Материальные уши политического романтизма

  Моральные категории, духовные ценности, идеи, убеждения и взгляды имеют большое значение в жизни каждого из нас и в наших отношениях с конкретными людьми. Но по мере того, как мы увеличиваем масштаб рассмотрения и переходим от отдельных членов общества ко всё более крупным группам людей, вплоть до целых классов и социальных «слоёв», роль этих категорий стремительно уменьшается, а на первый план всё более уверенно выходят материальные проблемы и интересы. Для современного уровня общественных и исторических знаний это совершенно очевидно, и отрицать этот факт могут только невежды и лицемеры. Не менее очевидна (хотя лишь немногие об этом задумываются) и объективная основа этого явления – эгоистическая природа человека, вытекающая из «конструкции» его тела (он создан так, что посредством своей нервной системы способен получать информацию в неизмеримо большем объёме о своих собственных потребностях и проблемах по сравнению с потребностями и проблемами других людей, а следовательно и удовлетворять их может гораздо более эффективно, чем потребности других, даже своих близких). Всем плохим (с «духовных» позиций) в себе мы обязаны именно этой своей эгоистической природе. Она же является главным источником общественной энергии, создавшим, в конечном счёте, современную цивилизацию со всеми её материальными благами. Другим атрибутом человеческой природы является совесть. Не надо путать её с моралью, основа которой - общественная культура и воспитание. В отличие от морали, совесть «даётся» человеку от рождения и присутствует (в той или иной степени) абсолютно у всех (даже у дикарей). Природа совести – вопрос дискуссионный (религиозные люди видят в ней проявление и доказательство существования души, атеисты и материалисты – свойство разума), и мы не будем здесь в него углубляться. Заметим только, что в частной жизни каждого из нас всё возможное множество проблем можно отнести к двум видам: проблемы, связанные с достижением поставленных целей (природа которых в большинстве случаев материальна) и проблемы противоборства нашей совести нашему эгоизму (проявляющиеся чаще всего в форме моральных коллизий) в тех ситуациях, когда между ними возникают противоречия. В зависимости от исхода этого противоборства конкретный человек и получает ту или иную «интегрированную» моральную оценку и даже репутацию со стороны окружающих. Но если часть проблем первого вида при переходе от рассмотрения отдельных людей к их объединениям, к всё более крупным социальным прослойкам и слоям может «складываться» и частично совпадать, объединяя членов этих слоёв по материальным интересам и устремлениям, то проблемы второго вида (проблемы совести и морали) у каждого свои, и они исчезают применительно к общественным группам. По этой причине на уровне политики, экономики и общественной жизни в целом перестаёт существовать понятие «совести», а понятие «морали» сводится к обслуживанию материальных общественных интересов. Вот почему предельно неграмотным (если не сказать резче) является столь распространённая, к сожалению, склонность многих людей (в основном малообразованных, но не только) применять категории морали и совести либо к власти и государству, либо к народу, а тем более пытаться объяснить таким образом наличие различных общественных проблем. Безусловно, любой представитель власти (простой чиновник, мэр, губернатор, министр, президент, премьер и т.п.) является какой-то личностью, имеет своё «человеческое измерение». Но оно существует и проявляется лишь в узком частном кругу семьи, родственников, близких друзей, будучи с одной стороны, почти никак не известным широкой публике, а с другой стороны, совершенно не связанным с характером и направленностью разрабатываемых и принимаемых с его участием политических и экономических решений. В последнем случае вступают в действие именно «групповые» (в самом разном значении этого слова) факторы, обстоятельства и интересы, где в принципе не может быть места категориям совести и каким-то иным нематериальным мотивировкам.
 
    Однако, как в публичных политических баталиях, так и в общественном мнении типичными являются лозунги и представления об ответственности именно конкретных личностей, находящихся «наверху» и проводящих «не ту» политику за неудовлетворительное положение дел в стране. Подобные представления являются проявлением существующего у большинства россиян так называемого «политического романтизма» и некоторой идеализации окружающей действительности (идеализации, разумеется, не в смысле её приукрашивания, а в смысле возможности её изменения к лучшему под влиянием желаний, благих намерений и волевых решений конкретных лиц, в основном находящихся на вершине «пирамиды власти», но не только).  Действительно, именно это всегда является оборотной стороной, подразумеваемым, хотя и редко произносимым вслух доводом в пользу смены «недоброго царя»: подсознательная, уходящая в глубь веков, вера в возможность «царя доброго», приход к власти которого приведёт к решению всех проблем. Такое свойство сознания нашего народа может показаться тем более удивительным, что оно сохранилось под видимой оболочкой цинизма, неверия никому и ни во что, разочарования и озлобленности широких масс, сформировавшейся во многом как результат колоссальных по своим масштабам трагических катаклизмов российской истории 20-го века. Причем, в отличие от сохранения этого, весьма сомнительного по своей полезности свойства, подлинные духовные и моральные ценности для очень значительной части нашего народа за последние сто лет «приказали долго жить». Хотя, если задуматься, окажется, что удивляться тут особенно нечему. Ведь так свойственные советской эпохе идеи и лозунги о решающей роли «мудрого руководства» (неважно, «вождя», как при Сталине, или политбюро, как при Брежневе) прочно врезались в подсознание советских людей и до сих пор оказывают влияние на представления о причинах всего хорошего и всего плохого в нашей жизни даже тех из них, которые искренне считают себя противниками коммунистической идеологии. Иногда к этим причинам причисляется и общее состояние общественной морали и нравственности, патриотизма и степень приверженности «высоким» идеям демократии и гражданских свобод. Но, тем не менее, приглядевшись к проявлениям «политического романтизма» наших граждан внимательнее, мы можем заметить и здесь властное влияние времени и общемировых тенденций развития цивилизации. Проявляется оно обусловленностью, в подавляющем большинстве случаев,  подобного «романтизма» вполне приземленными и сугубо материальными соображениями и эгоистическими инстинктами, что и является главной темой настоящей статьи.

