Терракотовые игры. Глава 13

Глава 13.


«Я стал ужасно сентиментален!» – громко сказал Следопытов, почти крикнул самому себе. Он резко поднялся с кресла, пьяно качнулся, споткнулся и выругался: «Твою мать!» Но сразу осёкся и тихо произнёс: «Не надо так ругаться - нельзя» Он сгрёб со стола несколько бутылок и вместе с содержимым выбросил-сбросил в мусорный контейнер, а точнее в какой-то суперсовременный утилизатор-анигилятор под столом. Потом достал из сейфа блистер с нужными ему пилюлями, выдавил 2 таблетки, проглотил и вытер слёзы, которые чувствовал на лице уже как простую воду. Каким-то механическим голосом он произнёс: «Лучше обострённая справедливость, чем примиряющая сентиментальность». Вообще-то вместо слова сентиментальность он в глубине души мог запросто подумать-прокрутить другие слова, что-то типа «сопливость» или «слезливость», но нам не дано знать о таких интимных вещах секретных агентов, да ещё агентов с одним нулём.


Андрей Следопытов, секретный агент 07, сверхсекретного ведомства был в отставке, по собственному, как говорили в самом этом ведомстве - увольнению, и сейчас находился в своём подземном гараже-бункере – один пил водку или как ещё выражались в «конторе» - в одну персону. Ему снова пришло яркое воспоминание детства, вернее, оно приходило к нему и ранее и не один раз, но не так как сейчас: с каким-то особым пониманием и вторым смыслом. Именно ощущая себя заброшенным в этот, ставший теперь не понятным ему мир и пришло это странное понимание и последующие его действия-движения.
 
Вот, ему Андрею Следопытову лет 5 или 6, точнее не узнать. И Андреем ли он родился вообще, или  Сергеем, Вовой или Серёжей, а тем паче Следопытовым. Его взяли на воспитание приёмные родители, и благодаря их фамилии он и стал именно Следопытов и теперь уже определённо стал называться Андреем. Вот уже год, как он в новом доме, но не в смысле новом, просторном – чистом и светлом, нет, новом после старого казённого, т.е. детдомовского дома. Он живёт с новыми родителями в частном доме – деревянном, где есть сад и огород и даже небольшая речка за забором, да какая речка, так скорее ручей. Приёмные родители пожилые. Не как у всех, молодые мамы и папы, а такие что скорее ему бабушка и дедушка. Но и так он их не называет, не говоря, что по-настоящему как другие дети - мамой и папой. Он называет их чётко и определённо: тётя такая-то и дядя такой-то – всё. Они чужие ему, Андрей ещё не может отвыкнуть от той коммуны, из какой вышел, забрали – не может «адаптироваться в семье». Он обозлённый, дикий, как говорят про таких - дюже ершистый, а уж признавать тётю и дядю - эту бабушку и дедушку законными родителями, по настоящему родными, да ещё и полюбить - об этом речь не идёт  вовсе! Это для маленького Андрея взрослый императив – нет.


Он конечно понимает, видит, что приёмные родители любят его, души в нём не чают, «пылинки с него сдувают», но нет у него к ним любви, а наоборот отторжение –  неприязнь: то игрушку новую порвёт, то собаку во дворе пнёт, то куст в огороде затопчет, а эти ежедневные просьбы: полей, прополи, окучь, да собери, когда другие дети уже на речке или вообще свободны... Нет – это какой-то геноцид! – сказал бы Андрей,  будь он годами постарше. Конечно, он осознаёт - в детдоме еще хуже, но мальчику грезится, что настоящие его родители лучше. Их он не помнит, однако наделяет самыми прекрасными чертами, они такие, такие... примерно какие забирают других детей! Но только не его бабка с дедом, эти старик со старухой. «Достались же, нашли себе золотую рыбку и катаются на ней!» - про себя шепчет маленький Андрей, а им вслед: «Будете на рынке, не забудьте там леденцов!» Все его просьбы старик со старухой выполнят беспрекословно, он это хорошо знает. Конечно просьбы, которые им по силам, по средствам. Понятное дело - на Луну не свозят. Он в 5 лет прекрасно понимает суть 50 - они всю жизнь безумно мечтали о ребёнке, но не могли его родить.

