. У маленького животик вздулся, у меня голова болит. Пойди туда, не знаю, куда. Уйди отсюда, убавь громкость телевизора. Дима попробовал делиться ужасами семейного бытия с друзьями и коллегами, но друзья над ним подтрунивали и били его по плечу: ничего, брат, мы все там были! Коллеги, особенно женщины, безмолвствовали и бросали на Диму недоумевающие взгляды. Что мог сделать Дима в такой ситуации? У него закипали мозги от такой жизни, ему была необходима отдушина.
Вот тогда он и познакомился с Ирой. Молоденькая студентка, такая воздушная и вдохновляющая, такая веселая и беззаботная, такая… Ну, тут особенно и рассказывать нечего: встретились, познакомились, поговорили. Ира умела слушать, и Дима в первый же вечер выложил, как скучна его жизнь. А Ира слушала его и кивала головой. Она поддерживала Диму и недоумевала, как его жена может пренебрегать таким хорошим мужем. Мужчинам, говорила Ира, необходимо оставлять право на личную свободу. Для мужчины, утверждала она, личное пространство, спокойствие и семейный уют – необходимые условия для созидания. Только в таких условиях мужчина из царя и бога для собственной жены сможет превратиться в успешного человека вообще. В человека, на которого будут равняться остальные. Ира все правильно говорила, настолько правильно и настолько гармонично с его мыслями, что через два месяца задушевных бесед и качественно секса Дима решил немедленно уйти от жены и жениться на Ире. К тому же судьба подкинула знаки, направляющие его именно в это русло. Умерла бабушка и Дима, вступив в наследство, оказался собственником отдельной квартиры.
Свете и родителям он ничего не сказал о своем решении. Света, как и следовало ожидать от сумасшедшей мамаши, не замечала отсутствия мужа. Дима приходил домой редко и ненадолго, а потом опять исчезал. Света его ни разу не упрекнула, а когда он появлялся, она смотрела на него удивленно, как на новую мебель, которую привезли без предварительной договоренности о времени доставки. Диме было обидно, очень обидно. Света была красивой до умопомрачения. Волосы цвета вороного крыла, с отблеском синевы, огромные глаза фиолетового цвета (таких глаз он больше не видел), чувственные губы, тонкие кисти, длинные ноги, узкие ступни и все остальное, все остальное, абсолютно все.
Когда он видел Свету, у Димы дыхание перехватывало. Он ее с таким трудом отбил у собственного друга! Он ей столько дифирамбов пел и столько цветов дарил! Как он любил ее! Как он желал ее! А теперь эта королева запросто сможет вернуться к Витьку. От этой мысли у Димы темнело в глазах, и он принимал решение немедленно вернуться к Свете. А Света смотрела на него, как на мебель и почему-то не спрашивала, где он был, и не просила его хоть что-то сделать, хоть чем-то помочь. Темнота в глазах сменялась вспышкой гнева в мозгах, Дима выходил из квартиры и непременно при этом хлопал дверью.
Потом он пришел и не смог открыть дверь. Дима не сразу сообразил, что замок другой. Он всё еще пытался вставить ключ в замочную скважину, когда открылась дверь, и его взору явился его бывший друг, Витёк. В коридоре стояли сумки с вещами Димы. Не обмолвившись ни единым словом, Дима забрал сумки и ушел. Свету он не видел, он только слышал, как в детской плакал сын, а мать его успокаивала.
Вот и вся любовь.
Непонятно, кто и зачем создал миф о том, что женщины непредсказуемы. Никакой тайны в них нет, и никаких сюрпризов от них не приходится ожидать. О том, что в жизни Светы опять появится Витек, Дима догадывался давно. О том, что любовь Иры к мужу значительно убавится с появлением детей, он тоже знал заранее. Но дело даже не в этом. Чувства Димы к Ирине угасли еще до рождения ребенка. Беременная Ира стала круглой, как шарик, и скучной, как туман над болотом. Целыми днями она слушала классическую музыку и даже спать ложилась под звуки симфонических оркестров. Мясо на ужин не жарилось, а тушилось, майонез исчез из холодильника. Это бы еще ничего, но Ира стала некрасивой, неуклюжей, медлительной и глупой, как пробка. Дима смотрел на жену и пытался понять, как он мог променять на нее Свету!? Это было уму непостижимо. Никак, тут замешено колдовство. О, точно, ведьма эта Ира. Без магии Дима и не посмотрел бы в ее сторону. Тем более, когда рядом была такая красавица – Света.
И вот, обвинив Иру во всех мыслимых и немыслимых, вольных и невольных, ведомых и  неведомых, явных и тайных, великих и малых грехах, Дима снял камень с сердца, спрятал его за пазуху и пошел дальше шагать по жизни, легко и весело. Женщины появлялись и исчезали, чередуясь, как день и ночь. Деньги приходили и уходили, как вода. Слова постоянно беременной жены в одно Димино ухо влетали, а из другого вылетали, не задерживаясь ни на секунду. Жизнь Димы была прекрасна, как розовый рассвет над июльским Каиром.
К тому времени, когда Дима в первый раз увидел Алену, он пресытился и своей женой, и чужими женами, и однокомнатной квартирой, в которой проживали уже четыре человека.
Яркая шатенка с голубыми глазами не была похожа на женщину, с которой можно замутить кратковременный роман. А так как Дима устал от бесконечной смены женских лиц и постельных принадлежностей, он прекрасно понимал, что именно такая женщина ему нужна. Эти красивые и недоступные женщины возвращают мужчине, если добиться у них успеха, спокойствие сердца и полет души.
Дима навел справки и выяснил, что понравившаяся ему девушка незамужняя москвичка из хорошей семьи. Этого было достаточно для того, чтобы начинать наступление. Кроме счастья в личной жизни Дима рассчитывал вернуть себе благосклонное отношение родителей. Иру они так и не признали, детей от второго брака сына ни разу не видели. Ира была и осталась для них лимитчицей, позарившейся на Димину квартиру. Тогда Диме слова родителей казались полной чушью. Теперь он с ними согласен, но делать все равно нечего. Иру бы он выгнал из квартиры, не задумываясь. Но в этой квартире прописаны дети, куда же их денешь? Общественное мнение, опять же… Что, если Ира побежит в суд? Дима тогда будет выглядеть супостатом. Шутка ли, отец выселяет из квартиры двух малюток? Ну, и фиг с ней, с квартирой! Все равно, в такой даже одному человеку нечем дышать, не то, что семье. А вот у родителей прекрасная квартира, там они с Аленой могут перекантоваться первое время. А в этом мире нет ничего более постоянного, чем временное. Сначала Алена понравится маме и папе, потом родится ребенок, и никуда они уже не уедут, в четырехкомнатной квартире всем места хватит.
Разложив по полочкам все настоящее и будущее, Дима вычеркнул из своей жизни однокомнатную квартиру, Иру, детей и даже красавицу Свету. Третий брак станет для него последним, решено! Народ не зря придумал: первая жена – от Бога, вторая – от людей, третья – от черта. Места для четвертой жены даже в русском фольклоре  не нашлось, а уж он, Дима, не дурак, к народной мудрости относится с вниманием и уважением.



***
Николай Вениаминович не поехал в офис. Он решил остаться сегодня дома, отдохнуть, побыть в одиночестве. Валя весь день будет на работе, а он займется своей бесценной коллекцией. Николай Вениаминович открыл все стеклянные витрины и мягкой тряпочкой протирал по очереди каждую статуэтку, каждую тарелочку, наслаждаясь прохладой фарфора в своих руках и изящными формами шедевров.
Коллекция перешла к нему от отца, который был дипломатом и собирал фарфор по всему миру. За годы владения коллекцией Николаю удалось почти удвоить численность экземпляров. Он разделил их на две категории: памятные и просто ценные. Для памятных была выделена отдельная витрина, и эта витрина отличалась от других буйством красок, а иногда топорностью и неуклюжестью фигурок, выставленных в ней. Николая Вениаминовича это не беспокоило. Он смотрел на эту витрину с хитрым прищуром маститого коллекционера, который прекрасно знает, что каждая пролетающая мимо секунда превращает некогда ничем не примечательные экземпляры в бесценные безделушки. Время медленно, но верно придает этим фигуркам статус редкостей.
Отец Николая Вениаминовича гнался за определенным предметом с азартом заядлого охотника и не находил себе покоя, пока ему не удавалось заполучить именно тот предмет в свою коллекцию. А Николай был другим. Он причислял себя к тем коллекционерам, для которых важно не только быть ценителем и хранителем редкостей. Для него не менее важным было чувствовать себя соучастником и свидетелем превращения обычного предмета в предмет, достойный того, чтобы за ним устраивали погоню коллекционеры. Николай был уверен, что интуиция его не подводит и придет то время, когда следующий владелец его коллекции оценит по достоинству его чутье.
Пока Николай Вениаминович любовался своими драгоценными фигурками, разум пытался разложить по полочкам то, что происходило в его жизни. Неожиданно для себя Николай оказался между двумя огнями, то есть между двумя женщинами. Валя была его путеводной звездой. Тем человеком, в котором он был абсолютно уверен. Валя прошла с ним нелегкий путь, и Николай Вениаминович знал: она никогда его не предаст, ни на кого не променяет. Он понимал, что для нее семья – самое дорогое. Валя никогда не задумывалась, если предстоял выбор. Она всегда делала этот выбор в пользу семьи. Она без сожалений рассталась с мечтой сделать прорыв в науке, она легко отказалась от карьеры. Дочери и муж были для нее людьми, которых она любила больше себя, их успехи и их светлая жизнь были для Вали необходимыми условиями для счастья. Но дети выросли. Николай с Валей прошли рука об руку и плечо к плечу большой отрезок жизни. Их любовь ничего не омрачало. Были моменты отчаяния, были месяцы безденежья, были детские болезни и проблемы на работе. Но они пережили все это вместе и, надо отдать Вале должное, она Николая никогда ни в чем не упрекнула. Она всегда была рядом. Ее любовь, ее спокойный голос и нежная забота сглаживали острые углы, в которые периодически загоняла их жизнь.
Алена и Соня замечательные девочки. Красивые и умные, добрые и женственные. О таких детях можно только мечтать. А внучка просто прелесть! Такая веселая, смышленая…
Николаю Вениаминовичу было больно признавать, что именно он будет вынужден разрушить этот мир. Ему было не только больно, ему было стыдно. Он не хотел исчезнуть из их жизни. Он хотел оставаться отцом Алены и Сони, дедом Насти… Вот только, кем же он может остаться для Вали? Братом?.. Да, пожалуй, так.
Только Валя сможет смягчить удар. Только она сможет помочь ему с честью выйти из сложившейся ситуации. Но захочет ли она ему помочь? Захочет ли Валя взять на себя роль доброй самаритянки и спокойно объяснить девочкам, что мать с отцом вместе приняли решение разойтись? Теоретически, да, сможет. А учитывая ее постоянную заботу о благополучии семьи, и захочет. Надо только продумать разговор с Валей. Хорошо продумать. А ведь Валентина спросит, что его не устраивает и почему он уходит? Сложный вопрос. Нет на него ответа. Не из-за чего Николаю уходить, вот в чем проблема. Единственная причина его ухода – Лиза, то есть другая женщина. И не дай Бог Вале спросить, чем Лиза лучше. Это нормальный вопрос для жены, от которой муж уходит. Только ответ получается подленький. Что он может ответить, кроме того, что ему башку снесло от молодости и темперамента Лизы? Ничего. Подло всё-таки получается. Некрасиво.
Как же сложно сделать выбор! «Легче умереть» - вздохнул Николай Вениаминович.
Только если… А что, если сказать Вале правду? Так и сказать: «За повседневными заботами о семье, о спокойной жизни, ты, Валя, давно забыла, что секс очень важная составляющая семейного счастья». Когда-то Валя была очень даже темпераментной женщиной. Не с самого начала, конечно. В самом начале Николаю пришлось проработать этот вопрос. Валентина была очень застенчивой, скованной. Николай искал и медленно, но верно находил путь к тому спящему вулкану, которым на самом деле оказалась Валя. Сейчас трудно себе представить, что многие сумасшедшие и неимоверно приятные штучки, происходящие когда-то в их постели,  были плодом фантазии Валентины. Николай пытался вспомнить, когда же это прекратилось. Но не мог. Как-то медленно и незаметно все сошло на нет, остались только редкие «сеансы» супружеского секса. Близость потеряла остроту, новизну, страсть. Осталась только нежность. И любовь… Любовь осталась, несомненно. Но она больше стала похожа на благодарность и партнерство. Если бы не Лиза, Николай так и прожил бы свой век, думая, что страсть бывает только в молодости. Но теперь-то он знает, страсть возможна и в 48 лет. И он не хочет больше жить, как раньше. Еще немного, и супружеский секс у них с Валентиной перейдет в статус супружеского долга. Этого он не может допустить. Человеку нужно счастье, человек не должен отказывать себе в счастье. Валя обязана это понять, иначе какая же она хорошая жена? Может быть, удастся убедить ее вообще не говорить родным, что они разошлись. Просто придумают сказку, что проблемы, привнесенные в жизнь финансовым кризисом, вынуждают папу жить в городе. Валя останется в доме, а Николай уедет. И все. Тем более, что Николай ничего не возьмет с собой, кроме своей коллекции. 
Николай Вениаминович осторожно поставил на полку последнюю статуэтку и закрыл стеклянные витрины. «Умницы», - с благодарностью подумал он о своих бесценных фигурках, уверенный в том, что именно мудрость веков, скрытая в этих маленьких статуэтках, направила его мысли в такую удачную стезю.
Он спустился на первый этаж. Нужно было принять душ, перекусить и уехать в город. Сегодня он опять встретится с Лизой!

***

Соня сидела на деревянной скамейке у подъезда. Лучше бы она не приезжала сюда, на Чистые пруды! Вчера Элеонора позвонила ей  и сказала, что надо пойти посмотреть, что творится в квартире Алексея Ивановича и Ксении Федоровны. Элеоноре, видите ли, сон приснился. Как бы не залило соседей, как бы не залезли воры. Вот Соня и приехала. Поднялась на четвертый этаж и поцеловала дверь. Кто-то сменил замок. А кто мог это сделать, кроме Кости? Никто. Вопрос в том, почему Костя не сказал об этом жене и почему не дал ключи. Вопрос. Подозревать Костю в каком-то злом умысле у Сони и в мыслях не было. Ее беспокоило то, что муж не поделился с ней, не рассказал ничего. Ему, разумеется, очень тяжело сейчас. В такой короткий промежуток времени потерять и бабушку, и дедушку, это вам не фунт изюма. Соне он говорит, что до поры до времени не может заходить в квартиру на Чистых прудах, а на самом деле пришел и втихаря сменил замок. Нонсенс какой-то.
Соня встала со скамейки и опять вошла в подъезд. Она еще раз посмотрела на дверь, как будто надеялась, что ей только привиделся новый замок, и позвонила в дверь соседки.
- Вера Андреевна, а у Вас есть новые ключи от квартиры Алексея Ивановича?
- Нет, Соня. Когда замок меняли, я, конечно, вышла на площадку и спросила, что тут происходит. Двое молодых парней работали. Они мне ответили, что хозяин им велел сменить замки. А ключи не велено было оставлять.
- Спасибо.
- Так ты, что? Забыла дома ключи? 
- Спасибо Вам огромное, Вера Андреевна. Мне надо идти!
Соня бросилась по лестнице вниз, не дожидаясь новых вопросов.
Она выскочила на улицу и набрала номер Элеоноры:
- Была я на Чистых прудах…
- И что? Сейчас ты где?
- Ничего. Костя сменил замки. А я тут, у подъезда.
После секундной паузы Элеонора спросила:
- Вера Андреевна видела, как Костя это делал?
- Нет. Какие-то парни работали.
- Соня, иди к Вере Андреевне и возьми у нее координаты участкового милиционера.
- Зачем? Я с Костей поговорю…
- Иди, Соня, к Вере Андреевне и сделай, как я сказала!
Уже с визиткой участкового в руках Соня опять позвонила Элеоноре.
- Мне теперь с милицией связаться?
- Нет. Тебе теперь на работу идти, а вечером расскажешь все Косте и по его реакции поймешь, он ли сменил замки. Если не он, отдай ему номер телефона участкового и пусть он сам ему звонит. В конце концов, это его квартира.
- А, да… Конечно.
Костя, существующий последние месяцы на автопилоте, новости не удивился, и делать ничего не собирался. После ужина Соня уложила Настю спать и пошла к мужу.
- Костик, а как дела на работе?
- Нормально.
- Костя, может быть, нам машину купить уже?
- Да, конечно. Можно в воскресенье. Ты решила, какую хочешь?
- Я надеюсь на тебя. Главное, чтобы она маленькая была. А в остальном, ты же понимаешь, из меня знаток никакой… Костя! Когда ты участковому позвонишь?
- Зачем?
- Но это же ненормально, что кто-то замки сменил без твоего ведома. Мне кажется, надо договориться с участковым, встретиться с ним и в его присутствии вскрыть квартиру.
- Не знаю…
- Костя, это важно. Вдруг там кто-то живет, или что-то происходит противозаконное? Ты, как хозяин квартиры, будешь виноватым.
- Сонь, ты детективов начиталась. Но если для тебя это так важно, я завтра позвоню.
- Спасибо, Костик!

***
 
- Я не позволю! Я не потерплю!
С неизвестно откуда взявшейся в хрупком женском теле силой Мегера хватала со столов по три-четыре толстых папки и бросала их на пол. Алена и Максим стояли у двери кабинета, изумленно глядя на эту фурию. Пять минут назад она ворвалась в кабинет и потребовала у Алены список проектов, над которыми они работают. Алена распечатала список и протянула его Мегере, а та посмотрела и ахнула:
- Откуда здесь взялся «Инверо»?!
Алена успела только открыть рот, для ответа Мегера ей не оставила времени.
- Я тебя спрашиваю, как могло случиться, что ты работаешь с «Инверо»! Я тебя спрашиваю, как вышло, что такой крупный проект оказался в твоем вшивом отделе! Для тебя распоряжения руководства не указ? Что ты себе позволяешь? Твой отдел не может работать с такими крупными проектами! Что ты молчишь? Сказать нечего? Я вам всем покажу, как самоуправством заниматься! Вам что, кажется, что вы умнее всех? Вот ваш удел – мелочь вроде «Тука» и «СК», а не «Инверо»! Вот ваша работа! – и тут на пол полетели папки, а за ними, как намагниченные, посыпались ручки, карандаши, ластики, скрепки и отдельные листы бумаги.
Когда на рабочих столах не осталось ни одного предмета, Мегера повернулась к Алене и произнесла сквозь зубы:
- Чтобы через пять минут все документы по «Инверо» лежали тут! - она кулаком ударила по тумбочке рядом со столом Алены, развернулась и вышла из кабинета.
Макс пожал плечами. Алена прошла к своему рабочему месту и бухнулась в кресло. В гробовой тишине отчетливо было слышно, как  за окном, на деревьях набухают почки. 
- Ну, шеф, это варварство, скажу я тебе. - Макс поднял с пола свою любимую ручку, - Треснула, однако.
Алена не ответила. Генеральный директор уехал за границу, а его заместитель целиком и полностью на стороне Мегеры. Перед отъездом генерального состоялось совещание руководства, которое закончилось призывом Мегеры уволить к чертовой бабушке всех старых сотрудников и работать только с новыми, которых она набрала. За два месяца новый отдел показал замечательные результаты, с этим не поспоришь. А на совещании не пригласили никого из руководителей давно существующих отделов, чтобы хоть кто-то смог выступить и разложить по полочкам причины получения новым отделом таких прекрасных результатов. Новые сотрудники всего лишь закрыли и сдали проекты, над которыми уже проделали основную работу старые сотрудники «Золотой середины». Изначально заказ «Инверо» был причислен Мегерой к неперспективным проектам и именно по этой причине остался в старом офисе «Золотой середины». Теперь же, когда работа над заказом была закончена и Макс занимался продвижением готового продукта, «Инверо» показался Мегере кушем, незаслуженно отобранным у ее сотрудников. Кому жаловаться? Генеральный с Мегерой не связывается, он верит, что она классный топ-менеджер. А заместитель, который сам ее привел, даже слушать никого, кроме Мегеры, не желает.
Алена сняла телефонную трубку и набрала внутренний номер Арефьевой:
- Галя, у вас тихо?
- Ага. Сегодня ваш день.
- Спасибо. Но не обольщайся, еще не вечер.
- Аленка! Не дрейфь, будет и на нашей улице праздник.
- Когда?
Риторические вопросы не предполагает ответов, поэтому Алена искренне удивилась конкретике Галины:
- Через недельку.
Не желая расставаться с лучом надежды, вопреки реальным событиям, вспыхнувшим в сердце, Алена еле заметно улыбнулась и положила трубку.
- Что, шеф, будем вызывать уборщицу, или справимся сами?
- Сами, Максим. Документы не любят чужих рук.
- Ну, тогда поехали!
Алена решила собирать с пола подряд папки, бумаги и канцелярские принадлежности, игнорируя требование Мегеры о предоставлении дела «Инверо» через пять минут. Ничего, подождет! Когда руки доберутся до «Инверо», тогда Мегера их и получит. В порядке очереди!
- Что-то мне надоел этот бардак. Как ты думаешь, сейчас реально найти работу в Москве? – спросил Максим между делом.
- Думаю, непросто.
- Все равно хочу попробовать. Ты не обижайся, но я больше не могу работать в таких условиях. Вчера она явилась, когда я с клиентом говорил по телефону. Орет, как резаная, а человек на том конце провода все слышит. Нормально?
- Арефьева обещает нам праздник жизни через неделю, - Алена горько улыбнулась Максиму.
- Арефьева? Между прочим, ты знаешь, что у ее мужа частное детективное агентство?
- Да ты что!?
- А то! Вы, Алена Николаевна, такая внимательная барышня, а некоторые интересные вещи пропускаете мимо ушей только так, - Макс вернул Алене улыбку.
- Тогда я не советую тебе торопиться с увольнением.
- Тогда я и не буду… торопиться.
Похоже, работать им сегодня не удастся. После нескольких часов передвижения на корточках по кабинету Алена и Максим сели пить чай с шоколадным печеньем. Макс, как всегда, травил анекдоты, Алена, как всегда в такие моменты, слушала его вполуха и думала о своем.
За делом «Инверо» в тот день так никто и не пришел. Папки лежали на тумбочке, сиротливо дожидаясь смены обстановки.
Алена чувствовала себя, как выжатый лимон. В конце рабочего дня она позвонила Диме, чтобы отменить свидание. Но Дмитрий всполошился, задавал много вопросов и продолжал настаивать на встрече. Ей пришлось согласиться. Алена так устала, что ей было невмоготу спорить с Димой.

***

Если Николай Вениаминович терялся в догадках и не мог вспомнить, когда для его жены секс перестал быть фейерверком и превратился в тихую и ненавязчивую радость, то для Валентины Сергеевны в этом математическом примере неизвестных не было. Это произошло спустя год или полтора после рождения Сони. Валентина никогда не задумывалась над этим феноменом. За нее думала и решала природа. Валя была идеальной матерью и женой: добрая, заботливая, нежная. Она была женщиной, для которой душевное равновесие членов семьи, взаимопомощь и взаимопонимание, уют, свет и радость, счастье  детей и мужа были смыслом жизни. Она осознала раз и навсегда, что ее жизнь была бы бессмысленной без семьи. Она просто поняла, что эти люди: дети и муж, и есть самое дорогое в ее жизни.
В подсознании сидела уверенность, что в полноценной семье должно быть хотя бы двое детей. Валентина росла, по сути, единственным ребенком и в полной мере ощутила одиночество. Старшего брата она видела очень редко, да и вообще, о его существовании она узнала не сразу. С появлением на свет Алены Валентина поняла, что первого ребенка люди рождают для себя. Эта правда жизни может скрываться под разными масками. Одни думают, что ребенок  сплотит семью, другие вообще не считают семьей брачный союз между мужчиной и женщиной, у которых нет общих детей. Одни хотят гордиться своим чадом и эгоистично воспитывают собственного ребенка не ради него самого, а ради его будущих успехов. Другие относятся к своим детям, как к игрушкам, а некоторые со временем просто забывают о их существовании.
Второй ребенок не очередная игрушка и не подтверждение того, что ваша семья соответствует описанию слова «семья» в толковом словаре. Это родная душа для старшего брата или сестры, это человек, одной крови с ним.
Есть вещи, о которых не можешь говорить с отцом и которые никогда не откроешь матери. Бывают моменты, когда ты понимаешь, что родителей ранит твоя боль, и ты молчишь, ты держишь в себе всю тяжесть несбывшегося, все раздражение реальностью, ты скрываешь от них, копишь в своей измученной вопросами и разочарованиями душе самое больное и горькое.
Есть вопросы, которые ты никогда не задашь своим детям, и есть мысли, с которыми ты ни за что не поделишься с мужем или женой. А еще бывают сомнения, относящиеся именно супругов. И стоит только высказать это близкому человеку, как негатив разлетится на атомы, и растворится во вселенной, освобождая твое сердце от гнета сомнений. Нет в эти минуты собеседника лучше, чем брат или сестра.
Неминуемо то время, когда родители уйдут в мир иной, когда дети разлетятся по собственным гнездам. Нет гарантий, что муж или жена не предадут, не отвернутся, не забудут тебя. Но и тогда братья и сестры не останутся на этом белом свете одинокими. Они будут друг у друга, их будут связывать невидимые и прочные нити родства.
Валентина знала, что есть братья и сестры, не поделившие когда-то внимание и любовь родителей, наследство бабушек и дедушек. Она знала, что есть люди, десятилетиями не общающиеся с родными. Но Валентина хорошо понимала, что одна из основных задач семьи – научить детей не только любить, но и понимать родных людей, прислушиваться к ним.
Стояли лихие девяностые. Мир вокруг менялся со скоростью света. Духовные ценности отходили на задний план, уступая место материальному благосостоянию, стремлению к большим деньгам и красивой жизни. Общество разбивалось на малые осколки. Одни  люди лишались не только хлеба насущного и крыши над головой, но веры и надежды. Другие получали все блага жизни и походя плевали в колодцы, из которых еще вчера пили прозрачную воду. Экономика большой страны превращалась в карикатуру, а культура и искусство переходили в разряд массового безумия. Все меньше людей читали Толстого и Достоевского, все больше зачитывались бульварными текстами, для которых лет через семь найдут подходящее слово: беллетристика. Чтобы не так сильно резало слух. Чтобы под красивыми словами скрыть истинную, низкую цель превращения думающего населения большого государства в стадо безмозглых баранов. Разделяли и властвовали. Легко и самоуверенно.
В те годы было нелегко оставаться человеком вопреки давящим жерновам, готовым перемолоть не только адекватное восприятие мира вокруг, но и память. Еще труднее было воспитать в детях порядочность, приверженность общечеловеческим ценностям. Окружающий мир безжалостно расправлялся с теми, кто сопротивлялся новым ценностям, зато холил и лелеял тех, кто безоговорочно им подчинялся. Спекулянты и проститутки открывали свой бизнес и диктовали правила поведения. Интеллигенция мыла полы и подметала улицы. Бандиты становились состоятельными и уважаемыми людьми, врачи и учители нищали. Молодое поколение не стремилось, разумеется, к нищете…
Мир стремительно переворачивался с ног на голову, а население спешило привыкнуть к ощущению невесомости.
Чтобы отвлечь народ от мыслей о несправедливости нового мира, средства массовой информации мусолили идею раскола поколений.
Одни кричали: наши отцы сражались, мы строили, а вы, молодежь, ленивы, беспринципны и тупы. Ваша вина в том, что страна рушится!
 Другие защищались: такой мы получили страну от вас, трусливых и флегматичных отцов!
Так наступило начало конца света. Но этого почти никто не заметил. Все были вовлечены в него: кто погоней за золотым тельцом, а кто пустыми дебатами. 
В таком мире Валентине и Николаю предстояло воспитывать своих детей. Николай работал с утра до ночи, стараясь обеспечить семье достойную жизнь. А Валентина работала спустя рукава. Она прекрасно понимала, что ее основная задача – сохранить в доме атмосферу доверия и чистоты помыслов. Семья в тех условиях становилась единственным спасением от окружающего безумия.
С рождением Сони в доме воцарилась полная гармония. Алена, в силу своего младенческого возраста не успевшая привыкнуть к тому, что она единственная и неповторимая, стала спокойной помощницей мамы и няни, а также закадычной подружкой сестры. Валентина смотрела на свою семью и думала о том, что ее детям будет легче вдвоем жить и выживать в этом сумасшедшем мире. Теперь ее сердце было спокойно, и она могла заняться своей следующей основной задачей. Забота о муже и воспитание детей отодвинули на второй план сексуальное желание. Ничего удивительного, Валентина Сергеевна выполнила миссию продолжения рода, заложенную в ней природой.
В принципе, думала Валентина, секс теперь почти не имеет смысла…

***

 Дети спали, как ангелы. В слякотную погоду Ирина гуляет с ними не больше часа, и держатся они подальше от детских площадок. Ира боится простуд, а также всяких вирусов, витающих в воздухе весной. Сегодня она учила детей пускать пароходики из бумаги, разрешила им потоптаться в луже у подъезда, а потом они пришли домой, пообедали, Ира рассказала им сказку и чуть не заснула рядом с ними.
Теперь дети спят, как ангелы, а Ира занялась заказом. Такая ткань хорошая! И цвет необыкновенный – приглушенный малиновый. Было бы лучше сшить из этой струящейся шерсти маленькое элегантное платье, но на платье не хватает. Заказчица купила отрез на пиджак. После разговора с Ирой клиентка побежала докупать материал, но его уже не было. Так что приходится шить пиджак. Пиджак, так пиджак. Теперь дело за фасоном. Она такой пиджачок сошьет, что все ахнут!
Ирина Ковалева сильно изменилась с тех пор, как муж бросил ее. На стрижку денег было жалко, да и не так много она зарабатывала, чтобы не считать каждый рубль. Для нее было важно обеспечить полноценное питание детям, оплачивать вовремя коммунальные услуги и держать про запас энную сумму денег на всякий пожарный случай. Эта сумма пока была очень маленькой, но с каждым выполненным заказом она росла, всё-таки. Это были деньги на лекарства для детей. Так что на стрижку денег было жалко, Ира собирала тяжелые русые волосы в пучок и неожиданно для себя обнаружила, что ей такая прическа очень даже идет. Правильный овал лица, маленькие ушки, длинная шея, пухлые губы и огромные серые глаза открывались миру во всей красе, а Ирине дарили уверенность в собственные силы и желание чаще смотреться в зеркало.  Это было важно! Это было очень важно в данной ситуации. А еще важнее было то, что Ира каким-то чутьем сообразила: мир не так жесток, как может показаться на первый взгляд. И на этом свете есть много вещей, которые сначала кажутся безобразными и колючими, но со временем, если присмотреться, могут оказаться вполне приятными. А если бы у нее были деньги на стрижку, она еще долго не узнала, как идет ей такая вот прическа! Эта мысль привела ее к другой, еще более полезной мысли: на разные ситуации и на разные обстоятельства очень полезно смотреть с разных сторон. И тогда, очень может быть, тебе откроется какая-нибудь новая сторона жизни и появятся новые силы, чтобы улыбаться этой самой жизни.
Так Ира Ковалева, медленными, но уверенными шагами, выходила на новый рубеж своего существования. Теперь она засыпала, как только голова касалась подушки, теперь она улыбалась не только детям, но и своему изображению в зеркале, теперь она зарабатывала на жизнь! Пока она шила женскую одежду на заказ, но это ведь «пока». Ира не собиралась на этом остановиться, она надеялась устроить детей в детский садик и найти работу получше. А если не найдет, то все равно не пропадет. Она умеет и любит шить. И в крайнем случае, так и будет продолжать.
Клиентка, для которой она сейчас будет шить пиджак, пришла к Ире первой. После Кати, конечно. Дети спали, Ирина принимала заказчицу на кухне. Девушка согласилась на чай и хозяйка с удовольствием угостила ее. Тем более, что заказчица принесла и этот самый чай, и разные печенья к нему. А уж в спокойной уютной обстановке они обсудили пожелания клиентки и предложения Иры. Ирина снимала с заказчицы мерки, когда той позвонили. Она сразу стала дерганной и поспешила уйти. С тех пор Ирина уже три других заказа выполнила, а первая клиентка не появлялась больше. И вот, сегодня она позвонила и сказала, что может вечером прийти  на примерку. Вот и славно, а то в мозгах Ирины приглушенный малиновый такие фейерверки пускает! Мысленно она уже сшила из этой ткани и болеро, и юбку, и шраг. Все-таки до чего же хороший цвет!
Ирочке Ковалевой на днях исполнилось двадцать пять лет. С днем рождения ее поздравили родители и Катя. Дима даже не позвонил. Не из вредности, скорее всего, просто забыл. Где-то очень-очень глубоко в душе Иры еще жила надежда, что Дима вернется. Разум категорически отказывался в это верить, но сердце… Сердце надеялось. С другой стороны, Ира смирилась с уходом мужа. Хоть она и молодая, но не совсем глупая женщина. Она его от предыдущей жены, можно сказать, увела, а теперь другая краля Диму заарканила. За все в этой жизни надо платить. Пусть.
Зато у нее есть дети! Она еще так молода, впереди вся жизнь, а дети, вот они, растут и требуют внимания, заботы. Что бы она сейчас делала? Рвала бы на себе волосы и рыдала в три ручья. А так, некогда ей заниматься ерундой, у нее дети! И пусть они еще совсем маленькие, но с ними уже можно поговорить о том, о сем. А пройдет еще год-два, они все станут друзьями, и будут вместе обсуждать маршруты прогулок, вместе делать уроки, вместе убирать квартиру. Они много чего будут делать вместе, ведь они – семья.   
От мыслей ее отвлекла возня в комнате. Дети проснулись и, как обычно после дневного сна, пытались застелить свои кроватки. Ира отложила малиновую ткань и поспешила к ним.