   Слова о «честности», и «бесчестии» политиков и целых партий, «патриотизме» или, наоборот, «продажности», борьбе за идеалы «свободы» и «демократии» постоянно мелькают в текстах политических лозунгов, звучат с трибун и площадей.  Стало общим местом говорить о «продажности» чиновников всех уровней и вообще «всей» власти. Со стороны «оппозиции» постоянно слышны обвинения в «продажности» руководства и «подкупленности» властью сторонников Путина и ЕДРа, те, в свою очередь, обвиняют в «продажности» и обслуживании западных интересов саму «оппозицию» (точнее, её «болотную» часть). Попробуем разобраться, насколько адекватно реальности такое, кажущееся на первый взгляд обоснованным, противопоставление этих понятий, обвинений и контробвинений.
 
  Хорошо это или плохо, нравится нам это или нет, но является фактом, что мы живём в гораздо более открытом для перемещения товаров, информации и людей мире, чем сто или даже пятьдесят лет назад. Это принято называть «глобализацией». Для каких-то стран и народов (в основном наиболее сильных и развитых) глобализация означает почти сплошные плюсы, для других – и плюсы, и минусы, причём в самых разных пропорциях. Для тех стран, которые в силу различных исторических причин и обстоятельств находятся экономически в глубоком отставании от стран-лидеров и стремятся это отставание сократить и, по возможности, преодолеть, глобализация может облегчать достижение этой цели на путях получения экономической помощи, инвестиций и современных технологий от более успешных стран (если, конечно, последние сами не против такого сценария). Но для таких стран та же глобализация может резко усложнять достижение той же самой цели на путях самостоятельного развития, опираясь на собственные силы (что бывает просто необходимо из-за недостаточно благоприятных для помощи «извне» внешнеполитических условий). Последняя ситуация характерна и для современной России. Конкуренция со стороны более качественных или более дешёвых иностранных товаров ограничивает развитие российской экономики. Неизмеримо более высокие материальные стандарты жизни, существующие на Западе, «вытягивают» из страны большую часть наиболее успешных её граждан, достигнувших чего-либо (часто - талантами и способностями, иногда – менее уважаемыми путями) в науке, технике, бизнесе, культуре, спорте и т.п. Эти процессы характерны не только для России, но и для подавляющего большинства стран мира, не входящих в элитный клуб мировых лидеров, и всегда наносят значительный ущерб их развитию. Излишне напоминать, что это – абсолютно объективное явление, которое существовало, существует и будет существовать, пока сохраняется значительный разрыв в уровнях жизни между богатыми странами и остальным миров и отсутствует «железный занавес», а не в результате каких-то «ошибок» и «просчётов руководства» развивающихся стран. Некоторые из указанной категории граждан хотя и не переезжают на постоянное жительство на Запад (до поры – до времени), но получают из-за рубежа всё большую часть своих доходов (выполняя какие-то заказы, договора, работая в местных представительствах, филиалах, коммерческих и некоммерческих структурах Запада, выезжая туда в частые командировки, получая оттуда гранты, пособия и т.д., и т.п.) Есть и лица, которые не добились ещё даже и такого статуса, но активно к нему стремятся, внутренне уже сделав свой выбор и мысленно распрощавшись со своей родиной. Как говорили марксисты (и это в значительной степени верно), «бытие определяет сознание». И нет ничего удивительного в том, что большинство таких людей начинают вольно или невольно смотреть на многое, в том числе и на политические процессы в мире и в бывшей родине, с позиций своих новых работодателей, спонсоров, компаньонов, коллег и друзей. Понятно, что эти позиции являются, в основном, производными от западных интересов, которые во многих случаях могут быть очень далеки, а порой и диаметрально противоположны интересам народов той же России (или какой-нибудь другой страны). В свою очередь, подобные политические взгляды могут передаваться в результате их общения как на частном уровне, так и через различные СМИ (если говорить об известных персонах) и таким людям, объективные интересы которых, обусловленные их положением в обществе, данным взглядам не соответствуют и даже противоречат. И это тоже понятно и объяснимо: мы часто склонны выбирать себе авторитетов среди тех, кто лично добился большего, чем мы сами, не всегда задумываясь о том, что интересы этих «успешных» людей могут не иметь с нашими собственными почти ничего общего. Именно эти категории граждан являются и в России, и во многих других развивающихся странах социальной базой так называемой «либеральной оппозиции». Конечно, есть среди них и определённая часть людей, которые просто искренне привержены либеральным идеям, независимо от своего общественного статуса. Но их сравнительно мало, поскольку российское общество ещё не достигло той степени развития и зрелости, на которой либеральные идеи были бы адекватны его интересам. Что касается лидеров этой оппозиции, то их контакты с Западом носят, безусловно, значительно более тесный характер, достигая, как минимум, уровня политических консультаций и даже координации действий.
Важными атрибутами глобализации являются и невозможные прежде лёгкость, оперативность и объёмы движения информации по планете благодаря развитию электронных СМИ и, конечно, прежде всего – интернета. Эти выдающиеся технические достижения играют большую социальную и психологическую роль, создавая новые, невиданные ранее, возможности для обучения, образования, работы, развития науки, техники, культуры, контактов между людьми. Но, как и почти все другие достижения цивилизации, они порождают и некоторые проблемы. Стандарты жизни «золотого миллиарда» человечества, со всеми их материально-техническими, социальными и даже бытовыми подробностями становятся доступны, как на витрине, для широкого обозрения всему миру, в том числе и населению его большей и гораздо менее благополучной части, проживающей в странах со средним и низким уровнями развития. Это вызывает у людей вопросы о причинах столь вопиющих контрастов «той» жизни с реальностью их собственных стран, вопросы, поиск подлинных ответов на которые уводит нас в дебри истории, географии, экономики, культуры, внешней политики и целого ряда других областей знания, доступных в необходимой степени лишь для специалистов в этих областях. Но так уж устроен человек, что если он не может дать сложные (и адекватные реальности) ответы на важные для него вопросы, он заменяет их простыми (и, разумеется, неадекватными). А простые ответы – они всегда лежат на поверхности: если жизнь «не та», значит власть «не та». В результате, у некоторой части населения возникает чувство озлобления и ненависти к власти, желание её скорейшей замены мирным, а иногда и немирным путём, в надежде на последующее быстрое улучшение жизни, что приводит их в ряды «оппозиции». У другой части, испытывающей те же чувства, но не верящей в перспективы вожделенной смены власти, появляются желания как можно скорее покинуть свою родину и перебраться любой ценой в тот, «сверкающий» мир. Всё это способствует их политическому выбору в пользу оппозиции. В результате происходит рост социальной и политической напряженности, способный при определённых условиях и действиях заинтересованных в нём внутренних и внешних сил (а такие заинтересованные по самым разным причинам в росте напряжённости силы имеются всегда и в любой стране) перерасти в беспорядки и «революции». Наилучшим лекарством от подобных сценариев является периодическое «выпускание пара» и смена власти в результате демократических выборов. Разумеется, это само по себе не приводит (и не может привести) к реальным изменениям ситуации в стране в лучшую сторону (может только временно, хотя, как правило, и незначительно, её ухудшить из-за появления так противопоказанных экономической жизни факторов нестабильности и непредсказуемости), но способно внести в общество так необходимое ему временное успокоение, порождаемое иллюзиями и надеждами на чудодейственные и спасительные для страны и народа решения вновь избранной власти. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией: демократическая система хорошо и эффективно работает лишь в экономически сильных, развитых и богатых странах (упрощённо говоря – в том самом «золотом миллиарде»). В странах же развивающихся, с присущей им широкомасштабной коррупцией, слаборазвитой социальной структурой, низким уровнем грамотности населения, а также из-за ряда других факторов, классическая западная демократия крайне неэффективна и зачастую проигрывает в работоспособности её различным суррогатным формам («управляемым», «ограниченным» и т.п. «демократиям») и даже авторитарным, а порой и диктаторским, и монархическим режимам. Однако, в своей функции клапана, выпускающего излишний пар социального напряжения, демократия гораздо важнее именно для развивающихся стран, с их многочисленными острыми и сложными социально-экономическими проблемами, постоянно грозящими привести к социальным катаклизмам. Попутно заметим, что это далеко не единственное объективное противоречие, присущее развивающимся странам в нашу эпоху.
 