       
В тот день он опять один в саду-огороде – «при деле», но не торопится помогать своим пожилым приёмным родителям. Он занят важным делом – расследованием. За год Андрей узнал всё, что окружало его на новом месте. Облазил весь участок, знал все углы и закоулки дома и сарая, сада и огорода. Да что там! Он знал каждую ветку и каждый сучок на дереве. Для Андрея не было так, как для всех других детей, будто весь окружающий мир сливается в единый искрящийся и светящийся поток, который искрится и светится не где-то вдалеке, а прямо перед глазами. Либо же сам в него вступаешь, в этот поток как в реку, и не выходишь из него, летишь в нём и кувыркаешься, не понимая этого. «Понимание» приходит позже, а тогда просто живёшь, наслаждаешься детством в детстве. У Андрея уже нет детства, ему уже всё знакомо – он взрослый. Имена и названия даны всему. Не как Адам называл именами всех тварей земных, которых приводил ему Бог, выдумывал и давал животным названия, нет, он уже всё знает и на всё у него есть свой ответ или уверен на все 100, что таковой имеется.


Вот уже 2 часа как он просидел на старой яблоне, ожидая и выслеживая Нечто, но опять не дождался – спрыгнул, не выдержал - стало жарко, захотелось пить. Это произошло несколько дней назад – привычный, известный Андрею мир был нарушен и даже более того – разрушен! В доме, а точнее в саду появилось Нечто. Оно издавало громкие звуки, словно кричал разбуженный и растревоженный ребёнок, но не было видно хозяина этих беспокойных звуков. "Это зверь!" - догадывается Андрей. Но какой он пока не знает  – зверь не показывается, лишь ежедневно слышен этот странный перепуганный крик: Ау-уа-ау. "Выясню!" – решает «всезнающий и всевидящий» мальчик. День, другой, третий не выяснил - спрашивает своих родителей (вынужден идти на поклон), этих тётю и дядю: «Кто так громко и неприятно кричит в саду и вчера также кричал?» Они не знают. «Вероятно, какая-то экзотическая птица», - отвечают они ему и как всегда глупо улыбаются. Птица? – задумчиво спрашивает Андрюша больше себя, чем приёмных родителей и размышляет: «Птицы поют и чирикают, а это зверь и вероятно ранен, но почему не показывается на глаза людям, почему прячется?» «Да нет, это птица, откуда зверь в городе?» – отвечают ему. «Да откуда им знать, этой бабке с дедом?! – думает Андрей. - Не знают ничего кроме своего огорода, торчат в своих грядках целыми днями...» «А ты притаись Андрюшенька и увидишь, - отвечает дядя. А тётя подтверждает и без того понятное: Видишь, зверь то - осторожный, опасливый, не показывается - притаись, и узнаешь»

 
Крик не даёт покоя детдомовскому мальчику уже несколько дней. Кто или что это?! Вот он на дереве сидит час, другой – нет, не кричит, не появляется. А может это действительно птица, принимает он мнение тёти-дяди. Мальчик слезает с дерева и тут опять крик. По сторонам – никого и ничего. Может уже мерещится? Но ему не может мерещиться, бабке с дедом может, а ему нет. На следующий день решает устроить засаду в сарае. Сквозь рассохшиеся доски хороший обзор, но опять никого, несколько часов добровольного заточения в старом чулане и всё безрезультатно. Но только вышел и опять вокруг: ау-уа-ау. Где? Нигде! Вышел рано – не дождался.


