Покуда я жив. Часть шестая

НАША С МАНЕЙ СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ. ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ.



ПЕРВЫЕ ДНИ СУПРУЖЕСТВА

   Через неделю после свадьбы, в субботу, мы с Маней навестили дядю Антона и тётю Марцину, к которым приехали дети на каникулы. Я купил в магазине бутылку водки, Маня испекла из белой муки пирог с творогом. Больше денег на подарки у нас не было. Я ещё не работал, а Маня до пятого августа числилась в отпуске, и зарплату должна была получить только в сентябре. Мы жили на продукты, оставшиеся от свадьбы. Феликс быстро довёз нас до Калиновки, и мы его отпустили, не велев заезжать за нами. Дядя и тётя встретили нас радушно. Их дети ещё спали, так как накануне только под вечер пришли со станции «Тайнча», что за тридцать пять километров от посёлка. Мы переоделись с Маней в свадебные наряды, как нас просили, приглашая, дядя и тётя, чтобы их дети увидели нас во всём великолепии.
               Дядя Антон спросил меня, как дела с работой. Я ответил, что никакой работы в посёлке нет, кроме работы на тракторе или на машине. Дядя посоветовал мне идти на машину: и чище, и кормов привезти можно, и зерна немного своровать после разгрузки.
Встали Геннадий и Юля. Маня переоделась в халат, стала помогать тёте накрывать на стол. Юля тотчас примерила Манину фату. Тётя Марцина пошутила: «Выходи замуж – фата готова». После завтрака погуляли по посёлку, побеседовали со студентами, как у них идёт учёба. Юле не нравилась её будущая специальность – инженер-технолог по металлам. Но главное – получить высшее образование, потом можно переучиться на другую профессию. На вечер тётя пригласила гостей, родных и близких – всего восемь человек. Был хороший повод для праздника: дети приехали с учёбы, племянница вышла замуж. Гости пришли к девяти часам вечера, застолье длилось до пяти часов утра. Когда мы с Маней вышли к столу в свадебной одежде, кто-то из мужчин сказал с восхищением:
– Я такой красивой пары в жизни не видел. Это пара от Господа Бога. Давайте выпьем за их здоровье и пожелаем им счастливой жизни.
  Потом  провозгласили тост за окончание учебного года студентов, за завершение учёбы в институтах, пили за здоровье хозяев и гостей, за лучшую жизнь. Пели старинные песни. Одна из гостей пела романсы очень приятным голосом и всей душой. Ей аплодировали, просили петь ещё. Это была ещё одна замечательная ночь. Утром жёны поволокли своих упирающихся, подвыпивших мужей домой, а мы легли спать. Я проснулся только в полдень. Тётя и дядя спали мало, тётя успела утром подоить корову, а дядя давно уже занимался хозяйством. Маня тоже почти не спала, с восьми утра наводила порядок на столах после вчерашнего застолья, которое запомнилась мне искренней доброжелательностью и непринуждённым весельем всех собравшихся за праздничным столом.
  После семейного воскресного обеда, во время которого велись долгие беседы на самые разные темы, мы с Маней начали собираться домой. Студенты нас провожали, наверное, километров пять. Мы попрощались с ними, дали друг другу слово, что будем чаще встречаться, пригласили Геннадия и Юлю к нам и расстались, но ещё долго стояли на большом расстоянии от них и махали им рукой. Оставшись одни, мы с Маней, конечно, обнимались, целовались и никак не могли оторваться друг от друга. Домой мы вернулись в девять часов, вдоволь наговорившись и налюбовавшись вечерней степью. Мама ждала нас, приготовила ужин
 Во вторник, позавтракав в шесть часов утра, я отправился в райвоенкомат, чтобы сдать свидетельство о демобилизации и получить военный билет и паспорт. Маня провожала меня до речки. Приём в райвоенкомате начинался в десять часов. Я пришёл за четверть часа и был первым. Меня принял капитан, инвалид; я заметил, когда он вставал к шкафу за бланками, что у него ниже колена нет правой ноги. Капитан завёл на меня карточку, записал, где и в каких войсках я проходил службу, какие награды получил (четыре медали) и сказал: «Вы свободны, желаю Вам хорошей трудовой деятельности». Я спросил о военном билете. Капитан ответил, что этот вопрос будет решать военком вместе с руководством района. Я пытался убедить капитана, что мне нужен паспорт, что я женился и нужно жену вписать в паспорт. Капитан только повторил, что меня уведомят письменно о решении военкома.
  Я вышел расстроенный, зашёл к другу Альберту в его контору, попросил его сообщить мне, когда приезжает из области глазной врач. Мне сестру Юлю нужно ему показать, у неё плохо с глазами – на солнце глаза заливаются слезами, и она не видит. Мы поговорили с Альбертом с полчаса и распрощались. По дороге домой я всё время думал, почему мне не дали военный билет. Прилуцкие, оба и другие ребята получили билет сразу. Дома Маня спросила меня, как дела. Я ответил, что мне пришлют подробные разъяснения, и тогда я получу военный билет и паспорт.
Вечером мы с Маней пошли прогуляться на свежем воздухе. Маня рассказала, что директор школы получил письмо, по которому его вместе с Маней вызывают на десятое августа в РОНО. Завтра Феликс повезёт их в район.
   Утром я проводил жену до школы, поговорил с Феликсом, с которым не виделся несколько дней, как у них с Юлей дома, есть ли что покушать. Подошёл директор с женой, все сели в повозку, Феликс за кучера, и уехали, а я отправился проведать Юлю. Феликс рассказал мне, что Юля под вечер, когда солнце не такое сильное, ходила в степь собирать кизяк, а он потом отвозил его домой. Уже целый воз заготовили на зиму. Я шёл и всё думал о своей маме, как ей трудно в разлуке с детьми, как она переживает за всех нас. Юлю я застал за работой – она стирала.  Она бросилась мне на шею с поцелуями:
 – Я думала, братец, ты нас с Феликсом совсем забыл.
 – Нет, родная. Мы были в гостях у дяди Антона два дня, а потом я ходил в райвоенкомат становиться на учёт. Сейчас Маню проводил и зашёл к тебе. Феликс мне сказал, что ты воз кизяка насобирала. Это здорово, ведь зима уже близко, спросит, где лето было. Тебе, наверное, тяжело?
 – Ничего, нормально. Нужно запасти топливо на длинную зиму. Я думаю, ты маму привезёшь домой на постоянное жительство.
 – Юленька, я всё время думаю об этом. Мама всегда в моей голове и сердце. Я обязательно верну её домой, заверяю тебя. А с тобой мы съездим к глазному врачу. Альберт обещал сообщить мне, когда врач приедет в райбольницу.
 Я вернулся домой, решил заняться ремонтом яслей для коровы и клетки для телёнка. В сарае всё было сломано. Ещё в сороковом году тёща наменяла на пшеницу у казахов берёзовые жерди: одно ведро пшеницы за одну жёрдочку. Жерди за годы пересохли, топор не берёт. Я нарезал их по размеру, а прибить нечем. Гвоздей вообще нет, не только в доме, но и в колхозе. Все строительные материалы отпускаются строго по лимиту. Я пошёл в кузницу, чтобы найти проволоку и делать из неё гвозди. Кузнец сказал, что вряд ли в кузнице найдётся проволока, люди всё подбирают сразу,  гвоздей нет. Он посоветовал мне пойти туда, где стоит  сельскохозяйственная техника, может, там удастся что-нибудь найти. Я долго ходил вокруг техники безрезультатно, и, наконец, заметил, что крышка сеялки привязана проволокой. Я её снял: проволока ржавая, но пойдёт. Дома я разрубил топором и молотком проволоку на куски, за один конец стал прибивать, а гвоздь самодельный гнётся и не идёт в твёрдую сухую берёзу. Я стал острым концом напильника делать углубления в дереве, а потом потихоньку забивать в них гвозди. Провозился до самого вечера.
 В половине восьмого приехала Маня. Она рассказала, что директора школы и часть учителей переводят в соседнюю Вишневскую среднюю школу, а наша школа станет начальной, с одним седьмым классом. Маню назначили заведующей этой школой и преподавателем математики, физики, немецкого языка и черчения в седьмом классе. На следующий день Мане предстоит принимать у директора школы дела, составить учебный план на первое полугодие, распределить по классам учительниц. Директор организовал в школе питание учеников на большой перемене. Родители были очень благодарны и во всём помогали учителям: сажать и копать картошку, сеять просо – «рыжик», как его называли в обиходе. Маня беспокоилась, как она справится с этой дополнительной работой. Я сказал Мане, что у неё теперь есть помощник, что я во всём буду с удовольствием ей помогать: к примеру, я мог бы вести в школе физкультуру два раза в неделю. Маня обещала поговорить с заведующим РОНО насчёт меня, и сказала, что, кроме меня, ей не на кого больше надеяться, так как за все мужские дела в школе отвечал директор. С Божьей помощью мы справимся вместе со всеми трудностями.
  На следующий день я встал в семь часов утра, а Маня полчаса назад уже ушла в школу, как сказала мама. Я отправился в сельсовет выяснить у Станислава,  как он получил военный билет, сразу или позже. Станислава не было. Зося стала расспрашивать меня о моей семейной жизни. Я отшучивался: мол, если бы я прожил год с женой, то что-то мог бы рассказать. Зося вспомнила о наших юношеских поцелуях в коридоре общежития, сказала, что не может выбросить меня из головы и сердца, и что такой любви, как наша первая любовь, у неё больше никогда и ни с кем не будет.
  Пришёл Станислав. Мы вошли в его кабинет. Станислав удивился, узнав, что мне не дали сразу военный билет и обещал зайти к военкому и всё разузнать обо мне, когда поедет в район на совещание. Мы разошлись. На улице мне встретился директор школы. Мы поздоровались. Он сказал, что ему очень жаль оставлять Краснокиевку и переезжать на новое место. Здесь налажена работа, и коллектив хороший. Но служба есть служба.
 – Я вашу супругу рекомендовал на должность заведующей школой. Она серьёзная женщина, справится с этой работой. Я написал ей все инструкции и всё объяснил.
 Поблагодарив директора за такое высокое доверие к моей супруге, я направился к ней самой, в школу. Маня сидела в директорском кабинете и была погружена в изучение многочисленных бумаг. Я расцеловал мою ненаглядную заведующую, сказал, что Господь Бог ей во всём поможет, а я, её правая рука, сделаю всё возможное и невозможное ради неё, ведь она – моя жизнь и всё моё богатство.
 Мы пошли домой пообедать. После обеда я упросил её отдохнуть немного, взял на руки и прямо в платье уложил на кровать и накрыл одеялом. Маня посмеялась моей усердной заботе о ней, разделась и легла в постель; глаза у неё слипались от чтения бумаг в школе. Я пошёл навестить брата и сестру.
 Юля занималась ремонтом одежды, пришивала заплатки. Феликс, как мне сказала Юля, после работы проводит время с дружками и подружками, домой приходит в десять-одиннадцать часов вечера. Я рассказал Юле о назначении Мани заведующей школой. Она обрадовалась хорошей новости. Я сообщил Юле о своём намерении проведать маму и Екатерину до начала учебного года: возможно, на следующей неделе, если получится.
 – Это было бы лучшим подарком маме, братец, - поддержала меня Юлия.
 Вернувшись домой, я застал тёщу за складыванием высохших кирпичиков кизяка в скирду на зиму. Маня, оказывается, спала всего минут двадцать и снова ушла в школу. Я отослал тёщу в дом, а сам принялся укладывать кизяк в скирду, и до вечера управился с этой работой. Пришла Маня, а следом за ней корова – опять работа маме, доить корову.
  За ужином обсудили наши дела. Я сказал, что собираюсь сходить к маме в аул. Маня одобрила моё решение, она пошла бы со мной, если бы не подготовка к началу занятий в школе младших классов. Старшеклассники начнут учёбу только с первого ноября, так как нужно убрать на той неделе рыжик, в середине сентября – просо, а в двадцатых числах копать школьную картошку. Директор школы наказал, что, как бы ни было трудно, а питание для детей нужно обязательно обеспечить, от этого зависит успеваемость учеников. Я сказал, что директор очень умный мужик и добрый.
 – За ним завтра приедет подвода, и он поедет в Вишнёвку, - сообщила Маня.
 – Тогда я с ним пойду до Вишнёвки, а там всего сорок километров, и я у мамы. Ты точно знаешь, что он едет?
  – Знаю, его жена приходила за плащом, он висел в его шкафу в кабинете. Она мне и рассказала.
 Вечером мы с Маней пошли к директору школы домой. У Мани был важный вопрос: с кем договариваться о заготовке топлива для школы на зиму? Мне же нужно было попросить его довезти меня до Вишнёвки. Директор был рад нашему визиту, угостил нас чаем из сладкого корня. Маня расспросила директора обо всём. Он предложил ей писать ему о трудностях. Он ответит.
  – Я вас в обиду никому не дам. Заведующий РОНО в хороших отношениях со мной. Я им не спецпереселенец. Я свободный человек. Мои родители – спецпереселенцы, но я им не в силах помочь. Власть Сталина страшная и сильная.
  В конце разговора мы попросили у директора разрешения доехать с ним до Вишнёвки. Он согласился:
 – Хорошо. Нам интересно будет поговорить. Я хочу знать правду о войне. Вы всё видели своими глазами, а не то, что писали и говорили про войну.
 – Я расскажу Вам, какая убийственная это была война, братоубийственная бойня, уничтожение человечества. Когда от полка оставалось три-пять искалеченных бойцов, командир не мог об этом ни сказать, ни написать никому, иначе Сталин упрячет в  тюрьму до конца жизни, или расстреляет.
 Мы вернулись домой глубокой ночью. Маня говорит:
 – Подожди, не ложись. Я тебе покажу, что я хочу передать твоим родным. Когда я работала в Новодворовке, я купила кофту для мамы, а она оказалась ей велика. Твоей маме кофта будет как раз. А Екатерине передай от меня косынку, что подарили Альберт с Леной. Я всё равно летом хожу без платка, а зимой в ней холодно. Пусть Екатерина носит на здоровье.
  Я расцеловал Маню за её доброту и заботу о моих родных.
  Рано утром Маня щекочет меня. Я просыпаюсь и вижу, что она уже одета и готова идти в школу.
   – Вставай, покушаешь, не спеша. Я собрала тебе сумку в дорогу. В двухлитровой грелке – свежее молоко, будешь пить его вместо воды. Мама испекла лепёшек, помазала их маслом. В бутылке кислое молоко, будешь кушать лепёшки и запивать кислым молоком. Я беру сумку с собой в школу. Ты не торопись, соберись в свой счастливый путь как следует. Я тебя провожу.
  Я удивлялся, как Маня всё предусматривает заранее, и восхищался её расторопностью. Подвода подъехала в одиннадцать часов. Мы с Маней сразу пошли к директору, но в дом не заходили, ждали его на улице. Директор вышел с женой, попрощался с ней. И мы с Маней попрощались. Приятно было, что наши супруги так сердечно провожали нас, махали нам вслед руками.
  В Вишнёвку мы приехали под вечер. Директор предложил мне переночевать, а утром – в путь. Я поблагодарил его и двинулся дальше, объяснив, что по прохладе лучше идти. Сумка моя тоже стала полегче, свежее молоко мы втроём выпили: было очень жарко в дороге.
  Шёл я быстро. Ночь была звёздная, светлая; далеко видно, как днём. В степи перекликались барсуки. Они ночью пасутся в низинах, где трава зелёная, а днём спят в своих глубоких (до четырёх метров!) норах с извилистыми поворотами. Норы они делают на каменистых возвышенностях, и всю зиму  крепко спят, как медведи. За лето старые барсуки накапливают до трёх килограммов жира. Их жир излечивает туберкулёз лёгких и другие болезни. На барсуков охотятся, но они очень осторожны, хорошо слышат и никогда не выйдут из нор, если поблизости находится человек.
     Я пришёл в аул в пять часов утра. Тётя уже встала доить корову. Мы обнялись с ней, поцеловались. Тут вышла мама, говорит, что не могла уснуть, всё думала обо мне. Потом всполошилась: не случилась ли беда, раз я пришёл в аул. Я её успокоил: никакой беды не случилось, просто я решил навестить родных, поблагодарить тётю и дядю за такой  королевский подарок на свадьбу – живого барана. Гости просили добавки шурпы с лапшой, которую приготовила Лена по-казахски, дай ей Бог счастья.
     Вышли из дома Екатерина с Леной; им нужно идти на дойку. С ними мы тоже поздоровались по-родственному, обнялись, поцеловались. Я положил сумку в открытое окошко и пошёл провожать маму на ферму, всю дорогу уговаривая её не беспокоиться: у нас всё хорошо.
   Когда я вернулся в дом, дядя уже встал, встретил меня с радостью, расспросил, как я устроился в новой семье.
  – Лена нам всё подробно рассказала о вашей свадьбе. Дети очень довольны, они впервые в своей жизни увидели настоящую свадьбу. Очень им всё понравилось, особенно баянист, который всё время играл и пел. Янек, я очень доволен твоим выбором. Ты будешь с ней счастлив.
 Я сердечно поблагодарил дядю за свадебный подарок. Тут женщины пришли с дойки. Вся семья собралась за столом, не было только Владимира: он сутками работал в бригаде. Дядя раздобыл у казаха бутылку самогона – отметить встречу. Тётя неожиданно начала благодарить меня:
 – Мы тоже будем готовиться к свадьбе после уборки. Спасибо тебе, Янек, ты молодец, помог Владимиру уговорить Екатерину выйти за него замуж. Нам лучшей невестки не найти, нам она всем нравится, работящая, в маму удалась, отца мы не помним.
 – Дядя, тётя, что от меня зависит, что в моих силах – я всё сделаю, чтобы Владимир с Екатериной были счастливы. Вам, наверное, Владимир и Лена рассказывали о нашем семейном разговоре. Я тогда посоветовал Владимиру быть посмелее и понастойчивее, а сестре велел одуматься, и не морочить парню голову. Мы, наша семья – за их совместную жизнь.
  Дядя ушёл в кузницу. Я отдал подарки маме и Екатерине. Мама примерила кофту – все женщины сказали, что кофта ей к лицу.
   – Тётя, Лена, простите нас, что я не принёс вам хотя бы маленького подарочка. Нам с Маней очень стыдно перед вами, но мы израсходовали на свадьбу все наши копейки, и ещё в долг взяли у учительницы. Но в будущем, с помощью Господа Бога, мы разживёмся и постараемся свою вину перед вами исправить и отблагодарить вас за огромную помощь нашей семье. Я ваш вечный должник.
 Второй раз пришлось мне просить прощения у родных за свою нищету. Я остался ночевать в ауле. Весь день мы с мамой обсуждали один и тот же вопрос – о возвращении домой. Мне даже спать не хотелось, и я не ложился днём отдыхать, хотя ноги гудели от усталости. Легли спать поздно. Я уснул мёртвым сном. Мама рано утром еле растормошила меня. Я умылся, выпил кружку холодного молока, попрощался со всеми, кроме маленьких, которые ещё спали, и Владимира – он был в бригаде, и ушёл.
  Утром хорошо идти – не жарко, и легко дышать. Прошёл, наверное, порядочное расстояние – жара начала донимать. Посмотрел на часы – около часа дня. Пора отдохнуть, перекусить. Мне дали в дорогу творог со сметаной в литровой консервной банке, хлеб с маслом, молока в грелке. Так, с остановками на передышку, дошёл до Чкаловской МТС к пяти часам. Пока шёл без рубашки, спина перегрелась, обгорела на солнце.
 Домой прибыл в два часа ночи. Маня меня ждала: обняла, поцеловала – говорит: «Губы твои как тёрка стали». У Мани был приготовлен большой чугунок тёплой воды для меня. Я вынес его на улицу, и Маня стала поливать мне голову и спину. От тёплой воды, или от тёплой Маниной заботы, мне сразу стало легче, как будто и не было восьмидесятикилометрового пути по жаркой степи.
 На следующий день, после обеда, я пошёл с Маней в школу, ознакомиться с её подготовительной работой к учебному году. Я был поражён бесчисленным количеством программ и планов, которые Мане предстояло составить. Кроме календарного плана на первое полугодие по тем предметам, которые Маня преподавала, был ещё общешкольный план инспекционного посещения уроков в каждом классе. Одно перечисление планов занимало, наверное, не одну страницу: методический план, внештатный план, работа пионерской и октябрятской организаций, трудовое воспитание, работа с родителями учеников, экскурсии младших школьников на животноводческие фермы (ученики седьмого класса должны были помогать колхозу в выходные дни: по четыре часа работать на ферме – убирать навоз, разносить корм животным). Были ещё общие и личные планы агитационно-массовой работы среди населения. К каждому учителю, помимо преподавания в школе, прикрепляли по десять дворов для проведения агитационной работы на общественных началах. Кроме того, они должны были читать лекции на общем собрании населения в доме культуры. Тематика лекций и сами лекции согласовывались с райкомом партии. Лекции и агитационная работа на «десятидворках» были приурочены к конкретным датам: первому мая, седьмому ноября, восьмому марта, девятому мая, дню Конституции, дню Советской армии. Если учесть, что учителя ещё и активно участвовали в сельскохозяйственных работах, то времени на домашние дела и вообще на частную жизнь у учителей оставалось мало.
 Я оставил Маню с её планами и ушёл к родным. Мама передала Юле и Феликсу килограмм масла, литровую грелку сметаны, пять-шесть килограммов муки. Всё это я отнёс Юле, рассказал ей о встрече с мамой, Екатериной, обо всех новостях, и вернулся в школу помогать Мане. Вечером мы с Маней зашли к Станиславу: нужно было договориться с его женой Аделей, учительницей, о том, какие предметы она хочет преподавать и какой класс вести. На ближайшем педсовете нужно было ещё выбрать пионервожатую из числа учительниц – ещё одна бесплатная нагрузка. Хорошо, что только на полгода, а потом – замена. Аделя согласилась вести седьмой класс и преподавать биологию и химию, и это всё, ведь ещё дома надо трудиться.
   А моя Маня пропадала в школе с семи часов утра до восьми–десяти часов вечера, с часовым перерывом на обед. Она должна была контролировать учителей и отчитываться перед секретарём нашей парторганизации, а тот – перед райкомом партии.
   До начала учёбы в школе нужно было убрать рыжик. Договорились с учителями на воскресенье. Работали дружно: четверо вырывали рыжик с корнями, одна работница укладывала в снопы вдоль поля, другая – вязала перевясла. Вечером я отпустил Маню и учителей домой, дождался Феликса с подводой, и вместе с ним мы погрузили рыжик, и в два рейса отвезли его для просушки в спортзал школы, где нас ждала Маня. Работали до половины второго ночи.
   Феликс повёл лошадей на базу. Мы с Маней вернулись домой в третьем часу. Маня меня благодарила за помощь: убрали рыжик за один день. Самое главное – рыжик на месте. Теперь его будут теребить, спелые снопы молотить деревянными колотушками, а недозрелые снопы шелушить руками. Когда убирали рыжик, сразу отделяли спелые колосья от незрелых.
   – Янек, мне сейчас, перед началом учебного года, очень трудно. Осталась неделя. В субботу педсовет, а в понедельник встреча первоклассников. Они придут с родителями. Нужно подготовить небольшую речь, а в воскресенье ещё раз проверить готовность классов к занятиям.
  Я подошёл к ней, крепко прижал к своей груди, поцеловал и сказал:
  – Да поможет тебе Господь Бог во всех твоих делах.
  – В начале учебного года обязательно приедет комиссия: заведующий РОНО, инспекторы, заведующий отделом просвещения райкома партии. Их придётся пригласить на чай. Нужно у кого-то занять деньги на угощение, хотя бы двадцать рублей: купить бутылку водки, печенья, конфет – а остальное всё своё. Мне стыдно просить у учителей. Ты попроси взаймы у Станислава до десятого октября. Я получу зарплату и отдам.
 Утром я зашёл к Станиславу, объяснил ситуацию, сказал, что у нас нет ни гроша, а комиссию из района, которая приедет проверять готовность школы, нужно напоить чаем. Станислав дал мне денег. Потом он рассказал мне новость, от которой у меня потемнело в глазах и мороз пошёл по коже:
 – Я заходил к военкому по твоему делу. Оказывается, есть приказ Кунаева, секретаря ЦК партии Казахстана, по которому дети, переселённые с родителями, тоже являются спецпереселенцами. Если родители являются врагами народа, то их детям, даже если они участвовали в войне, и имеют боевые награды, не выдают ни паспорт, ни военный билет. Они находятся под надзором коменданта, имеют право передвигаться по Казахстану по пропуску, выданному комендантом.
 Я вышел от Станислава, не видя дороги. За что я воевал, был ранен? Имею награды, а остался заключённым без всяких прав, без права на защиту своей личности!  Правительство СССР издаёт одни законы, а у Кунаева, бая Казахстана, свои законы, и обжалованию они не подлежат.
 Я всё думал, за что Господь Бог нас так наказал. Отец в тюрьме пропал без вести, на наши письма не отвечал. В одну ночь забрали сорока двух мужчин, и вот уже одиннадцать лет от них нет ни слова. Враги народа осуждены без права переписки. Мать, сёстры и брат нищие. Мать убежала с сёстрами доить коров в казахский аул, чтобы не умереть с голоду. Я вернулся из армии – ни кола, ни двора. Зачем жить на этом свете без всяких прав на эту жизнь? Я шёл и думал, рассказать ли эту горькую новость Мане. Решил пока её не расстраивать – у неё и так нервы напряжены до предела.
Маня сидела в учительской одна и писала. Я отдал ей деньги, которые одолжил мне Станислав:
 – Милая, я не привык носить деньги, у меня их никогда не было. Ты будешь в нашей семье главным кассиром. Договорились?
 Маня засмеялась, сказала, что заждалась меня, так долго я был у Станислава, и попросила меня вытереть пыль с парт. Уборщица была выходная, а если с парт не вытирать пыль каждый день, то утром на них можно пальцем писать – такой у нас сильный ветер. Я вытер парты и доски во всех четырёх классах и шутливо доложил Мане:
 – Товарищ майор, ваше задание выполнено. Маня, ты помнишь нашу четвёрку? Все тебя называли майором и отчитывались перед тобой. Хорошая была четвёрка неразлучных друзей. А теперь это семейные люди, детей имеют. Время бежит. Я тоже хочу ребёнка, сына. Давай попробуем школьника сотворить.
 – Ты что, не видишь, где мы находимся? Есть для этого длинная ночь – трудись до усталости.
 – Да, ты во всём права. Я сдаюсь, товарищ майор.
  Мы пошли обедать. После обеда Маня вернулась в школу. Я отправился проведать брата и сестру. Феликс как раз подъехал домой на обед. Юля в присутствии Феликса пожаловалась, что он поздно возвращается домой с гулянья, а утром его трудно разбудить. Я постарался вразумить Феликса: он уже взрослый парень, и надо подумать о будущей жизни и о том, как закончить седьмой класс.
  – Ты помнишь; мне было двадцать лет, и я никуда не ходил, только работал. Ты пойми меня: нельзя ночами гулять, а днём работать. Ты упадёшь без сил, заболеешь, а лечить тебя не на что – у нас ломаного гроша нет. Я не ругаю тебя, а прошу – подумай об этом. Я верю, ты исправишься, а я в любое время проверю, как ты исполняешь данное нам с Юлей слово. Маня поедет в район за зарплатой, купит тебе учебники для седьмого класса, ведь первого октября у тебя начнутся занятия. Ты посмотри, какие учебники  шестого класса годятся для седьмого, и составь список тех, что нужно купить. Спасибо вам с Юлей за то, что вы заготавливаете на зиму кизяк. Мы маму обязательно на зиму возьмём домой.