  Возвращаясь к той категории граждан, которые уже фактически или пока ещё «виртуально» уехали из своей страны (независимо от их формального гражданства, которое очень часто до поры-до времени не меняется), несложно понять и представить их чувства, их сознательную или подсознательную признательность новой родине, давшей им те бытовые и материальные возможности, о которых они прежде не могли и мечтать (пользоваться которыми они, с их новыми доходами, могут частично и находясь временно в своей бывшей стране). Несложно понять и то, что далеко не все из них способны скромно и честно признаться сами себе в том, что оставили свою страну прежде всего именно по материальным причинам и продолжать помнить и ценить то хорошее, что было в их жизни связано с бывшей родиной, продолжать испытывать чувства симпатии к ней и к её народу и желать им лучшего будущего. Конечно, с точки зрения тех, кто остался в стране и не собирается никуда уезжать, это было бы наиболее достойной позицией для эмигранта. Но для самого эмигранта и его самоощущения часто бывает гораздо комфортнее пытаться убедить себя и окружающих в том, что прежняя жизнь была невыносима во всех отношениях, что в ней не было вообще ничего хорошего, что бывшая родина заслуживает только жалости и презрения (если не ненависти). Да и в глазах своего нового окружения ему гораздо выгоднее изображать свой переезд политическими причинами, а не экономическими. В богатых странах косо смотрят на тех, кто приехал к ним жить, привлечённый их социальными стандартами, но относятся с симпатией и сочувствием к «беженцам» из «недемократических» стран. Переходя в область политики, такие настроения преобразуются в позиции и лозунги крайнего радикализма, «бесстрашного» стремления к самым крутым переменам в политической и социальной жизни страны (а чего бояться возможных «не тех» последствий от политических авантюр, если он «одной ногой», а иногда и «двумя ногами» уже «за бугром»? с другой стороны, что жалеть страну, в которой и так уже всё настолько плохо, что «хуже всё равно не будет»?).
Многие «патриоты» называют таких людей «предателями», а меркантильные мотивы их поведения характеризуют как «продажность». Справедливо ли это? Конечно, в глазах людей, живущих в своей стране и желающих ей (и себе!) всяческих благ, гораздо большего уважения заслуживают те бывшие соотечественники, которые продолжают испытывать и проявлять «чувства добрые» к своей бывшей родине и её народу. Но в силу вышеперечисленных причин для этого требуется незаурядный потенциал душевных и моральных качеств, обладают которым очень немногие. Честь им за это и хвала. Но это не значит, что мы имеем моральное право презирать, а тем более ненавидеть «обыкновенных» людей лишь за то, что они всего лишь «обыкновенные»! Ведь не презираем же мы, например, людей за то, что они не герои и не святые, хотя глубоко уважаем и даже восхищаемся героями и святыми людьми, когда они изредка встречаются в нашей жизни. Гораздо более рациональным с нашей стороны было бы просто понять, что интересы этих лиц очень сильно отличаются от наших собственных и не идти на поводу лозунгов и призывов подобных «успешных» и «состоявшихся» людей, а думать своей головой, руководствуясь в своих действиях этими самыми собственными интересами, относясь с определённым пониманием к жизненному выбору оппонентов. С этой точки зрения интересно посмотреть и на другую, в определённом смысле противоположную, часть народа, относящую себя к «патриотам». Но для этого сначала следовало бы более подробно остановиться на самом понятии «патриотизм».
Ясно, что патриот – это человек желающий блага своей стране. Какова же природа и основа для такого желания? Таких основ две. Первая – чувство любви к родине. Такой патриотизм можно назвать «идейным», и когда говорят о патриотизме, то обычно явно или неявно подразумевают именно этот вариант. Такие патриоты любят свою страну ради неё самой, могут ставить её интересы и благополучие выше собственных интересов, и порой, даже выше собственной жизни. Конечно, проявления подобных человеческих качеств всегда и везде вызывали заслуженное уважение окружающих, хотя, как правило, относительное количество их носителей в новейшей истории большинства стран мира не слишком велико. Но чаще всего «идейный патриотизм» является лишь маской, за которой скрывается вторая, значительно более распространённая в наше время, основа патриотизма - интересы людей. И если «идейный патриот» может оставаться таковым, находясь в любой части мира, куда его забросит судьба, то «патриотизм по интересу» обязательно обусловлен пребыванием на своей родине и степенью возможности и желания её покинуть, то есть, тема эмиграции является здесь ключевой. Живя в какой-то стране и не имея возможностей (независимо от наличия или отсутствия соответствующих желаний) в силу самых разных причин эмигрировать из неё, человек понимает, что при всех сложностях и противоречиях окружающей его действительности, в общем и целом его собственное благополучие в значительной степени зависит от благополучия его страны. Ясно, что если возможностей эмигрировать лишено практически всё население страны (например, из-за «железного занавеса»), то и быть «патриотами по интересам» просто обречены большинство её жителей (точнее, те из них, кто обладает элементарным здравым смыслом). Что же происходит с таким «патриотизмом», когда ограничения на эмиграцию исчезают? В наиболее богатых странах с самыми высокими в мире жизненными стандартами не меняется в этом смысле ничего. Какие бы проблемы не существовали у их граждан, они, как правило, не собираются решать их на путях эмиграции и, следовательно, остаются «патриотами» своей страны. В странах же значительно менее развитых происходит расслоение среди «патриотов по интересам». Наиболее склонными воспользоваться появившейся свободой эмиграции оказываются представители двух противоположных социальных прослоек: самой высокой (элита) и самой низкой. Элита (уже упоминавшиеся «успешные» и «состоявшиеся» люди) не имеет к такому перемещению никаких «противопоказаний» в силу востребованности на Западе их денег и талантов, открывая при этом для себя новые возможности потребительской инфраструктуры, материального благополучия, условий для творческой деятельности и бизнеса. С другой стороны, наиболее решительные представители «низов», которым «нечего терять» на родине, готовы при любой возможности уехать в богатую страну, где, даже находясь на том же «дне» они, в силу совершенно других социальных стандартов, в значительной степени решат свои материальные проблемы. Правда, таких там не особенно ждут, и реализовать им свои стремления к эмиграции, несмотря на внутреннюю готовность к этому, бывает не просто. Наиболее прочно нишу «патриотов по интересам» занимают представители средних социальных групп. Спектр тут довольно большой: от «доцентов с кандидатами» до квалифицированных рабочих. Общим у лиц этой категории является наличие хотя бы каких-то минимальных личных достижений, дающих право на самоуважение и уважение окружающих в сочетании с определённым уровнем образования, культуры, кругозора и достатка. Эти лица понимают, что попав в чужую языковую и культурную среду, неизбежно окажутся (как минимум вначале) на значительно более низкой ступеньке социальной лестницы, чем в своей стране (даже если выиграют при этом материально), и вместо привычного для них уважительного отношения к себе, получат оскорбительную смесь пренебрежения, жалости, презрения и раздражения со стороны местных жителей, большинство из которых нисколько не превосходят их по уму, способностям и прочим человеческим качествам, но обладают лишь одним преимуществом: они здесь родились и выросли, впитав с молоком матери местные традиции и обычаи, культуру, фольклор, юмор и т.п. В результате, несмотря на имеющиеся в их жизни проблемы, они не видят для себя оснований строить планы отъезда. Но стоит кому-то из таких людей преодолеть верхнюю границу данного социального спектра (сильно разбогатев или приобретя широкую известность и признание какими-то своими достижениями), получив потенциальную возможность переехать в богатую страну «на белом коне», освободившись от необходимости «расплачиваться» за это предоставлением коренным жителям какой-либо «форы», этот человек быстро перестаёт быть «патриотом по интересу» (хотя, конечно, вполне может остаться или стать «идейным патриотом»). В этом контексте несколько сомнительными и двусмысленными выглядят со стороны «патриотов» обвинения эмигрантской и около-эмигрантской оппозиции в «продажности». На эту тему мне невольно вспоминается эпизод, относящийся к 1989 году и описанный тогда в какой-то из газет, связанный с выступлением перед публикой во время пребывания в одном провинциальном городе очень известного и талантливого деятеля советской культуры, тесно связанного с тогдашней советской номенклатурой. Отвечая в конце своего выступления на переданные ему записки с вопросами аудитории, он прочитал вслух одну из них, автор которой обвинил его в «продажности» властям, после чего обратился к залу с вопросом: находится ли человек, её написавший, среди присутствующих? Тот поднялся со своего места. «Деятель» спросил его: «А себя Вы не считаете продажным человеком?» «Нет, я не продаюсь!» - последовал гордый ответ. «А Вас кто-нибудь когда-нибудь пытался купить?» «Нет» - несколько растерянно ответил автор записки... Я не помню, как дальше развивался этот диалог, да оно и не так уж важно, но этот последний вопрос и ответ на него я считаю очень поучительными. Действительно, чтобы отказаться ради принципов от такого, поистине огромного, объёма благ, почестей и привилегий, которыми пользовался этот «деятель», нужно было обладать такой нравственной силой, которую имеют только очень и очень немногие. И лишь те, кто ею обладает, могли бы претендовать на моральное право обвинять кого-то в «продажности». Более того, как это не покажется на первый взгляд парадоксальным, но именно те люди, которые обладают подобной нравственной силой, часто бывают менее всего склонны обвинять других в её недостатке. В результате, невольно напрашивается вывод, что разница между такими, казалось-бы противоположными и антагонистическими понятиями, как «продажность» и «патриотизм» (взятый в его наиболее массовом «прагматическом» варианте) по существу не столь уж и велика. Рассмотрим теперь соотношение этих понятий в процессе политической борьбы.
 
