Дочь кузины

Часть  1

В  ночной  тишине  тревожно  зазвонил  телефон.  Сквозь  сон  я  услышала  тихий  голос  отца  и  его  возглас:  «Боже  мой, когда?». Хлопнула дверь, и послышались быстрые шаги бабушки. Отец положил трубку и о чем-то взволновано заговорил с бабушкой. Я откинула одеяло и, накинув халат, вушла узнать, что случилось.
Голоса доносился из спальни отца, рядом с моей комнатой. Отец торопливо бросал вещи в чемодан, бабушка неподвижно сидела в кресле, часы на ночном столике показывали два часа ночи.
- Что случилось? – хмурясь от яркого света, сонно спросила я.
Папа только теперь заметил меня, бросил рубашку на кровать и вдруг сильно обнял, словно пытаясь защитить от чего-то.
- Папа, что произошло?  - испугалась я.
- Ника, Невзаров с женой погибли в автокатастрофе, - глухо молвил отец, ёщё крепче прижав меня к себе.
- А кто это? – все ёщё полностью не осознав случившегося, снова спросила я.
Он отпустил меня, застегнул чемодан и лишь тогда ответил:
- Мой друг, самый верный и близкий друг. Стас вырос в детдоме, мы познакомились в армии, потом работали вместе, а уже позже разъехались. Но я держал с ним связь, выручали друг друга часто. Дружба была крепкая и вот теперь его нет…
Бледное лицо папы словно окаменело. Я ничего раньше не слышала о Невзарове, но меня поразил вид отца и я так, и осталась стоять возле двери. Бабушка подошла к сыну и обняла его.
- Я поеду с тобой, - решительно проговорила она, ободряюще похлопав отца по спине.
Он быстро взял себя в руки, поцеловал мать в голову, вымученно улыбнулся:
- Спасибо, мама. Но Ника…
 - Веронике девятнадцать  лет, - слегка улыбнувшись, напомнила она сыну.
- Все равно, я не хочу, чтобы она жила одна в доме. Я не знаю, сколько пробуду там. Стас и его жена с детдома, у них двое детей и родных никого. Только я, - его губы дрогнули.
- Я позвоню леснику, чтобы ты пожила пока у них.
- Но я не хочу, папа, я справлюсь сама, что здесь такого, - пыталась возразить я, но он лишь махнул рукой.
- Дом далеко от других, в лесу. Не говори глупостей, Ника. – Говорил он, набирая номер лесника.
- Валя? Извини, пожалуйста,… У нас случилось несчастье, мой друг погиб в автокатастрофе. Я с мамой должен выезжать и немедленно, хотел попросить вас приютить Нику недели на две. Если вас не затруднит.… Да, дом далеко от других и боюсь оставлять одну. Да, конечно. Нет, за домом присмотрят, я сейчас позвоню ребятам. Спасибо, Валюша, большое спасибо. Извини ещё раз. Привет Павлу, доброй ночи.
- Ну, вот, - повернулся ко мне, все ёщё держа трубку в руках, - поживешь пока у них. Тоня скоро приедет, у неё сегодня последний экзамен, скучать не будешь.
Папа снова начал набирать номер уже не знакомый мне.
- Артем, это я. Я должен отлучиться на пару недель, будете охранять дом. Ты старший. Да, хорошо, подбери сам. Никого не будет, смотри хорошенько. Все, пока.
Отец бросил трубку и некоторое время молчал. Появилась бабушка уже одетая с маленькой дорожной сумкой в руках.
- Я готова, Алексей.
Папа кивнул и предложил сесть, мы посидели несколько минут. Потом отец обнял меня и поцеловал в лоб.
- Иди, ложись, а завтра бери машину и переезжай к леснику. За домом будут смотреть охранники, я позвоню, если что.
Бабушка только коснулась моей щеки рукой в замшевой перчатке и улыбнулась:
- Будь хорошей девочкой, Вероника.
Я помахала им с крыльца. Отец махнул в ответ, машина скрылась из глаз. Я закрыла дверь и пошла в кабинет отца. Спать перехотелось.
Я сидела на мягком диване, обхватив руками колени, рассеяно скользя взглядом по огромной библиотеке, занимавшей всю противоположную стену. Полки с книгами от пола до потолка за стеклами дорогих книжных шкафов. Вдруг я встрепенулась от последней мысли и быстро вскочила на ноги. Ведь я так долго ждала, когда останусь одна и именно в кабинете отца. Но где спрятаны они, сведения, которые так нужны.
Я окинула взглядом не очень большую, хорошо обставленную комнату. Одну стену занимали книги, другую – мягкий диван и два  кресла. Возле окна большой письменный стол отца из темного дерева. На стенах висело несколько красивых пейзажей и фотографии отца. Девять лет назад он оставил журналистику, свои командировки в горячие точки света и занял место замдиректора крупной фирмы в нашем городе. Но увлечение фотографией осталось. Несколько фотопортретов моих и бабушки, фотографии животных, пейзажи местной природы и тех стран, где побывал отец.
Я подошла к столу и открыла первый ящик. Нехорошо рыться в его бумагах, но разве лучше, если я не смогу узнать всю правду.
Здесь были рабочие документы, папки, деловые бумаги, словом, ничего интересного. Аккуратно сложив все листы, я задвинула последний ящик. Ничего! От досады я стукнула кулаком по столу. Что же делать?
В углу стоял сейф, но как открыть его. Я поднялась в спальню отца и всё-таки нашла ключ. Ёще надо знать комбинацию цифр. Мне почему-то вспомнился детектив, о котором рассказывал отец своему шофёру, когда подвозил меня в университет. Там комбинацию цифр автор придумал из даты рождения главного героя. Смеясь сама над собой, я набрала дату, месяц и год рождения отца. Как и следовало ожидать – ничего. Тогда я набрала свои данные. И что же? Получилось! Но… он был пуст, не считая двух тысяч долларов. «Почему он не хранит их в банке? Любой вор может стащить деньги», - невесело подумала я, усаживаясь в кресло за столом.
Медленно текли минуты, я закрыла глаза и попыталась вспомнить  лицо той молодой красивой женщины, что снилась мне в детстве. Мне казалось, она похожа на меня.
Отец с бабушкой и мной переехал в этот город, когда мне исполнилось семь лет. Купил участок в двадцати километрах от города,  в сосновом  лесу и нанял фирму, которая разработала ландшафт и выстроила дом по плану папы. Проектированием участка отец тоже занимался сам, воплощала планы фирма. В итоге получился прекрасный участок в пятьдесят соток земли и хороший добротный двухэтажный дом, немного неказистый снаружи, но просторный и уютный внутри.
Ближайший дом находился в двух километрах от нас – дом  лесника, отца Тони, моей одноклассницы и близкой подруги.
В этом городе я пошла в первый класс, окончила школу, три года училась в университете на инязе. В этом городе не было людей, которые раньше знали отца, могли бы рассказать о его молодости. И, естественно, здесь я не могла узнать правду.
Фотографии, которыми так увлекается отец… Они должны быть, это я знаю точно. Но где? Фотографии, запечатлевшие жизнь отца в молодости, они могли бы рассказать мне о многом. О том, что умалчивала бабушка, и отказывался говорить отец.
Я люблю его и бабушку, но ту женщину, приходившую в мои детские сны, тоже не могу не любить.
Я сжала руками виски: иногда меня мучили жуткие головные боли, начавшиеся после четырнадцати лет. Именно тогда, в четырнадцать лет, тайна, о которой я даже не догадывалась, немного раскрылась.
К отцу приехал старый знакомый – большой полный мужчина с лысиной и добрыми голубыми глазами. Бабушка хлопотала на кухне, а я только пришла со школы. Я пришла на кухню, чтобы помочь, бабушка попросила накрыть на стол.
- Здравствуйте, - входя в гостиную, поздоровалась я.
Гость повернулся ко мне и с его губ сорвался удивленный возглас:
- Вылитая Карина! Те же волосы, глаза, походка – копия! Тебе повезло с такой дочкой, Алексей.
Отец толкнул его, с озабоченным видом наблюдая за мной. Товарищ его умолк, непонимающе пожав плечами. Когда я вышла из комнаты, дядя Юра, так звали гостя, громко спросил:
- Что происходит, друг мой?
Отец цыкнул, и тихо что-то сказал. К счастью, гость имел громкий бас, и даже шепот его можно было услышать с зажатыми ушами.
- Умерла?! Как это? Ты скрываешь от девочки правду, Алексей? Но почему она не может знать, что Карина жива? Ты обманываешь её, и она не простит тебе этого.
