Путевая записка

Так уж повелось, что в нашей необъятной стране поезда для многих стали чем-то вроде календарей, отправных и конечных точек, средством периодизации жизни. Поезда на заработки. Поезда в отпуск. Поезда домой. Поезда к друзьям. Поезда, поезда…

Состав покачнулся, дернулся, заскрипел и пополз в сторону столицы. За мутным окном остался родной город, родители и ожесточенно машущий левой рукой лучший друг. На лице у меня улыбка, которая с окончанием гримасы сменится на скучающую, изредка циничную гримасу – мое повседневное выражение лица в Москве.
В этот раз я оказался счастливым пассажиром верхней полки чистого купе фирменного поезда «Ростов-Москва» и как только родная плитка перрона, плывущая за окном, кончилась, я вернулся на место. Мои соседи – стареющая женщина, с лица которой еще не сошла улыбки после веселой фразы моего лучшего друга – «Не обижайте его», и мой ровесник, парень лет двадцати – двадцати пяти в здоровенных наушниках «Sennheiser». Не успел я приземлиться на свое законное место, как женщина проявила свою любознательность:
- Вы, наверное, студент.
Я ответил утвердительно, справедливо расценив, что попутчица большая охотница до поездных разговоров.
- Да? – с деланным удивлением ответила она, как будто ожидала другого ответа. - А где учитесь?
С легкой душой использовал свою стандартную отмазку – МГИМО.
- Правда? А на каком факультете.
Я ответил, что на юридическом.
- Неужели? А у меня там племянница…
Чтобы предупредить неприятную ситуацию, в ходе которой мы можем оказаться с этой самой племянницей одногруппниками и самыми закадычными друзьями, я ввел в разговор свой козырь, сказав, что учусь я на заочном. Тогда я еще не знал, что в МГИМО заочки не существует.
Выражение лица моей собеседницы стало значительно менее воодушевленным, и я уже было понадеялся, что она от меня отстанет, но нет, она решила рассказать о том, как счастлива учебой ее племянница. Наверняка этот рассказ звучал в каждом купе, где только не оказывалась моя попутчица, но я решил, что вполне переживу, если не стану его слушать, а только изредка буду говорить – «Ага» и кивать головой. Мой сплин был непоколебим, как девственность Жанны Д`Арк. За время ее рассказа я вполне успел привести свою койку в спальное состояние, убрать сумку, достать книжку и наушники. Оставалось только дождаться окончания чудесной истории про племянницу. Но, увы, моя попутчица решила тему переменить:
- Раз вы - заочник, то у вас наверняка много свободного времени? Чем вы занимаетесь?
Решив, что вранья с меня на сегодня достаточно, я ответил, что я - писатель, заранее приготовившись к н-му числу стандартных банальных вопросов.
- Да, а про что пишете?
Вот он, самый скучный стандартный и, как правило, первый из списка вопросов к молодому писателю. Я ответил, что в основном пишу социальную прозу.
Потом последовала вся остальная братия из этой череды: «Давно пишете?», «Как начали?» «Печатались ли?». И так далее. На все это я отвечал безучастным голосом, в душе уже пожалев, что подарил словоохотливой попутчице такую обширную тему для разговоров. В ее глазах так и читалось, как она потирает свои руки в ожидании наиинтереснейшей беседы, которая займет весь путь. Впрочем, один интересный вопрос она выдала. Ну как интересный, на самом деле мне его задали впервые:
- А как к вашему творчеству относятся ваши родители?
- Родители? Да как относятся… Не очень. Считают, что это мешает учебе.
После моего ответа она стала размышлять о том, что это неправильно, даже не подозревая, что мне плевать на ее мнение. Но если она и догадывалась об этом, ей тоже было плевать, она была на коне, я попался в ее сети. Наконец она попросила меня дать ей что-нибудь почитать и даже возликовал, когда протянул ей свой ридер с открытым рассказом, а сам, под ее трепет о том, как она относится к современной технике и как она рада прочесть мою работу, отправился в тамбур.