  При «классическом» политическом процессе, когда происходит «обыкновенная» борьба за власть между более-менее однородными силами, не имеющими между собой существенных идеологических, национальных, религиозных и цивилизационных различий, качество человеческого материала, из которого они состоят всегда в общем и целом одинаково, и различие между их политическими позициями, лозунгами и действиями определяются не только и не столько взглядами и характерами их лидеров и особенностями официальных политических программ, сколько их текущим политическим статусом: одни уже находятся у власти и стремятся её удержать, другие пока только рвутся к ней. Политические перспективы тех, которые стремятся её получить (оппозиции), объективно всегда в определённой степени (которая зависит от достигнутого обществом уровня политической культуры) оцениваются по принципу «чем хуже – тем лучше», тяготея гораздо больше к «продажности», чем к «патриотизму». Для очень многих профессиональных политиков перспектива прийти к власти в ослабленной, иногда даже разорённой и уменьшившейся в своих размерах стране, предпочтительнее политического забвения в стране более благополучной. И в мировой истории совсем не редки случаи серьёзного предательства национальных интересов такими политиками. Но те же самые лица, оказавшись, наконец, у власти (независимо от того, какую цену пришлось заплатить за это стране и её народу), очень быстро осознают, что их интересы и выгоды изменились коренным образом: отныне, чем лучше для страны и народа, тем больше у них шансов свою власть сохранить, а следовательно тем лучше и для них самих! В кратчайшие сроки они становятся «патриотами» и прилагают все возможные усилия для того, чтобы максимально успешно решить проблемы страны и народа, в том числе те из них, которые породили они сами в процессе своего восхождения к власти. Соответственно, противоположную метаморфозу нередко претерпевают и представители прежней власти (хотя это случается реже, поскольку, будучи уже сильно скомпрометированными в глазах общества, пусть и далеко не всегда справедливо, они превращаются в отыгранные карты, и никакие новые политические маски им, как правило, больше не помогают). Такое влияние политического статуса на политические позиции характерно в той или иной степени для любой страны, независимо даже от существующего в ней режима – «демократического» или «недемократического». Ведь и в окружении диктатора всегда имеются «соратники», готовые в нужный момент свалить на него ответственность за ухудшение дел в стране и свергнуть или сместить, заняв самим его место. Не связана с рассмотренными закономерными метаморфозами политического процесса и степень честности или коррупционности политических лидеров и их окружения, поскольку власть сама по себе, даже без дополнительных коррупционных «стимулов» представляет для них абсолютную ценность, а с другой стороны, в случае их «нечестности», даже очень большие (для них лично) «украденные у народа» средства являются «всего лишь» юридическим и моральным преступлением, и во-первых, совершенно несопоставимы с теми суммами, которые может «почувствовать» страна и её бюджет, а во-вторых, нисколько не мешают им стремиться принимать и проводить решения в интересах страны и народа, конечные последствия которых по своим масштабам (независимо от знака) столь же неизмеримо превосходят возможные размеры «лично украденного». Таким образом, вопреки представлениям большинства граждан (и не только российских), воровство власти вовсе не является «противопоказанием» для её «патриотизма» (также, как и честность совсем не противопоказана глупости и непрофессионализму). Разумеется, такое мнение автора никак не следует рассматривать в качестве попытки оправдать мздоимства и злоупотребления.
 