Они говорили о моей матери, которая умерла, когда мне исполнилось полтора года. В четырнадцать лет я была глупой и наивной. Поднос выпал с моих рук и с громким звуком ударился об пол кухни. Удивлённая бабушка подняла глаза.
- Вероника, что за вторжение…
- Моя мать жива? – в упор спросила я.
Я до сих пор помню её ошеломлённое, бледное лицо. Но моя бабушка никогда не теряла самообладания, никогда не кричала. Даже теперь.
- С чего ты взяла? – невозмутимо произнесла она, но руки и голос дрожали.
C твердостью, удивившей меня саму, я произнесла:
-  Если вы лгали мне все это время, я… Я не знаю, что с вами сделаю. Я доверяла вам… А если вы…
- Ника, что здесь происходит? – на пороге кухни стоял отец. За его спиной возвышалась фигура гостя. Именно его присутствие придало мне сил, инстинктивно я чувствовала, что он может помочь мне.
- Вы говорили о моей матери, - начала я, но бабушка перебила меня.
- Она считает, что её жива, - снисходительно сказала она.
- Это правда? – я взглянула отцу прямо в глаза.
Его реакция напоминала реакцию бабушки, только он дольше не мог справиться с собой.
- Как? Почему ты так думаешь? – он не находил слов.
Гость, нахмурившись, молчал. Потом тихо отступил и закрыл за собой дверь.
- Я слышала слова Юрия о том, что она жива, но ты скрываешь это от меня. Это правда?! -  от напряжения у меня повысился голос, и я почти кричала.
- Но они могли говорить о другой женщине, Вероника, а не о твоей матери, - рассудительно заметила бабушка, у неё уже не дрожали руки и голос стал прежним. А отец никак не мог найти ответ.
- Но он сказал, что я её точная копия! И почему ты не отвечаешь?
Теперь я понимаю, как было трудно отцу: он научил меня быть честным с ним и сам был таким же. А сейчас, когда я требовала ответа, он не мог или не хотел отвечать. Бабушка подала ему воды, и он устало опустился на стул.
- А… понимаешь, бабушка права: мы говорили о старой знакомой. А ты … ты неправильно поняла, Ника…
 - Тогда почему у вас такая реакция, на то, что моя мать жива?
Отец закрыл лицо руками.
- Вероника, иди в свою комнату, - нетерпящим возражения тоном, приказала бабушка, - видишь, отцу плохо.
- Если это правда, я действительно вам не прощу! – хлопнув дверью, я побежала к себе.
Я заперлась в своей комнате, и, упав на кровать, разрыдалась. Я привыкла к мысли, что я сирота. Привыкла прятать и подавлять тоску о матери, мне больно было смотреть на счастливые лица подружек и их матерей, и знать, что моя мама никогда не обнимет меня, не поможет с уроками, не завяжет бант, не отчитает за проделки. И вдруг… Она может быть жива! Но почему они скрывали это? Зачем?
Да, у меня было все всегда. Бабушка, заменившая мне мать, была иногда строга со мной, но я не могла жаловаться на несчастливое детство. С отцом мы дружили, я уважала  и очень ценила его мнение. Но тогда я поняла, что они многое скрыли от меня. Самые близкие люди предали меня – на душе было обидно и больно.
В дверь настойчиво стучала бабушка:
- Вероника, открой! Слышишь?
 - Я не хочу никого видеть! – крикнула я и зашлась плачем снова.
Дальнейшие события помню смутно. Начала сильно болеть голова и я потеряла сознание. Дверь в мою комнату выбил отец, срочно вызвали врача.
- Нервное потрясение, головные боли – всё это может плохо закончится. Её нельзя волновать, - вынес приговор седой профессор.
Со мной обращались очень бережно, но говорить о маме отказывались. Мне помог тот самый дядя Юра, он навестил меня в клинике, куда меня положил профессор.
Долго молчал, всматриваясь в мое лицо, потом проговорил:
- Послушай меня, дочка. Скандалами от них ничего не добьешься и отцу не говори, что я посещал тебя. Он упрям как мул, но ты имеешь право знать.
- Где она сейчас? – рванулась я.
Он покачал головой и уложил меня обратно в постель.
- Тихо, девочка, тихо. Я не знаю где она сейчас, даже если бы знал, не мог бы сказать. Это должен сделать твой отец. Когда-то он расскажет тебе… Но в одном будь уверена: она жива.
- И ты смирись с ними … пока. Не упоминай о ней больше, а сама ищи: письма, документы, фотографии, особенно фотографии. Он любил её и не смог бы уничтожить все. Отец расскажет тебе позже. Наберись терпения и умей ждать, а не идти напролом.
- Вы выдели её? – тихо спросила я, пытаясь сдержать слёзы.
Он улыбнулся и погладил меня по щеке.
- Она очень красивая и добрая женщина. Ты точная её копия. Будь твердой в своих стремлениях и никогда не останавливайся на полпути.
Он поднялся.
- Пора мне. Удачи тебе, девочка. И помни, что я сказал.
С тех пор прошло пять лет. Я нашла совет дяди Юры мудрым. Так оно и было: я смирилась – отец с бабушкой некоторое время настороженно наблюдали за мной, а потом успокоились. Я упорно искала – но тщетно. Не было никаких следов, писем.
В отца были любовницы, я догадывалась об этом. Но, ни одна из них не переступила порог нашего дома – такова была воля бабушки. Отец не нарушал ее. Хотя в последнее время у него появилась новая пассия, и отец серьезно увлекся, к тому же слишком молода для его сорока семи лет:  девушке всего двадцать четыре
Почему он так и не женился за все эти годы? Что же произошло между ними? Были ли они женаты? Я не знала даже этого. « Обжегся на молоке, теперь дует на воду», - бросила бабушка как-то. Я снова окинула взглядом десятки,  а то и сотни книг. Может, среди них есть ответ?
К леснику нужно ехать завтра, иначе он забеспокоится и сам приедет. Завтра же здесь будут охранники. Следовательно, у меня есть время до утра. Если я хочу узнать правду, нужно действовать. Я взяла с полки первую книгу…

      
Рассвет незаметно проник в окно. Вся библиотека перерита и книги снова заняли свое  место на полках. Ничего… Совсем ничего. Я была почти в отчаянии, машинально взяла со стола томик стихов Лорки – любимого поэта отца. Листая страницы, я, наконец, нашла то, что безуспешно искала пять лет. Фотографии с тихим шелестом упали на колени, затаив дыхания, я подняла их.
Очень красивая женщина: золотистые волосы до талии, огромные зеленые глаза, молочная кожа. Великолепная фигура – она была моделью. Вот она идет по подиуму в ослепительно роскошном вечернем платье. А вот на пляже в открытом купальнике,  на борту маленькой яхты, на каком-то балу.
И, наконец… вместе с отцом в белом свадебном платье. Как она сказочно прекрасна в этом платье и отец здесь очень счастлив. А последняя фотография – они вместе с маленьким ребенком: со мной. Я проглядывала немного пожелтевшие фотографии двадцатилетней давности и слезы текли по лицу. И вдруг на одной из них – там, где день свадьбы – размашистый почерк отца.
« День свадьбы проклят. Как  твое имя, как  моя любовь. Наша дочь не произнесет слова »мама».  Ты предала меня, продавшись за богатого,  но и заплатишь за это дорого. Ты не увидишь её, я поклялся себе в этом. Почему же не могу сжечь их?.. Карина, если я не сойду с ума, то буду ненавидеть тебя до конца дней моих».
Быстро просмотрев обороты остальных снимков, я  наткнулась на ёщё одну надпись аккуратным, вероятно женским почерком – дата и ниже стояло: Карина Хадсон. По-французски. Хорошо, что я изучаю его.
     Стараясь рассуждать трезво, я могла предположить, что же произошло. Женаты они были: судя по тем же фотографиям. Женщина, красивая,  даже очень, видимо, была иностранкой, может, француженкой. И моделью. Она или изменила отцу или бросила его.  «Продалась за богатство и предала меня».  А он отплатил её, забрав дочь, то есть меня. Женщина, так похожая на меня – моя мать.
Продалась за богатство – значит ли это, что она ушла к богатому мужчине? Но, такая, могла уйти только к очень богатому, и не просто уйти, а выйти за него замуж. Я в волнении зашагала по комнате. Карина Хадсон – моя мать. Иностранка, модель, говорит  по-французски. Бросила или предала отца, своего мужа. Он отомстил – оставил меня себе.
«…не произнесет слова мама… Ты не увидишь её – я поклялся себе в этом». Какие жестокие слова. Мой отец поклялся, а его почти невозможно разубедить.