 Я вернулся в школу, забрал Маню, а то она за работой забыла покушать и отдохнуть. Мы с мамой еле уговорили её полчаса полежать. Маня послушалась – видимо, очень уж утомилась, иначе отправилась бы в школу сразу после обеда, составлять свои планы.
  Я пошёл к нашим соседям, двум старым китайцам, в возрасте за семьдесят лет. Они жили в том же доме, через стенку от нас.

 

ИСТОРИЯ  ДВУХ  КИТАЙЦЕВ


  Двое китайцев из разных провинций Китая перед самой Октябрьской революцией пришли во Владивосток, принесли товар: ситец и другую мануфактуру. Торгуя, они дошли до Иркутска. А после революции закрыли границу, и китайские «коробейники» остались в Иркутской губернии. В Сибири они занялись выращиванием овощей и продавали их на рынке. Так они работали до двадцать седьмого года, когда их признали китайскими шпионами и посадили в тюрьму. Следователь сказал им: «Вы обвиняетесь в шпионаже в пользу Китая. Подпишите бумаги». Китайцы, которые плохо понимали по-русски, повторяли два слова: «хорошо» и «спасибо». Они подписали бумаги и получили по десять лет наказания за «шпионаж». Китайцы работали на лесоповале, а когда стали нетрудоспособными, их направили в сорок шестом году на постоянное жительство в Казахстан, в наш посёлок «Точка-8» - Краснокиевка. Никаких документов, кроме справки об освобождении по отбытии срока наказания и о направлении в Казахстан, у китайцев не было. Работать в колхозе они не могли, так как из-за ревматизма еле передвигали ноги. Мы очень уважали наших соседей – китайцев, которых на русский лад звали Ваня и Тай. Их мужество, терпеливость и доброжелательная отзывчивость ко всем, кто обращался к ним с просьбой, вдохновляли нас преодолевать трудности такой жестокой и несправедливой жизни. Но человек всегда должен бороться за свою жизнь.
  Ваня и Тай имели огород в двадцать пять соток и держали кур и гусей. Это был их единственный(!) источник средств существования. Они выращивали ранние овощи: морковь, лук, помидоры, огурцы; сажали картошку. Рассаду подготавливали в доме, а как только становилось тепло, набухали почки, высаживали её в грунт, который обрабатывали перепревшим трёхлетним перегноем. В июле у них уже были красные помидоры. Ваня и Тай продавали овощи, и на эти деньги покупали пшеницу, муку. Шофёры колхоза часто занимали у них деньги и в отдачу привозили им продукты, навоз, осенний кизяк на топку. Ночью китайцы охраняли свой огород. Дети посёлка выменивали у них спелые помидоры за выпрошенные у родителей или просто украденные полведра пшеницы.
  Своё хозяйство Ваня и Тай вели экономически грамотно. На зиму они оставляли шесть молодых куриц и двух гусынь, чтобы неслись, и на развод. Заранее рассчитывали даже количество клубней картошки на зиму: на посадку по количеству лунок и на еду по шесть-десять штук в день на триста семьдесят дней, с запасом в десять процентов. Овощи хранили в подвале дома. Большой доход им приносил мак, который они сажали между картошкой. Из мака высушивали тонкие пластинки, содержащие опиум, и давали в строго ограниченных количествах населению посёлка в качестве лекарства от боли. Денег сразу не брали. Если поможет, заплатишь, сколько хочешь. Семена мака сдавали на Кокчетавскую кондитерскую фабрику.
     Ваня и Тай работали с четырёх до десяти часов утра и с шести до двенадцати часов вечера, сидя в своём огороде на маленьких стульчиках и передвигаясь с помощью палки. Со стороны на них больно было смотреть. Все жители посёлка любили наших китайцев за трудолюбие, деликатность и доброту. «У тебя нет – возьми» – дадут, да ещё поклонятся, приложив руку к сердцу. И никто, даже дети, никогда не обманывал их. И сами китайцы были исключительно честными. Если, бывало, наша курица снесётся в их сарае, они обязательно принесут яйцо, скажут: «Ваша курице сидела», так как они каждое утро проверяли своих кур и знали, сколько будет у них яиц. Мы никогда не запирали дом, знали: соседи-китайцы за ним присмотрят. Они были нам как родные: всегда угощали нас, любили с нами поговорить. С того времени, как началась наша большая дружба с Мао и стали ходить пассажирские поезда «Москва – Пекин», Ваня и Тай каждый год подписывались на государственный заём и аккуратно платили по нему.
    В тысяча девятьсот…(?) году я лежал с язвой желудка в Кокчетавской больнице. Меня лечил терапевт – китаец Ким. Я ему рассказал о моих соседях. Он заинтересовался, попросил написать ему их данные: год рождения, когда и из какой провинции приехали, фамилии родственников и т.д. Я всё разузнал и послал Киму. Осенью я снова приехал в больницу – проверить, зажила ли язва, и встретился с Кимом. Он сказал, что отправил письмо в Китай со всеми данными моих соседей-китайцев. Если придёт ответ, он переведёт его на русский язык и пришлёт на мой адрес. Ким пригласил меня к себе домой, очень благодарил за заботу о его земляках. Жена Кима, русская – тоже врач, только детский.
  Через некоторое время пришло письмо из Китая от сына старшего китайца Вани. Когда Ваня уходил из дома, сыну был годик, а теперь он работал в той же провинции секретарём компартии и сам имел двух сыновей. Второму китайцу, Таю, весточки не было. Ваня, получив известие о сыне, два дня плакал от радости, приходил ко мне, целовал, предлагал деньги. Я сказал ему, что делаю это всё в память о моём отце, о котором ничего не известно. Мы с китайцами наняли у комбайнера нашего колхоза машину – ему продали её по госцене в качестве премии за уборку урожая – и поехали в Кокчетав к Киму. Китайцы мои плакали у Кима; врач долго держался и тоже заплакал. Они разговаривали на родном языке. Я вышел на улицу к шофёру. Ким дал мне адрес китайского посольства в Москве, куда я должен был написать о моих соседях. Манин брат Юлиан был председателем Краснокиевского поселкового совета, и он мог нам разузнать в отделении милиции, какие документы нужно собрать китайцам: справку из поселкового совета, с какого времени они проживали в посёлке и чем занимаются; справку о состоянии здоровья и другие. Мы сняли копии со справок и послали в Москву, в китайское посольство. Месяца через три пришло разрешение на выезд, но визы и паспорта нужно было получать в Омске, в отделении китайского посольства. Китайцы сами были не в состоянии поехать туда. Написали в Омск, и нам ответили, что документы можно получить по доверенности, заверенной нотариусом. Мы решили: раз затеяли это дело, нужно довести его до конца. Но кому оформлять доверенность и ехать в Омск? У меня не было документов, а Мане нельзя было оставлять школу. Пришлось Юлиану взять всё на себя, одной бумажной волокиты – целая гора.
 Тем временем Ваня и Тай начали продавать своё имущество, но денег у людей не было покупать их вещи. Юлиан договорился со сберкассой продать ей облигации китайцев, так как они уезжают в Китай. Нужно было только представить информацию об оплате облигаций по каждому году займа, заверенную сельсоветом. Все свои вещи и урожай Ваня и Тай обменяли на облигации, которые люди с удовольствием им отдавали. Набрали облигаций на девять с половиной тысяч рублей. Сельсовет дал нужную справку, и Юлиан свозил китайцев в сберкассу для получения денег за облигации. Квартиру свою китайцы продавать не стали, оставили Юлиану: когда он женится, будет, где жить. Всего набралось одиннадцать тысяч двести рублей. Оказалось, что обменять на китайские деньги можно только небольшую сумму. Мы отложили деньги на обмен и на железнодорожный билет от Петропавловска до Пекина, а на остальные решили купить для китайцев приличную одежду. Юлиан съездил в Омск, привёз визы, паспорта, китайские юани и купил Ване и Таю прекрасные шевьетовые костюмы Ленинградской фабрики. Хорошие ботинки, бельё, по четыре рубашки каждому и даже шляпы купили у нас в районе. Остались деньги и на подарки: приобрели две швейные машинки и два отреза по три метра шерстяной ткани.
 Китайцы две недели почти не спали. Ваня рассказывал нам, что только положит голову на подушку – перед глазами жена и маленький сын. Тай получил уведомление о том, что его жена умерла, а других откликов не было. Юлиану дали отпуск на четыре дня, чтобы проводить Ваню и Тая до Петропавловска и посадить в поезд «Москва-Пекин». Ехать надо было с пересадками: до Тайнчи на автобусе, а дальше на местном поезде до Петропавловска, через который проходил поезд, шедший в Китай. Юлиан с честью справился со своей задачей.
  Когда Ваня и Тай уезжали от нас, они очень плакали, встали на колени, целовали нам руки и ноги, кричали: «Спасибо, спасибо!». Вся улица пришла провожать их до автобуса. Люди искренне жалели китайцев. Бедные страдальцы всю свою трагическую жизнь провели вдали от родины, от Китая; не видели ничего, кроме тяжёлого труда и лишений.
   Квартиру Юлиан подарил бабушке Филе. Ему она была не нужна, так как он жил с нами. Бог ему трижды воздал за его бескорыстную помощь людям. Перед Новым Годом пришло нам письмо из Китая от сына Вани. По-русски – только много слов благодарности: «большое спасибо, большое спасибо всем». Остальные два листа были написаны по-китайски. В райцентре в ресторане работал поваром китаец лет пятидесяти. Он перевёл нам письмо. Сын Вани, секретарь райкома партии, приглашал всю нашу родню в гости в Китай; благодарил за то, что спасли его отца и друга Тая. Жена Вани умерла. Если он, сын Вани, будет ехать в Москву, то заедет к нам и привезёт подарки.
Так проявилась в жизни официально прославляемая дружба народов. Простые люди польской национальности, жившие не по своей воле на чужбине, помогли двум старикам китайской национальности, задержавшимся тоже не по своей воле на чужбине на тридцать с лишним лет, вернуться на родину к своим близким. Эти китайцы Ваня и Тай, плохо говорившие и понимавшие по-русски, заслужили своим поведением, своим отношениям к людям, любовь и сочувствие жителей посёлка, товарищей по несчастью, и, прежде всего, своих непосредственных соседей, то есть членов нашей семьи.

 

РАБОТА  В  ШКОЛЕ


            Когда я пришёл домой от соседей-китайцев, Маня уже вернулась из школы и гладила платье к завтрашнему дню – началу учебного года, первому дню работы Мани в новой должности. Кажется, всё готово и проверено. Уборщица вымыла полы, на дверях классов написаны их номера. Звонок на месте, ждёт учащихся. Осталось только налить утром свежей воды в бачок. А Маня всё волнуется:
    – Завтра в шесть часов подъём. Ты можешь спать, тебе не идти в школу.
    – Я провожу тебя и благословлю на твои творческие дела. А хочешь – останусь в школе до первого звонка.
    – Если у тебя есть такое желание, мне будет легче произносить приветственную речь. Я посмотрю на тебя, и сил прибавится. Возможно, Господь Бог поможет нам устроить тебя в школу; будем работать вместе.
  Утром, в половине седьмого, мы с Маней уже были в школе. Скоро пришла уборщица. Маня попросила её налить в бачок питьевой воды для учащихся. Затем пришли учительницы: Струминская М.Ф., Тышкевич Антонина Константиновна, Прилуцкая А.Б., Саковская Евгения Станиславовна. Родители начали приводить первоклассников. Учительницы вышли на улицу встречать своих питомцев. Каждая учительница проверила свой класс по списку и построила детей в две шеренги. В первом классе было двадцать восемь детей, в остальных – по двадцать – двадцать пять учеников. Маня обратилась к родителям, поблагодарила их за то, что они пришли со своими детьми, рассказала о педагогическом коллективе, о распорядке занятий; сказала, что школа не имеет своих учебников. Родителям придётся их купить, а также приобрести другие школьные принадлежности: тетради, ручки, карандаши для рисования, чернила синего цвета для домашних работ. По любому вопросу родители могут обращаться к учителям и заведующей школой, Марии Феликсовне; сказала, что они могут даже присутствовать на уроках, если возникнет необходимость. Только совместными усилиями учителей и родителей можно добиться успехов детей в учёбе. Наконец, уборщица принесла звонок-колокольчик, и девочка в сопровождении двух мальчиков прошла вдоль шеренг учеников, туда и обратно, всё время звоня в колокольчик. Мария Феликсовна пригласила детей разойтись по классам вместе со своими учительницами. Я стоял среди родителей и наблюдал за Маней. Всё прошло нормально. Многие родители, а это были, конечно, мамы, тоже вошли в школу посмотреть, где будут учиться их дети.
  У меня же было свободное время, и я отправился проведать сестру Юлю. Она складывала собранный кизяк в скирду на зиму. Юля сказала, что вечером они с Феликсом снова пойдут собирать кизяк, покуда не наберут полный воз. Ночь лунная, степь хорошо видна. Ещё нужно собрать два воза кизяка, чтобы топлива хватило на всю зиму. Я похвалил сестру за хозяйственную струнку, за то, что думает о будущем. Мне вспомнился разговор с расчетливыми китайцами. Они рассказывали, что зимой едят только два раза в день, потому что не работают, а один раз в неделю, обычно в среду, совсем ничего не едят, а только пьют воду, чтобы промыть желудок. Тогда будешь здоров, и желудок не заболит. Даже в тюрьме китайцы в среду отдавали другим своё питание – и выжили! Это при самой плохой пище, которой кормят заключённых, которую и собаки есть не будут. Вот какая у китайцев премудрость.
 Юля сказала мне, что моя беседа с Феликсом помогла. Он стал раньше приходить домой.
 – Ты направляй его на хорошее, братец. Феликс тебя любит и прислушивается к твоим советам.
  Вернувшись домой, я занялся хозяйственными делами. Тут пришла Маня. Я вышел ей навстречу:
  – Милая, устала? Как прошёл первый день занятий?
  – Слава Богу за хорошее начало. На этой неделе будем рыжик молотить. Солому распределим между учителями. И на нашу долю достанется.
  – Я сам буду молотить, а ты занимайся своим делом.
      Мама предложила нам пообедать на свежем воздухе, в тенёчке, пока комаров нет. А сама пошла в дом, «молиться за успехи Мани», как она сказала.
   – Видишь, как мы с мамой болели за тебя. Не волнуйся, всё будет хорошо. В твоей работе, как я понимаю, главное – крепкая связь с учителями. Ты постарайся обращаться с ними не как заведующая, а как подруга, вежливо проси их что-то сделать. Давай мы предложим учителям поступать с учениками так, как в методике пишут, и стараться найти особый подход к трудным детям. Если ученик упрямый, хулиган, заводила в классе, нужно не ругать его, а поговорить с ним отдельно. Сказать ему, что хотелось бы назначить его старостой класса, но с этого дня он должен вести себя достойно: на уроках быть внимательным, на переменах не толкаться, не кричать, не обижать девочек. И дружков своих останавливать, если расшалятся. После «испытательного срока» хорошо бы похвалить этого ученика его родителям. Им будет приятно услышать добрые слова о сыне, и самому ученику стыдно будет безобразничать.
     Маня сказала, что я рассуждаю как настоящий учитель. Добрым словом можно добиться большего от детей, чем наказанием. А взаимопонимание между учителями – залог их успешной работы.
     После обеда я пошёл молотить рыжик. Маня прилегла отдохнуть. Через два часа она тоже пришла в школу, удивилась, как по-хозяйски я распорядился рыжиком: обмолоченные снопы сложил в сторонке, незрелые снопы разложил на подоконнике для дозревания, семена рыжика рассыпал на полу для просушки. Маня обняла меня:
   – Дай я расцелую тебя за отличную работу. Я тебе буду помогать.
   – Не надо мне помогать. Эта детская работа для меня одно удовольствие. Занимайся школьными делами, я сам справлюсь.
     Маня ушла, я продолжал возиться с рыжиком. В коридоре раздался мужской голос, зовущий меня. Я вышел. Это был брат Альберта Эрнст. Он принёс мне хорошую весть о том, что в четверг приезжает глазной врач из Кокчетава, и мне нужно привести Юлю на приём к десяти часам утра. Поблагодарив Эрнста и проводив его на улицу, я заглянул в кабинет к Мане. Она крепко спала, положив голову на свои бумаги. Я тихонько прикрыл дверь и вернулся в спортзал. Сообщение Эрнста придало мне сил, и с новым рвением набросился я на рыжик, которого осталось молотить ещё больше половины. Через час пришла в спортзал Маня, говорит, что немного уснула прямо за столом. Я в ответ привёл слова профессора, лечившего меня:
    - «Молодой человек, ваш организм сам себя регулирует. Вам надо только слушаться его: просит кушать – нужно покушать; просит отдохнуть, поспать – прилягте хотя бы на самое малое время, на полчаса. После отдыха вы сделаете в два раза больше». Так и ты, Манечка, должна делать. Дома не отдохнула – вот и уснула во время работы крепким сном, не услышала, как Эрнст приходил в школу. Альберт просил Эрнста передать мне, что глазной врач приезжает в районную больницу из Кокчетава. Мы с Юлей в четверг рано утром пойдём в район.
   – Слава Богу! Хорошая весточка! Как бедная Юля страдает… Зрение – это жизнь: ты видишь окружающий тебя мир, и легче приспособиться к нему. Надеюсь, врач назначит лечение, которое поможет Юле.
  Маня посмотрела, сколько рыжика я обработал:
   – Ещё один день, и ты закончишь. Хватит тебе, пойдём в учительскую, будешь мне помогать. Я буду писать, а ты будешь мне рассказывать, как воевал с бандеровцами. Мне очень нравится, как ты рассказываешь о войне. Слава Богу, что она закончилась, и ты вернулся ко мне. В последнее время перед твоим приездом, когда три-четыре месяца от тебя не было писем, у меня надежда оборвалась увидеть тебя снова. А тут ещё мама мне пророчит, дескать, останешься одна, всё перебираешь женихов да отказываешь замечательным парням. Понимаешь, после таких разговоров я уснуть не могла, всё думала: неужели меня судьба так жестоко наказала? За месяц до твоего возвращения ко мне приехал главный инспектор РОНО, предложил мне руку и сердце. Я ему сказала, что он мне нравится, но я дала слово любимому своему и жду его. Инспектор говорит, что слово это давно улетело, а Вы всё ждёте. Я ещё раз повторила, что буду ждать до конца. Инспектор хотел, чтобы я поехала с ним в Сочи, ему дали путёвку от профсоюза. Я, конечно, отказалась, сказав, что не могу маму одну оставить. Инспектор обещал в начале учебного года прислать сватов ко мне. И главный сват – заведующий РОНО, который и рекомендовал меня как лучшую невесту в районе. Разговор происходил в присутствии мамы. Она мне сказала после ухода инспектора, что он добрый парень – по глазам видно, и чтобы я не вздумала больше отказываться. За перебор получишь недобор. Кто многого хочет, не получает в итоге ничего. А мама желает своей дочери только добра и даёт хороший совет. Слава Богу, что ты вернулся. Многие женщины, и пожилые, и молодые, говорили мне, что первая любовь – это первая корка свежего хлеба, самая вкусная-превкусная, лучше любого дорогого торта. Первая любовь, если она взаимная, бывает крепкой. Меньше скандалов, больше уважения друг к другу. И это говорили женщины, прожившие счастливо с мужем более полувека. Вот бы и нам столько вместе прожить!
     Я сказал, что в наше тяжёлое время жизнь непредсказуема и вся на нервах. Не знаешь, что тебя завтра ждёт. Маня решила отложить свою писанину на утро: на свежую голову легче писать. Мы пошли домой; вдруг Маня остановила меня и начала целовать и гладить меня по голове:
   – Я забыла поблагодарить тебя за работу. Мы все вместе, и за два дня столько не сделали за женскими разговорами. Ты теперь отдыхай, тебе с Юлей в район идти. А мы в субботу, когда подсохнут снопы на подоконниках, закончим их молотить.
    Было приятно сознавать, что день прошёл не зря, что ты добросовестно и хорошо поработал. Мы легли спать с лёгким сердцем и спокойной душой. На следующий день я предупредил Юлю, что завтра рано утром мы с ней поедем к глазному врачу. Феликса дома не было. Он с комендантом уехал в Тайнчу. Когда он вернётся, неизвестно. Я вернулся к себе и начал копать ров от дороги, чтобы скот не заходил в огород. Я провёл черту вокруг огорода длинной и шириной метров пятнадцать, обозначил объём земляных работ. Пришла Маня с работы, стала меня ругать за то, что не отдыхаю. Я в ответ сказал ей, что она тоже мало отдыхает, а умственная работа – это напряжение нервной системы и требует большего отдыха, чем физическая. Кроме повседневной текучки, нужно ещё готовиться к приезду комиссии РОНО, и все эти бесконечные планы: производственные, учебные, воспитательные – должны быть в полном порядке. Маня успокоила меня, что все планы составлены, но что уже до выходных надо думать, нагрянет комиссия, так как заведующая школой новая, и они приедут сюда в первую очередь.
   – Я вчера купила в магазине бутылку водки, печенье, сахар, консервную банку сайры, и от двадцати рублей у меня осталось только два рубля. Мама приготовит яичницу и чай.
  – Ты правильно сделала, что заранее всё купила. Приедет комиссия, а у тебя через полчаса уже накрыт стол. Маня, я возьму эти два рубля на лекарства для Юли, если врач назначит.
   – Этого мало, займи ещё у китайцев.
 – Стыдно у нищих стариков просить, я лучше ещё у Альберта займу. Глазные капли недорогие.
Во время обеда я сказал маме, что собираюсь выкопать ров, чтобы скот не портил огород. Мама предупредила меня, что земля здесь очень твёрдая, плохо поддаётся копке. Верхний слой, десять сантиметров – можно лопатой взять, а глубже – только ломом и топором по кусочку в три-пять сантиметров придётся рубить. Когда на кладбище четыре мужика копают могилу глубиной пятьдесят-семьдесят сантиметров (глубже не делают), целый день посменно рубят.
   – Зачем тебе копать? Купим жердей у казахов, сделаем забор. Это намного легче.
   – Я так и подумал. Забор поставлю на насыпи из земли, вырытой из канавы – он будет выше, а канава предохранит забор от скота. Пока я не на работе, займусь хозяйством.
   – Ну, ты теперь хозяин, делай, как ты думаешь. Дай Бог тебе этот хороший план выполнить.
    Маня посоветовала мне завтра, когда мы с Юлей пойдём к врачу, почаще останавливаться, и говорить Юле, что у меня болят ноги, чтобы она могла передохнуть. Нам предстояло проделать путь в пятьдесят километров. Моя милая, мудрая жена всё предусматривает заранее. Она велела мне отдыхать перед дальней дорогой, а сама ушла в школу, в который уже раз переправить перед приездом комиссии, составленные и выверенные планы работы. Я всё же решил начать копать ров. Будет начало, будет и конец. Лиха беда начало.
    До Маниного прихода с работы мне удалось прокопать  канаву длинной пять метров; вернее, снять верхний слой земли, хотя я вбивал лопату со всей силой рук и ног. Маня опять побранила меня за «непослушание», сказав, что от моего здоровья зависит здоровье всей семьи, и что я должен твёрдо помнить об этом и беречь себя. Маня полила мне воду на спину, а затем сама вытерла мне спину и грудь полотенцем. Умывальника у нас не было. Руки жены – лучший рукомойник: подают воду, куда нужно. После ужина мы с Маней зашли к Юле. Она испекла лепёшек в дорогу. Маня попробовала одну, похвалила: очень вкусно.
   – Юля, я сварила вам яиц, приготовила сметану, кислое молоко утоляет жажду. Ты не бери много, оставь Феликсу, он тебе будет благодарен за вкусные лепёшки, и Янеку не тяжело будет нести. Голодными не будете. Дай вам Бог съесть то, что я наготовила вам.
   – Маня, я должна выходить из дома в дорогу с хлебом, это по-Божьему правильно, так обычай велит.
    На следующий день, в начале седьмого часа, мы вышли с Маней из дома. Юля уже ждала нас у дверей. Поздоровались, попрощались с Маней, и двинулись с Юлей в путь. Да поможет нам Господь Бог одолеть эту длинную дорогу и прийти вовремя. По дороге обсуждали семейные проблемы. Феликсу скоро в школу, а у него нет обуви. Чуни старые есть, но ему бы хотелось простые рабочие ботинки. Цыгане носят, да дорого просят. Женщины говорят, что на рынке и в магазине можно купить в два раза дешевле.
   – Юленька, хорошо, что ты мне напомнила. Сегодня я встречусь с Альбертом, попрошу его достать в райпотребкооперации рабочие ботинки. Какой у Феликса размер?
    – Тапочки тридцать девятого размера, которые приобрели ему два года назад, были велики, а сейчас в самый раз, но он их уже почти износил, подошва порвалась, он её сам зашивал. Нужно заказать сороковой размер, он будет ходить зимой в школу в ботинках с портянками. Мама взяла в автолавке в ауле ситец, ему на две рубашки. Колхоз оплачивал дояркам шесть метров ситца, а остальное за свой счёт. Если снимут с Феликса мерку, то Лена сошьёт ему рубашки на швейной машинке. Мама хочет купить ещё чёрного материала ему на брюки в счёт зарплаты за трудодни.
     Так, в разговорах, мы прошли почти полпути. Сели отдохнуть, выпили кислого молока, есть не хотелось. Пришли в больницу в  четверть одиннадцатого, заняли очередь (мы были третьими). В кабинет врача зашли вместе. Врач тщательно осмотрел глаза Юли и сказал: «Золотуха, нужно длительное лечение». Он выписал два вида капель и мазь, и велел через три месяца приехать на осмотр. Главное, как сказал врач, - строго соблюдать режим лечения: промыть глаза одним видом капель, затем закапать другие капли, а через час нанести мазь. И так нужно делать три раза в день: в семь часов утра, в двенадцать дня и в семь вечера. Через полтора – два месяца, если будет улучшение, проводить процедуру только два раза в день, утром и вечером. Избегать солнца и другого яркого света.
     Мы поблагодарили врача, взяли рецепты и пошли в аптеку. Там насчитали за лекарства четыре рубля пятьдесят копеек, а у меня только два рубля. Я оставил Юлю подождать в аптеке и пошёл в контору к Альберту, занял у него три рубля, хотя он предлагал мне пять рублей. Кстати попросил Альберта достать для брата рабочие ботинки сорокового размера. Был уже полдень. Мы с Юлей купили лекарства, попили воды у колодца, и с Богом – в обратный путь. Прошли немного, сели на пригорке, перекусили лепёшками со сметаной, попили кислого молока и пошли потихоньку дальше. Юля была рада, что болезнь глаз, по словам врача, излечима, и она будет день и ночь молить Бога, просить у него помощи в восстановлении зрения. Юля всё говорила, благодарила меня, а я молчал. Мне не давала покоя мучительная мысль: для чего я живу на этом белом свете, если не могу сам себе заработать на жизнь, на кусок хлеба, на рубашку, чтобы прикрыть тело? В колхозе, работай даром – ничего не заработаешь. Я не могу сестре помочь в её беде, дать ей денег на лекарства. Я занял деньги, а отдать не могу, негде заработать. Мама трудится день и ночь, чтобы купить три метра ситца сыну-школьнику на рубашку. Я, здоровый мужчина, должен маме помогать, дать ей возможность отдохнуть на старости лет. А я без работы. Кто даст ответ на мою боль в груди? Государство не даёт свободы человеку, его творчеству. Всё выполняется под ружьём. Делай то, что тебе партия диктует, иди по тому пути, куда ведёт партия. Выполняй все законы и указания партии и правительства, а нарушишь закон – в тюрьму.
