Зимний вечер

               

                Водителем стать я не мечтал и в детстве разве что когда еще был малышом и меня добрые дядьки водители пускали в кабину «полуторки» или «студебекера» покрутить «баранку» вместе с другими пацанами. Но все же в период выбора профессии, мне довелось поработать в должности «водилы» однодверного Пазика, то бишь автобуса с дистанционной ручкой закрывания двери изнутри.
                После службы в армии водителем, занесло меня в Казахстанские степи, где нормальных дорог еще было маловато и чтобы добраться до какого-либо населенного пункта надо было попрыгать на ухабах сотню-другую километров.
                Из нашего городка в райцентр на железнодорожную станцию можно было попасть на рейсовом автобусе, который ходил туда раз в сутки. Но в этот февральский вечер он из-за ветхости перешел в лежачее состояние. В нашем рудоуправлении автобусы были тоже не лучше, но все же бегали по бескрайним степным просторам.
                И вот раздался звонок из транспортного отдела горисполкома и я, напоив бензином своего дружка, выехал на подмену. Десяток пассажиров, измученных долгим ожиданием, быстро устроились на дермантиновых сиденьях и мы тронулись в путь по снежной колее, окутанные накрывшими нас сумерками.
                В городке между уютными деревянными домами было тихо и тепло, а в открывшийся нашему взору белой степи нас встретили мороз и ветер. Наступило сумеречное состояние перехода из одного измерения времени в другое.
                Все стали кутаться, вжимаясь в сиденья и прижимаясь к своим пожиткам. Все спешили на поезд, который ходил раз в два дня через эту станцию и потому даже выезд в ночь никого не пугал. Деваться было некуда, тем более, что у меня был радиотелефон, а на радиостанции в управлении сегодня дежурила Марина.
                Пассажирская публика была разная. Сразу сзади меня уселась старушка с каким-то лицом, наполненным светом удивительно добрых голубых глаз, прижимавшая к себе узелок и бидончик с завязанной белым лоскутом горловиной. За ее сиденьем грузно примостился офицер внутренних войск в полушубке с красными погонами. Дальше трое мужчин, по виду из гелогоразведки, с рюкзаками и планшетами в чехлах. На других сиденьях расположилась семья из пяти человек: отец, мать, двое подростков и пожилая женщина.
                Я включил печку, которую периодически в городе выключал из экономии, но тут уже не до экономии — быть бы  живу.
                Вьюга что-то уж не на шутку разыгралась, бросая в окна заряды сухого царапучего снега. Если верить герою фильма «Весна на Заречной улице», то скоро весна. Огибая сугробы, я почувствовал, что машина начала пробуксовывать и сползать в сторону. Решив пока совсем не сел в зыбучем снежном месиве, я остановился и схватив «грабарку», выскочил посмотреть. Оказалось, что в снегу я уперся колесом в камень и через пятнадцать минут, не успев вспотеть, я уже сидел вновь за «баранкой». Пассажиры облегченно вздохнули и стали дальше сопеть в воротники и капюшоны.
                Снова наш маленький носатый автобус затрусил, гудя мотором и фыркая выхлопной трубой. В узком коридоре из пучков света фар да еще зимой в степи ничего не разглядеть. А вот весной в апреле-мае, здесь благодать. Впереди, тоннеле из света, прямо перед колесами несутся тушканчики, похожие на крошечных кенгуру. За обочинами степь расцветает тюльпанами, фантастическими столбиками каких-то мясистых цветов, а по ложбинкам, между сопок, прячется молодой зеленый лук. Стада сайгаков, огибая цветущие сопки, растекаются по зеленым лугам.
                Воспоминания убаюкивают, настраивая на благодушие. Что-то  едем каким-то не тем маршрутом. Где это мы? Выезжаю на сопку, голую безснежную, чтобы осмотреться.
                Пассажиры, почувствовав беду, недовольно ворчат: не тот автобус, не тот водитель. А я то тут неделю тому назад проезжал и все было в норме. Видно, нечистая начала нас путать.
                Выхожу из автобуса осмотреться. Пурга, как испуганная птичка, исчезла в степи, а темное небо вдруг начало светиться таинственными бликами среди бегущих облаков. Где-то не далеко замерцало несколько огоньков, долгожданного аула. Все в порядке, скоро теплый привал. Продрогнув, захожу в автобус, все с тревогой смотрят на меня. Я успокаиваю их, хлопая себя по бокам.
- Попей, согрейся — протягивая бидончик, тихо говорит старушка, улыбаясь глазами.
                Я, завороженный ее голосом, беру бидончик и прижимаю к губам. Что-то горячее струится внутри меня.
                Мое тело наполняется легким теплом, голова светлеет, хочется сделать все для этих людей и я, вернув сосуд, лихо крутя «баранку», съезжаю с сопки.
                Аул встречает нас  несколькими деревьями, сказочно украшенными снежными шапками. За ним низкие домики, над которыми вьются дымки. Подруливаю к длинному строению с несколькими окошками, из которых струится свет.
                Все бегут   погреться и перекусить. Я отмечаюсь у диспетчера, роль которого выполняет по совместительству бригадир колхоза и хозяин дома.
                Выхожу из гостеприимного убежища на дорогу. Мороз крепчает, небо очистилось, светит месяц, проклюнулись где-то высоко-высоко звездочки. Скоро они станут  большими, как яблоки, и опустятся до самой земли.
                Обхожу автобус, осматривая. Местные собаки вместе со мной тоже его обходят, почему-то нюхая одно колесо.