И вот день, когда он увидел это Нечто - настал. Опять где-то рядом вдруг громко закричало-заплакало. Андрей поднял голову уже без всякой надежды и там, на сучьях старой яблони, где он вчера сидел и караулил «неизвестный объект», сидело Нечто и издавало эти ау-уа. Да, это была птица, «старики» были правы, таких птиц детдомовский мальчик ещё не видел. Она была не маленькая, не воробей-синица, да какая-то ещё гладкая, обтекаемая, как на немецких медалях и монетах и с длинным хвостом, а на конце хвоста-перьев ещё и светлая кайма, только свастики не хватает...
Вот он медленно и осторожно достаёт из одного кармана рогатку, в другом нащупывает камушек покрупнее – дичь немалая, прицеливается... Опять громкие ау-уа. «Сейчас доаукаешься!» - говорит про себя стрелок, как вдруг... подлетает к этой «экзотической» птице воробей, эта наша обычная птичка, ежедневная и знакомая цель, мишень и жертва... Воробей что-то засовывает в рот этой огромной птице, улетает, опять крик-зов и снова рядом воробей и суёт в рот этого «зверя» что-то. Кормит! Андрей заворожен. Маленькая птичка, которая раз в 10 меньше размером кормит большую – это нонсенс, сказал бы Андрей если бы знал в то время такое слово. Он держит на прицеле обоих, любая может стать сегодня его добычей – будет мертва. Но он не стреляет, а наблюдает, любуется такой необычной картиной. И тут он вспоминает, что это за зверь! Это кукушка, а точнее кукушонок, и эти "ау-уа! всего лишь будущие его "ку-ку"! А воробушек не что иное как его приёмная мать! Андрей замерев наблюдает, как неутомимый родитель с десяток раз летает куда-то и возвращается к своему ребёнку-переростку и в клюве то червячок, то жучок, то бабочка, то ещё что-то съестное. Он вдруг стреляет, просто стреляет в сторону, поверх, чтобы спугнуть. Выстрел тревожит эту необычную семью, и они улетают. И улетают по-разному: кукушонок скрытно, припадая к земле, парит над кустами, травой, а воробушек... Всем известно как летает воробушек – словно крутится-катится в воздухе. Спустя несколько минут откуда-то с чужих участков опять доносится это ненасытное ау-уа.
С этого момента, а вернее с того дня, со встречи с этой необычной птицей что-то перевернулось в мальчике и маленький Андрюша начинает любить и уважать своих приёмных родителей, считать их родными, и называть мама и папа. До самой их смерти он так и не расскажет им, какого выследил тогда «зверя».


***


Агент Следопытов посмотрел на себя в зеркало, а более внимательно в глаза, в сами зрачки. Он трезв, но выдавливает из блистера и глотает ещё одну нужную ему пилюлю, на всякий случай – дорога длинная. Застёгивает кевларовый костюм и на минуту, словно житейское - присесть на дорожку, задерживается возле пуленепробиваемого стекла на всю стену бункера. Вот они под стеклом: старые и новые, простые и навороченные, скорострельные и не очень, использовавшиеся там-то, устранившие того-то, имевшие хозяина такого-то. Он уже знает, что возьмёт с собой на своё собственное дело. Он опускает стекло и снимает со стены последнюю модель автоматического многозарядного RXLZ – 102, с пулями из вольфрамовой начинки – сердечника и серебряной оболочки - рубашки. «Против этих вампиров оружия лучше не найти, - говорит он себе. - Тем  более аппарат просили опробовать зарубежные коллеги, плюс менты если что – в глаза такие игрушки не видели». Агент подходит к своему самому мощному мотоциклу и  заправляет полный бак. Он решает пробыть, отсидеться в столице, после покушения, убийства мэра города Н - Василия Быстрова и его первого заместителя Николая Хватова.


Андрей Следопытов «проанализировав ситуацию и сопоставив факты» нашёл «виновных». Ими оказались «выскочки» - Вася Быстров и Коля Хватов. Агент рассуждал: они первые обнаружили терракотовую комнату, следовательно, заварили всю эту кашу или она сама заварилась от их «грязных рук». И как следствие этого демонического заражения оказались у власти вопреки, казалось бы всем законам политической и экономической и прочей логики. И опять началась эта реакция, эти дворцы, заводы-пароходы. «Да чёрт с ней с реакцией и их богатством, мы все и так живём по своему, по-разному, а вот друг Самохвалов... я помогу ему», - думает и уже прикидывает, как помочь агент Андрей Следопытов. Он вспоминал, как его друг и одноклассник Иван Самохвалов отстранён от власти со своим замом и ведёт жизнь если не нищенскую, то вполне к ней приближенную. Плюс его собственная каша в голове, все эти сентиментальные тенденции. Следопытов решается разорвать круг – выйти из него. Ему это не сложно, для него, как профессионала высокого уровня, класса, ранга и прочего разряда это только азарт и адреналин. Он отрывает взгляд от хронометра, надевает гермошлем и выезжает на мотоцикле из своего подземного гаража, направляясь к центру Н. Он знает, «где и когда отдыхают сопляки».