Там уже смолили двое. Один из них пузатый темный мужик с кучей цепей на шее, которые вместе напоминали собачий ошейник, и второй – старичок с отвратительными папиросами. За окном колыхалось степное море, разрубленное железной дорогой пополам, но по-прежнему бескрайнее и свободное. Периодически виднелись небольшие деревушки и станицы. Старые разваливающиеся дома соседничали с громадными сверкающими красным кирпичом коттеджами, поместьями богатых крестьян, что редкость, или дачами братков, которым периодически становится скучно вращать деньги в городе и хочется чего-нибудь натурального, простого. Правда в том, что «простое» у всех разное.
Покурив, я думал вернуться в вагон, но решил умыться и оказался в очереди в туалет. Передо мной стоял мой второй сосед по купе, счастливый обладатель огромных черных наушников «Sennhaiser». Мои капельки относились к этой же фирме, и это привлекло его внимание:
- У тебя тоже «Sennhaiser»? Нормальные уши.
- Да, неплохие, - отвечал я.
- Но полноформатные, это реально тру.
- У меня полноформатные другой фирмы. «Skullcandy», - уточнил зачем-то я.
- Нет, это не тру. Тру только полноформатные «Sennhaiser», - уверенно ответил он и пошел в освободившийся туалет.
Как только за ним захлопнулась дверь, я понял, что не было правды в тех, кто отдал жизнь в боях за Родину, а правда на самом деле именно там, на шее высокого парня в черной майке и, может быть, еще в одном из городков Германии, где эти наушники делают.
Когда я вернулся в купе, моя попутчица уже дочитала мой рассказ и уже была наготове выложить свою бесспорно конструктивную критику, сплошь состоявшую из похвал и редких замечаний, показывающую тонкий вкус читательницы. Что она и сделала. Ее слова я слушал, вежливо кивая, но под конец она пару раз втянула воздух и удивленно спросила:
- Вы курите?
Я ответил утвердительно.
- Ну вот, подпортили идеал, - сказала она, и в ее голосе я услышал искреннюю досаду.
С одной стороны мне было приятно слушать ее слова, ведь в мире нет ничего более скучного и надутого, чем идеалы, но эта ее досада портила приятную для меня весть. Затем моя попутчица стала рассуждать о литературе, а я стал тайком читать повесть своего друга о нашей веселой летней поездке на море. Хорошо пишет. Но мало и редко, что объясняет отсутствием у него трудолюбия и целеустремленности, которого у меня, по его же словам, хоть отбавляй. Но эта его повесть вышла просто отменной, хотя вещь эта была написана для очень узкого круга людей, которые, так или иначе, причастны к описываемым событиям. Впрочем, часто случается, что такие книги особенно хороши и эта была из таких.
Минут через двадцать я вновь отправился в тамбур, но не успел я до него дойти, как встретил своего однокурсника Лешу, спортивного и веселого парня, с которым мы несколько раз пили пиво на землячестве. Увидев знакомое лицо, он улыбнулись, и мы тепло поздоровались. От него шел легкий запах пива, а в пакете в его руке улеглись еще две бутылки этого напитка.
- Ты к кому-то? – спросил я его.
- Нет, к вагону-ресторану, а ты?
- В тамбур.
- Бросай курить, вставай на лыжи. А лучше пошли пива попьем.
Я согласился и уже через минуту мы отправились в место назначения Леши. Но с внезапными встречами на сегодня было не покончено: едва мы прошли пару вагонов, как в коридоре я заметил еще одну свою знакомую – Аллу. Она была из той же школы, что и я, правда на год младше и данный момент, жестикулируя, что-то воодушевленно рассказывала кому-то сидящему в купе.
- Опа, какая встреча! – сказала она, окинув меня радостным взглядом.
- Я уже не удивлюсь, если встречу весь свой курс и бывших одноклассников.