    Юля меня спрашивает, почему я молчу, о чём я думаю. Я ответил, что просто мечтаю о будущем:
– На уборку пойду работать на машине на пару с Леонидом Вишневским. Другой работы в колхозе нет. Маня думает устроить меня в школу, но это не скоро. Председатель колхоза обещал дать мне новую машину, когда колхоз получит. Надо обязательно маму на зиму сюда привезти. Топку ты с Феликсом заготовила, картошка есть, остальное будем доставать. Главное, чтобы Бог тебе со зрением помог.
    Подошли к реке, уже дома. Я посмотрел на часы: начало седьмого. Пришли к нам. Мама с пяти часов держала для нас ужин в печке, чтобы не остыл. В это время и Маня с работы вернулась. Юля ей всё рассказала о визите к врачу. После ужина Маня проводила Юлю домой, поговорила с Феликсом, своим учеником. Я уже собирался ложиться спать, когда Маня подошла ко мне, обняла, приласкала:
   – Намучился, мой родной. Завтра будешь отдыхать до обеда. Это не просьба, а моё поручение тебе; обещай, что выполнишь своё обязательство передо мной – как следует, отдохнёшь после такого трудного дня.
   – Конечно, ради тебя я всё сделаю, что ты просишь, тем более – спать: отдыхать – это не работать. Было бы ещё лучше, если бы мы вдвоём спали, отдыхали. Одно наслаждение нам обоим такой отдых.
    Я проснулся от того, что кто-то тормошил меня, гладил по груди. Я никак не мог открыть глаза. Маня целует меня и говорит в самое ухо:
   – Вставай, лежебока. Я на минутку забежала – попросить маму испечь блины. Я пришлю за ними уборщицу. А ты вставай, обязательно надень костюм, что дядя подарил, галстука не нужно, тапочки твои под кроватью. Я их давно начистила. Приходи в школу, посмотришь на моего несостоявшегося жениха и заведующего РОНО, казаха. Их пятеро приехало, четверо мужчин и одна женщина. Они все пошли по классам на уроки. Господи Боже, помоги нам, чтобы всё обошлось благополучно. Янек, мама даст тебе посуду – тарелки, ложки чайные. Принесёшь ещё творог и сметану, да лепёшки – шесть штук осталось. Ну всё, я побежала. Наверное, комиссия уже обсуждает уроки и пишет отзывы. Благослови меня на доброе дело.
   – С Богом. Пусть Матерь Божия тебе помогает и направляет на благие дела и мысли.
    Я встал, привёл себя в порядок, умылся, побрился, хорошо уложил волосы, надел костюм и тапочки. Мама одобрила мой вид. В час пришла уборщица. Мы с ней отнесли всё приготовленное в школу. В учительской никого не было, все пошли в спортзал смотреть рыжик. Только мы поставили посуду и продукты на стол, заходит комиссия. Казах сразу обратился к Мане, показывая на меня:
    – Это твой жених, Маша, да? Вот почему ты моему другу отказала! Мой – не хуже твоего.
Начали знакомиться. Маня и уборщица Аня накрывали на стол, Маня поставила бутылку. Заведующий РОНО Нурбаев шутливо говорит:
   – Вы видите? Маша сразу хочет купить комиссию. Но мы – не продажные. Все недостатки и успехи в работе школы мы отметили в акте проверки. А теперь отметим Машину свадьбу. Она нас не пригласила, но мы на неё не в обиде. В дальнейшем Маша исправится и пригласит нас на крестины. Так будет, Маша?
    – Конечно, будет. Обязательно приглашу, даю Вам слово.
     Маня обратилась к заведующему РОНО с просьбой, чтобы он руководил за столом. Гости начали кушать тёплые блины со сметаной и творогом. Первую рюмку подняли за успешную подготовку школы к учебному году. «Тамада» произнёс речь:
   – Так, Маша, держать! Что не ясно, обращайся к инспекторам РОНО и ко мне. Мы все тебе поможем. Это замечательно, что ты будешь детей кормить. Я пришлю к тебе директоров школ поучиться, как надо трудиться, как рыжик руками молотить, чтобы было, что кушать детям.
    Второй тост сказал  несостоявшийся «жених» Мани:
   – Мария Феликсовна, за Ваше здоровье, за Ваши успехи в должности директора школы. Я не в обиде на Вас за то, что Вы не вышли за меня замуж. Сердцу не прикажешь. Счастливой Вам семейной жизни.
    Застолье закончилось в четыре часа. Все были довольны. Заведующий РОНО при прощании посоветовал Мане всегда так радушно принимать гостей. Машина с комиссией уехала, а мы с Маней вернулись в учительскую, пригласили уборщицу попить с нами чаю. Оставшиеся блины и две лепёшки Маня отдала уборщице. Та долго благодарила – детям её будет большой подарок от Марии Феликсовны. Маня рассказала мне, что в акте проверки почти всё положительно. Все наглядные пособия развешаны в классах согласно программе. Понравились уроки. Были отдельные замечания в отношении поурочного плана во втором классе, а в третьем классе учительница сама подсказывала отвечавшему ученику, вместо того, чтобы обратиться за помощью к классу.
    В шесть часов вечера мы закрыли школу, и пошли домой. Маня подробно рассказала маме о нашем застолье с комиссией РОНО, передала ей низкий поклон от гостей за вкусный обед, особенно за блины. Мы с Маней по очереди обняли и поцеловали маму.
    – Спасибо Вам, мама, что Вы есть у нас, такая добрая и умная. Дай Вам Бог здоровья на долгие годы жизни.
     Я уговорил Маню отдохнуть после волнений по поводу визита комиссии и попросил маму проследить, чтобы Маня не вставала до самого вечера. Маня сама согласилась, что может позволить себе, наконец, отдых. Я отправился проведать Юлю, посмотреть, как она научилась закапывать себе капли в глаза. Юлю я застал как раз за тренировкой: она, лежа с запрокинутой головой, капала в глаза кипяченую воду. Я похвалил ее за сметливость – вода из глаза стекала позади подушки, не намачивая ее, закапал ей сам капли и пообещал зайти на следующий день вечером проверить, как продвигается лечение. Юля пожаловалась, что вначале была сильная резь от мази, потом резь в глазах уменьшилась. Пожелав Юле спокойной ночи и Божией помощи в выздоровлении, я вернулся домой.
    Маня, как всегда, встретилась меня крепкими объятиями и поцелуями, сказала, что не помнит, когда она в последний раз так крепко спала. Потом расспросила о здоровье Юли, что рано ждать улучшения за три дня лечения. Мы обменялись мнениями о прошедшей встрече с комиссией. Я выразил восхищение острым умом и находчивостью своей несравненной жены, сказал, что все прошло очень хорошо, но было бы еще лучше, если бы на столе стояли две бутылки водки, а не одна. Маня приняла мою шутку с улыбкой и добавила уже серьезным тоном слова благодарности Господу Богу за помощь в завершении первого серьезного дела.
    Мы говорили долго, вспомнили о Манином брате Юлиане, – от него давно не было писем.
Получу зарплату, пошлем ему посылку с продуктами, сушеных лепешек, масла топленого в грелке. Мама уже печет прянички на сметане с сахаром. Денег не надо, он писал:  в тайге на них ничего не купишь.
Маня расстроилась, она не видела своего единственного любимого брата с января 1944 года и не знала, что с ним там, в тайге… Я принес ей воды попить, прижал к себе, стал ее по спине гладить и целовать лицо, стал ее успокаивать: «Бог поможет Юлиану вернуться», а сам все думал: три года, как он работает в трудлагере.  Уже давно война закончилась, а его все не отпускают. Нашему государству нужна рабочая сила, самая дешевая в мире. Работай под ружьем, работай даром до самой смерти, работай по 12-16 часов в день за 300 г хлеба и  три миски баланды…
    Утром Маня разбудила меня:
Я пошла в школу, а ты встань, покушай. Мама сварила твои любимые вареники с творогом и сметаной, они вкусные, пока горячие.
Погоди минутку, я хочу поцеловать тебя. Я приду к тебе в школу после завтрака посмотреть на тебя.
У меня работа.  Нет времени смотреть друг на друга. Ну, ладно, приходи.
 Это была суббота. Маня забыла, что в субботу я должен молотить рыжик. Когда я пришел в школу, Маня была в учительской, что-то писала.
      – А, ты пришел… – Садись, будем смотреть друг на друга. После перемены я пойду на урок к учительнице 2-го класса.
      – Маня, я же обещал тебе рыжик молотить
      – Извини, я замоталась, забыла, но во время уроков нельзя молотить. Шум будет слышен в классах. Пойди пока навести Юлю, а дома в обед мы встретимся и поиграем в гляделки, как маленькие дети.
    Юля была занята стиркой. В субботу нужно все тряпки постирать, чтобы в воскресенье все было чисто, по-Божьему. Я осмотрел Юлины глаза: белки вокруг зрачков были красными. Но я не стал Юле говорить об этом, чтобы не огорчать ее, а наоборот подбодрил, соврав, что заметно улучшение.
    Юля рассказала, что Феликс уехал с комендантом в район. Комендант добился, чтобы Феликсу давали 700 г хлеба и 1 л  молока в день в счет трудодней. Юля может теперь варить молочную кашу. После воскресенья они с Феликсом  начнут собирать кизяк, чтобы был запас топлива. Кто знает, какая зима будет? Я похвалил Юлю за хорошую привычку думать о будущем, и пообещал придти к ним с Маней в воскресенье, чтобы договориться, в какой день недели нам с Юлей собирать кизяк, а Феликсу отвозить его домой. Втроем мы наберем топлива на целую зиму.
После обеда меня ждала работа по обмолоту рыжика в спортивном зале школы. Маня хотела мне помогать, но я попросил ее заниматься своими делами и позволить мне самому выполнять мужскую работу. В воскресенье она со своими учительницами закончит то, что я не успею сделать. И пусть Маня скажет – прав я, или нет.
– Ох, какой ты упрямый, мой любимый муж. Раз ты решил, пусть так и будет.
Я начал молотить рыжик. Это работа, конечно, мужская, но снопов соломы я не вязал. Это в воскресенье сумеют женщины сами. В 6 часов пришла Маня звать меня домой. Она удивилась:
¬– Ты почти весь рыжик смолотил, Тебе полагается от меня награда – омлет со сметаной на ужин.
    Мы вернулись домой. Мама уже приготовила ужин, а «награду» Маня отложила на воскресный завтрак. После ужина я предложил Мане погулять на нашей речке. Воздух прохладный, чистый, ветер небольшой, пыли не несет. Маня пошла предупредить маму – пусть она ложится спать, нас не ждет, мы немного пройдемся.
    Наш разговор с Маней о нашей будущей семье, о том, как сложиться дальнейшая наша жизнь, доставлял нам и радость, и тревогу. Конечно, хорошо бы устроиться мне на работу в школе, например, физруком, а со временем стать учителем. Мы были бы всегда вместе. Маня говорит:
– Я об этом все время думаю. Может быть, смогу договориться с Нурбаевым. Давай пригласим его с женой в октябрьские праздники, якобы на твой день рождения. Он ведь не знает, когда ты родился. Жена его, красивая татарка, работает в райкоме партии, тоже может посодействовать. Если Нурбаев согласиться, мы ему подарок небольшой приготовим – яиц, сметаны, масла. Мама наша хорошо готовит. На октябрьскую всегда дают зарплату. Будут у нас деньги на водку – самогон ему не поставишь. Говорят, Нурбаев любит выпить и хорошо пьет. Заведующая Новодворской школы рассказывала мне, что он часто приезжал к ней просто выпить, не по делам школы. Еще она рассказывала, что он, если пообещает что-то – обязательно выполнит. Он обещал ей дать в ее школу парты и другую мебель, если получит из области. Она думала, что он спьяну наобещал. А он все помнил, и когда она через полгода приехала в район за зарплатой учителей и встретила его, он ей сказал: «Дана, твой заказ не выполнил. Пока мебель не поступала». И действительно, сам привез через некоторое время новые парты для трех классов, 4 стола и 8 стульев. Она его хорошо угостила и 2 бутылки самогона дала с собой. Он деловой казах, лучше русского.
– Маня, ты хороший план придумала. Дай Бог ему когда-нибудь сбыться – и я стану учителем.
      Мы гуляли почти до полуночи, вернувшись домой, уснули с красивыми мечтами-снами.
     Утром Маня приготовила мне обещанный подарок – вынула из печи сковородку с пышным омлетом и рядом поставила на стол сметану. Мамы дома не было. Она пошла к бабушке Филе, у которой старухи собираются на воскресные моленья, если есть такая возможность. Мы с Маней сели завтракать вдвоем. Мне показалось, что я в первый раз в своей жизни ем такое вкусное блюдо. Я встал, обнял Маню и долго целовал, кружил её от радости и счастья, что у меня такая умелая и заботливая жена. После сытного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать. Но спать было некогда. Мане нужно рыжик молотить, а мне идти к своим. Теща приготовила для них 2 л молока и немного творога, надо отнести. То-то они будут рады воскресному гостинцу.
    Юля хлопотала по хозяйству, Феликс ещё спал, но услышав мой голос, встал. Мы поздоровались. Я спросил Феликса, как у него дела на работе. Он ответил, что все нормально, и сегодня он отдыхает. Стали договариваться, в какой день мы будем заготавливать кизяк, чтобы хватило на всю зиму. Времени мало осталось, так как 15-го сентября начинается уборка урожая. Председатель колхоза не дает мне покоя, просит, чтобы я шел работать шофером на пару с Вишневским. А с 1-го ноября Феликсу в школу, в 7-й класс. Я как старший брат внушал:
– Мы должны все подготовить к приезду мамы, чтобы она хотя бы немного отдохнула. Нам с вами должно быть стыдно, что мы не можем содержать нашу маму, которая нас вырастила, отдала нам всю свою жизнь. Я, со своей стороны, постараюсь сделать все возможное, чтобы мама эту зиму отдыхала. Я попрошу председателя колхоза выписать мне пару центнеров пшеницы нового урожая. Мне полагается, как солдату. У вас будет хлеб, это самое главное. На машине я смогу отвезти пшеницу на мельницу в Новодворовку. Вам не придется вручную молоть, жернова крутить. Будем надеяться на лучшее будущее. Муки у вас ещё целое ведро, то, что мама привезла. Есть пшено, много бараньего жира. Феликс приносит каждый день полтора литра молока – учетчица наливает ему полную грелку. Пока мы живем, Слава Богу. Ну, засиделся я у вас, мне пора. Юля, корми Феликса.
     Я посмотрел Юлины глаза – нет пока улучшения. Но Юле я сказал, что уже немного лучше, чтобы она поверила в лечение, тогда оно поможет скорее. Сами врачи так поступают. Я распрощался с родными и пошел в школу.
    Когда я вошел в спортзал, учительницы, молотившие рыжик, встретили меня восторженными криками:
– Мария Феликсовна, расцеловать нужно твоего любимого за такую помощь в трудной для нас работе. Мы благодарим от чистого сердца!
    Работа была почти закончена. Оставалась очистить рыжик начисто от мякины. Маня отправила меня домой.
    А дома теща моя плакала. Она получила письмо от Юлиана, в котором он писал только, что болеет, и лежит в больнице. Я прочитал письмо, стал успокаивать маму, слезами делу не поможешь. Скоро вернулась из школы Маня. Мама ей сообщила, не переставая плакать: «Наш сынок болеет, больше ничего не пишет». Маня обняла маму и тоже заплакала. Я вышел на улицу, чтобы самому не расплакаться. Пусть они поплачут немного, на душе легче станет. Вернулся в дом, взял платочек и стал вытирать заплаканное лицо жены, прижал её к себе, поцеловал, сердце защемило от жалости к ней:
– Давай лучше подумаем, как завтра собрать посылку Юлиану.
    Маня улыбнулась:
– Спасибо тебе, любимый. Ты прав.
    Я пошел к китайцам занять денег – хоть и стыдно просить, но нужда заставляет. Китайцы обедали, пригласили меня за стол. Я, поблагодарив, отказался и присел подождать, пока они закончат обедать. Ваня дал мне 30 рублей. Предлагал больше, но я не мог взять, так как нечем будет отдавать. Спасибо вам, наши добрые, милые соседи.
    Мама с Маней уже начали собирать посылку. Я сходил в магазин и купил для посылки сахар и консервы: две банки сайры и две банки шпрот. Маня попросила меня отнести завтра посылку в Белоярку на почту. День воскресный, а у нас было очень грустное настроение.
    Мама ушла к бабушке Филе помолиться Богу о Юлиане. Я предложил Мане на выбор: пойти к речке прогуляться, или зайти к Станиславу. Надо было немного отвлечься от тоскливых мыслей.
– Пойдем к Станиславу. У меня к нему вопрос по заготовке топлива для школы. Нужно срочно начать резать кизяк в овчарне колхоза. Пусть Станислав договориться с председателем колхоза, чтобы до начала уборки отпустили работающих семиклассников помогать заготавливать топливо. Учителей осталось половина, им одним не справиться.
    Станислав сообщил нам, что он был на районном совещании по подготовке к уборке урожая, и узнал о готовящемся назначении на должность председателя нашего колхоза «Сталинский путь» немца Альберта Арента, который работал председателем коммунальной службы района. Итак, дни Струминского сочтены, но пока это секрет. Маня попросила Станислава договориться о предоставлении транспорта для вывоза топлива,  и сказала, что завтра она обойдет родителей семиклассников, чтобы они не возражали против работы их детей на заготовке топлива для школы.
     Вернулись домой к обеду. Мама все еще плакала. Мы уговорили её лечь отдохнуть после обеда, сами опять пошли к нашим.
     Юля молилась Богу, а Феликс ушел к друзьям. Маня посмотрела, в каком состоянии глаза Юли. Она заметила, что краснота уменьшилась, дело идет на поправку. Господь Бог поможет в выздоровлении Юли, пусть Юля усерднее молится. Я велел передать Феликсу, чтобы он завтра до работы завез меня в Белоярку на почту.
     Вечером мы подготовили посылку к отправке. Маня написала брату письмо и вложила в ящик. Я забил посылку, Маня написала адрес. В совместной работе мы немного забылись, успокоились. Мама больше не плакала, занимаясь привычным делом – дойкой коровы. Но после ужина Маня снова вспомнила о брате, пожаловалась, что не может уснуть, так тяжело у нее на душе, болит сердце о Юлиане. Я, как мог, ее успокаивал:
– Спокойно спи, милая моя, не думай о плохом. Возможно, Юлиана отпустят по здоровью. Я надеюсь на это. Он молодой, должен выжить в этой трудной жизни Мы дождемся его, верь мне. Я чувствую, так будет.
В понедельник рано утром пришел Феликс. Сказал, что в 9 часов он поедет с комендантом в район, а до этого времени он может отвезти меня на почту. Мы приехали рано, почта работал с 9 часов. Я дождался открытия почты, сдал посылку, поинтересовался, когда её отправят. Мне ответили, что в 11 часов придет машина, и сразу же отвезет письма и посылки на станцию. Я попрощался с заведующим почтой и пошел пешком домой. Шел медленно, все думал, почему судьба ежедневно преподносит все новые срочные дела. С самой нашей свадьбы не было дня, чтобы мы пожили без проблем. Не успеем решить одну, а две другие уже на очереди. Действительно, жизнь – это борьба с самим собой и окружающими нас трудностями и невзгодами. Незаметно дошел до нашего поселка. И тут меня остановил председатель колхоза, говорит, хватит, солдат, гулять, медовый месяц кончился, надо работать. Вишневскому нужно помочь отремонтировать машину, а то уборка на носу. Я дал обещание выйти на работу, ведь мне не раз придется обращаться к нему с просьбой. Нельзя вызывать огонь на себя. Мне же решать скоро вопрос о переводе мамы из аула. Эта боль в моей груди не проходит: как там мама? здорова ли она?..  Какой я сын, если не могу родную маму прокормить и видеть её, каждый день до работы и после работы сказать ей добрые слова.
    Пришёл домой, попил молока. Нужно заниматься хозяйством, копать канаву около огорода, чтобы скот не заходил в огород. Раньше я уже прокопал пять метров, осталось ещё десять метров. Я решил закончить этот ров, а то пойду на работу, и тогда уж некогда будет. Я сильно ударял лопатой в землю и ещё ногой нажимал, а лопата углублялась всего на 5-7 сантиметров, и удавалось отделить от твердой земли только маленький кусочек. Трудная работа, здесь не поспешишь. Думал, хорошо бы мне Господь Бог помог одолеть эти 10 метров. Вот был бы хороший подарок Мане. Надо ей поднять настроение, она близко к сердцу приняла известие о болезни Юлиана. Копал без отдыха и передышки и за 3 часа прошел всего 4 метра. Но расслабляться нельзя, только вперед. Когда подошла ко мне Маня, ров удлинился ещё на два метра. Маня вытерла мне лицо, с которого градом катился пот, и стала ругать меня:
–  Ты что задумал заболеть? Пошли домой.
– Маня, не обижайся на меня. Я никуда не пойду, пока не закончу работу. Осталось немного. Это мой первый трудовой подарок нашей семье. Я так решил. Иди, занимайся своими женскими делами.
    Через час Маня снова подошла ко мне:
– Я приготовила тебе твои любимые вареники, пойдем, чтобы не остыли.
– Ну, раз вареники, пойдем. Ты самый лучший подарок сделала мне.
     Сели кушать. Я разыграл Маню:
– Вареники не вкусные, горькие почему-то.
    Маня удивилась и расстроилась:
  – Что? Пересолила? А мне они кажутся нормальными
    Я подошел к ней, обнял, расцеловал и кричу:
– Вот теперь – сладкие, замечательные вареники. Спасибо тебе, милая. Наелся, пойду докапывать канаву.
 – Янек, подумай о своём здоровье. Земли на наш век хватит, и ещё останется. А ты у меня единственный. Я не хочу, чтобы ты гробил здоровье на этой канаве. Я тебя не пущу, отдыхай. Или я с тобой пойду.
– Манечка, милая моя, любимая, отпусти. Я докопаю, там осталось очень мало. Это будет мой подарок тебе. Я господа Бога просил помочь мне в этой трудной работе, и дал себе слово закончить канаву сегодня. Какой это будет подарок тебе, если ты тоже будешь копать.
    Наконец мы разошлись. Пока я докапывал канаву, Маня ещё два раза выходила, просила меня оставить работу на завтра. Я её с лаской и улыбкой отправлял обратно. В половине восьмого работа была завершена. Маня нагрела воды и из кружки поливала мне на спину. Теплая вода, а главное, добрые руки жены сняли с меня всю усталость, будто я и не делал ничего
    Утром Маня гладит меня, целует. Я слышу её голос, а глаза не могу открыть. Маня уже в школу собралась:
– Дай мне слово, что будешь отдыхать до моего прихода из школы. Ты очень перетрудился вчера
    Я снова провалился в сон, и проснувшись около полудня, услышал, что пришла Юля и разговаривает с мамой. Я быстро оделся, стыдно до такого времени спать. Юля сообщила мне, что Феликс вернется из района в 4 часа, как сказал комендант, и мы можем пойти собирать кизяк. Я рассказал Юле о вчерашнем разговоре с председателем колхоза, и о моем обещании выйти на работы, чтобы помочь Вишневскому ремонтировать машину к уборке урожая. Так что сегодня, наверное, последняя возможность заготовить топливо для нашей семьи. Я предложил Юле позавтракать со мной, но она отказалась, сославшись на то, что ей надо собраться. Пришла Маня на обед. Мы с ней обсудили наши планы на вечер. Ей нужно пригласить семиклассников на резку овечьего кизяка для школы в среду после уроков, то есть завтра. А мне с Юлей и Феликсом уже сегодня предстоит заняться этим нужным делом, так как зима не за горами.
     Я взял мешок, и в половине третьего мы с Юлей отправились собирать топливо  подальше от поселка, так как поблизости люди все выбрали. У некоторых есть самодельные тачки для сбора кизяка, другим приходится нести мешок на своих плечах. Мы попали на возвышенность, где скот отдыхает от комаров, ветер их отдувает. Там было много кизяка и к приезду Феликса мы набрали его на целый воз с верхом. Я решил, что Юля поедет домой, а я останусь и до возвращения Феликса наберу, сколько смогу. Набрал почти столько же. Феликс помог мне добрать немного, и мы вернулись домой в 7 часов вечера.
    Маня меня ждала, рассказала, как прошла её встреча с родителями учеников. Самих учеников она не застала дома, они были на разных колхозных работах. Утром ей нужно в сельсовет, узнать, договорился ли Станислав в отношении быков для вывоза кизяка для школы. Бывший директор школы говорил, что помощь школе – кровное дело сельсовета. Я спросил у Мани, как она относится к тому, что председатель колхоза попросил меня работать на пару с Вишневским по ремонту машины к началу уборки.
– Что я могу сказать? Конечно, я за то чтобы ты не торопился работать. Кушать у нас есть что – это главное в нашей жизни. А ты после свадьбы ни одного дня хорошо не отдыхал. Моё желание – видеть тебя рядом со мной. Для меня самое важное – твоё здоровье, я тебе уже несколько раз повторяла. От этого зависит наша жизнь и жизнь наших будущих детей
    Слова Мани, её забота о моём здоровье тронули меня до глубины души. Я готов был встать на колени перед ней и целовать её руки и ноги за её доброту и мудрость. Как выразить благодарность моей милой жене, моей любимой, моей единственной, моему счастью!
– В отношении работы я сам вот, что думаю, а ты меня поправишь. Я все же выйду на ремонт машины, а вечером буду резать кизяк для нас и мы заготовим топку на зиму. Я не хочу вступать в дискуссию с председателем колхоза, мне придется к нему не раз обращаться, пока его не сняли с должности. Поскольку я буду работать на машине, я попрошу председателя выписать мне пару центнеров пшеницы с нового урожая. Он должен помочь солдату. Эту пшеницу я отдам маме. К зиме мы её заберем из аула.
     Маня одобрила мои планы и пожелала, чтобы Господь Бог помог мне в их свершении. Все вопросы обсудили, пора спать.
     В 6 часов утра Маня пробуждается, точно будильник. А мне в это время так хочется ещё подремать, Маня жалеет меня, говорит: «Вот пойдешь на работу, тогда и будешь рано вставать, а пока спи вволю». Я повернулся на другой бок и проспал до 10 часов. После завтрака пошёл проведать  Юлю, как у нее с глазами после вчерашней работы. Юля пекла лепёшки, предложила мне покушать: свежие, горячие.
– Спасибо сестричка, я только что из- за стола. Ты пеки и кушай, а я пойду кизяк складывать в скирду. Теперь у вас топки на два года хватит.