***

Дима рвал и метал. Он чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Разумеется, он прекрасно знает собственную мать, и ее реакция на известие о появлении в жизни сына новой невесты была ожидаемой. Но не до такой же степени! Мать просто выгнала его из дома. Назвала кобелиной, издевательски бросила сквозь зубы: «Ах, так ты у нас опять полюбил!», и выгнала на улицу. Теперь уж точно, придется продавать машину и снимать квартиру. Деньги на ветер!
А делать все равно нечего. Иру с детьми с места не сдвинешь, в машине с Аленой жить не будешь, а по друзьям бегать проситься на ночлег надоело, да и стыдно уже. 
Спрашивается, и что мама так взбеленилась? Света ей не нравилась, Ира ей не нравилась, внуков она никогда не порывалась увидеть. Вот сын от них освободился, раз все они ей так не нравятся! Что теперь опять не так? Сын же! Он же сын ей! Как можно вот так взять да и выгнать!? Разве он виноват, что не везет ему с женами? А теперь, когда Дима нашел ту, которая устраивает его, и полностью соответствует требованиям мамы к снохе, давай теперь не выслушаем единственного сына, а возьмем да и выгоним его вон!
И все бы ничего, да вот Алена… Она ускользает. Может быть, не так все и плохо. У нее на работе не все гладко, и очень может быть, что этот факт и является причиной такого резкого похолодания в их отношениях. А если все-таки дело не в работе, а в Диме? Алена с каждым днем становится все отстраненней. Если так будет продолжаться, он потеряет ее.
Дима знал, что как он только позвонит маме, она будет разговаривать с ним, как ни в чем не бывало. Он также знал, что звонить надо завтра, а сегодня лучше затаиться. Жены сыновей, они не более чем жены сыновей, внуков может родить маме любая. А вот Дима у нее один единственный, и чтобы он не натворил, он все равно останется  ее сыном. Она покричит, подержит дистанцию некоторое время, и оттает. Так было всегда и так будет впредь, Дима в этом не сомневался.
Но именно сегодня, именно в этой ситуации Диме было мало этого. Будь на месте Алены любая другая женщина, Дима плюнул бы на капризы матери и вообще не стал бы с ней общаться. Но с Аленой такой расклад не катит. Алена какая-то другая. Для нее отношения в семье значат очень многое. Воспитание у нее неправильное, вот что! Дима хорошо запомнил, как Алена отказалась идти на день рождения его друга, Алексея, после того, как узнала, что тот не поехал навещать отца, когда тому операцию сделали. Она знала, что Алексей с родителями был в контрах и не общался с ними несколько лет. По этой причине Алена всегда была вежлива, но холодна с Алексеем, а ведь Леша лучший друг Димы. Но как только узнала, что у отца Алексея была операция, а тот даже не позвонил родителям и ни разу не навестил отца, Алена наотрез отказалась видеть Лешку. Кремень, а не девушка! Какое ей дело до отношений Лешки с родителями? Она девушка Димы, и поэтому друзья Димы должны быть и ее друзьями,  на этом всё. А она тогда сказала: «Если хочешь знать, кем на самом деле является мужчина, не смотри, как он относится к собакам и детям, а обрати внимание на то, в каких он отношениях с собственными родителям». Во!
Тем не менее, ясно, что Дима не может сейчас позволить себе никакого скандала с родителями. Нет у него времени на то, чтобы ждать, когда мама соблаговолит поднять шлагбаум и включить зеленый свет. Именно сейчас мама ему нужна доброжелательная и спокойная, а не желчная и мстительная. Поэтому следует молчать и проглатывать обиду. Вот, никогда Дима не мог понять, как отец прожил с ней столько лет! Дима от такой истерички сбежал бы через день. Ну, максимум через год…
Взять, например, Свету. Ей было все равно, в каких отношениях Дима с родителями. Свету вообще мало, что интересует в жизни, кроме собственной персоны. Она даже смотрит как-то по-другому, не как все люди. Смотрит куда-то, непонятно куда, и видит что-то, неизвестно что. Света может пройти мимо собственной матери и не заметить ее. А Ира совсем другая. Ира замечала малейшие изменения в настроениях Димы. Он удивлялся, что Ира везде встречала знакомых, с которыми или просто здоровалась, или перекидывалась парой слов. Дима даже был готов в такие минуты согласиться с тем, что «Москва – большая деревня». Но дело было не в Москве, дело было в Ире, в ее способности видеть людей. Теперь Алена…
А что Алена?  Первое, что приходит на ум, когда хочешь понять, какая она, это мысль о том, что в Алене неистребимо чувство справедливости. Острое такое чувство, не терпящее компромиссов. Сложно жить с таким человеком, пытаться быть всегда на высоте, не разочаровать. Сложно, да. Зато в характере Алены есть и много позитивного. Она добрая, спокойная, внимательная. И самое главное, воспитана Алена в замечательной семье, поэтому для Алены ее семья, ее муж, ее дети будут центром вселенной. И тогда, Дима уверен, ее острое чувство справедливости смягчится любовью к собственным детям и постоянной заботой о их благополучии. Алену станут меньше волновать судьбы чужих людей, и больше – счастье близких. А уж в кругу семьи Дима сможет быть благородным и вполне сможет соответствовать… Осчастливить собственную семью еще куда не шло, это вам не болеть за судьбы мира. С этим Дима справится легко. 
Разложив все по полочкам, Дима завел машину и поехал к Алексею. Переночует сегодня у него, закинет в Интернет объявления о продаже машины.
Еще надо Ире позвонить, уладить вопрос развода. Ничего, прорвемся!
Дима приуныл. Позвонить Ире… Он позвонит, но пора уже поехать к ним. Алена спрашивает, общается ли он с детьми, помогает ли им. Дима говорит, что да! И общается, и помогает, а на самом деле детей он уже давно не видел. Как у них там с деньгами, его не волнует, его волнует то, что денег ему самому не хватает. А у Иры, в конце концов, родители есть, и если станет совсем туго, она к ним обратится. Что и сделала, по-видимому, иначе звонила бы Диме каждый день и канючила деньги. Его волнует Алена. Если, не дай Бог, обнаружится, что Дима говорит не всю правду, проблем не оберешься. Придется и звонить Ире, и ехать туда. И вообще, придется наладить отношения с Ириной, чтобы она не стала искать Алену…
«Эти брошенные жены такая головная боль! Сидели бы себе тихо, тогда проблем у них будет меньше. Из-за их истерик и пустых обвинений бывшие мужья отдаляются от детей, когда уходят из семьи. Только из-за них, из-за бывших жен, все проблемы и вся нервотрепка! Только на них лежит вина за то, что дети остаются без отца. Только они виновны в распаде семьи! И ведь что интересно! Они, бывшие жены, не понимают этого. Им бы только бабла побольше у бывших получить! А дети для бывших жен всего лишь средство для достижения собственных меркантильных целей. О детях они как раз и не думают, они думают только о себе!»
***

А Вадим уже развелся с женой. Пожил несколько недель в отеле в предместье Парижа, поскучал, подумал. Нет, не лежала его душа к Франции. Его душа рвалась в Москву, и с этим ничего нельзя было поделать.
Уехать из России - это была идея Лены, она мечтала о Париже с детства. А Вадим родился и вырос в Москве, он любил этот город в любых обстоятельствах и при любой погоде. Так получилось, что Лену он тогда любил больше… И уехал. Сначала в Дижон, где жена училась на дизайнера, потом в Париж, где жена открыла магазинчик. Когда-то Вадим был талантливым художником. Может, он и сейчас талантлив, но далеко не подающий надежды. Возраст, знаете ли, не тот. Да и бросил он давно живопись. Переметнулся в рекламное дело, добился успехов, втянулся и остался. Визитной карточкой рекламных кампаний, придуманных Вадимом, был новый взгляд на старый мир. Сначала, когда он предложил Лене, чтобы ее новый магазин бижутерии рекламировал мужчина, все над ним посмеивались, даже Лена. И умерла бы эта идея, не успев родиться, но как раз по телевизору стали крутить его клип с рекламой мужских костюмов. Длинноногие блондинки и брюнетки смотрелись изящно и сексуально в мужских костюмах, а рыжая бестия с зелеными глазами уверяла зрителей, что именно мужчины в костюмах от Мани нравятся таким вот ведьмам. Магазины «Мани» стали популярными, а Вадим добавил еще одну победу в свою копилку.
С некоторых пор Вадима преследует одна идея. Эта идея не дает ему покоя. Только Вадим пока не хочет выпускать новую идею из головы. И он не хочет работать над ней во Франции. Смысл идеи не только в заколачивании денег, смысл в том, чтобы параллельно с деньгами приобрести нечто большее. Поэтому он и вылетел спешно в Москву. С одной стороны, идея его изнутри сжигает и требует выхода. С другой стороны, в Москве есть люди, которые объективно и со знанием дела могут высказаться по поводу этой затеи.
Москва встретила Вадима теплом и светом. Московская весна буйствовала, не отставая от европейской. Это было очень кстати, потому что прекрасная погода добавляла Вадиму оптимизма и уверенности. А оптимизм ему был необходим, ибо нынешние экономические условия оставляли мало шансов желающим воплощать свои новые идеи в реальную жизнь. Тем не менее, Вадим собирался сделать именно это: убедить людей взяться за новое дело и, вопреки кризису,  работать над совершенно новым проектом. Все его надежды жили здесь, в Москве. Все его мысли и чаяния были направлены на успех. Осталось убедить Николая, Алену и Валентину принять участие в его затее. Каждый из них реально может помочь Вадиму. У Николая свой бизнес, его советы и напутствия необходимы Вадиму, чтобы открыть фирму и начать действовать в России. Алена уже несколько лет работает в крупной и успешной рекламной компании, поэтому ее опыт – клад для Вадима. А вот Валентина! О, Валентина как раз тот человек, который лучше любого другого сможет оценить не только качество готового рекламного продукта, Валя еще в процессе работы над идеей скажет свое веское слово. И хоть она никогда не занималась рекламой, у Вали есть чувство вкуса и, что еще важнее, у нее врожденное чувство меры. А вот чувства меры сейчас как раз и не хватает многим людям творческих профессий.
Среди встречающих Вадим увидел Алену и помахал ей рукой. Она вяло кивнула ему в ответ и даже не вытащила руки из карманов плаща. «С этой девочкой что-то происходит», - подумал Вадим. В прошлый раз Алена казалась ему немного нервной, чуть рассеянной и очень задумчивой. Но Вадим и сам иногда бывал таким, особенно в моменты вдохновения, когда в голове кружились маленькие  «гениальные» идеи. А вот теперь он увидел другую Алену: апатичную и равнодушную. Так выглядит, наверное, депрессия, подумал Вадим. Странно, Алена всегда была жизнерадостным и позитивно настроенным человеком. Вряд ли в такой темный угол завели ее проблемы на работе. Что же происходит с этой девочкой?
Перекинувшись парой дежурных фраз о здоровье и о погоде, Алена с Вадимом сели в машину и поехали.
- Ты сказал по телефону, что хочешь поговорить со мной…
- Хочу. Только не сейчас. Сейчас могу тебе сказать только, что я собираюсь жить и работать в Москве. Ты сможешь сегодня уделить мне пару часов, Алена?
- Сегодня?.. Смогу. Отвезу тебя в Синицыно, там ждут папа с мамой, а вечером к вам заеду.
- Алена, а как у тебя дела на работе?
- Нормально.
- Я не просто так спрашиваю, из праздного любопытства. Хочу предложить тебе работать со мной.
- С тобой? – Алена посмотрела на Вадима, и ему понравилось выражение ее глаз, - Вадим, работать с таким мастером, как ты, уже удача! Но… Что ты хочешь «работать»?
- Да все то же самое, Алена, все то же самое.
- Ну, вот. Я теперь весь день буду думать о твоем предложении! Какой из меня сегодня работник? И, знаешь, что? Если ты не против, я не поеду сегодня в офис, а побуду с вами в Синицыно. Более того, мы заедем в магазин и купим что-нибудь такое эдакое…
- Шампанского?
- Да!
- Не надо в магазин. У меня все есть.
- Все свое ноcишь с собой?
- Omnia mea mecum porto!
- Veni, vidi, vici!
- In vino veritas!
- Non est fumus absque igno!
Звонкий смех Алены переплетался с хохотом Вадима. Он ненавязчиво наблюдал за ней и радовался резкой перемене в ее настроении. «Эта девочка еще покажет, на что она способна!»
- Вау! Я забыла позвонить маме, – Алена вытащила мобильный телефон из кармана плаща и протянула Вадиму, - Позвони сам, пожалуйста, а то ей надо пирожки поставить в духовку, чтобы мы их съели с пылу с жару.
Вадим разблокировал экран телефона.
- У тебя два новых сообщения и много-много не принятых вызовов.
- Потом, я потом посмотрю.

***

Лиза понимает, что в ее отношениях с Николаем Вениаминовичем что-то пошло не так. Лиза прекрасно знает, что часто обстоятельства мешают человеку поступать, как было задумано. Еще Лиза знает, что человек такое существо, которое может привыкнуть ко всему. Больше всего она боится именно этого: Николай привыкнет к двойной игре, и будет метаться между женой и Лизой всю жизнь. Лизу такой расклад не устраивает. Она хочет быть замужней женщиной, ей нужна семья, да и дочери полезно расти и воспитываться в полной семье. Хоть и не отец, а отчим… Вот только любой отчим, в любом случае, будет лучше того отца, который был. А Николай очень добрый и заботливый, у Лизы нет никаких сомнений, что он станет замечательным отчимом для ее дочери.
Был еще один момент. Лиза попалась на собственную удочку. В начале, разрабатывая план обольщения Николая, она поставила на секс. Она, разумеется, добилась своего, но… Разве она могла знать, что секс с Николаем станет для нее необходимостью, наваждением?
Он был нежным и медлительным. Настолько медлительным, что успевал доводить Лизу до неописуемого оргазма еще до того, как…
Смешно, может быть, но до Николая Лизе и в голову не приходило, что оргазм оргазму рознь. Что она знала? Ну, в наше время странным было бы взрослой женщине не знать о существование оргазма. А Лизе даже было известно, что не всегда и не с любым партнером можно достичь верха сексуального наслаждения. С мужем бывало по-всякому, но бывало… С Виктором бывало всегда, Лиза думала, лучше и быть не может. Но вот, в ее жизни появился Николай, и все изменилось.
Женщина получает удовольствие от добровольного секса при каждом сексуальном акте. Так уж она устроена, эта женщина. Но удовольствие еще не оргазм.
Каждая женщина при желании может имитировать оргазм, но качественно его сымитировать может только та, которая ранее испытала его на самом деле. И тогда ни один мужчина, даже самый опытный, не сможет обвинить её в притворстве. Но умная женщина никогда не перестарается с имитацией, а терпеливо, тактично и разнообразно дойдет с партнером до истинного оргазма. При этом партнер будет уверен, что это - исключительно его заслуга.
Некоторые дамы мастурбируют и не стесняются этого. Во-первых, от этого они получают удовольствие. Во-вторых, в процессе "одиночного плавания» женщина изучает свои скрытые возможности и узнает самые чувствительные места, чтобы потом использовать данные знания в процессе достижения оргазма с сексуальным партнером. В-третьих, большинство мужчин обожают, когда их женщина мастурбирует у них на глазах.
Женщина может научиться получать оргазм. Это реально. Нужно почитать немного литературы на эту тему, стремиться к этому, не стесняться себя и своих желаний.
У оргазма несколько ступеней "качества». Секс - как спорт, оргазм - как награда. Есть бронза, серебро и золото. Разный вес, разная цена.
Тема волновала Лизу, тем более эта тема волновала ее сейчас, когда она получила золото. Она представить себе не могла, что теперь придется жить без этой награды. А если не брать быка за рога, если не поторопить Николая с уходом из семьи, Лиза вполне может оказаться у разбитого корыта. И что тогда!?
Как взрослая и опытная женщина, она сможет устроить свою сексуальную жизнь и без Николая. Сможет, но так, как с ним, уже не будет ни с кем и никогда, потому что... Потому что Лиза открыла нечто, о чем не подозревают многие.
Запахи… Люди подвержены действиям запахов. Этот факт известен всем, никто с ним не поспорит и никто не откроет Америку, признаваясь в этом. Здесь все ясно.
Но когда ты можешь принять в себя и сохранить несколько дней особенный запах близости с мужчиной, только тогда ты поймешь истинную силу запахов. Ты пахнешь не им, не мужчиной, ты пронизана запахом вашей страсти. Никто, кроме тебя, не чувствует его, никто не понимает, отчего твои глаза блестят и почему твои движения медлительны. А ты просто стараешься меньше и медленнее двигаться, чтобы дольше сохранить этот запах, чтобы не дать ему раствориться в воздухе. Нет-нет, не запах одеколона, не запах чистого здорового тела, не запах его или твоих кожных пор. Это неповторимый запах страсти. Этот запах образуется там, внутри, в момент близости. Там происходит реакция: химическая, органическая, мистическая. Там ваша страсть достигает верха совершенства и превращается во вдохновенную мелодию запаха. Его, этот запах, ты чувствуешь сразу после сексуального акта, и будешь чувствовать еще день, или два…
Лиза думает, что это выражение гармонии между любовью душ и тел мужчины и женщины. Наверное, это происходит только тогда, когда независимо от разума, и даже от души, тела двух людей узнают и признают друг друга. Ее тело признает и ждет Николая, только его. Поэтому Лиза переживает, боится, ревнует и сходит с ума. 
Николай не звонит уже четыре дня. Раньше они виделись почти каждый день, Николай находил время для нее, чтобы ему не стоило. В прошлый раз у них был сумасшедший секс. Как всегда, впрочем. Лиза дрожала, как осенний лист, все ее уставшее естество пульсировало и стонало, а ей хотелось еще и еще. Любимый мужчина был так же ненасытен, как она. Лизе даже удалось на время забыть свое разочарование и злость.
Николай опять ничего не сказал жене, пеняя на этот раз на проблемы дочерей и на простуду внучки. Он любит Лизу! Ведь он любит Лизу, ему хорошо с ней, их встречи давно перестали носить исключительно сексуальный характер. Они говорят обо всем на свете, он интересуется успехами ее дочери, она поддерживает его во всех начинаниях. Зачем же он медлит? Почему он тратит драгоценное для них время?! Ведь все так просто! Объяснился с женой, собрал вещи и ушел. Вот и все. Семья есть семья, постоянно возникают вопросы, проблемы. Они никогда не закончатся.
Нерешительность Николая бесила Лизу. Ведь так может продолжаться всю жизнь. А когда Лизе быть счастливой? Ее глубоко ранило то, что Николай думал о ней меньше, чем о своей семье.
И она решила изменить тактику. В начале их отношений Лиза сама звонила Николаю, сама назначала свиданье, если он медлил с предложением встретиться. Со временем Лиза перестала думать, кто кому звонил. Они звонили друг другу, не считая, кто будет первым, они просто очень хотели видеть и чувствовать друг друга. И вот, четыре дня назад Лиза решила не звонить ему больше. Пусть знает, что она обиделась, пусть почувствует ее боль!
А сегодня Лиза очень сомневается в правильности своей новой тактики. Что-то не спешит Николай ей звонить, что-то не горит желанием ее видеть. Что-то как-то пошло не так. Самое противное в этой ситуации то, что в Лизе боль переросла в обиду. Теперь она, как девочка-подросток, берет в руки телефон и долго думает о некрасивости своего поступка. Ведь если она позвонит первая, это что, значит, она не уважает себя? Значит, она вовсе не гордая самостоятельная женщина, а глупая похотливая бабенка?
Лиза злилась на себя. Откуда такие дурацкие мысли в ее голове? Она любит Николая, он любит ее и больше ничего не имеет значения… Да, верно, так и есть. Но если уж она задумалась над тем, кто кому должен позвонить, то приходится теперь соответствовать образу взрослой гордой дамы.
Так Лиза попала в заколдованный круг своих мыслей и мучилась от этого неимоверно. А время наблюдало за метаниями Лизы и неумолимо спешило вперед.
- Что делать?! Что делать? Что делать…
Что делать, и так ясно, Лиза. Лучше придумай, как это сделать.

***

   Настя была слишком маленькой, чтобы понимать, о чем говорят родители. Но она видела, что им сейчас тяжело. Настя была слишком маленькой, чтобы понимать, почему так изменился дедушка, но она чувствовала, что ему плохо. Только Элеонора и бабушка Валя не изменились. Но Элеонора… Она, в отличие от Насти, знала очень много.  Хоть Настя еще маленькая, но она понимает: от Элеоноры сейчас тоже надо держаться подальше.
Поэтому Настя уже много-много дней ни к кому не лезет с вопросами. А вопросов у нее, между прочим, собралось за это время о-го-го сколько. Обидно, что она не умеет писать, а то записывала бы себе на здоровье, а как успокоятся все, она – раз! – и на все вопросы нашла бы ответы. Взрослые, они хоть и чудные, а Настины вопросы никогда не оставляли без внимания. 
Сегодня приезжает дядя Вадим. Он из Парижа приезжает, так что очень может быть, у них там в Париже меньше проблем, чем у нас тут, в Москве, а Настя сможет с ним и поговорить, и поиграть. Папа обещал вечером отвезти Настю в Синицыно. На улице уже темнеет, а папа молчит. Настя тоже молчит. Настя чувствует, что папе не до нее. Она может подойти к маме, конечно, и намекнуть издалека на папино обещание… Но нет, Настя и к маме не подойдет, мама тоже не в себе.
Настя раздела всех кукол, собрала их платьица, тяжело вздохнула и пошла стирать. Как-никак, а время быстрее пройдет за домашними делами. 

***

Валентину не спасали даже домашние дела. Она не находила себе места, металась по большому дому, как зверь в клетке. Тесто для пирожков подошло, буженину Валя вытащила из духовки, на плите булькало и шкварчило в кастрюлях и на сковородах. Дом блестел, люстры сияли, оконные стекла были такими чистыми, что аж противно! Ванну, душевую кабину, раковины и унитазы Валентина вымыла сегодня два раза. На кухне негде было плюнуть от стерильности. Ну, что еще? Чего бы еще поделать? В груди, там, где обычно у людей находится сердце, у Вали царапалась кошка, тяжелая и злая. Валентина присела на краешек стула и завыла, как раненный зверь.
Когда Соня вышла замуж и ушла из дома, Валя скучала по своей девочке, но с ней оставалась Алена! Каждый раз, когда Соня с Костиком приезжали в гости к родителям, Валя всматривалась в глаза младшей дочери и сердцем чувствовала: у нее всё хорошо, она счастлива. Это успокаивала Валентину.
Потом Алена ушла жить к Элеоноре. Конечно, Алене было тяжело мотаться каждый день в город, чтобы успеть к 10 часам на работу. Если бы не эти вечные пробки на Ленинградском шоссе! Если бы не эти пробки, Алена осталась бы жить с ними… И если бы не вечное нытье Элеоноры, что она боится спать одна в квартире. Вот и съехала девочка к ней. А Валя осталась одна. Коля… А что Коля? Раньше хоть дома бывал, а в последнее время, из-за этого затянувшегося кризиса, пропадает на работе сутками.
Вон, в гостиной ноутбук открыт. Работа ждет ее, а Валя даже подойти к нему не может. Ничего не может она делать, кроме физической работы, которая не требует никакого напряжения мозга! Дожила… Даже плакать по-человечески не может… Из груди вырываются дикие звуки, непохожие на человеческий плач.
Валентину рвало на части. Она чувствовала свою бесполезность, ее мучила эта безысходность, вставшая перед ней высокой и прочной крепостной стеной. Она была сильным и мужественным человеком, она даже могла быть решительной, если это было нужно. Но всё ее мужество и решительность пропадали куда-то, когда речь шла о ее детях. Тогда Валя становилась трусливой, маленькой, беспомощной и чувствовала себя бесполезным и незаметным насекомым. Для Валентины не было в этой жизни и на этом белом свете большего несчастья, чем невозможность помочь своим детям. Вот и теперь… Чем она может помочь Соне? Успокаивать, поддержать добрым словом? Но этого мало! Валя не может изменить причины, она не сможет заставить Соню забыть причины, которые принесли в семью младшей дочери смятение и печаль. Костик мучается комплексом вины, считая, что сам виноват в том, что дед с бабкой лишили его наследства и предпочли оставить все движимое и недвижимое имущество чужому человеку. Костик копается в прошлом, пытаясь отыскать тот день и тот час, когда он обидел или разочаровал родных людей, людей, которых он любил. Соня живет, как на вулкане. Соня боится обидеть Костю не то, что словом, она боится обидеть его жестом или взглядом. Боже, как она похожа на Валю! Сколько в ней смирения и любви, и как трудно ей сейчас приходится.
От этой мысли Валентине стало еще хуже. Она протянула руку,  налила себе еще немного валокордина (в который раз за сегодняшний день – Валя не помнила) и залпом его выпила.
А вот когда она была молодой и красивой, Валентине никакая жизненная сложность не казалась катастрофой. То, что у нее были надежный тыл в лице родителей и надежное плечо Коли, на которое можно было опереться всегда, давало ей сил и надежду на то, что нет ничего невозможного, что нет ничего неисправимого…
Потом случилось невозможное, неисправимое, катастрофическое – заболела Соня. Дочь жаловалась на сухость во рту, на головные боли, в разгар лета «заработала» гайморит. Валя схватила Соньку и помчалась в поликлинику, а оттуда на машине скорой помощи девочку увезли в больницу с диагнозом сахарный диабет. Ее девочка, ее маленькая незабудка, ее веселая егоза заболела диабетом, и ничего с этим нельзя было сделать, никак это нельзя было изменить! В те дни, когда Соня лежала в больнице, Валентина пережила такую муку, такую боль, о существовании которых раньше и не подозревала. А в то время в больнице ее десятилетняя дочь училась укалывать пальчики, измерять уровень сахара в крови, делать уколы инсулина. Ее маленькая девочка изучала таблицу хлебных единиц, запоминала свои ощущения при повышенном уровне сахара в крови и привыкала не пугаться при появлении головокружений и  холодного пота, которые говорили ей о том, что сахар в ее крови упал до недопустимого уровня. Ее маленькая девочка успокаивала мать: «Ты не волнуйся, ты не переживай, мама! Я справлюсь, я все буду делать сама. Вот увидишь, все будет хорошо!».
А Валя стискивала зубы, сдерживала слезы и глупо улыбалась своему ребенку. Валя боялась говорить, боялась, что вместе со словами из ее измученной души вырвутся стоны отчаяния. Рядом с Соней Валентина сдерживала эмоции, а потом выходила из больницы и приседала без сил у первой попавшейся стены, чтобы дать волю слезам. Ей было необходимо выплакаться здесь, под чужими стенами и под чужими окнами, чтобы до дома слезы успели высохнуть, чтобы прийти в квартиру, где ее ждала Алена, почти спокойной, почти веселой, почти живой… 
В один из таких дней с ней случилось непонятное и глупое: она заблудилась в родном городе. Она всё шла и шла куда-то по широким улицам, по узким переулочкам, по забитым легковыми машинами дворам… Долго она шла так, еле передвигая ноги, не чувствуя под собой земной тверди, и остановилась, как вкопанная, у входа в маленькую церквушку. Валя и не подозревала, что в Москве еще остались такие. В той церкви было тихо и безлюдно, только какая-то худенькая женщина средних лет медленно проходила от одной подставки для свечей к другой и протирала их тряпочкой. Валя встала перед иконой. Она смутно видела лик старца на иконе, она смотрела в его глаза и не знала, что ему сказать и о чем его просить. Сколько секунд, сколько минут или часов она там стояла? Она почувствовала легкое прикосновение и обернулась. Худенькая женщина тихим голосом сказала Вале:
- Поставьте свечку святому Николаю Чудотворцу, сестра, - и  протянула ей две свечи.
Валентина даже не поблагодарила женщину, язык лежал во рту онемевшим и не поворачивался. Валя взяла свечки, поставила одну святому Николаю и пошла дальше. Ноги сами привели ее к иконе Богородицы. Когда Валя зажгла вторую свечу, из ее глаз полились слезы. Они текли по ее лицу, падали на грудь, и Валя не вытирала их. Вопрос о том, что надо сказать Богу и святым и о чем их нужно просить, исчез. На Валентину снисходил покой, она почувствовала усталость и боль в ногах. Она теперь точно знала, что ей и не надо ни о чем просить, ибо Богу видней, что у человека болит, и что ему нужно сей час. Мысли о собственной никчемности и беспомощности рассыпались в прах. Валя отпускала эти мысли на волю без тени сомнения.
Она должна взять себя в руки, ее девочка нуждается в ней! Соню скоро выпишут из больницы, и у них начнется новая жизнь. В этой новой жизни Вале понадобятся не только здоровье и силы, ей необходимы новые знания. Дома лежит большая кипа книг о диабете и Вале надо прочитать все эти книги. В сумке лежат разные буклеты, которых надо изучить. Она должна тщательно продумать новое меню семьи, ей надо поговорить с Аленкой и заручится ее поддержкой и помощью. Сколько дел у нее! И как мало времени!
Валя вышла из церкви и твердым шагом направилась домой.
С того дня она больше не плакала. Она научилась переносить стойко даже визиты к врачам. Со временем она смирилась с тем, что детский эндокринолог пишет в амбулаторной карте дочери «жалоб нет», несмотря на многочисленные жалобы. Со временем она научилась относиться с видимым спокойствием к острой чувствительности Сони к перемене погоды, к ее головным болям и головокружениям, к быстрой утомляемости девочки. Когда Соне исполнилось 18 лет, ей не продлили инвалидность. Причина была проста: у девочки нет осложнений, ее почки не отказались еще работать, она еще не полностью ослепла, ей пока не ампутировали ни ноги, ни руки. Разве кому-то из тех, кто решал судьбу ребенка, было интересно знать, сколько сил и терпения, сколько труда стоило ребенку бороться со своим недугом? Разве им было интересно узнать, как этот ребенок трудился все годы, подчиняя свою жизнь железной дисциплине?  Разве был смысл объяснять им, что те льготы, которые положены инвалидам, так необходимы ее больному ребенку для того, чтобы и дальше бороться за свое здоровье и за жизнь? Разве был смысл рассказывать им, что вся пенсия по инвалидности уходила только на часть дорогостоящих лекарств, которые помогают Соне бороться с осложнениями?  Дети-инвалиды не абстрактные единицы, а реальные дети, имеющие лицо и характер. В тяжелых условиях, как бы на иссушенной почве, они живут свою единственную и неповторимую жизнь. Они наделены ярко выраженными способностями сопереживать чужую боль и радость, они более восприимчивы как к добру, так и к злу, поэтому важно, с какой личностью они соприкасаются в своей жизни. В 18 лет Соня соприкоснулась с врачами бюро медико-социальной экспертизы, которые отказались продлить инвалидность ей, неизлечимо больной девушке, только потому, что она слишком потрудилась на протяжении восьми лет и ей удалось, благодаря мужеству и упорству, не ухудшить состояние своего организма. Но это им было неинтересно, всё это им было безразлично. Как раз в те годы руководство страны объявило, что народ становится всё здоровее и здоровее, что число инвалидов падает, что всё замечательно! Врачи бюро медико-социальной экспертизы по всей стране спешили снимать с людей инвалидность, руководствуясь не состоянием здоровья этих людей и не их острой необходимостью в социальной помощи и адаптации, а лозунгами руководства страны.  Валя смиренно приняла и это. Она многому научилась со временем, она была внешне спокойна в любой ситуации, она держалась, как могла.
И она могла, потому что ее девочки видели ее и чувствовали ее.
Вот только сердце у Валентины стало часто болеть…
Только это.

***

Мозговой штурм не дал никаких результатов. Вадим сидел весь красный, руки на стол, голова повернута к окну. Взгляд его блуждал где-то там, далеко, не находя, за что зацепиться.
Николай Вениаминович пребывал в своем обычном амплуа, его внешнее спокойствие могло ввести в заблуждение кого угодно, кроме Вали.
Валентина переживала за Николая. Вадим, он-то что? Он пришел к ним с конкретным предложением, он готов профинансировать это дело, он ждал от них поддержки. Больше всего Вадим ждал эту поддержку от старшего брата, а старшему брату и самому теперь тяжело. Новое дело это всегда новые заботы, новая беготня, а Николай в последнее время еле успевает поспать 3-4 часа в сутки, постоянно занимаясь проблемами своей фирмы.
Среди пасмурных лиц Алена была единственным человеком, окрыленным идеей Вадима. Она внимательно посмотрела на маму, на папу, на Вадима и сказала:
- Вы как хотите, а мне проект Вадима нравится. Разумеется, начинать в нашей стране в нынешних условиях новое дело – смелость на грани сумасшествия. Но лично мне старая работа уже давно не приносит никаких радостей жизни. И поэтому я согласна потерять в деньгах, но выиграть в другом! И вообще, очень может быть, Вадим, что мы найдем добровольцев на это сумасшествие без особых проблем. Даже искать не придется…
- Как? – улыбнулся Вадим.
- У меня на работе больший дурдом, чем тот, который затеял ты.
- А как к такому пируэту отнесется твой работодатель? Переманивать сотрудников у конкурентов не очень хорошая идея.
- Мой работодатель? А мы ему не нужны. Создается впечатление, что ему просто лень нас выгнать. А, может быть, не хочет терять репутацию доброго и справедливого человека. Так что…
Валентина всполохнулась. Конечно, ей было бы проще оставаться в стороне. Но если ее дочь твердо решила заняться проектом Вадима, то она, Валя, в стороне никак не может оставаться. Толку от нее никакого не будет, хоть Вадим и утверждает обратное, а дочери она поможет. Моральная поддержка не последнее дело.
- Я с вами. Помогу, чем смогу.
- Ты, Валентина, не только помогать будешь, ты будешь работать, не покладая рук!
- Предлагаю сначала подумать… Хотя бы дня два, - Николай устало посмотрел на младшего брата, - Ты, Вадим, живешь с этой идеей месяцы, а может, и годы. Мы о твоей идее узнали только сейчас. Мне нужно время… И вам тоже, Алена. Вам это время нужно для того, чтобы не на волне эмоций, а трезво и объективно оценить ситуацию и свои силы.
Вадим еле заметно кивнул. Старший брат всегда был практичнее младшего брата. Кроме того, Вадим знал с детства, что Николай долго запрягает и потом уверенно, но не спеша едет. А он, Вадим, запрягать не спеша научился с трудом, да и ехать привык с ветерком. Так что пауза, о которой просил Николай, для Вадима не оказалась сюрпризом. Единственное, что его удивило, это апатичность Николая. Да и обидно, брат не заинтересовался его идеей. То ли она ему не понравилась, то ли он и не слушал, о чем речь.
Черт побери, да что тут у них происходит!?
Вадим, в силу своей творческой натуры, замечал многие тонкости в характерах и настроениях людей. Реальные действия, совершенные окружающими, не останавливали на себе его внимания. Вадим давно понял, что люди не всегда делают то, к чему стремится их душа. Поэтому поступки не всегда были для него фактами, определяющими сущность человека. А мысли… Пожалуй, мысли, чувства, взгляды и жесты были важнее, чем незначительные поступки. О том, что порядочный человек даже в мелких поступках остается порядочным, это само собой разумеется.
Идея… Мысль… Мечта. Реклама тоже искусство. Когда он был художником (у Вадима горько сжалось сердце от возникшего в уме словосочетания «был художником»), он творил. Он не думал, кому понравятся его картины. Он не размышлял о том, как бы нарисовать так, чтобы понравилось многим. Его задача была ясна, как день: высказаться, выложиться полностью, линиями и красками передать холсту весь бушующий в душе океан чувств. Это было так трудно, и так одновременно легко! Это было счастье…
А потом он перешел в рекламное дело. Нужны были деньги, нужна была уверенность в завтрашнем дне. Он успокаивал себя тем, что реклама тоже искусство. Но где-то там, очень глубоко, в недрах души и сознания, затаилось сомнение в правильности выбора. С этим сомнением Вадим жил, работал. Червь сомнения делал вид, что мирно спит, а Вадим делал вид, что он счастлив своими успехами на ниве рекламы. Все, чего он добился в рекламном деле, не более, чем результат бунта. Бунта его таланта против его решения. Вот откуда эта безумная на первый взгляд идея изменить в одиночку смысл рекламы. Менять механизм рекламного дела он не собирался. Для этого нужно обладать недюжинным инженерным талантом, а он не инженер, он художник… то есть не совсем художник, но все-таки еще творец. Поэтому он нашел другое решение. Он будет искать, и найдет талантливых людей: писателей, художников, дизайнеров, музыкантов. Он найдет этих людей, и будет делать деньги на них. Цинично? Возможно. Но только на первый взгляд. Он получит деньги, а люди получат популярность. Не обычные люди, а люди по-настоящему талантливые. Вадиму надоело создавать и повышать популярность бездарей, нацеленных только на получение прибыли. Он не изменит мир своими действиями, нет. Но ему не будет стыдно смотреть в глаза сыну.
Лицо Алены озарила улыбка.
-  Ты не поверишь, но сейчас я еду именно к такому человеку, который может стать потенциальным «заказчиком» твоей рекламной кампании!
- Интересно! А можно, я поеду с тобой?
- Поехали!
- И я поеду, дел полно, - Николай тяжело вздохнул и резко (слишком резко – заметила про себя Валентина) поднялся с дивана.