Ну, что же, будем действовать иначе…


Дни в доме лесника текли незаметно. На каникулы домой приехала Тоня, и мне не было скучно. Мы с её отцом много времени проводили в лесу и на племзаводе, где  разводили чистокровных лошадей. Племзавод находился недалеко от дома лесничего, там хорошо знали отца Тони и саму Тоню. Мы ухаживали за лошадьми, кормили их или катались верхом.
Домой я не возвращалась, там несли охрану три человека отца, а мне  делать было нечего. Родители моей подружки относились ко мне очень хорошо, и я чувствовала себя уютно в их доме.
Лесничий, Павел Иванович Бушуев, после окончания института прибыл по назначению сюда, здесь работает уже восемнадцать лет и считается одним из лучших специалистов в области. Он относился к деревьям, животным, каждой травинке и букашке, словно к детям родным; понимал и любил природу и делал все возможное для процветания своего хозяйства.
Бушуевы имели небольшой симпатичный домик. Валентина Максимовна или просто тетя Валя, работала в областной клинике медсестрой. Невысокая полненькая женщина с выразительными черными глазами была хорошей хозяйкой и добрым, внимательным человеком. Её любили больные, обожала дочь, и уважал муж. Павел Иванович имел сложный характер, был властным и жестким человеком: Тоня воспитывалась в строгости. Нередко в семье случались размолвки, тётя Валя успокаивала мужа и уступала ему. Но и поступала, как считала нужным в отдельных ситуациях. Павел видел свою ошибку, а вот признаться в этом не мог. Жена понимала его и не делала с мухи слона.
Тоня – вот что мирило и держало их вместе; единственная дочь заставляла выходить из конфликтов и идти  дальше по жизни рука об руку. 

   
Отец не звонил, и это беспокоило меня. Так прошло три недели. И вот вечером к дому подъехала машина старшего охранника, молодого парня, работавшего у отца. Я поливала цветы и увидела его первой.
Он кивнул на приветствие и сказал:
- Шеф вернулся, требует, чтобы вы со мной немедленно возвращались домой.
- Папа приехал? Но к чему такая спешка, Артём? Я могу приехать и сама.
- Нет, он сказал со мной и как можно быстрее. Он не сам.
- То есть? – не поняла я.
- С ним парень и маленькая девочка, - Артем улыбнулся, - такая милая, похожая на куклу.
«Дети Невзарова», - подумала я.
- Хорошо, я сейчас соберу вещи и вернусь. Я быстро. Зайдешь в дом?
 - Нет, подожду здесь.
Я как - попало побросала вещи в сумку и, попрощавшись гостеприимными людьми, села в машину. Через несколько минут я вышла возле дома и, подхватив сумку, вошла через черный ход. Артем уехал.
Из гостиной доносились голоса и детский смех. Я оставила сумку и открыла дверь. В большой комнате с высокими потолками собралось четверо, бабушки не было. Отец и молодой парень сидели возле телевизора и негромко разговаривали. Рыжеволосая девушка играла с девочкой лет пяти. Артем сравнил её с куклой и не ошибся: густые длинные волосы необычного желтоватого оттенка, смуглое личико и огромные темно-синие глаза в черных ресницах, делали её похожей на маленькую принцессу.
Увидев меня, все замолчали. Образовалась слегка натянутая пауза. Отец не обнял меня как обычно, а взял на руки подбежавшую к нему малютку и подошел ко мне. Он немного осунулся, но глаза с улыбкой смотрели на ребенка.
- Познакомься, Ника, эта маленькая фея – Аня.
Я встретилась с внимательным взглядом, синих, не по-детски серьезных глаз.
- Привет, я – Вероника, - улыбнулась я.
Девочка кивнула и спрятала лицо на груди у отца. Он погладил её по голове и кивком подозвал парня. Высокий брюнет, с такими же глазами, как и у маленькой сестры. Но сколько боли, сколько горя было в них – у меня сжалось сердце, захотелось чем-то помочь, развеять тоску.
- Сергей, - представился он.
- Очень приятно, Вероника, - я крепко пожала его сильную ладонь.
Отец отпустил Аню, и она вернулась к рыжей девушке. Папа повел меня к ним.
- Ника, а это Женя, моя будущая жена, а твоя мачеха.
Шутливый тон не рассмешил меня. Я никак не мола скрыть своего изумления, и Женя, дружески улыбнувшись мне, сказала:
- Ты немного поспешил, Лёша. Для меня не подходит  роль мачехи, я надеюсь, мы с Никой станем друзьями.         
Я не нашлась что ответить. К счастью, зазвонил телефон, и бросилась к нему. Звонила Тоня.
- Ну что там у вас?
- Много интересного, но, извини, я сейчас не могу разговаривать. Позвони мне вечером, а я завтра заберу машину. Привет родителям, пока, Тонечка, у нас гости.
- Понятно. Тогда до вечера.
В комнату вошла бабушка и взяла на руки Аню, мне лишь сдержанно кивнула. Она и прежде не отличалась эмоциональностью, но сейчас это меня слегка задело.
 - Прошу к столу, - пригласила всех бабушка.   
Мы расселись за большим столом в столовой (вот когда он пригодился). Я все ёщё пребывала в полуошарашеном-полуподавленном состоянии. Гости поддерживали разговор, Аня что-то щебетала и смеялась. Смерть родителей не отобразилась на ней особенно. Бабушка не отпускала её с колен, и, по всему было видно, просто очарована ею. Непонятно откуда взявшаяся мачеха, острила, стараясь развеселить отца. Ей это удавалось иногда, и пару раз отец засмеялся.
И только Сергей молчал. Он все ещё не отошел от такого жесткого удара судьбы. Впрочем, я тоже не поддерживала разговор, и на обращённые ко мне вопросы отвечала односложно.
После ужина бабушка ушла укладывать малышку, а отец собрался увозить Женю домой.
- Когда вернусь, зайди ко мне. И покажи Сергею дом.
Мы остались с Невзаровым одни. Некоторое время молчали, смотрели телевизор.
- Действительно, не хочешь посмотреть дом? – немного смущаясь, предложила я.
Неловко мне было не от моей робости. Нет, я была коммуникабельной и могла  легко заводить разговор с незнакомыми людьми. Но этот симпатичный юноша потерял родителей, и я не знала, как подойти к нему, как, хотя бы немного, помочь. Он нехотя поднялся.
- Может, лучше погуляем? – спросил Сергей.
- Да, конечно.
Мы вышли на террасу, и я стала спускаться по ступенькам, но он остановил меня:
- Давай посидим здесь, - показал на кресла-качалки.
Я кивнула и опустилась в кресло. Парень уселся на перила террасы, боком  ко мне. Мы молчали: я чувствовала, что всякие вопросы неуместны. Невзаров прислонился спиной к столбу и смотрел на звёзды, что только появились на летнем небе.
Я погрузилась в свои размышления об отце, этой Жене, своей находке. Сегодня я спрошу в папы, напирая на его вторую свадьбу. Что он мне ответит? Сергей сел в кресло рядом со мной. Молчание, воцарившееся на террасе, не было натянутым. Где-то далеко в саду запел соловей, тихо шумел сосновый лес, необъятный, тянувшийся на много километров. Только иногда встречались редкие берёзки.
- Хорошо здесь. Лес. Тишина, - подал голос гость. Я вздрогнула, возвращаясь из своих раздумий.
- Да, здесь очень хорошо. И красиво. Я очень люблю лес, - негромко отозвалась я.
 - Я тоже  люблю лес, - поддакнул Сергей, и в голосе мелькнула усмешка, - Даже лесничим мечтал стать.
- Почему мечтал? Им ёще можно стать, - осторожно сказала.
- Я учился в строительном техникуме, - его голос задрожал и прервался, рука крепко сжала подлокотник кресла-качалки. Сочувствуя ему, пытаясь хоть как-то поддержать, я дотронулась до его рукава.
- Все будет хорошо. Ты живешь дальше – так нужно, такова жизнь. Здесь ты и Аня среди друзей. Если бы я могла чем-то помочь… - почти шепотом, волнуясь, тихо проговорила я.
Невзаров легонько сжал мою руку.
- Ты уже помогла. Спасибо, - также тихо ответил он и поднес к губам мою руку.
- Вероника! Тебя к телефону… - позвала из дома бабушка.
Я поднялась, коснулась плеча Невзарова и пошла к телефону.
- Ника? Я не приеду сегодня ночевать. Предупреди бабушку, пускай не волнуется, - попросил отец.
- А почему ты не скажешь сам? – с лёгкой иронией спросила я.
Он рассмеялся.
- Я люблю тебя, доченька. Спокойной ночи. Поддержи Сергей, - голос отца стал серьезным. – Он в депрессии и нуждается в помощи.
- Хорошо, папа.
- До завтра, или тебя завтра тоже не будет?