     Сложив кизяк в широкую скирду, чтобы не растягивать её во весь двор, глянул на часы – наверное, Маня уже пришла из школы. Мы с ней вернулись домой почти одновременно, как будто, сговорились. За обедом Маня мне рассказала, что Станислав договорился с председателем колхоза на счет быков для вывозки с базы кизяка для школы. Бригадиру дано указание дать пару волов после выходного дня, но возчика у него нет, придется одному из учеников управлять быками. Маня обратилась ко мне:
У меня к тебе просьба: наточи лопаты. У нас в школе есть десять лопат, но они тупые, и некоторые без ручек.
  Мы пришли с Маней в школу. Я отобрал шесть лопат, у которых были черенки, и понес их в кузницу точить. Точило там было, но нужно вдвоем работать, одному крутить, другому точить. Кузнец посмотрел на меня и на очень тупые лопаты:
Ладно, Янек, я тебе помогу. Я сначала их на наковальне оттяну, а ты только напильником их обработаешь, будут как новые.
 Я смотрел, как кузнец оттягивал лопаты. Это не сложно, я сам могу это сделать. Взял у кузнеца напильник до утра. Материала для изготовления недостающих черенков я не нашёл. Плотники в мастерской мне сказали, что на днях должны привезти доски, тогда и приходи. Я объяснил им, что лопаты для школы нужны, не для меня. В мастерскую пришёл кузнец с молотобойцем, плотники попросил меня рассказать о войне. Я с ними проговорил до вечера. Пришёл домой с лопатами и напильником. Маня была уже дома, ждала меня. Она посмотрела на выправленные лопаты и сказала, что они и новые не были такие острые. После ужина я наточил напильником четыре лопаты, а утром еще две, встав вместе с Маней. Отнес напильник кузнецу и договорился с ним, что сам оттяну оставшиеся четыре лопаты во время их обеда, чтобы не мешать работе. Я отнес готовые лопаты в школу, забрал остальные, выбил сломанные черенки и пришёл в кузницу как раз к началу обеда. Первая лопата получилась у меня плохо, а потом я приноровился так, что кузнец похвалил меня. Вместе с молотобойцем мы наточили эти четыре лопаты на специальном приспособлении – точиле: я крутил колесо, а он точил.
    Вернулся в школу в три часа показать Мане работу. Маня была одна в кабинете. Она вышла из-за стола и начала меня благодарить, целовать, гладить по голове, так была рада:
    – Что бы я без тебя делала, мой хороший, мой дорогой помощник. Завтра  после уроков мы пойдём резать кизяк твоими новыми лопатами. Учительницы тебе будут очень благодарны.
    – Я пойду с вами, принесу вам лопаты и окажу вам помощь. Тебе будет приятно перед всеми: муж помогает своей жене. Если в мастерской будут доски, то плотники сделают во время обеда четыре черенка к лопатам.
     Мы договорились встретиться в три часа на базе, куда Маня придет пораньше, чтобы выбрать подходящее место для резки кизяка. На следующий день я пришел в мастерскую, плотники обедали. Доски ещё не привезли. Говорят:
– Ты забыл, как в колхозе делается, особенно  нашем. Месяц обещают, а через полгода, а то и через год выполнят.
Плотники попросили меня рассказать о жизни на Западе. Я привел им маленький пример из того, что я повидал в Германии. Коровы, лошади, овцы в сараях и на улице пьют воду из бетонных корыт, которые сами наполняют, нажимая губой на клапан. Вода из поилок наружу не переливается. Навоз убирается автоматически при помощи электромоторов: скребками сваливается в яму, а оттуда выкачивается в бочку автомашины и вывозится на поле, а там разбрызгивается на три метра в обе стороны от машины. Все механизировано. Нам нужно ещё 100 лет чтобы догнать. Дороги все асфальтированы, а между полями выложены из камня. Дорога Варшава–Берлин – восьмирядная,  по четыре ряда в каждую сторону. По середине дороги высажены в два ряда фруктовые деревья: 1 километр – яблони, 1 километр – сливы, 1 километр – груши, 1 километр – вишни и.т.д. На внешних сторонах дороги тоже посажены фруктовые деревья в четыре ряда. С северной стороны их защищают от ветра лиственные деревья: клен, ясень и другие породы, которые цветут, как у нас сирень, красными, желтыми цветами. С южной стороны вдоль дороги посажены кустарники.
    Эту дорогу строили наши пленные ещё до революции, а кормили их брюквой и хлебом с опилками. У немцев большой опыт эксплуатировать людей, выжимать из них все соки. В любой немецкой деревне дороги асфальтированы, а дорожки выложены плиткой в шахматном или ленточном порядке с красивыми разноцветными бордюрами. У каждого хозяина дорожки к дому выложены тоже плиткой, очень красивым оригинальным узором.
    Плотники выразили сомнение по поводу моего рассказа, сказав, что это сказки и что мне нужно работать в райкоме, а не в колхозе, а то, и дипломатом быть.
    – Приходи ещё. Мы тебе ручки для лопат сделаем за то, что ты хорошо брехню представляешь как настоящую правду. Мы думаем: вот какая жизнь у немцев была, а они захотели ещё золотой рыбки попробовать. Теперь правнукам закажут не лезть в Россию, а то останутся лежать в русской земле, не увидев её богатств.
    Я пообещал плотникам, что когда приду за черенками для лопат, расскажу им про Польшу, Австрию, Венгрию. Это тоже интересно.
    На базе меня уже ждали Маня и учительница Струминская Елена Францевна. Я её помню до армии. Очень красивая, тонкий стан, стройные ножки, волнистые волосы, и такая нежная улыбка. Нашим парням нельзя было подступиться к ней, высоко держала свою гордость, скорее гонор. А потом нашла себе русского парня. Тот пожил с ней и убежал, оставив на память живот, правда, долго было незаметно. Елена  Францевна родила дочь и сама её воспитывала.
    Я поздоровался, положил лопаты.
– Вот принес вам подарки, только трудитесь. Я постарался как можно лучше наточить их, чтобы вам легко было копать
     Францевна взяла в руки лопату, попробовала копнуть – лопата легко вошла в навоз.
– Мария Феликсовна, отвернитесь. Я поцелую вашего мужа. Он достоин такой чести.
Маня не возражала. Струминская поцеловала меня, я шутливо попросил «до пары». Она, смеясь, ответила, что хорошенького понемножку. Тут пришли еще три учительницы. Маня обратилась ко всем с «речью».
     – Я понимаю, никому не хочется, извините за грубое выражение, в дерьме копаться. Это не наша работа. Но жизнь заставляет нас делать то, что нам не по силам и не по уму. Мы учились преподавать детям, нести свет знаний. Мы призваны к этому. Но приходится, хочешь ты или не хочешь, делать то, что тебе говорят. Вот – наше право предоставленное нам конституцией: дыши в две дырочки и молчи.
     Начали копать дружно и вскопали большую площадь. На следующий день нужно будет вывозить или выносить вскопанный верхний слой толщиной десять сантиметров, складывать кизяк в штабели для просушки на солнце. Каждый «кирпич» приходится три раза брать в руки.
    Маня попросила учительниц продолжить работу на следующий день после уроков и, если у кого-нибудь есть тачка, пригодная для возки кизяка, взять её с собой. После выходного дня семиклассники присоединятся, их родители оповещены. Обещали дать пару быков для транспортировки кизяка до школы.
– Я думаю, если мы хорошо поработаем, то к 25-му сентября мы закончим резку кизяка. В прошлом году было девять учителей и более тридцати учеников. Было заготовлено столько кизяка, что на эту зиму осталось, примерно, на один месяц. Сейчас у нас меньше и учителей и учеников. Мы должны заготовить топлива ещё на пять месяцев. Я без вашей помощи ничего не сумею сделать. Мы только сообща сможем обеспечить теплом наши классы. А вы, девушки, как считаете?
Девушки были полностью согласны с Маней. Нужно, значит нужно. Других слов нет. Одно слово – работа. Усталые от сильного физического напряжения руки и ноги плохо слушались, когда мы, довольные своей работой, разошлись по домам. Дома Маня поделилась со мой доброй новостью, вернее пока предположением.
Я сегодня ходила к врачу, у меня задержка. Врач велела мне придти через неделю. У врача я встретила приятеля Феликса, первого хулигана Станислава Яворского. Он пробил ногу и ходит на перевязку. Так вот, он согласен работать возчиком, были бы быки.
 Я пропустил мимо ушей историю с хулиганом Яворским, меня очень обрадовала весть, что, возможно, у нас с Маней будет ребёнок, наш первенец.
– Дай Бог сына, но кого Бог пошлёт. Мне говорили, что если женщина по-настоящему любит мужчину, то родится мальчик. Ты ведь любишь меня всей душой?
 – Я люблю тебя и сердцем, и душой, и телом, и умом: пятерым отказала, дождалась тебя, слава Богу.
  – Я очень рад твоему сообщению. Ты – моё счастье, ты – моя радость. Дай Бог, чтобы это сбылось.
    Я начал целовать Маню, прижимать её к себе. Она смеялась и просила не задушить её в объятьях прежде, чем она успеет родить. Мы так и уснули, обнявшись.
    Утром Маня, как всегда, ушла на работу в школу. Я пошёл по своему обычному маршруту – к сестре и брату. У дома увидел большую широкую скирду кизяка, которую Юля и Феликс сложили сами, не дожидаясь моей помощи. Вошел в дом. Юля лежала, она только что закапала лекарство в глаза. Я не разрешил ей встать, посмотрел её глаза – есть улучшение, мазь помогает. Похвалил за хозяйственное усердие, предупредил, что с понедельника выхожу на работу и смогу заходить к ним только по вечерам, выходных во время уборки урожая не бывает.
– Молодцы вы у меня. Я очень рад за вас. Вы со мною, я вас вижу почти каждый день, а маму и Екатерину давно не видел, соскучился. Они так далеко от нас, нет возможности свидеться, пока мы не привезём их сюда.
    По дороге домой я, конечно, не прошёл мимо школы. Мани не было. Уборщица сказала, что она ушла в сельсовет. Мне ничего не оставалось,  как вернуться домой и помогать тёще в огороде. Она вырывала сорняки на картофельном участке. Картошка в этом году уродилась хорошая, скоро её нужно будет выкапывать. Тёща показала мне накопанную на обед молодую картошку и ушла готовить. Я остался полоть.
    После сытного обеда по закону Архимеда полагается… отдохнуть и обсудить дела на ближайшее будущее. Мы так и сделали: прилегли на часик переварить обед. Маня рассказала мне, что завтра, то есть в воскресенье, бригадир даёт быков, и она уже договорилась со Стасиком Яворским и его родителями, конечно, что он утром приведёт быков на базу вывозить кизяк. По дороге она встретила мать семиклассницы Елены Славецкой, и попросила её передать Елене, чтобы та обошла своих соучеников и позвала их к одиннадцати часам на базу. Учителя будут резать кизяк, а учащиеся будут вывозить его к школе и складывать для просушки в штабеля. Маня просила предупредить учеников, чтобы они надели старую одежду, так как предстоит очень грязная работа.
    Ну что ж, пообедали, отдохнули, поговорили, нужно снова идти работать. Мы пришли на базу первыми, сразу принялись за резку кизяка. Верхний слой подсохший, лёгкий, а второй слой сырой и тяжёлый. Резать его легче, лопата сама врезается, а поднимать труднее – рассыпается. Маня говорит – «справимся, раз ты нам помогаешь». Подошли учителя. Мы сделали перерыв. Маня обратилась к учительницам с агитацией, такая уж у неё обязанность:
    – Девушки, давайте завтра в десять часов соберёмся вывозить кизяк. Семиклассники придут, и насчёт быков я договорилась. Я понимаю ваше положение – один выходной в неделю, много домашней работы, постирать и погладить надо. Но вы лучше меня знаете, что без топлива нам не обойтись.
    Пришли четыре девочки из седьмого класса. Елена Славецкая доложила, что всех предупредила – обещали завтра выйти на работу. Маня поблагодарила учениц и отпустила их домой, лопат было мало. Завтра потрудятся.
    Только мы собрались уходить, пришёл председатель сельсовета Станислав посмотреть, как у нас идут дела. Мы за два дня упорного труда нарезали столько кизяка, что сразу и не вывезти. Станислав похвалил нас, сказал, что для сельсовета тоже надо заготовить топливо на зиму, а у него всего три работника: он сам, секретарь и уборщица. Будут здесь, на базе, резать кизяк и вывозить на наших быках. Маня сказала ему, что в воскресенье учителя и ученики выйдут на работу. Станислав обнял Маню, пожал обе её руки, поблагодарил за заботу о школе и обещал помогать, если что-то будет тормозить это важное дело. В школе учатся дети колхозников, и с председателя колхоза не меньший спрос за подготовку школы к зиме.
    После ужина я предложил Мане прогуляться  к речке, и обратно, подышать свежим воздухом, а то на базе газы от навоза с удушливым запахом забили нам все лёгкие. Дышать было трудно, а никуда не деться, другого выхода нет, такая работа. Маня согласилась, посетовала:
– У нас с тобой нет времени для себя, чтобы пожить, как полагается молодым людям. У новобрачных бывает медовый месяц, а у нас только одно название в душе осталось – «медовый месяц», все поглощает работа.
    Мы гуляли около часа. Завтра рабочий день, рано вставать, хотя и воскресенье. Я сказал Мане,  что в понедельник выхожу в колхоз на работу, с Вишневским буду работать на машине посменно. Маня легла мне на грудь и расцеловала
   – Мой любимый, как бы мне хотелось, чтобы ты всегда был рядом со мной, но жизнь свои правила диктует. Я это прекрасно понимаю. Раз решил, я не против твоего решения. Мы этот вопрос с тобой оговорили.
    Утром Маня как всегда встала раньше меня, сказала, что хорошо выспалась, и уже сварила вареники. Я умылся, побрился. Мы сели за праздничный воскресный завтрак – мои любимые  вареники со сметаной. Как Маня меня ни отговаривала, как ни убеждала отдохнуть перед началом первой трудовой недели в колхозе, я не мог отпустить её одну на «воскресник»  по вывозу кизяка.
    Мы пошли на базу вместе. Маня нашла бригадира, привела к нему возчика Стасика, который пришел самым первым. Бригадир взглянул на молодого возчика:
   – Это хулиган №1. Я его знаю, он быков замучит.
    Маня успокоила бригадира, сказав, что Стасик будет работать под её присмотром. Бригадир показал быков, велел Стасику вечером выгонять их в стадо к речке, а утром там забирать. Ярмо для быков на телеге. Стасик весело отрапортовал бригадиру, что ему все понятно, будет сделано. Маня обратилась к Стасику:
– Ты у меня главный и ответственный за весь седьмой класс. Приезжай на базу, как только придут ребята, начнем вывозить кизяк с базы. Ты понял.
– Мария Феликсовна, я буду делать все, что вы скажите.
    Вскоре все собрались на базе: шесть взрослых и 15 учеников. Не хватало одной девочки – она болела, и нашего Феликса, который возил коменданта. Маня поручила Марии Францевне Струминской распределить ребят: мальчиков на погрузку кизяка, девочек на разгрузку. Стасика Маня представила ребятам как главного их начальника, отвечающего за быков и все погрузо-разгрузочные работы. За этот ударный рабочий день вывезли шестнадцать возов кизяка, то есть почти половину всего нарезанного. Ребята работали с огоньком. После каждых четырёх нагруженных возов Мария Францевна давала ученикам отдых.
    Маня поблагодарила всех за отличную работу и сообщила о распорядке на следующую неделю. Семиклассники будут работать по шесть часов в день: с одиннадцати часов до часа дня, и после обеда – с трёх часов, до семи часов вечера. Их учебный год начнётся только первого ноября. Дети колхозников рано вступали в трудовую жизнь. Маня пожелала всем хорошего отдыха, и мы разошлись по домам.
    Мы с Маней вернулись домой уставшие. Я – мужчина, и то силы оставляю, а каково женщинам? Пообедали и легли отдыхать. Я поблагодарил Маню и тёщу, закормили меня до самого носа. Так наелся, что тяжело было встать из-за стола. Проснулся я в одиннадцать часов ночи. Моя неутомимая жена писала письмо брату Юлиану. Она сказала, что встала давно и успела приготовить мне «сюрпризное блюдо» на ужин. Маня достала из печки теплый омлет, поставила на стол миску со сметаной, взглянув на меня, спросила, почему я не сажусь.
– За такой сюрприз хозяйку надо расцеловать. Она вложила своё сердце и душу в это королевское кушанье, сделала все своими золотыми ручками.
    Я прижал Маню к своей груди, поцеловал её руки, лицо. Благодарность моя не находила слов, только от сердца к сердцу можно её передать.
   – Ну, хватит, а то еще задушишь, послушай, что я написала Юлиану.
    Маня начала читать письмо, я внимательно слушал.
    – Почему ты написала, что очень счастлива со мной? Мы только месяц прожили, ещё не успели хорошенько узнать друг друга.
    – Мои сердце и душа говорят мне, что я буду счастлива с тобой всю жизнь.
    – Спасибо тебе, Манечка, милая, за такое ко мне доверие. В семейной жизни доверие друг к другу – это главный рычаг взаимопонимания, согласия.
    Мы вышли на улицу. Ночью прохладно, свежий воздух от реки можно пить, как живую воду. Вспомнили Украину, где прошло наше детство. Там сейчас золотая пора, яблоки всех сортов, груши, орехи грецкие. Всего так много – кушай, не хочу. Вот где была благодать. Увидим ли мы когда-нибудь родные места? Маня начала рассказывать, как мама посылала её пасти корову с большими девочками.
    – Мама повесит мне сумку через плечо со всякими вкусными припасами, скажет: «Ты кушай, а то сил не будет пасти нашу корову». Мы придём на пастбище, на луг возле реки, девочки сядут и говорят мне: «Давай свою торбу, посмотрим, чем тебя мама кормит». Они выберут самое хорошее, остальное мне. Да ещё и пригрозят: «Не вздумай маме жаловаться, а то в следующий раз мы тебя не возьмём с собой, будешь одна свою корову пасти». А мне интересно с ними. Они поют, танцуют, а я за коровами слежу, чтобы не заходили на посевы. Приходят мальчики. Девочки учат их танцевать, а кто не танцует, напевает вальс, наигрывает на губах. Мне было очень интересно всё это наблюдать, я тогда училась в первом классе. Ещё мне нравилось залезать на вишню и кушать крупные спелые ягоды; а ещё малину собирать я любила. Самую крупную – в рот, и так наемся, что обедать не могу. Вот где Царство Божие – на Украине. Дай Бог увидеть то место, и можно спокойно умирать. Не то, что здесь, в суровой степи.
Пришли домой в два часа ночи. Мне показалось, только я заснул, как Маня будит меня:
– Вставай, рабочий человек. Я пошла в школу. А ты покушай. Если будешь на хозяйстве, загляни на базу. Я там буду с учениками работать до часа дня. Вместе пойдём обедать.
– Хорошо, всё будет выполнено.



НАЧАЛО  МОЕЙ  ШОФЕРСКОЙ  КАРЬЕРЫ  В  КОЛХОЗЕ

   
Без четверти восемь я вышел из дома, пришёл в гараж. Он был ещё закрыт. Понедельник – день тяжёлый. Леонид запаздывал. Я заглянул в мастерскую. Плотники сказали мне, что сегодня привезут доски из Тайнчи, и они сделают мне ручки для лопат. Вернулся в гараж. Леонид уже что-то крутил, увидел меня, подошёл, поздоровался.
    – Я давно тебя жду. Мне председатель сказал, что с тобой договорился обо всём. Ты будешь моим сменщиком.
    – Я пришёл в твоё распоряжение, давай работу.
    – Работы достаточно, нужно подготовиться, чтобы в уборку спокойно урожай возить. Ты займись кузовом, там щели в днище, забьём их железными лентами, чтобы зерно не просыпалось. Где борта закрываются, прибьём прорезиненные ремни. Много других работ, будем совместно делать.
    Я принялся за дело. На листе чёрного тонкого железа сделал разметку, напильником пропорол линии разреза, попросил у Леонида ножницы по металлу. Тот послал меня к ковалю в кузницу. Принёс ножницы – они оказались тупыми: плохо режут и тяжело. Пошли мы с Леонидом в кузницу, наточили ножницы. За нас это никто не сделает. До обеда я вырезал шесть полосок по два метра длиной. Пора обедать.
    Я зашёл за Маней на базу. Она с учениками успела вывезти три воза и сложить кизяк для просушки. Работали те же пятнадцать ребят. Двоих опять не было: больной девочки и Феликса. Маня меня спрашивает, как с Феликсом быть: люди скажут, что брат её мужа не работает. Я пообещал поговорить с комендантом.
    Вечером я зашёл к коменданту, объяснил, в чём дело. Могут быть упрёки, что родственник заведующей школой не выходит на работу по заготовке топки. Комендант выслушал меня и сказал:
    – Колхоз не даст мне другого ездового. Все люди на учёте, тем более во время уборки. Ваш брат хороший малый, любит лошадей, хорошо ухаживает за ними. Я не могу его отпустить.
    Я попросил коменданта обратиться официально в школу к заведующей или классной руководительнице Феликса с заявкой на работу его подчинённого по назначению, то есть в качестве ездового. Комендант согласился выполнить мою просьбу.
    Всё это я рассказал после ужина моей дорогой жене – отчитался. Маня одобрила мои действия. Пусть Саковская не думает, что её ученик отлынивает от общественной работы потому, что он брат Маниного мужа.
    Мы обсудили итоги нашего трудового дня. Маня сказала, что за день вывезли с базы семь возов кизяка. Нужно перераспределить рабочую силу, тогда можно будет закончить работу дней за десять с учётом того, что учителя и мальчики продолжат резать новые пласты, а девочки будут одни заниматься погрузкой, разгрузкой и укладкой кизяка.
     Маня работала всю неделю с раннего утра до позднего вечера с небольшим перерывом на обед. Закончится заготовка кизяка – начнётся копка картошки на школьном огороде. Картошка – главный источник питания школьников, чьи родители часто не могут приготовить еду для детей, так как работают по двенадцать-шестнадцать часов в день, особенно в животноводстве. Питание детей в школе – это большая помощь родителям, а от здоровья школьников зависит их успеваемость. Что ни говори, а без тепла и пищи школа существовать не сможет.
 Учительницы устали, и Маня решила дать им два дня отдыха: в субботу, после уроков, и в воскресенье. Заведующей выходных не полагалось.
    Нужно было заготовить топливо и для нашего дома. Я сказал Мане, что после работы буду оставаться на два-три часа, чтобы резать кизяк и сразу его сушить. Возьму тачку у китайцев и перевезу кизяк во двор. А в воскресенье я могу помогать заготавливать кизяк для школы, помогать Мане. Мой напарник Леонид – деловой, толковый мужик. Он понимает, что во время уборки придётся работать круглосуточно, и пока не перегружается – бережёт здоровье. Мне с ним приятно иметь дело  и легко договориться.
    Всё это я пояснял Мане, обрисовывая картину моего будущего труда по перевозке зерна, и прежде всего, семян, от комбайна до склада. Маня была обеспокоена состоянием моего здоровья, а я убеждал её, что он должна заботиться о своём собственном здоровье, так как, если супруга здорова, то жизнь семьи прекрасна, радость душе и спокойствие сердцу. И это я должен беречь Маню как жену, как мать наших будущих детей. От жены зависит благополучие дома, питание, чистота, порядок во всём. Мужчина с детства привык жить на всём готовом. «Мама, где рубашка? Где ботинки? Мама, я хочу кушать. Давай побыстрее, у меня нет времени. Меня друзья ждут». И так до взрослого возраста, когда на смену маме приходит другая нянька – жена. И снова «подай-убери». Некоторые мужчины считают, что женский труд по дому – это и не труд вовсе, а так, домашняя суета. Без женского ума, каждодневного кропотливого труда не может прожить семья, и тем более – быть счастливой. А воспитание детей от груди до школы, и потом до самостоятельного возраста!? Кто выводит детей на правильный путь? Мы, мужчины, только можем хвастаться своей силой, храбростью. А перед прекрасной женщиной мы готовы встать на колени, просить у неё прощения, добиваться её расположения к нам, сильным и храбрым. Мы всегда зависим от хрупкой, слабой женщины, как бы ни притворялись.
    Маня, выслушав мои философские рассуждения, привела свежий пример: маленькая девчушка Валя доказала храброму хулигану Стасику, что она может управлять быками лучше него. Стасик слез с воза и отдал верёвку, которой были привязаны быки, Вале. А она взялась за середину верёвки и пошла вперёд, быки послушно пошли за ней. Валя управляла быками без помощи кнута, а только своей волей, своим умом. Маня рассуждала:
    – Я, пожалуй, Вале поручу возить на быках кизяк. Стасика поставлю командиром учеников. Он любит командовать, и одноклассники охотно подчиняются ему. Они рассказали мне, что Валя нравится Стасику, поэтому он и отдал ей быков. Любовь начинается с детства. Посмотрим, что получится из моего эксперимента.
    Поговорили – пора спать, завтра опять на работу. Я собирался до работы зайти к Юле и Феликсу, два дня у них не был. Меня беспокоили глаза Юли. В обед я мог бы зайти на базу, полюбоваться храброй Валей, и вместе с Манечкой отправиться обедать. Маня сказала, что у меня прекрасные планы, но уже очень поздно – и как бы нам не проспать.
    Как обычно, Маня встала первой, и перед уходом в школу разбудила меня:
    – Вставай, покушай и с Богом – на работу, а то проспишь всё Царствие Небесное.
    Юля и Феликс завтракали, когда я пришёл к ним. Феликс был в курсе в отношении моей работы в гараже, поздравил меня с началом трудовой деятельности. Юлины глаза меня порадовали – меньше красноты. Мы разошлись по своим рабочим местам: Феликс – возить начальника, Юля – при домашнем хозяйстве, а я – в гараж.
Ключа от гаража у меня не было, и я немного подождал Леонида. Следом за ним явился председатель колхоза – узнать, когда будет готова машина. Мы показали ему кузов, отремонтированный под погрузку зерна – его осталось только покрасить. Мотор и ходовую часть придётся разобрать, чтобы заменить изношенные детали. Мы пообещали председателю побыстрее закончить ремонт машины.
Я полез под машину снимать карданный вал. Нужно было поставить новые игольчатые подшипники. Пока возился с карданным валом, наступило время обеда. Я зашёл на базу за Маней. Она вместе с мальчиками резала кизяк, а девочки грузили его на подводу. Стасик, рослый, стройный парень, ростом почти с меня, руководил девочками. Я поздоровался, поблагодарил ребят за то, что они сами заготавливают топливо для своих классов. Маня напомнила Стасику, чтобы после разгрузки подводы он не забыл напоить быков и дать им сено, и отпустила ребят на обед до трёх часов. По дороге домой Маня спросила меня, как мне понравилась Валя, самая маленькая ростом девочка в классе. И сама же добавила: «Мал золотник, да дорог!».
После обеда я закончил замену игольчатых подшипников карданного вала и принялся снимать задние колёса, чтобы сменить тормозные накладки. Это долгая работа. Леонид занимался мотором, а я ходовой частью. Вечером я снова зашёл за Маней на базу. Она резала кизяк одна – учеников отправила домой пораньше. Была суббота – нужно помыться. Моя неугомонная жена и после ужина не могла себе позволить отдых – пошла в школу дописывать план агитмассовой работы среди населения. В понедельник ей нужно было ознакомить с этим планом учителей, чтобы они подготовили сообщения о политике партии для бесед в бригадах и на «десятидворках». Учителя – главные агитаторы на селе. Весь поселок разбит на 10 дворов – это 20 семей; за ними закреплен агитатор-учитель. Парторг колхоза привёз из райкома партии рекомендованные пособия и не давал Мане покоя, торопя её представить ему на проверку тексты сообщений учителей. Я пошёл с Маней, чтобы поддержать её морально.