***

Сегодня Лиза не пошла на работу. Позвонила и отпросилась. Никто даже не поинтересовался, что случилось и какова причина отгула. Потому что Лиза – очень дисциплинированный работник, и если она не вышла на службу, значит у нее веские причины.
Пусть так и думают.
А у Лизы в голове туманище. И сердце у нее сжимается от страха и неопределенности. Сегодня она пьет с 11 часов утра. Нет, Лиза вообще пьет редко и мало, но сегодня ей надо выпить. Дочку она отправила к бабушке с дедушкой, а сама пьет с утра и ждет Николая. О, да! В прошлый раз у них был сумасшедший секс. Конечно, как всегда. В прошлый раз они были неразлучны три дня, целых три дня! Он сказал жене, что будет очень занят, и остался с ней, с Лизой.  И за эти три дня он успел вынести ей, Лизе, мозг. Сначала назвал ее сумасшедшей. Она с сумасшедшинкой, спору нет. А что она такого сделала? Он сам из комнаты утопил кнопку в замке двери на лоджию и вышел «подышать», а она вышла вслед за ним и захлопнула дверь. Потому что она просто забыла, а может быть, даже не заметила, что он кнопку утопил! И всё, понеслось. А она думала, что Николай спокойный всегда, как танк. А он – нервный, очень нервный. Она ошалела от его реакции.
«Теперь, - сказал он, - делай, что хочешь, но вытащи меня (меня!) отсюда.
«И вытащу!» - сказала она и перелезла на соседскую лоджию. И, знаете? Он даже не шелохнулся, даже не испугался, что она может сорваться и свалиться вниз с седьмого этажа.
Ведь ничего страшного не произошло, даже соседка оказалась дома и молча (от страха соседка Маня не могла произнести ни слова) дала Лизе ключи от её квартиры, которые хранятся у Мани на всякий случай. Кто же мог подумать, что и такие случаи бывают?
Потом в каком-то кафе Николай сказал ей, что не надо говорить так громко. Что здесь Москва, а не Курск. Ладно, она проглотила и это.
Даже то, что ее речь резала его изысканный слух, когда она ставила ударение в слове «тефтели» на втором е, а в словосочетание «по средам» на е, а не на а, Лиза тоже пропустила мимо ушей. Она думала, что все его «шпильки» пропустила мимо ушей, и была уверена, что он говорит это, любя. Да, Лиза не такая, как его жена. Она не воспитывалась в Москве, она родилась и жила под Курском, у нее нет такого образования, как у его жены, она университетов не кончала! Но у нее тоже есть сердце и душа. Ее сердце тоже болит, когда бьешь по нему наотмашь, а ее душа горит, когда плюешь в нее, Николай Вениаминович!
И когда в постели, после того, как она улетала и возвращалась несколько раз подряд, на ее слова «Как мне с тобой хорошо!», он резко буркнул «Да ладно!», Лизу переклинило. Тогда она замолчала, повернулась к нему спиной и сделала вид, что спит. А мысли в голове бегали, как угорелые, сталкивались друг с другом и больно (очень больно!) стучали по ее черепной коробке. Лиза была не просто обижена, она была возмущена. С какой стати ей лгать? Он ей не верит, да? Он думает, что она продажная тварь, готовая ради каких-то меркантильных целей притворяться любящей женщиной… Если бы она его не любила, она могла бы спеть ему дифирамбы и объяснить на пальцах (и не только), как ей с ним хорошо в постели. Но она его любила, она хотела связать с ним свою жизнь, и поэтому Лиза возмущенно молчала.
Дни проходят, а Лизу каждый раз, как она вспомнит это его «да ладно!», бросает в жар.
Три дня… А как с таким всю жизнь прожить? И нафиг бы он ей сдался, но ведь не отпускает! Любовь это? Страсть?
«Какая разница, - думала Лиза, - Я всё равно не могу без него. Не могу!»
 И слезы лились из ее глаз.
Николай долго не звонил, и она сама ему позвонила. Да! Но для того, чтобы решиться позвонить, ей было необходимо выпить. Благодаря алкоголю, ей хватило смелости потребовать у него свидания. И он приедет! А она к тому времени должна напиться так, чтобы не было стыдно за то, что она хочет ему сказать. Как же она устала! Как ей всё надоело! Сколько она может ждать его? Сколько ей еще мучиться? Пусть всё сегодня решится! Пусть он сегодня скажет, намерен оставить семью и переехать к ней, или будет дальше мотаться туда-сюда. Не любит, наверное, совсем не любит…
Между коктейлями с джином и ромом, водкой и текилой, Лиза успела загрузить белье в стиральную машину, вымыть полы на кухне и в коридоре, погладить шелковые брюки (черт, плохо погладила! ну, и ладно), сварить борщ, принять душ. Алкоголь никак не действовал на мозги, опьянение не наступало, страх возрастал. Лиза чувствовала себя нелюбимой, и даже нежеланной. Лизе было так плохо, что хотелось плакать.
Завтра она пожалеет, что не поплакала. Авось, пронесло бы…

***

Когда Николай Вениаминович позвонил в дверь, Лизе всё еще казалось, что она не пьяна. Лиза выпила еще текилы из горлышка, для смелости, и пошла открывать дверь.
Вечер был томным… Николай сидел за столом, крутя в руке рюмку с коньяком и даже не пригубляя его, говорил о новом проекте, который нежданно-негаданно на него свалился, и наблюдал за Лизой. А Лиза пила коктейль за коктейлем и курила сигарету за сигаретой. Лиза молчала, но взгляд у нее был… как бы это сказать?... затравленный, что ли. Николаю хотелось приблизиться к ней, обнять, приласкать. Но было сегодня в Лизе что-то такое непонятное, чуждое и незнакомое ему. Николай остро чувствовал, что лучше уж ему сидеть и не рыпаться.
Сидели долго. Потом Лиза взорвалась. На пустом месте. Николай говорил спокойно (он очень надеялся, что спокойно!), он уже успел перевести монолог с работы на погоду, с погоды на работу, с работы на погоду и обратно…
А тут Лиза встала, прищурила глаза и выступила.
Он так толком и не понял, что она хотела сказать. Сначала Лиза говорила о том, что не привыкла быть ненужной. Потом она обвинила его в том, что он ее не любит. Потом посетовала на то, что зря вешалась ему на шею и, в конце концов, сделала вывод, что связь с Николаем для нее – пустая трата времени.
Ох, много говорила в тот вечер Лиза. Всего и не пересказать.
Николай Вениаминович был шокирован монологом Лизы. Он никогда близко не наблюдал пьяных женщин. Но хорошо помнил: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И Николай почувствовал облегчение. Ему, разумеется, было обидно, что Лизе он не нужен больше, но, с другой стороны, это даже хорошо. Теперь он может не спешить с решением уходить из семьи, да и незачем ему вообще уходить, раз Лизе это не нужно.
Нетвердой походкой Лиза вышла из комнаты, но вдруг остановилась и мягко прислонилась к стене. Николай вскочил, как ужаленный, поддержал ее, повел к кровати. Лиза рухнула на кровать и со словами: «Я сама!» заснула. Николай позвонил Вале и, промямлив что-то про срочные дела, доложил жене, что переночует в офисе.
Пьяная женщина – ужасное зрелище. Лиза это знала. Просто она это знала, и всё. Поэтому утром, когда она проснулась, она не решилась сразу открыть глаза. Самое страшное было то, что Лиза ни черта не помнила. Они с Николаем сидели, сидели, а потом – бах – и темнота. Зачем пила, помнит. Зачем напивалась, помнит. Зачем пригласила Николая, помнит. Что хотела сказать, помнит.
А что сказала и что сделала на самом деле – не помнит! Черт, и что теперь делать? Как теперь быть?
- Ты будешь вставать, или еще поспишь? Я сварю кофе.
Лиза не ответила, но резко встала с кровати и побежала в ванную. Почему она без одежды, совсем без одежды? Боже, что она еще натворила? Лиза стояла под душем долго, она пыталась собрать мысли в кучу, но ей это не удавалось.
Как можно так напиться, чтобы совсем не помнить, что с тобой было? Лиза накинула халат и вышла из ванной. Николай ждал ее на кухне, на столе стояла большая кружка с горячим ароматным кофе. Какой, к черту, кофе!? Лиза заварила чай. Говорить она не могла. Она не могла даже смотреть…
Николай подошел к ней, дотронулся до ее руки:
- Лиза, не пей ты больше.
Она отвернулась к окну и зарыдала:
- Прости меня! Я… Я…
- Не плачь. Сделанного не вернешь. Но ты не пей больше. Ты не умеешь пить.
- Я не буду… Не буду больше… Никогда… Прости меня. Надеюсь, я хоть не говорила.
- Говорила. И это хуже всего…
Лиза не могла даже плакать. Да и как плакать, если он сказал «не плачь!»? Ей, разумеется, было очень стыдно. Но ее мучила мысль, что если бы она помнила, что именно говорила, ей было бы еще хуже. Вот беда-то! Вот беда! Взять вот так и своими руками разбить собственную мечту…
- А… что я говорила… вчера?
- Всякое.
- Так что же?
- Лиза, я могу тебе сказать, но не думаю, что от этого тебе станет легче.
Всё! Занавес! Конец фильма! Лиза опустила глаза и замолчала. А что она могла еще сказать?

***

Как летит время! Только вчера мороз пробирал до костей, а сегодня во всю текут ручьи. Дима завел машину и поехал. Краем глаза он заметил маленькую букашку, похожую на «жука» Алены, но букашка остановилась прямо у подъезда, где жили Ира с детьми, и Дима нажал на газ. Откуда взяться здесь Алене?
Разговор с Ириной был тяжелым. Он ожидал от нее упреков и сопель, а она была такой спокойной… Только руки у нее дрожали. Она согласна на развод, но требует переоформить квартиру на нее и на детей. Видно, придется исполнить эту ее прихоть. Он просто не может больше ждать. Алена… Она ускользает. Еще немного, и он ее потеряет. Так что квартиру придется отдать, и всё. Ира предложила зачесть стоимость жилья в счет алиментов на детей и сказала, что в таком случае ему, Диме, не придется платить алименты, потому что квартиры в Москве очень дорогие.
Возможно, это выход. В однокомнатной квартире он все равно не собирается жить с Аленой, а не думать об алиментных обязательствах всю оставшуюся жизнь – это большой плюс.
Интересно, и как эта дура собирается сводить концы с концами, если он не будет платить алименты? Он отдаст квартиру, а она потом будет ходить и канючить у него деньги, как пить дать. Что за люди!?
В квартире было тепло и уютно. У Ирины еще дрожали руки, но хоть голова на этот раз не разболелась. А то она уже устала от головной боли.
Дима очень спешит получить развод, а в таком случае у нее есть надежда, что он перестанет словами бросаться: «я вам квартиру оставил, живите!». Слова, слова, ничего не значащие слова человека, который врет не в первый раз… Теперь, когда она ему ответила, что пусть он считает себя свободным без бумажки, то есть без свидетельства о расторжении брака, он поорал, но согласился совершить обмен. Он ей – дарственную на квартиру, она ему – развод и соглашение о погашении алиментных обязательств за счет квартиры. Ей будет тяжело, несомненно. Любые деньги ей теперь не лишние. Но жилье важнее. Она не может позволить себе в один прекрасный день остаться с детьми на улице. А деньги она заработает. Что, им много надо?... Может, и надо, но если нет…
Звонок в дверь отвлек Ирину от горьких мыслей. «Ба! Денежки прибыли!»
 Ирина бросилась к входной двери.







Часть третья.

Любите себя, если есть за что


***

Пока девчонки примеряли обновку в комнате и весело щебетали, Вадим сидел на кухне и пил давно остывший чай. На крючке рядом с окном висело платье, и это платье Вадиму определенно нравилось. Было в нем что-то такое:  какая-то чертовщинка, какой-то скрытый вызов. И платье-то, вроде, обычное, классического  покроя, неприметного серо-голубого цвета. Вадим не был дизайнером одежды, но с тех пор, как его бывшая жена занялась дизайном, он научился замечать в вещах изюминку, и безошибочно мог определить, интересна или нет дизайнерская выдумка. Эта выдумка, висящая на крючке в ни чем не приметной московской квартире, была очень интересной. А наброски и рисунки, аккуратно сложенные в стопку на столе, были еще интересней. «Ах, Аленка! Как в воду глядит».
Алена вихрем ворвалась в кухню:
- Ну, как я тебе?
- Хороша до умопомрачения! – Вадим заметил, что в новом пиджаке его родственница сама себе нравится. А пиджачок-то - вещь! Сразу видно, что вещь.
Ирина скромно подошла к заказчице и погладила рукав малинового чуда.
- Скажите, Ирина, а Вы давно шьете? – сверкнул на нее глазами Вадим.
- Нет, недавно. Я люблю придумывать модели, шить люблю… Но всё как-то времени не было…
- А теперь время появилось? – Вадим удивился своему желанию слушать эту женщину.
- Теперь? – Ира улыбнулась, а глаза ее остались грустными, - Теперь и времени больше стало, и необходимость что-то делать появилась.
«Какое мое дело?..» - мелькнуло в голове у Вадима, но слова опережали его мысли:
- Вы показывали кому-нибудь из дизайнеров свои вещи?
- Нет, что Вы!? Я шью так, от случая к случаю, и… И не так много еще придумала, а сшила еще меньше. И дети у меня совсем еще маленькие…
«Какое ему дело до твоих детей? Ну, Ковалева, дура дурой!»
Алена наклонилась к Вадиму и стала разглядывать наброски, лежащие перед ним на кухонном столе.
- А можно посмотреть еще что-нибудь?
- Можно. Я Вам сейчас покажу!
Ирина выбежала из кухни и вернулась через несколько секунд с увесистой папкой в руках.
- Вот!
Папка выскользнула из ее тонких рук, и все ее содержимое оказалось на полу.
- Ах! – в один голос вскрикнули Ирина и Алена.
Вадим смотрел на них в недоумении. Ирина наклонилась и быстро стала собирать с пола бумаги, Алена потянулась к фотографиям, выпавшим из папки. Ирина продолжала ползать на корточках, а Алена стояла, как вкопанная, и смотрела, не отрываясь, на фотографию, поднятую с пола.
Ира была в замешательстве. Она уже отдала Вадиму свои рисунки, включила электрический чайник, достала банку с кофе и теперь хотела бы пройти к шкафу с посудой, чтобы достать чашки. Но Алена стояла у нее на пути. Алена держала в руках фотографию Димы с детьми на фоне осеннего парка, и казалось, ничего вокруг не замечает.
- Это мои дети, Алена. Вы их видели! – Алена вздрогнула и бросила фотографию на стол, - Они сейчас в детском саду. Мне удалось договориться с заведующей, и их взяли. Правда, пока на полдня. Но потом, как только появятся места, их возьмут на целый день…
- Это Ваш брат?
- Это?.. Это мой муж… бывший.
Алена села на табурет у кухонной мойки. Ее руки беспомощно опустились на колени. Она хотела спросить у Иры, тяжело ли ей без мужа, с двумя маленькими детьми. Она хотела бы узнать, помогает ли им Дмитрий. Но язык не поворачивался ничего спрашивать. И не нужно было спрашивать. Она, Алена, и так всё поняла. Именно потому она и пришла сюда, что Ирине нечем было кормить детей…
Дима… Дима, который так долго и с таким упоением рассказывает о том, как много он помогает своим детям и как он морально поддерживает свою бывшую жену. 
«Слава Богу, пиджак готов, и я больше никогда не увижу эту женщину», - с горечью в сердце подумала Алена.

***

Элеонора свалилась, как снег на голову. У Валентины было полно работы, и она эту работу делала с удовольствием. Трудно объяснить, откуда вдруг появилось такое рвение, но Валя не успевала даже поесть по-человечески. Новый проект был не настолько интересным, чтобы ради него забыть про все на свете. Но, с другой стороны, если очень хочется про всё на свете забыть, сгодиться и такой!
Когда такси остановилось перед воротами, Валентина подумала: «Кого еще несет?» и сразу устыдилась этой мысли. Так всегда и происходило: как только она входит в ритм и начинает делать дело, ее отвлекают и перебивают. А потом Вале с большим трудом удается возвращаться к потерянному ритму. Характер такой у нее, сбивчивый. Ну, да ладно…
- Здравствуй, Валентина! Ты извини, что я без предупреждения, но что-то дома не сидится, - Валя посмотрела на мать и с удивлением заметила в ней некоторую растерянность и настороженность.
- Привет! Добро пожаловать. Что-то случилось?
- А, по-твоему, ничего не случилось? – ударение на «ничего».
- Ты надолго?
Элеонора отметила про себя, что дочь не отреагировала на ее последний вопрос и подумала: «Случилось, значит!»
- О, это уже чересчур, Валентина! Ты хочешь со мной поссориться, или у тебя просто-напросто плохое настроение?
- … Прости. А знаешь, что? Давай-ка мы с тобой обед приготовим! Между прочим, мне даже угостить тебя нечем, - виноватая улыбка озарила лицо Вали.
- Вот, это другой разговор. Только сначала помоги мне перетащить сумки в дом.
Мать привезла продукты. В сумках были и овощи, и фрукты, и гречневая крупа, и кусок свежей баранины, и много другой снеди, даже кофе и сладости. Вале не оставалось ничего другого, как удивиться в очередной раз.
- Мам, ну зачем же столько?
- Соня мне сказала, что ты работаешь, - ударение на «работаешь», - а когда ты работаешь, тебе  не до себя… Николай скоро вернется?
Элеонора нарочно перевела разговор на зятя. Ей не хотелось, чтобы дочь почувствовала, как сильно мать за нее волнуется.
- Не знаю. Сначала сказал, что дня через два, а теперь говорит, что не знает, когда с делами разделается.
- Угу. А как Алена? Я, между прочим, давно ее не видела. А ведь она живет у меня, как бы…
- Она живет у тебя, это точно! Но только «как бы»! И как ты думаешь, это нормально, что у нее нет своего собственного дома?
Глаза Элеоноры округлились. У нее перехватило дыхание.
- У нее есть свой дом! Я, между прочим, если ты не забыла, завещание написала!
- Мам, успокойся. Я не маленькая, чтобы ты мне всё о завещание да о завещание талдычила. Мы обе знаем, какова судьба завещаний…
- Ты вспомнила Костю!? При чем тут это?
- А при том. Может быть, придет время, и с твоей квартирой случится то же самое, что и с квартирой на Чистых прудах.
- Валя! Ты всё-таки думай, что говоришь! Меня не споишь, как Костиных стариков, до таких чертиков, чтобы я чужому человеку квартиру отдала… И если кому-то не нравится то, что произошло с квартирой на Чистых прудах, надо было бороться за свои права! Что же вы так легко отдали квартиру Михаилу? Что же никто не поинтересовался, отчего это так скоропостижно умерли эти два старика, а владелец клиники, в которой они скончались, стал собственником их квартиры? А?
- Разумеется, - ответила Валентина, пропуская мимо ушей нотацию о правах и вопрос о Михаиле, - разумеется. А кто бы мог подумать, что «Костиных стариков» так можно споить, чтобы они поступили так, как поступили?
- Валя!..
- Что «Валя!», мама? Ты хоть иногда думаешь о том, что чувствуют люди, которые живут рядом с тобой? Ты много лет держишь нас в заложниках, Алену – в первую очередь!
- Да как ты можешь так говорить!? Я вам завещание показывала!..
- Да, показывала. Сколько лет тому назад это было? И кто может сегодня с уверенностью сказать, что вчера ты это завещание не изменила?!
- Ты мне не доверяешь?
- А ты мне доверяешь? Нам ты доверяешь? Кому ты вообще доверяешь?
- …
- Молчишь. Зря я этот разговор затеяла. Ты слушать слушаешь, а все равно никого не слышишь.
- Я свое слово сдержу! Сказала – квартира Алены, значит, так оно и есть. Но и вы: дайте мне дожить спокойно! Алене я доверяю, но кто мне даст гарантию, что через год-два в эту квартиру не заявится муж Алены и не выгонит меня на улицу?
- Офигеть!...
- Валя! С матерью разговариваешь. Ты еще напомни мне, что я не доживу до ста лет!
- Да живи, сколько хочешь, мне не жалко.
- Валя, мы не раз говорили с тобой на эту тему. Я всегда думала, что ты меня понимаешь. А сегодня ты мне про каких-то заложников рассказываешь. Что же ты из меня тирана делаешь?
- Прости, но кто-то должен сказать тебе всю правду. Во-первых, мы с тобой на эту тему говорили всего два раза, последний раз это произошло пять лет назад. Ты, может быть, забыла, но я тебе напомню: тогда твоим главным аргументом тоже был муж Алены. Пять лет прошло! Мужа еще нет, а ты всё о том же… А во-вторых, я ни-ког-да тебя не понимала, в этом вопросе в частности! То есть ты хочешь жить себе спокойно, а после тебя хоть трава не расти. Ты как будто забыла, что у тебя есть… был.. где-то есть родной сын, прямой наследник! Надоело, мама.
- А мне как прикажешь быть? Я, хоть и хорохорюсь, прекрасно помню о своем возрасте. И, если хочешь, по пунктам: во-первых, у меня такое ощущение, что вы все только о моей квартире и думаете, а во-вторых, не каждый может и хочет понимать другого человека. Жилищный вопрос многим вскружил голову, это классика. Да, возможно, я не доверяю вам в такой степени, чтобы рисковать своей жизнью ради вашего спокойствия. Михаил, между прочим, тоже чей-то сын!
- Он чей-то сын, а я твоя, именно твоя дочь! У тебя свой сын есть. Ты как бы жалеешь его, а ничего не хочешь сделать для него. Тебя не смущает то, что твой родной сын живет садовником в чужом доме, за харчи и ночёвку? Если ты его жалеешь, что тебе стоит сделать что-нибудь реальное для него? Поговорить мы все горазды. А ты помоги реально! Зачем тебе такие хоромы? Разменяй их на две квартиры, отдай одну Алене, другую оформляй в свою собственность и пусть там живет твой сын. А ты –нет! Тебе важно, чтобы ты жила спокойно. Только ты… А то, что после тебя твой сын придет и потребует свою долю в наследстве, и никто ему не сможет отказать, это тебя не волнует. И то, что мы все тут после тебя переругаемся, а Алена останется ни с чем, тебя тоже не волнует. И даже на то, что квартиру твой сын пропьет через год, а то и через полгода, тебе наплевать. Хорошую ты память о себе оставишь, мама! Хорошее наследство… А мы с Николаем предлагаем передать Алене в собственность квартиру, а мы передадим тебе в собственность часть этого дома. Что здесь крамольного? Где здесь обман? Чем не гарантия для тебя? И заметь: я не говорю о том, что мой брат станет после тебя собственником части моего дома, и это большой для нас с Николаем риск. Хочешь жилье в собственность – вот тебе часть дома! Какую хочешь – выбирай!
- Зачем мне часть чужого дома? У меня свой есть… пока.
- Ясно. Вот и живи там. Алену я заберу домой.
- Как же! Заберет она! Алена останется жить со мной!
- Очень сомневаюсь.
- Где мой плащ?
- Сиди уже… Обед готов.

***

Обедали в полном молчании, пытаясь не встречаться глазами. Валентина была возмущена тем, что мать не хочет понимать серьезность проблемы, а Элеонора жалела, что поддалась на провокацию и поддержала тему квартиры. Да и о сыне Валя ей напомнила не вовремя. Напоминания о сыне всегда были несвоевременны. Этот ее сын - головная боль всей семьи.
Артем был на пять лет старше Вали. Для Элеоноры он был нежеланным ребенком, ребенком от нелюбимого человека. Отец любил сына безмерно, но уделить достаточно времени его воспитанию не мог, он делал карьеру. Артема вырастили и воспитали родители Элеоноры. Только Валентина выросла человеком, а из Артема ничего не получилось… В школе учился кое-как, в институт его еле запихнули. Пять лет студент тянул лямку, так ни разу и не удосужившись получить стипендию. С грехом пополам окончил институт, но работать не хотел. Пришлось отцу пристроить его в аспирантуру. Женился. Развелся. Опять женился, опять развелся и опять женился. Одиннадцать лет назад запил, еще через год развелся в третий раз, за несколько лет растратился на так называемых любимых женщин. Последнее, что он профукал – комната на улице Новаторов. Когда Артем остался без жилья, без денег и без чего-нибудь такого, вроде машины и гаража, что можно продать, все его любимые женщины растворились в неизвестных направлениях. Артем стал пить еще ожесточенней, устроился помощником садовника в богатом доме, где хозяева кормили его из жалости, а, может быть, в надежде отмолить через него какие-то грехи. И тут Артем заявил, что он нашел свое место в жизни.
Когда сын продавал комнату, мать была далека от его дел. Как всегда, в общем. Она поверила, что Артем выписывается из комнаты, чтобы купить себе отдельную квартиру. Элеонора прописала сына в свою квартиру, а сыночек благополучно продал свое жилье и спустил деньги на шлюх. Все женщины, появившиеся в его жизни после третьей жены, были для Элеоноры шлюхами, потому что порядочные женщины, по ее мнению, просто выходили за этого идиота замуж. 
Артем у матери появлялся редко и никогда не оставался хотя бы ночевать. Со временем сын стал навещать ее все реже, предпочитая общаться с ней по телефону. Когда Элеонора поняла, что сын не собирается выписываться из ее квартиры, уже было поздно пить боржоми. Артем объяснил ей по телефону, что выписываться ему некуда, и прервал разговор. Элеонора побежала к нотариусу, где составила завещание, согласно которому все ее имущество после ее смерти переходило к Алене. На том Элеонора и успокоилась, убедив себя в том, что Артему ничего в будущем не светит.
Первым о правах Артема на часть наследства матери заговорил Николай в тот день, когда Элеонора принесла и показала семье свое завещание. Элеонора ответила, что она об этом тоже подумала, что она нисколько Артему не доверяет, и поэтому пусть после вступления в наследство Алена продаст жилье и купит вместо одной квартиры две: одну для себя и одну маленькую, в ближнем Подмосковье, для своего непутевого дяди. Условие у Элеоноры одно: чтобы обе квартиры Алена приобрела на свое имя, иначе Артем пропьет свою, и опять останется ни с чем. Валентина скривила губы в ироничной улыбке и предложила матери совершить сделку купли-продажи жилья при жизни, и как можно скорее. На что Элеонора категорически заявила, что при жизни она палец о палец не ударит, об этом не может быть и речи.
Еще через несколько лет, после очередного визита Артема к Валентине, Валя опять пришла к матери с вопросом о квартире. Брат просил у нее денег, во время визита от него несло перегаром, и Валя не сомневалась, что он успел с утра опохмелиться. Валентина дала Артему денег, села в машину и поехала к матери.
Поговорили, как смогли. Валя объяснила Элеоноре, что при таком образе жизни с Артемом может случиться, что угодно, а если ко времени смерти матери он станет инвалидом или успеет выйти на пенсию, он автоматически получит право унаследовать не менее половины имущества, в том числе квартиры. Так как надеяться на адекватность брата бесполезно, но и оставлять его умирать под забором негоже, Валя просила мать решиться и, наконец, действовать. Если оставить все так, как есть, не приходится сомневаться в том, что дядя Артем объявится жить в квартире, часть которой отойдет ему по праву наследника первой очереди, а часть  перейдет Алене по завещанию. Во что «дядя» превратит жизнь племянницы, сомневаться не приходиться. Как и в том, что с появлением у него жилплощади, к нему потянутся и «лучшие» представительницы прекрасного пола, которых он, ничтоже сумняшеся, поселит на свою жилплощадь.
Это и был разговор, который состоялся пять лет тому назад и который ровным счетом ничего не изменил. Элеонора оставалась непреклонной: при жизни она ничего предпринимать не будет!

***

Николай Вениаминович третий день валялся на больничной койке. После той ночи, когда Лиза устроила скандал, он почувствовал себя плохо, и поспешил утром уехать от нее. Он видел, как мучается Лиза, ему было стыдно за нее, его мучила собственная совесть… Он понимал, что сам довел женщину до такого состояния и то, что Лиза напилась так, что не помнила, что говорила и что делала, есть только результат нервного перенапряжения, в котором она находилась последние месяцы.
Каждая женщина вправе желать себе счастья. А он повел себя нерешительно и смалодушничал. Чего уж там: себе-то он может признаться, что прекрасно понимал состояние Лизы, тем более она не скрывала от него своих ожиданий. Порядочный мужчина просто обязан быть решительным в таких ситуациях: намерен жениться – женись; не намерен – уходи. А он не мог… Он всё откладывал, всё тянул, всё делал вид, что думает и взвешивает всё. Николай любит Лизу и хочет быть с ней. Но семья для него тоже немало значит. Два десятка лет они с Валей были рядом и вместе. Дети, внучка… Дом, в конце концов. Дом не просто кирпич к кирпичу, он как живой. Они с Валей так долго мечтали о своем доме…
В то утро он приехал на работу совсем разбитый. Болело. Ужасно болело где-то справа, ниже пояса. А еще через час, попив чаю и полистав кое-какие бумаги, Николай вызвал скорую и уехал в больницу с «детским» диагнозом – аппендицит. В больнице диагноз не подтвердился, Николая положили на обследование. Врачи смотрели результаты обследований и разводили руками: никаких отклонений от норм у пациента не было выявлено. А у пациента болело так, что он с большим трудом вставал с кровати.
О том, что Николай в больнице, знали только Алена и Вадим. Валю и Соню решили не беспокоить, и Николай придумал легенду об очередных проблемах на работе. Если бы Николай Вениаминович знал тогда, как близка выдумка к реальности, он отказался от такой легенды. Но Николай насчет работы был спокоен: его фирма держалась на плаву, проблем с клиентами не было, а скорее, наоборот: клиенты оставались довольными и тянули к Николаю других.
К вечеру третьего дня лечащий врач пришел к Николаю в неурочное время. Николая это обстоятельство не застало врасплох. Он знал, что Вадим с Аленой были в тесном контакте с врачами и с обслуживающим персоналом больничного отделения, и не удивлялся их повышенному интересу к своей скромной персоне. Доктор поинтересовался самочувствием подопечного, а потом начал задавать много лишних, по мнению Николая, вопросов, а в его глазах Николай отметил отсутствие интереса к ответам.
- Доктор, Вы обнаружили у меня что-то интересное?
После разговора с врачом Николай Вениаминович не сомкнул глаз. Ему предстояла серьезная операция. Доктор сказал: «За операцией последует длительный реабилитационный период». Николая беспокоило, что придется доставлять родным неудобства. И о работе он теперь думал по-другому. Там хоть и неплохо всё, но время!.. Время сейчас такое, что необходимо держать руку на пульсе.
Придется звонить Вале и всё рассказать. А уж она сама найдет момент и способ передать новости об отце Сонечке. И как всё это не вовремя! Валя как раз получила очередной проект, над которым сейчас работает. Николаю Вениаминовичу нравилось, когда Валентина была занята своим делом. У нее в такие периоды глаза светились как-то по-особенному.
«Настенька с Соней придут навестить…», - подумал Николай Вениаминович. Он соскучился по внучке, по ее звонкому смеху и удивительно синим глазам.
В ту ночь он думал о многом.  Меньше всего его волновало собственное больное сердце, а о Лизе он не вспомнил ни разу…

***

В Москву опять пришла весна. На этот раз она была медлительна, как знающая себе цену светская дама, и застенчива, как красна девица. Днем сугробы пытались растаять, а ночью мороз сковывал землю коркой льда. Солнце выглядывало редко и ненадолго, а дождь непременно переходил в снегопад. Казалось, что зима никогда не закончится.
Вадим не замечал превратностей погоды. Что весна, что осень – всё для него теперь было благодатью. Он понял, наконец, почему тянул с претворением в жизнь своей идеи. В Париже он пенял на то, что его тянет на Родину, и только в России он хочет работать. В Москве семья отнеслась к его планам спокойно и никто, кроме Алены, не проявил никакого энтузиазма. Тогда Вадим был огорчен этим обстоятельством, но сегодня он понимает, что его идея была хоть и благородной, но слишком неконкретной, слишком расплывчатой.
Встреча с Ириной Ковалевой расставила все точки над i.
Несколько дней Вадим ходил рассеянным и задумчивым, улыбался ни с того ни с сего, вдруг вскакивал из-за обеденного стола и бежал к себе, наверх. Валя делала вид, что не замечала его странного поведения, Алена приезжала вечером и пыталась с ним поговорить о его планах. Вадим только улыбался племяннице в ответ и таинственно молчал. Он услышал однажды утром, как Валя сказала Алене:
- Тссс! Вадим думает.
Его всегда удивляло умение Валентины чувствовать человека.
Через неделю Вадим объявил семье, что снял квартиру и съезжает от них. Алена хотела возмутиться, но Валя строго посмотрела на нее и пресекла любые разговоры. Вадим переехал.
Не сказав никому ни слова, даже Алене, которая решительно заявила, что намерена работать с Вадимом, он поехал к Ирине.
Так как номера телефона Ирины у него не было, а попросить его у Алены Вадим не хотел, чтобы не спугнуть удачу, он не застал Иру дома и мерз несколько часов у ее подъезда. Слоняясь туда-сюда в ожидании, Вадим думал о том, что встреча с Ириной была случайной и необычной. Исходя из этого, он возлагал на эту встречу большие надежды. Когда в первый раз он увидел Иру, у него было ощущение, что он знал ее всегда. Она ему понравилась, конечно. Но ее эскизы, рисунки и готовые изделия понравились ему еще больше. Вадиму ничего не стоило убедить себя в том, что именно работы Ирины Ковалевой заставили его остановить выбор на ней и сделать ее главной героиней своего рабочего плана. Так можно было бы думать, потому что Ирина появилась на его жизненном пути очень вовремя, как будто судьба подарила ему эту встречу со словами: «Вот, бери и воплощай в жизнь свою мечту!».  Но то, что он заметил и запомнил в тот день даже цвет ленточки, которой Ира завязала волосы в хвост, даже родинку на ее шее, заставляло его не торопиться с выводами. Эта женщина появилась в ее жизни и осенила всё ослепительным светом. Как будто старый ржавый замок щелкнул, и открылись большие белые ворота, перед которыми он простоял - ох! как долго.
Ирина Ковалева шла домой не спеша. Она возвращалась от клиентки, к которой пришлось ехать на примерку. Ира не любила ходить по чужим домам, но клиентка была состоятельной и капризной дамой, а Ирина нуждалась в деньгах. Жизнь шла своим чередом: дети ходили в детский сад, Ира придумывала и шила женскую одежду. Дима время от времени звонил и спрашивал, когда они пойдут в суд разводиться, а Ирина отвечала, что, как только муж оформит все документы на квартиру, он сразу получит полную свободу. Сегодняшний день Ирины был холодным и ветреным, её завтрашний день был полон забот и неизвестности.
Путь от станции метро до ее дома был неблизким, и можно было сесть в автобус, проехать три остановки. Но Ира экономила каждую копейку и предпочитала идти пешком. Эта маленькая прогулка позволяла ей думать, анализировать свои чувства и ощущения. С удивлением Ирина в очередной раз заметила, что вспомнила о Диме без боли, обиды и разочарования. Воспоминания о нем больше не заставляли ее сердце сжиматься от страха, слезы не подступали к глазам при одной мысли о бывшем муже, она перестала придумывать, что скажет ему при встрече или во время телефонного  разговора. Дима больше не снился ей по ночам, кошмары оставили ее. Густой туман, в котором она существовала долгие месяцы, отступил, и на душе стало спокойно. Это было удивительно, потому что, по большому счету, ничего в ее жизни не изменилось к лучшему.
Вадима она не заметила. Занятая своими мыслями, Ира мало что замечала вокруг себя. Он подошел к ней у двери подъезда. Мужчина и женщина стояли друг против друга, вокруг медленно таяли сугробы, слова были лишними.
Ирина приложила к коробке домофона магнитный ключ, Вадим потянул на себя дверь.