- С этим тебе повезло, - ответила она, - Катя, смотри, кого я встретила!
Из купе показалась голова еще одной моей знакомой, одноклассницы Аллы.
- Привет! А вы откуда и куда?
- Мы из Ростова в вагон-ресторан, - сказал я. - Кстати, познакомьтесь, наш земляк и мой однокурсник – Леша.
- Очень приятно.
- А вы нам не составите компанию? – спросил у девушек Леша.
- Может быть, попозже, - ответили они.
Затем последовал скучный треп об учебе, обмен мнениями о Москве, новостями и байками об общих знакомых. На самом деле я хотел отоспаться, потому что уже завтра мне предстояло идти на учебу, но общение со старыми знакомыми обещало быть значительно интереснее, чем монолог словоохотливой попутчицы, тем более, что я не отказался бы выпить пива.
- Ладно, давайте встретимся в вагоне-ресторане, через полчасика? – сказал я. - Успеете свои дела закончить?
- Ну вы за нами зайдите, мы подумаем.
- Договорились.
До места нашего с Лешей назначения оставалось еще два или три вагона, и я вполне предполагал встретить еще парочку знакомых, но, увы, по дороге нам встречались только угрюмые проводники и закрытые двери купе. Зато в вагоне-ресторане было забавно – по телику крутили концерт посвященный чьему-то дню рождения, за одним из столиков посетители уже нехило разгулялись и требовали танцев, а прямо напротив нашего с Лешей места сидели двое пожилых кавказцев с чаем и угрюмыми лицами, устремленными в экран.
Мы заказали пива, причем принесенные официанткой бутылки мы постарались выпить побыстрее, чтобы заменить их потом своими. Все-таки стоит немного экономить. Потом заказали по третьей. Разговоры про учебу и общих знакомых, словно пиво, перетекали в диспуты о политике, становились все более витиеватыми и интересными, зато веселая компания в углу вагона-ресторана поутихла – их покинула толстая тетка, самый громкий веселый и очевидно пьяный член их компании. Одновременно с ней ушли и кавказцы, их место занял скучающий тощий мужик с бутылкой пива, из которой он сделал один глоток, а затем как будто и забыл про нее.
Допив пиво, мы, как и обещали, отправились за Аллой и Катей. После недолгих уговоров мы затащили их обратно за наш столик, себе заказали еще по бутылке, девушки же отказались даже от сока. Катя стала рассказывать об учебе, кстати, в МГИМО, а затем стала расписывать свою поездку в Лондоне и то, как хорошо там живется, какие приятные там люди, особенно тем, что прислушиваются к чужому мнению. Поначалу я встал на защиту соотечественников, но потом разговор стал откровенно скучным, и я чаще стал ходить в тамбур, погруженный в свои мысли. Уж не знаю, правда ли жителям Лондона было интересно мнение Кати или им просто было приятно поболтать с туристкой, которая на удивление хорошо шпарит на их родном языке. Да и это постоянно повторяющееся слово – мнение, причем без уточнения, по какому вопросу. Может, им было приятно слушать, как русская девушка красиво и последовательно унижает собственное отечество, что она делала сейчас, сидя напротив меня, не знаю. Впрочем, в таком случае это было бы еще и пошло с ее стороны и точно не делало ей честь. Да, приятно покритиковать власть за кружкой чая или пива с другом, сидя на кухне, но слышать это от иностранца мерзко. Хотя, если правда в наушниках «Sennhaiser», тогда…
В конце концов, этот разговор мне откровенно наскучил, и я пересел на другую сторону столика, к Алле, похвастаться свеженьким журнальчиком со своим рассказом, предоставив Леше право самому вести беседу с Катей. Беседу, которая все равно ни к чему не приведет. Но тут случилась забавная штука – тощий мужик, сидевший за соседним столиком прихватив с собой свою бутылку пива, шустро переместился на мое место и попросил разрешения вступить в разговор. Он оказался шахтером и его очень интересовала современная экономическая ситуация в стране. Он стал живо расписывать преимущества угля перед газом и нефтью и обещал, что в скором времени его возлюбленный уголь вновь станет главным мировым ресурсом. Как ни крути, возвращение джедая. Судя по голосу мужика, бутылка пива в его руках была далеко не первой.