Маня начала писать, добавляя информацию из газет. Я не держал в руках газеты со времени моего приезда из армии. Всё времени не хватало. Начал читать – читал, читал и сидя уснул. Маня разбудила меня:
– Проснись, читатель, поезд уже ушёл.
Я посмотрел на часы – одиннадцать часов ночи. Еле дошёл до дома и уснул, как убитый. На следующий день всё снова по кругу. Маня рано утром ушла в школу дописывать свои «агитки» для парторга и учителей, я – за ней, чтобы вместе идти на базу резать кизяк. Взялись за работу вдвоём, потом приехали ребята на быках, на этот раз всего девять человек: семь мальчиков и две девочки. Во время работы не отдыхали и не разговаривали. Вторую неделю ребята вкалывали бесплатно, чтобы зимой учиться в тёплом классе. И некому было, кроме учителей и старшеклассников, выполнить эту тяжелую и грязную работу. Спасение утопающих в руках самих утопающих. Маня обратилась к ребятам:
– Поработаем до часа и будем отдыхать. А завтра, в понедельник, с новыми силами за работу.
По дороге домой Маня зашла к одной из отсутствовавших девочек. Оказалось, мама заставила её полоть на огороде картошку. Маня велела ей передать другим девочкам, чтобы они все пришли в понедельник на базу: нужно обязательно закончить заготовку топлива до уборки картофеля.
Два месяца учебного года подростки не садились за парты. Но другого выхода у школы не было. А учителям, кроме основного своего дела – преподавания, приходилось много сил и времени тратить не только на хозяйственные работы, необходимые школе, но и на трудоёмкую агитационную пропаганду на так называемых «десятидворках» (десять дворов, закреплённые за каждым агитатором). Нужно просмотреть множество газет: районных, областных, республиканских, центральных; чтобы из всего этого бумажного пустословия составить «материалы» для промывания мозгов трудовому люду. Рабочему человеку платить надо достойную заработную плату, чтобы он мог прокормить своим трудом себя и свою семью. А вместо этого ему навязывали прекрасные лозунги и призывы, в которых одни пустые слова и обещания.
Заведующая школой была вынуждена и в воскресный вечер, вместо заслуженного отдыха после тяжкой физической работы, проводить часы  среди вороха газетных статей, выписывая информацию для учителей и составляя отчёты для парторга колхоза, да ещё в двух экземплярах. Я старательно помогал Мане: три часа переписывал отмеченные ею отрывки из газет. Мы едва управились к десяти часам вечера. Время в сосредоточенной работе летит незаметно; так незаметно проходит и наша жизнь. Встали утром – оглянуться не успели, как опять пора спать.
У Мани разболелась спина от многочасовой писанины. Она попросила меня погладить её по спине. Я усердно гладил и целовал усталые Манины плечи, её гибкую спину. Маня ласково благодарила меня:
– Спасибо, что ты есть у меня. Ты снял с меня всю усталость за целый день. Спасибо тебе, мой любимый.
Жизнь прекрасна, несмотря на все её тяготы, если можно обнять любимую жену, любящую тебя так нежно и преданно. Взаимная любовь, обоюдное согласие преодолеют любые трудности, помогут решить любые жизненные проблемы.
Весь следующий день я красил кузов машины, внутри и снаружи. После работы помогал дружной бригаде учителей и учеников, во главе с моей Манечкой, резать кизяк. Да ещё надо было подумать, как найти время для заготовки топлива для собственного дома. В степи дров не найти, а с кизяком хлопот много: нарезать, высушить, несколько раз переворачивая, отвезти на место, сложить в скирды. Работать приходится по шестнадцать часов в день и без выходных, а по конституции положен восьмичасовой рабочий день. Чтобы люди не вздумали роптать, им забивали голову агитацией политики партии и правительства.
Маня отпустила учащихся пораньше, а с учителями обсудила итоги двухнедельного труда на базе. По её прикидкам, нужно будет ещё три дня резать кизяк – и достаточно, а там уж работа полегче: вывозить, складывать, перекладывать кирпичики кизяка для просушки. Молодые учительницы во всём соглашались со своей ровесницей.
Дома, готовясь ко сну, мы с Маней немного поспорили, кому заготавливать топливо для нас самих. Наш спор был проявлением заботы о здоровье друг друга. Я сказал Мане, что после работы в гараже пойду на базу резать кизяк. И место я уже присмотрел – у самой двери. Там кизяк почти сухой, и соломы в нём много – будет хорошо гореть. Да и вывозить кизяк с базы на тачке можно. Маня, жалея меня, не могла допустить, чтобы я работал в две смены один. Но я был твёрд в своём намерении:
– Ты пренебрегаешь моей помощью. Нет, Маня, когда я спал, а ты шестнадцать часов работала без отдыха, я не возражал, потому что в твоих делах я мало понимаю, и не мог тебе помогать. А резать кизяк я могу и один, и буду сам делать эту работу.
Утром я зашёл в мастерскую. Плотники встретили меня хорошей новостью:
– Мы выполнили твой заказ, сделали ручки для лопат. Теперь за тобой рассказы о загранице, как ты обещал нам.
Мы договорились, что завтра в обеденный перерыв я расскажу о том, что я видел собственными глазами, в странах, в которых я побывал во время войны.
– Пусть Господь Бог прибавит вам здоровья и даст новые силы в ваших делах, планах и мечтах.
Плотники в свою очередь поблагодарили меня за пожелание Божьей помощи.
Пришёл в гараж. Леонид сказал, что покрашенный кузов выглядит, как с завода, и поручил мне клепать тормозные накладки. До обеда я сделал только одно колесо, после обеда ещё одно. Утром необходимо было, прежде всего, проверить коробку передач, иначе к ней трудно будет подобраться, когда Леонид поставит на место мотор. Потом нужно было доделать колёса.
Конечно, каждый раз по пути домой я не мог миновать базу, где работала Манечка, и всегда брал у неё лопату, чтобы немного помочь, пока она отдыхала.
Мы с Леонидом закончили работу немного пораньше, чем обычно, и когда я пришёл на базу, учителя и ученики упорно трудились. Я поздравил их с успехами, и, когда все разошлись, показал Мане выбранное место для резки кизяка для себя. Маня назвала меня молодцом, но долго сопротивлялась моим уговорам идти домой.
– Милая моя, любимая, мы о чём с тобой договорились? Я буду делать это сам. Это дело мужское, а я всё же, мужчина. Если ты меня не уважаешь, я обижусь. Прошу тебя, иди с Богом домой.
Маня, наконец, послушалась меня и даже не стала напоминать о том, что этим «мужским делом» только что, четверть часа назад, занимались молодые женщины и мальчики-подростки. Я перекрестился и начал с азартом орудовать лопатой. Дело шло хорошо и легко. Если так и дальше пойдёт, с топливом у нас будет всё в порядке. Работал почти до десяти часов вечера. Маня пожурила меня: нельзя работать в две смены, перегружать свой организм. Если подорвёшь здоровье, что будет с нашей семьёй? А она, как Маня чувствует, уже увеличилась, и завтра врач, наверное, подтвердит это. Я обнял жену, положил голову на её высокую грудь, стал крепко целовать. Дай Бог нам мальчика. С первых дней нашей совместной жизни я очень любил класть голову на грудь Мани. Ни у одной девушки нашего посёлка не было такой пышной груди. У Мани красивая фигура, а высокая грудь придавала её тонкому стану особую привлекательность. Я мечтал ещё до ухода в армию положить свою голову на Манину грудь, но на прощальном свидании так и не посмел этого сделать, хотя я и был пьян от любви. Бог меня удержал. В армии мне приходили в голову мысли, что я правильно поступил, что Маня могла бы остаться одна с ребёнком, и ей было бы очень тяжело, если бы меня, не дай Бог, убили или покалечили.
Маня после свадьбы рассказала мне, что я был при прощании очень скромным, несмелым, и таким и остался в её памяти, и что она никогда не проклинала бы меня, что бы ни случилось, так как её сердце было открыто навстречу мне, и винить она могла бы только себя. После расставания со мной Маня сразу пошла в школу и, сидя за столом в классе, долго плакала, положив голову на руки. Почему коварная любовь так жестоко поступает? Учителя знали, что Маня проводила в армию любимого, сочувствовали ей, одобряли её выбор. Парень бедный, но у него очень добрая душа, и любая девушка пошла бы за него замуж. К счастью, я вернулся, и наши с Маней мечты сбылись – мы поженились. Воспоминания о прошедшем нашем ожидании закончились крепкими, счастливыми объятиями.
Новый день, и новая работа. Придя в гараж, я сразу занялся разборкой коробки скоростей. Потом я вспомнил о своём обещании плотникам рассказать о Европе. Леонид предложил мне пораньше пойти в мастерскую. Он тоже хотел послушать мой рассказ, а то он ничего здесь не видел, кроме степи. Старший брат Леонида работал в кузнице; Леонид пригласил в плотницкую мастерскую и кузнецов.
Кто-то сказал, что бригадир и председатель колхоза уехали в поле, так что беседе никто не помешает, можно спокойно отдохнуть. Все собрались, и я начал своё вступление.
– Я вам, уважаемые мои соотечественники, расскажу то, что видел своими глазами. Начнём с Польши, она рядом с нашей золотой Украиной. По сравнению с Казахстаном, Украина – это рай на земле: всё есть, и всё родит. Что растёт на земле, то растёт на Украине. В Польше до войны жили лучше, чем у нас, там не было колхозов. Дороги между городами и сёлами все заасфальтированы. Большинство домов в сёлах под оцинкованной крышей, и сараи тоже. Многие паны из-за больших налогов на землю всё продали и уехали в Англию и Америку. Семьдесят процентов земли панов отдали бедным крестьянам, а на тридцати процентах панской земли организовали совхозы (у них они называются госхозы). Люди живут по-разному. Те, у кого земли побольше, и есть, чем её обрабатывать, получают хороший урожай, зажиточно живут.
Венгрия тоже аграрная страна, но промышленность развита больше, чем в Польше. Народ трудолюбивый – богаче, чем поляки. Постройки в сёлах почти стандартные, под железной или черепичной крышей. Асфальтированные дороги, как и в Германии, с двух сторон обсажены фруктовыми деревьями. В общем, если сравнивать с Украиной, то, скорее, в Венгрии рай на земле.
Австрия. Это те же немцы, как у нас на Украине поляки и украинцы. Всё построено по немецкому стандарту, и говорят в Австрии на немецком языке. Страна очень развита промышленно. Здесь ковалось всё оружие для войны с нами: в Австрии, в Венгрии и частично в Польше. Немец все заводы захваченных стран заставил работать на войну под руководством немецких директоров и инженеров, а местная рабочая сила работала под ружьём, как мы сейчас живём. Поэтому немец был силён. Вся Европа работала на войну против нас. А ещё Япония, Египет и Италия – главный помощник Гитлера.
Вот всё вкратце. Часть городов была разбита. Наша артиллерия старалась не разрушать центры западных городов, била по окраинам. А Варшаву сам Гитлер разбил, когда поляки встали против фашизма. Польская антифашистская организация была самая крупная и сильная в Европе. Поляки, служившие в Варшаве Гитлеру, предали польское восстание, которое было согласовано с нашей разведкой. Наши самолёты должны были высадить десант, чтобы помочь полякам. Но Гитлер узнал о готовившемся восстании раньше назначенного срока, и подавил восстание прежде, чем успела подойти наша поддержка. Гитлер укрепил Варшавское направление сильным огневым кольцом. Вдоль Вислы были построены пленными поляками доты и дзоты. В охране служили польские офицеры, переодетые в немецкую форму. Они передали через польскую разведку нашей разведке планы всех укреплений.
Это помогло нашим войскам при взятии Варшавы. Бои за Варшаву были жестокие, гораздо ожесточённее, чем за другие города, так как Варшава – это ворота дороги на Берлин. Шли такие бои, что в Висле не было белой воды: текла кровь и плыли человеческие тела, руки, ноги. Днём не было видно ни солнца, ни белого света – одна дымовая завеса, а ночью сплошной огонь, как от самой яркой молнии. И страшный гул от снарядов, рёв самолётов, взрывы бомб.
Я стоял со своей машиной в лесу на берегу Вислы, примерно в пяти километрах от черты города Варшавы. Вдоль по реке вместе с водой двигались дым и гарь, которые хорошо прикрывали машину от немецких самолётов. Всё это я видел своими глазами.
Уже начало второго часа.
– Спасибо тебе, - поблагодарили меня слушатели. – Приходи нас просвещать. У тебя талант агитатора.
В обеденный перерыв я зашёл за Маней на базу. Она видела, сколько кизяка я нарезал накануне, и сказала, что ещё два таких участка срезать – и нам хватит топлива на всю зиму, даже если бы у нас не оставался кизяк с прошлой зимы. После обеда Мане в школу, а потом снова на базу, а мне в гараж, а потом тоже на базу. Привычный маршрут.
Только я закончил возиться с коробкой передач, Леонид заявил, что на сегодня хватит, и что его ждёт жена дома, чтобы помочь ей прополоть картошку. Я был очень доволен, что мы пораньше закончили работу. Я смогу Мане помочь и для себя побольше сделать. Пришёл на базу, поздоровался с учителями и учениками, со Стасиком за руку, сказал ему:
– Молодец, командир, твои солдаты хорошо работают.
Маня, раз муж пришёл за ней, отпустила учеников и учителей домой пораньше. Мы остались вдвоём. Я объяснил Мане, почему пришёл так рано, и начал резать для нас кизяк. Маню, как она ни противилась, отправил домой, помогать маме по хозяйству. Я обещал обязательно выполнить Манин «приказ» – вернуться домой в восемь часов. Я стал усердно резать. Посмотрел на часы – уже половина восьмого. Думаю: ещё немного поработаю и уйду. Вышел из базы, иду, а Феликс едет на базу, спрашивает:
– Ты не из гаража?
Нет, я кизяк заготавливал на зиму для себя.
– Я тебе помогу.
– Я сам справлюсь.
– А нам кто помогал? Я обязан помочь тебе. Давай, садись, я завезу тебя домой. А завтра вечером я приду на базу попозже, чтобы ребята не видели, что я тебе помогаю, а школе – нет.
Я пришёл домой без пяти минут восемь.
– Молодец, спасибо за точность, - похвалила Маня.
– Меня Феликс привёз: он лошадей на базу отводил.
Доложил Мане, что нарезал кизяка больше, чем накануне. Спросил у мамы, сколько тачек таких, как у соседей-китайцев, нужно зимой на день. Она ответила, что в сильный мороз, если топить целый день, нужна одна тачка кизяка. А если небольшой мороз, без бурана, то полтачки хватит. А всего на зиму нужно примерно сто пятьдесят тачек топлива. Я это усвоил и решил считать количество тачек, когда буду вывозить кизяк с базы.
На следующий день Леонид поручил мне заниматься колёсами машины. После работы пришёл на базу, принялся помогать ученикам. Маня объявила, что работа по резке кизяка закончена, теперь только вывозить и сушить.
– Пока конец вашим мучениям до копки картошки, а после картошки будем завозить кизяк в школу.
Маня обратилась к учителям:
– Девушки, завтра не выходите на базу. Мы с учениками сами закончим это дело. Большое вам спасибо; мы с вами за две недели сумели заготовить топливо на всю зиму.
Все разошлись. Мы с Маней дождались Феликса, который пришёл помогать мне около семи часов. Маню мы отправили домой, а сами решили резать вдвоём, чтобы завтра я мог взять тачку у китайцев и начать вывозить кизяк с базы. Феликс мне предложил свой план:
– Давай завтра на лошадях вывезем, потом у речки помоем бричку, чтобы не воняла. Мы к полуночи управимся, и тебе не придётся несколько дней с тачкой канителиться.
– Это хорошее предложение, к тому же ночи сейчас светлые. Пойдём к нам, поужинаем вместе.
После ужина я проводил Феликса домой, кстати, навестил Юлю: как она себя чувствует? Юля сказала, что глаза уже почти не болят, только щиплет немного, когда мазь закладывает. Мы договорились с Феликсом, что завтра он зайдёт ко мне в гараж, как только вернётся с комендантом из поездки.
Утром Маня предупредила меня, чтобы я не ждал её к обеду, так как она не знает, когда она освободится. Ей нужно организовать работу учеников, потом пойти на приём к врачу. Да ещё Станислав просил зайти в сельсовет по какому-то вопросу. У меня в гараже своя работа – установка мотора на место. Нам вдвоём с Леонидом не осилить, я позвал кузнецов на подмогу. В мастерской и кузнице работали одни старики, которые не могли в другом месте работать: ноги не ходили. Установили мотор, начали промывать радиатор, проверять электрооборудование, сцепление, выполнять множество других мелких работ. После выходного дня будем заводить. Вечером попросил Леонида отпустить меня пораньше. Леонид не возражал – иди, коль надо.
На базе Маня и ученики заканчивали вывозить и складывать для просушки кирпичики кизяка. Ребята были рады, что с субботы они будут отдыхать  и очень старались, работали с энтузиазмом. Приехал Феликс, подошёл к друзьям, обнял закадычного дружка своего, Стасика. В семь часов Маня отпустила ребят, а мы с Феликсом отпустили Маню домой, а сами работали без отдыха, не теряя ни минуты, и вывезли с базы две трети нарезанного кизяка. Поехали на речку, вымыли бричку, поставили лошадей в конюшню. Феликс дал им корм, и мы пошли домой. Шёл уже второй час ночи. Феликс очень устал. Ему было всего четырнадцать лет, а он работал как взрослый. Маня в это позднее время не спала, писала планы агитационной работы в бригадах. Станислав нагрузил её новым поручением как ответственную за агитацию, проводимую учительским коллективом.
Маня покормила нас с Феликсом, я проводил брата, и в начале третьего часа ночи мы, наконец, легли с Маней спать.
– Хороший ты заправщик, - говорит мне жена. – Не прожили мы даже двух месяцев, а я уже беременна. Врач проверила, мои прогнозы сбылись.
– Милая, любимая моя! Я счастливый человек, будет у нас сын, - обрадовался я, начал целовать Маню.
– Кого Господь нам пошлёт, то и будет хорошо. Я с юных лет мечтала иметь хорошую семью. Самое главное – с любимым человеком, который по душе и сердцу. Ты – мой благотворитель, ты моё счастье. Я больше, чем рада. Теперь я не одна у тебя, нас двое.
Мы долго лежали, счастливые, в объятиях, благодаря друг друга за величайший подарок на земле – наше потомство. Ночью я почему-то проснулся, повернулся к жене и стал тихонько гладить её по груди, по животу. Мне было так приятно осознавать себя будущим отцом. Маня тоже проснулась, спросила меня, почему я не сплю, и пошутила: «Охраняешь потомство?». Я посмотрел на часы – только пять часов. Маня скоро снова уснула, а мне не спалось – одолевали мысли о нашей семье. Как её содержать; нет ни копейки за душой. Что я в колхозе на машине заработаю? Одни «палочки». На что содержать ребёнка? Ему нужны пелёнки, распашонки, кроватка и многое другое. Маниной зарплаты не хватит на самое необходимое, что потребуется после рождения ребёнка. Нужно мне думать, как бы хоть немного дополнительно зарабатывать. А ведь у меня ещё одна семья – мама, сёстры, брат. Они совсем нищие. Им нужно помочь хотя бы верхнюю одежду купить, чтобы тело прикрыть. Как я могу спокойно спать, когда моя мама, единственная, любимая, живет в ауле, работает день и ночь полураздетая, полуголодная? Так хочется привезти маму и Екатерину на зиму в посёлок. У Юли скоро лекарства кончатся, а денег на них негде взять. Все эти мысли не выходят из моей головы. Мы уже заняли пятьдесят рублей под Манину зарплату: двадцать рублей у Альберта и тридцать рублей у китайцев. Да, я забыл, ещё три рубля я должен Альберту. Ползарплаты отдадим, а дальше что делать будем?
Я не находил выхода из этого положения. Хорошо бы устроиться где-нибудь на маленькую зарплату. Это в сто раз лучше, чем в колхозе много трудодней. За них получишь по десять-двадцать копеек и по пятьсот-семьсот граммов зерна на трудодень. Вот тебе и весь заработок. А воровать – тюрьма. Вся надежда на лучшее будущее, а с каждым годом всё хуже. И не только в нашем колхозе. Таких колхозов в районе до восьмидесяти процентов. Они существуют на банковскую ссуду, и так из года в год. А проценты на ссуду такие, что даже если продать всё хозяйство, не хватит рассчитаться за ссуду. Районное руководство требует от колхоза выполнения плана и забирает всё, а колхознику хоть умирай. Некоторые председатели колхозов шли на обман: засевали больше площадей, чем показывали в отчётах; или засеют пшеницей, а в отчёте – якобы ячменем, на корм скоту. Тогда колхоз и план выполняет, и себе оставляет зерна – на питание колхозникам, на помощь престарелым, многосемейным, инвалидам.  Придумывали разные лазейки и в отношении планов по мясу, молоку. Но, ни один самый сильный, самый умный председатель колхоза не может быть независимым от района. Райком партии – главная руководящая и направляющая сила: что райком прикажет, то и будет выполнено. Председатель колхоза, боясь исключения из партии и снятия с работы, не пойдёт против райкома.  А что простым труженикам делать? В колхозе я ничего не добьюсь. Если бы мне удалось устроиться на работу в школу! Но и от колхоза я завишу. Нужно топливо на зиму обязательно заготовить, но, если я не буду ремонтировать машину, колхоз не разрешит резать кизяк на базе, так как кизяк – колхозная собственность. Так что придётся и председателя колхоза слушаться, и себя не забывать.
В субботу мы с Леонидом полностью установили мотор на машину, оборудовали электропроводку. В понедельник можно будет заводить, и поработать день на холостом ходу, а потом дня два обкатать машину с небольшим грузом. Я залил радиатор водой, чтобы проверить, не потечёт ли за воскресенье. Мы с Леонидом распрощались до понедельника.
Подъехал Феликс к гаражу, и мы с ним поехали на базу. Школа уже закончила вывозку кизяка, и мы работали одни. За два часа мы успели вывезти оставшуюся часть кизяка и уложить его в скирду для просушки. Если бы Феликс не помог мне, пришлось бы неделю вывозить кизяк на тачке. Отвели лошадей, пришли к нам.
Маня накормила нас роскошным ужином: варениками со сметаной. Я проводил Феликса домой, поговорил с Юлей о хозяйственных делах, вернулся в одиннадцать часов. Бедная Маня всё переписывала планы агитационной работы: второй экземпляр в сельсовет, а ещё один – секретарю парторганизации колхоза. В воскресенье у неё только до обеда выходной – выспаться можно. А потом нужно показать эти планы парторгу, чтобы уже в понедельник ехать в бригаду, знакомить рабочих с новостями по району и области, рассказать о задачах уборки урожая и о политике партии и правительства. Маня должна была выступить первой, затем по очереди – учителя. И для меня, наверное, это последний выходной. Уборка на носу.
Я спросил, закончила ли Маня заготовку топлива для школы. Маня ответила, что ещё целую неделю придётся сушить кизяк, перевозить на быках в школу, складывать в скирду. Быки ходят медленно, а расстояние туда и обратно – два километра. А через неделю нужно копать картошку. Я просил Маню не перегружаться, не поднимать тяжести, беречь себя и нашего ребёнка.
В воскресенье Маня встала в девять часов, а я ещё часик подремал. Маня подошла ко мне, начала щекотать:
– Вставай, завтрак готов. Я лично тебе приготовила. Мама ушла на моленье.
Я не спеша встал, умылся, побрился, сел за стол. Маня принесла миску, от которой исходил очень вкусный запах. Открыла крышку – в миске была молодая картошка, тушёная в сметане, вкусная-превкусная. Мог ли я не поблагодарить жену за такой завтрак? Я обнял Маню и расцеловал от чистого сердца, от всей души.
Маня занялась хозяйством, а я понёс молоко и творог Юле и Феликсу. Они как раз завтракали. Я расспросил их, как у них с продуктами. Юля сказала, что мука есть, пшено есть, жир бараний есть, а Феликс приносит каждый день полтора литра молока и семьсот граммов хлеба, им хватает. У Юли с глазами стало гораздо лучше, но капли кончились, и мази осталось мало. Я успокоил её, сообщив, что Маня в начале октября поедет в район за зарплатой и купит для Юли лекарства.
Пришёл домой. Маня всё писала. На этот раз – план воспитательной работы в седьмом классе и общий план по школе на первое полугодие. Классные руководители будут на основании общего плана оставлять планы мероприятий для своих классов и учеников на каждую неделю.
После обеда Маня ушла к секретарю парторганизации колхоза. Я занялся по хозяйству. Вечером, после ужина, мы решили сходить к тётке Марии, проведать, как чувствует себя она и её мальчики, наши братья Антон и Юлиан. Тётя гордилась своими сыновьями. Действительно, вежливые, трудолюбивые ребята во всём помогали тёте по хозяйству, если не были на работе. Муж тёти, Иосиф, и его братья Антон и Казимир Канцырские работали в трудовой армии в городе Тагиле. Они писали, что работают по шестнадцать-восемнадцать часов, кормят их плохо. Нет надежды на скорое возвращение. Борьба идёт за выживание. Все надеются на лучшее будущее, но, хотя прошло уже три года после войны, лучшего ничего не прибавилось.
Тётя была очень довольна нашим посещением, приготовила нам угощение. Мы поблагодарили её за уважение и внимание к нам, но от угощения отказались, сказав, что мы только что поужинали. За разговором на хозяйственные и самые разные другие темы не заметили, как время пролетело. Мы выразили сожаление, что ребят не удалось повидать – они были в бригаде – попрощались с тётей и почти в полночь вернулись домой. Закончился выходной день, завтра новый рабочий день со своими проблемами и трудностями.
Меня очень беспокоило состояние Мани. Она мало спала и слишком много работала; ложилась далеко за полночь, а вставала почти всегда в одно и то же время – в шесть часов утра, и в половине седьмого уходила в школу. Я просил Маню беречь наше будущее совместное счастье, которое она носила в своём животе, – нашего сына. Маня в ответ благодарила меня за то, что я есть у неё и говорила, что она очень рада и что неважно, кого пошлёт нам Господь – сына или дочь: это будет наш ребёнок, и это будет прекрасно.
В отличие от Мани, я выходил из дома в восемь часов или даже в половине девятого и не торопился, как учил меня мой напарник Леонид Вишневский. Мне нравились его манеры и привычки, и я старался перенять их. Леонид прежде, чем начать какую-нибудь работу, её тщательно обдумывал, обращался к Господу с молитвой о помощи в этом деле. И у него всегда всё получалось. Леонид говорил, что в шофёрском деле нужно быть внимательным и осторожным, принимать взвешенные решения быстро, чтобы не совершить аварии. А если везёшь людей – это строгая ответственность. Везёшь – смотри в оба и думай на протяжении пути о людях в твоём кузове. Дай Бог мне это правило усвоить и выполнять.