- Буду, спокойной ночи.
- Пока, папа, - я бросила трубку.
Рыжеволосая миловидная колдунья прочно оккупировала его. Я пошла на кухню к бабушке и передала слова отца. Она даже не очень удивилась.
- Он говорил вам, что женится?
Бабушка кивнула и внимательно посмотрела на меня.
- Женя беременна.
- Неплохо, - хмыкнула я.
- Вероника! – предупреждающе произнесла бабушка.
- Вы её знаете? Кто она?
- Сегодня познакомилась. Она бухгалтер с высшим образованием, вроде бы, неплохая девушка.
- Да, бабушка, девушка… - многозначительно протянула я. – Не слишком ли молода для папы: двадцать три года – разница немалая.
Бабушка озадаченно вздохнула и развела руками:
- Ничего не поделаешь уже. Я постелила мальчику в гостиной, передай ему и иди сама спать. Я тоже пойду, спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Бабушка поднялась к себе, я передала Сергею её слова, а сама на кухне сварила себе кофе. Не спалось. Я допивала другую чашку, когда на кухню заглянул Невзаров  в пижаме.
- Не спишь?
- Как видишь. Кофе?
- Нет, я воды попью и пойду спать.
Но он никуда не ушел, а присел на табуретку.
- Не могу уснуть – бессонница. Уже третью неделю. После, - он осекся и продолжал, - После их смерти…
Я молчала. Да и что я могла сказать?
Сергей заговорил с трудом, в каждом слове звучала боль.
- До сих пор не могу поверить, что отца и мамы нет. Мы жили небогато, но нам хватало. А я сам не прокормил бы Аню… Если не Алексей Дмитриевич – не знаю… - он закрыл лицо руками и умолк.
- Не уходи, Ника, побудь со мной, - попросил он, когда я поднялась.
Мы сидели в мягких креслах в гостиной, работал телевизор с выключенным звуком. Сергей говорил о той ночи, когда его забрали среди ночи на опознание, о похоронах, вспоминал о детстве, рассказывал о родителях. Я, молча, внимательно слушала, иногда кивала, и думала о том, что отец правильно сделал, привезя их к нам. Они будут жить здесь, и мы сделаем все, чтобы их потеря не была такой ужасной, чтобы дети друга отца снова ощутили любовь и заботу, доброту и тепло.
Папа вернулся на другой день, почти счастлив. Он поцеловал Аню и обнял Сергея, немного бледного после бессонной ночи. Невзаров говорил до рассвета, потом незаметно уснул. Я выключила телевизор и тихо вышла. Теперь у меня слипались глаза, и я еле поднялась в десять, проспав завтрак.
- Привет, соня, - приветствовал меня отец.
Я незаметно подмигнула Сергею, целуя отца в щеку.
- Пойдём со мной.
Папа запер кабинет и взглядом указал на кресло:
- Садись, разговор долгий.
Я села, пытаясь представить, о чем он будет говорить. Отец прошёлся по комнате и остановился передо мной. Он как-то странно, изучающее, оглядел меня и спросил:
- Как тебе Женя?
- Я видела её всего несколько часов, - пожав плечами, деланно безразлично, сказала я. – Не могу ответить тебе.
- А дети Невзарова?
- Аня – маленькая очень и не все понимает. А Серёжа страдает, мы поговорили вчера, он многое рассказал, мне кажется, он выговорился и ему немного легче. Ты правильно сделал.
Папа кивнул.
- Я знал, что ты поймёшь меня. А теперь перейдем к делу. Я женюсь, Ника. Женя беременна.
- Давно? – вырвалось у меня.
Он нахмурился:
- Неважно. Я женюсь через месяц. Что скажешь? – снова пристально смотрел в моё лицо.
Вдруг странное чувство, что он видит не дочь, а ту, так похожую на меня, женщину, охватило меня. Стараясь скрыть волнение, я встретилась с ним взглядом.
- Скажу, что тебе нужно было предупредить меня раньше, а не перед Женей, папа. А на счет твоей женитьбы… Ты сам должен решать, а я буду только рада твоему счастью, - просто ответила я.
Отец растрогался и протянул ко мне руки, но я отстранилась.
- Подожди, мы ёщё не поговорили.
Он грозно нахмурился, прекрасно понимая, о чем я.
- Неужели снова, Ника…
- Да, - я встала и твердо заявила, - снова. Через пять лет. Мне девятнадцать, папа, я хочу знать правду, я имею право её знать.
- Ты не узнаешь ничего, - отрывисто бросил он. – Уходи.
Не сдвинувшись с места, я, молча, смотрела ему в глаза. Отец побледнел и схватился за сердце, но я знала, что это всего лишь представление.
- Нет, так не пойдёт, - повышая голос, начала злиться я.
Подошла к столу, и, выхватив фотографии, показала их отцу. Он схватил меня за плечи, и, не помня себя, затряс как куклу.
- Дрянная девчонка, да как ты смеешь! – прорычал он.
 Я не испугалась, а разозлилась ёщё больше. Вырвалась и сказала спокойно:
 - Смею. А ты не трогай меня.
Он сел на диван и разорвал фотографии.
- Вот! Это мираж…
- Нет, это и есть правда. Если ты не расскажешь мне, я встречусь с Женей и тогда…
 -Ты меня шантажируешь? – с ледяным спокойствием поинтересовался отец.
- А что мне остается делать?! – взорвалась я. – Я доверяла вам, любила и уважала тебя и бабушку, а вы все эти годы лгали мне! Лгали! Что она умерла... Вы были женаты, с той иностранкой, Кариной Хадсон. Ведь так её звали?
Он подлетел ко мне и прижал к стене. Отец был страшен и взбешен.
- Никогда не упоминай её имени! Я дал клятву…
- Что я никогда не увижу её? – бросила я ему в лицо. – Женя даже без фотографий поверит мне. Все женщины очень ревнивы.
Он резко отпустил меня, и я чуть не упала. Потом ударил по лицу. Я так и осталась стоять, прижавшись к стене.
- Ты такая же продажная тварь, как и твоя мать. Красивая шлюха, вышла замуж за канадского миллионера. Я оставил через суд тебя, чтобы досадить её. До сегодняшнего дня я думал, что имею добрую дочь, но ты просто дрянь. Убирайся из моих глаз!
Я сползла на пол и дальше не помню ничего. 
   
   
  Врачи долго боролись за мою жизнь. Падая, я ударилась головой о стол  и получила сильное сотрясение мозга. Когда пришла в себя, солнечный свет резал глаза, за окном шумел дождь, а мне впервые не хотелось жить.
Навещали отец и бабушка, я отказалась их видеть. На меня навалилась сильнейшая апатия, хотелось спать и… не просыпаться.
Седой профессор, наблюдавший меня с четырнадцати лет, вызвал отца и устроил ему допрос. Узнав историю мою, и наш с отцом последний разговор, он сказал папе при бабушке:
- Вы подлец, Алексей Дмитриевич. Чтобы не сделала ваша первая жена, девочка не несет за неё ответа. Я предупреждал вас, когда Веронике было четырнадцать, чтобы её не волновали, но вы самовлюбленный эгоист.
- А вы, - повернулся он к бабушке, - потакаете ему. Вы не любили её. Она пока побудет у меня, потом я устрою её в санаторий.
- Если не хотите потерять дочь, подумайте немного о ней.
Отец просил свидания, передавал цветы, любимые мягкие игрушки, просил прощения. Но удар был слишком жесток.  Наконец я попросила профессора, чтобы меня оставили в покое.
Когда я немного пошла на поправку, меня навестила Тоня. С её слов,  по городу поползли слухи о том, что Верес был уже женат и чуть не убил свою дочь. Женя пару раз закатывала истерику, и приказала отцу помириться со мной, пригрозив разорвать свадьбу. Отец очень хотел сына и пытался поладить с ней.
Я не могла его видеть. Родные люди оказались врагами.
Домой  я вернулась только осенью с одним условием – забрать деньги и уехать поскорее. Родной дом стал чужим, когда-то уютный и наполненный теплом и светом, превратился в холодную пустыню. Я все ещё пребывала в апатии, внутреннем оцепенении после слов отца.
В гостиной меня ждали отец и незнакомый, с азиатского типа внешностью,  молодой человек.  Высокий, широкоплечий, хорошо сложенный, он обладал грацией пантеры и скрытой силой. Раскосые черные глаза смотрели прямо в душу. Однако он имел светлую кожу и продолговатое  лицо – видимо, в роду были и европейцы. От этого человека исходила энергия и душевное тепло.