***

Алена была в бешенстве. О, давно она так не бесилась! Вадим приехал к ним поздно, сиял, как новогодняя ёлка, и с разбегу доложил, что работа над новым проектом стартовала. Это замечательно, конечно. Вот только то, что он рассказал дальше, имело для Алены эффект взорвавшейся бомбы. За какие-то несколько дней проект претерпел существенные изменения. С сегодняшнего дня, как сказал автор проекта, она, Алена, является руководителем рекламной службы нового предприятия, а жена Димы – главной «героиней проекта»! Алена не могла думать, она была неспособна спокойно оценить происходящее. Её так и подмывало подойти к Вадиму и со всей силой встряхнуть его. Ей казалось, она без усилий сможет поднять его и шмякнуть об пол, чтобы тот очухался. Как ей теперь работать с ним? Как она будет работать с Ириной!? И что скажет Ирина, когда узнает, кто такая на самом деле Алена и что ее связывало с Димой?
А Валентина не понимала, почему дочь впала в такую печаль. Новая идея Вадима ей очень нравилась. Он нашел талантливого дизайнера одежды, некую Ирину. Вадим предлагает открыть мастерскую и шить модели, которые придумает дизайнер, тем более, что у Ирины полно и задумок, и готовых рисунков. Дизайнер придумывает, люди шьют, Алена рекламирует Ирину и ее талант, Вадим руководит процессом. Что Алене не нравится – непонятно.
Но думать о новом предприятии дальше и расспрашивать Алену о том, что ей не нравится в новой затее Вадима, Валентина не могла. Ее мысли были далеко отсюда, с Николаем. Она ушла к себе, переоделась и умчалась в больницу, к мужу.
-Аленка, волнуюсь я за брата…
- Мы все волнуемся. Доктор говорит, что таких операций они делают сотни и тысячи. Папа сильный, он выдержит.
- Он-то выдержит, а его сердце…
- Вадим! Мы должны верить. Всё будет хорошо! Иначе и быть не может… Я тоже боюсь. Папа очень много работал в последнее время, на износ. Вот сердце и не выдержало.
- … Тебе не нравится моя новая идея, или тебе не нравится Ирина?
- Я не знаю…, - Алена опустила глаза.
- Ты не хочешь мне ничего рассказать?
- Нет. Нет, конечно.
- Ну, смотри.
- Ты покупаешь квартиру?
- Да. Раз уж я начал работу над своим проектом, и раз я уже всё окончательно решил, не вижу смысла откладывать с покупкой квартиры. Я привык работать в нормальных условиях, мне трудно сосредотачиваться на главном, когда меня раздражают мелочи.
- Мелочи…
- Ты на себя не похожа. Может быть, откроешь тайну и расскажешь, что тебя так волнует?
Алена долго молчала. Рано или поздно всё тайное становится явным. Она не хотела начинать работу с таким грузом на сердце. Ни к чему хорошему это не приведет.
- Знаешь, Вадим, я на днях чуть было не вышла замуж.
- Ты отложила свадьбу из-за болезни отца?
- Нет. Я рассталась с тем человеком потому, что он мне врал…
- Может быть, это было вовсе не вранье, а попытка оградить тебя от чего-то неприятного?
- Нет, это была ложь. Но… Я, наверное, вообще не хотела выходить за него замуж.
- Как это?
- Он был дважды женат, у него трое детей. Я увлеклась им, потом как-то всё пошло не в ту сторону. Он настаивал на браке, я оттягивала время.
- Алена, ты его не любила?
- Не знаю. Сложно всё это. Вроде любила.
- Вроде – это серьезный аргумент, ничего не скажешь.
- Он – бывший муж Ковалевой.
- Иры?!
- Поэтому я не представляю себе, как мы с ней будем работать вместе. Не представляю.
Вадим резко встал с дивана и подошел к окну. Он не мог сейчас смотреть на Алену. Не хотел, чтобы она видела в его глазах удивление и растерянность.
- Мне нужно подумать... Скажи, почему ты не живешь у Элеоноры?
- Потому, что леди Рентген видит меня насквозь. А у меня нет сил на долгие разговоры с ней.
- Ясно. Я поеду, Алена... У меня сегодня важная встреча, а вечером зайду к Николаю.


***

Ничего не хотела она видеть в этих картах! Они раскладывались легко и понятно, но Элеонору не устраивало засилье пиковой масти. Она кидала карты на стол и тут же их собирала в кучу. О гадании на кофейной гуще не могло быть и речи – там всё было настолько плохо, что гадалка отказалась пить кофе вообще, чтобы не было впредь соблазна перевернуть чашку и дать рисункам судьбы в очередной раз испортить ей настроение. Настроение? Какое, к черту, настроение!? Лучше бы Николай бегал и дальше по бабам, а Валентина жила бы в свое удовольствие, ничего не замечая вокруг.
А теперь, что? Теперь карты врут, что ничего хорошего не предвидится. И ладно бы, карты. Элеонора прекрасно понимает, как опасны сердечные болезни для мужчин среднего возраста. Они все: дочь, внучки, брат Николая, они слишком молоды, чтобы не верить и не надеяться, а она, Элеонора, давно вошла в возраст потерь. Она может надеяться, но ей ничего не стоит реально смотреть на ситуацию. Николай на грани жизни и смерти. Она увидела это в его глазах, когда навестила в больнице. И пусть Алена смеется над ее интуицией, пусть Валя не принимает всерьез предчувствия матери, Элеонора редко ошибается, очень редко.
А карты упрямо сгущают краски…
Не только смерть, но и полную разруху предсказывают. Она так видит, она часто видит больше, чем показывают карты.
Элеонора в очередной раз собрала карты в кучу, и выбросила их в мусорное ведро. «Кофе больше не пить, карты больше не раскладывать!» Остаются только сны…
В дверь позвонили. Она вздрогнула и пошла открывать.
Не думайте, что у Элеоноры не болело сердце за сына. Она его любила по-своему. И как могла не любить, если это ее родной сын? Любила его и жалела. Жалела за то, что ничего в жизни не добился, за то, что пьет, как сапожник, за то, что ничего от жизни не хочет и ничего хорошего от этой жизни не ждет. Элеонора прекрасно понимает, когда совершила крупную ошибку. Тогда, после первого развода сына, нужно было оставить его самого разобраться со своими проблемами. Нужно было заставить его самого отвечать за свои поступки и пожинать плоды собственной глупости. А они с мужем взяли его под крыло, почистили ему перышки, купили ему комнату и машину…
Нет, они с мужем сначала объявили сыну бойкот, пытались вдолбить ему, что если он разведется, его отношения с родителями тоже изменятся к худшему. А потом пожалели. А как же, родной сын, родная кровь. Еще тогда он понял, что без труда может вить из родителей веревки и, чтобы он не натворил, его всегда простят, пожалеют, помогут. Непутевый, одним словом. А мать оправдывайся, почему сын живет у чужих людей! Собственно говоря, если бы не эта необходимость каждый раз оправдываться и объяснять, что ее сын сам выбрал себе такую жизнь, Элеоноре было бы легче жить. Намного легче. Вообще легко!
Теперь сын стоял в коридоре, как неродной, а Элеонора широким жестом приглашала его войти.
- Нет, мама, я спешу. Мне надо продукты купить, корм собакам купить, да много всего… Дел много у меня.
- А… Ну, конечно. Вот, я тут приготовила всё, о чем тебе говорила. Здесь папина куртка, очень хорошая, почти новая, и ботинки папины, и…
- Ага, хорошо, спасибо. Давай.
И когда дверь уже закрывалась за ним, Элеонора успела спросить:
- А как ты? Как у тебя дела?
Но дверь уже захлопнулась, и она не услышала ответа, даже если ей ответили.

***

«Вызванный Вами номер не обслуживается».
Он выбросил симку, он не хочет больше ее слышать, он ушел, чтобы никогда больше не вернуться! Лиза чувствовала себя выжатым лимоном. Она не устала, она не болела, она просто была несчастной. «Я умерла для него! Возврата нет, и я сама довела наши отношения до точки не возврата. Но как же так? Почему он не хочет дать мне возможность объяснить, оправдаться? Почему!?»
Лизе было бы легче, если бы не она, а он был виновником разрыва! Но обманывать себя не было смысла. Острым ножом Лиза отрезала от себя Николая. Она понимала, что никакие скандалы и недоразумения не могут разделить любящих друг друга людей. Она всё простила бы Николаю, всё! А он даже симку сменил… Значит, и не было любви. И как она, взрослая женщина, могла еще верить, что станет любимой? Поезд ушел, поезд ушел. И никогда уже не вернется.
На старый номер мобильного телефона звонил и партнер Николая по бизнесу. Его сняли с рейса в Норвегии и отвезли в каталажку. В его мобильном телефоне был только старый номер делового партнера, поэтому он не смог связаться с Николаем и довести до него, что под всем их бизнесом уже выкопали яму, и необходимо принять срочные меры для того, чтобы спасти хоть часть дела.
Николай не выбросил старую симку, он вынул ее из телефона до лучших времен. Врачи настаивали на том, что ему необходим полный покой, и Николай подумал: «Ничего не случится, если я на несколько дней выпаду из жизни всего мира».
Новый номер телефона знали только члены семьи.





Часть четвертая.
Мастер класс по завязыванию узлов
«Величайшее несчастье – быть счастливым в прошлом»    
                (Боэций)

***

- Ты веришь ей!? – Дима был возмущен, - Ты веришь ей беспрекословно, а меня даже слушать не хочешь! Кто она тебе? Я тебя люблю, Алена! Я хочу нам счастья, и потому не могу тебе врать. А она обиженная женщина, ей незачем нам счастья желать. Это она всё врет! Неужели ты не понимаешь таких простых вещей?
Алена не смотрела на него. Она его даже не слушала. Приняв решение, она знала, что не отступится. Дима – пройденный этап. К тому же, он единственный мужчина, которого лучше бы не было в ее жизни. Ничего, кроме стыда за эту связь, она не испытывает. И ничего, кроме разочарований, она не получила от этой связи.
- Слушай! Тебе незачем вешать мне лапшу на уши. Когда я познакомилась с Ириной, я не знала, что она твоя жена. Поэтому увидела всё не так, как хотелось бы, а так, как было. Дело не в том, что я тебе не верю, дело в том, что я тебя видеть больше не могу. И не хочу. И слышать о тебе не хочу. И вспоминать не буду. Уйди с моего пути и не мешай мне жить! Я тебя не знаю.
Когда ее машина тронулась с места, Дима еще продолжал говорить, размахивая руками.
В старом офисе «Золотой середины» не было воды, отопления и света. Руководство переехало в новый офис, забрав с собой весь технический персонал, включая уборщицу. Мегера изредка вызывала к себе кого-нибудь из старой гвардии и намыливала им шеи. Те возвращались темнее туч и закрывались в неработающих туалетах. Макс и Арефьева уволились по собственному желанию, креативщики демонстративно сидели по домам, остальные кутались в шарфы и так же демонстративно и регулярно ходили на работу, где давно уже нечего было делать. В этом дурдоме был только один спокойный человек – Татьяна Аркадьевна. Главный бухгалтер «Золотой середины» кормила промерзших сотрудников пирожками собственного производства и  поила их теплым чаем из термоса. Грешным делом, вначале люди подумали, что она свихнулась, но милая Татьяна Аркадьевна, догадавшись о их мыслях, популярно объяснила, что просто устала бояться. Теперь она была их ангелом-хранителем, жалея про себя всех и поддерживая каждого в эту трудную минуту. У Татьяны Аркадьевны был муж, с которым она прожила больше сорока лет, были хорошие дети и маленькие внуки. В конце концов, у нее была какая-никакая пенсия, а вот они, молодые…, им придется несладко. И когда Татьяне Аркадьевне становилось совсем тяжело на душе после очередного разговора с кем-нибудь из сослуживцев, она брала веник или швабру и начинала уборку офиса.
С веником в руке и застала главного бухгалтера «Золотой середины» Алена, открывая дверь своего кабинета.
- Добрый день, Татьяна Аркадьевна!
- Здравствуйте, Алена Николаевна. Решили заглянуть к нам?
- К руководству пришла, а там никого нет, даже Екатерины.
- А, так Катюша в магазин вышла, за молоком. А Вы проходите, проходите! Я уже ухожу. Как Ваш отец?
- Спасибо, Татьяна Аркадьевна. Операция  будет через несколько дней.
- Ну, что же… Дай Бог ему здоровья, а вам всем силы и терпения!
- Спасибо.
Алена взяла из шкафа пустую коробку и начала собирать с рабочего стола всякую мелочь. Главный бухгалтер сделала вид, что не замечает, чем занимается руководитель отдела, и стала подметать кабинет по второму разу. Спрашивать было не о чем, и так всё было ясно, сказать тоже было нечего. Она задерживалась рядом с Аленой только для того, чтобы подавить в себе приступ отчаяния и выйти к остальным сотрудникам спокойной. Так они и занимались каждая своим делом, пока в кабинет, словно буря, не ворвалась Катюша Безбородова.
- О! Какие люди!
Она набросилась на Алену и душила ее в объятиях, пока та не захохотала.
- Катерина, ты меня задушишь!
- Я? Не-воз-мож-но. Что такого могло произойти, что ты о нас вспомнила?
- А где начальство, Екатерина? – Алена освободилась из объятий секретаря и вернулась к своему рабочему столу.
- Переехали в новый офис. Камчатка им не подходит для постоянного проживания. Ты что, не видишь? Мы, в общем, тут как бы и не работаем. Так, баклуши бьем и жаждем увидеть, как нас всё-таки отсюда вытурят. Погоди… А ты вещи собираешь?...
- Собираю. Хотела заявление написать…
- Увольняешься?
- Да, Катя.
- Ааа…
- Заявление я напишу и оставлю тебе, ладно? Отдашь им.
- Ей. Отдам ей и она будет счастлива завизировать твое заявление, очень счастлива. У тебя хобби такое: делать людей счастливыми?
Алена посмотрела на Катю с вызовом, но как только их глаза встретились, Алена оттаяла. Не было в глазах Кати ни обиды, ни упрека, а вот маленькие чертики там так и бегали.
Татьяна Аркадьевна, убедившись, что обстановка не накаляется, вышла из кабинета и плотно закрыла за собой дверь.
- Катя, мне нужно поговорить с тобой.
- Да. Я тебя слушаю.
- Ты не подумываешь об увольнение?
- Я?
- Да что у тебя за привычка отвечать вопросом на вопрос! Раньше за тобой такого не водилось.
- Так то раньше было, Алена. Живем, как на передовой.
- Вот я и говорю: пойдем жить в другое место.
- Ты хочешь, чтобы Мегера была вдвойне счастливой, получив сразу два заявления?
- А что делать? Пусть человек радуется.
- Ты работу нашла?
- Да, и тебе предлагаю. Пойдешь со мной поднимать с нуля рекламный отдел дизайнерской фирмы?
- Ты шутишь! Такое же предложение сделал мне на днях еще один человек.
- Кто?
- Ты помнишь мою подругу, Ирку Ковалеву? Ну, ты ездила к ней, шила себе платье…
- Не платье, а пиджак.
- Всё равно! Так вот, Ира сказала, что ее берут на работу, на хорошую работу, и она хочет меня пристроить туда же. И там всё с нуля начинают. Интересно, наверное. Вопрос в другом: куда теперь мне пойти? – Катя говорила непринужденно и легко, но было видно, что вопрос «куда пойти» стоял перед ней остро.
Алена решила не мучить ее:
- Мы тебя в одно и то же место зовем, Катя.
- Да?.. Ой, извини! Но у меня всё-таки есть вопрос.
- Спрашивай, чего уж там.
- А как так вышло, что вы с Ирой вместе работать будете? Это на фирме твоего отца? Иначе я не понимаю, как вас судьба свела.
Горькая улыбка Алены встревожила Катю:
- Алена, извини меня, дуру! У твоего отца проблемы со здоровьем, а я…
- Ничего, Катюша, ничего. Но мы будем работать не у моего отца. Это совершенно новое предприятие, совершенно новое. Понимаешь, работа только начинается, а реклама уже нужна!
- И это правильно! А… что мы будем рекламировать?
Алена отодвинула коробку на край стола и жестом пригласила Катю присесть. Они долго шушукались, а потом взяли по чистому листку бумаги и накатали заявления об увольнении из «Золотой середины».

***

То, что происходило между ней и Вадимом, не было похоже ни на что и не укладывалось ни в какие рамки. Так хорошо и спокойно на душе, как сейчас, Ире было только в детстве.
В далеком и беззаботном детстве она играла в дочки-матери, ее куклы-дочки были послушными и веселыми барышнями, а их папу, ну, вы же понимаете, папа в этой игре всегда присутствовал, даже если его никто не видел, их папу всегда звали Вадим. Ира вспомнила об этой мелочи в тот день, когда Вадим ждал ее у подъезда. Поэтому она впустила его в дом, как старого доброго знакомого, без вопросов и без сомнений. Она уже любила его. Это было удивительно, но это было правдой. И она знала, что Вадим – ее человек, тот, которого она ждет всю жизнь. С того дня каждое утро, еще до того, как открыть глаза, Ирина Ковалева благодарит Бога и судьбу за то, что эта встреча состоялась теперь, а не много позже. Ведь они еще так молоды, у них впереди вся жизнь! Жизнь, которую они проживут вместе и в печали, и в радости.
Поэтому никакие проблемы не могли омрачить ее сегодняшнее существование.
Дима передумал оставлять детям квартиру и настаивает на том, чтобы они съехали немедленно? Вадим грузит Иру с детьми в такси и отвозит на свою новую квартиру.
Ира не может устроить детей в детский сад по месту временного проживания? Вадим нанимает няню.
Дима звонит Ирине на мобильный телефон с угрозами? Вадим покупает ей новый телефон.
Нет денег? «Почему нет денег, Ира? Вот, где лежат наши деньги».
Та, к которой ушел Дима, племянница Вадима? Боже, какое счастье, что Дима успел уйти до того, как она встретила мужчину своей мечты!
Сказка? Сон? Ничего подобного. Ирина принимает подарки судьбы и Вадима без лишних слов. Счастливые глаза любимого человека, его веселый смех и горячие поцелуи не дают ей времени на раздумья. Да и о чем думать? Он ведь сказал: твори! И она бросилась в творчество с головой.
Так счастлива она не была никогда. Все самые любимые и дорогие люди рядом. Всё, о чем она мечтала, сбылось. Неважно, сколько будет длиться это счастье, но она, Ира, не пропустит ни одного его мига. Ни одного!
Ирина Ковалева была красива, как богиня. Когда она вошла в зал суда, у Димы челюсть отвисла от удивления. Эта женщина была его женой!? Откуда в ней столько света и обаяния? «Откуда что берется, черт побери?»
Судья задала вопрос об алиментах. Ирина ответила, что она не готова обсуждать эту тему и, если в ближайшее время они с Дмитрием не придут к соглашению в этом вопросе, она подаст иск об алиментах попозже. Их развели быстро, по обоюдному согласию.
После оглашения решения суда Ирина резко встала и молниеносно направилась к выходу - в новой дизайнерской мастерской ее ждал Вадим. Но Дима еще более резко подбежал к двери и остановил ее.
- Ты принесла ключи от квартиры?
- Нет. Я просто не подумала об этом.
Диму бесили ее счастливые глаза, ее очаровательная улыбка, ее беззаботный вид.
- Когда?
- Когда-нибудь. Пропусти, я спешу.
И Дима, секунду назад готовый смешать ее с грязью и не дать уйти в таком хорошем расположении духа, отошел в сторону.
- Прощай, Дима!
- Почему «прощай»? А ключи?
- Ключи?.. Это уже будет в другой жизни. А в этой – прощай.
«Актриса, блин!» - успел подумать Дмитрий, и сник.
Ирина Ковалева пошла в сторону станции метро. Тяжелые тучи нависли над Москвой, холодный ветер пронизывал насквозь. Но Ира знала: именно с этой минуты весна не преминет остаться в городе. Сугробы непременно растают, деревья обязательно зацветут, солнце выйдет, наконец, из-за туч и даже дожди, неминуемые весенние дожди, будут для нее отныне не легким огорчением, а всего лишь поводом для того, чтобы открыть самый красивый зонтик на свете – зонтик, который нарисует она. 

 
***

«Здравствуй, мой добрый друг! Никогда раньше тебе не писала, но не было в моей жизни дня или ночи, чтобы я не разговаривала с тобой. Страшно подумать, как давно мы расстались. Страшно вспомнить, как много прошло с тех пор зим и лет.
После нашей разлуки вся моя жизнь пошла не так.
Сегодня я смотрю назад и ясно вижу, как сворачиваю со своего пути и иду чужими темными тропами. Почти пятьдесят лет я живу чужой жизнью, мой старый добрый друг.
Ты помнишь, как мы встретились? Ты знаешь. Так же, как и я, ты хорошо знаешь, что эта встреча была не случайной. Из тысячи лиц мы выбрали одно лицо, из тысячи душ каждый из нас откликнулся на зов одной души. Казалось, никто и никогда не сможет нас разлучить…
Прости, что мне не хватило смелости сопротивляться обстоятельствам. Много лет я оправдывала себя тем, что эти обстоятельства были сильнее меня. Но это не так, друг мой, это не так.
Как я пыталась тебя забыть! Усилиями воли я выталкивала воспоминания о тебе из сердца и души. И временами мне казалось, что забываю. Но я всего лишь заталкивала воспоминания о нашей любви глубоко, в самые темные уголки моего подсознания, как заталкиваешь ненужные вещи в старый чемодан с надежным замком. И каждый раз, как только я воображала, что избавилась от прошлого, замок с треском ломался, и всё содержимое старого чемодана наваливалось на меня разом.
Я искала забвения в дорогих вещах, в красивых мужчинах, но не находила его. Искала покоя в вине, но от вина мне становилось еще хуже. Если бы у меня был ребенок от тебя, я бы попыталась найти в нем свое счастье и смысл своей жизни. Но мои дети были мне, как чужие, и никакая сила не могла заставить меня любить их так, как может любить только мать.
В постоянной погоне за удовольствиями я объездила всю страну. Пришло время признаться, мой добрый друг, что я исколесила эту часть света с единственной надеждой - встретить тебя. Мне казалось, что наша встреча неминуема. И вот теперь, на старости лет, я вынуждена смириться с судьбой. Нам не дано больше увидеть друг друга. Может быть, судьба разлучила нас тогда, чтобы уберечь в будущем от несчастий? Может быть, мне стоило смириться со всем, что случилось, и просто жить? Просто любить мужа, который, несомненно, был достоин любви. Просто воспитывать детей, которые нуждались в моем присутствии, в моем участии, в моей любви. Просто помнить о тебе…
Помнить и дорожить своими воспоминаниями, но не более того.
А что сделала я? Всю жизнь мстила мужу. Вот, проводила его в последний путь, а простить, так и не простила…
Знаешь, мой дорогой, я не соглашусь, пожалуй, с тем, что смирение – великий труд. Смирение – единственный путь к спасению. Принять удары судьбы и продолжать жить достойно намного легче, чем поднимать мятеж, превратить свою жизнь в ад, и жариться в этом аду, гордо осознавая себя героем.
Жаль, что ничего нельзя вернуть, ничего нельзя изменить, жаль.
Где ты сейчас, мой добрый друг? Помнишь ли ты меня?..»
В кромешной тьме Элеонора протянула руку к прикроватной тумбочке, взяла очередную таблетку валидола и вздохнула: «письмо номер икс, «на деревню дедушке»…

***

Жить с Элеонорой стало невозможно. Раньше она не позволяла себе приставать к Алене с вопросами и нравоучениями, только смотрела на нее многозначительно. Теперь всё изменилось. Элеонора встречает ее у входной двери и сразу заваливает Алену вопросами:  как прошел день, где ты сегодня была, как дела на новой работе, была ли ты у отца, как настроение у матери, почему тебе никто не звонит на домашний телефон, почему у тебя нет подруг, а если они есть, почему ты с ними не встречаешься, как дела на личном фронте, зачем ты купила хлеб, почему ты не купила хлеба, почему ты так легко одета, зачем ты нацепила дубленку???
Да что с ней такое? Сколько она ее знает, Элеонора предпочитала молчать и делать вид, что слушает других.
Или Алена была другой? Терпимее, что ли. Если хорошенько подумать, из всех своих вопросов Элеонора позволяет себе два-три за вечер. Не так уж и много, как раз в самую точку, чтобы хоть как-то пообщаться с внучкой, которую видит полчаса в день перед сном. Но Алену раздражают и эти два-три вопроса. И потом, вопросы вопросами, но взгляд! Элеонора буравит ее насквозь. Рентген, а не взгляд. Еще хорошо, что она не рассказывает Алене свои сны!
А с некоторых пор мама взяла моду звать ее домой, в Синицыно. Алена понимает, что матери тяжело одной в большом доме. Но и Алена не железная! Как подумает, что опять каждое утро придется стоять часами в этой невыносимой автомобильной пробке, чтобы утром въехать в Москву, а вечером из Москвы выехать, ее начинает трясти. Лучше уж мама переехала бы на время в город, к Элеоноре. А она не хочет. Почему не хочет, не говорит. Но кажется Алене, что между ними, между Элеонорой и Валентиной, кошка всё-таки пробежала. Нашли время! Отец в больнице, Алена ушла с работы, Костя в длительной скрытой депрессии, Вадим весь в любви…
Алена застыла. Неужели ее раздражает чужое счастье? Никогда раньше она за собой этого не замечала. Алена повернулась к стене и зарыдала. Плакала она со всхлипами и глубоко зарывала лицо в подушку, чтобы ее не услышала Элеонора, которая спала (или делала вид, что спит) за стеной.
Когда слезы кончились, Алена попыталась вспомнить, с чего началась ее истерика. Она не смогла придумать ничего лучшего, чем то, что ей необходимо срочно съехать от Элеоноры. В Синицыно? Ну, нет! Она хочет жить одна, приходить вечером домой и никого не видеть, никого не слышать. В последнее время в ее жизни столько шума, суеты и беспокойства, что ее нервы не выдерживают. Ей нужно побыть одной… хоть иногда.
Личное пространство, вот что ей необходимо…  хоть иногда. Оно всем необходимо, только где его взять?
Твердо решив, что с завтрашнего дня она начинает искать съемную квартиру, Алена всхлипнула еще раз. Хотя в пору было зареветь опять, ведь в таком случае придется объясняться с мамой (почему не Синицыно?) и с Элеонорой (а чем эта квартира тебе плоха?). Мысль привела Алену в такое отчаяние, что она вскочила с кровати в твердом намерении налить себе валокордин. Но идти на кухню значило беспокоить Элеонору. Вдруг она встанет, начнет опять расспрашивать, что да как. Нет!
Алена перевернула подушку и положила голову на ее сухую сторону. Завтра она найдет Макса. Вадиму нужны толковые сотрудники, и Макс не только хороший специалист по рекламе, у Макса отличные организаторские способности...
А съехать от Элеоноры сейчас нельзя, мама обидится. Маму нельзя трогать, у нее и так нервы на пределе. Не дай Бог, отец узнает о ее затее, тоже плохо. Нет, не сейчас, не сейчас. Она еще потерпит, она же молодая, у нее вся жизнь впереди. Ничего, она сдюжит. Сейчас не время, маму и папу надо щадить. А она-то что? Да ладно, всё нормально, всё хорошо. Всё вообще прекрасно.
Тем временем на свете был только один человек, который мог услышать и понять Алену. Несмотря на болезнь мужа, напряженные отношения с матерью, несмотря на постоянные мысли о непутевом брате, Валентина сохраняла присутствие духа и была в их семье единственно крепким и надежным звеном. Кого угодно могла ввести в заблуждение ее хрупкое тело. Но Валя имела неосторожность родиться в переходный период истории своей страны и нашла в себе мужество не идти по течению, а увидеть перемены со стороны, отмежеваться от них, найти тот стержень, который позволил ей стать сильным человеком. Неизлечимая болезнь младшей дочери не сломала ее, и болезнь мужа не могла застилать ей глаза и вогнать в угол. Валя знала, что все нуждаются в ее помощи и поддержке, это придавало ей сил и мужества. В том, что Валя встанет на сторону дочерей, не было никакого сомнения. И если бы Алена не поддалась эмоциям, а трезво мыслила, она не преминула бы поговорить с матерью. Только мать могла понять ее, поддержать и помочь выйти из неприятной ситуации. Потому что Валя, со всей своей добротой и порядочной, всё-таки оставалась человеком с собственным мнением и с особым взглядом на жизнь. Пожилых людей необходимо уважать и оказывать им помощь, но пожилые люди пожили. А молодым надо жить! И если пожилой человек требует к себе внимания и уважения только на том основании, что он пожилой, то не стоит надеяться на то, что он когда-нибудь поймет, как необходимо взаимное уважение в отношениях между поколениями. Валя могла сказать Алене, что она не обязана терпеть диктат Элеоноры, что ей незачем губить свою нервную систему именно по той причине, что у нее впереди – вся жизнь. Валя знала, что если рана загноилась, ее придется вскрывать… рано или поздно. Сердцем матери Валентина могла почувствовать, что эта пора настала. Беда была в том, что за своими переживаниями и тщательно скрываемыми от окружающих нервными срывами Алена не видела выхода из круга ада, в который ее вогнали события и обстоятельства.
Недавно она прочитала где-то, что нервные клетки восстанавливаются, и с этой мыслью, вытирая последние слезы и подавляя редкие всхлипы, Алена к утру заснула.