В понедельник я пришёл на работу одновременно с Леонидом. Мы начали мотор заводить. Я кручу рукояткой, стартер не берёт, мотор после ремонта туго проворачивается. Наконец, завёлся и проработал десять минут. Мы заглушили мотор для охлаждения и проверки всех связанных с ним агрегатов: насоса, карбюратора, динамо-машины, электропроводов и других. Леонид говорит:
– Пока всё нормально. Через час ещё раз заведём. Хорошо обкатаем – будет хорошо работать. Завтра можно будет попробовать поехать без груза.
Тут пришёл председатель колхоза и огорошил нас:
– Я услышал звук мотора. Мне сейчас нужна машина – отвезти комбайнёров в бригаду, чтобы подготовили комбайны. Завтра начинаем уборку спелых участков. Машина нужна, как воздух – прошу вас, отвезите комбайнёров.
Леонид стал объяснять председателю, что мотор только второй раз завели, он греется. Председатель повторил свою просьбу и ушёл. Мы подумали-подумали и решили, что придётся испытывать ходовую часть машины во время работы. Завели и выехали из гаража. Нас уже ждали шестеро комбайнёров и четыре их помощника. Сели, поехали в первую бригаду в восьми километрах от посёлка, затем во вторую – в пятнадцати километрах. Приехали в первую бригаду, проверили все агрегаты машины – нагрелись оба передних колеса. Мы затянули колодки тормозов, отпустили. Затем сменили воду в радиаторе. Во второй бригаде – та же история с задними колёсами. Я полез под машину, проверил все соединения – пока всё нормально.
Только мы вернулись в гараж, заглушили мотор и собрались идти на обед, подошёл парторг и попросил отвезти его и Марию Феликсовну в бригады, чтобы во время обеда провести беседы. Впервые я в качестве шофёра вёз свою супругу. Парторг хотел забраться в кузов, но я предложил ему ехать вместе с Маней в кабине: в тесноте, да не в обиде. Мы приехали во вторую бригаду как раз к началу обеда. Парторг обратился к народу:
– Пока вы будете кушать, мы вам расскажем о планах уборки в колхозе, районе и области и о планируемой сдаче хлеба государству в этом году. В южных районах уборка уже началась. Завтра мы тоже приступаем к уборке урожая на отдельных участках, где хлеб поспел.
После выступления парторга Маня прочла выдержки из центральных газет о текущей политике партии и правительства. Люди задавали много вопросов, в основном, о нашем колхозе и районе. Затем мы поехали в первую бригаду, где народ уже начал расходиться после обеда. Парторг попросил бригадира задержать людей, чтобы провести политинформацию. Повторилась та же беседа, что и во второй бригаде. Слушатели охотно задавали вопросы и просили почаще приезжать, рассказывать о новостях. Парторг поздравил всех с началом уборочной кампании, пожелал успехов в нашей общей работе. Он поблагодарил также Марию Феликсовну за хорошо подготовленную агитацию, подборку соответствующих газетных статей, пожелал и ей успехов в школьных и агитационных делах. Пока суд да дело, уже четыре часа.
Я завёз парторга домой, и мы с Маней приехали, наконец, обедать. После обеда, по пути в гараж, я заехал к Леониду, доложил ему о работе машины – мотор ещё греется, охлаждение улучшилось после того, как я подтянул ремень вентилятора. Поставил машину в гараж, вернулся домой – смотрю, уже половина седьмого.
Маня помогала маме чистить подпол для закладки нового урожая картофеля и овощей. В этом году картошка уродилась у нас неплохо. Я вынес на улицу всю грязь, которую мы подняли из подвала. Мы умылись, поужинали, и как только положили головы на подушки, провалились в сон после такого напряжённого трудового дня.
Утром во вторник я встал рано, вместе с Маней, чтобы успеть до завтрака проведать Юлю и Феликса. Они удивились моему раннему приходу и спросили, что случилось. Я успокоил их, сказав, что пришёл навестить их, так как, возможно, во время уборки я буду работать сутками, и придётся видеться реже. Я был рад за Феликса и Юлю, что у них всё нормально. А как там мама и Екатерина? Тревога за них не оставляла меня.
Когда я пришёл на работу, гараж ещё был закрыт, и я зашёл в мастерскую. Старики меня встретили радушно:
– Ну, дипломат, что ты расскажешь на сей раз?
– Если у Вас есть интересные вопросы, я постараюсь ответить на них. Мне нравится общаться с Вами, у Вас большой жизненный опыт.
Один старик задал мне вопрос, правда ли, что наши учёные создают электростанцию, которая будет работать без топлива, с помощью атома. Я ответил, что скоро получу журнал «Наука и жизнь»: в нём печатаются статьи о научных разработках, и тогда я смогу рассказать им об этом. Я распрощался с плотниками, посетовав на то, что во время уборки некогда будет навещать их, и пришёл в гараж.
Леонид сообщил мне, что едет в бригаду возить зерно от комбайна, а я пока могу отдыхать. Потом мы поменяемся ролями, как договорились. Прекрасно! Я пошёл домой, по дороге не забыв зайти в школу. Маня сидела в учительской и, как обычно, писала. Она обрадовалась моему появлению и предупредила меня, что задержится после уроков в школе: нужно обсудить с учителями, как начать в среду копать картошку для школы. Ученики седьмого класса и учительницы будут копать, а дети из младших классов после двух уроков пойдут собирать картошку. Нужно известить об этом родителей. Маня напомнила мне о лопатах, попросила заправить в четыре лопаты новые черенки и наточить заново те лопаты, которыми резали кизяк. Я пообещал с удовольствием всё выполнить, взял лопаты и пошёл домой.
Теща моя любимая, Виктория, удивилась, почему я рано пришёл с работы. Она ещё не начинала готовить обед. Я сказал ей, что моя смена завтра, а сейчас я займусь срочным делом – насаживанием лопат на ручки. Договорились, чтобы она не спешила с обедом, так как Маня задержится в школе. Ручки оказались слишком длинные, и я каждую подгонял к лопате. Не заметил, как пришла Маня. За обедом она рассказала, что учителя вечером, когда родители учеников будут дома, попросят их отпустить детей на копку картошки и снабдить вёдрами, чтобы было во что собирать картошку. Сама Маня попросит в сельсовете дать на среду быков для перевозки картошки в школу и найдёт какого-нибудь возчика – наверное, опять Стасика. Ну, а мне нужно лопаты точить. После обеда взялись каждый за своё дело.
Меня опять выручил мой братишка Феликс. Только я стал думать, как мне суметь одному и точило крутить, и лопаты точить, вижу, Феликс ведёт лошадей в конюшню после поездки. Мне его Бог послал. Феликс отвёл лошадок, и мы с ним вдвоём быстро справились с работой, наточили лопаты. Пришли к нам домой. Мама накормила Феликса творогом со сметаной. Он хорошо покушал, у них с Юлей нет возможности готовить творог, им перепадали эти молочные деликатесы от нашей, то есть, тёщиной коровы. Сытый Феликс помог мне прибить жердь в сарае и ушёл домой. Я понёс готовые лопаты в школу.
Моя любимая заведующая школой начала, как всегда, расхваливать меня: что бы она делала без любимого мужа и верного помощника. Я, смеясь, заметил ей, что три года она делала всё сама. Маня согласилась со мной, что и правда, тогда ей не на кого было надеяться, но как хорошо, когда есть в жизни опора. Жена посвящала меня во все свои дела, и я принимал их, как свои собственные, не менее важные для меня. Маня сообщила, что сегодня соберётся правление колхоза по поводу начала уборки урожая. Станислав договорится с бригадиром в отношении быков для школы. Завтра утром Маня должна прийти на хозяйство с возчиком. Стасика забрали в бригаду. Водить быков будет Анатолий Якубовский. Он сам и его родители согласны. Завтра будет известно, сколько человек могут принять участие в копке картошки. Каждое дело надо заранее продумать и организовать, иначе ничего не получится.
Среди ночи Маня разбудила меня – к дому подъехала машина Леонида. Я быстро встал, вышел к нему.
– Здравствуй, - приветствовал меня мой сменщик. – Извини, что нарушил твой сладкий сон. Я приехал сказать тебе, что в среду ты ещё дома, а в четверг поедешь в бригаду и будешь работать до воскресенья. Мы с женой должны копать картошку. В воскресенье я сменю тебя.
– Ну, хорошо. Как тебе нужно, так и делай. Я в твоём распоряжении.
– Я приехал немного отдохнуть. Завтра поеду в бригаду.
Я пожелал Леониду спокойного отдыха, вернулся к Мане и пересказал ей наш разговор с Леонидом. Я был рад, что завтра смогу помочь школе, а значит Мане. Пока приедет Маня с быками, пока соберутся учителя и ученики, я успею подготовить фронт работ. Маня согласилась со мной и сказала, что работать будем до четырёх часов, так как ученикам нужен отдых, а в субботу, наверное, придётся отменить уроки и работать с десяти часов до четырёх; может быть, удастся закончить копку.
Наступила среда. Я пришёл на поле с десятью лопатами. Занял два рядка, начал копать. В начале рядов картошка была плохая, мелкая. Дальше пошла получше. Прошёл метров десять, когда приехала Мария Феликсовна с учениками на быках. Мы с Маней, и три семиклассника заняли семь рядов картофельного поля. Две девочки начали собирать выкопанную картошку в вёдра и высыпать в телегу. В половине одиннадцатого пришла солидная подмога: тридцать два ученика младших классов и восемь семиклассников. Работа пошла быстрее, и к двум часам набрали полную телегу. Анатолий запряг отдыхавших быков, и в сопровождении свиты из трех девочек, повез первый сбор в школу. С ними пошла Мария Феликсовна, чтобы организовать, с помощью отдыхавшей в школе уборщицы разгрузку даров картофельного поля. Через два часа телега вернулась.  Её снова загрузили. Учащихся отпустили домой, кроме тех, кому предстояло заняться разгрузкой второго рейса. Восемь ребят быстро перенесли ведрами картошку в спортзал и рассыпали её на полу, сушиться. Мария Феликсовна была довольна успешным началом уборки школьного картофеля, хотя урожай оказался средним.
Мы с Маней вернулись домой в 7 часов, умылись, покушали, стали готовиться ко сну. В это время соседка принесла письмо от Юлиана – почтальон передал ей, просил занести нам. Маня поблагодарила соседку, вскрыла конверт, начала читать вслух. Мама и я сели в тревожно ожидании слушать. Юлиан писал, что работает в лесу, здоровье немного улучшилось. Он надеялся, что его комиссуют из трудармии, но этого не сделали; поэтому  никакой надежды на скорое возвращение домой, нет. Мама заплакала. Маня читала и тоже плакала. Мне трудно было сдержаться, слезы сами текли. Посылку Юлиан получил, как только вышел из больницы. Пришёл в общежитие, открыл ящик. Товарищи окружили его, каждому досталось по кусочку. Все были довольны, был большой праздник. Юлиана просили передать его родителям спасибо за угощение. Скоро они будут собирать и кушать кедровые орехи, перейдут на новую делянку для заготовки леса. Вот и все новости в письме. Я вывел Маню на свежий воздух, вынес табуретку, для неё, стал успокаивать, как умел. Замерзнув на прохладном ветру, мы в половине двенадцатого вернулись в дом. Мама все ещё тихо плакала. Мы дали ей воды, она немного успокоилась.
Я тоже расстроился, вспоминая свою родную маму. Как она там, возможно, тоже плачет, но мы не видим. Нас здесь четверо, считая Маню, а их двое, среди родных, а все же не у себя дома. Я старший сын не в силах помочь своей маме, ни деньгами, ни своим трудом. Что за жизнь, сам себя не могу содержать. Живу на шее у супруги. Мы легли спать, но долго не могли уснуть. Маня расстроилась из-за брата, я из-за мамы и собственной нищенской жизни. Я стал гладить Маню по лицу, по груди, целовать и просил успокоиться. Мы ничего не можем сделать против законов нашего государства. Я предложил Мане повернуться ко мне спиной, ей так легче будет уснуть. Маня вскоре заснула, а я долго лежал без сна, такая сильная боль была у меня в груди.
В четверг утром Маня перед уходом разбудила меня: пора идти на работу. Я быстро встал, умылся, побрился, позавтракал. По дороге в гараж я, конечно, заглянул в школу попрощаться с Маней, неизвестно, когда я приеду из бригады. Я попросил её не скучать, не волноваться, главное, беречь себя, пожелал ей успехов в уборке картофеля, жаль, что не могу им помочь. Я пришел на хозяйство. Леонид ещё не приезжал,  зашел в кузницу поздороваться с кузнецами. Еле вытерпел, чтобы ещё раз не навестить плотников. Тут вижу, едет машина. Леонид вышел из кабины, поздоровался со мной, сказал, что мотор работает нормально, и тотчас дал распоряжение заправить машину, долить масло, проверить воду и отправляться в бригаду отвозить от комбайна зерно, и выполнять всё, что скажет бригадир. Я пожелал Леониду хорошего отдыха и хорошего урожая, чтобы на целый год хватило, попрощался и поехал в бригаду на первую свою уборочную смену. Со мной поехал парторг, у которого были какие-то дела в бригаде. Приехал комбайн, его тщательно готовили к работе, проверяли, смазывали. День был хороший, теплый, ветер небольшой, ласковый. Комбайн начал косить пшеницу, она отсырела, колосилась плохо. Я ездил следом за комбайном, и, когда кузов  доверху заполнялся зерном, комбайн останавливался и простаивал, пока я отвозил собранное зерно. Другой машины в колхозе не было.
Мы работали до двух часов ночи. Я подогнал машину поближе к бараку, лёг на солому и сразу уснул. Утром бригадир послал меня отвезти трактористов в кузницу и подождать их, если быстро починят нужную деталь. Если ждать долго, то сразу нужно возвращаться, а трактористов довезут на лошадях.
У кузнеца была не закончена прежняя работа, и он не мог приняться за новую. Я поехал обратно, конечно, мимо школы. Маня как раз собралась идти за быками на хозяйство. Я усадил её в машину, по дороге рассказал, как  первый день работал на уборке. Привёз Маню на место, поцеловал, велел беречь себя, пожелал всего хорошего в её труде, и, с лёгким, радостным сердцем, поехал в бригаду. Трудились до трёх часов ночи. С последним рейсом комбайнёр с помощником поехали на стан отдыхать. Я разгрузил машину и присоединился к ним ужинать.
Утром в субботу подъём в шесть часов. Спал всего часа два. Завёл машину; поехали с комбайнером и его помощником к комбайну. Солнышко так ярко освещало поле, что колосья пшеницы блестели, как сплошная золотая лента на фоне ярко-голубого неба. Пока готовили машину к работе, я ещё часок вздремнул. В этот день работалось хорошо, комбайн шёл без большой нагрузки, мы выполнили полторы нормы. Полоса пшеницы была чистая, мало «перекати-поля», этого сорняка, который забивает молотилку.  Название сорняк получил потому, что ветер вырывает его с корнем и катит через всё поле как шар, сея семена, на большие расстояния. На некоторых полях «перекати-поле» занимает половину посевов. Весной засевают поля пшеницей, и когда она уже всходит и начинает расти, под её защитой (от ветра)  всходит и сорняк. Он достигает половины высоты стебля пшеницы и покрывает землю сплошной зелёной массой, отбирая  влагу и питательные вещества. Теряется тридцать-сорок процентов урожая. И при уборке перекати-поле доставляет много хлопот. Веялка его не берёт; приходится вручную на решетах очищать зерно. Это дорогая и трудоёмкая  работа: двое сеют, третий насыпает пшеницу в решета, втроём за день успевают просеять не более трёх тонн. С этим вредным сорняком ведут упорную борьбу. Землю под паром несколько раз культивируют, чтобы уничтожить всходы сорняков. С четырёх сторон поля сажают лесозащитные полосы от ветра. Лесные полосы в Казахстане имеют большое значение и для задержания снега на полях во время частых буранов. Влага остаётся в земле, и урожай пшеницы – на пять-семь центнеров с гектара больше, чем на открытых полях.
Мы закончили работу в половине четвёртого ночи, то есть уже под утро воскресного дня. Мы так устали, что не могли кушать, и сразу легли спать. Бригадир разбудил нас, как нам показалось, едва мы уснули. Мы позавтракали плотно, так как были голодны со вчерашнего дня, и поехали на уборочную. Мне опять удалось немного подремать, пока комбайнер с помощником смазывали свою технику. Начало работы было хорошее, а потом пшеница пошла вперемешку с перекати-полем, и мы мучились с очисткой молотилки от сорняка. В два часа ночи мы закончили косить, и комбайнер с помощником отпросились у бригадира домой сменить бельё. Бригадир разрешил, но с условием, чтобы они в семь утра были на  поле. В посёлке я развёз своих товарищей по домам, поставил машину у дома Леонида, но будить его не стал. Он сам знает, что ему надо ехать на смену, а комбайнеру я сказал, что очередь Леонида ехать в бригаду.
Я пришёл домой глубокой ночью. Маня нагрела воды, вынесла её на улицу и старательно поливала мне на спину,  руки, шею. От тёплой воды и от заботы моей нежной жены мне стало легче. Мы сели за стол. Маня сама не ела, а только смотрела на меня и всё приговаривала: «Ты кушай, кушай, потом поговорим». Она рассказала о своей победе – они закончили копать картошку. В восемь часов утра Маня должна быть в школе, так как все сотрудники школы, учителя и уборщица, начнут отбирать клубни на посадку в следующую весну. Остальную картошку, когда она обсохнет, переберут и опустят в подвал. Я не мог не воспользоваться поводом, чтобы обнять и поцеловать Манечку, поздравляя её с важной хозяйственной победой.
Я сразу уснул и спал, как говорится, без задних ног, пока Маня не пришла обедать. Спал и после обеда, до семи часов вечера. Маня растормошила меня: «Вставай, а то с голоду умрёшь». Она тоже отдыхала после обеда, но встала, как всегда, раньше меня.
Мы поужинали, пошли знакомой дорожкой – проведать моих брата и сестру. Юля была одна: неугомонный Феликс ушёл к друзьям. Мы с Маней обследовали совместно Юлины глаза, и хотя краснота под веками ещё оставалась, но было заметно явное улучшение. И сама Юля сказала, что боли почти прекратились, если не смотреть на солнце. Мазь и капли для глаз у Юли закончились, но Маня взяла у неё рецепты – завтра она поедет в район за зарплатой и привезёт Юле лекарства. Юля сказала, что они с Феликсом завтра начнут копать картошку. Маня заметила, что тоже собирается копать картошку в своём огороде, так как в школе эта работа закончена.
Утром к нашему дому подъехал Леонид и попросил меня сменить его на один день: ему нужно быть дома. Он отвёз комбайнёра в МТС и велел мне заехать за ним к часу дня, а до этого времени я должен предупредить бригадира о простое комбайна. Я предложил Леониду довезти его до дома, но тот отказался: предпочёл пройтись пешком, подышать свежим воздухом. Я вернулся в дом, извинился перед Маней и мамой за то, что не могу помочь им копать картошку, мне нужно на работу. Маня проводила меня до машины, поцеловала: «С Богом, мой любимый, в добрый путь», - и я поехал в бригаду. Бригадир велел мне отвезти семенную пшеницу на склад посёлка и потом ехать в МТС, где меня уже ждал комбайнёр. Мы с ним погрузили пшеницу в машину и заехали в посёлок пообедать. Мама одна копала в огороде картошку. Маня с председателем колхоза уехала в район за зарплатой.
После обеда я подвёз комбайнёра к комбайну, позвал его помощника, который отдыхал на стане, сделал ещё один рейс с семенной пшеницей, а когда вернулся под комбайн, он стоял с полным бункером позолоченной пшеницы и ждал выгрузки. Так я и ездил: от комбайна – на ток и обратно – до трёх часов ночи. Бригадир распорядился поставить машину под погрузку семенной пшеницы, поужинать, отвезти пшеницу на склад в посёлок и вернуться под комбайн не позднее семи часов утра, чтобы комбайн не простаивал. Привёз я семенную пшеницы на склад, а разгружать её некому; людей нет. Стали мы вдвоём со сторожем разгружать машину, закончили в начале седьмого часа. Если ехать за Леонидом, он опоздает к комбайну. Решил я отработать ещё одни сутки, зато потом смогу дома  убирать картофель.
Я приехал в бригаду даже раньше назначенного времени. Бригадир подошёл ко мне, поблагодарил:
– Спасибо, что не подвёл нас. Покушай, бери комбайнёров и -  давай вперёд!
Начали косить пшеницу в половине восьмого. Утро было очень солнечное. Небо чистое, голубое, выглядело как огромное озеро с мелкими волнами. Небольшие сияющие облака так красиво плыли по небу, что на душе стало легко и приятно; так не хотелось  опускать глаза вниз, – смотреть бы и смотреть на эту лучезарную красоту, в эту Божью небесную высоту!
В этот день секретарь парторганизации колхоза приехал поздравить комбайнёра В.П. Глаза с самыми высокими показателями уборки за неделю – выполнением плана на сто двадцать пять процентов. Парторг вручил Глазу красный флажок, поблагодарил всех нас за хорошую работу и пожелал на следующей неделе выполнить план на сто пятьдесят процентов. «Если так будем работать, - сказал он, - то к зиме справимся с уборкой урожая. Жду от вашего коллектива больших успехов».
Мы работали до четырёх часов утра, выполнили полторы нормы, как пожелал нам парторг. Приехали на стан, а бригадир  говорит мне:
– Ставь машину под семена, кушай быстрей, вези в посёлок и сразу же обратно.
Я покушал, подошёл к своей машине. Четыре женщины вёдрами грузили пшеницу в машину; они уже заканчивали погрузку. Работа тяжёлая, не женская. Бригадир разрешил одной из женщин съездить на денёк домой проведать больную мать и двоих детей; помыться, постирать. С начала уборки, одиннадцать дней она не была дома; не знает, что там делается. На эту женщину нельзя было смотреть без слёз: чёрная от пыли и грязи, измученная тяжким трудом почти без сна и отдыха, она еле упросила бригадира отпустить её на один день к детям. Когда я подвёз её к дому, она сняла платок с головы, положила в него немного пшеницы и попросила меня никому не говорить об этом. Я сделал вид, что ничего не видел и не слышал. Приехал на склад, поставил машину под разгрузку, сам пошёл к Леониду доложить о завершении смены. Леонид встретил меня на улице. Я ему всё объяснил и пошёл домой.
Маню я застал дома; мама готовила завтрак. Я с удовольствием умылся тёплой водой, и мы все вместе сели завтракать. Маня рассказала, что получила зарплату, отнесла долг Баровым,  Лене и Альберту, видела их малыша, и ей захотелось такого же красивого ребёнка. Я заверил её, что раз она захотела, то её желание обязательно исполнится. Альберт купил Феликсу хорошие ботинки, крепкие, хромовые, на кожаной подошве. Школьникам – дешевле, чем взрослым: всего двадцать пять рублей. Слава Богу; чем нам отблагодарить Альберта? Правду говорят: «Не имей сто рублей, а имей сто хороших друзей». Маня продолжала отчитываться: «Китайцам отдала долг, поблагодарила их. Они велели приходить, когда надо –  всегда дадут нам в долг». Я был так признателен и Мане, и друзьям, и соседям за отзывчивость, за заботу о нашей семье, но у меня не было сил внимать словам жены. Я сутки не спал, буквально с ног валился.
– Маня, я отдохну до обеда, а потом буду копать картошку. Прошу тебя, обязательно разбуди меня.
Маня с мамой ушли в огород, пожелав мне приятного сна. Я проснулся в три часа дня. Конечно, Мане жаль было будить меня, и на мой упрёк она поучала:
– Тебе же надо было хорошенько выспаться. На твой век работы хватит, всё не переделаешь и, что наживёшь, с собой не возьмёшь. Трудись в меру, живи по-Божьему.
– Хороший совет ты дала мне. Буду стараться его выполнять.
Дотемна мы выкапывали картофель, а потом, до полуночи собирали его и носили в дом. Тёща так устала, что не могла ужинать, только молока попила. Утром, когда я встал, мои трудолюбивые женщины уже давно работали в огороде. К обеду мы втроём выкопали почти всю картошку. Мама начала её сортировать и складывать в мешки по четыре ведра: мелкую отдельно, семенную отдельно, на питание нам тоже отдельно. Я относил мешки в подпол. Только в двенадцать часов ночи мы сели ужинать. Остался небольшой участок, часа на два работы. Я просил Маню и маму отдыхать, хотел сам завершить копку, но с ними разве договоришься?
Рано утром в посёлок приехали Леонид с комбайнёром, началась моя смена. Леонид сказал мне, чтобы я не спешил, комбайнёр завтракает, а потом нужно ехать в МТС, ремонтировать барабан комбайна. Машина работала нормально, только надо следить за маслом и водой. Пока ремонтировали барабан, я проверил свою машину и успел немного подремать. Комбайнер разбудил меня, мы с ним уложили барабан в машину и, не заезжая домой, поехали сразу в бригаду. Установили барабан на место, но работа не заладилась. Проверили всё ещё раз – и пошла работа. В два часа ночи комбайнеры пошли отдыхать, а я поехал в посёлок, повёз на склад семенную пшеницу. Домой я не стал заезжать, потому что в семь утра моя машина должна была быть у комбайна. Приехал на ток, бригадир направил меня к другому комбайну, который косил гораздо дальше от тока. А от первого комбайна пшеницу будут возить на лошадях.
В наш колхоз прислали четыре пятитонные автомашины с Кокчетавского завода, на которых собирались возить зерно на элеватор в Тайнчу. Планировали, что наши две трёхтонные машины ГАЗ и ЗИС будут ночью возить в посёлок семенное зерно, а днём работать у комбайна, отвозить зерно на ток. Приезжал председатель колхоза, спрашивал у комбайнёра, какая помощь им нужна, чтобы нормально работать и выполнять план. Необходима хотя бы одна машина или подвода, чтобы комбайн не простаивал во время разгрузки. На новом участке, где я работал, пшеница была хорошая, по десять-двенадцать центнеров с гектара, машина загружалась быстро. Председатель колхоза обещал прислать подводу. Я попросил председателя выписать мне пшеницы на питание. Он велел мне прийти утром в контору, и он даст распоряжение. После обеда приехала подвода на вывозку зерна, простоя не было, производительность труда повысилась. Если бы в колхозе был самосвал, не пришлось бы женщинам лопатами сгружать зерно. Утром я приехал на склад с семенами, поставил машину под разгрузку и пошёл к Леониду. Жена разбудила его; я сдал смену, сказав, что нужно долить бензин, а так всё нормально. Придя домой, я умылся, покушал и спал беспробудно до четырёх часов, отсыпался за двое суток работы без отдыха.
Утром я пошёл в контору, подождал в коридоре, так как было слышно, как председатель распекал своих подчинённых на повышенных тонах. Председатель вышел, увидел меня, выписал мне бумажку для бухгалтерии: выдать демобилизованному солдату два центнера пшеницы. Я поблагодарил и ушёл домой. Мама сортировала картошку. Я стал ей помогать. Крупную картошку спустили в подвал, мелкую загородили в коридоре. Маня, конечно, докопала оставшийся участок на огороде, не дожидаясь меня.
Октябрь – месяц самого разгара уборки урожая. Школьники младших классов вместе со своими учителями после обеда приходили на ток и в течение двух-трёх часов веяли, просеивали зерно, подметали. Все старики и старухи, которые могли ходить, тоже помогали на току. За работу вечером выдавали хлеб: взрослым – пятьсот граммов, ученикам – триста. Дети сразу же съедали свежий хлеб. Даже в выходные дни учителя работали на току до обеда. Парторг колхоза строго контролировал выход на работу учителей, а Мария Феликсовна не только сама обязана была работать, но и отвечала за работу персонала школы. Это было указание райкома партии, обязательное для нас во время уборки. Личное время – только ночью; ты – государственный раб, делай, что тебе говорят.