  Итак, получается, что «патриотизм» власти может вполне благополучно уживаться с её коррупционной «продажностью». То же самое можно сказать и про чиновничество в целом. Оснований быть «патриотами» у представителей этого «сословия» даже больше, чем у средних социальных слоёв. Ведь любое серьёзное неблагополучие в жизни страны и связанное с ним возможное изменение персонального состава вышестоящих структур создаёт потенциальную угрозу как их карьерным планам, так и простому сохранению их кресел. Что касается их совсем нередкой коррумпированности, то, оценивая это явление, большинство людей, даже будучи взрослыми и опытными, сознательно или подсознательно тяготеет к несколько детскому взгляду на человеческие достоинства и пороки, согласно которому одни «хорошие» человеческие качества притягивают к себе другие «хорошие», и соответственно, «плохие» тяготеют к другим «плохим». То есть, если человек обладает умом и профессионализмом, нам хочется верить, что он также честен, добр и порядочен. Если мы считаем его взяточником, он «должен» быть бездарностью и плохо выполнять свои прямые обязанности. И так далее… Однако в реальной жизни всё намного сложнее и противоречивее. Если человек «подлец», то он совсем не обязательно вор, а тем более дурак. Если человек кристально честен, то это не даёт гарантии от непроходимой глупости и полной некомпетентности. «Блатной» может с равной вероятностью обладать любыми профессиональными и человеческими качествами (в том числе быть «незаменимым» работником). Очень часто дела обстоят таким образом, что наилучших результатов на своём участке (или, что в конечном счёте то же самое – наибольшей пользы для «страны и народа») добивается именно человек, прекрасно умеющий устраивать свои дела и делишки и начисто лишённый не только иммунитета к коррупции, но и вообще каких-либо моральных принципов. И когда взирающий на это с возмущением (а в какой-то мере, может быть и с завистью) «честный» и «принципиальный» его коллега добивается в полном соответствии с требованиями закона и морали его разоблачения и смещения, а в результате сам оказывается на освободившейся должности, это оборачивается провальными результатами доверенной ему работы. При этом люди и организации, у которых в результате возникли новые или усугубились старые проблемы, совсем не бывают склонны простить ему просчёты и ошибки за его честность. Наоборот, они с тоской вспоминают снятого с этой должности предыдущего «старого доброго» коррупционера, при котором у них было гораздо меньше проблем, а решались они, в случае возникновения, гораздо более успешно.
 