***

Утром позвонили из отдела логистики – ее клиент уже две недели не забирает заказ со склада, а несколько минут назад позвонила секретарь и вызвала ее к руководству. Лиза не спешила идти на ковер. Она сидела за столом и то снимала очки, то опять их напяливала на нос. Что она скажет этому самому руководству? Заказ оплачен, клиент недоступен. Те, кто доступны в этой чертовой конторе, каждый день на протяжении последней недели обещают сейчас же забрать заказ. А воз и ныне там.
Елизавета тяжело вздохнула и поднялась. Оно руководство, оно ждать не любит…
Николай пропал, так пропал. Лиза пыталась связаться с ним по служебным делам, но в его офисе каждый день говорили: Николая Вениаминовича нет, и когда будет, неизвестно. Её удивляло то, что ни голоса секретаря, ни голоса сотрудника отдела снабжения она не узнавала. Ротация кадров, что ли? У Николая команда была слаженная, сплоченная, люди работали там годами. Какая может быть внезапная ротация, непонятно. Что могло измениться, и какой был смысл менять что-то, ведь Николай никогда не высказывал недовольства своими сотрудниками?
Получив очередные ценные указания от руководства своей фирмы, Елизавета быстро собралась и вышла из офиса. Очень даже хорошо! Теперь у нее есть повод посетить Николая Вениаминовича на рабочем месте. А уж там она найдет повод поговорить и о нем, и о себе. Она расскажет ему, как он своими язвительными шутками и неопределенными намеками довел ее до ручки! Лиза была зла, о, как она была зла! Быстрым, почти бегущим шагом, она мчалась к остановке и старалась не потерять ни капли злости, ни грамма возмущения. Вот, она ему устроит! Если уж расстаться, то хоть пусть знает, кто виноват в этом. А то поговорить о том, что людей нельзя обижать, он горазд. А взять и обидеть любящего человека для него – раз плюнуть.
Лизе удалось поддержать в себе боевой дух до самого входа в офис Николая. Но там, в приемной, она потеряла всю прыть. Секретарша была другая, дверь в кабинет руководителя была приоткрыта и Лиза увидела там абсолютно незнакомых людей.
- Добрый день! Я могу Вам чем-то помочь?
- Здравствуйте. Я из «Все плюсы», мы ваши поставщики. Мне необходимо увидеть Николая Вениаминовича.
- «Все плюсы»? – было понятно, что название она вспомнить не может, - Николая Вениаминовича нет, но Вы можете обратиться к нашим сотрудникам. Возможно, в отдел работы с клиентами. Вас проводить?
- Спасибо, я знаю, где это. Но у нас возникли небольшие проблемы с вашим заказом, а такие вопросы всегда решал Николай Вениаминович.
- Понимаю. Но его нет, - секретарь потеряла всякий интерес к посетительнице.
- Девушка, я к Вам не просто так пришла, а по делу.
- Да-да, я Вас прекрасно понимаю. Я Вам сказала: идите в отдел работы с клиентами.
Лиза фыркнула, метнулась вправо и рывком открыла дверь кабинета директора. Больше всего ее удивила розовая рубашка. А что? Должен был ее взгляд за что-то зацепиться в этом таком знакомом когда-то кабинете! Всё в нем, начиная от цвета стен, от мебели и заканчивая розовой рубашкой на молодом человеке за столом руководителя, было ей незнакомым и чужим.
- Варя! Это что?
Варя выскочила со своего места и метнулась в кабинет:
- Виктор Семенович! Я её не пропускала, она сама. Она ищет Николая Вениаминовича.
- Вы к нему по личному делу? – спросил молодой человек, состроив недовольную гримасу.
- Нет, я по делу. Из «Все плюсы».
- Так. По делу. Запишитесь на прием.
Лиза развернулась и стрелой вылетела из помещения, у выхода из офиса чуть не свалив с ног уборщицу.
Так, и что теперь? Ясное дело, что дело неясное. В строительной конторе Николая даже уборщица другая.
Идти обратно в свой офис Лизе не хотелось. Во внутреннем кармане ее сумки уже несколько недель валялся клочок бумаги с номером мобильного телефона. Этот номер она тайком списала с другой бумажки, опрометчиво оставленной на рабочем столе Настей Кратовой, ее сослуживицей. Настя разговаривала со своей подругой по телефону, разговор у них зашел о эзотерике, и Кратова от всей души благодарила кого-то на другом конце связи за «это чудо», астролога. Потом, спохватившись, Настя вышла из кабинета, продолжая чирикать, а Лиза не стала терять времени и спешно переписала номер.
Только астрологов и гадалок ей сейчас не хватает! Но Лизе было необходимо что-то предпринять, чем-то занять себя. Она вытащила из сумки телефон и клочок бумаги, вздохнула и набрала номер.
«Куда я тащусь!? Зачем?» - несмотря на свои мысли, Лиза уверенно шла вперед, время от времени сверяясь с линиями и стрелками, выведенными на обратной стороне мятой бумажки.
Женщина, которая открыла ей дверь, ничем не была похожа на астролога и предсказателя. Людям вообще свойственно ошибаться, а уж про мистические флюиды вокруг гадалок такое напридумают, что мама, не горюй. Лиза это прекрасно понимала, но, тем не менее, внешний вид дамы ее разочаровал: «Ну, и что в ней такого? И что она может сказать? Обычная женщина! А ты, Лизавета, идиотка!»
- Проходите, Елизавета! И не смотрите так на меня, Вы совершенно правы – ничего необычного во мне нет.
Открытая улыбка женщины заставило сердце Лизы растаять. И надо сказать, что вдруг, откуда не возьмись, к ее горлу подступил комок. И надо добавить, что если бы не приличия, Лиза упала бы на грудь к этой женщине и заплакала навзрыд.

***
Удивительные коленца иногда выкидывает судьба! Несет тебя по жизни, несет. Тыкаешься, как слепой котенок, совершаешь поступки, которых сам не можешь понять, говоришь слова, в которых сам не веришь. Потом, вдруг и как будто ниоткуда, появляется человек и раскладывает твои поступки и слова по полочкам, и говорит тебе вещи, которые одновременно кажутся тебе и откровением, и абсолютной истиной, о которой ты и сам знал, потому, что не мог не знать.
 Тамара проводила Лизу в комнату, налила ей зеленого чая и, извинившись, вышла. Минут через двадцать женщина вернулась. С ее темных волос стекали редкие капли воды. Она подошла к столу, присела, достала из деревянной шкатулки колоду больших потертых карт и одним движением руки разложила их на столе веером.  Внимательно глядя на Лизу, она начала водить левой рукой над картами. Время стекало с кончиков пальцев Тамары мучительно долго, Лизе показалось, что мимо проходят тысячелетия. А потом Тамара встала и подошла к небольшому секретеру в углу комнаты.
- Вы не против, если я сначала сверюсь с Вашим гороскопом, а потом уже посмотрю карты?
Нет, Лиза не против.
- То, что я Вам скажу, не нужно воспринимать в буквальном смысле. Гороскопы и карты не предсказывают, это заблуждение. Они только подсказывают. Понимаете?
Да, Лиза понимает.
Теперь она сидит на лавочке возле своего подъезда и пытается привести мысли в какой-нибудь порядок. Тамара разделила жизнь Лизы на два периода: темный и светлый. В темном периоде она четко углядела мужа Лизы и успокоила клиентку тем, что своими действиями Лизе удалось отработать долги, которые у нее перед этим мужем были. Ясно, успокоила.
А кто объяснит ей, почему карты нарисовали такие разные портреты Лизы: то, что она сама думает о себе, очень мало похоже на то, что думают о ней окружающие люди? А та Лиза, которой она хочет казаться, и Лиза, какая она есть на самом деле – два совершенно разных человека…
А что Тамара говорила про душу? Что за чушь она несла? Сказала, что мужчина, которого она любит, никогда не будет с ней. Причина в том, что Лиза слишком сильно этого хочет. Потому и не получит. Ничего себе гадание!
Она не единственная в сердце любимого мужчины, сердце у него тяжелое от избытка женщин, которые нашли себе там место. Это тоже ясно: жена, дочери, внучка. И про тот вечер с коктейлями Тамара сказала. Говорила, что душа Лизы включила защитные механизмы, что Лиза совершила нечто, несвойственное ей. Ясен пень, она не алкоголичка, а Тамара говорила, что в таких случаях люди становятся сами на себя не похожими: здоровый человек может тяжело заболеть, трезвенник может запить, честный человек начинает воровать. Ничего себе защитная реакция!
Тамара сказала, что больше не будет Елизавете гадать. Никогда. И не советует ей гадать в других местах, у других людей. Что отныне судьба Лизы в ее собственных руках, а всё, что требовало от нее усилий, а от ее души – постоянной готовности к отражению ударов, позади. Настало время собирать камни. Но для начала необходимо проанализировать и осмыслить прошлые действия. Пока она этого не сделает,  будущее останется для нее под замком. И что же теперь Лизе со всем этим делать?
Лиза не понимает.

***

Собственно говоря, его всё устраивает.
«Хозяева люди добрые: в душу не лезут, а зарплату платят исправно. Нет, оно, конечно, вроде, как и не очень. Зарплата маленькая, своего жилья у него нет, бабы, и той нет. Зато он, если хочет, работает: дровишек для камина поколет, яблок насобирает, граблями по газону поводит, а если он не хочет, то не работает. И никто его не трогает. Хорошо.
А с бабами как раз всё понятно. Вона, когда у него квартира была, деньги, машинка классная, все бабы его были: от Маши до Алеси. А как ничего не стало, так и бабы испарились. Меркантильные существа эти бабы, однако. Ну, ничего. Вот, скоро станет он наследником квартирки, всё вернется на круги своя, и будут у него все радости жизни. Он своё возьмет. Семейка еще повоет от его фейерверков. Они думают, раз он ведет себя тише воды, ниже травы, так и будет всегда? Он им за все свои горести и несчастья отплатит, за все мучения и унижения, за всё, за всё!.. Напомнит сестрице ее сладкий пирог в родительской квартире, и его, старшего брата, скитания с самого рождения по чужим углам. Вспомнит он ей уютную школу за углом ее собственного дома и его, старшего брата, ежедневные поездки на двух автобусах во французскую школу, которую он ненавидел с первого дня в первом классе! Ишь ты, домов они себе понастроили, денег у них не меряно, мужья у них да дочери под боком. А всё почему? Потому, что у него отобрали последнее, чтобы сестрице отдать. Он всю жизнь, как не родной. Разве бабка с дедом могут дать ребенку то, что не додали родители? Пусть и додают! А то привыкли отделываться мелкими подачками, вроде тысячи-двух рублей».
Дальше монолог состоял из слов и выражений, от которых, боюсь, бумага покраснеет. А еще дальше монолог заглушался одной, и еще одной бутылкой водки, после чего Артем ронял голову на стол и умиротворенно засыпал.
Мысли подобного рода посещали Артема каждый вечер. Он мусолил эти мысли с удовольствием и упоением. Ему было проще купаться в них, чем думать о самом больном.
А самое больное для Артема была его третья жена. Он ее ненавидел. Он ее так ненавидел, что готов был со всего размаха  убиться об стену, как только вспоминал о ней. Именно поэтому он с особым рвением и старанием обходил стороной мысли о своей третьей жене, которая, как он точно знал, была ему дана чертом.
Ну, да. А кто еще мог ему подстроить такую подлость, кроме рогатого!?
Артем ненавидел третью жену за то, что она позволила ему усомниться в ее чувствах. Разве он стал бы бегать за шалавами, если бы жена его любила? Артем ненавидел ее за то, что она не стала делить имущество, не препятствовала ему общаться с ребенком. Разве это правильно, что ему даже пожаловаться на нее нельзя? Хотя, почему же нельзя? Он придумал, как она его к ребенку не пускает, как отобрала у него последнее - комнату в коммунальной квартире на улице Новаторов, и рассказывает это всем, кто готов слушать. А, собственно говоря, почему это он придумал? Всё так и было! Всё так много раз было рассказано и пересказано, что, можно сказать, было на самом деле. Да.
Он редко видит дочь? Правильно! Потому что эта змея не подпускает его к дочери. А когда он видит эту самую змею, он готов ее удавить! Нет, но вы только подумайте! Ходит вся расфуфыренная, машины меняет каждые два года, ремонт в квартире сделала, работа, видите ли, у нее хорошая. Оно, конечно, нетрудно жить на белом свете с такой внешностью. И время ее не берет! Небось, постоянно пластические операции делает.
А у него, с тех пор, как они расстались, всё пошло не так. Почему!? Вот, говорят, за все надо платить. А он-то тут при чем? Он никому ничего плохого не сделал, в своей жизни мухи не обидел, ни о ком плохого слова никогда не говорил. А жизни ему нет. И жилья нет. И работы нет. Да ничего нет! За что же ему такое, а?
Ему всё равно, как там его мать? А что вы хотели? Она его из дома выперла в младенческом возрасте и вспоминала о нем два раза в год, на Новый Год и день рождения. Принесет подарочек, возьмет погулять. Идет с ним рядом минуты две, а потом засмотрится на какую-нибудь витрину или на какого-нибудь мужика, и начисто о нем забывает. А он за ней ходит, как щенок приблудный. Мать, одним словом. Спросит, бывало, как у него дела в школе, а ответа не слушает, глаза ее уже бродят где-то, лицо отрешенное, мученическая улыбка на губах. Мать!
Но он ей звонит. Регулярно. И пусть хоть кто-то посмеет вякнуть, что он о матери не заботиться! Каждый вечер…, почти каждый вечер он ей звонит и справляется о ее здоровье. И так же, как она много лет назад, не слушает ответа. Что она для него сделала? Даже доброго слова он от нее не слышал, не то, что реальной помощи. Всё доставалось сестрице и ее дочерям. Родительница!
А отец? Хороший был человек, добрый, работящий. Только слишком мало говорил, а из домашних только жену слушал. Разве Артем не помнит, как отец к нему в школу приезжал, ждал сына на большой перемене, впихивал какие-то мятые рублики в карман и просил только об одном: никому не говорить, что он был у него? Мужик, конечно. Отец, разумеется. Каждый год с дочкой на курорты ездил, а его, родного сына, ни разу никуда не брал, даже в цирк. А теперь взял и помер. Он, когда живой был, хоть денег подкидывал, а теперь…
Теперь у Артема одна сестрица «сердобольная» осталась. Протянет тысячу рублей, а сама даже в глаза брату не смотрит. Денег, небось, жалко. Да не обеднеешь ты, сестрица! Мы с тобой, родная, еще родительскую квартиру делить будем. Придет время, я тебе верну твои тысячи – подавишься.
Вообще-то мысли о глобальной несправедливости сильно мучили Артема, особенно между первой и второй бутылкой крепкого алкоголя. Его очень беспокоила вопиющая мировая несправедливость, сгустившаяся вокруг него. Он был уверен, что всё это неправильно, ибо считал себя неимоверно благородным, добрейшей души человеком.
И самозабвенно в это верил.

***

Николаю Вениаминовичу было очень неудобно перед родными. Болезнь всегда бывает не во время, но теперь-то ему точно нельзя было болеть. И откуда это взялось? В роду у него не было сердечников. Печенью страдали, желудком страдали, даже кровь особенная была у одного дальнего родственника, но чтобы сердце!..
Жизнь у него, у Николая, была не тяжелее, чем у других. Семья у него – грех жаловаться: жена не пилила, дочери не разочаровывали. Родители Николая были людьми особых душевных качеств, с братом они понимают друг друга, друзья его не предавали. Дом есть, работа любимая есть. Всё у него есть, всё у него, как у людей, и даже, надо признаться, лучше, чем у многих. А сердцу, вот, как объяснить, что зря оно болеть надумало, что нет у него поводов болеть?
Вместо того, чтобы быть рядом с семьей, он валяется в больнице. А там, «на свободе», Валя крутится, как белка в колесе, Вадим поднимает новое дело, Соня носится с Костей, как с писаной торбой.
Завтра операция. Поскорее бы этот день прошел, что ли. Сил нет больше ждать. Такие мысли одолевали Николая перед операцией.
Не знал Николай Вениаминович, что нет у него больше любимой работы. И фирмы, построенной им с нуля, по кирпичику, тоже нет. Не знал, и хорошо, что накануне сложной операции Николай Вениаминович так и не узнал, как днем раньше в Синицыно приехали молодчики на джипах и вежливо попросили Валентину «покинуть помещение». Он не знал и никогда уже не узнает, как Валя, его интеллигентная и всегда такая спокойная Валя, отматерила крепких парней и отправила куда подальше, закрыв перед их носом входную дверь, а ночью, дрожащими руками упаковав коллекцию фарфора в чемоданы, вывезла ее к Элеоноре. Только коллекцию фарфора и сможет Валентина спасти. Даже личные вещи она не заберет из дома в Синицыно. Всё, от секретера из красного дерева XVIII века до треснувшей накануне кофейной чашки, отойдет какому-то банку на каких-то островах в какой-то далекой части света. 
После операции Николай Вениаминович, пролежав трое суток в реанимации, уйдет из жизни почти счастливым. Его душа будет спокойной, потому что Николай Вениаминович покинет этот мир в твердой  уверенности: с ним или без него, семья не будет ни в чем нуждаться. 

***

Максим объявился неожиданно. Алена хотела ему позвонить, хотела предложить ему встретится с Вадимом и обсудить возможность участия в новом проекте. Но события, развернувшиеся со скоростью молнии, отодвинули мысли о Максе, о работе, обо всем остальном.
Смерть отца выбила из колеи маму. Она сломалась сразу. Проплакав в больнице весь день, к вечеру мать наконец-то согласилась сесть в машину к Алене. Она делала все молча, смотрела куда-то впереди себя, никого не видя, и только кивала головой на все вопросы, хотя было абсолютно ясно, что вопросов она не слышит.
Соня настаивала на том, чтобы старшая сестра привезла мать к ней, а Элеонора ждала их в своей квартире. Алена решила поехать к Элеоноре. У Сони квартира маленькая и, кроме того, Сонины нервы лучше пощадить – ей хватает Кости со своим комплексом вины.
Когда Элеонора открыла им дверь, Алена увидела перед собой заплаканную старуху. Впервые в жизни Алена почувствовала к ней что-то вроде жалости. «Боже, и ей ничто человеческое не чуждо!». Алене хотелось зарыться в какой-нибудь угол, чтобы никто ее не видел, и выть, как старый раненый волк, чтобы никто не слышал. Но она подавила в себе эту минутную слабость.
Элеоноре хватило одного взгляда на Валентину, чтобы понять: не время плакать! Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы взять себя в руки: спина выпрямилась, глаза просветлели, руки потянулись к большой сумке в руках внучки.
- Сумку отдай! Мать раздень, я отведу ее в комнату. А ты иди пить чай, чайник горячий. Если хочешь, можешь сразу ложиться спать. Ни о чем больше не беспокойся, я займусь Валей, а Костя занимается похоронами… Алена, сумку отпусти!
Алена с трудом разжала пальцы. Большая сумка, в которой были вещи отца, перешла в руки к Элеоноре.
И тут позвонил Макс. Этот голос, пришедший к ней из другой жизни, счастливой и беззаботной, был для Алены, как глоток свежего воздуха. Макс еще не знал о смерти ее отца, говорил, что скучает по своей начальнице, и неплохо было бы им встретиться.
- А ты где, Максим?
Меньше, чем через час, Макс был у подъезда. Алена села к нему в машину и, как только они тронулись с места, она дала волю слезам. Было стыдно плакать в чужой машине. Было неудобно перед Максом, но она не могла остановиться.
Макс припарковал машину у обочины, несколько минут смотрел на Алену большими круглыми глазами, потом обнял ее и прижал к себе. Она не дождалась его вопросов, она рассказала ему о смерти отца и о том, что у них нет больше дома.
Когда слезы закончились, а с ними и монолог Алены, Максим завел машину. Настало время диалога. Он говорил много, изредка задавал Алене нейтральные вопросы, на которые она отвечала невпопад, и так они добрались до дома, где жил Макс.
Уже в квартире, за чашкой чая, Максим решился на серьезный разговор.
- Алена, ты знаешь, кто и каким образом разорил твоего отца?
- Нет.
- А раньше ты не слышала от него о каких-то проблемах на работе?
- Нет. В последнее время он очень много работал, много времени проводил там, иногда не приходил ночевать. Но серьезных проблем не было, иначе о них знала бы мама.
- Послушай, но ведь они не могли забрать у вас дом! Твоя мама имеет право на свою долю в общем имуществе супругов. Его доля, да, пожалуйста, но на то, что принадлежит ей, они не имеют никакого права.
- Мама является… являлась совладельцем фирмы.
- На правах совладельца она может разузнать, в чем там дело. Если это афера…
- Максим, мама не будет ничего предпринимать. Она в таком состоянии, что сейчас с ней бесполезно говорить. И я не уверена, что потом она захочет что-то узнать. Ей ничего не надо.
- Ты Галю Арефьеву помнишь?
- Конечно.
- И даже помнишь, кто у нее муж?
- Муж?.. Детектив?
- Именно.
- Ты думаешь…?
- Уверен! Нельзя жить в неведении. Надо хотя бы попытаться узнать, что там произошло на самом деле.
- Да… Возможно, ты прав. У меня есть деньги, я смогу оплатить услуги.
- Вот и хорошо. Да, кстати! Живи пока у меня. Здесь тебе будет спокойно.
- Да ты что, Макс!?
- Подожди, не спеши. Ты забудь сейчас, что я мужчина, а ты – женщина. Мы с тобой, прежде всего, друзья. Мешать ты мне не будешь, квартира большая, места много – сама видишь. Если ты намерена, а ты намерена, как я понимаю, разобраться в некоторых вещах, тебе у меня как раз будет очень удобно. А если не понравится, уйдешь.
Проще всего было отказаться сразу от этого предложения. Уехать к Элеоноре и сидеть там, с ней и с мамой. Впасть в какое-нибудь невменяемое состояние, ничего не предпринимать, никуда не выходить, ни с кем не общаться. Это было бы проще всего…
- Всё! Убери, пожалуйста, со стола, вымой посуду и ложись спать. Та комната, где валяются всякие провода и стоят непонятные агрегаты, моя. Так что выбирай любую из оставшихся. Постельное белье найдешь в каком-нибудь из шкафов. В общем, разберешься. Я поехал к Арефьевым.
Пока до Алены дошли слова Макса, он, захватив куртку, уже вышел из квартиры. Алена бросилась за ним, в надежде догнать его у лифта, но Максим не стал ждать лифта, и она услышала только его шаги на лестнице. Потом внизу хлопнула дверь подъезда и настала тишина. Входная дверь в квартиру Максима не захлопывалась. Чтобы запереть квартиру, нужно было изнутри провернуть колесико, а снаружи это можно было сделать только с помощью ключа.
Алене хватило сил на улыбку. Теперь она точно не уйдет, ей придется дождаться Макса. Не оставлять же квартиру нараспашку. «Ну, Макс!»

***

Настя была очень хорошей девочкой. Она вставала утром, заправляла постель, собирала себе завтрак, мыла посуду. Раньше она ничего такого не делала. Насте было всего три года, и самое большое, на что она была способна раньше – это поесть и «отправить» посуду в кухонную мойку.
Но времена меняются, и дети тоньше многих взрослых чувствуют эти изменения. Теперь Настя не приставала к взрослым с вопросами, не просила, как раньше, прочитать ей книжки на ночь, не маячила по квартире и не требовала у родителей придумать ей новую и интересную игру. У нее было много дел, которыми можно заниматься без взрослых. А взрослые пусть занимаются, чем хотят.
Как всё сложно в этом мире! Раньше папа был такой скучный, Настю брал на руки, гладил по голове, а у самого глаза грустные-грустные. Теперь и мама такой стала, а папы вообще не бывает дома. Они сказали, что дедушки Коли больше нет, и папа занимается неотложными делами. Как это? Сначала бабушки Ксении и дедушки Алёши нет, а теперь и деды Коли нет? Настя не понимает, разве так бывает? Наверное, они хотят быть вместе, чтобы не скучать… А она? А как же она, Настя? И почему ее не пускают к бабушке Вале? У бабушки всегда весело, и мир там другой, совсем другой! Там всё просто и ясно. Она очень хочет к бабушке, очень.
Мама сказала, что сегодня Настя увидит дедушку Колю в последний раз, а потом ее какая-то тетя Ира заберет. У этой тети Иры двое детей Настиного возраста, и они смогут вместе поиграть.
Да? А ничего, что Настя эту тётю раньше никогда не видела? Но этот вопрос Настя оставила при себе. Эх, чего уж там?
Девочка украдкой вытерла предательскую слезинку и продолжила натягивать колготки. Нет-нет, плакать она не будет! Хватит того, что у мамы все время глаза на мокром месте. А Настя большая, ей почти четыре года, и она совсем неглупая девочка, Настя не хочет расстраивать маму еще больше. Там, куда они поедут, будет бабушка Валя, ей об этом папа сказал. Настя к ней подбежит, возьмет ее за руку, и больше никогда не отпустит. Никогда! Потому что они, взрослые, договариваются между собой и уходят один за другим, а она, Настя, больше не может их видеть и не может с ними играть. Ей надо собрать всех вместе: и маму, и папу, и бабушку Валю, и Элеонору, и Алену, и дядю Вадима! Пусть они все будут рядом, ей тогда будет легче присматривать за ними. С этими мыслями Настя приготовила куртку, шапочку, шарф, ботинки, вытащила из шкафа мамино пальто, почистила ее сапожки кухонным полотенцем.
Когда папа за ними приехал, Настя уже была одета и тихо сидела на пуфике в прихожей.

***

Погожие дни в апреле – большая редкость. В такие дни в Москве хорошо ходить по парку за руку с любимым человеком, кормить с детьми голубей, наблюдать в одиночку за утками на пруду, жмурясь от солнца.
Нефедовы провожали главу семейства в последний путь. Алена с Соней держали под руки Валентину. Костя, Вадим, Элеонора и Артем стояли по другую сторону гроба. Никто не плакал, семья еще пребывала в растерянности и недоумении. Это промежуточное состояние между невозможностью примириться с фактом смерти родного человека и осознанием этого факта заканчивается, обычно, у могилы, в тот момент, когда гроб начинают опускать в землю. А сейчас, в маленькой часовне при больнице, стояла тишина.
У входа в часовню Максим и Гена Арефьев наблюдали за тем, как Ирина Ковалева и Настя садились в такси. Дверца захлопнулась, машина уехала.
- Вообще никого! – разочарованно воскликнул Макс.
Геннадий отвел взгляд от дороги и внимательно посмотрел на Максима:
- Ничего удивительного.
- Ну, а как же? Конкуренты там, враги…
- Максим, о смерти Нефедова, скорее всего, никто не знает, даже его любовница.
- Любовница?!
- Ты – заказчик, и имеешь право знать. Была у него любовница. Только там мне искать нечего. Да и не в курсе она, что умер Николай Вениаминович. Хотя! – Гена поднял указательный палец правой руки, - Дама долгое время работала с Нефедовым, он закупал через ее контору импортные отделочные материалы.
- А кроме любовницы вырисовываются интересные персонажи?
- В том-то и дело, что вырисовываются. Только не интересны с нашей точки зрения эти персонажи. Чисто всё в этом деле.
- Как - чисто?
- Так же чисто, как в деле с квартирой на Чистых прудах.
- Быть этого не может! Там уж всё яснее ясного. Старики составили завещание на внука, и не меняли этого завещания десятки лет. А тут вдруг появляется какой-то хлыщ и в течение полумесяца оформляет новые документы, отправляет к праотцам стариков и – хоп! – становится собственником чужой квартиры. Нормально?
- Это не мое дело, нормально или нет. Документы оформлены более, чем нормально. Буква закона соблюдена более, чем.
- Ничего себе! А то, что старики явно померли не своей смерти, это не считается?
- Доказательств нет. Кремация не дает повод для эксгумации… Извини.
- Понятно… Константину хоть есть, где жить. А у Валентины Сергеевны не осталось даже крыши над головой.
- И нынче Валентина Сергеевна не единственная потерпевшая. Но еще раз повторю: всё провернули чисто, придраться не к чему. Компаньон Нефедова был задержан в аэропорте Хельсинки, как оказалось, по недоразумению. Недоразумение, скажу я тебе, было очень хорошо спровоцировано. Когда его выпустили, он не стал возвращаться в Москву, а его семья срочно выехала за пределы нашей родины. Думаю, этот компаньон успел спасти кое-какие сбережения. Счета же Нефедовых: и мужа, и жены, арестовали все, до последнего.
- Так, может быть, этот компаньон и есть собака, которая тут зарыта?
- Проверяем. Но из того, что мы успели раскопать, получается, что Забелин, компаньон этот, тоже сильно пострадал. Проверяем, работа еще не закончена. Анализ аналогичных случаев наводит на мысль, что мы зря работаем. В конце расследования, Максим, я смогу тебе точно назвать имена тех, кто это дело организовал и провернул, но изменить что-нибудь не получится.
Макс хотел задать вопрос. Возможно, Макс хотел только высказаться позабористее, но в последний момент передумал. Геннадий продолжал говорить:
- Эти ребята действуют профессионально. У каждого своя работа: они захватывают маленькие фирмы и большие компании, а я всего лишь констатирую факты. Сказал уже и повторю еще раз: придраться не к чему. Работают грязно, но документы у них в полном порядке.
- Как такое возможно?
- Вопрос некорректный. Вопрос надо ставить так: сколько им это стоит? Уверен, что чертову кучу денег. Но все равно меньше, чем стоят захваченные фирмы.
- Ничего нельзя сделать?
- Нет, Макс. Этот механизм неуязвим. Неуязвим с верху до низу.
- И высоко?
- Достаточно высоко, чтобы быть в полном порядке. Такой ответ тебя устроит?
- Нисколько.
- Тем не менее, другого нет. Если только Нефедовой повезет и виновником в этом деле окажется Забелин.
- Значит, такой вариант возможен?
- Макс, даже ты, не будучи детективом, подумал об этом. Я, как детектив, уверен, что компаньон тут ни при чем. Но, опять же, как детектив, я обязан проверить все версии. Работаю.

***

Смешные люди! Какая теперь разница, кто их разорил? Какой смысл тратить последние деньги на расследование? Всё, что с ними случилось, закономерное продолжение начавшегося в девяностых годах бардака. Они копают под Забелина! Да знаете ли вы, сколько пудов соли съели вместе этот самый Забелин и Николенька?
Пусть копают. Она, Валентина, знает с первой минуты, когда ее навестили здоровые молодцы в Синицыно, что всё пропало. Как только она сможет говорить спокойно, как только у нее перестанет дрожать голос и так сильно болеть сердце, она созовет всех и потребует прекратить любые расследования.
Валентина приняла решение продать фарфоровую коллекцию мужа и купить квартиру. И самой будет, где голову преклонить, и у старшей дочери появится своя крыша над головой. Говорить с членами семьи Валя еще не может, но думать ей ничто не мешает: ни дрожащий голос, ни боли в сердце.
Странно, смерть Николая вернула ее к мыслям о квадратных метрах. Ничего в этом зазорного нет, думала Валентина, душа Коли беспокоится о них, оставшихся на земле. Несколько лет назад Коля говорил, что его коллекция стоит не меньше трехсот тысяч долларов. Ну, что же, должно хватить даже на квартиру в Москве. Нужно сделать этот шаг и успокоиться, не думать больше о капризах матери, которая собственное благополучие вознесла в ранг идеи фикс, о брате, которому негде жить. И неправильно было вообще затевать разговоры с Элеонорой о ее квартире. И нечего было сваливать на Алену ответственность за будущее Артема взамен на мифические квадратные метры. Пусть мать и брат сами разбираются с квартирой, с будущим, со своими запутанными отношениями.
Костя… Костя изменился. У него появилась первая проседь, появилась печаль во взгляде. Смерть тестя заставила Костю выпрямить спину. Хлопоты о похоронах встряхнули его и заставили вернуться к жизни. Что не говорите, а мужчине необходимо чувствовать себя нужным, сильным. И постоянно быть при деле. Да, вот и Костя стал мужчиной, настоящим, прошедшим через боль утраты, сумевшим победить свои страхи и выйти опять на свет божий еще лучшим человеком, чем раньше.
Мать и дочери носились вокруг Валентины, пытались угадать любое ее желание, старались быть рядом. Ее не оставляли одну ни на секунду. Валентина улыбалась родным, с удовольствием принимала их внимание и заботу, потому что знала, как важно для них чувствовать себя нужными.
Валя еще не была готова вернуться в круговорот жизни. Она еще нуждалась в покое, ей было необходимо время, чтобы всё вспомнить, всё навсегда запомнить. Ее мысли постоянно возвращались к Николаю.  Валентина с нетерпением ждала ночи, чтобы в темноте, оставшись одна в комнате, вести длинные диалоги с мужем. Иногда слабая улыбка касалась ее губ: узнай кто-нибудь об этих беседах в ночи, ее посчитают сумасшедшей. Но она вполне здорова, просто сейчас ей необходимо говорить с Колей. Еще немного, и она свыкнется с мыслью, что он ушел навсегда. Еще чуть-чуть, и она найдет в себе силы сказать ему «прощай».
Кто придумал, что боль надо лечить активным образом жизни, фитнесом, походами с друзьями и подругами в рестораны и кино, шоппингом и другой ерундой? Кто мог до такого додуматься?!
Боли надо дать волю, ее надо почувствовать каждой клеткой, каждым нервом. Почувствовать, признать и принять. Смириться. И только после, позже, только потом нужно найти в себе силы, чтобы внимательно оглянуться вокруг и научиться заново ходить, видеть, слышать, чувствовать.

***

Жизнь, она не ждет, пока ты сочтешь нужным обратить на нее внимание. Она идет себе, независимо от твоего к нему отношения. Сначала живешь, и кажется, что у тебя так много дел, столько планов, такие великие цели! А потом настает миг, когда ты как будто просыпаешься после долгого сна. Видишь, сколько мишуры и разного хлама ты собрал вокруг себя, сколько времени потратил на ненужные вещи. И с удивлением обнаруживаешь, что в этой жизни тебе так мало, на самом деле, нужно сделать.
Алена влюбилась в Макса. Ее удивляло не это, а то, что любовь не случилась раньше. На вопрос, за что и почему она влюбилась в бывшего подчиненного, Алена смогла бы дать конкретный ответ, очень конкретный. Этот вопрос она задавала себе не раз. Сказка о том, что любят не за что-то, а вопреки, осталась позади. Девочка выросла, теперь она может сочинить собственные сказки.
Любила она его за все. Во-первых, он ей нравился, просто нравился. Во-вторых, она его уважала. Да, а что? Время, когда можно влюбиться в абы кого, прошло безвозвратно. Пришло время человека цельного, справедливого, благородного, в конце концов. В определенные времена история выводит на мировую арену героев определенного типа. Потому, что настает именно их время, потому, что миру в этот момент требуется именно этот герой. В принципе, законы развития, его механизмы одинаковы и для мировой истории, и для истории жизни отдельного человека. Так вот, как ни крути, девочка выросла.
Теперь Алена очень хорошо понимала, что хотела сказать Элеонора, когда завела речь о красивых нарядах, купленных и висящих в шкафу внучки годами. Вроде нравится наряд, вроде хорошо сидит, а придешь домой и понимаешь: не то, совсем не то! И вернуть в магазин, не возвращаешь: авось пригодится. Ан нет, не пригодится, потому что не твоё это.
Вот так и висят годами «не твои» наряды, собирая пыль, и каждый раз, когда выбираешь из шкафа очередное платье, останавливаешь взор на «не твоё» и поочередно на тебя находит то обида за зря потраченные деньги, то злость на свою неразборчивость. В конце концов, можно в один прекрасный день взять всё «не твоё» и выбросить на помойку. А что сделаешь с человеком? Что ты сделаешь с ним, когда, наконец, перестанешь обманывать себя и признаешься, что он «не твой»?..
Максим был ее человеком. Алена это знала и чувствовала. Более того, она чувствовала, как Макс тянется к ней, и понимала, что рано или поздно между ними случится ЭТО. Не имело смысла тянуть время. На этот раз не она будет той частью тандема, которая вставит палки в колеса велосипеда. А пусть едет! Алена всем существом чувствовала, как набирает скорость этот самый велосипед. 
Валентина наблюдала молча за тем, как старшая дочь собирает вещи, а Элеонора охала и ахала непрерывно:
- Не понимаю! Я не понимаю, зачем тебе вдруг приспичило переезжать.
Алена бросила ворох одежды на кровать:
- Помоги, пожалуйста. Ты сложи эти вещи, а я разберусь с обувью.
- Алена! Ну, зачем всё это? Разве нам плохо вместе? Ладно, раньше я тебя доставала. А теперь-то? Теперь я с тобой почти не общаюсь, нам с Валей есть о чем поговорить. И куда ты собралась? Как ты можешь…
- Слушай! Если хочешь помочь, помоги. Если нет, на нет и суда нет. Официально заявляю: я приняла решение! Это понятно?
Элеонора, опешив от напора внучки, поспешила утвердительно кивнуть головой. Алена продолжила речь:
- Следующее: мой переезд не обсуждается. Как приказы в армии, понимаешь? У меня нет желания вести никчемные разговоры и дебаты. Я всё равно поступлю так, как решила.
- Хорошо-хорошо… Уходишь из дома неизвестно, куда… Валя!
- Что, мама?
- Ничего, - в глазах дочери Элеонора не увидела ни удивления, ни недоумения, поэтому решила помолчать. Ну, и ладно!
Валя начала складывать вещи дочери, по очереди убирая их в большую коробку. Элеонора махнула рукой и вышла из комнаты.
- Мама, я сейчас отвезу всё к Максиму, потом поеду на работу. А вечером приеду к тебе. Хорошо?
- Конечно. Всё хорошо, Алена.
- Мамочка, ты у меня самая лучшая! – Алена наклонилась и поцеловала Валентину в макушку. Валя обняла дочь и шепнула ей:
- Всё будет хорошо, вот увидишь.