 В колхозе не хватало рабочей силы; только женщины, старики и дети трудятся. Планы большие, не под силу нашему коллективу Трудолюбивый народ отдавал последние силы для выполнения тех работ, которые необходимы во время уборки урожая.
 Всю уборку я работал на пару с Леонидом круглосуточно. Почти всё убрали комбайнами. Две или три сотни гектаров (примерно два процента посевных площадей) скосили на валки из мокрого снега, и когда валки промёрзли, их вручную вилами грузили на подводы и свозили на быках в скирды. Уборку завершили пятнадцатого ноября. Комбайнеры Глаз В.П. и Куржий С.К. работали на новых, хороших комбайнах Уфимского завода, и почти ежедневно выполняли полторы-две нормы за двенадцать-восемнадцать часов ударного труда. Средний урожай пшеницы по колхозу был неплохой – семь с половиной центнеров с гектара, с площади двенадцать тысяч гектаров, и наш колхоз по урожайности вышел на восьмое место в районе.
Правление обещало при окончательном расчёте выдать по одному килограмму пшеницы на трудодень; а пока составили ведомости на выдачу по семьсот граммов на трудодень. Так что, слава Богу, свою семью, родную маму, я хлебом обеспечу. Мне выписали два центнера пшеницы, я договорился с кладовщиком, получил два раза по два центнера, завёз Юле и Феликсу. На трудодень, думаю, договориться с кладовщиком за деньги получить два-три раза, и хватит нам с Маней и моей маме с детьми. Маня поедет за октябрьской зарплатой в начале ноября и, возможно, договорится в РОНО, чтобы мне вести физкультуру в седьмом классе два раза в неделю. Было бы очень хорошо. Я бы работал посменно на машине и успевал вести уроки физкультуры в школе.
Пшеницу скосили, а перевоз зерна от стана в посёлок на ток, может затянуться и до Нового года. Мы с Леонидом сутками работали на машине, возили зерно также на лошадях и на быках. Однажды ночью представился случай использовать машину для перевозки нашего кизяка с базы домой. Мы с комбайнером приехали из МТС в посёлок, и пока он приводил себя в порядок и ужинал, мы втроём с Маней и Феликсом сделали доброе дело – быстро нагрузили, перевезли и разгрузили подсушенный около базы кизяк к нам во двор. В следующий вечер Маня с Феликсом перевезли оставшиеся две телеги кизяка. Теперь топки хватит на всю зиму.
Маня сказала, что, когда получит зарплату, купит материал на брюки для Феликса и сама сошьёт их ему к школе. Это будет её подарок в дополнение к новым ботинкам. Я долго целовал Маню за такую заботу о моём брате. Я благодарил её самыми тёплыми словами от чистого сердца и от всей моей души за то, что она думает обо мне и о моей семье больше, чем о себе. Маня  попросила меня узнать в правлении колхоза, когда поедут в Новодворовку делать масло из рыжика, чтобы и школьный рыжик отправить на маслобойку. С первого ноября нужно думать о питании детей. Ей уже выписали сто килограммов пшена для школы. Колхоз обязан помогать, ведь школьники и учителя работали бесплатно, за кусок хлеба. Я обещал Мане узнать насчёт рыжика. Как раз на следующий день на ток зашёл заместитель председателя колхоза Живуцкий и предложил съездить в Новодворовку – спросить, когда можно будет привезти рыжик для переработки на масло. За переработку рыжика берут пять процентов полученного масла, а остальное масло и жмых отдают заказчику. Мы с Живуцким договорились, что завтра утром, как только разгрузят машину, мы с ним съездим в Новодворовку. Это займёт час времени: двадцать минут туда, двадцать минут обратно, и там минут десять. На работе это не очень скажется. В Новодворовке Живуцкому пообещали сделать масло после седьмого ноября. До праздников всего неделя, работы у них много.
Вечером я заехал домой поужинать и сообщил Мане о том, что узнал. Маня обняла меня, поцеловала за хорошую новость. Я пытался отстраниться: я грязный с работы, и лицо ещё не успел умыть; но Маня не обращала внимания на мои слова и всё целовала, приговаривая: «Я люблю тебя таким, какой ты есть». За ночь я сделал два рейса с пшеницей, а утром, после третьего рейса, меня сменил Леонид. Маня была уже в школе, мама подала мне завтрак. Я умылся, покушал, лёг отдыхать и спал богатырским сном до пяти часов.
После обеда Маня предложила мне пойти проведать Юлю и Феликса, а то мы заработались, и давно у них не были. Куда, живя в посёлке пойти в свободный час? Только к родным или у реки погулять.
Юля чистила картошку. Они с Феликсом уже выкопали свой урожай, теперь перебрали и просушили; осталось только в подпол опустить. Картошка у них плохая уродилась, но на суп хватит. Маня в очередной раз посмотрела глаза Юли: красноты почти нет, и на резь от мази Юля больше не жаловалась. Обо всём поговорили; вспомнили маму, Екатерину. Я сказал, что после праздников пойду к ним и договорюсь о переезде мамы и Екатерины, если она не вышла замуж за Владимира. Тетя и дядя говорили, что после уборки урожая справят им свадьбу. Юля пожаловалась нам на Екатерину, хотя была на её стороне:
– Екатерина не хочет идти за него замуж. Мы заставить её не можем. Это её личный выбор: как она решит, так и будет.
– Владимир – деловой парень, кузнец, тракторист, красивый, из хорошей семьи, и мама наша «за», - включился я в обсуждение, - что ей ещё нужно?
– Я ей сто раз говорила это, - продолжала Юля. – Феликс тоже ей говорил, что Владимир – хороший, видный парень; но от нас мало что зависит.
– Я думаю, после седьмого ноября я доеду до МТС, а там пешком дойду до аула, и на месте мы всё решим. Вернусь, попрошу у председателя колхоза машину на ночь и перевезу их; утром будем здесь. Юленька, ты сейчас ничего не читай, не перегружай глаза. Я знаю, что ты любишь читать, но потерпи пока. Будешь здорова – ещё всё успеешь. Мы пошли, до свидания. Феликсу привет.
Юля нас остановила:
– Я забыла вам сказать. Феликс почти каждый вечер надевает новые ботинки и ходит по дому, говорит: «Марии Феликсовне огромное спасибо; как так угадала купить такие прекрасные ботинки, очень удобные и красивые! Я ещё в своей жизни не имел таких ботинок». Спасибо Вам, Мария Феликсовна, за Вашу доброту и заботу о нас. Мы перед вами в долгу.
– Спасибо, Юля. Я всегда буду делать для вас всё, что от меня зависит. Мы с вами – одна семья. В любое время обращайтесь ко мне с любым вопросом. Я сделаю всё, что в моих силах и возможностях. Если Господь Бог даст тебе улучшить зрение, я помогу тебе в учёбе. Я знаю – ты любишь учиться. Я обязательно тебе помогу. Ты только поправляйся, и береги глаза. Всё твоё лучшее – впереди. Мы с Янеком сделаем для вас всё, что сможем, чтобы улучшить вашу жизнь.
Юля подошла к Мане, обняла её и громко заплакала:
– Кто нам поможет кроме вас? Мы – нищие люди. Нам очень трудно. Ваша помощь – это наша жизнь и свет.
Меня очень расстроили слова Юли, и всю дорогу домой я молчал. Маня поняла, что я расстроен. Дома она обняла меня, прижала к себе и говорит:
– Любимый, милый мой! Не расстраивайся, мы с тобой вдвоём, и сын наш будущий с нами – третий. Всё будет хорошо. Мы поможем нашей семье, если будем здоровы. Вдвоём мы сможем решить любые вопросы в нашей жизни, найти лучший выход из создавшегося положения. Прошу тебя, не волнуйся. Сам меня просил не волноваться. Я тебя слушаюсь – и ты слушайся меня. Будет всё хорошо. Ты уже убедился, что я зря не говорю.
Мы поужинали, легли спать. Мама уже отдыхала. Долго мы не могли уснуть, обсуждали самые насущные проблемы. Первый снег с ветром напомнил нам, чтобы мы проверили, всё ли готово к зиме. Нужно привезти корове кормовой соломы, но это – когда быки будут свободны, и можно будет взять их у бригадира. Сейчас весь транспорт вывозит зерно от бригад на ток посёлка. Если выпадет такая возможность, я на машине привезу немного соломы. Маня сказала, что в школе, как будто, всё готово. После праздников организуют питание. Маня попросит председателя выписать пару литров постного масла – хватит, пока своё будет. Овечий кизяк нужно сложить в скирду около школы, и накрыть. Это самое важное дело осталось несделанным. Дел всегда много: одни сделаешь – другие на порог наступают.
Утром Маня меня будит: «Вставай, Леонид подъехал к нам». Я быстро встал, оделся, вышел к нему. Поздоровались. Леонид мне говорит:
– Собирайся, поедем в Боровое за лесом. Я сейчас поеду, позавтракаю, а ты собирайся. Одевайся потеплей, возьми рукавицы и что-нибудь покушать. Хлеб возьмём в пекарне, ведь, сколько времени там будем – неизвестно; возможно, два-три дня.
Леонид уехал. Я рассказал обо всём Мане. Она занялась моими сборами в дорогу. Положила в сумку еду, нашла  мне старый тёплый свитер своего брата, сложила двое брюк, шинель, шапку, рукавицы. Я покушал, и мы вместе с Маней вышли из дома. Дошли до школы. Я её попросил не переживать, не волноваться. Всё будет хорошо. Мы поцеловались и разошлись.
Я пришёл на хозяйство, нашёл прицеп к машине. У него один баллон  оказался спущен, ниппеля не было – кто-то вывернул. Приехал в гараж Леонид.  У него были запасные  ниппеля. Я взял насос и стал накачивать колесо. Поставили ниппель – вроде пока держит. Прицепили прицеп, погрузили в кузов два запасных баллона и бревно для поворота. С нами поехали двое рабочих рубить лес. Мы взяли в пекарне пять буханок хлеба на четверых. Нам дали два мешка муки для лесников, чтобы разрешили рубить тот лес, который нам нужен. Один мешок муки был предназначен главному лесничему, другой – лесничему участка, хотя колхоз имел официальный наряд из областного управления на заготовку леса в Боровском лесничестве. До райцентра я доехал в кузове вместе с рабочими моих лет, а пожилому рабочему уступил своё место в кабине. Дальше на сто десять километров до Боровска была глухая степь, и мы, не боясь постовых, ехали в кабине втроём с Леонидом и пожилым рабочим.
Приехали в Боровое к вечеру. В лесничестве уже закончился рабочий день. Леонид был давно знаком с главным лесничим; он пошёл к нему домой, передал подарок нашего председателя колхоза – мешок муки, и попросил разрешения переночевать в коридоре конторы. Тот разрешил, и дал ключи от конторы. Мы вчетвером поужинали тем, что взяли с собой, и, одетые, улеглись на полу спать. Ночью мороз был десять градусов. Пожилой проснулся первым – замёрз. Контора работала с девяти часов утра. Но Леонид попросил главного написать распоряжение лесничему отпустить нам лес, а на обратном пути мы заедем и оформим накладные. Хорошо иметь личных знакомых в нужном месте! И вот, мы уже в семь часов утра выехали на лесную делянку, которая находилась в двадцати километрах от Борового. Лесник, с которым Леонид тоже был знаком по прошлым поездкам, был дома.
– Привёз тебе муку  нового урожая, - по-приятельски сообщил Леонид леснику. – Нам нужны жерди – огородить овчарни для овец. Дай нам хороший участок.
Лесник согласился, но велел нам после вырубки сжечь все ветки, чтобы чисто было на участке. Мы втроём – я и двое рабочих, рубили деревья и очищали их от веток, а Леонид сносил ветки в  кучу и сжигал. Нагрузили полную машину, и, на свою долю, тоже. Всё убрали. У лесника претензий к нам не было.
Приехали в контору в четыре часа дня. Леонид отдал накладную от лесника в обмен на накладную от лесничества, для правления нашего колхоза, и мы сразу поехали. Пока Леонид оформлял документы в конторе, мы втроём перекусили: Леонид поест в дороге. Я был за рулём, рабочие – в кузове. Если удастся засветло въехать на длинную гору-тягун, то к утру будем дома. Машина тянет только на третьей скорости, под уклон – на четвёртой. Проехали от Борового километров пятнадцать – начался подъем. Леонид велел мне остановить машину, чтобы мотор охладился перед подъёмом на гору. Пока мотор остывал, мы ещё раз покушали. Потом мы с молодым рабочим Виктором взяли по большому камню, чтобы подкладывать под задние колёса машины во время остановок на горе, иначе тормоза могут не удержать. Все перекрестились, Леонид сел за руль, дал разгон, перешёл на вторую скорость, потом медленно пополз вверх на первой скорости. Мы с Виктором шли сбоку и несли камни в руках. Осталось метров двести; мотор опять перегрелся. Леонид остановил машину; мы положили камни под задние колёса, открыли капот и стали ждать, когда остынет мотор. Ждать нужно было не меньше часа. Если мы осилим эту гору, то к утру будем дома. Ещё раз покушали. Рабочие закурили, мы с Леонидом – некурящие. Часам к восьми вечера мотор остыл. Ветра не было – горы защищали от ветра, но мороз усилился градусов до десяти. Леонид сел в кабину, прогрел мотор. Мы все вместе помолились: «Господи Боже, помоги нам въехать на гору». Леонид включил первую скорость, и машина пошла потихоньку. Слава Богу, выехала на вершину. Через полкилометра мы снова остановились, но тут ветер помог мотору быстро остыть. Леонид передал мне руль, а сам устроился подремать около дверцы. Старик сел рядом со мной. Я отдал свою шинель Виктору в кузов, и мы поехали. Я всё время держал третью скорость, а под уклон переходил на четвёртую. Показалось Чкалово. Посмотрел на часы: три часа ночи. Остановил машину, обошёл вокруг, проверил баллоны – горячие, груз большой. Двинулись вперёд, проехали Чкалово, подъехали к нашему посёлку. Около речки я остановил машину. Леонид проснулся. Договорились всем по четыре жерди сбросить на дороге недалеко от домов, чтобы люди не видели и не доложили председателю колхоза. Он, конечно, знает, что возьмут обязательно то, «что плохо лежит»; потому что ни у кого нет ни палки – ручку для лопаты сделать. Но если люди наябедничают, председатель будет вынужден принять меры. Я взял две жерди, отнёс домой, потом забрал остальные две жерди. Спрятал их за сараем, подальше от посторонних  глаз.
После этого, постучал в дверь. Маня открыла, бросилась ко мне.
– Слава Богу, вернулся. Раздевайся, я сейчас воды нагрею. Пока будешь мыться, я соберу тебе горячего покушать.
Маня поставила на стол кашу с молоком, варёные яички – домашнюю  еду, приготовленную с вечера. Я предложил ей разделить со мной завтрак. Маня была ещё в халате, не умывалась, и так приятно было обнять её тёплое со сна тело, поцеловать – был бы повод. Я поблагодарил жену за добрый завтрак, так скоро поданый. Маня ушла в школу, а я прилёг немного отдохнуть, попросив тёщу разбудить меня в половине восьмого, так как в восемь часов утра мне нужно было быть на хозяйстве. Когда я пришёл на работу, Леонид уже ждал меня у мастерской, где стояла машина с жердями. Бригадир распорядился отвезти жерди к базам. Плотники будут из них делать клетки для овец. Потом кому-то из нас, мне или Леониду, бригадир велел ехать во вторую бригаду под погрузку зерна. Я решил отработать эти сутки, а на следующий день заняться укладыванием кизяка в скирду.  Мне предстояло сделать не меньше пяти рейсов. Мы с бригадиром и четырьмя женщинами-грузчицами поехали в бригаду. После второго рейса я заехал домой пообедать. Маня была дома, собиралась идти в школу, составлять ведомости по зарплате за октябрь. Я подвёз Маню к школе и снова поехал возить зерно. Сделал ещё два рейса только к двум часам ночи. Ехать домой на ужин было уже поздно. Наконец, после пятого рейса я развёз женщин по домам – они отработали сутки. Подъехали к посёлку с противоположной от тока стороны. Женщины мне говорят:
– Подожди немного, мы возьмём пшеницы домой.
– Берите, а во что вы насыплете зерно?
– Найдём, во что.
Они насыпали холодное зерно под одежду: под рубашку, и даже в брюки. Я помог женщинам слезть с машины – идите с Богом, быстро подъехал к току, открыл борта и разровнял пшеницу, чтобы не осталось следов «воровства» грузчиц. Никого на току не было, кроме старика-сторожа, который ходил вокруг. Я попросил его сказать Леониду, когда он придёт, что с машиной всё нормально, и в седьмом часу утра приехал домой. И как обычно: я – домой, а Мане надо из дома. Маня спросила, почему я не приезжал ужинать, она ждала меня до часу ночи. Я объяснил причину.
– Ты должен думать о своём здоровье. Сегодня не ужинал, завтра без обеда работать будешь, а послезавтра можешь заболеть. Работа всегда найдётся, а здоровье надо поберечь. Твоё здоровье – это наше будущее.
Маня отчитала меня, потом приготовила мне завтрак, велела покушать и спать до её прихода из школы. Она не будила меня, вернувшись из школы – жалела. Я сам встал, проспав, как полагается, часов восемь. Маня сказала, что завтра поедет за зарплатой. Комендант обещал её подвезти; ему надо к десяти часам на совещание.
После обеда я до вечера складывал наше топливо – кизяк, в скирду. Скирда получилась большая. Когда будет возможность привезти солому, накрою её и прижму от ветра картофельной ботвой. Кизяк останется сухим всю зиму. Маня рвалась помогать мне с укладкой кизяка, но я уговорил её заниматься школьными делами – сам справлюсь.
Пока Маня готовила ужин, я пошёл к сестре посмотреть, как у них дела. Юля занималась шитьём – из старого платья шила рабочую юбку – нет денег и нет надежды на приобретение новой. Я посмотрел на это изделие – на юбку смотреть противно, а её ещё носить нужно. Я ничего Юле не сказал. Мне нечего было ей сказать и нечего предложить взамен этой жуткой юбки. Я нищий, не могу ничем помочь родной сестре в её трудном положении, сам беспомощен, сам себя не могу обеспечить. Посмотрел Юлины глаза, чтобы отвлечь её внимание, чтобы не заплакать от жалости к сестре. На душе стало легче, грусть от сердца отвело, когда я увидел, что глаза у Юли выглядят почти здоровыми. Я попрощался с Юлей, но домой пришёл с грустным лицом. Маня это сразу заметила. Я попытался улыбнуться; сказал, что очень вкусно пахнет. Маня с мамой приготовили мою любимую еду – вареники со сметаной.
Поужинали, легли спать – самое время для откровенного разговора. Маня обняла меня, спросила, что случилось, и почему я пришёл такой грустный. Мне не хотелось рассказывать ей о Юлином шитье, но скрыть что-то от моей чуткой жены я не сумел. Маня начала успокаивать меня, говоря, что пока в нашей семье всё нормально, есть, что кушать, есть одежда на первое время, мы поможем Юле и Феликсу. Завтра она получит зарплату и купит Юле на платье хорошего ситца, сама сошьет и подарит платье к Новому году – раньше не успеть. И Феликсу Маня решила к школе брюки подарить. Я не находил слов, чтобы выразить свою благодарность Мане за её заботу. Я расцеловал жену и сказал ей: «Ты моя путеводная звезда, ты моя жизнь». Мы так и уснули, обнявшись.
Утром я пришёл на ток. Леонид менял баллон заднего колеса нашей общей машины. Мы с ним вдвоём быстро справились с работой, и я поехал возить пшеницу со второй бригады. Сдал смену в семь часов утра следующего дня. Маня, собираясь в школу, раскладывала зарплату учителей: им будет приятно  получить деньги к празднику. Она рассказала мне, что десятого ноября по разрешению РОНО семиклассники пойдут в школу. Закончилась их работа в колхозе по утрам, но после обеда все учителя и ученики будут работать на току: сеять, веять пшеницу для сдачи государству. Наш колхоз должен ещё тридцать процентов госпоставок, но столько зерна не наберут, как говорят агроном и бригадиры. Уполномоченный из района день и ночь присутствовал на току, давая указания. Свозить хлеб государству пригнали машины от предприятий. Всё заберут до зёрнышка. Обещали выдать по одному килограмму пшеницы на трудодень, но, наверное, получится по семьсот граммов.
Вечером, после ужина, Маня показала мне, какой хороший хлопчатобумажный материал она купила Феликсу на брюки, красивый и крепкий, по восемь рублей за метр. Отдала всего двадцать рублей. Для Юли подходящей ткани не было, но Маня побывала у Лены на работе и заказала ей купить подходящий материал на платье, чтобы сшить его к Новому году. Будет от нас подарок.
– А главную новость я тебе ещё не рассказала. Я договорилась с заведующим РОНО назначить тебя учителем физкультуры в седьмом классе. Заведующий РОНО сказал, что десятого ноября ты должен приехать в район за приказом.
Я подхватил Маню на руки и начал кружить по комнате. Потом посадил на табуретку и стал целовать мою спасительницу несчётное количество раз.
– Вот, ты моё счастье, ты моя радость, ты спутница моей жизни. Чем я могу отблагодарить тебя? У меня нет таких нежных, таких ласковых слов, чтобы обрадовать твою душу, успокоить твоё сердце. Я твой должник до конца моей жизни. Я ничего не могу сделать для тебя.
– Мне ничего больше не нужно от тебя. Самое главное, что ты есть у меня – моё счастье, моя жизнь.
С такими приятными новостями мы легли спать и уснули спокойным, счастливым сном.
Утром я пришёл на ток. Там стояла уже разгруженная машина. Я всё проверил, заправил машину бензином и поехал вместе с бригадиром во вторую бригаду. Ему нужно было проверить, как пашут трактора, пока земля не промёрзла. За смену я сделал пять рейсов, дважды заезжал домой покушать, как велела мне моя умная жена. Я подчинялся её наказу заботиться о своём здоровье. В восемь часов утра меня сменил Леонид. Пока разгружалась машина, на ток приехал мой брат Феликс получить зерно на трудодни. Он заработал за лето и осень двести семьдесят трудодней. Я похвалил его, помог набрать три мешка пшеницы, взвесить и погрузить на повозку. С Феликсом вместе поехал домой. Юля вышла нам навстречу. Я ей сказал: «Встречай труженика, он привёз заработанное зерно». Мы договорились с Феликсом вечером привезти с поля соломы, чтобы накрыть скирду кизяков.
Пришёл домой, Мани не было дома. Я покушал, лёг до обеда отдыхать. За обедом Маня мне рассказала, что учителя решили отметить вместе ноябрьские праздники. Вечером пятого числа, договорились собраться в школе, пригласить председателя сельсовета, председателя колхоза, парторга – то есть всё колхозное начальство. Решили гармониста не приглашать, а танцевать под патефон. Маня подробно изложила мне план проведения праздничного вечера седьмого ноября для колхозников. Перед общим собранием школьники младших классов дадут небольшой концерт песни и пляски. Аккомпанировать им будет Феликс Куклинский.
– Нам, учителям, нет отдыха. Так что мы решили шестого ноября погулять. Я попрошу председателя колхоза выписать нам мяса за наши деньги и, кстати, приглашу его с Фридой на вечер.
– Я хочу тебе сказать, что восьмого утром я пойду проведать маму с Екатериной. Девятого вернусь, а десятого мне идти в РОНО. Маня, главный вопрос: сейчас на трудодни дают хорошую сухую пшеницу. Я решил получить ещё два раза по четыре мешка – нам и моей маме.
– Молодец, думаешь о будущем. Это хорошо. Восемь мешков нам хватит на питание. Тебе нужны деньги. У меня всего восемьдесят один рубль остался. Сколько тебе нужно?
– Я думаю, пятьдесят рублей дать ему на праздник.
– А не мало, ему?
– Он говорит – сколько дашь.
– Тебе виднее. Я тебе сейчас дам деньги, а то я потом забуду. У меня перед праздниками столько дел в школе! Репетиции концерта, конец четверти… Нужно отчёты писать по успеваемости, по агитмассовой работе, отчёт в район. Нужно всё врать, и меру знать. С учителями согласовать, что будем готовить и что из дома принесём на вечеринку. Хорошо, если мясо выпишут. Завтра утром пойду в контору к председателю.
На следующий день (это было четвёртое ноября) мне представилась неожиданная возможность съездить к маме в аул. Я как обычно в свою смену пришёл на ток. Леонида не было, он уже ушёл домой отдыхать. Я заправил машину, приехал в бригаду. Бригадир велел мне со вторым рейсом отвезти его в посёлок. Он будет ждать меня у тракторов. Второй раз загрузил машину зерном, разыскал бригадира: рабочие мне подсказали, что он на поле у трактора «ЧТЗ» Бригадир говорит:
– Сейчас погрузим катки, и ты повезёшь их в МТС на ремонт. Если сразу сделают, подождёшь. Если не скоро, то вернёшься возить зерно.
Мы с трактористом приехали в посёлок на ток, и, пока разгружали зерно, пообедали. Приехали в МТС, занесли катки в мастерскую. Заведующий мастерской посмотрел и сказал, что к вечеру сделают, много токарной работы. У меня мелькнула мысль: а не съездить ли к маме? За три-четыре часа я обернусь: всего-то пятьдесят километров до аула Берлык от МТС. Я поговорил с трактористом – он мой бывший товарищ по работе на тракторе, до армии. Договорился, и поехал в аул. В доме моего дяди-кузнеца были мама и Екатерина, они как раз пришли с дневной дойки. Тётя Елена и младшие родственники тоже были дома. Я со всеми поздоровался, поцеловался и пошёл за дядей в кузницу. Дядя очень рад был моему приезду, мы долго обнимались. Я сказал, что мне скоро уезжать, так как машину ждут в МТС. Пока ремонтируют катки, решил навестить родных. Мы вместе с дядей пришли домой, на общем совете обговорили семейные дела. Я рассказал, что хочу забрать маму в посёлок, но не сейчас, а когда договорюсь с председателем в отношении машины. Зерна я запас, на питание на год хватит. Картошки немного накопали. Топлива Юля с Феликсом на две зимы насобирали. Дядя одобрил моё решение. С мамой поговорил наедине. Она сказала, что после октябрьских праздников назначена свадьба, а Екатерина не хочет выходить замуж за Владимира, хотя и живёт с ним. Дядя и тётя хотят, чтобы она была женой их сына. При отъезде я сказал Екатерине: «Смотри: за перебор может быть недобор. Будешь жалеть всю жизнь, и не вернёшь, не исправишь допущенную ошибку».
Я вернулся в МТС в половине шестого, ремонт ещё не закончили. Только через час мы выехали прямо в бригаду. Поужинали, пока грузили машину. Утром в шесть часов я поставил машину под разгрузку на току посёлка, попросил сторожа передать Леониду, что с машиной всё в порядке, и пошёл домой. Маня поднялась мне навстречу; заботливо спросила, не замёрз ли я. Я её успокоил, но не стал сразу рассказывать, что побывал в ауле. Отдохнув, я принялся накрывать скирду соломой и ботвой, всё сделал до прихода Мани с работы на току в семь часов вечера. Она с учительницей Саковской ходила на склад колхоза получить четыре килограмма мяса, выписанные для вечеринки. Кладовщица дала хорошего, мягкого мяса. Они занесли его в школу, положили в холодную воду, завтра будут готовить, к приходу гостей в десять часов вечера на встречу праздника Октябрьской революции. В колхозе только один день отдыха – седьмое ноября, остальные дни – рабочие. Маня похвалила меня за старание, увидев, что я закончил накрывать скирду.