Он поднялся мне на встречу и заговорил на русском без акцента:
- Добрый вечер, Ника. Я – Джордж Терек, или, для друзей Шамиль. Я доверенное лицо вашей матери и приехал, чтобы сопровождать вас в Канаду, где проживает мадам Карина Марш.
- В девичестве Хадсон, - сказала я без всяких эмоции.
- И бывшая Верес, - приглушено произнес отец. – Ника, сможешь ли ты простить меня? – он хотел коснуться моей руки, но я отшатнулась.
- Я не желаю видеть вас и завтра уезжаю, - прошипела я.
 - Но куда?! – всплеснув руками, в отчаянье спросил отец.
 - Это вас не касается, - холодно бросила я, не глядя на него.
- Пусть отдохнет, а потом поговорим, - предложил Шамиль, беря из моих рук сумку.
Я поднялась в свою комнату и, поблагодарив гостя, заперла дверь на ключ. Не раздеваясь, прилегла на кровать; по-прежнему ничего не чувствуя, апатичная и вялая ко всему. Даже вести о встречи с матерью.
Потом открыла окно. Свежий осенний воздух ворвался в комнату. Берёза под окном оделась в золото, в небе тоскливо прокричали журавли – клин улетал на юг. Захотелось погулять по знакомому лесу, подышать воздухом, настоянном на аромате сосен. Я приняла душ, надела джинсы и теплый свитер, и, незамеченная никем, вышла из дома.
Уже на опушке леса, в конце сада, меня окликнул Шамиль.
- Можно с вами?
 - Нет, я хочу побыть одна, - коротко ответила.
  Он кивнул и вернулся в беседку. Я бродила по лесу и тоска немного отступала. Наконец, вышла к маленькому лесному озеру с прозрачной водой. Вокруг озера росли редкие золотые берёзы, на воде тихо плавали их листья. Я прислонилась к стволу сосны.
Я люблю этот лес, хотя и не родилась здесь. Отец отказался от меня, мать ёще не признала. Кто я? Зачем поступили они так со мной? Словно лист на прозрачной воде.      
         
Свадьбу отложили из-за сплетен в городе. Расписались они на  четвертом месяце беременности Жени. Удочерили Аню и стали жить, счастливые и довольные собой. Никого особенно не волновали мои проблемы. Отец летал как на крыльях и носился с женой и маленькой Аней. Сергей начал встречаться с Тоней, а Бушуев ушел из дома и уехал Бог знает, куда с молоденькой девчонкой. Вот уж воистину, седина в бороду, бес в ребро.
Шамиль подготовил документы, и мы с ним вылетели в Канаду, где проживает мадам Карина Хадсон, моя мать, жена видного политика и бизнесмена, мультимиллионера Жака Марша.   
               
Боинг рейсом Москва-Оттава поднялся с взлётной полосы московского аэропорта. Я смотрела в иллюминатор, думая о своём.  Впервые я покидала родную страну, и что ждет меня впереди – неизвестно.
Шамиль сжал мою руку, и ободряюще улыбнулся. Удивительно, каким близким может стать совсем незнакомый человек всего за месяц. О нем я знала, что он из тибетских гор, врач и психолог, доверенное лицо матери. О ней Шамиль рассказывал много и признался, что… любит её без взаимности. Я почему-то не очень удивилась, может, все ёще не могла прийти в себя.
Вспомнилась последняя встреча с семьей, которая пополнилась новыми членами. Я смогла кое-как примириться с отцом. Те его слова ещё жгли душу, ещё жила обида и боль, но я не показывала, что у меня на сердце. Мачеха, старшая за меня всего на пять лет, отнеслась ко мне прохладно, без прежнего показного дружелюбия. Тепло и сочувственно простился лишь Сергей, пожелав счастливого пути и удачи. Но больше всего мне досталось от бабушки: она не разговаривала со мной, полностью игнорировала. Мы расстались врагами.
Это потрясло меня до глубины души. Значит, она не любила меня, хоть я и выросла на её глазах. Она, заменившая мать, не простила мне того, что я хотела узнать правду.
Оказывается, отец сам связался с Шамилем. Наверное, он считал, что я буду только отравлять ему жизнь с молодой женой. Как просто меня выбросили, словно не нужную вещь, старую тряпку. До конца я не могла поверить в случившееся – но это была жестокая, страшная реальность.
Мне очень помог Шамиль. Он не терзал расспросами, не упрекал, не винил. Просто был рядом. Тактичный, интересный, немного загадочный молодой человек. Не будь со мной горького опыта первой неудачной любви, я могла бы увлечься им. У меня было чувство, что я знаю его  давно. Шамиль один из тех людей, которые готовы помочь, и я знала, что могу доверять ему.
Как встретят меня там? Одну семью я уже потеряла, но смогу ли найти её в другой стране, за океаном - я не знала. Хотя и надеялась, что встреча с матерью поможет мне обрести утерянную любовь и понимание близких, родных людей.











 
Часть 2

Холодным осенним вечером Влад сделал мне предложение. Мы возвращались с веселой пирушки у друзей, где засиделись довольно долго: был второй час ночи. Весело болтая о чем-то, мы незаметно подъехали к моему дому. И он сказал изменившимся голосом:
 - Ника, я не могу больше так. Выходи за меня.
Видимо, я поменялась в лице, но Влад продолжал.
- Ты приехала совершено другая. И мы вроде друзья, вроде больше. Я хочу знать точно, могу ли на что-то рассчитывать. Через два месяца я улетаю в Англию с женой: такие правила. Я очень хочу, чтобы это была ты, Ника.
- А если это буду не я? – вырвалось у меня.
Он помедлил.
- Без жены в Англию мне дорога закрыта, а другой шанс может, и не подвернется.
«Ясно», - мелькнула мысль. Я молчала, потом произнесла:
- Спасибо за честь, Влад, но… Это так неожиданно, не знаю что сказать. Мне нужно подумать. 
Он мягко улыбнулся и коснулся моей руки.
- Подумай, солнышко, - и, глядя в глаза, шепнул, - Я тебя очень люблю, Ника. Очень. Помни об этом.
- Спокойной ночи, - я немного поспешно вышла с машины.
Влад помахал рукой и уехал. Я ещё постояла на крыльце, прижимая руки к пылающим щекам, и вошла в дом. Там было тихо – все спали. На кухне сделала крепкий кофе – я знала, что не усну.
Замуж я не собиралась. Но дело не в этом. За то время, что я провела в Канаде, я изменилась. Даже очень, во всем. Может, потому, что я не сделала выбор, и было так трудно найти равновесие.
Я провела там полгода – немного и немало. Но меня почему-то тянуло сюда, и я приехала, чтобы определиться  – чего я хочу? Проблем с учебой, деньгами, протекцией не было. В семье Карины меня приняли хорошо, хотя немного сдержано, как и полагалось для дочери кузины «мадам Карины».
Уже лежа в постели, безуспешно пытаясь уснуть, я снова окунулась в воспоминания. Я уехала отсюда осенью. Перед тем была свадьба отца, объяснения с Владом  (я его окончательно отшила),  разборки с бабушкой. Все вылилось нервный срыв, мне помог Шамиль – понемногу пришла в себя. Потом захлестнули новые впечатления совсем другого мира: огромных денег, светской жизни, вышколенных слуг, мир, прекрасный, как сказка, и… лживый, скрывающийся под цветочной обёрткой. В этом удалось убедиться не сразу.
К счастью, у Маршей была дружная и хорошо сплоченная семья. Два сына, старший двадцатипятилетний Пьер и младший, двадцатидвухлетний Майкл. Оба похожи на отца, только Майкл блондин с очень темными карими глазами. А Карина (я до сих пор не могу привыкнуть к слову мама) оказалась точной копией меня самой, только со светским лоском; роскошная молодая женщина, которой не дашь больше тридцати пяти.
Знал ли её муж кто я? Несомненно, знал, но, ни один мускул не дрогнул на его лице, когда нас знакомили. Этот полноватый, но сильный мужчина покорял своей энергией и умом. Он мог делать большие деньги, но в других ценил профессионализм, хватку и ум. Жак прекрасно разбирался в людях и редко ошибался. У него была только одна слабость – Карина. Марш боготворил жену, любой каприз был законом, каждый намёк тотчас же исполнялся. Удивительно и то, что сыновья Жака, оставшиеся без матери в пяти и семилетнем возрасте, сразу полюбили Карину, называли её мамой и считались с её мнением.
А я, её родная дочь, похожая на неё как две капли воды, должна довольствоваться ролью дочери кузины. Мне было очень больно, обидно и даже смешно. При большой внешней схожести я всего лишь дальняя родственница. Но никто в этом вроде бы не сомневался. Да, меня приняли хорошо.
«Так нужно», - сказал Шамиль.