Видимо, что-то в моем виде не понравилось ему. Наверняка отрешенность, которую он принял за несогласие с его доводами. Тогда мужик немного наклонился через столик ко мне и спросил:
- Вот ты чем занимаешься?
- Я? Книги пишу.
- Писатель значит.
- Ну типа того.
- А ты когда-нибудь был под землей?
Что? Что за бредовый вопрос? По крайней мере, не спросил о том, что я пишу.
- Нет, не был.
- А как ты можешь писать книги, ни разу не побывав под землей?
Действительно, как так?
- Я больше небо люблю.
- Нет, тебе нужно недели две провести под землей.
Я живо представил себе шахту, где висят тусклые фонари и бродят грязные шахтеры, месяцами не видя солнца. Не знаю почему, но мне показалось, что на мое творчество такое путешествие не повлияет в лучшую сторону.
Шахтер тем временем продолжал расписывать все плюсы его работы, направив разговор в совершенно пьяное русло. Алла и Катя сидели с немного брезгливым видом, а Леша, разгоряченный выпитым, активно поддерживал беседу. Пора было заканчивать.
- Ну что ребята, пошли? – сказал я. - А то Вася совсем заждется.
- Да точно, - поддержала мою идею Алла.
- Ща, погоди, - возразил шахтер, - я твоему другу мысль дораскажу.
Ладно, сейчас уведу Катю с Аллой, потом вернусь за Лехой. Надеюсь, они не обнаружат друг в друге родственные души, обидно будет узнать через пару недель, что мой однокурсник бросил учебу и стал шахтером. Хотя, каждому свое. Мы с девушками встали из-за стола и направились к выходу.
Но не успели мы пройти вагон, как нас догнал Леша, сверкая улыбкой. Быстро он, молодец. Бывает так, что от пьяного по часу не получается отвязываться такой у него полет мысли, что не остановишь. Ты уже сидишь, подпирая голову рукой, а он все рассказывает и рассказывает все, что душу гложет.
Перед тем как разойтись по купе, мы немного постояли в тамбуре. Спор между Лешей и Катей был готов разгореться с новой силой, но тут в тамбур вошли двое обнявшихся дембелей. Форма их сверкала как новогодняя елка, а от сильного перегара, идущего от них, становилось не по себе, и мы благоразумно решили разойтись по вагонам.
Открыв дверь купе, я обнаружил на нижней полке незнакомого мне мужчину с дочкой, которые смотрели, что-то на ноутбке, и тут же закрыл дверь. Перепроверив номер купе и убедившись, что я пришел на свое место я уже уверенней открыл дверь. И правда – на нижней полке, свернувшись, посапывала словоохотливая попутчица, а обладатель полноформатных наушниках Sennhaiser спал прямо в них. Как это у него получается, неудобно же!
Я залез на свою полку и взглянул в окно. Там тянулись леса, а от родных степей ничего не осталось, и я задернул штору. Перед тем как уснуть, я подумал, что утром, когда попутчица учует мой перегар, ее идеал в моем лице разрушится окончательно. Уснул я с улыбкой.
* * *
Тихо хрустнув, поезд остановился. Люди на перроне куда-то бежали, спешили, и я тут же узнал столицу, вечно опаздывающую, кричащую. К метро я шел медленно, наслаждаясь, и такая легкая походка была издевательством над жителями столицы, я нет-нет да ловил на себе их недовольные взгляды.
Клаус Майне в моих не тру «Sennhaiser» пел – «No one like you», и я, несмотря на то, что песня посвящалась девушке, решил вырвать фразу из контекста и приписать ее на свой счет.