В столичной гостинице на следующий день он узнаёт «новость» - мэр и его первый зам чудесным образом выжили. Но самая главная новость, которая упала на голову секретного агента, да ещё упала так, словно разом свалились-рухнули на неё все злополучные скульптуры из проклятой терракотовой комнаты – раненный мэр и его зам оказались никто иные, как Иван Самохвалов и Степан Хваленко! Оказывается он - стрелял в своих друзей!


Так ещё один персонаж пристроили. Со скуки он теперь точно не умрёт, гоняясь за самим собой и переливая адреналин, вовсе не из пустого в порожнее.


***


- Здравствуйте, - тихо и как то виновато поздоровалась мадам Самохвалова.    

- Здрааааааа-вствуйте мадам, – нарочито удивлённо, растягивая букву «а»  поздоровалась Катя Бэ.
Видя, что гостья  молчит, топчется-толчётся на одном месте и явно пришла с какой-то целью, она пригласила её в квартиру:
- Ну, что же вы мнётесь, проходите...

- Очень хорошо, - с какой-то тихой радостью и одновременно грустью, сказала и прошла в квартиру бывшая супруга мэра.

- Как вы меня нашли? – спросила хозяйка.

- Выручила всё та же открытка, вот, - она быстро достала из сумочки знакомую открытку и зачитала, - улица Революционная, дом...
Её руки дрожали.

- Ох уж эта Революционная! – революционно воскликнула Катя Бэ, но вдруг  подозрительно прищурилась. – А вы по какому собственно поводу пришли?.. Теперь сами стали ревновать своего Самохвалова к этой, если я не ошибаюсь, его бывшей секретарше Маше? Это поверьте смешно, т.е. вовсе не смешно. Ваш бывший муж Самохвалов благополучно живёт с другой женщиной, и даже успешно плодится и размножается...

- Мне собственно говоря нужен ваш муж, - с ударением на «ваш» сказала-проинформировала мадам Самохвалова, лишив хозяйку дальнейших язвительных выпадов.

Хозяйка подбоченилась и строго спросила:
- А зачем вам нужен мой муж? – она особо выделила слова «вам» и «мой». – Его нет дома!

- Да? – задумчиво, печально, еле слышно произнесла гостья.

Мадам Самохвалова хоть и потеряла свой прежний шик и блеск, но всё равно была достаточно привлекательна, что давало повод подозревать, ревновать и прочее «женское функциональное» Кате Бэ.

– Его нет дома, - повторила она, - тю-тю, улетел.
Она пальчиком покрутила над своей головой, вероятно объясняя как происходил этот улёт.

Мадам Самохвалова как-то неловко засуетилась, заволновалась, вероятно собираясь покинуть квартиру, но Катя Бэ опередила-остановила её вопросом:
- Нет дорогуша, уж теперь признавайтесь, зачем вам понадобился мой супруг?

- Вы знаете, - робко начала мадам Самохвалова, - с тех пор как ушёл мой муж, вернее я ушла от него, - она на мгновение вдруг вся вспыхнула и даже потрясла растопыренной ладонью, - нет, нет, дело вовсе не в деньгах и алиментах, с тех пор как я осталась одна.
 
Она вдруг замолчала.

- И что же вы одна-одинёшенька?

- Так вот, - продолжила Самохвалова и её голос, тон вновь стал такой жалобный, какой обычно бывает у грешника исповедующегося священнику, либо у больного объясняющему врачу свой страшный недуг, - у меня без конца болит сердце...   

- А я без конца - вообще жить не могу! – пошло пошутила-заявила вовсе не пошлая Катя Бэ.

- Как вы догадались? – ахнула гостья.

- Я поняла это логически! - произнесла хозяйка и стала объяснять «логику». - Вы ушли от своего законного супруга, так?

- Да.

- А  теперь не можете найти себе не только мужа, ведь как я понимаю у вас двое детей...

- Да, мальчик и девочка, - подтвердила как на допросе Самохвалова.

- Вот, вот, это серьёзный груз, прицеп, багаж, ну в смысле дети, так вы ещё не можете найти себе любовника, вернее можете и любой даже рад оказаться-погреться в вашей постельке, - Катя Бэ ехидно окинула взглядом цветущую женщину, - но вы такая женщина с кандибобером, - произнесла она необычное слово и вновь покрутила над головой рукой, словно закручивала там лампочку. – Вы сами не пожелаете лечь в постель с обычным токарем или дворником. Ведь я права?