***

Черная полоса длилась долго. Максим даже затруднялся сказать, когда она началась. Мало того, что на старой работе с появлением Мегеры всё полетело в тартарары, так его еще и двухстороннее воспаление легких свалило. И вообще, всё, за что он брался, выходило у него из рук вон плохо. Руки, что и говорить, опускались. Последние месяцы Макс жил на автопилоте: встал, пошел, пришел, лег.
Весна началась с телефонного звонка. Алена в один прекрасный вторник позвонила и сказала ему, что отныне она будет приходить на работу редко, очень редко. Макс не задавал ей вопросов. Он понял, что «очень редко» скоро превратится в «никогда», и спокойно отметил про себя, что скоро, очень скоро его в том офисе тоже не будет. Он успел уйти еще до того, как Алена написала заявление об увольнении. Раз его начальница уходит, то ему сам Бог велел «делать ноги». Он, между прочим, давно собирался.
Предложение Алены работать вместе он отклонил сразу. Ему идея проекта очень понравилась, но Макс решил не возвращаться в рекламное дело. А когда Алена заговорила об административной должности, Макс ответил, что никогда не хотел быть руководителем, а вот мечта о том, чтобы вернуться к своим компьютерам, давно преследует его. И так как нынче всё сложилось так, как сложилось, он именно сейчас, именно этой мечтой и займется.
Странно, думал Макс. Почему мужчине несложно понять любую женщину, кроме той, которая ему нравится?
Переехала Алена к Максу. Ну, и что? Ничего это еще не значит. Просто ей сейчас нелегко, обстоятельства у нее сложились тяжелые, ей необходим покой. А так как Макса она знает давно, и Макс настаивал на «переселении», она и согласилась пожить. Нет, это ровным счетом ничего не значит. Или значит?.. И ведет себя Алена с Максом спокойно, ровно, как будто они родственники, брат и сестра, что ли… двоюродные.
С ней легко. Хорошо с ней. А работать с Аленой он отказался, в первую очередь, потому, что не хочет Макс с ней служебных отношений. Алена ему всегда нравилась, Макс давно пошел бы в наступление, если не эти служебные отношения. Он не хочет путать божий дар с яичницей. Хорошо бы позвонить ей, узнать, где она, как у нее дела, перевезла ли вещи. С другой стороны, только недавно расстались, не хочется быть навязчивым. 
Макс возвращался от Геннадия Арефьева. Гена сообщил ему, что расследование закончено и дальше копать нет смысла. Забелин был всего лишь жертвой, как и Нефедовы, фирма пропала с концами, дом вернуть невозможно, как и деньги, которые лежали на банковских счетах Николая Вениаминовича и Валентины Сергеевны. Арефьев назвал Максу фамилии всех людей, к которым переходила фирма Нефедова за последние два месяца. Также он сообщил ему имена тех, кто организовал и провернул комбинацию с бизнесом и имуществом супругов Нефедовых. В заключении Геннадий доходчиво объяснил Максиму, что рыпаться бесполезно, что не зря другие пострадавшие (назвав при этом несколько фамилий) не высовываются. Он так и сказал: «рыпаться» и «не высовываются». Гена вообще за словом в карман не лез и называл вещи своими именами.
Максиму казалось, что Арефьев   не обращает никакого внимания на его вялые попытки прервать монолог Гены возгласами возмущения. Но Геннадий вдруг прервал свою речь и сменил тон:
- Максим, тебя когда-нибудь интересовало законотворчество?
Макс смотрел на Арефьева в недоумение. Гена ждал ответа.
- Я отслеживаю изменения в правилах дорожного движения!
- Ага, правильно ты делаешь, что отслеживаешь изменения в важных для тебя ПДД. Так вот. В нашей стране в последнее время наблюдается относительное спокойствие в плане законотворчества: новых кодексов не придумывают, поправок к старым кодексам не принимают, даже постановлений новых что-то не видно. Есть у меня подозрение, что скоро это спокойствие отступит и начнется бурная деятельность. Ты, Максим, понаблюдай, если тебя не затруднит, над этими действиями. А потом подожди годика два-три. Вот… Как раз годика через два обязательно последуют масштабные события, которые аккурат впишутся именно в рамки новых законодательных актов, или поправок, или постановлений. Это так, отступление.
А итог таков, Максим: предпринимать что-либо очень опасно. Твоя задача объяснить членам семьи, что отморозки эти ни перед чем не остановятся. Если Нефедовы будут артачиться, напомни Валентине Сергеевне о похоронах семьи Агафоновых. В тот день хоронили пятерых, в том числе сноху и внука. Нефедовы там были. Как и я, впрочем… Да. Короче, сидеть всем тихо, заниматься своими делами! 



***

Они как раз этим и занимались. Валя достала из коробок и чемоданов коллекцию фарфора и расставила все статуэтки в кабинете: на полках, на письменном столе, на подоконнике. К вечеру она ждала оценщика. Она знала его давно, к его услугам не раз обращался Николай. Поэтому Валентина верила, что Иннокентий Владленович назовет ей настоящую цену коллекции. Из всех вещей Валя выбрала фарфоровую пастушку с букетом фиалок в руках и убрала ее в ящик стола. Эту статуэтку они с Николаем купили на блошином рынке в Париже, Вале она нравилась. Она решила оставить себе эту вещицу на память. Всё остальное будет продано.
Элеонора, занятая сначала стиркой, потом обедом, изредка переговаривалась с Валей то из ванной, то из кухни. Когда она пришла в кабинет, чтобы позвать Валентину обедать, дочь сидела на диване и читала какую-то книжку, а на столе и на стульях восседали фарфоровые безделушки.
- О! Ты решила предаться созерцанию прекрасного? Тоже правильно.
- Мама, я тебе говорила, что сегодня к нам придет Иннокентий Владленович…
- Да, помню. Испечем пирог, Валентина! Я прекрасно помню, что этот ловелас обожает пироги! Кстати, он еще не женился?
Валя не поддержала шутливый тон матери.
- Дело в том, что я хочу продать коллекцию Николая.
Элеонора не была готова к такому повороту. Коллекция, и коллекция. Она была всегда, и у Элеоноры не было никаких сомнений, что она навсегда останется в семье.
- Ты уверена?
- Более чем. Продам всё это и куплю квартиру.
Элеонора села. Она помнила, она очень хорошо помнила, что Валя пережила большое горе, что дочь нуждается в спокойствии, что ее необходимо беречь, щадить. Но как бы она не натворила чего в таком состоянии!
- Валя, а зачем тебе квартира?
- Мам, а ты готова поговорить со мной серьезно? Я, знаешь ли, пришла в себя и вполне понимаю, что говорю и что делаю. Готова?
- Ты уверена? – повторила вопрос Элеонора.
Валентина кивнула и внимательно посмотрела на мать.
- Ну, хорошо. Так зачем тебе вдруг понадобилось купить квартиру? Тебе есть, где жить. Квартира у нас большая, места хватит всем. Алена ушла, так она вернется. Перебесится, и вернется. У каждой из нас есть своя комната… Если тебе не нравится в гостиной, переходи в кабинет. Или, хочешь, давай поменяемся с тобой: я переселюсь в гостиную, а ты – в спальню…
- Мама! То, что ты предлагаешь, меры временные и не решающие проблему.
- Какую проблему? – Элеонора удивлялась искренне, она на самом деле не понимала.
- Обстоятельства сложились так, что мы с Аленой остались без жилья…
- Погоди! Алена прописана в этой квартире, после моей смерти квартира достанется ей. Сейчас пропишем тебя, и никаких проблем. Всё ведь оговорено сто лет назад, Валя! Что за разговоры о том, что у вас нет жилья? Уму не постижимо, что ты говоришь!
- Теперь послушай и ты меня. Итак, завещание. Оно, предположим, есть..
- Что значит «предположим»!?
- Или ты слушаешь меня, или я замолкаю сейчас и никогда больше не возвращаюсь к этой теме.
- Валя! Но вы же видели завещание!
Валентина взяла отложенную книгу и открыла ее.
- Хорошо, - выпалила Элеонора, - я тебя слушаю.
- Значит, о завещании. Завтра, например, тебе не понравится, каким тоном я с тобой разговариваю, ты пойдешь к нотариусу и перепишешь свое завещание.
Элеонора открыла рот и привстала с кресла, но взгляд Валентины припечатал ее обратно. Она закрыла рот и бухнулась на место.
- Или послезавтра Алена выйдет замуж, тебе не понравится ее муж, и ты опять побежишь к нотариусу. Это твое право. Твоя квартира, твоя собственность, твое право! Раньше эта ситуация была неприятной, но не более того. У нас был дом. И чтобы не случилось, у Алены тоже был тот дом, независимо от твоих настроений. Сейчас у нас с Аленой нет дома!
Кроме того, через несколько лет Артем достигнет пенсионного возраста. Так вот, как только он станет пенсионером, он автоматически получает право на часть наследства, несмотря ни на какие завещания. Закон такой, а с законом я спорить не намерена! И еще: я не уверена, что у меня будут силы и желание судиться с собственным братом. Тем более, что исход и так известен: он получит то, что ему положено ПО ЗАКОНУ, то есть не менее половины всего наследства. А вот когда он получит часть этой квартиры, он сюда, несомненно, переселится. Я тебе не говорила, но он несколько лет назад приходил ко мне с требованием купить ему квартиру. У него тогда намечалась любовь, а для любви понадобился шалаш. Не мне тебе рассказывать, что как только у него появится хоть какой-то угол, у него тут же объявится «любимая» женщина. Тебе подробно обрисовать картину, или ты ее сама себе нарисуешь? Пьющий Артем, его женщина, или женщины, ее или их дети, и мы с Аленой. К такой жизни я всегда стремилась? Этого достойна моя дочь и твоя внучка? Не надо ответа! Я не договорила. Несомненно, у нас есть коллекция Николая. Само собой, что я побегу ее продавать. Это дело долгое, но все равно так будет быстрее и легче, чем потом впопыхых продавать наши с Аленой доли в этой квартире и купить себе что-нибудь, чтобы не остаться на улице. Мама, продать долю, это не продать целую квартиру, придется отдавать за бесценок. Поэтому я уверена, что вырученных денег нам не хватит на жилье. А так как жизнь станет невыносимой, я тогда буду вынуждена отдать эту коллекцию первому попавшемуся покупателю, за гроши.
По-твоему получается, что теперь я, как последняя идиотка, должна сидеть в твоей квартире и ждать с нетерпением тех самых «веселых» денечков. А потом я должна буду спешно делать то, что я могла сделать несколько лет назад с меньшими материальными и моральными потерями. Спрашивается, зачем?
Твое мнение мне известно, я его уважаю, я его услышала и поняла. Твоя квартира – твоя крепость, твоя уверенность в завтрашнем дне, гарантия, в конце концов, что из-за нее тебя не выгонит на улицу собственная внучка. Хорошо.
Сейчас я не готова спорить. Не потому, что у меня нет аргументов или я не уверена в своем решении. Нет. Я считаю, что нам обеим теперь надо подумать, спокойно подумать, без эмоций.
Заметь, я не обвиняю тебя ни в чем, я ничего от тебя не требую и ни о чем тебя не прошу. Но и ты пойми меня, услышь и попытайся понять, мама.
Внутри Элеонора кипела, как вода в раскаленном чайнике. Так и хотелось сказать дочери, неблагодарной дочери, что она давно поняла: они все ждут ее смерти! Они только и ждут, что ее смерти. И сын-балбес, которому не терпится получить квартиру, и дочь с внучкой, которым вынь да положь немедленно эту самую квартиру.
Каждый думает только о себе! Чего им еще надо!? Завещание, видите ли, их не устраивает… А, так матери, значит, надо успеть умереть, пока сын не вышел на пенсию! Вот чего они ждут. Не дождутся!
Валя затеяла этот разговор и представила себе, что мать – дура. Конечно, она вообразила, что Элеонора сразу побежит и оформит дарственную на Алену? Или на Валю? Или на них обеих! Нашли, кого пугать! Аленка с ней заодно, как пить дать! Неблагодарные!
Квартиру они купят! Мать на старости лет одну бросят!..
Вдруг Элеоноре стало холодно. А если, как они съедут, Артем придет? Вот, придет и будет тут жить… Имеет право, прописан он в этой квартире.
Нет, не придет. Если до сих пор не пришел, то не придет. Будет дальше ждать… ее смерти.
Элеонора подняла глаза и посмотрела на дочь. Да, спорить нет смысла. Этот взгляд дочери она хорошо знает: Валентина непреклонна. А начнешь скандалить, выйдет из дома и уйдет с концами. Поди, найди ее потом. Больная! Да она еще не оправилась после смерти мужа. Авось, проспится и придет в себя…
Мысли свои Элеонора придержала при себе, вслух не произнесла ни слова. Вода вскипела, и настала пора заваривать чай, не крепкий и обязательно зеленый, успокаивающий.
В голове Элеоноры рождались новые мысли, мысли о том, что она сама, Элеонора, на месте Валентины поступила бы также.

***

Говорят, что женщина чувствует особое к себе отношение мужчины. Алена чувствовала. Но поведение Максима не давало ей никаких поводов надеяться на то, что чувства ее не обманывают. Они жили под одной крышей два месяца, а он ни на что не намекал, не делал ни шага к сближению. Это было мучительно. Иногда Алена думала: «Если я ему нравлюсь, он должен подойти и сказать. Значит, не нравлюсь, или нравлюсь, но не настолько, чтобы желать большего от наших отношений. Мы просто друзья! Как хорошо было бы принять вещи такими, какими они есть на самом деле, и успокоиться. Почему я не могу? Почему сердце ноет и рвется на части, как только я так думаю?»
Классическое воспитание не позволяло Алене сделать первый шаг. Она часто думала, что надо плюнуть на условности и попытаться стать современной дамой. И как она это сделает? Подойдет и скажет: Макс, я тебя люблю!? О да, а он скажет: Извини, но у меня есть другая…
Другой быть не могло. Во-первых, Максу никто не звонил, и Макс никуда не ходил, кроме работы. Во-вторых, Алена совсем не ревновала. Макс уделял ей много внимания, был с ней вежлив, помогал и поддерживал ее во всем… Но не более того.
Что же делать? Говорят, высший пилотаж для женщины – сделать так, чтобы понравившийся мужчина сам подошел и сам открыл свои намерения. Это понятно. Вот только Алена не знает, как это сделать. Нет, не понимает. Она не любит такие игры, ей надо, чтобы всё было открыто и прозрачно. Вот ерунда-то! Придется сидеть и ждать у моря погоды.
Неужели ей хочется замуж? Может быть… За Диму она замуж не хотела, тут никаких сомнений нет. А так как она не хотела создать семью с Димой, Алене даже казалось, что она вообще, в принципе не хочет выходить замуж. А теперь она очень сильно сомневается, что не хочет. И что этого стесняться? Женщина, если любит мужчину и если он ей подходит, стремится к браку. Было бы странно, если было бы по-другому. Алена краснела, когда так думала. Ей казалось, что эти мысли написаны у нее на лбу и что все, в том числе Максим, знают, о чем она думает. Ох, как стыдно!
Если бы они виделись реже, думала Алена, может быть, Макс заскучал бы, и попытался что-нибудь предпринять. А так, видятся каждый божий день, разговаривают обо всем, ужинают вместе.
Алена не знала, что другим женщинам как раз и не хватает общения с любимыми. На самом деле, именно будучи рядом проще и легче спровоцировать мужчину на действия. Алене простительно не знать таких вещей. Она просто хочет развития событий, а в таком случае каждой женщине кажется, что именно ее обстоятельства именно в ее случае тормозят процесс.
Обстоятельства останавливали и Максима. Он боялся казаться навязчивым, боялся вспугнуть Алену. Еще Макс сомневался в том, что нужен ей. И правда, зачем Алене такой мужик? Чего он добился в жизни? Есть квартира, так он ее не покупал, эта квартира осталась ему от родителей. У него есть работа. А денег таких, чтобы ни в чем себе не отказывать, у него нет. Что уж говорить о том, чтобы ни в чем не отказывать любимой женщине… Да и некрасиво это: Алена согласилась пожить у него, а он взамен требует особого внимания?!
Они лежали в соседних комнатах и думали об одном и том же. Казалось, что может быть проще: высказаться, открыться друг другу, разрушить стену сомнений. Каждый из них чувствовал благосклонное отношение другого к своей персоне. И в то же время каждого из них что-то останавливало, каждому что-то мешало. Они лежали рядом, но в соседних комнатах, и тратили впустую драгоценное время, которое дано человеку для того, чтобы быть счастливым.
Сколько людей, так же, как эти двое, живут, любят, страдают и сомневаются? Сколько из них решатся развеять свои сомнения? К которым из них примкнут Макс и Алена? Из этой точки, в которой они застыли, есть два пути: сойтись или расстаться.
Воспитание Алены и щепетильность Максима могут сыграть с ними злую шутку.
Но есть на белом свете его величество случай. На самом деле, иногда мужчине и женщине для полного счастья не хватает всего лишь случая. Ничего, коридор в квартире Максима узкий – обычный московский коридор в обычной городской двенадцатиэтажке. Столкнуться в таком коридоре – пара пустяков. А короткое замыкание не заставит себя ждать.
По-другому и быть не может!

***

Она стала прозрачной, как сосулька. Мама приезжала в Москву каждые выходные, умоляла Лизу пойти погулять, встретиться с подругами, пройтись по магазинам. Лиза смотрела на мать невидящими глазами. Худая и бледная, она дрожащими руками натягивала плащ и выходила из квартиры. Все выходные этой весны Лиза проводила на кладбищах. Она чувствовала, что сходит с ума. Каждая суббота – новое кладбище. Каждое воскресение – повторение субботы.
Лиза не знала, как найти могилу Николая. Никто из ее коллег не смог ей сказать, на каком кладбище его похоронили. А ей было необходимо найти его! Она была уверена, что должна рассказать ему всё. Она не могла больше говорить сама с собой. Ее монолог был отточен до последнего слова. Осталось только найти Николая и сказать, как она его любила, как хотела, чтобы он был, как не может без него жить…
Сегодня Лиза бродила по дорожкам Троекуровского кладбища. Солнце редко выглядывало из-за туч, но дождь всё не начинался и Лиза, спрятав глаза под большим капюшоном, вволю предавалась слезам. Слезы не приносили ей облегчения, но Лиза не могла их остановить. Она бродила между могилами, как привидение, и со стороны казалось, что пьяная немолодая женщина ходит бесцельно, не разбирая дороги.
Лизе вспомнилась ее приятельница, Анна Ваншенкина. Они когда-то работали вместе, а потом Аня ушла из их фирмы и они больше не встречались. Аня много лет любила одного человека. Она его так любила, что казалось, потеряла не только голову от своей любви, но и всю себя потеряла. Единственное, о чем мечтала Аня: чтобы ее любимый наконец-то женился. «Тогда, говорила Ваншенкина, я смогу освободиться от своего чувства, потому что у меня есть принципы: я не люблю женатых!» Интересно, где теперь эта женщина и думает ли она также, как прежде?
Аня, Аня, даже смерть не отменяет любовь…
Навстречу Лизе шел человек. Из-под капюшона она видела только его ботинки: чистые, блестящие. Чистота и блеск этих ботинок казались большим недоразумением в этом месте. Лиза подняла голову и увидела перед собой человека красивого и безмятежного. Ее так удивила безмятежность этого человека, что Лиза забыла отвести взгляд от его лица.
Казалось, удивление отразилось в глазах незнакомца, как в зеркале. Сгорбленная сухонькая старушка оказалась молодой женщиной. Ее маленькое тело казалось видением, призраком. Но ее заплаканные глаза кричали о том, что она жива, пока еще жива.
- Вам плохо? Может, я могу Вам чем-то помочь?
«Как ты можешь мне помочь!? Как ты, такой чистенький, ухоженный, спокойный можешь помочь мне, замухрышке, доживающей на автопилоте?»
Незнакомец не двигался с места. Он ушел бы, но что-то его останавливало. С некоторых пор он доверял своим чувствам, он прислушивался к  настойчивым волнениям души, к теням слов, которые сидят в подсознании и боятся превратиться в ясные мысли. Сейчас тени шептали ему не оставлять эту женщину в одиночестве.
- А я, вот, пришел. Посидите со мной?
Лиза оторвала взгляд от мужчины и медленно повернула голову в ту сторону, куда показывал незнакомец. За низкой металлической оградой она увидела ухоженную могилу с простым каменным крестом. Не сомневаясь, и вообще не думая, Лиза повернула к незнакомой могиле. Только теперь она заметила в руках мужчины букет алых маков. «И где только он их раздобыл?» - промелькнуло в ее голове.
Незнакомец положил цветы на могилу и встал перед крестом, опустив руки. Его руки беспомощно висели вдоль его красивого тела и говорили больше, чем мог сказать он сам. Лиза увидела столько боли в его руках, столько безнадежности и отчаяния в кончиках его пальцев! Лицо мужчины оставалось светлым, открытым, спокойным, но его лицо не могло обмануть человека, в душе которого была похожая печаль. Мужчина улыбнулся Лизе и пригласил ее присесть на деревянную скамейку возле могилы. Они сидели рядом и думали каждый о своем.
Когда до Лизы дошли слова незнакомца, уже темнело. Мужчина держал над их головами зонт, по которому дождь стучал мелкими редкими каплями, и говорил, говорил…
То, о чем рассказывал этот человек, было похоже на сказку, на сон, на мечту. Он говорил о большой любви, которую дано встретить не каждому человеку, о чувстве светлом и необыкновенном. Он говорил, что чаще всего люди любят, потому что знают: жизнь без любви безрадостна и бесцветна. «Каждое расставание – маленькая смерть». Каждое! Потому что человек знает: будет новая встреча, с новым человеком, и будет новая любовь, и опять будут радость и многоцветие.
«А потом приходит любовь, которая навсегда, и после которой больше не можешь любить другого человека, кроме того, на которого указала она… К некоторым везунчикам она приходит в молодости. Живите, говорит она, радуйтесь друг другу, радуйтесь счастью, которое я вам дарю. А «везунчики» слишком молоды, чтобы понять, слишком самоуверенны, чтобы оценить, слишком без опытны, чтобы распознать и принять ее. Потом, когда уже поздно, когда к ним приходят мудрость и опыт, «везунчики» вспоминают ее, но изменить что-то не в силах. Другим везет больше. Эта любовь приходит, когда они уже любили, расставались, теряли и находили, чтобы опять потерять. Взрослые и мудрые, люди принимают ее в своем сердце и благодарны ей за такой щедрый подарок…»
- Вы с ней были счастливы? – спросила Лиза, когда незнакомец замолчал.
- Нет.
Впервые Лиза посмотрела на мужчину с интересом. Она боялась о чем-то спросить, но ее глаза умоляли его говорить. И он продолжил:
- Мы не доверяли друг другу. Она была для меня мечтой, я никогда не верил, что такая женщина может любить меня. Мы встречались часто, потому что работали вместе… Вернее, я работал, а она еще была студенткой и подрабатывала в нашем институте: что-то переводила, что-то редактировала. Она нравилась мне до безумия, и я пытался сблизиться с ней, но каждый раз, когда она принимала мои приглашения в театр, или позволяла себя провожать, меня не оставляла мысль, что она для меня недосягаема. Не спрашивайте, почему я так думал, - горькая улыбка проскользнула по лицу незнакомца, - у меня нет ответа на этот вопрос. Могу лишь сказать, что я не позволил себе даже обнять ее. Иногда, когда мы сидели рядом в автобусе или в поезде метро, я только клал руку на спинку ее сиденья. Тогда на большее я так и не решился…
А потом жизнь на долгие годы разлучила нас. Когда мы опять встретились, мне показалось, что наша разлука длилась не более года. Альбина была прежней, такой же красивой и молодой. Я так удивился, когда увидел в паспорте дату ее рождения! Понимаете, я был удивлен до глубины души, что ей уже не 20! Смешно…
Теперь мы встречались очень редко. Она работала с утра до ночи, у нее был ребенок, которому были необходимы ее забота и внимание. А я, что? Я боялся помешать ей, потревожить ее. Теперь она мне звонила, приглашала в театр, в кино, а я каждый раз думал: ну, зачем ей это? Меня не оставляла уверенность, что я не могу представлять для нее никакого интереса. Она любила меня. Но я был слеп. И остался слепым до ее последнего вздоха.
- Но Вы же говорили, что для взрослых людей большая любовь – счастье, что они могут ее принять?
- Не так всё просто… Как Вас зовут?
- Лиза.
- Не так всё просто, Лиза. Для того, чтобы Вы поняли меня, я должен рассказать почти всё.
- Да. Говорите, пожалуйста.
- Так вот, не знаю, как так случилось, то ли я стал взрослее и смелее, то ли она устала от моей нерешительности, но мы всё-таки «обнялись». И, знаете, я тогда понял, почему все мои любови, включая бывшую жену, с которой я прожил чуть больше года, были такими мимолетными. Просто я каждую сравнивал с Альбиной, и никто из них не выдерживал сравнения. Среди моих женщин были дамы, красивее Альбины, были моложе, были веселее, но все они были не Она.
Альбина была очень честным и открытым человеком. Она не скрывала своих чувств, она вся была, как на ладони, а я… Я продолжал сомневаться в ее чувствах. «Игрушка для богини» - вот как я называл себя…
Помню, как-то мы сидели в парке и я рассказывал Альбине об острове Ява. Она слушала меня, как зачарованная, улыбалась и молчала. А через несколько недель позвонила и сказала: «Поехали на Яву!»
Мы поехали. Она называла Яву островом своей мечты, а я, дурак, думал, что ей просто очень нравится остров…
Там, на этом острове, я выпустил все свои колючки, я говорил Альбине гадости каждый день, я мучил ее и не замечал этого. Однажды мы потеряли из вида своего гида и долго плутали среди руин храмового комплекса Прамбанан. Альбина всегда шла рядом, но на полшага отставая от меня. Она предоставляла мне право быть ведущим, быть главным, быть сильным. Казаться таким, поверить в себя… А я обвинил ее в рассеянности и топографическом кретинизме, спустил на нее всех собак. Она была, как испуганная раненная птица, а я от этого только зверел еще больше и делал ей еще больнее. Не мог  остановиться. Да и как бы я смог, если не по-ни-мал, что творю!?
Альбина была директором большой фирмы, женщиной сильной и решительной, а рядом со мной становилась беспомощной и покорной. Меня это раздражало и бесило. Но когда она пыталась высказать свое собственное мнение в каком-то мелочном вопросе, я бесился еще больше. Ей было бы достаточно взгляда, чтобы поставить меня на место, но она молчала и не поднимала на меня глаз. Только спешно открывала сумку и перебирала в ней какую-то мелочь, как будто искала что-то, очень нужное именно сейчас. Или сжимала в руках какой-нибудь предмет с такой силой, что ее пальцы становились белыми, как снег. Вечерами она ложилась на самый край огромной кровати, сворачивалась калачиком и накрывалась с головой. Казалось, что она не дышит.
Я превратил остров ее мечты в сущий ад, вот что я сделал.
Сердце – да! Сердце принимает любовь, а вот душа… Душа не может принять такую любовь. Понимаете, возраст нашей души не соответствует возрасту нашего тела. Мы рождаемся беспомощными, нуждаемся в матери, в отце, нас нужно долго и упорно учить, чтобы из нас что-то… кто-то получился. А душа уже рождается взрослой. Она-то хорошо знает, кого может и хочет любить больше всего и больше всех – только Бога.
Моя душа страшилась любви к Альбине, боялась любить ее больше, чем Бога…
Мы вернулись с Явы почти чужими. Первое время Альбина звонила, но я был немногословен с ней. Она, приняв это за чистую монету и подумав, что там, на острове ее мечты, я окончательно понял, что она мне не пара, - голос незнакомца дрогнул, - перестала звонить. Альбина ушла в полной уверенности, что она для меня ничего не значит. Перед тем несчастным, глупым случаем, за пять минут до того, как ее не стало, она опять позвонила, и я опять был с ней угрюмым и немногословным. В какой-то момент ее голос дрогнул и я подумал, что она пьяна. Я сказал, что занят, и повесил трубку.
Через два дня мне позвонила ее дочь и сообщила, когда состоятся похороны… «Мама очень любила Вас». На похоронах я узнал подробности ее смерти: Альбина была трезвой, она остановила машину на обочине, а в нее на огромной скорости врезался грузовик…
С тех пор я часто прихожу сюда и пытаюсь оправдаться перед Альбиной, и прошу у нее прощенья за свою глупость и гордыню. Только ничего уже нельзя изменить. Ничего.
Несколько дней тому назад мне позвонила сестра и сказала, что ей приснился странный сон. Женские сны – страшная вещь, поэтому я очень надеялся, что наш разговор плавно перейдет на другие темы. Но сестра настаивала на том, чтобы я выслушал ее. Она сказала, что видела во сне женщину в красном платье, с красными маками в руках. Женщина умоляла сестру передать мне, чтобы я больше не плакал, потому что ей холодно в вечно мокром платье… Я, как Вы понимаете, не лью слезы каждый день, но эта тоска…, она меня живьем съедает.
Альбину похоронили в ее любимом красном платье. Понимаете, моя сестра и Альбина, они не знали друг друга, и моя сестра не знала никаких подробностей, в том числе о красном платье. После звонка сестры я поехал на Киевский вокзал и договорился с проводником, а сегодня он привез эти маки. Альбина их любила. Теперь я приду к ней через год, не раньше. Они тоже нуждаются в покое…
Ночь спустилась над кладбищем незаметно. В темноте Лиза не могла видеть глаза незнакомца, а она так хотела посмотреть ему в глаза и спросить, как ей жить дальше? Ведь она даже не знает, где могила ее любимого.
Шелест молодой листвы мягко ложился на измученное сердце Лизы. И Лиза вдруг ясно поняла, что больше она не будет искать могилу Николая. У него были жена, дети. Это их право – приходить на могилу и оплакивать его. А она не будет нарушать его покой. Она должна жить дальше, жить и помнить. Помнить, что у нее была любовь, та самая большая любовь, которую не каждому суждено встретить.




Часть пятая.

Всему своё время


***

- Валентина Сергеевна, Ваш супруг был необычным коллекционером. Поэтому вопрос сейчас даже не в том, за сколько Вы сможете продать коллекцию, а сможете ли ее продать целиком… Может быть, Вам повезет, и найдется такой же необычный «собиратель», который захочет взять всё. А если нет, придется продать только часть коллекции.
- Но, Иннокентий Владленович, Николай говорил, что Вы уже оценивали его коллекцию. Он сказал, что ее можно продать за триста тысяч долларов…
- Да. Было такое, оценивал. Только я ему говорил то же самое, что сказал сейчас Вам: в лучшем случае, коллекцию можно продать тысяч за двести…
- Двести?
- Николай Вениаминович, как истинно увлекающийся человек, как настоящий «рыбак», был склонен преувеличивать размер «улова». Я ему сказал «двести», он прибавил в уме еще пятьдесят процентов, и получилось «триста». Он мог прибавить к моей цене и все сто процентов… А что Вас так смущает? Боитесь прогадать? – антиквар смотрел на Валентину заинтересованно, раньше он не замечал в ней жадности. И еще Иннокентия удивляла эта спешка. Зачем так скоро Валентина решила продавать коллекцию? Лет через тридцать-пятьдесят ей цены не будет…
- А если мне не повезет?
- В таком случае, максимум, на что Вы можете рассчитывать – тысяч 160 - 170… Да, 170 тысяч, это максимум.
Валентина была расстроена. Ее план трещал по швам. Она успела изучить рынок и поняла: для покупки нормальной, средней двухкомнатной квартиры в Москве ей понадобятся не менее двухсот пятидесяти тысяч долларов. А на сто семьдесят можно купить только малогабаритную квартирку на первом этаже какой-нибудь хрущевки, остановках в трех-четырех от станции метрополитена.
- Валентина Сергеевна! Не сочтите меня навязчивым и бестактным, но позвольте спросить?
- Спрашивайте.
- Зачем Вы продаете коллекцию? Я уверен, что ее время еще не настало. Николай Вениаминович очень тонко чувствовал фарфор… Он ведь собирал не только ценные экземпляры, он собирал вещицы, которым еще предстоит обрести цену. Вы понимаете, о чем я?
- Понимаю. Но, Иннокентий Владленович, я не могу медлить. У меня нет времени. Я должна продать коллекцию и купить квартиру. Вы же знаете, у нас ничего не осталось…
- Да-да! Но я думал, что-то всё-таки уцелело. Что-то такое, к чему не смогли добраться. Сбережения, например.
- Деньги работали. Мы не держали их в носках дома, они лежали на счетах в банках… Единственное, что уцелело – коллекция.
- Тогда понятно. Извините.
- Вы не откажетесь помочь мне?
- Постараюсь. Сделаю всё, что смогу. После смерти Вашего супруга ко мне уже обращались с вопросами по поводу этой коллекции, но я был уверен, что Вы не будете ее продавать… Что же, дело есть дело. Завтра к Вам придет мой помощник, составит опись вещей, и мы заберем коллекцию. Только прошу Вас набраться терпения! Нужно «пустить слухи», создать своеобразную рекламу, закрутить, извините, интригу. На это нужно время.
- И сколько времени?
- Трудно сказать. Как повезет.
- Вот только с везением, Иннокентий Владленович, у меня в последнее время что-то не очень…
- Не расстраивайтесь так. Думаю, за полгода мы справимся…
- Полгода…
- Валентина Сергеевна, поймите меня правильно…
- Я Вас понимаю. Я всё понимаю.
- Вот и замечательно!
Антиквар поблагодарил Элеонору за пирог, поцеловал дамам ручки, и ушел. Он был человеком занятым и не мог себе позволять длинные чаепития с почти незнакомыми людьми.
Хотя… Валентина Сергеевна-то как хороша, а? Хороша! И, между прочим, что мешает ему, Иннокентию, самому купить у нее  коллекцию Нефедова?

