Макароны

Макароны

 Было уже поздно, но кафе «Валентин» светилось всеми огнями. На улицах не было никого, лишь изредка проезжали машины, ветер лениво носил по мокрому асфальту жёлтые листья, насвистывая в дырявых крышах известные лишь ему самому мелодии. Восьмитысячный посёлок вернулся с работы и крепко сев на диваны и кресла смотрел вечерние новости, готовясь ко сну.
 «Валентин» тоже скоро закроется, но не сейчас. Там еле слышно играла тихая спокойная музыка, стулья в заведении уже были перевёрнуты и поставлены сиденьями на столешницы, и уборщица неторопливо мыла длинной шваброй пол, обходя только один столик. Она ни на кого не ругалась, просто обходила это место и возвращалась к нему позже, вроде как даже и не замечала его. А столик этот занимал мужчина лет пятидесяти. В тёплом вязаном свитере в широкую полоску, тёмных брюках и стёртых чёрных туфлях, через спинку стула висел переброшенный серый плащ. Мужчина смотрел в тарелку, бесцельно ковыряя в ней вилкой, старое лицо его было покрыто морщинами совсем не по возрасту, губы блеклыми, взгляд далёким, заполненным давними мыслями. На столике перед ним стояли тарелка и кружка. В тарелке оставалось ещё половина порции макарон, давно остывших и уже подсохших. В кружке был чай. Крепкий горький, чёрный.
 Второй стул за этим столиком, напротив мужчины, был приглашающе выдвинут. Откуда-то сзади, из подсобного помещения к барной стойке вышла официантка – молодая привлекательная девушка в бежевом фартуке. Она взглянула на единственного посетителя, тот не обернулся, впрочем, ничего это не значило, она прошла к шкафчикам и полкам с ассортиментом продукции кафе, стала что-то передвигать там, звенеть стаканами, шуршать пакетами и, просчитывая в уме,  записывать в тетрадь. Уборщица, последний раз подняла с пола тряпку, выжала её в ведро, взяла его за ручку и направилась к стойке. Пол блестел не подсохшими лужицами, и немного пахло хлоркой.
 На улице всё темнело, на большие окна кафе стали падать первые неуверенные холодные капли и видно было, что кто-то приближается к двери заведения, спешно перебегая дорогу. Он прошлёпал по тротуару, взялся за ручку, потянул на себя и колокольчик над дверью привычно оповестил о посетителе. Официантка обернулась к вошедшему, это был мужчина лет сорока пяти в спортивном костюме для утренних пробежек,  он махнул ей рукой, обронил «Спасибо, ничего не надо», прошёл к единственному занятому столику и сел напротив. Они поздоровались.
Сидевший за столиком  мужчина поднял голову и только теперь стали заметны многие схожие черты в их лицах, словно они были братья, может, даже родные, или давние, древние друзья.
- Ты чего здесь сегодня? Договаривались, вроде, на четверг. – Спросил с небольшой отдышкой вошедший.
- Да так, приспичило чего-то. – Он перестал скрипеть вилкой по тарелке, наколол на неё макаронину, препроводил её в рот и начал жевать. – Скучно так, знаешь…
Вошедший выдержал нужную паузу и спросил:
- А соседка твоя как же, та, что сверху? Я помню, ты мне билеты в театр показывал.
- Да не, не это. Грусть прямо нападает, здесь особенно.
- В смысле здесь?
- В кафешке в этой. Возвращаюсь сюда и возвращаюсь. Раз за разом. И уходить не могу.
- Мне здесь тоже нравиться. Уютно так, тепло, обстановочка.
- Диман, посмотри на официантку, нечего не замечаешь? – Вошедший вытянул шею, выглядывая за стойкой официантку. – Сходства никакого не видишь?
Официантка повернулась к ним лицом, водя ручкой в тетради, и вошедший, названный Диманом, поменялся вдруг в лице и через мгновение взглянул на товарища.
- Как две капли воды, правда?
- И правда, как две капли. – Вошедший, кажется, только сейчас понял, почему его товарищ не уходит и вернулся в обратное положение на стуле, дабы не смущать официантку.
- Вот и я посмотрю на неё, и всё как перед глазами встаёт, как вчера всё было… - он оборвал себя, наткнул на вилку сразу несколько макарон и принялся усиленно их пережёвывать…- Как будто и не уходила она никуда, и отец как будто жив, и дедушка будто бы тут, и братья старшие все рядом, что вот сейчас зайдут они сюда и… - Он уже еле держал это в себе, взял ещё несколько макарон и положил себе в рот. – И что она жива, что жива она! Что опять она всех нас соберёт, погреет чаю и поставит на стол свои самые вкусные… а я сижу тут и жру эти…!
 Он не смог договорить. Первые неуверенные капли упали на стол. Горькие, как чай, горячие, как обрывки памяти, скупые, как макароны.