– Слава Богу, у нас уже всё готово к зиме. Осталось только соломы привезти на корм корове.
После ужина я предложил Мане прогуляться. Ветра нет, и снега пока нет – пройдёмся к реке на наше любимое место. Тёща пошла отдыхать, а мы с Маней оделись и вышли на улицу. Я Мане всё рассказал: как я побывал у мамы в ауле; о том, что Екатерина не согласна выходить замуж за Владимира, и никакие уговоры и советы на неё не действуют. Маня выслушала мой рассказ и говорит:
– Я тебе из своего личного опыта скажу. Были у меня ребята, ты их знаешь. Когда они просили у меня руки, у меня сердце почему-то учащённо билось, а душа не давала согласия: не было в ней рвения к такому шагу в моей жизни. Что-то тормозило мой ум. Так, возможно, и у Екатерины. Ты молодец, что так умно поступил, не нужно теперь пешком идти, чтобы проведать маму.
– Маня, у меня к тебе всегда один-единственный вопрос: «Как там чувствует себя наш сын у тебя в животе? Что-нибудь даёт тебе знать о себе?»
– Я пока ничего не ощущаю. Он меня не беспокоит. Когда подаст свой голос или движение, я тебе, милый мой, сразу скажу. Я больше, чем ты, волнуюсь и думаю о нашем ребёнке. Давай не будем волноваться, а будем надеяться на Господа Бога. Тогда будет всё в порядке.
Мы ещё поговорили о завтрашнем вечере – встрече праздника. Пришли домой в двенадцать часов ночи – и не заметили, что так долго гуляли. Надышались свежего воздуха, и быстро уснули.
Утром шестого ноября Маня разбудила меня – моя смена. Мы вместе вышли на работу: она – в школу, я – на ток, где уже ждала меня машина. Я проверил, заправил её, и поехал искать бригадира. Бригадир предупредил меня, чтобы я в последний рейс не забыл захватить его домой. Я сделал два рейса, и решил не заезжать на обед, иначе в третий рейс ехать будет поздно. Поставил машину под загрузку, нашёл бригадира и сказал ему, что больше в бригаду не приеду. Оказалось, что нужно отвезти в посёлок не только его, но ещё двенадцать человек: четырёх грузчиц, двух кухарок и четырёх трактористов. Знал бы – не нагружал полный кузов пшеницей. Дай Бог потихоньку благополучно доехать домой.
Когда я приехал в посёлок на ток, мотор нагрелся до девяноста градусов. Пока машину разгружали, мотор немного остыл. Я приехал к Леониду, отдал ему ключи и поздравил с наступающим праздником. Он сказал, что ночью поедет за соломой для коровы. Я пожелал ему успехов, предложил свою помощь. Леонид отказался, сказав, что поедет с сыном, восьмиклассником, который хорошо водит машину – с детства научился. У Леонида ещё дочь – красавица, учится в десятом классе в Чкалове. Я попрощался – встретимся завтра на общем собрании.
Пришёл домой небывало рано – в восемь часов вечера. Маня была в школе – готовилась к праздничному балу. Я решил зайти в школу, спросить, когда приходить на бал. Все учительницы трудились над кулинарными произведениями. Я поприветствовал их, и пожелал самого вкусного-превкусного блюда собственного оригинального изготовления. Им понравилось моё пожелание. Маня сказала мне, что придёт домой переодеваться, и чтобы я шёл приводить себя в порядок, а по дороге не прихватил какую-нибудь другую, сбоку.
Я пришёл домой, покушал, потом стал мыться-бриться. Пришла Маня, переоделась. Мы взяли посуду: тарелки, ложки, стаканы, и в десятом часу появились в школе. Гостей ещё не было. Две учительницы заканчивали приготовление праздничного угощения. Женщины начали накрывать на стол, я им помогал. Получилось всё очень хорошо и привлекательно. Первыми из приглашённых гостей пришли Станислав и его супруга Аделя. Позже пришли учительницы. В одиннадцатом часу прибыли председатель колхоза и парторг со своими супругами. Все в сборе. Слово предоставили председателю сельсовета Станиславу. После его речи подняли бокалы (наши стаканы) за успешное завершение уборки урожая. Включили приёмник, чтобы услышать торжественное собрание, посвящённое тридцатилетию Октябрьской революции. Пили, ели, говорили, танцевали под патефон. Вечер прошёл очень весело. Правда, водки было маловато, зато было отличное чаепитие с прекрасным пирогом. Все остались очень довольны  застольем  в такой душевной обстановке. Расходясь по домам, благодарили друг друга за хорошее настроение в этот праздничный вечер, высказывали пожелания, чтобы побольше было таких встреч. Учителя стали убирать посуду и оставшуюся провизию. Завтра уроков нет, но в двенадцать часов придут ученики на репетицию. Мария Феликсовна предложила после репетиции устроить чаепитие и доесть оставшиеся вкусные продукты. Учительницы поддержали её идею.
Мы с Маней пришли домой в весёлом настроении. Мы не чувствовали усталости, несмотря на поздний час – три часа ночи. Мама уже выспалась, а мы только собирались ложиться. Мы были радостны и счастливы, как будто впервые после свадьбы. Крепко обнявшись, мы уснули сладким сном.
Я проснулся в час дня. Мария давно уже была в школе. Я вспомнил, что после репетиции они будут пить чай, и не стал кушать дома, а умылся, побрился и пошёл в школу.
В учительской только что закончилась репетиция. Гармониста Феликса Куклиновского тоже пригласили на чаепитие. На стол поставили салаты, пшённую кашу пополам с тушёным мясом, остатки пирога, вкусно заваренный чай. Феликс играл вальсы, польку, краковяк, танго. Мы танцевали. Все были веселы. Оставшиеся продукты отдали уборщице. Мы забрали свою посуду, и пошли домой. Мама приготовила праздничный обед. Мы ещё раз покушали и прилегли отдохнуть. Вечером мама разбудила меня и сказала, что Маня ушла в клуб к ученикам, и велела разбудить меня не раньше восьми часов. Я встал, поблагодарил тёщу и пошёл в клуб, где было полным полно народу. В девять часов на сцену вышел парторг колхоза, поздравил всех с праздником и окончанием уборки; объявил, что перед нами выступят школьники, после чего будет общее отчётное собрание колхоза. Выступление учащихся было встречено дружными аплодисментами. Потом председатель колхоза зачитал доклад, в котором были отражены отчётные показатели за девять месяцев текущего года по всем отраслям хозяйственной деятельности. Средний урожай пшеницы составил семь с половиной центнеров с гектара. Семена на сорок восьмой год засыпали полностью. Хлебопоставки недовыполнили на двадцать процентов. На трудодень дали по семьсот граммов зерна за девять месяцев, плюс ещё сто граммов зерна на трудодень в конце года. Денежный доход низкий, так как сдали скот средней и ниже средней упитанности. Не выполнили план по надою молока: летом надои были десять-пятнадцать литров в день на корову, а зимой всего три литра в день. Денежный доход в основном пойдёт на строительство и ремонт животноводческих баз. После уплаты налогов и пени по ссудам, как подсчитала бухгалтерия, останется по двадцать копеек на трудодень. Затем выступил председатель ревизионной комиссии, который отметил плохую работу правления колхоза, несвоевременное устранение недостатков в работе. Он привёл в качестве примера тот факт, что новорождённые телята находились в не отапливаемом помещении; отсюда – падёж двадцати процентов растёла (молодняка). Какого надоя можно ждать от коров зимой, если они живут на одной соломе? Хорошо ещё, что выживают. У овец матки не отделены от общего стада, поэтому из-за большой скученности многих маленьких ягнят задавливают. Нет денег на лекарства для животных. Нужно давно перенимать опыт передовых хозяйств. Той же соломой кормят скот – а надои хорошие и падежа нет, потому что солому режут на соломорезке, запаривают горячей водой и добавляют немного комбикорма. Должна быть инициатива, заинтересованность всего коллектива, и прежде всего, самого правления колхоза. Один председатель ничего не сделает, если ему не будут помогать правление и мы, колхозники.
Начали задавать вопросы по всем отраслям сельского хозяйства, среди них были острые и сложные. Потом перешли к обсуждению отчётного доклада. Тут пошла критика в адрес председателя колхоза. Выступил Якубовский, бывший в прошлые годы председателем ревизионной комиссии. Он заявил, что товарищ Струминский за пять лет своего руководства больше трёхсот-пятисот граммов зерна на трудодень не давал, и денег приходилось всего по десять-пятнадцать копеек на трудодень. Наш колхоз на первом месте сзади по району.
Заведующий фермой Ловинский сказал, что дойные коровы не только не получают соответствующего питания, но и лежат на земляном полу. Скот находится на базе в течение семи месяцев, и к весне у двадцати – двадцати пяти процентов коров заболевают ноги. Мы сдаём на мясокомбинат истощённых коров и получаем деньги за рога и копыта. Нет самого дешёвого – соли-лизунца; для скота она необходима. Сдаём быков на мясо весной, а если бы додержать их до осени, то средний вес увеличился бы в два раза. Но у нас нет людей, чтобы пасти молодняк круглосуточно на выпасах вдали от посёлка. Ловинскому бурно аплодировали, так понравилась людям его критика. Все высказывались против председателя колхоза.
Выступил председатель сельсовета Станислав Прилуцкий. Он сказал, что все виноваты  в том, что не указывали председателю колхоза на его ошибки, не подсказывали ему правильные решения того или иного вопроса. Он обратил внимание на то, что в колхозе есть крупная парторганизация, но она не направляла работу правления колхоза, не ставила вопрос перед районным руководством. Больной вопрос для колхоза – отсутствие специалистов высокого класса по сельскому хозяйству. Нам нужны трудовые кадры с высшим образованием: экономисты, агрономы, зоотехники, ветеринарные врачи. Тогда можно будет думать о подъёме сельскохозяйственного производства, тогда и труд будет хорошо оплачиваться.
Маня устала, и мы ушли с собрания. Завтра у нас день отдыха. Я проснулся в девять часов, а Маня с мамой с семи утра уже были на ногах – они делали вареники. Позавтракали. Маня занялась кройкой брюк для Феликса, не слушая мои уговоры отдохнуть хотя бы пару часов. Мама попросила меня отнести китайцам молока и поздравить их с праздником. Когда я пришёл к соседям, они сидели и молились. На мой вопрос, какая помощь им нужна, они ответили, что им ничего не надо – к зиме готовы. Я посмотрел – в коридоре нет двери, и у меня нет доски, чтобы сделать им дверь. Я надумал попросить Феликса привезти четыре снопа камыша и сделать из них загородку вместо двери. Зимой они будут загораживать вход в дом, и ветер не надует им снегу в коридор.
Вернулся домой. Маня уже скроила брюки и теперь перебирала старые платья – искала материал для подкладки под карманы и пояс. Она всё же послушалась меня, и согласилась немного полежать. Я пошёл к Юле рассказать ей о встрече с родными. Конечно, первый мой вопрос был: как у неё с глазами? Она лечит глаза уже несколько месяцев, и результаты хорошие: красноты почти нет, и боли прошли. Мой непоседа-брат ушёл к друзьям. Я рассказал Юле, что позавчера был у мамы – правда, недолго, но обо всём расспросил её, и договорился, что в этом месяце привезу её домой. Екатерина не соглашается выходить замуж за Владимира. Он ей не нравится – не говорит причины. От нас ничего не зависит. Я попросил Юлю прислать ко мне Феликса, если он рано придёт, или завтра до обеда. Попрощались, и я ушёл домой. Маня уже встала – так мало отдыхала. Обедать мы не стали, решили накопить хороший аппетит к ужину. Маня сказала, что скроить-то брюки она скроила, но вот как сшить? Решила пойти к бабушке Филе; у неё есть немецкая швейная машинка – старая, но всё шьёт.
Вечером пришёл Феликс. Мы с ним договорились после обеда девятого ноября, привезти корове кормовой соломы, если комендант никуда не поедет. Ещё я попросил Феликса привезти 75-ти летним старикам китайцам четыре снопа камыша, когда будет такая возможность. Феликс был очень доволен, что с десятого ноября он пойдёт в школу, но опасался, что комендант его не отпустит. Я ему сказал, что никто не имеет права не отпустить его в школу, но предупредить коменданта надо заранее. Я проводил Феликса домой и пообещал купить ему в районе тетради, учебник по черчению и другие школьные принадлежности.
На следующий день Феликс привёз китайцам камыш; я взял вилы, верёвки, и мы поехали в первую бригаду за восемь километров от посёлка – за соломой. Феликс подавал, а я утрамбовывал солому. Получился такой высокий воз, что ехать пришлось помалу, чтобы не перевернуться. Солому сложили возле стенки дома: ветер не будет снег надувать – и дому теплее. Феликс повёл лошадей в конюшню; Маня позвала меня посмотреть брюки, которые она сшила для моего брата. У меня слёзы на глазах появились от радости.
– Как здорово, что ты у меня такая мастерица: всё умеешь. Господь Бог дал тебе талант и хороший ум. Дай я расцелую твои золотые руки.
Отнесли брюки Феликсу, его дома не было, отдали Юле. Утром он  будет собираться в школу, увидит новые брюки и обрадуется, как маленький. Юля показала нам учебники и тетради Феликса, которые он собрал в сумку – ведь завтра в школу. Мы с Маней посмотрели глаза Юли и порадовались. Она теперь только на ночь кладёт под веки немного мази, а капли для промывки глаз у неё кончились. Завтра я пойду в район и куплю ей эти капли. Юля начала белить стены и потолок в доме – готовиться к приезду мамы и Екатерины. Мы пожелали Юле спокойной ночи, и вернулись домой.
Перед сном обсудили, что и как мне говорить в РОНО. Маня сказала заведующему РОНО, что я собираюсь поступать в Щучинское педагогическое училище с осени 1948 года. Она посоветовала мне написать в заявлении, что у меня есть желание быть учителем. Я поблагодарил Маню за такую идею. Это в сто раз лучше, чем работать шофёром за «палочки». Хоть маленькая зарплата учителя, но есть. Мы договорились с Маней, что встанем завтра утром вместе пораньше. Если я выйду из дома в шесть часов утра, то к десяти я уже дойду до РОНО. Я попросил у Мани денег на капли для Юли. Маня предложила мне взять все оставшиеся у нас деньги – тринадцать рублей, но я взял только пять: дома должен быть хотя бы один рубль.
Мне очень хотелось послушать, что делает наш сын в животе у Мани. Я приложил одно ухо, потом другое; погладил по животу, но ничего не услышал. Мы посмеялись, обнялись, и в хорошем настроении уснули. Утром Маня встала раньше меня и успела вскипятить молоко и сварить яйца на завтрак. Я встал, умылся, выпил молока – и в путь. Маня проводила меня до речки, перекрестила и пожелала хорошего пути и успехов. С Богом! Я шёл быстро и согрелся, хотя мороз был градусов пятнадцать, но ветра с утра не было. Пришёл в РОНО без четверти десять часов. Сотрудница отдела кадров сказала, что ничего обо мне не знает, и пошла к заведующему, справиться о моём деле. Я сижу, жду и думаю: что будет? «Господи, помоги мне». Женщина вернулась из кабинета заведующего и сказала, что он просит меня зайти. Я вошёл к нему, поздоровался. Он встретил меня весело:
– А, Машин муж! Как молодая жизнь идёт? Не обижаешь Машу? Хочешь быть учителем? Давай. Я помогу тебе. Поступай осенью в педучилище в Щучине. Будешь стараться, будешь работать. Маша тебя научит. Она хорошая учительница. Иди в отдел кадров, там напишут приказ – получишь, и будешь в школе работать.
Я подождал, пока напечатают на машинке приказ, поблагодарил сотрудницу отдела кадров и снова вошёл в кабинет заведующего РОНО. Он подписал приказ:
– Давайте, с Машей дружно работайте, учите детей. Успехов вам. До свидания.
Я вышел на улицу, вздохнул с облегчением, поблагодарил Бога за огромную помощь в моём деле. Потом купил в аптеке глазные капли для Юли, и – в обратную дорогу. На душе легко и приятно, что так быстро всё закончилось. Навстречу мне Лена Барова:
– Янек, ты чего здесь с утра делаешь?
Я ей свою радостную весть и рассказал. Лена сообщила мне, что по просьбе Мани Альберт достал хороший материал на платье, и предложила зайти к ним домой, чтобы забрать его. Я иду и думаю, что мне сказать Лене, ведь у меня всего четыре рубля осталось. Лена отдала мне дорогую покупку; я был смущён.
– Не знаю, как тебя благодарить, Леночка, как я раньше тебя называл. Спасибо, спасибо, разреши тебя расцеловать за такую заботу о нас. Леночка, милая, у меня сейчас нет денег, заплатить тебе. Вот, у меня в кармане всего четыре рубля.
– Не волнуйся, Янек. Мы хорошо друг друга знаем. Не в деньгах дело, а в нашей дружбе. Это самое главное. Будут у вас деньги – отдадите.
Я ещё раз поблагодарил Лену, проводил её до работы. Мы попрощались, и я, как на крыльях, полетел домой. Как всё удачно, хорошо сложилось!
Солнце ярко светит, степь белая, бескрайняя, окружает меня. И я иду по белому снегу, блестящему, как серебро, от солнечных лучей, как будто плыву по этому огромному снежному морю. Иду быстро, хочу скорей обрадовать, обнять мою любимую Марию за то, что она так всё умно обдумала в отношении нашей жизни, работы. Иду и благодарю Бога за великую помощь нам. Я даже забыл про питание, не стал останавливаться, чтобы покушать. Уже скоро посёлок, так быстро несли меня ноги. Вот речка, рядом посёлок. Я посмотрел на часы – только половина второго. Пришёл прямо в школу. Младшие классы уже разошлись. Уборщица сказала мне, что Мария Феликсовна в седьмом классе с Е.С. Саковской. Я сел в учительской, стал ждать. Вскоре урок закончился, и учителя пришли в учительскую. Маня спросила, как мне удалось так быстро обернуться, на чём я приехал. Я сказал, что пришёл пешком, и сразу показал ей приказ РОНО. Саковская сказала, что мы теперь будем работать вместе, и это прекрасно. Я в свою очередь сообщил, что заведующий РОНО дал мне направление на заочное отделение Щучинского педучилища, как демобилизованному военному.
Возле дома нас с Маней ждал Феликс. Он пришёл поблагодарить за новые штаны и ботинки. Выглядел Феликс нарядным, бравым парнем. Мы вошли в дом. Мама поставила обед на стол. Мы сели обедать. Я рассказал, как был в РОНО. Маня сказала, что мы должны благодарить Бога за огромную нам помощь. После обеда я проводил Феликса домой, отдал Юле капли. Феликс крепко обнял Маню и заплакал:
– Мои друзья в классе встретили меня на «ура» и сказали, что я одет, как капиталист.
Я проводил Феликса домой, попрощался с родными и ушёл домой отдыхать. Маня ждала меня и спросила, почему я за обедом ничего не ел. Я ответил, что это от радости, ведь теперь мы будем вместе работать два дня в неделю. Я передал Мане слова заведующего РОНО; его высокую оценку Маниной квалификации и его напутствие нам на нашу будущую совместную работу. Я подхватил Маню и стал кружить её по комнате, целовать и благодарить за всё. Потом рассказал, как мы договорились с Леной. Материал дорогой, полушерстяной; платье будет королевское. Главное – подобрать фасон и сшить по моде.
На следующий день Маня приступила к обучению меня азам работы преподавателя. После ужина мы пошли в школу.
– Есть методики по физкультуре. Тебе нужно прочитать их, выбрать всё необходимое, чтобы ты сам мог показать ребятам то или другое упражнение. Пока нет сильных морозов, будешь вести физкультуру на улице, а зимой – в спортзале. Ты должен научить учителей начальных классов лёгким физическим упражнениям, чтобы они сами занимались с детьми в спортзале. Я тебе покажу, как составлять поурочный план; вместе составим план занятий физкультурой на первое полугодие для семиклассников.
Я перелистал методики по физкультуре для первых-четвёртых классов, а методики для пятых-восьмых взял домой, чтобы тщательно изучить их. Поурочный план, оказывается, в общем одинаковый для любого предмета: 1) проверка домашнего задания; 2) объяснение нового материала; 3) закрепление его на конкретных упражнениях; 4) связь нового материала с пройденным. У Мани и Саковской – разделение труда в составлении поурочных планов. Маня планирует преподавание математики, физики, черчения и немецкого языка, а Саковская – уроки русского языка, литературы, географии, истории, ботаники.
Мы просидели в школе до полуночи. По дороге домой продолжали обсуждать школьные дела. Маня сказала, что с середины ноября начнут кормить детей. Бабушка Филя согласилась готовить школьные завтраки. Сельсовет будет платить ей пятнадцать рублей в месяц. Конечно, ей нужно будет помогать: например, привозить в бочке воду на санках. Бочка и санки в школе есть. Дети утром не кушают дома, и ждут большую перемену: едят суп с большим аппетитом; и две миски супа слопают, только давай.
Мы пришли домой, попили молока и легли спать. Завтра трудовой день. Утром я  встретился с Леонидом, договорился с ним о том, что два дня в неделю буду работать в школе, а остальные дни – я в его распоряжении. Наступает зима, работы для машины меньше. Леонид сказал мне, что для него любые дни отдыха хороши, лишь бы меня это устраивало. Передышка в работе полезна для здоровья, и он будет рад совместно, или поочередно со мной работать.
Я решил, что самые подходящие дни для уроков физкультуры – среда и суббота. Написал план первого занятия: знакомство с учениками, беседа о роли физкультуры в жизни человека и  укреплении его здоровья. Почему, например, спортсмены редко болеют простудными заболеваниями? Ежедневная утренняя зарядка даёт им бодрость, силу, закалку. Первый урок прошёл в классе. Я сам подготовился: надел  солдатскую форму с погонами, пилотку, начистил кирзовые сапоги – в общем, принял бравый вид, чтобы свою беседу о пользе физической культуры подкрепить собственным примером. Я предупредил ребят, что следующее занятие мы проведём на улице. Нужно надеть тёплый свитер или тёплое бельё под рубашку, а у кого их нет, то можно две рубашки. Куртка будет мешать движениям; в ней заниматься физкультурой неудобно.
Кроме уроков, я организовал физкультурный кружок, и мы с учениками седьмого и четвёртого классов подготовили к Новому году построение простых гимнастических пирамид. Мы впервые выступили с показом этих пирамид тридцать первого декабря тысяча девятьсот сорок седьмого года на концерте школьников в  клубе, перед началом отчётного собрания колхоза. Физкультурники прошли по сцене под марш гармошки, и были встречены аплодисментами зрителей. Пирамиды были выполнены удачно. Учащиеся и учителя остались довольны, это дало импульс ученикам для занятий физкультурой. Я запланировал подготовить три номера пирамид на районную Олимпиаду весной. Набросал рисунки пирамид, спросил мнение Мани. В пирамидах должны были участвовать мальчики и девочки из старших и младших классов. Полгода хватит на тренировку. Получится – хорошо, не получится – наша школа не поедет на Олимпиаду.
Новый, тысяча девятьсот сорок восьмой год, мы встречали всем учительским коллективом; пригласили Станислава с супругой, председателя колхоза с супругой, парторга с супругой и коменданта с супругой – в общем, всех колхозных начальников. Комендант впервые пришёл в общество спецпереселенцев. Встреча прошла замечательно, пели и танцевали до пяти часов утра.
В зимние каникулы учителя занимались с отстающими семиклассниками по математике и русскому языку три раза в неделю, чтобы подтянуть их к освоению программы третьей четверти. Получалось каждый день по три урока: один день урок математики, другой – занятия по русскому языку. Эти индивидуальные занятия помогли повысить успеваемость в классе. Нашим добросовестным и ответственным учителям и в каникулы не было отдыха от школьных забот.
В феврале сорок восьмого года в колхозе произошло важное событие. По решению общего колхозного собрания, Струминского сняли с должности председателя колхоза. Его судили, и дали ему пять лет за развал хозяйства и за нарушение устава колхоза. Новым председателем колхоза стал Артур Вильгельмович Арент. Райком партии направил его, как коммуниста, в отсталый колхоз. На общем собрании двадцатого февраля все дружно проголосовали за него. Артур Вильгельмович пользовался большим авторитетом в районе. Он поднял сферу обслуживания населения на высокий уровень, организовал швейные, сапожные, столярные мастерские, кузнечное производство, наладил работу столовой, парикмахерской. Была построена гостиница – не хуже, чем в областном центре. За отличный труд Арента наградили медалью. В нашем колхозе он начал по-новому вести хозяйство. Руководство района давало ему ссуды на все мероприятия по развитию колхоза: на строительство животноводческих баз, на закупку племенного скота, тонкорунных овец, на приобретение новых автомашин. Арент купил кормозапарники, соломорезку, лесоматериал для настила полов в коровнике, две автомашины «ЗИС-5». МТС помогала ему по требованию района. У Артура Вильгельмовича было среднее образование, и это помогало ему быстро разбираться во всех проблемах колхоза. Его молодая русская жена Нина Сергеевна Попова была учительницей с высшим образованием. Она преподавала русский язык и литературу. Арент добился в РОНО, чтобы в сорок восьмом – сорок девятом учебных годах наша школа снова стала восьмилетней.
Всю третью четверть и  весенние каникулы учителя,  директор, и в том числе Маня,  моя жена и будущая мама нашего сына, с утра до вечера проводили в школе. В каникулы занимались через день со всем седьмым классом алгеброй и русским языком; в учебные дни оставались после уроков со слабыми учениками. Третью четверть завершили в основном положительно, правда, два семиклассника не успевали по математике и русскому языку; один из них так и не смог выправиться к концу года, и имел переэкзаменовку по русскому языку на осень. К сожалению, не всё благополучно было и в младших классах: двух маленьких учеников пришлось оставить на второй год. Что касается занятий физкультурой, учащимся нравились мои уроки, они с удовольствием ходили и на занятия физкультурного кружка. Мы подготовили на Олимпиаду несколько гимнастических пирамид, с которыми трижды выступали на сцене нашего колхозного клуба. Зрителям пирамида очень понравилась, они кричали «бис» и долго нам аплодировали. Колхоз дал школе машину, чтобы наши учащиеся поехали в район на смотр самодеятельности. Всего было подготовлено для смотра семь номеров: три песни, танец и три физкультурные пирамиды. На смотре соблюдалась очерёдность по возрасту юных артистов: сначала – начальные школы, потом – восьмилетние и средние школы. Мы выступали последними среди начальных школ. Наши физкультурные номера были приняты под дружные аплодисменты. Это была победа. Премию нам не дали, но отметили хорошую работу нашей школы по воспитанию учащихся. Учителя нашей школы были очень довольны такой положительной оценкой и говорили, что это заслуга Ивана Мартыновича, его физкультурники дали шанс повысить авторитет школы и Марии Феликсовны. После закрытия Олимпиады заведующий РОНО подошёл к Маше, пожал ей руку, поздравил. Значит, наша школа на неплохом счету в районе.