- Вы абсолютно правы, в том то и дело что не могу, а вернее сама не хочу и не желаю.

- И что же вы желаете?


***


Что называется в тёплой и дружеской атмосфере на диванчике в зале двухкомнатной квартире четы Правдиных (учёного действительно не было дома – он был в тот день на рыбалке) мадам Самохвалова поведала свою основную и главную беду. Выяснилось, и Катя Бэ не ошиблась в своих подозрениях и прогнозах, Самохваловой нужен был мужчина, но не любой и «абы-какой с улицы», а непременно Иван Самохвалов. Она наконец всё поняла – «к ней вернулся разум», как она выразилась. Она осознала, какую ошибку она допустила и совершила, потеряв «такого уникального человека, прекрасного мужа и любовника, заботливого семьянина, отца несчастных крошек» и т.д. и т.п. Она по-прежнему любила своего Ивана!

- Я на грани самоубийства! - воскликнула она и кинулась в объятия Кати Бэ.

- Поверьте, всё проходит, - ответила хозяйка, тактично отстранив от себя несчастную, но такую красивую женщину. В её объятиях она почувствовала такое,.. одним словом – нерастраченную известную энергию, впрочем, выходящую за жанр нашего повествования. – Всё пройдёт, дорогая... 

- Нет, не проходит! – капризно ответила Самохвалова, шаловливо закусив нижнюю губу. - Я пробовала!..

- А вы пробовали?.. – язвительно, а потом и томно начала Катя Бэ, зачем то развязывая пояс своего халата и хищно приближаясь к Самохваловой.

- Да прекратите же наконец свои шуточки! – вскрикнула испуганная женщина вскочив с дивана. Она догадалась какую пошлятину хочет предложить ей Катя Бэ. На самом деле Катя Бэ никогда не пробовала подобной пошлятины, считая это «противоестественным естеству», но вид красивой женщины на мгновение пробудил в ней это запретное желание, желание попробовать это самое «противоестественное естество».

- Шучу, шучу дорогая, - взяла себя в руки хозяйка, завязывая пояс халатика.

- Я уже не могу так жить! – вскрикнула Самохвалова и подбежала к раскрытому окну.

- Нет! – крикнула Катя Бэ подумав страшное.

Но Самохвалова вовсе и не думала бросаться из окна, она обречённо крикнула в окно:
- Ваааааа-няяяяяяя!
И вдруг громко разрыдалась, уронив голову на подоконник. Было видно, что она осознаёт свою ошибку, т.е. уход от супруга, что она до сих пор любит его, либо испытала приступ влюблённости, встречая его счастливым на улице, с другой женщиной, да ещё и с весёлыми, довольными детишками-ребятишками. Вообщем, полный набор из стандартного женского романа. Горе её было неподдельно.   

- Я говорила с ним, он не хочет возвращаться,.. отделывается алиментами, этими подачками, - всхлипывала женщина, а хозяйка утешала её и гладила по голове, - но разве алименты мне нужны? У меня уже нет слёз, посмотрите!
В подтверждение своих слов она выжала платок, словно до сих пор держала его не в руке, а в ведре с водой или в аквариуме. – Я реву дни и ночи напролёт!

- Постойте не плачьте, мы что нибудь придумаем, - сказала Катя Бэ, задумчиво рассматривая лужицу слёз на полу – это концентрированное женское горе. – Что нибудь придумаем...


***


- Да вы поймите мой муж не волшебник, не Бог, - оправдывалась Катя Бэ.

Она и мадам Самохвалова болтали уже часа 3.

- Но вы говорите ему по силам сделать двойник!

- Да по силам, но...
Тут Катя Бэ запнулась, она совсем не знала как полезет с такой просьбой к своему мужу. В каком-то сердобольном порыве она раскрыла ей эту тайну, а теперь уже сама не представляла, как будет выкручиваться.