  Сама по себе коррупция, склонность к которой непосредственно обусловлена упомянутой в начале статьи эгоистической человеческой природой, будучи во всём мире неизбежным спутником бедности и отсталости соответствующих стран, является следствием такого их состояния в гораздо большей степени, чем его причиной. Хотя, конечно, при этом всегда возникает и обратная связь, и она становится уже дополнительным фактором, тормозящим развитие общества. Борьба с ней во всех странах и во все времена, осуществляясь самыми разными методами, всегда тем не менее оставалась делом неблагодарным и почти никогда не достигала положительного результата. Неистребимый человеческий эгоизм – крепкий орешек. Там же, где она всё-таки приводила к относительному «успеху» (гитлеровская Германия, сталинский СССР, франкистская Испания, салазаровская Португалия, Афганистан при талибах и т.п.), это достигалось в условиях тотальной атмосферы страха, подозрительности и недоверия в обществе, в которой человеческий эгоизм (а заодно и вообще всё человеческое) временно загонялся «вглубь», что крайне отрицательно влияло на многие другие сферы жизни, приводя к ситуации, когда «лекарство» оказывалось по своим последствиям гораздо хуже самой «болезни» (впрочем, в приведённых примерах такие методы использовались прежде всего для установления политического контроля над обществом, выполняя роль «лекарства» от коррупции лишь в качестве «побочного эффекта»). Ну а там, где она была «по настоящему» в основном побеждена (страны уже упомянутого «золотого миллиарда человечества»), это происходило автоматически в процессе быстрого роста экономики, значительного и опережающего роста доходов госслужащих и сотрудников правоохранительных органов государства, что создавало всё более сильное конкурентное давление на коррупционеров со стороны всё большего числа потенциально честных людей, стремящихся занять их кресла и использующих свою пока ещё не запятнанную репутацию в качестве серьёзного козыря в этой борьбе с ними. В результате, та же самая эгоистическая человеческая природа, которая всегда и везде является главным «стимулом» для коррупционных преступлений, в определённых общественных условиях (связанных с быстрым и успешным развитием экономики), порождая энергию конкурентной борьбы за «место под солнцем», приводит со временем к почти полной победе над этим злом!
 
  Что касается использования темы коррупции в политической борьбе, то оно является одновременно широко распространённым, эффективным, а также лицемерным и теоретически несостоятельным приёмом. Хотя бы по той причине, что этот приём можно использовать где-угодно и когда-угодно, в том числе в ситуациях, когда «больше нечего сказать». Как это не покажется смешным, но даже в политической борьбе стран «золотого миллиарда», где коррупция даже близко не сопоставима по своим масштабам с положением в остальных странах мира, эта тема активно используется путём тиражирования и раздувания отдельных скандальных фактов и оказывает значительное влияние на результаты выборов. В этой связи трудно удержаться от того, чтобы не подразнить слегка некоторых оппозиционеров, «поддержав» лозунг, над которым они так активно издеваются: о «незаменимости» Путина и нынешней власти. Да, господа, вся наша власть, более того, всё наше чиновничество сверху донизу «незаменимо»! Но совсем не в том смысле, над которым вы так издеваетесь, что им «нет альтернативы». Наоборот, альтернатива любому чиновнику всегда найдётся без труда. А в том, что заменить их нельзя, что любая возможная «замена» окажется таковой лишь по фамилии человека, совершенно не будучи заменой по существу. И «новое» лицо, оказавшись в тех же условиях, что и «старое», в подавляющем большинстве случаев будет вести себя точно так же. Все мы из одного теста - и оппозиция, и власть, и чиновники, и народ.
 
