Так надо любить

   
Так надо любить…
Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда я с тобой.
Габриель Маркес
     По утрам мы обычно дышали с тобой одним воздухом, который собирался прохладным соцветием пышных клубков над изголовьем нашей кровати. Мы грелись одним духом, паром сжатого кислорода, который сбивался теплыми комками меж наших ног под старым шерстяным пледом. Нам снились одинаковые сны, как будто они перелетали на прозрачных крыльях памяти из твоей буйной головы в мою ветреную головку, что отдыхали совсем рядом, сплетаясь кончиками волос на грубой клетчатой подушке. Мы любили просыпаться в один момент и всегда знали, когда он настанет: хромая ночь только отковыливала по рассветной дорожке, волоча за собой свою тяжелую темно-коричневую шаль увешанную множеством булавок-звездочек. А рассеянный рассвет где-то мешкал, собирая на своем пути росинки, но уже отдавался бликами сквозь продрогшее стекло грузного дубового окна. Это был момент зарождения нового дня и мы просыпались с первыми минутами его восхождения, чтобы не потерять ни крупинки того счастья, которое вплетаем золотой нитью в серую паутину бытия вот уже второй месяц.
Я тебя не искала. Ты не искал меня тоже. Мы просто встретились и все. Вот так взглядами, раз — и навеки. Я нырнула в твои глаза и отуманилась в их зеленом волнении. А ты влез в мое подсознание и навсегда зализал мои раны и вбил в мозг, что съеденный тобою мой хилый рассудок не вернуть никогда, ну хотя бы до холодной осени, когда его возвращению может поспособствовать серый тяжелый дождь с его однообразным брызганьем, напоминавшем бытовые проблемы.
Ты называл меня сумасшедшей, плутовкой, вьюном. За что и любил больше жизни. Ты часто наблюдал, как я в твоей белоснежной рубашке, застегнутой только на верхнюю пуговицу и свисавшей до голых колен, сидела на кухне на полу, с каким-то очарованием жевала курагу и смотрела музыкальный канал. А если вдруг играла моя любимая песня, я вспархивала над холодным ламинатом и чуть касаясь его голыми стопами, начинала кружиться и вальяжно махать руками, бормоча про себя плохо выученные слова композиции, поэтому, похожим это чудо-пение было больше на ленивое мурчание кота. При этом веки плотно прикрывали мои глаза, закатанные от удовольствия, так, что только чуть дрожавшие ресницы передавали приятность происходящего; а губы были приоткрыты и от них еще нежно пахло курагой.
Иногда посреди ночи я вскакивала, подбегала к шкафу, настежь распахнув створки, начинала судорожно вытаскивать из него твои вещи и по очереди вдыхать с ни твой запах. Вот свитер, на нем, кажется, еще остался легкий аромат твоих пряных духов и тепло твоих лопаток; а вот рубашка — здесь на запястьях вмятины от часов и моя губная помада. И так до утра... Хотя ты лежал рядом. Когда я проделывала подобное, ты тоже просыпался, но не останавливал меня, ничего не спрашивал, вообще не ронял ни слова. А лишь, слегка свиснув с края дивана и рукой подперев голову ты в полудреме и с слегка заметной умиленной улыбкой, наблюдал, как я перебирала нити и швы каждой твоей вещи.
Ты любил наблюдать за тем, как я сплю. Как я соплю, как дрожат мои ресницы от беспокойных цветных снов, наполненных жизнью, как я вздрагиваю и машинально сжимаю твои пальцы. А ты при этом целуешь меня в лоб и крепче обнимаешь, от чего я вздыхаю и еще сильнее прижимаюсь к тебе, как маленькая девочка к матер; как зверушка, ищущая защиты; как человек, оставленный на произвол, на растерзание своими собственными ночными кошмарами. Ты был для меня стеной, оградой, какой-то надежностью и решимостью. А проявлялось это всегда в твоих глазах. Ты смотрел на меня открыто и по-доброму. Мне сразу хотелось при этом разомлеть, сделаться слабой и беззащитной. А тебе было в радость заслонять меня своими плечами, в тот момент, когда я, прижавшись к ним своей щекой, ощущала твою мощность и забывала, что когда-то мне приходилось притворяться сильной.
Я тоже любила наблюдать за тобой. Мне нравилось, как ты пьешь чай, слегка жмурясь от горячего пара, который невольно плыл к твоим глазам и ты, подергиваясь и как-то по-детски дул на него и пытался отсербнуть пока, отогнанная тобой волна ароматного смога не вернулась шебуршить твои ресницы и раздражать твои зрачки. Мне нравилось, как ты гладил меня по волосам и рассматривал мое лицо, находя в нем все новые и новые достатки, при этом искренне радуясь новому открытию, как драгоценному кладу. Мне нравилось, как ты в порыве любви шептал мне на ухо отчаянные признания, щекоча губами мочку; как целовал в шею — аккуратненько так, слегка касаясь кончиками губ, а потом долго рассматривал незримый отпечаток поцелуя, будто стараясь провести ровную цепочку следов своих прикосновений на моей шее.
Мы часто просто смотрели друг на друга, сидя в темной комнате, и при этом ясно видели друг друга. Тишина обволакивала мои голые лодыжки и твою обнаженную спину. Я слушала твое дыхание, как музыку, принимая его прерывистость за переливы нот. А ты перебирал в руках мои пальчики, обводя по очереди каждый мой ноготь, стараясь вывести на них никому неизвестный рисунок.
Когда мы целовались, я теряла память, каждое твое прикосновение сводило меня с ума. Меня отрывало от земли и несло неизвестными ветрами навстречу тому счастью, которого я не ведала раньше. Любовь сочилась отовсюду: от локтевых изгибов до коленных чашечек, от грудной клетки до обмякших икр, от макушки до пяток. Мне хотелось целовать тебя вечно, а ты при этом поглощал меня. Казалось, нет больше способов передать всю ту нежность, всю ту энергию, которая пронизывала нас и заставляла сливаться в больном и шальном танце ощущений, стремиться к вершине и достигать ее в несметном сладостном блаженстве. Тогда перед глазами мелькают яркие красные цветы, в ушах звучит родник искристой хрустальной воды, а в мозгу взрываются последние светофоры и отключаются датчики вместе с конечным вскриком и глубоким выдохом.
Так продолжалась ночь, пока розовый рассвет мальчишка не прогонял нашу шоколадную наставницу вместе с ее булавками и не врывался солнечным светом в наши пожившие окна. А я при этом открывала глаза и уже видела перед собой взгляд твоего зеленого моря, которое вновь и вновь заставляет окунаться в него. И каждый раз я думала о том, что не зря сегодня еще раз заполню желтые страницы любимого ежедневника стихами о тебе. Бумага под ними достойна только любви.