Оказалось, что загадочное НИИ в котором работал учёный Вячеслав Правдин занималось «полной чепухой», какой-то теоретической социологией, а сотрудники от безделья, либо возомнив себя великими скульпторами на досуге ваяли-лепили из глины различные статуи. "Да их уже было навалом, этих статуй в тогдашних филиалах, многие привезли из других городов" - объясняла супруга учёного. А её муж Слава Правдин возомнил ещё себя и «огромным писателем» – начал писать романы, сразу как остался без работы, т.к. сократили давно, а после, благодаря "благодетелю" Самохвалову с его "реконструкцией" - переездом  НИИ, вообще остался без жалования, которое поступало сотрудникам от аренды с фирм. По словам Кати Бэ, её муж экстрасенс, может «акцентироваться на предметах», но это не даёт дохода, так «одно развлечение». Но он заметил, что вводя персонаж в роман и направляя по схематическому пути, этот персонаж оживает и начинает жить своей жизнью, а потому исход может быть какой угодно. Он его, этот исход-результат тоже записывает в свой «роман».

- Милочка, - по душевному обратилась Катя Бэ к мадам Самохваловой, та уже просохла от забрезжившей надежды и сидела на диване покачивая ножкой, - ну посмотрите, кто так пишет? Ну разве это роман!?
Она побежала в спальню мужа, выдернула из стопки один печатный лист, разумеется формата А4, принесла его и стала зачитывать некоторые места, отрывки:
- Время 9. 30. Самохвалову скучно, он спускается в подвал, дотрагивается до фигуры изображающей... Лучше уже тогда слово «олицетворяющей», а не это сухое и трафаретное, - комментировала с учительской выправкой Катя Бэ творения своего мужа. – А!! – вскрикнула она читая текст и засмеялась, - какое-такое «А», да ещё с двумя восклицаниями! Это что такое милочка? - спрашивала она гостью. – Иголку в задницу воткнули?!.

Гостья сидела и улыбалась.
– Понятия не имею, - ответила она.

- Это 2, даже единица, кол! – перечисляла и ставила за "сочинение" оценки своему мужу Вячеславу Правдину Катя Бэ.

Мадам Самохвалова уже не улыбалась, а смеялась.

- А вот, - продолжала Катя Бэ зачитывать творчество, - "Коля – закрой дверь!" Смотрите как раскомандовался - командир полка – хрен до потолка! Ваш муженёк вас так просил закрыть дверь? Надо было так – Коля закрой хавальник, вот это было бы по-нашему! – разошлась Катя Бэ.

- Постойте, а может это не смешно, зачем бить человеку по рукам? – спросила Самохвалова, видя что издёвки Кати Бэ действительно зашли слишком далеко. 

- Да никто не бьёт по рукам! – возмутилась хозяйка. - Я может когда-то и била, а сейчас уже смирилась... Просто подыгрываю.

- Дайте мне, я посмотрю, - попросила листок мадам Самохвалова у Кати Бэ, она что-то заподозрила.

«Роман» был действительно странный, скорее страница была похож на листок из какого-то научного отчёта или журнала, что бывают у всяких моряков, полярников и прочих вахтовых служащих. Больше текст формуляра, чем рукописи литературного произведения. Разлинован на несколько столбцов: слева, как водится время, следующий столбец - действие или процесс, непосредственно соответствующий этому времени, ну и замечания, где были диалоги и прочие эмоций, и что обычно бывает в рубрике: «Разное», «Замечания» и прочие «Осложнения», если дело касается медицины. Тут уже было напечатано знакомое «А» с двумя восклицаниями, которое так рассмешило Катю Бэ.

- Ну что, убедились?..

- Ну да, это всего лишь набросок, план-схема будущего романа! – заключила Самохвалова. Она была далека от литературного труда и вполне допускала, что так могут писаться, вернее подготавливаться романы. Те, цветные книжечки с красивыми обложками на которых всегда какой-то импозантный мужчина обнимает-трогает-целует нарядную женщину, и где обязательно они изображены на фоне какого-то красивого пейзажа, и где непременно присутствуют цветы, и они счастливы вместе. Такие книжечки и раньше постоянно покупала, читала мадам Самохвалова. Они трогали её за душу, сейчас же они стали трогать её и за другие места и части тела, т.е. не только за душу. – Это вероятно план будущего романа, - ещё раз сказала женщина, с трудом веря своим словам, держа в руках эту сухую медицинскую форму-справку.
 
- Это я уже слышала, - устало сказала хозяйка, - и он так говорит...

- Ну да! – воскликнула гостья, - вот допишет Самохвалова, скелет произведения будет готов, а потом начнёт лепить, ваять, мясом обкладывать - писать настоящий роман! Красивый и знаменитый!

Её надежды, как и надежды любой влюблённой женщины не имели границ. Разумеется, она грезила вернуть своего Ваню.