- Так нужно,- подтвердила мать, подняв свои огромные, невинные, как у ребёнка, глаза. – Так будет лучше, поверь мне.
Она обняла меня и прошептала:
- Доченька…
И разрыдалась, не выпуская меня, смущенную и скованную, из объятий. Улыбнулась сквозь слёзы, добавив:
- Я тебя люблю больше своей жизни, помни это всегда. Ты – самое дорогое, что у меня есть. Я перед тобой виновата, прости меня, - и снова расплакалась.
Я не знала как вести себя, она заметила это, и, взяв себя в руки, и начала объяснять положения дел, первый прием – меня выводили в свет. Марши были известными и уважаемыми людьми.
Меня захватил этот мир, я жила, не ведая счет дням, упиваясь этой сказкой наяву. Я бывала на приёмах, балах, других мероприятиях необходимой светской жизни, брала уроки английского и французского (их изучала в университете на родине) и раздумывала какую выбрать профессию. Каталась верхом, посещала салоны моды, бутики известных модельеров мира, училась играть в гольф и теннис – вообще развлекалась, как хотела.
С сыновьями Марша у меня сложились неодинаковые отношения. Я сразу же подружилась с открытым, доброжелательным и немного флегматичным Пьером. Он  учил меня играть в гольф и вел разговоры на философские темы. И хотя братья были похожи внешне, Майкл очень отличался характером. Вспыльчивый, как ребенок, резкий и прямой, он ни как не мог согласиться с собеседником в чем-либо, будь-то мировая экономика или породы лошадей. Младший Марш походил на картинку журнала мод, двигался легко и грациозно. У него было очень переменчивое настроение и такое же поведение. Я старалась держаться с ним ровно и не пускаться в бесполезные споры, чтобы не раздражать его и не портить нервы себе. А он, наоборот, то сдержан и холоден, то приветлив и обходителен. Я не обращала на это внимания.
Хозяин дома был внимателен, пару раз показывал город и рассказывал  о своих делах. Меня не покидало ощущения, что он постоянно присматривается ко мне.
Иногда я чувствовала себя должницей, бедной родственницей, без имени и денег. В принципе, так оно и было. Фамилию Марша носить я не могла, у меня была другая – Верес. Но это было  давно – когда училась в школе, университете, тогда я была Вероникой Верес.  При оформлении необходимых документов, Шамиль посоветовал взять псевдоним отца – Ретлоу.
В нашей семье бытовала легенда о том, что далёким нашим предком был англичанин. Бабушка даже показывала мне печать «вольного купца Ретлоу». Теперь я Вероника Ретлоу, отец Алекс Ретлоу, мать Кристина Ретлоу умерла, когда мне исполнилось пять лет.
В этом была доля правды: я родилась в Швейцарии и свидетельство о рождении выписывали там, а папа имел заграничный паспорт на имя Алекса Ретлоу. Когда они развелись с мамой, мне было полтора года, и матери я больше не видела. Мне объявили, что моя мать умерла. Прошло четырнадцать лет, пока я узнала правду. Я была потрясена, но бабушка не отвечала на мои вопросы, а отец коротко сказал, что говорить об этом не желает. А ослушаться я не могла.   
Нельзя сказать, что меня воспитывали слишком строго. До моего десятилетия отец всегда был в командировках, работал журналистом международником. Моим воспитанием, в основном, занималась бабушка. Я училась играть на фортепиано, танцевать. Мне легко давалась учёба, особенно иностранные языки. Я была живим, любознательным и  подвижным ребенком. Бабушка никогда не кричала, но я её побаивалась. У меня было все: игрушки, подружки, вкусная еда и красивая одежда. Папа баловал меня, несмотря на ворчание бабушки. Так к шестнадцати годам  я умела вести дом, делать почти любую работу и имела твердые правила и взгляды на жизнь, а также много кавалеров.
 Отец бросил командировки и занял влиятельное место заместителя директора процветающей строительной фирмы в нашем городе. Он получил второе  экономическое образование и сумел увеличить обороты фирмы. У папы был быстрый аналитический ум и хорошо подвешен язык, он получал большую зарплату и дружил с владельцами фирмы.
Через год папа купил и большой участок, нанял домработницу и садовника. Правда, властная бабушка бедную женщину вскоре уволила и домом занималась сама. У отца был свой шофер, который отвозил меня в школу. На восемнадцатилетние папа подарил мне машину, и предупредил, что отберет её после первого же нарушения.
Мы дружили с отцом, он хорошо понимал меня и многое позволял. Но я твердо знала, что «можно», а что «нельзя».
Бабушка научила меня одеваться, она говорила, что у меня врожденный хороший вкус. Бабушка была намного строже отца, иногда они спорили о моём воспитании, но всегда находили компромисс.
С Владом, который стал моим первым парнем, мы познакомились на день рождении моей одногруппницы. Конечно, у меня были поклонники, но, ни с кем мне не было так интересно, как с ним. Влад был старше меня на три года и учился в столичном престижном вузе – мечтал стать дипломатом; не только мечтал, а прямо шел к своей цели. Его родители преподавали в университете, где я училась. Более того, отец был ректором. Одним словом, такой мальчик считался завидным женихом, и все девочки на той вечеринке наперебой строили ему глазки. Я же и виду не подала, хотя он тоже меня заинтересовал – уж слишком нестандартный.
Потом мы пару раз встречались на дискотеке и в баре. Он сам подсел к нашей компании и пригласил меня на танец. Танцевал он очень хорошо. И собеседник был интересный, не сыпал банальными шутками и сальными анекдотами, как другие. После танцев мы проговорили до двух часов ночи: до закрытия бара. Бабушка хотела устроить скандал, но увидев сыночка ректора, сдержалась. Влад вежливо попросил извинения, взяв всю вину на себя. Когда за ним закрылась дверь, бабушка для виду отчитала меня, в душе довольна, что внучка подцепила такого ухажера. Он позвонил на другой день и попросил встречи.
Мы встретились после занятий в студенческом кафе. Тогда стояло начало лета, и у меня шла сессия, у Влада уже начались каникулы. На другой день  был экзамен по французскому,  у его матери. Мы прогуляли всю ночь до утра. Я чуть не уснула на экзамене – Надежда Викторовна тогда понятия не имела, что причиной тому стал её ненаглядный сын.
Все лето мы провели вместе. Влад умел ухаживать – дарил цветы, дорогие подарки. Но меня пленили его чуткость, надежность, преданность и ум. И, конечно же, он был очень обаятельным, красивым и прекрасно воспитанным. Влад говорил, что любит меня больше всего на свете, да я и сама видела это. Но… мы в первую очередь были друзьями, могли часами говорить о чем угодно. Я знала, что могу положиться на него – он не выдаст, и могу ему доверять. Даже сейчас не могу сказать, любила ли я его. Да, была увлечена, но не более. Ловила себя на мысли, что мне нравятся другие. Но пока мне было интересно с ним, легко и хорошо. Нас хотели не раз поссорить, но пока все было прекрасно.
Осенью он уехал учиться, звонил каждый день, часто приезжал.
Его родителям я нравилась. В вузе у меня была хорошая репутация: отличница, общественница, занималась аэробикой и входила в университетскую команду по баскетболу.
А потом что-то изменилось. В нашей группе появился новенький – Марк Верес. Однофамилец с притягательными черными глазами и курчавой, как у негра, шевелюрой. Симпатичный, но не очень. Он жил своей жизнью, держался в сторонке, носил  широкие спортивные штаны и большие куртки, и потрясающе танцевал брейк. Этот парень не обращал на меня абсолютно никакого внимания и гулял с девочкой с факультета восточных языков, маленькой, чёрненькой, похожей на японку. Меня немного задевало его равнодушие, тем более что я слыла первой красавицей и победила  в конкурсе  «мисс Университет», всегда окружена мужским вниманием. Не могла же я первой подойти к нему!
Итак, все было по-прежнему и в наших отношениях с Владом, и Марк не удостаивал меня даже взглядом. Но так лишь казалось. Мне уже не было так интересно со своим парнем, появился холодок к нему, я не радовалась его приездам, не хотела встречаться с ним ни в баре, ни на стадионе, где они с друзьями гоняли мяч. Влад что-то понимал или чувствовал, но и мысли не допускал, что может потерять меня.
А я ловила себя на мысли о Вересе и сердилась на себя же. Что-то, а бегать за парнями я не собиралась!