  Мы уже имеем основания убедиться в крайней шаткости представлений о принципиальных различиях «продажности» и «патриотизма по интересам». Но некоторые политические силы, не пытаясь выглядеть «патриотами», претендуют, тем не менее, на другое идейное обоснование своих политических позиций – защиту принципов демократии. Причём сами эти принципы возводятся в ранг моральных категорий и ценностей. Насколько же обоснованным и заслуженным является такое их возведение на моральную высоту, соответствует ли оно их сущности? В своё время с лёгкой руки некоторых историков и журналистов, пишущих на тему американской войны за независимость, возникли даже термины: «отцы американской демократии», а затем и в более универсальном варианте просто «отцы демократии». Подразумевается, что демократия – это некое благо, внедряемое в общество его принципиальными сторонниками (иногда - «сверху», иногда – «снизу»), под влиянием и во исполнение высоких моральных принципов. Однако, при всей прогрессивности, полезности и эффективности демократии на определённых, достаточно высоких, уровнях развития экономики, она не заслуживает морального возвеличивания. Ведь не сомневаемся же мы в огромной роли для развития современной экономики и цивилизации в целом частного предпринимательства и инициативы, свободной рыночной конкуренции и тому подобного. Однако нам не приходит в голову ставить на моральный пьедестал основного «фигуранта» этой прогрессивной рыночной экономики - дельца, думающего прежде всего о своих «шкурных» (если выражаться грубо) интересах, о прибыли и «наживе». Таким же механизмом обслуживания личных эгоистических интересов большинства активных участников политической жизни является и демократия. Хорошей иллюстрацией к вопросу о степени подкреплённости демократических методов моральными принципами является стихийное формирование демократических основ на самом грязном с точки зрения морали дне общества – в уголовном мире. Свои законы («понятия»), свои «демократически» выбираемые лидеры («воры в законе»), свои процедуры обсуждения и принятия важных решений («сходки»), свои налоги и свой бюджет («общак») – всё это является не столько карикатурой на «подлинную» демократию, сколько одной из её «конкретно-исторических форм», вытекающих из её основных принципов и вполне приземлённой материально-шкурной сути.
Демократия всегда находится в тесной связке со свободной рыночной экономикой, благодаря ей формируется, существует и развивается. К интересным результатам приводит попытка взглянуть на страну-эталон современного свободного рынка - США, с позиций, более высоких, чем стремление к наживе. Выдающиеся, вызывающие справедливое восхищение всего человечества, достижения американской цивилизации, являющейся авангардом мирового прогресса, были созданы не в результате длительного и сложного исторического процесса, тесно связанного с развитием и взаимодействием национальных культур, религий, образовательных учреждений, научных достижений, социальных и политических структур, имевшими место в той же Европе – всего того, что составляет богатство европейской истории и предмет гордости её народов. Американские достижения, напротив, явились яркой демонстрацией возможностей бурного развития экономики, техники и технологии, которые открываются перед обществом, первоначально сформировавшимся в основном из беспринципных авантюристов и бродяг, отбросившим религиозные, культурные и нравственные тормоза, не имеющим своей истории, традиций и любых сдерживающих рамок, хоть в какой-то степени мешающих «свободной» конкуренции, движимым энергией почти ничем не прикрытого человеческого эгоизма. Взамен всего перечисленного (а не в качестве «надстройки» над всем этим, как в Европе) и был постепенно сформирован краткий свод правил этой конкуренции как в политике, так и в экономике, ставший основой и эталоном современной демократии. Поэтому, несмотря на выдающиеся цивилизационные достижения Америки, её культура прочно и «заслуженно» занимает последнее место среди всех культур развитых стран, занимая одновременно первое место по своей примитивности и степени охвата рыночными отношениями. Поэтому, явным перебором всегда выглядят и попытки возведения на моральный пьедестал этого явного лидера мировой цивилизации.
 