- Ага, - сморщилась Катя Бэ, - скелет закопает и цветочки на могилу бросит, украсит!

- Не говорите так! – суеверно передёрнулась мадам Самохвалова. Она верила в счастливый конец, т.е. хэппи энд её и Ивана.

- Да всё равно, люблю его без этих романов, - вздохнула Катя Бэ, имея в виду своего супруга, - пусть хоть чем занимается.

Мадам Самохвалова тоже вздохнула, но намного громче и глубже:
- Да, какая я была дура! Как поздно это поняла...
Но вдруг спросила совсем из другой области взяв открытку со столика. Она прочла:
- Желаю соответствовать! Что это за специфическое, прямо таки военное пожелание, как служу...

- Ха, это вы точно подметили – военное пожелание! Дело в том, что когда в 90-х не платили, помните...

Самохвалова виновато смутилась и это увидела, заметила Катя Бэ: 
- Да, откуда вам знать... Так вот, тогда не платили зарплату, а мне задерживали, мой муж изготавливал поделки на продажу... У нас знаете, не всё было так гладко... Я иногда психовала, уходила к себе, в свою квартиру, жила отдельно. Да вы же были там, на этой квартире, с этой как её там, – на мгновение замялась хозяйка, припоминая, - с той ревнивицей...

- Мадам Хваленко, - опередила мадам Самохвалова.

- Да, точно. Кстати как она там? Приступов ревности не наблюдается? - справилась хозяйка о психическом здоровье супруги Степана Хваленко.

- Нет, - широко улыбнулась красивой улыбкой мадам Самохвалова. - Всё в порядке, она любит своего мужа, он её, всё хорошо, - заверила она.

- Ну и слава Богу, - сослалась на Бога Катя Бэ. - Кстати согласно «роману» моего мужа, - она пальцем постучала по листу формата А4, - там  у них всё "в ажуре", я заглядывала в некоторые страницы...

- Да? Как интересно! – восхищённо воскликнула Самохвалова. - Ваш муж действительно волшебник! Такое бывает только в кино!

- Ну, какой волшебник? – заскромничала Катя Бэ. - У него золотые руки, а вот я не договорила, мы ругались, то сё и вот я нашла ему открытку – образец для поделки новой игрушки, и написала, мол, вот Слава – «Неизвестный мастер» и «Желаю соответствовать!». И он делал их, эти игрушки из пластмассы, не хуже неизвестного мастера и сдавал торговцам на рынке. У него золотые руки и... какой из него писатель? – спросила Катя Б, уже больше саму себя. Она всё время думала, как будет лезть, подходить к мужу с безумной просьбой. - Повторяю, он экстрасенс и может видеть, лечить людей, и говорит, что есть люди, которые лечат и видят также, к примеру ваш муж, как говорит Слава...

- Да, да, Ваня уникальный человек!.. - загорелась мадам Самохвалова. - Я и раньше это подозревала...

Но тут Катя Бэ перешла на шёпот, хотя их никто не слушал, не слышал и не подслушивал:
- Самое странное, что он верит во всю эту мистику и появление двойной статуи, ну та, что на открытке.
Она показала открытку с изображением фигурки «Рукопожатие».

- Она была у моего мужа, - подтвердила Самохвалова, - пока не потерял...

- Да, костяная.

- Ну и пусть верит, - спокойно сказала Самохвалова, будто дело касалось  распространённой детской веры в Деда Мороза, - это же замечательно!

Тут она хотела рассказать, что тоже верит учёному и связывает с ним свою надежду на возвращение, получение для себя нового, так сказать, мужчины Ивана Самохвалова, его двойника, но она промолчала об этом, произнеся совсем  другое:
- Главное вас любит муж!

- О, ещё как любит, прямо лев! – зарделась своим женским счастьем счастливая Катя Бэ.

Мадам Самохвалова опять глубоко и томно вздохнула, издав даже какой-то жалобный стон.

- Ну ничего, мы что нибудь придумаем, - откликнулась чуткая хозяйка, - обязательно придумаем! Не переживайте.

Они расстались как хорошие и старые подруги, и теперь сама Катя Бэ стала думать и переживать, как она спросит-попросит своего мужа об одолжении для мадам Самохваловой, сделать ей двойника Ивана Самохвалова.


***


                Продолжение следует.