 И вот случилось что случилось. Как раз на годовщину нашей встречи нам с Владом достали билеты на фестиваль брейк-танца. Выступали настоящие артисты. И вдруг… на сцену вышел Марк Верес. Он был лучше всех, его трюки и поразительная пластичность покорили зрителей и жюри. Он занял первое место. Я сидела, как завороженная, но увидев, как его целует девушка, похожая на японку, отвернулась. И потребовала, чтобы Влад отвез меня домой. Ничего неподозревающий Влад подчинился. На прощание он склонился, чтобы поцеловать меня, но я повела себя ужасно: дала ему пощёчину и выскочила с машины. Я проплакала всю ночь, но назад дороги не было – я влюбилась. В того, кто даже не замечает меня, много в чём уступал Владу и, хуже всего, - любит другую.
Мне исполнилось восемнадцать лет, и я считала себя самой несчастной на земле.
Утром, сославшись на головную боль, я не поехала на занятия, а позвонила Владу. Я твердо была уверена в одном – мы не можем быть вместе. После трудного и бурного выяснения отношений, мы расстались.
Потом дни полетели в сумасшедшей карусели. Гибель папиного близкого друга, усыновление его детей, женитьба отца, его жестокие слова. Марк не влюбился в меня, и ничего не было. Я мучилась полгода, потом взяла себя в руки, стараясь забыть его.
Все это вылилось в сильный нервный срыв. Появился Шамиль, и после свадьбы отца увёз меня в Канаду.

И вот, я снова тут. Где же выбор? Наверное, я вернусь назад. Там больше шансов найти себя, реализоваться, может, найти хорошего человека и полюбить его. Даже в Канаде мне снился Марк. Может, я и сумасшедшая, но я вернулась, чтобы точно узнать, смогу ли добиться Вереса. Вспомнились слова Эдит, моей новой подруги в семье Маршей: «С такой внешностью, с таким умом и обаянием, любой мужчина у твоих ног будет, Вероника. Если ты по- настоящему этого захочешь». Бегать за ним я не могу.
Да,  я вернусь назад – подумала я, и успокоилась. Наконец-то приняла решение, над которым билась второй месяц. Карина звонила много раз, чтобы я приезжала.
Завтра выпуск у нашей группы. Я сдала экзамены экстерном восемь месяцев назад. Я увижу его в последний раз и уеду.
Я уснула под утро – мне снился Верес.
 На выпускном Марка не было. Мне сказали, что он сдал экзамены досрочно и уехал. Куда? Никто не знал. Одни говорили – на родину к своей девушке (в Японию, она все-таки была оттуда), другие – в Англию, на работу, куда его давно приглашали.
Так у меня больше не было выбора. Владу я мягко отказала, он, конечно, расстроился, но мне было не до него.
 Настал мой последний вечер здесь. Утром я уезжала в аэропорт и все, прощай, Родина! У Тони собрались самые близкие друзья, что-то похоже на прощальную вечеринку. Кроме того, Невзаров и Тоня объявили о своей помолвке. Вечер прошел неплохо, просили не забывать и писать почаще. Внешне я была весела и спокойна, в душе же скреблись кошки: как не старалась забыть свою несчастливую любовь – ничего не вышло. Когда гости разошлись, а немного позже Сергей отправился спать, мы остались с Тоней вдвоём.
Мы сидели на полу гостиной перед жарко горящими поленьями в камине и молчали. С Тоней я подружилась в восьмом классе. Она старше на полгода и училась на менеджера в другом городе. Тоня была моей единственной близкой подругой. Невысокая, легкая и подвижная брюнетка с темно-карими выразительными глазами. В её чертах что-то напоминало восточную красавицу. Тоня была красива, умна, немногословна и потрясающа женственна. Между нами установилась та прочная связь, когда понимаешь друг друга без слов. В её верности и надежности я была уверена больше, чем в себе.
Я знала, что другую Тоню мне найти будет нелегко, может быть, даже невозможно. О Марке она не знала.
- Мне будет тебя не хватать, - задумчиво глядя на танцующие искры в камине, произнесла подруга.
Я улыбнулась и погладила её по голове.
- Мне тоже, дорогая.
Да, мне будет не хватать её, и Вереса… Когда-то, в самых дальних уголках души жила надежда, слабая, едва теплившаяся. А вдруг, когда-нибудь… Теперь «вдруг» и «когда-нибудь» умерли.
- Ты задумчивая и выглядишь как-то странно, - взглянув на меня, сказала Тоня. Рассказать ей? Нет. Не могу, моя боль, только моя.
- Я провожу итоги прожитой жизни. Ведь завтра у меня начнется совсем-совсем другая.
- Да, это правда, - она коснулась моей руки и тихо добавила,- Я хочу кое-что сказать тебе.
- Да?
Тоня улеглась, подперев голову руками. Потом заговорила негромко:
- Ника, у меня от тебя не было секретов, и сейчас я не хочу ничего скрывать.
- Зачем такая вступительная речь, Тоня? – в недоумении спросила я, пытаясь понять, к чему она клонить.
- Понимаешь, Ника, ты ведь была моей лучшей подругой…
- Ты моей тоже. Тоня, не тяни кота за хвост.
Она вдруг сердито стукнула кулаком по ковру, стоявшая рядом чашка подпрыгнула.
- Выслушай меня, Ника!
Я замолчала, пряча улыбку.
- Ты моя подруга, больше такой не будет. Я не хочу… - она подбирала слова, - чтобы мы отдалились или охладели наши отношения. Поэтому скажу прямо – а ты не обижайся.
 - Тоня! – я рассмеялась.
- А мне совсем не смешно. Невзаров был влюблен в тебя, - она умолкла, испытующе исподлобья следя за мной. У меня голова пошла кругом.
- Ты шутишь? – сказала первое, что пришло на ум. Она покачала головой, не отводя взгляд.
- Если ты хочешь узнать, что я думаю – я ошарашена, и мне даже в голову не пришло… - я, лишь развела руками.
Тоня расплакалась, я обняла её.
- Тонечка, я уезжаю, это главное. Я ведь ничего не знала, я отношусь к нему как к брату, не больше. Ведь отец удочерил Аню…  Мне очень жаль. Ну же, Тоня… Успокойся, прошу тебя.
Она вытерла слёзы.
- Я люблю его, Вероника.
Я хотела что-то сказать.
- Нет, молчи. Я расскажу сначала, а потом ты скажешь, если захочешь. Я привыкла к тому, что от тебя все парни теряют головы. У меня были свои кавалеры. Да, ты потрясающе красива, Ника. Но ты никогда не кичилась этим, была проста и общительна, приветлива со всеми. Ты знала, как ненавидят тебя девчонки с класса? Я никак не могла понять почему. Разве могла я знать, что наступит и мой черёд.
Я вздрогнула и встретилась с неё взглядом. Тоня печально улыбнулась.
- Так ты меня ненавидишь?
- Нет. Невзаров очень хороший человек, он был потрясён, раздавлен своим горем. Вы отнеслись к ним с сестрой, как к родным. Он влюбился в тебя, но ты его не замечала, ты относилась к нему как к брату, да, это правда.
Она всхлипнула, закрыла лицо руками, но справилась с собой и продолжала дальше:
- Он показался мне симпатичным, хорошим и несчастным. Я очень сочувствовала ему, потом ушел папа, и я оказалась в похожем состоянии. Сергей поддержал меня, мы подружились. А потом… потом мне стало не хватать его, я привыкла к нему, нам хорошо было вместе. Но однажды я увидела, какими глазами он на тебя смотрит. Увидела и все поняла. Сложно описать мои чувства. Мне показалось, что земля уходить с под ног, на небе гремит гром, и я умираю. Да, Ника, если ты любила, то поймешь меня. В одно мгновенье я поняла, что люблю его,  люблю до последней капли крови. А Невзаров влюблен в тебя. Тогда я разрывалась между своими чувствами к нему и дружбой. Хуже того, он признался, что любит тебя, тогда я призналась ему во всем.
- Ты призналась! – поражено охнула я.
- Да. И сказала, что ты не сможешь полюбить его.
- Ты не имела права говорить это, - спокойно заметила я.
- Не имела, но если ты полюбишь…
- Я люблю, Тоня, но я бы не сделала так.
Теперь настала её очередь удивляться; она смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
- Я не люблю Сергея, успокойся. Что же было дальше?
- Дальше…Ничего не было. Он сам увидел, что тебе безразличен, и может рассчитывать только на дружеское сочувствие. И мы начали встречаться.
- И он полюбил тебя? – тихо спросила я.
- Трудно сказать. Но если ты уедешь, он сможет забыть. Я постараюсь, чтобы он это сделал.
Странно, но я почти ничего не испытывала. Впрочем, ничего и не случилось. Я поднялась и посмотрела на Тоню сверху вниз.