***

На следующий день, в назначенное время, в дверь позвонили, и Элеонора пошла открывать. Каково же было ее удивление, когда в дверном проеме, вместо обещанного помощника, она увидела самого Иннокентия Владленовича! Антиквар вежливо улыбался хозяйке и не показывал вида, что прекрасно понимает причину ее замешательства.
- Добрый день, Элеонора Арсеньевна! Это Вам, а это - на стол. Зная Ваше радушие, не сомневаюсь, что пригласите на чай!
Он протянул Элеоноре букет кремовых роз и коробку конфет. Элеонора была не только удивлена, она оказалась не готова к приему гостя. Антиквар всегда нравился ей, и хотя Элеонора понимала, что он моложе ее, смела все-таки надеяться на его особое внимание. Но не в таком виде встречают кавалеров! Если бы она знала, приготовилась бы к приему гостя! А так, ну, что это такое!? И платье на ней ничем не примечательное, и лицо она «не сделала». Нет, можно сейчас бежать и накраситься, но выглядеть это будет не комильфо…
- Можно пройти? Валентина Сергеевна дома?
- А, да! Проходите, Иннокентий Владленович. Здравствуйте. Спасибо.
Пропустив гостя в квартиру, Элеонора ушла на кухню.
- Раздевайтесь и проходите! Я сейчас.
Она налила воды в вазу, поставила розы, бросила коробку на стол и подбежала к овальному зеркалу на стене. Мда, катастрофа! Потом резко развернулась и вышла в коридор.
- А Валентина Сергеевна?
- Она вышла, - и, увидев разочарование на лице антиквара, Элеонора поспешила добавить, - в магазин. Скоро будет.
- Что же, прекрасно. Вот тогда и начнем.
- Да Вы проходите! Что время терять? Можете начинать.
- Не могу, Элеонора Арсеньевна. Опись должна проводиться в присутствие хозяйки коллекции. Я подожду, если Вы не против.
- Кто, я!? – растерянная Элеонора задыхалась, - Что Вы, что Вы! Проходите, пожалуйста, в гостиную.
И вот, с этого момента и до самого вечера эти двое абсолютно перестали понимать друг друга. Иннокентий думал, что хозяйка квартиры сообразила, какова истинная причина его визита, а Элеонора подозревала, что антиквар к ней не равнодушен. Усевшись в кресла, они начали легкую светскую беседу, на самом деле приглядываясь друг к другу и стараясь выработать тактику поведения. Антиквар пытался придумать повод, который даст ему возможность побыть с Валентиной наедине. Элеонора перебирала в уме платья и прикидывала, за каким чертом она может выйти в магазин. А в магазин надо пойти, иначе не будет повода переодеться и накраситься.
За беседой и застала их Валентина. Антиквар вальяжно встал из кресла и поцеловал Вале ручку.
«А мне?» - промелькнуло в голове Элеоноры. Но она тут же успокоилась, придумав для антиквара оправдание: «Совсем голову потерял!»
Извинившись и пробормотав что-то нечленораздельное, ясно произнеся только слова «магазин» и «необходимо», Элеонора выскользнула из комнаты. В спальне она схватила косметичку, пакет с лаками для ногтей, и убежала на крыльях влюбленности в ванную. Там она сообразила, что времени на то, чтобы покрасить ногти, у нее нет, задвинула пакет с лаками под ванну, и открыла косметичку. «Нет! Только не румяна, неестественно получится. А что делать? Бледна ты, мадам, бледна, как смерть… Но румянами нельзя! О, накрашу глаза и губы, выпью сто грамм коньяка и, вуаля, появится румянец». В темпе танго, то есть быстро и четко, Элеонора нанесла макияж, надела шифоновое темно-синее платье и вышла на улицу. У подъезда она обнаружила, что на ногах у нее домашние тапочки с помпонами, вздохнула и присела на скамейку. «Хорошо, старушки еще не вышли на очередной слёт. Посижу тут, а потом пойду домой».
Элеонора аккуратненько убрала ноги в помпонах под лавку. Не понимает она, как так вышло, что Иннокентий этот проходил бобылем до шестидесяти лет. Или ему нет шестидесяти?.. Пожалуй, есть. Разница в возрасте у них не более семи-восьми лет… Или больше? Нет, не больше. А что такое семь лет разница? Да ровным счетом ничего. У нее, когда ей было сорок четыре, был Димочка, так Димочке было тридцать семь. А когда ей было пятьдесят три, был у нее Витюша, и Витюше только исполнилось в то время сорок два. Семь лет – ерунда разница! Или всё-таки не семь?..
Поняв, что дома остались не только туфли, но и часы, Элеонора решила досчитать до трех тысяч и вернуться в квартиру. А что? Как раз за это время она могла бы дойти до магазина, если бы ей туда надо было, и вернуться. «Пятьсот пять…». Причина того, что антиквар не женился, очевидна. Он долго искал, но так и не нашел женщину своей мечты. И немудрено! Антиквар и сейчас красавец, а каким он был в молодости, ах! Элеонора знала его еще в то время, когда Вале было лет восемнадцать, не больше. Тогда у Элеоноры был страстный роман с одним молодым художником, Никитой… как бишь его? Нет, не вспомнить уже фамилию. Да и Никита тот ничего не сделал для того, чтобы люди знали его фамилию. Потусовался среди богемы, спился и сгинул бесследно. А сколько было таких, как он! Что уж они там писали, рисовали, пели и играли, Элеонора не помнит, или не знала никогда, а вот сплетниками эти тусовщики были отменными. Про Иннокентия Владленовича тусовка часто говорила. У антиквара как раз был роман с диктором центрального телевидения. Да, кстати, если уж она не была женщиной - мечтой, тогда – извините! Говорили, что дикторша была без ума от Иннокентия, и даже ушла от мужа… А как же так получилось, что не женился он на ней? «Одна тысяча двести три…».
Да, незадача, однако. Вокруг антиквара такие женщины крутились, и красивые, и молодые, и элегантные. Ладно, он тормоз, но они! Как так получилось, что ни одна из светских львиц не смогла его окрутить? Непостижимо!
Предположим, он никогда не хотел жениться. Да мало ли, что он не хотел?! Если женщина захочет!.. Или он вообще боится женщин? Ну, и что? Если женщина захочет… Мало ли в арсенале умной и прозорливой женщины методов охмурения?! «Две тысячи…».
И что она нарядилась, как девчонка? Она, что, диктор телевидения? Или популярная актриса? Или знаменитая балерина? Или просто: молодая и красивая блондинка с четвертым размером груди? Вокруг столько красивых барышень! Элеонора чуть шею не свернула, глядя вслед проходящей мимо паре – девица была умопомрачительно красивой. Ох, и тяжка ты, доля стареющей женщины! «Две тысячи четыреста один…».
Размечталась! Да такие холеные холостяки годков так за пятьдесят на женщину старше себя и смотреть не будут. Ну, и ладно. Они и на своих ровесниц не посмотрят. И даже Валентина для него не представляет никакого интереса, хоть и моложе лет на двадцать. Или на пятнадцать? Неважно. Им, видите ли, подавай женщину, моложе  лет эдак на тридцать. А что она ему сразу рога наставит, так это мелочи жизни. Для него, как и для порядочной жены, главное не знать об этом. Пусть и расхлебывают, раз они у нас такие гордые! «Две тысячи пятьсот восемьдесят один…».
Сосед, между прочим, Виктор Степанович, очень симпатичный мужик. Он человек спокойный, порядочный, без больших денег, зато и без налета таинственности. Интеллигентный. Между прочим, бывший директор школы. И пенсия у него, наверное, приличная.
Так-то оно, так, принесет в дом одну пенсию, а съест на две. «Две тысячи семьсот… А пойду-ка я домой!»

***

Когда Иннокентий Владленович и Валентина закончили составлять опись, Элеонора подала чай. Разговор как-то не клеился, периодически нависали театральные паузы, собеседники чувствовали неловкость. Их спас помощник антиквара, который приехал за коллекцией. На прощанье Иннокентий поцеловал дамам ручки, вежливо попрощался, напомнил Валентине, что ждет ее завтра в своем офисе для соблюдения формальностей, и удалился.
- Каких еще формальностей, Валя? – спросила Элеонора.
- А я знаю? Сказал, что так надо. Мама, ему виднее, это его работа. Поеду, узнаю.
- Ну, да. Выйдешь в свет, хоть губы накрась.
Валя удивленно посмотрела на мать:
- Зачем?
- За тем, что ты – женщина! Еще молодая и вполне симпатичная женщина.
- Мам!..
- Всё! Молчу.
«Да и о чем с ней говорить? Упрямица еще та, вся в отца! Будешь настаивать, нравоучения читать, так вообще выйдет из дома в халате». 
Неудивительно, что Элеонора плохо знала собственную дочь. Ее жизнь была такой веселой и беззаботной! А муж и дети, казалось, были всегда одинаковыми и совсем не интересными.
Через несколько минут, когда Валя вышла из кабинета, Элеонора еле сдержалась, чтобы не ахнуть от неожиданности. Да, плохо она знала свою дочь! Перед ней стояла красивая женщина, джинсовый костюм вводил в ее облик нотку авантюризма, а собранные в пучок волосы делали ее похожей на девочку-подростка.
- Ты похудела, что ли?
- Мама, я никогда не была полной. Я ненадолго!
- Когда будешь?
- Часа через три - четыре. А почему ты не спрашиваешь, куда я иду?
- Боюсь казаться тебе излишне любопытной. А куда ты идешь?
- К Косте на работу заеду, он покупателя нашел. Мам, я продаю машину.
- Как!? Зачем?
- Деньги будут не лишними. Я немного ошиблась в своих ожиданиях насчет стоимости коллекции Николая, так что придется изыскивать средства.
- Валя! Но как ты будешь без машины!?
- Очень просто…
- Валя, да как же так!? У тебя всегда была машина!
- Мама, во-первых, не всегда. Вспомни, я права получила лет десять тому назад. Во- вторых, это не моя машина.
- А чья?
- Твоя! Ты что, забыла? Мы с Колей подарили ее тебе на прошлый день рождения. Ты же так хотела водить машину! А как ее увидела, заявила, что ты пошутила.
- Ну, разумеется! Вы тоже хороши. Ничего лучшего не нашли, как подарить бабке машину!
- …!?
Элеонора запнулась, Валя стояла, разинув рот. Бабка - это звучало! Это было сильно!
- Ой, чего это я? Совсем забыла, что у меня там… на плите… я… Ты мои туфли не видела?
Вале вдруг стало так жалко матери! Королева постарела. А ведь, казалось, только недавно она порхала по жизни, как райская птичка. Папа ее обожал, оберегал, души в ней не чаял. Она всегда была такой красивой! И вдруг, бах!, и всё. Папы нет, молодость давно прошла, вот уже и дочь скоро начнет стареть… Бабка! Боже, когда это случилось? Когда мама почувствовала себя бабкой? Как же это?..
- Мама, ты хоть понимаешь, как здорово, что мы тебе купили эту машину? – Валя подумала, что, если заговорить мать, она отвлечется от невеселых мыслей. А еще лучше, сделать вид, что дочь не поняла или не расслышала про бабку, - Будь автомобиль записан на мое имя, плакал бы этот автомобиль, как плакало и всё остальное!
- Да? – Элеонора хорошо поняла «прием» дочери, но решила ее поддержать. Слово не воробей, разумеется, но лучше Вале не знать, каково женщине признаться себе, что она постарела. Придет время… Придет и ее время.
- Конечно! Костя сказал, тысяч восемьсот за нее можно взять.
- Долларов?
- Ну, мам! Каких долларов? Рублей, конечно.
- А-а-а-а…
- Почти миллион, между прочим! Ну, я пойду?
- Давай! Жду тебя к ужину.
Вале хотелось обнять мать, но между ними не было принято проявлять такие нежности. Самое большое, на что была способна Элеонора, это обнять внучку, не больше. Валентина помахала матери рукой и вышла.
Машина Вале очень нравилась. Но были две веские причины, по которым машину следовало продать. Первая: каждая копейка пригодится при покупке квартиры. Всё-таки речь идет не о наряде, а о жилье. Второе, дома загородом у Вали больше нет, а в городе она прекрасно обойдется без машины. Зачем в пробках стоять? Вышел из дома, вошел в метро, вышел из метро, пошел дальше. Ни тебе затрат на бензин, ни техосмотра каждый год… Хорошая машинка, конечно, эх!
«Подружка» завелась с пол оборота. Валя погладила руль, нажала на газ и тронулась с места.
Константин и Соня ждали Валентину у входа в офисный центр, где располагалась фирма Кости.
- Соня!
- Привет, мамочка! Не удивляйся, но я тебя уже давно не видела. Подумала, что пока ребята будут машинку смотреть, мы сможем поболтать.
Костя обнял тещу и показал рукой на другую сторону улицы:
- Там отличное местечко. Можно перекусить, а можно просто посидеть с чашкой кофе.
- Я смотрю, вы обо всем подумали, – подозрительно посмотрела Валентина на Соню.
- Валентина Сергеевна, у нас через десять минут совещание, бывают у нас такие совещания с бухты барахты, а я подумал: зачем отменять показ машины? Посовещаемся, и посмотрим. А вы как раз посидите, поговорите.
Костя врать не умел. Нет, если его ни о чем не спрашивать, он мог промолчать, но уж если спросишь – получишь четкий ответ.  Поэтому Валентина не стала мучить зятя. Ей и так было ясно, что ребята специально так устроили, чтобы мать и дочь могли поговорить без свидетелей.
- Ну, хорошо. Вот тебе, Костя, ключи от машины, а мы пойдем в кафе.
Константин виновато посмотрел на тещу, взял у нее ключи, подождал, пока женщины перешли улицу, и вошел в офисный центр.
- Как у тебя дела, Соня?
- Всё хорошо, мама. Костя успокоился. После того, как детектив закончил свое расследование, Костик как-то сразу успокоился. Он даже оставил мысли о том, чтобы найти Михаила. Мы ведь хотели машину мне купить, а теперь подумали, что машина мне не нужна. Галя Арефьева, ну, помнишь, она с Аленой в «Золотой середине» работала…
- Жена детектива?
- Да. Она сейчас работает в агентстве недвижимости. Мы с Костей попытаемся обменять нашу квартиру на большую, с доплатой. Галя сказала, что если есть хоть какая-то доплата, и если есть хорошие знакомые в агентстве недвижимости, которые будут держать руку на пульсе, может, и получится! Наша квартирка в престижном районе, в двух минутах ходьбы от метро. Так что вполне может получиться!
- Это было бы хорошо…
- Мам…
- Что, Соня?
- Я хотела тебя спросить… Тебе не жаль расставаться с папиным фарфором?.. И с машиной?..
Валя внимательно посмотрела на дочь.
- Соня, даже с людьми приходится расставаться…
- Ты пойми, я ни в чем тебя не упрекаю.
- Я понимаю. Ты давно уже большая девочка, многое увидела и пережила. Иногда люди уходят. Нам жаль, что они ушли, мы не хотим смириться с их уходом. Самое страшное, что мы понимаем, как бессмысленны и их уход, и наше дальнейшее существование. Но время идет, время проходит… Кстати, ты веришь, что время лечит?
- Нет.
- А зря не веришь. Время лечит, ему только надо дать время… Наверное, так. А вещи… Вещи дороги нам, скажем, как память. Но если уж мы отпускаем людей, неужели нам стоит держаться за вещи мертвой хваткой? Я так не думаю. И потом, я распродаю всё не потому, что хочу избавиться от своей памяти. Это необходимо сделать, Соня. Я, конечно, могу остаться жить с мамой в ее квартире, могу кататься дальше на машине. Но я не хочу. Понимаешь, я не смогу жить с Элеонорой, как жил с ней папа. Мы с ней очень разные. Я не хочу оглядываться каждую минуту на нее, думать, как бы ей не помешать, докладывать ей о каждом своем шаге. Я тоже большая, Соня! Есть еще Алена. Три женщины в одной клетке – это уже чересчур. Три одинокие женщины в одной обойме – это невыносимо. Алена тем более не должна жить с оглядкой на наши капризы.
- Мам, а мне кажется, что Алена и не собирается жить с вами.
- Да? Я чего-то не знаю?
- Никто не знает, даже я. Но между ней и Максимом что-то происходит. Мне кажется, скоро они разберутся со своими чувствами.
- Ты уверена?
- На этот раз – да. Вот только…
- Что еще?
- Даже не знаю, как тебе сказать…
- Скажи, как есть.
- Они оба, как дети. Все вокруг видят, что они пожирают глазами друг друга, а они медлят.
- Так намекни сестре, что пора действовать. Максим очень хороший парень, но так сложилось, что он был ее подчиненным, а не наоборот. Может быть, он не решается признаться в любви первым?
- Как будто ты Алену не знаешь!
- Знаю, - Валентина улыбнулась и положила руку на руку дочери, - Вы у меня женщины до мозга костей. Единственное, чего вам не хватает - женской хитрости. Но это не только ваша вина. Воспитание такое…
- Не придумывай! Воспитание у нас отличное, мы не жалуемся. Никуда они друг от друга не денутся, вот увидишь, - и Соня подмигнула матери.
- А у тебя как дела? Как Настя?
- Всё хорошо, мама. Настя с удовольствием ходит в садик. Нам очень повезло с воспитательницей. Она умеет заинтересовывать детей, целый день с ними играет и никогда не доигрывает. Представляешь, начнет занятие, доведет их любознательность до апогея, и оставляет продолжение на следующий день! Так утром Настя сама меня будит: «вставай, а то мы опоздаем в садик!»…
- А как твое здоровье?
- Нормально. Я держу всё под контролем. Мы с Костей подумали, что…
- Мне тоже так кажется.
- Ты?.. Ты знаешь, о чем я?
- Догадываюсь. Не стоит с этим тянуть. Вы молоды, работа есть, жилье есть. Настя, вон, помощница какая! Да и тебе, Соня, не надо тянуть, если вы хотите второго ребенка.
- Знаю, мам. Я думаю, обменяем квартиру, и можно…
- А я думаю, что не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Переедете в новую квартиру вчетвером. Какая разница?
- Мамочка, я тебя люблю!

***

Валентина приехала к матери поздно вечером. Совещание длилось долго, а пока мужчины совещались, женщины решили после показа машины поехать в детский садик за Настей и прогуляться втроем. После прогулки Валя еще заехала в магазин и купила продукты.
Она старалась как можно тише открывать дверь квартиры. Вдруг Элеонора уже легла спать! Не дай Бог разбудишь, будет до утра бродить по квартире. Валентина тихо повернула ключ в замке, аккуратно открыла дверь…
- …Всё, что у меня было, я отдала тебе. У меня нет больше денег, - голос Элеоноры был тревожным, надтреснутым, даже испуганным.
- …………
- Но, Темочка, откуда у меня деньги!? Ты же прекрасно знаешь, что я продала дачу, чтобы ты смог купить квартиру…
- ………
- Правильно. Но со сберегательной книжки я тогда сняла всё.
- …….
- Откуда же могла собраться на книжке пенсия, если не прошло и месяца, как я всё сняла до последней копейки?
- …….
- У Вали тоже нет. Я же тебе говорила, когда деньги передавала: она вообще осталась без всего… Темочка, Валя даже коллекцию фарфора продает, чтобы на что-то жить. А у тебя сейчас хоть квартира есть…
Валентина захлопнула дверь и зашуршала пакетами с едой.
- Ой, Валя пришла! Ну, всё, Артем, до свидания.
Элеонора вышла к дочери спокойная и величественная.
- Привет-привет! Ну, и нагулялась же ты! А зачем продукты купила? У нас всё есть. Ну, давай сюда, отнесу на кухню
- Привет. Возьми, они не тяжелые. Я пойду, переоденусь.
- Артем звонил. Машина у него сломалась, а работодатель задерживает зарплату. Жизнь, что поделаешь!
- А-а-а, да.
Валентина сняла туфли и прошла в кабинет. Бросив сумку на кровать, она села в кресло у письменного стола и уперлась взглядом в настольную лампу. Сердце бешено колотилось в груди.
Так вот, что это были за звонки, когда мать брала телефонную трубку и закрывалась в спальне! Она дачу продавала. Нет, понять можно, ведь она мать. Болит душа за сына. Но ведь она, Валя, тоже ей родная кровь! Когда же это было? Да-да, всё происходило примерно через месяц после смерти Николая. Элеонора уже знала, что дочь осталась без гроша, знала, что Алена и Соня остались без материальной поддержки со стороны родителей. Она знает, что Соня живет в малогабаритной квартире, что у Алены нет ничего, кроме прописки, которая сегодня ничего не значит, что Валя – бомж! Она всё знает, и продает дачу, снимает последние деньги со сберкнижки, чтобы купить непутевому сыночку квартиру! Нет, это невыносимо…
Невыносимо именно то, что все манипуляции совершаются в тайне. Разве Валя хоть словом обмолвилась матери о даче? Она сама! Всё сама! Решила продать фарфор. Решила продать машину. Все удивились, но приняли это, как должное. Валя постеснялась… Нет, не в этом дело! Вале и в голову не пришло просить мать продать дачу и отдать ей деньги. Ее дача, ее дело. Ее квартира, ее дело. Ее деньги, ее дело. А, да о чем говорить? Ведь Элеонора прекрасно знала, что денег, вырученных с продажи коллекции, Валентине не хватит на квартиру. Знала, что даже с деньгами, вырученными с продажи машины, ничего хорошего не купить. И в это время она собирает всё, что у нее есть, и отдает Артему! 
На кухне Элеонора разобрала продукты, поставила чайник, достала из холодильника сыр и колбасу. А в висках всё время стучал вопрос: «Услышала ли Валя про квартиру? Поняла ли она, о чем речь? Что делать и как выпутываться из ситуации, если дочь придет к ней за объяснениями?»
Чайник вскипел, Элеонора его выключила и повернула оглобли мыслей в другую сторону: « Валя сильная, умная, рассудительная. У нее сегодня ничего нет, а завтра может быть всё! Артем другой: он нерешительный, ума у него никогда не наблюдалось, везения – тем более. Да и возраст…»
Не сегодня, завтра его работодатели уедут жить в Испанию, или в Швецию, или еще куда, и распустят штат. Останется ее сын и без жилья, и без работы. Кому он нужен в пятьдесят пять лет? Кто его на работу возьмет, если он много лет перебивался с хлеба на воду, а в трудовой книжки – ни одной записи? Он промотал всё, что у него было? Да, но он был моложе, и жизнь его еще не так сильно била. Теперь он будет умнее… Или осмотрительней».
- Валя, ты идешь? Чайник вскипел.
- Нет, мам, спасибо. Я устала и буду спать.
Валя не хотела видеть мать в эту минуту. Она боялась сказать что-нибудь лишнее. Ей нужно было время, чтобы остыть и подумать на светлую голову. Поступок матери разворошил ей душу. Валентине было обидно и больно. А с другой стороны, у нее тоже есть дети, и она прекрасно понимает Элеонору. Самое хорошее решение в данный момент – взять тайм-аут. Успокоиться и подумать. Тем более, что ничего не изменилось. На деньги Элеоноры она и так не претендовала.
«Но зачем мать скрывает, что Артем купил квартиру?» - этот вопрос больно впивался Валентине в сердце. Засыпая, она решила, что завтра же позвонит Иннокентию Владленовичу и попросит его поторопиться с продажей коллекции. Она не сможет долго жить здесь. Она не может жить в одном доме с человеком, который ей не доверяет.

***

Иннокентий глубоко вздохнул и набрал номер телефона Алисы. Врать он не любил, но жизнь старого холостяка так неспокойна, что иногда ему приходилось это делать. В молодости было проще: тут отвернулся, там промолчал, и как-то обходилось без эксцессов. Но со временем Иннокентий становился старше, а его женщины – моложе. Ему было всё труднее отмахиваться от них молчанием. Молодость требовала объяснений. А попробуй не объяснись! Доконают расспросами, всё равно добьются выяснения отношений и устроят тебе такую головную боль, что неделю будешь приходить в себя.
Именно поэтому Иннокентий позволял себе иногда очень вежливо привирать своим женщинам. Оправдывал он себя тем, что делал это исключительно с той целью, чтобы не обидеть их. На самом деле, надежда на то, что удастся разорвать изжившую себя связь без выяснения отношений и без головной боли, никогда не оставляла его.
Сказать, что Алиса ему надоела, было бы очередной ложью. А врать себе Иннокентий не привык. Так что приходилось дотошно анализировать ситуацию и искать причину не в Алисе, а в себе.
Как только добрался до пятидесяти лет, Иннокентий заметил, что выбирает себе в партнерши для секса женщин всё моложе и моложе. Молодость так заразительна, - думал он до недавних пор. А недавно вдруг его озарило, что все эти разговоры об инфекционном характере молодости – сплошные враки. Его девушки были всё свежее, но это не делало Иннокентия моложе. Наоборот, он часто стал думать, кто больше нравится девочкам: он сам или его кошелек.
Мысли эти были так навязчивы, что приходилось их гнать поганой метлой. Метла у него всегда была недалеко от зеркала. Из зеркала на него смотрел мужчина симпатичный и даже интересный. Ему вообще очень повезло – он не облысел, а седина легла на темно-каштановые волосы ровно и придавала облику Иннокентия оттенок благородства. Регулярные занятия спортом помогли ему сохранить безупречную фигуру, у него не было даже намека на так называемый «пивной животик». Да и откуда ему взяться, если Иннокентий пива на дух не переносил, а в еде был разборчивым и сдержанным, как истинный гурман?
Зеркало придавало Иннокентию уверенности в себе, но ее хватало ненадолго. А вот с чем нельзя было спорить, так это с тем, что его женщины, чем моложе они были, тем больше отличались от своих предшественниц. Очень красивые, слишком молодые и в то же время умные давно не видели в Иннокентии равноценного себе партнера. Сначала это его расстраивало, но со временем он с этим фактом смирился. Умные и успешные не нуждались в «папочке», они сами выбирали себе партнеров, они тянулись к мужчинам не только симпатичным и состоявшимся. Им, как и Иннокентию, больше нравились молодые и сильные, чем пожившие и повидавшие. И разве он мог их в этом винить, когда сам был таким? 
Последние годы Иннокентий с удовольствием проводил время с молодыми пассиями, дарил им дорогие подарки, получал удовольствие от общения с ними и даже умудрялся ими увлекаться. Но выйти с ними в свет уже не решался. Это был комплекс, конечно. Он не хотел давать повод своим знакомым и коллегам обсуждать уровень интеллекта его спутниц. О том, что уровень этот был всё ниже, Иннокентий знал и без них.
Иногда, правда, попадались умные девочки, воспитанные и даже образованные. Такой была Алиса. Ее можно было вывести в свет и не боятся, что будет за нее стыдно. Но Иннокентий этого не делал. Тут ему приходилось признаваться себе, что список собственных комплексов не исчерпан. Он ведь и сам, увидев похожую пару: молодую блестящую барышню и пожилого состоятельного джентльмена, всегда смотрел на них с недоумением и, что самое ужасное, жалел джентльмена, будучи уверенным, что девица его просто-напросто использует.
Будь он проще и беднее, он мог бы надеяться на чудо. Разве не может случиться так, что на его жизненном пути встретится молодая, интеллигентная, веселая и умная женщина, которая влюбится не в его кошелек, не в его связи, не в его шикарную квартиру в центре Москвы? Разве нет ни одного шанса, что девушка полюбит именно его? Шанс есть, но это будет уже чудом, а не простым случаем. В чудеса Иннокентий давно не верит.
А ведь в тридцать два года он чуть не женился! Страшно подумать, сколько воды с тех пор утекло! Иннокентий очень любил Сашу, но забыть он не может именно ту боль, которую Александра ему причинила. Она была талантливой актрисой, такой красивой и звенящей, что у него сердце замирало от одной мысли о ней, а он - всего лишь аспирантом, подрабатывающим в мебельной мастерской. У него уже появились знакомые среди антикваров и художников, но еще не было ни денег, ни собственного жилья, ни даже приличного костюма. Молодость и любовь – вот всё, что у него было. Ничего большего он не мог предложить Александре. А у нее за спиной - неудачный брак и развод, она жила в общежитии на окраине Москвы, играла в театре и вечно жаловалась на нехватку времени и средств. У нее рос сын, который воспитывался у родителей Саши, где-то в Сибири, и у нее в глазах была вечная тоска. Она говорила, что тоскует по своему мальчику.  Иннокентий пытался снять комнату, чтобы быть вместе, привезти сына Саши в Москву и зажить настоящей семьей. Но денег не хватало, да и Саша постоянно говорила, что это не выход, репетиции и спектакли всё равно не позволят ей заняться сыном.
И настало время, когда Саша перестала приглашать Иннокентия на премьеры. Александра избегала его, а в редкие минуты, когда они были вместе, отводила взгляд, старалась не смотреть ему в глаза, что не мешало ей в моменты близости быть страстной и нежной.
А потом она плакала и на его вопросы отвечала поцелуями. «Ты только всегда помни, что я тебя люблю. Чтобы не случилось, помни…», - говорила Александра, а он обнимал ее крепко и думал: «Ну, что может случиться? Впереди вся жизнь, я скоро встану на ноги, и мы заживем по-человечески! Что еще может случиться?»
Сказать, что замужество Александры было для него неожиданностью, значит, ничего не сказать. Гром среди ясного неба не испугает того, кто знает природу его возникновения. После потопа выжил не только Ной, но и его сыновья. А замужество Александры сразило Иннокентия наповал. Ее мужем стал старый и самодовольный дурак, «патриарх» советского музыкального Олимпа. Старый черт мог дать Саше всё, чего не было у Иннокентия: кров, безбедную жизнь, возможность увидеть мир, и даже помощь в покорение этого мира. Она привезла в Москву сына, нашла няню и могла свободно творить. Карьера Саши пошла в гору, ее начали снимать в кино, а Иннокентий даже не мог забыть о ней, потому что с рекламных щитов Саша смотрела на него почти каждый день. И каждый раз, когда он начинал ее ненавидеть, она улыбалась ему, или смотрела такими печальными глазами, что Иннокентий и думать не смел о ней плохо.
Тогда он возненавидел всех остальных женщин. Всех, кроме Саши. Иннокентий замкнулся в себе, замечтаося и потерял работу. Это его не огорчило, потому что он искренне не понимал, зачем ему теперь деньги.
Потом ему надоело и мечтать, и пить, он бросил это дело и возобновил знакомства в мире антиквариата. Жизнь возвращалась, он чувствовал, как она возвращается.
Иннокентий по-прежнему любил и жалел Сашу. Он ее понимал и давно простил, он больше не пытался ненавидеть женщин. Теперь он их боялся, как черт ладана. Понадобились годы, чтобы избавиться от ужаса, который он испытывал при общении с женщиной. Потом понадобились еще годы, чтобы он посмел приблизиться к женщине.
А потом у Иннокентия появились деньги и женщины. Одновременно.
Образ Саши отступал. Пришли новые времена, с ними пришли новые русские с новым кино. Новое кино требовало новых лиц, а Саша не была уже столь молодой и красивой, чтобы новые зрители хотели видеть ее на экране. Время не щадило Сашу, но помогало Иннокентию забыть. Он ее благополучно забыл. И всё же, каждая новая женщина приносила с собой один вопрос: кого она оставила, чтобы быть с ним, теперь не молодым, но состоятельным и влиятельным «старым дураком»?
Так и жил Иннокентий, никому не доверяя и никого не подпуская к себе слишком близко. Не смея любить и не надеясь на бескорыстную взаимность. Мучаясь сомнениями, думая о приближающейся старости, слывя в свете эгоистичным, категоричным и самоуверенным индюком. Именно таким, каким и следует быть старому холостяку.
Да и, что греха таить, таким Иннокентий и был на самом деле. Его женщины были молодыми, недавно он поднял их возрастной ценз с тридцати пяти до тридцати семи лет. На большее он идти не мог. Для него женщина после сорока – равноценный партнер во всех отношениях. У нее изрядный жизненный опыт, собственное мировоззрение, сложившееся в то время, когда общечеловеческие ценности еще не стали балластом для общества, у нее, в конце концов, интуиция! Нет уж, равноценных партнеров он предпочитал в бизнесе, а не в постели.
Алиса ответила на звонок сразу и выслушала Иннокентия, не перебивая. Она спокойно восприняла известие о его срочной деловой встрече, которая делала невозможным их сегодняшнее свидание. Иннокентий вздохнул с облегчением и положил телефонную трубку на аппарат.
Осталось позвонить Валентине Нефедовой и перенести их «деловую» встречу в ресторан. На всякий случай, от греха подальше и подальше от офиса. Кто знает, что может взбрести в голову красавице Алисе! И мало ли кто может зайти к нему, а Иннокентий очень не хочет, чтобы кто-нибудь ему мешал. Настало время думать. Похоже, в его сердце возвращается тепло, и он не хочет пропустить этот момент.
А еще меньше он хочет упустить человека, который заставляет растаять его одинокое, соскучившееся по теплу сердце.