  Конечно, такая низкая и приземлённая природа демократии нисколько не принижает её пользы и эффективности в развитых странах. Ведь с другой стороны, в числе идеологических основ различных форм диктатуры, фашизма и тоталитаризма иногда присутствуют высокие стремления осчастливить свою страну, а иногда и всё человечество. Но кончается это обычно лишь кровавой резнёй и разрухой. Являясь результатом объективных процессов истории, демократия никогда в действительности не бывает «подарена» народу «отцами демократии», так же, как и не бывает «украдена» диктатором, осуществившим военный переворот. «Подлинной» (при всей спорности этого термина) демократии никогда не бывает в тех странах, где её МОЖЕТ не быть. Очень многие (если не все) политики из широко известных нам мировых лидеров, будучи обыкновенными людьми и движимые «обыкновенным» человеческим эгоизмом, подсознательно хотели бы быть диктаторами. Но в современных им политических условиях соответствия демократии общественным потребностям и интересам им и в голову не может прийти шальная мысль попытаться силой расширить свои полномочия. Однако в условиях и обстоятельствах чрезвычайных, когда в обществе возникают для этого соответствующие предпосылки и временная заинтересованность в диктатуре, внешне это проявляется в том, что соответствующий переворот и узурпация власти в тех или иных формах просто становится возможным. А «свято место пусто не бывает», и желающие его осуществить обязательно находятся и добиваются успеха. И наоборот, при постепенной стабилизации положения в стране (вызванной иногда политикой самого диктаторского режима, как в Чили при Пиночете, например), в том же обществе постепенно исчезает необходимость в ограничениях демократии, и она вновь «торжествует» (либо на путях осуществления «демократической революции», либо через постепенную демократизацию самого диктаторского режима). Сопутствующее демократии ограничение власти, являющейся вожделенным ресурсом и целью любого политика, крайне редко происходит по инициативе самого руководителя, но почти всегда бывает навязано ему извне самой общественной системой и её механизмами. В рамках этих внешних ограничений он всегда возьмёт себе столько власти, «сколько проглотит» (а на подобный «аппетит» политики обычно не жалуются). В этой связи либо очень наивными (мягко говоря), либо лицемерно-демагогическими выглядят попытки со стороны оппонентов (как внутренних, так и зарубежных) обвинить того же Путина в «недостаточной демократичности». Любой другой политик на месте президента (в том числе любой из его оппозиционных «демократических» критиков) будет, как и сам Путин, настолько «недемократическим», насколько это ему позволят внешние ограничители. И любая страна мира всегда имеет лишь такой минимум демократии, который надёжно защищён общественной системой от посягательств со стороны исполнительной власти, да и вообще любых политических сил. Разумеется, в силу различий в уровнях развития, у каждой страны этот «минимум» свой, очень сильно отличаясь, например, для какой-нибудь развивающейся страны и для страны из группы мировых лидеров. И мы в России имеем демократии (и будем иметь в любой исторический момент) ровно столько, сколько «заслужили» (или «заслужим») развитием своей экономики, независимо от степени внутренней приверженности демократическим принципам любого очередного руководителя. Поэтому, когда тот же Путин СУМЕЛ в 2004 году добиться отмены выборов губернаторов, это явилось самым убедительным доказательством того, что общество ещё не созрело для такого уровня демократии. (Причём обратное утверждение далеко не так очевидно: если бы Путин по каким-либо причинам не захотел или не сумел этого добиться, то совсем не обязательно это бы означало, что выборы губернаторов стране необходимы).
 
  Подводя итоги, хотелось бы сделать акцент на некоторых выводах:

- Любая власть, какие бы аморальные и коррумпированные личности её не составляли, просто вынуждена из-за своих собственных интересов, обусловленных политическим статусом, «думать о народе» и быть «патриотичной». По этой причине в большинстве случаев слова и дела любой политической силы, пока она находится у власти, объективно заслуживают гораздо большего доверия граждан, чем слова, дела и лозунги той же самой силы, когда она эту власть не имеет (уже или ещё) и находится в оппозиции. Разумеется, из этого правила в современной истории встречаются исключения, но это происходит гораздо реже, чем можно было бы предположить на первый взгляд.
 
- Власть не должна идти на поводу призывов и лозунгов «околоэмигрантской» оппозиции и поддаваться давлению с её стороны, каким бы сильным и организованным оно не становилось в определённые периоды политического процесса, поскольку интересы такой «оппозиции» (в отличие от оппозиции «внутренней», потенциально способной в большинстве случаев проводить, в случае прихода к власти, политику, отражающую национальные интересы страны даже вопреки собственным предвыборным популистским и демагогическим лозунгам и программам) являются непосредственным отражением западных и противоречат собственно российским коренным образом. Одновременно, наиболее эффективным способом борьбы с «околоэмигрантской» оппозицией явилось бы значительное увеличение расходов на развитие науки и культуры в стране и значительное совершенствование их дифференциации, позволяющее наиболее продвинутым представителям этих сфер иметь в России настолько комфортные условия, чтобы оставаться «патриотами по интересам» и испытывать гораздо меньшую тягу к переезду в сверкающий мир «подлинной демократии», обедняющему Россию интеллектуально, сопровождающемуся смачным оплёвыванием и поливанием грязью бывшей (независимо от их формального гражданства) родины, тяжелейшее положение которой и без того делает её малопривлекательной. Точно также единственным «верным магистральным направлением» борьбы с коррупцией является постепенное увеличение разрыва в «официальных» доходах между чиновниками всех уровней и остальным обществом. И чем быстрее «широкое общественное мнение» осознает этот факт и перестанет бешено сопротивляться подобным, на первый взгляд несправедливым «рецептам», тем лучше будет для страны и народа.

- Главным стимулом и основанием для политического выбора граждан страны должна быть не поддержка власти или, наоборот, борьба с ней, и не стремление её «поощрить» или «наказать», а осмысление собственных интересов и следование им на практике. В частности, исходя из интересов конкретных социальных групп, составляющих основу «патриотов по интересам», иногда бывает полезно для них и для страны «принести в жертву» находящихся у власти даже самых достойных и безупречных лиц, если это необходимо для «выпускания пара» и сохранения или восстановления социальной стабильности и успокоения, а иногда - наоборот, поддержать лиц даже недостойных, коррумпированных и т.п., если реальной альтернативой им являются политические деятели и силы, представляющие для интересов страны и общества гораздо большее зло. Что касается отношения к «околоэмигрантской» оппозиции, то также как «непатриотическое» и «продажное» её поведение не должно вызывать у наших граждан ненависти и презрения, а встречаться с определённым пониманием, будучи одним из неизбежных «побочных эффектов» глобализации, так и заслуженное восхищение научно-техническими, культурными и спортивными достижениями многих её представителей не должно отвлекать граждан от понимания противоположности интересов этих «продвинутых» лиц их собственным.