- Спасибо за честность, Тоня, хотя и с опозданием. Скажу впрочем, банальную фразу: я не ожидала этого от тебя. Нет, теперь ты выслушай. Я не люблю его и желаю вам счастья. Тебе просто нужно было рассказать мне. Ты не была откровенна, как не прискорбно.
Она тоже встала. У неё были еще мокрые от слез глаза и бледное лицо.
- Я знаю, что поступила нечестно. И не буду говорить, что ты все равно его не любила. Ты была хорошим  другом, Ника, я тоже желаю тебе счастья. Тебе нужен неординарный и очень сильный человек, - отступила на шаг и дрогнувшим голосом произнесла: - Мне действительно будет не хватать тебя. И все же я рада, что ты уезжаешь, так будет проще с Сергеем. Прости меня, но иначе я не могу.
- Не думала, что все так закончится. Мне лучше уйти. Прощай, Тоня.
- Прощай. Ты не будешь мне писать?
Я обернулась возле двери. Она выглядела маленькой, женственной и очень родной. Она заслужила честность, хотя и не всегда так поступала. Но имею ли я право осуждать её?
- Я не знаю, Тоня. Я немного приду в себя, и, может быть, буду проще смотреть  на жизнь. Ты ведь знаешь, как меня многие предавали и любили по-настоящему очень мало. Когда-то все пройдёт и между нами будет все по-прежнему. А может, и нет. Я не знаю.
Тоня провела меня до крыльца.
- Он еще любит меня? – она вздрогнула, как от удара хлыстом.
- Ты жестока, - едва слышно ответила.
- Передай ему, что желаю счастья вам обоим. Я люблю его как брата, Сергей заслуживает твоей любви. Будьте счастливы, и пускай между вами никогда не стоит мое имя.
Она расплакалась, протягивая ко мне руки. Я легонько сжала их, потом оттолкнула.
- Прощай, Тоня.
Выезжая с ворот, я заметила фигуру Невзарова в окне спальни на втором этаже. Кто сказал, что красота приносит счастье? Мне  только одно страдание и разрыв с дорогими людьми.

Я долго не могла уснуть той ночью, размышляя о своей жизни. Мой отец, Алексей Дмитриевич Верес, встретился с мамой, уроженкой Хадсон, гражданкой Швейцарии, в Болгарии, где она отдыхала, а он писал очерк о природе того городка. Папа работал в журнале, и его посылали за рубеж в командировки. Карина Хадсон работала моделью и была мягкой, но знающей себе цену, красивой девушкой. Её родители умерли давно, оставив дочери небольшой капитал. Последовал бурный роман и поспешная свадьба. Отец привёз молодую жену в Россию, едва уладив проблемы с иностранным гражданством. Бабушка её сразу невзлюбила, но в дела сына не вмешивалась. Через год родилась я. Карина нигде не работала, сидела дома с ребёнком, а отец, со своим взбаломошеным, ищущим приключений, характером мотался по командировкам, перешел на телевидение, и снова ездил то в Мексику, то в Сирию, то в Китай.
Мама, привыкшая к насыщенной светской жизни, к цветам и поклонникам, воспитанная в совсем других традициях и культуре, тускнела дома, и с опозданием думала, что хотела от жизни совсем другого. Она не могла привыкнуть ни к очередям, ни к сидению дома, ни к пропаданиям отца. Он был верен ей – это она знала твёрдо. Отец обожал её, но вниманием не баловал, может, плохо понимал, какой она ранимый, нуждающийся в ласке и поддержке, человек. В его представлении жена подходила лишь для кухни и детской.
Когда их дочери исполнилось полтора года, Карина уехала на свадьбу подруги в Англию. Оттуда вернулась совершенно другой: собранной, сдержанной, ещё больше красивой и очаровательной насколько, что отец потерял дар речи. Но она сказала такое, что он был буквально оглушен. Её, видите, не устраивает такая жизнь, она хочет работать, жить своей жизнью, хочет вернуться в Европу. «Веронику я заберу с собой, если ты меня любишь, то мы уедем отсюда. Я не могу здесь больше».
Отец ещё не знал, как канадский миллионер, совсем потерявший голову от его жены, на коленях умолял её поехать с ним, обещал что угодно, лишь бы она стала его женой. Карина отказалась, заявив, что уже имеет мужа и ребенка. Но что-то дрогнуло в её сердце, когда, провожая её, привлекательный, мужественный Марш сказал: «Я буду ждать Вас всю жизнь. Только позовите, - и добавил, - все равно Вы будете моей, рано или поздно. Я украду Вас, увезу или придумаю ещё что-то».
Карина тогда только холодно рассмеялась. Но она понимала, что больше не сможет жить так, в двухкомнатной квартирке, стоять в очередях, бегать по магазинам, копить деньги на косметику и одежду, и ждать, долго ждать мужа. Она знала, что заслуживает богатой жизни, роскошных нарядов, любимой работы. Что с того, что в след ей оборачивались все мужчины, если тот, кого любила, не уделял ей должного внимания.
Алексей, конечно же, не ожидал ничего подобного. Он думал, что это просто капризы. Плохо знал он Карину, терпение её доходило до критической точки. После очередного (теперь уже последнего) выяснения отношений она собрала чемоданы, и, с дочкой на руках, очутилась на вокзале. Денег и знакомых у неё не было. Только телефон Марша. Он прилетел на собственном самолете через несколько часов и увез их. Больше она не сомневалась – в эту ужасную Россию она никогда не вернется.
Они оба знали друг друга плохо, несмотря на два года супружеской жизни. Застав пустую квартиру, Верес не ушел в запой и не упал в депрессию. Наоборот, он стал жестоким и твёрдым как скала, и поклялся себе вернуть дочь. Судебный процесс был долгим и тягостным. Алексей победил – дочка осталась с ним. Но чего ему это стояло! Верес почернел, немного поседел, стал замкнутым и черствым. Марш подключил свои знакомства, деньги, лучших адвокатов. Но Верес доказал супружескую измену и оставил дочь. Карина после приговора судьи упала в обморок. « Я запрещаю тебе подходить к ней, она будет знать, что ты умерла», - бросил Алексей в лицо бывшей жене. Суд разрешал свидания матери с дочерью, но в папы было свое мнение. Карина потом встречалась с ним, просила последний раз взглянуть на девочку. Алексей был неумолим: «Ты сделала свой выбор».  «Ты изверг, - на прощание сказала Карина. – Я ненавижу тебя. Она все равно узнает правду и сделает свой выбор». «Ты её не увидишь».
И все-таки я видела её. В детстве мне часто снилась красивая молодая женщина, протягивающая мне руки и зовущая к себе. Я бегу к ней, но просыпаюсь с тоской, что никак не могу обнять её. Бабушка только хмурилась и переводила разговор на другую тему. Отец чернел лицом и молчал, невидящим взглядом уставившись перед собой.
И только бабушка знала, что он пережил, как пил по ночам, как ездил в самые горячие опасные точки, пытаясь забыть ту боль, обиду, предательство. Бабушка не любила Карину, почти ненавидела её. И поддерживала сына как могла.
Почему он не отдал меня Карине?
Шамиль как-то сказал: «Несомненно, он очень любит тебя. Но это была своего рода месть». Да, месть, отплата, отравившая жизнь матери до последних дней. Марш носил её на руках, он отдал бы за нее жизнь, деньги, что угодно. Вдовец, старший на десять лет, с двумя мальчиками восьми и десяти лет. Его сыновья тоже души в ней не чаяли и свою любовь, тоску о собственном потерянном ребенке она перенесла на них.
Я видела, с каким уважением, с какой глубокой любовью и почтением они относились к Карине. С ней было легко и просто, она могла выслушать и понять, поддержать и дать мудрый совет.
А в чем была виновата я? У меня было слишком развито чувство собственного достоинства. Я терпеть не могла быть кому-то должной, обязанной. Теперь я была отрезанным ломтем. Отец женился в сорок семь лет, взяв, старшую за меня всего на пять лет, двадцатичетырехлетнюю Женю. Сейчас их сыну, а моему брату Кириллу месяц. Бабушка увлечена Аней, дочерью погибшего друга отца. Он с женой удочерил её. Похожая на куклу, голубоглазая смуглянка Аня завладела бабушкой целиком. Отец тоже любит её. Я не ревную, нет.
Но если бы кто-то знал как мне одиноко, как не с кем поговорить, спросить совета. Даже Тоня рада, что я уезжаю.
Да, я уеду. Так будет лучше. Для всех. А что ждет меня там? Я ведь всего лишь «дочь кузины». Почему у нее не хватило мужества признать свою дочь? Почему я не имею права назвать её матерью при сыновьях её мужа?

Как бы там не было, я знала одно – я справлюсь со всеми трудностями сама, ведь я сильная, а в Канаде больше шансов.