***

Они стояли вокруг могилы, и были похожими на уставших птиц, позволивших себе отдых в середине длинного перелета: Валентина  и Настя, Алена и Соня, Вадим и Элеонора, Костя и Максим.
Прошел год с тех пор, как Николая нет с ними. Его смерть не изменила мир. И они, родные люди Нефедова, продолжают жить, смеяться, заниматься делами. Год, это ведь так мало! А их жизнь уже вошла в свою привычную колею. Валя уже не плачет по ночам, Алена скоро выйдет замуж, Соня ждет второго ребенка, Вадим раскручивает свое дело и счастлив с Ирой. «Как всё просто, - думала Валентина, - Недавно мне казалось, что без Коли не смогу жить, но живу и даже влюбилась на старости лет… Прости, Господи!»
Но был среди них один человек, один маленький такой человечек, для которого Николай Нефедов был жив. Детский ум Насти, обычно такой живой и хваткий, отказывался принимать и понимать последствия смерти. Насте казалось странным, что все собрались вокруг этой могилы и вспоминают дедушку, как будто дедушка их слышит. Смешные люди! Дедушка далеко отсюда. Возможно, он устал и уехал отдыхать. А, может быть, он по делам уехал. Это называется «длительная командировка», вот! И пусть они говорят, что хотят, а Настя будет ждать его. Дедушка Алексей и бабушка Ксения уже не вернутся, она это поняла. Им хорошо вместе там, куда они уехали. А дедушка Коля вернется! Потому что все дорогие дедушке люди, вот они, здесь. И он вернется. А она, Настя, скажет этим людям: «Ну, что, не ждали!?»
- Настя, деточка! Не плачь. Что ты? Не плачь, пожалуйста. Мы все помним дедушку, и он это чувствует, - Валентина наклонилась к внучке и стала вытирать ей лицо бумажным носовым платком.
- Не надо! – всхлипнула Настя и дала волю слезам, которые давно искали путь к свету, - Я хочу домо-о-о-о-ой!
Все всполошились и спокойными шагами пошли от могилы. Настя ревела во весь голос, Костя нес ее на руках и тихо шептал что-то на ухо.
Вадим подошел к Валентине и пошел рядом с ней:
- Как ты поживаешь, Валя? Давно не виделись. Зашла бы к нам.
- Спасибо, Вадим. Всё хорошо. Забегалась только, ничего не успеваю. Как Ира?
- Хорошо. Работает.
- А как Лена? Пишет, звонит? Как сын?
- Нормально. Лена приедет скоро. Ирина выпускает новую коллекцию одежды и хочет использовать бижутерию Лены, да и Лена радостно восприняла эту идею. Так что приедет, будем вести деловые переговоры. А Настя так похожа на тебя!
- Больше на Костю. Овал лица, глаза, брови…
- А жесты? А эта манера встряхнуть головой в самые неожиданные моменты? А походка? Нет, она вся в тебя, твоя порода. Замечательная девочка! Валя, я сказать тебе хотел…
- Да?
- Если ты… Ну, если у тебя появится человек… Понимаешь, ты не должна думать, что это ненормально. Это жизнь, и  она продолжается, несмотря ни на что.
- Спасибо, Вадим.
- И твои девочки, они тебя тоже осуждать не будут.
- Вадим…
- Нет, ты подожди! Я и так путаюсь. Просто знай: мы тоже люди и всё понимаем. Николай был счастлив с тобой, но его больше нет, и тебе не в чем себя винить. Ты молодая интересная женщина, а жизнь… Она не терпит одиночек. Это неестественно – быть одиноким!
- Да, но я не одинока!
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я…
- Понимаю. Спасибо тебе, Вадим!
Алена с Соней шли вместе, перешептываясь и улыбаясь друг другу. Максим что-то оживленно рассказывал Косте. Сзади всех шла Элеонора. Одна. «Ну, и что? Я всегда одна! Внучки совсем потеряли головы от счастья, Вадим туда же. А Валя со мной только здоровается по утрам, да и то не всегда. Вся в себе, видите ли! Конечно, почувствовала вкус свободы, стала самостоятельной! Какие ее годы!? Еще замуж успеет выйти. А на мать теперь можно не обращать никакого внимания! Алена ведь не вернется жить ко мне. Уедет в новую квартиру, как только Валя ее купит. Но, скорее всего, выйдет замуж за этого своего… как его?»
Элеонора прекрасно помнила, что «как его» зовут Максим. Просто ей было обидно, очень обидно! Она видела, что осталась одна, что никому не нужна. И сын, для которого она столько сделала, узнав, что у нее больше нет денег, исчез. Совсем исчез, даже не звонит.
Вот и сейчас: все идут парами, все о чем-то говорят, рассуждают, секретами делятся, и только она, Элеонора, шагает одна, как чужая. 
«Понимаешь, Элеонора, - шептала на неизвестном ей языке молодая листва над могилами, - Ты слишком долго жила для себя и слишком мало думала о других. Твоя дочь и внучки помнят о тебе и не оставят в беде, ты это знаешь. Ты так уверена в их порядочности, что не считаешь необходимым быть искренней с ними или ударить ради них палец о палец. А в мире людей нет ничего ценнее любви. Кого ты любила, кроме себя? И за что любить тебя, за твои благие намерения? За это могут помнить, но любить – вряд ли…»

***
Утром Валентина собиралась на встречу с Иннокентием Владленовичем. Элеонора делала вид, что убирается в своей комнате, а на самом деле ходила по квартире, как заведенный волчок, и страдала от недостатка общения.
- Ты надолго, Валя?
- Не знаю. Сначала заеду к Ире в магазин, а потом поеду на встречу.
- А где вы встречаетесь? У антиквара дома?
- Нет, в его офисе.
- Он нашел покупателя?
- Посмотрим…
«Не хочет говорить. Ничего не хочет говорить! Живем в одном доме, едим с одного стола, и еще скрывает от меня то одно, то другое, то третье. Зачем накрасилась? Она, между прочим, вдова! И туфли на каблуках приготовила! Идет она на деловую встречу! И что она себе возомнила? Антиквар на нее и не посмотрит. Нужна она ему!.. Может быть, у нее другой ухажер появился, а я опять ничего не знаю? Ой, да какие у нее ухажеры!?»
 Валя чувствовала напряжение матери, поэтому спешила выйти из дома. Она бросила в сумку губную помаду, зеркало, карандаш для губ и выбежала на лестничную клетку.
- Когда вернешься?
- К вечеру, - ответила Валентина и захлопнула дверь.
Валя не злилась на мать, ни в чем ее не обвиняла, не держала на нее зла. Просто она перестала доверять ей. А перестав доверять, отдалилась от нее. Как будто поставила между собой и Элеонорой шлагбаум, старый ржавый шлагбаум, который невозможно поднять, а ломать не хочется. Иногда Валя ловила себя на мысли, что ее так и тянет обращаться к матери на Вы. Она понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Между ними никогда не было той близости, которая бывает между матерью и дочерью. Валя все детство ждала, что мать ее обнимет, погладит по голове, поговорит с ней. Ни разу не дождавшись таких нежностей, Валя приняла их отсутствие стойко, как настоящий оловянный солдатик.
Независимо ни от чего, мама всё равно оставалась мамой: красивой, элегантной, несравненной, восхитительной, ее любимой мамой. Она всегда жила какой-то своей заоблачной жизнью, уходила, возвращалась, уезжала, приезжала. Няня еле успевала разбирать и собирать ее чемоданы, а Вале никогда не хватало времени, чтобы вдоволь налюбоваться матерью: то школа, то кружки, то дополнительные занятия.
И вот, они живут вместе. Смотри на нее, говори с ней, обними и погладь по голове! А Валя только и ищет повода, чтобы сбежать от матери. Только и думает, куда бы податься и как бы задержаться подольше и подальше от этого дома. Что изменилось, Валя? Тебя так возмутило то, что Элеонора купила своему сыну, а твоему брату квартиру?
«Нет, не возмутило. Но обидело то, что это так тщательно скрывают. Я как маленькая девочка, которую обманули. Сказали, что возьмут на новогоднюю ёлку, а сами встали пораньше и уехали на курорт. А потом вернулись и, как ни в чем не бывало, заявили, что меня просто забыли. Как будто я старый чемодан с ненужным хламом».
Присев на скамейку у подъезда, Валентина раскрыла сумку, достала косметичку и накрасила губы. Вообще-то она себе нравилась! У нее не было дорогой одежды, и она, вместо того, чтобы потратить деньги, вырученные с машины, на новый гардероб, покопалась с дочерьми в их вещах и выбрала себе кое-что. Это кое-что не было похожим на то кое-что, которое Валя носила раньше, в Синицынскую эпоху. Так что пришлось изменить имидж, сбросить несколько лишних лет, добавить немного ветрености во взгляде, отказаться от элегантной стрижки. Сначала Валентина думала, что смена имиджа  - временная и вынужденная мера, а теперь ей так даже нравится. Очень нравится! Этот образ придает ей легкости и стремительности.
Странно, как одежда меняет настроение! Ей так приятно носить эти вещи, ведь их выбирали и одевали ее дочери. Ей приятно думать, что она, женщина за сорок, без никаких проблем влезла в эту одежду, которую носили ее молодые изящные барышни. И ничего, что на работе коллеги-женщины пытаются ее пожалеть: «Ах, как же так!? Ох, неужели у тебя даже одежду отняли!?». Из их уст жалость звучит для нее, как похвала. Потому что глаза коллег смотрят на Валю с удивлением и почти с завистью. А так как завидовать нечему, она воспринимает эти взгляды, как восхищение. Да, так-то оно лучше.
Магазин Ирины и Вадима располагался на втором этаже большого торгового центра, рядом с Киевским вокзалом. Это был их второй магазин, а первый так и остался на Планерной. Торговля женской одеждой оказалась выгодным делом. Владельцы бизнеса могли себе позволить перевезти свой первый магазин, мастерскую  и ателье поближе к центру города, но на Планерной уже были постоянные клиенты, а сотрудники любили, холили и лелеяли магазин. Так что Вадим и Ирина решили ничего не менять.
«Планерная – наша взлетная полоса. Она нам дорога, как память!» - в один голос твердили Ира и Вадим. От добра добра не ищут, не так ли? Эту истину знают все нормальные люди.
«Просто повидаться Вас не дозовешься! - щебетала Ира в телефонную трубку.  Сегодня в магазине состоится презентация новой коллекции одежды, и автор пригласила Валентину в качестве модели, - Демонстрировать одежду будут наши постоянные клиентки, они уже привыкли к таким мероприятиям. А Вы примите, пожалуйста, участие в дефиле, раз не захотели с нами работать!» Правда, Ира попросила передать приглашение и Элеоноре, но Валя об этом сразу забыла.
Ирина встретила Валентину с распростертыми объятиями. Она сияла от счастья и была прекрасна, как сказочная фея. Счастливая женщина всегда красива! Хотя, надо признаться, женщина в поисках счастья не менее обворожительна…
- Здравствуйте, Валентина Сергеевна! Очень рада Вас видеть. И счастлива, что нашла повод пригласить Вас.
- Здравствуйте, Ирочка! У Вас такой красивый магазин!
- Да, девочки! Вежливые вы мои. А слабо перейти на «ты», как и подобает двум прекрасным молодым дамам? – Вадим подошел незаметно и обнял женщин за плечи.
- Привет, Вадим! Ты, как всегда, оригинален, - Валя поцеловала Нефедова в щеку, а Ира рассмеялась звонко и стала ладонью стирать с его щеки губную помаду Валентины.
- Оригинален? Скажешь тоже! Алена шурует на складе, Соня примеряет наряды, а Ира сейчас проводит тебя в примерочную…
- Нет!
- Что «нет»? – Вадим насторожился.
- А то! – звонко ответила Ира, - Валентине не подойдут те вещи, которые я отложила для нее. Нужно всё переиграть! Нужно что-то такое воздушное, веселое, жизнерадостное. Я скоро! – фея убежала вглубь своего магазина.
- Хорошо у вас тут, Вадим!
- Вот видишь, а ты не хочешь становиться нашей постоянной клиенткой, - улыбнулся Вадим, - Пойдем, я для тебя проведу экскурсию. Посмотришь, что Ира шьет, что твоя дочь рекламирует, и что я продаю. Покажу тебе вещи из новой коллекции Лены. Пойдем, пойдем! Тебе понравится.
Вале нравилось. Ей здесь всё нравилось: и одежда, и люди, а больше всего - атмосфера магазина. Кавардак был страшный: одни бегали по торговому залу с ворохами одежды, другие выбегали и забегали в примерочные кабины, третьи охали возле витрины с бижутерией. Валя наблюдала за ними и думала, что абсолютно не понимает, кто из них продавец, кто покупатель, а кто просто так, мимо проходил.
- Всё, всё, всё! Я лишаю тебя общества Валентины, у меня всё готово! – Ира взяла Валю под руку и увела от Вадима в сторону примерочных кабин.

***

Алене нечего было делать на складе. Но Галя Арефьева, которая не в первый раз приходила в магазин «Ирина и Вадим», сегодня, как только вошла в торговый зал, цепкой хваткой взяла Алену под локоток и шепнула: «Пойдем куда-нибудь!» На недоумевающий взгляд подруги Галя отреагировала быстро и категорично: «Сейчас же!».
Алена кивнула в знак согласия и без лишних слов повела Арефьеву на склад.
- Ну, и что?
- Аленка, я тебе такое расскажу!
- Может быть, потом, после показа? Ты же видела, какой у нас ажиотаж. Меня там ждут!
- Ни-ни-ни! Дело не терпит отлагательств!
- Ну, давай!
Алена уселась на большой мешок в углу и пригласила Галину присесть рядом. Галя примостилась рядышком, но тут же вскочила и затараторила:
- Моторкина купила «Золотую середину»!
- Да ты что!?
- Ага.
- Откуда у нее такие деньги?
- Ну, на то, чтобы купить компанию в наше с тобой время, ей бы денег не хватило, не переживай!
- Да я не переж…
- Генеральный продал ей свое детище за столько, сколько она смогла заплатить. Ну, она отдала за «Золотую середину» последнее.
- А зачем ей «Золотая середина», если за нее нужно было отдавать последнее? Непохоже это на Моторкину.
- Вот, Алена! Как в воду глядишь. Ты спрашиваешь, потому что не знаешь сути вопроса, но я тебе эту суть сейчас выложу на тарелочке с голубенькой каемочкой! Ты знала, что Моторкина крутила шуры-муры с заместителем директора?
- Да ну!?
- Да! Этого никто не знал. Зато мы знаем, что замдиректора женат на родной сестре Генерального. Так? – и не дожидаясь ответа Алены, Арефьева продолжила: - Моторкина решила освободиться от зама и наложить лапу на Генерального. Даже план «захвата» разработала. И, представляешь себе? Эта дура не придумала ничего лучшего, чем ткнуть пальцем в первое попавшееся объявление в газете и нанять частного сыщика для слежки за женами Генерального и его зама. Как ты понимаешь, перст судьбы лег аккурат на детективное агентство моего Арефьева! Вот!
Галя плюхнулась со всего размаха рядом с Аленой и замолчала.
- А дальше-то что?
- А разве тебе интересно? Ты у нас сплетница еще та, у тебя под носом могут твориться та-а-акие дела, а ты и не заметишь.
- Да ладно, Галя. Что, я не женщина? Мне интересно.
- Да дальше-то и рассказывать нечего. Арефьев мой в то время работал над другим делом, и слежкой за женами наших руководителей занялся Андрей, один из его детективов. Когда выяснилось, что в деле замешаны люди из «Золотой середины», Арефьев отказался от дела. Это вообще-то не в его правилах, он свои дела доводит до конца, а тут… Так что он велел Андрею предоставить отчет о проделанной работе клиентке, то есть Мегере, и ретироваться. Но механизм был запущен, и не тот человек Моторкина, который так просто откажется от своих великих планов. В общем, наняла она других детективов, а те то ли прокололись, то ли перепродались. Одним словом, Генеральный узнал и о связи Моторкиной с его зятем, и о слежке за своей женой.
Арефьева сидела себе спокойно на мешке с одеждой и сопела в две дырочки, как будто и не думала продолжать. Алена улыбнулась про себя, решила выдержать паузу, но потом вспомнила об ответственности момента и о том, что ее ждут в магазине:
- Слушай, Галя! Или ты рожаешь, или я пошла.
- Рожаю, блин. Как я промолчу, когда такое дело!? Так вот. Есть еще один момент, о котором нам ничего не было известно. Генеральный, оказывается, очень любит свою сестру, а у сестры слабое здоровье. Так что он сначала поговорил «по душам» со своим замом, а по совместительству зятем, который посмел обидеть и обмануть любимую сестру директора, а уж потом вызвал Мегеру и предложил ей в качестве отступного «Золотую середину».
- Как «в качестве отступного»? Те же говорила, он ей продал фирму.
- Не просто продал, отдал со всеми потрохами! Он продал ей «Золотую середину», а она продала ему свой шикарный дом в пяти километрах от МКАДа и четырехкомнатную квартиру в генеральском доме в Черемушках. Заму «перепал» дом Моторкиной в Ницце.
- И всё? Но «Золотая середина», извини меня, стоит куда дороже, чем любой дом и какая-та квартира.
- Дык говорю же, вроде продал, вроде отступное. Фиг их поймешь. Только Мегера очень не хотела расставаться со своей недвижимостью и орала на весь офис, что ей не нужна «Золотая середина». Типа, простите и отпустите. Я думаю, она так выпотрошила фирму за время своего пребывания в компании, что «Золотая середина» ей и даром не нужна была. Короче, к тому времени фирма дышала на ладан.
- Ха-ха! Галя, а откуда ты знаешь, что и как происходило у них? Арефьев же отказался от дела!
- Вот чудная! Я что, придумываю? Генеральный на «разборки» пригласил Татьяну Аркадьевну и Стрельцова. Они с Генеральным вместе начинали и Генеральный, видимо, понял, наконец-то, каким был… эээээ, ну, да ладно. Так что знаю я конец истории от Татьяны Аркадьевны. Ей и Стрельцову Генеральный назначил такие выходные пособия, что ушли они оттуда вполне довольные. А когда охрана выносила на руках Мегеру из кабинета, Генеральный кричал им вслед: «Ногами вперед!». Всё!
- Как «всё»? Если Мегера не хотела отдавать недвижимость и забирать «Золотую середину», как она подписала договоры купли-продажи? Под дулом пистолета?
- Ха! Ее вынесли в приемную, дали отдышаться и вызвали обратно в кабинет. Генеральный заявил, что если она не согласна с его первым предложением, у него есть второе. Предложение-то.
- Ну?
- Он дал ей почитать кое-какие бумаги, в которых были материалы по некоторым ее махинациям с финансами «Золотой середины». Сказал, что продолжит сбор сведений на данную тему, а параллельно составит полный список ее банковских счетов. А дальше, всё по-честному: средства с ее счетов он переведет на свой счет по результатам собранных материалов о ее деятельности в компании. Ну, и если денежных средств на ее счетах хватит для того, чтобы возместить материальный ущерб, причиненный ей владельцам «Золотой середины», ее недвижимость останется нетронутой.
- Она не согласилась и со вторым предложением Генерального?
- Она, дорогая Алена Николаевна, пошевелила мозгами, включила калькулятор, который у нее очень неплохо считает, как ты понимаешь, и сообразила, что согласившись со вторым предложением, она потеряет и деньги, и недвижимость.
- Ты думаешь, она так много наворовала?
- Факт, что она сама так думает. Вернее, знает. 
- Абзац!
- Да полный пипец.
- Арефьева, ты материться начала! С чего это вдруг?
- Да ладно тебе. Я не человек? Человек! Более того, женщина. Я, между прочим, эйфемерно выражаюсь.
- Эвфемистично.
- Один хрен.
Женщины посмотрели друг на друга и захохотали.

***

Иннокентий сидел в своем любимом кресле, понурив плечи и переворачивая ручку чашки с остывшим кофе слева направо и обратно. Перед ним, опершись рукой на старинный письменный стол, возвышалась Алиса.
- Я не понимаю. Если ты хочешь отправить меня в отставку, так и скажи. А если у тебя очередной приступ хандры, то почему я не могу прийти к тебе? Помочь тебе выбраться из твоего плохого настроения… А, Иннокентий?
- М-м-м-м…
Алиса мягко уселась на ручку кресла напротив. Она была внешне спокойной, но ее зеленые глаза горели адским огнем, не предвещая ничего хорошего.
- Алиса, понимаешь, я устал. Мне необходима передышка.
- Так в чем дело? Я пришла к тебе ненадолго, и скоро уйду. Я просто соскучилась по тебе. А ты сидишь, насупившись, как будто не рад мне
- Мне надо идти, Алиса.
- Хорошо. Выйдем вместе.
- Но я еще не готов. Я должен переодеться, позвонить.
- Я тебя подожду.
Как ему мешала эта дурацкая привычка быть до конца вежливым со своими женщинами! Взять бы сейчас за шкирку эту избалованную кошку и выкинуть на улицу! Чтобы наверняка! А он ведет с ней светскую беседу.
Бросив взгляд на настенные часы, Иннокентий пришел в ужас – через двадцать минут должна прийти Нефедова, а тут - Алиса! О, этой хищнице и сказать ничего не нужно, ей достаточно будет посмотреть на Валентину, чтобы та потеряла дар речи. Никто не знает, что может прийти в голову Алисе и как она отреагирует на появление Нефедовой. Валентина, в отличие от Алисы, не привыкла к интригам, так что Алисе придется уйти. Немедленно!
- Так, Алиса! – Иннокентий встал из кресла и резко направился к выходу, - Я прошу тебя! Заметь, пока прошу, уходи!
Алиса смотрела на него круглыми от возмущения глазами, но ей понадобилась лишь доля секунды, чтобы изменить выражение лица: кончики губ изящно опустились вниз, придав молодой женщине несчастный вид.
- Алиса! Если ты сейчас заплачешь, больше мы с тобой никогда не увидимся. Завтра я тебе позвоню! До свидания.
- Ты, правда, позвонишь?
- Да. Прошу тебя, уходи.
- Но…
- Я жду клиента! Ты умная девочка и понимаешь, что дело есть дело.
- Да. Я ухожу. Но ты мне позвонишь? Завтра?
- Да.
Алиса накинула на плечи кашемировое болеро и вышла из кабинета. Пройдя через торговый зал антикварного магазина, она беглым взглядом заметила двух посетителей. «Ничего интересного» – подумала обиженная девица. Она вышла на улицу, прошла несколько шагов и остановилась. Хотелось курить. Но Алиса бросила курить почти год тому назад, «Ради этого старого осла бросила! А теперь он выпроваживает меня из своего кабинета, как собачонку! Ну, я ему устрою!»   
Она внимательно разглядывала прохожих, выделяя среди них молодых, красивых, эффектных женщин и провожая их глазами до двери, из которой недавно выходила. Мимо нее прошла женщина в джинсовом брючном костюме. Алиса не остановила на ней своего хищного взгляда. Средний возраст, средний рост, ничего особенного. А женщина замедлила шаг и уже краем глаза Алиса увидела, как она заходит в антикварный магазин Иннокентия.
«Черт!» - Алиса метнулась было за «джинсовой» женщиной, но вовремя спохватилась. Скандал – прямой путь к разрушению! И не факт, что между этой ничем не примечательной фифой и Иннокентием что-то есть. Он любит женщин другого типа, а эта ни в какие рамки не лезет: что возраст, что внешность – ничего в ней нет такого особенного, что может заинтересовать Иннокентия.
«Клиентка, она и есть клиентка!» успокоилась Алиса и направилась к своей машине.
В своем кабинете Иннокентий еще раз взглянул на часы и понял, что у него нет времени на приведение мыслей в порядок. Поэтому он решил немедленно заняться внешним видом. Открыв шкаф, он выбрал коричневый замшевый пиджак, снял свитер, скомкал его («о, Боже, какое свинство!» - успел при этом подумать любитель порядка в вещах) и бросил в угол шкафа. Он ни за что не пригласил бы Нефедову в офис, но он не может тянуть резину до бесконечности. Пора сказать ей, что покупатель нашелся, определиться с ценой, обговорить порядок расчета. Такие разговоры не ведутся в ресторанах, а к себе домой приглашать Нефедову как-то неудобно. Хотя, почему неудобно? Да потому, что не хочет он ее спугнуть. И не хочет переходить к другому уровню отношений, пока не окончена деловая часть этих отношений. Да, пора кончать с этой вечной погоней за удовольствиями! Пора, пора начинать жить! Красивые лица, молодые тела… Это всё хорошо и даже прелестно, но нет тепла, нет покоя и душевной удовлетворенности от этой прелести. Не хватает чего-то такого простого и понятного в его жизни. Чего-то нет. И давно нет. А, может, и не было нигода… Еще не было.
Валентина пребывала в прекрасном настроении. Путь от магазина до офиса Иннокентия она прошла пешком. Ей не хотелось растерять в толпе возвышенное душевное состояние, снизошедшее к ней на показе новой коллекции Ирины. Валя решила не спускаться в метро, не входить в троллейбус. Она не отвлекалась на красочные витрины бутиков, расположенных по обе стороны Тверской улицы. Валентина Нефедова боялась спугнуть ощущение невесомости, незнакомое ей раннее. То, что происходило с ней сейчас, было так удивительно и прекрасно! Нет, она не забыла, что ей давно не двадцать, она помнит, что недавно потеряла близкого человека, что осталась без копейки за душой. Она знает, что чудес не бывает. Но сегодняшний день принес в ее жизнь столько веселья, столько красок! А через каких-то десять минут она встретится с человеком, который будит в ней желание быть привлекательной. Антиквар, как его называет Элеонора, нравится Валентине. И она, не задумываясь о перспективах и не строя планов, радуется тому, что ее сердце открыто для новой жизни. Вот почему этот миг, это ощущение полета так дороги ей. Она хочет запомнить их и, может быть, вернуться к ним когда-нибудь.

***
Валентина возвращалась домой поздним вечером. Иннокентий Владленович нашел покупателя, который дал за коллекцию максимальную цену – двести тысяч. Валя, не задумываясь, согласилась продать фарфор, оставила антиквару номер своего нового банковского счета и, после заверений в том, что деньги ей переведут уже завтра, направилась в агентство недвижимости. Там они с риэлтором выбрали три квартиры для завтрашнего просмотра и Валя, довольная не без смысла прожитым днем, уставшая, но счастливая, возвращалась к Элеоноре.
У подъезда она увидела Артема. В старой куртке и мятой кепке брат сидел на лавочке у подъезда и ковырялся в ногтях. Заметив Валентину, Артем встал и пошел ей навстречу, не забыв прицепить на лицо улыбку:
- Привет, сестра! Как я посмотрю, насыщенная у тебя жизнь. Люди уже спать ложатся, а ты только к дому приближаешься.
- Здравствуй, Артем. Ну, что, зайдешь?
- Нет, я тебя жду. Посидим немного, поговорим по-родственному. Как твои дела?
- Спасибо. Живу, как видишь. А ты как?
- Да как я могу жить, сестренка? Бомжую. Жизнь такая тяжелая пошла! Ко всем моим бедам еще одна прибавилась – остался я без работы. Раньше, когда была работа, хоть было, куда голову приклонить и что поесть, а теперь… - Артем сидел тихо, почти не дышал, ожидая реакции сестры на его горести.
Валентина опустила голову и уткнулась взглядом в металлический замок дамской сумочки. Вдруг свет померк, летний вечер стал холодным, сердце забилось то ли от этого холода, то ли от темноты, обволакивающей ее со всех сторон. Брат мог бы молчать и дальше, сестра поняла и без слов, зачем он ее ждал и что от нее хочет.
- Валя!
- Да, я слушаю тебя.
- Ты же понимаешь, мы с тобой родные люди, мы обязаны помогать друг другу…
- Конечно. Чем ты хочешь мне помочь? Ты пришел как раз вовремя, мне действительно нужна помощь, очень нужна. Ты ведь знаешь, в какой я оказалась ситуации. Вокруг меня – абсолютный финансовый ноль! Мне бы денег, Артем, и побольше. Сколько ты можешь дать родной сестре?
- Ты что, Валя!?
- Не хочешь, значит, безвозмездно дать родной сестре денег. Ну, а одолжить хочешь? Не так уж и много я прошу. Тысяч сто, например. Как тебе такая сумма, а?
- Нет, мне это нравится! Ты, сеструха, мать твою, продала машину, продала наследство мужа, и требуешь у меня бабок! Ты что, совсем сдурела? Да я нищий! Вы меня разули и раздели еще в детстве. Ты, ты меня обездолила! Тебе всё досталось! А я жил на задворках, питался кое-чем… Только я знаю, как я выжил! А ты…
- Слышишь, брат! Достал ты меня своим нытьем. Хочешь поныть? Иди к Элеоноре, она тебя обогреет и обласкает и, насколько я знаю, в беде не оставит. А меня уволь! У меня денег для тебя нет, да и жалости к тебе не осталось!
Валя встала с лавки и быстрым шагом пошла к подъезду.
- Ты куда, малахольная?
Когда дверь подъезда закрылась за Валей, Артем плюнул прямо на лавку, на которой только что сидел, и направился к станции метро.
«Вот паразитки! Что мать, что сестра! Придется вернуться в паршивую квартиру на окраине Москвы и ждать у моря погоды. Чего ждать? Откуда ждать? Эти денег не дают, а жрать нечего. Где денег раздобыть, непонятно! В долг тоже никто не дает. Да и не к кому обращаться, у всех, у кого можно было взять, уже взял. Что делать-то?» - темные мысли тучей кружили над кепкой Артема и преследовали его неотступно и на перроне, и в поезде метрополитена. 
Но, как вы хорошо знаете, если есть вопрос, на него обязательно найдется ответ. И Артем нашел его. Он решил завтра же пойти к матери и заявить, что, если она не даст денег на еду, сын пойдет воровать! А что? Репутацией мать всегда дорожила. Так что придется ей раскошеливаться! Нет никаких сомнений, что раскошелится.
А в крайнем случае, можно квартиру продать! О, точно! Как ему раньше такая мысль в голову не приходила? Сколько матери осталось? Не будет же она жить вечно! А денег с продажи квартирки как раз хватит и на аренду какой-нибудь комнаты и на еду. Хватит! А там, глядишь, и мать к праотцам отправится, открыв детям путь к нехилому наследству.
«И нечего ходить к ней унижаться! Завтра же продам квартиру! Вот, какой я молодец!» - поезд на всех парах мчал окрыленного светлостью и глубиной собственного ума Артема к новым подвигам.
 
***
           - Ы-ы-ы-ы-ы-ы, - Алиса мычала, как загнанный в угол зверь.
         Бессонная ночь не оставила под ее большими глазами теней. Несмотря на горе, постигшее ее, Алиса была красива и соблазнительна. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, девушка завыла еще громче и сильно стукнулась головой о руль своей машинки. Рев клаксона заставил ее вздрогнуть:
         - А-а-а! Козел!
       Козлом являлась не ее красная машина и даже не испугавший Алису клаксон. Речь шла о том, который довел Алису до слез. О том, который исключил ее из своей жизни и выгнал из своей постели. Недоумение, негодование, возмущение – вот что чувствовала Алиса. И старый козел прекрасно понимал эти ее чувства. Но он никак не мог понять и даже не хотел поверить, что эти чувства существовали на заднем плане. А разрывало сердце Алисы горе более глубокое и сильное: Алиса любила Иннокентия. Она уверена, что любит его. Целую ночь Алиса плакала на пуфике в его спальне, боясь приблизиться к старому идиоту, боясь прикоснуться к вещам в его доме, боясь встать с пуфика и уйти в туалет – вдруг он выйдет за ней в коридор и попросит уйти… после туалета… всё равно входная (выходная) дверь рядом. Алиса боялась сказать ему правду, боялась говорить о своей любви к нему, он не поверил бы.   Из всех человеческих чувств, из всего несметного богатства тонов и полутонов в отношениях между людьми он выделил ей только: недоумение, негодование и возмущение происходящим.
       Она могла ему сказать, как есть. Алиса могла ему рассказать, что она на самом деле в недоумении от столь неожиданного разрыва, что она негодует, как он смеет бросить её, её!, что она возмущена его спокойным и уверенным тоном! Она могла добавить: ей жаль, что отныне Иннокентий будет другим девушкам дарить такие милые и дорогие безделушки, как машина, меха, бриллианты…
      О, да! Порядочная женщина даже себе не смеет признаться в этом. Но Алиса обычная, не закомплексованная девушка. И не сказала она Иннокентию об этом и о своем большом, значительно большем горе, только потому, что он, Кеша, старый козел, из всего дискурса Алисы запомнил и понял бы  только мелочи: её недоумение, негодование, возмущение. А большое горе Алисы пропустил бы мимо ушей. Потому что!  Потому что он старый холостяк, не доверяющий никому, не верящий в искренность чувств. Эгоист! Упертый баран! Глухая тетеря!
       Девушка завела машину и выехала на Тверскую улицу:
       - А и фиг с ним!
      Иннокентий знал, что Алиса не дура. Но вряд ли он предполагал, что Алиса так хорошо понимает его. Иннокентий знал и о том, что разрывать отношения легко, а создавать новые еще легче. Вопрос был в другом: с кем легко? Ответ был Иннокентию известен: с молодыми и красивыми девушками, вроде Алисы. С ними легко заводить отношения, с ними легко расставаться. Но то, что задумал он на этот раз, было для него необычным приключением.
      Решительными шагами Иннокентий Владленович направился к журнальному столику у окна, взял в руки маленькую фарфоровую статуэтку и сжал ее в руке. Прохлада белого фарфора была приятной, сладкой. Он раскрыл ладонь. Миниатюрная дама с воздушным зонтиком в руке доверчиво лежала на его ладони. Иннокентий вздохнул, в первый раз пожалел о том, что выгнал Алису, и спрятал статуэтку за толстыми томами Брокгауза и Ефрона. В отличии от Алисы, Иннокентия бессонная ночь утомила. Он поленился отнести даму с зонтиком в чулан, где были спрятаны остальные предметы коллекции фарфора Николая Нефедова.    
      Вздохнув еще раз, Иннокентий Владленович взял в руки мобильный телефон, присел на край огромной кровати с балдахином, и открыл вкладку «контакты». Его одолевали сомнения. Большие сомнения. Его одолевал страх. У-у-у, какой страх его одолевал! Куда-то делась решительность. Он был так уверен, что всё будет легко, что всё произойдет быстро и легко! Куда делась его уверенность!? И почему задрожали руки? И куда, черт подери, он засунул очки? Сколько сейчас времени? Какой сегодня день недели?
     Спать! Он будет спать так долго, сколько сможет. А потом он проснется и позвонит Валентине. Как-нибудь потом. Может быть, завтра… Или послезавтра… Или не позвонит… Он слишком стар и одинок для серьезных отношений. Он слишком долго жил один… Он боится старости? Одиночество не пугает его сейчас. Но ему скоро будет… много лет. Кто знает, каково быть одиноким в старости?.. Кто знает, как трудно в старости привыкать к другому человеку рядом? А кто еще не знает, что невозможно изменить взрослого человека? Кто может быть уверенным, что научится терпеть чужие привычки?
    Иннокентий положил мобильный телефон на пол и лег спать. Собственно говоря, Иннокентий понял, что он трус. И он погрузился в сон, надеясь опять встретиться там с Валентиной Нефедовой.
    Мимо пролетали  мгновения. Они уже не вернутся. Никогда.