                Короткий отдых закончился. Снова, крехтя и вздыхая, все усаживаются и наш «делижанс» устремляется к ночному горизонту.
                Но не долго дорога баюкала нашу пеструю команду пассажиров. Раздался в морозном воздухе громкий хлопок, руль повело, и наш экспресс остановился.
                Пассажиры заволновались, заерзали, а тот, с погонами, злобно выругался.
                Я выскочил на снег. Обошлось все царапиной — лопнуло колесо, которое перед этим нюхали собаки. Выкатив из салона запаску, я, обжигая руки о раскаленный морозом металл, с трудом сменил колесо. Обозленные неудачами пассажиры, даже не подумали помочь. Потому поврежденное колесо я не смог погрузить в автобус. Ладно, на обратном пути его подберу.
                Снова бабушка с просветленным лицом, подает мне бидончик. Но пить не могу, больно уж  общий тон не хорош. Подношу ладони прямо к жалюзям печки, грею руки, иначе руль не обнять.
                И вот опять мы в пути. Свет фар дрожит на колее из камней и снега. Вдруг что-то темное, похожее на фигуру медведя, раскинув лапы, преграждает дорогу. Жму на педаль тормоза. Это человек, одетый во все ватное: ватные штаны, телогрейка, бурки, шапка неопределенной формы. Человек держит в руке автомат АКМС, голова опущена, как у быка перед атакой.
- Да, что-то Боги меня покинули. Невезучий я сегодня какой-то, - подумал я , ожидая дальнейшего.
                Человек  на  дороге явно беглый «Зек», тут лагерей в степи хватает. Тому, что с красными погонами, самый момент приступить к выяснению обстановки, но он замер — что-то не слышно даже мата.
                Я оборачиваюсь, все сжались. Только старушка смотрит прямо мне в глаза и где-то в глубине моего тела я слышу слова:
- Не бойся. Ступай. Все будет хорошо.
                Но я хватаюсь за трубку радиотелефона, как за соломинку в океане. Трубка холодна и молчалива. Старушка опять находит мои глаза и я, повинуясь какой-то неведомой силе, выхожу на дорогу.
                Человек манит меня рукой, держа в другой оружие. Я подхожу, стараясь не перекрывать свет фар моего автобуса. Ослепительно белое лицо «Зека», отражающее свет фар, буравит меня пустыми белесыми глазами. Лицо очень знакомое, словно с иконы.
- Кто в автобусе у тебя, - хрипло спрашивает зловещая фигура, смотря мимо меня на автобус.
- Обычные люди — пассажиры: мужчины, женщины, один военный, старушка, - стараясь резким движением не насторожить разбойника, отвечаю я.
- А ну, пошли, - подтолкнув меня дулом автомата, прорычал мужчина.
                Мы вошли в открытую дверь и я бочком сел на свое сиденье. Конвоир, встав рядом со мной, напротив старушки, повел стволом и оглядев присутствующих сказал:
- Сидеть тихо, едем дальше, на станцию, а не то …, - и он уставился на старушку.
                Тусклый свет от включенного под потолком плафона осветил ошарашевшую всех мизансцену:
                Пришелец, отбросив оружие под дверь на ступеньки, вдруг упал на колени перед старушкой и застонал, уткнувшись в ее подол.
-Мама, мамочка, прости, - всхлипы, рыдания, нечленораздельные возгласы мужчины, заглушаемые бабушкиным подолом, заполнили автобус.
                Старушка опустила руки на стриженную макушку «блудного сына», шапка которого также скатилась по ступенькам к двери.
- Вот почему его лицо показалось мне знакомым. Это же лицо этой милой старушки с бидончиком, лицо матери непутевого сына.
                Мужик с погонами наконец-то очнулся и засуетился. Прокравшись бочком мимо внезапно встретившихся родственников, он подхватил автомат, наставил на беглеца, не обращавшего ни на кого и капли внимания.
                Не зная, что сказать, офицер вдруг, направив ствол на меня, заорал:
- Поехали, поехали, что встал? Ехать надо.
                Я завел заглохший двигатель, который тоже, видно, оторопел  от происшедшего и мы,  потихоньку набирая скорость, тронулись в путь.
                Также в общем молчании, не считая «сыночка» и мамочки, мы переехав по льду крошечную речушку, въехали в райцентр.
                Автобус подкатил к вокзалу. Из-за здания выглядывал состав с пыхтящим тепловозом.
                Офицер вывел из автобуса «блудного сына». За ним вышла старушка. Мать попыталась взять за рукав «сыночка», но офицер с красными погонами стал ее отгонять. «Блудный сын», вскипев, вырвал АКМС  из рук нового конвоира, отбросил его  в сторону и подручку заковылял вместе со старушкой прочь. Обалдевший офицер побежал, поднял оружие, хотел что-то крикнуть, но нажимая на курок молчащего автомата, тоже онемел.
- Там нет патронов, - обернувшись крикнул «Зек», шагая дальше.
                Я вышел вместе со всеми из автобуса и мы еще долго смотрели на удалявшихся старушку с «блудным сыном» и семенившим за ними офицером с пустым автоматом.
                Приехав в гараж, я обнаружил в автобусе за моим сиденьем бидончик, оказавшимся там каким-то чудом.
                Потом вместе со сторожем гаража, дядей Колей, допивая хмельное содержимое «волшебного сосуда», мы, качая головами и сокрушаясь, долго говорили о событиях странного зимнего вечера.