Мятежный дух. Часть 6

      Когда они вернулись в комнате № 10, Цыпленочкин, первым делом, погасил настольную лампу. Теперь единственным источником света оставался проем распахнутой входной двери. Солдат подошел к окну, понаблюдать за происходящим снаружи. Штаб стоял на краю военного городка, по соседству с КПП. Окно кабинета заместителя по тылу, выходило на противоположную фасаду сторону. Из него открывался вид на зеленый деревянный забор воинской  части, а далее на бескрайнюю степь, в это время года кое-где покрытую травой и низкорослым кустарником. Под лучами жаркого южного солнца  скудная растительность  уже выгорела. В темной степи, словно тонкая черная ленточка, исчезала асфальтная дорога, берущая начало от ворот пропускного пункта. На минуту взгляд Цыпленочкина приковали далекие огни железнодорожной станции, в воображении именно они ассоциировались с тоской по родному дому. Вспомнилась школьная задачка про поезд, идущий из пункта «А» в пункт «Б». Здесь, на службе, для всех солдат пункт «А» являлся одним и тем же – маленьким полустанком с труднопроизносимым названием, зато пункт «Б» у каждого был свой -  удаленный за сотни, а то и тысячи километров любимый город или милая сердцу деревенька.


       Легкий удар по стеклу вывел Цыпленочкина из задумчивости. Это крупная ночная бабочка, привлеченная  ярким светом  из коридора, попыталась залететь внутрь. Видимо ее заинтересовало, почему эти двое не спят и чем они занимаются в такое позднее время.
 Цыпленочкин, отошел от окна и повернулся к Карине. Женщина уже успела надеть туфли, а теперь дрожащими руками торопливо застегивала пуговицы блузки.

       - Поищи кофе, - сказал Цыпленочкин, сняв с себя автомат и усаживаясь на диван, - пожалуйста!
       Пока Карина обшаривала шкаф, он, наконец, осмотрелся в кабинете подполковника. Помимо уже упомянутого дивана и пары шкафов в нем находился Т-образный стол, точнее два стола составленные вместе, пять одинаковых стульев, на спинке одного из которых висела форменная рубашка подполковника и небольшой несгораемый шкаф - на тумбе слева от окна. На столе красовались остатки прерванного романтического ужина: тарелка с нарезанными кусочками колбасы и сыра, открытая банка рыбных консервов, ваза с фруктами, хлеб,  минеральная вода и начатая бутылка вина, поллитровка водки. Тут же находились незамысловатые столовые приборы – пара граненых стаканов ложки и вилки. Цыпленочкин усилием воли удержался от желания схватить что-нибудь, но желудок предательски заурчал, по-своему отреагировав на деликатесы.

      Карина достала банку индийского кофе, распечатанную пачку рафинада и электрический чайник. Женщина все делала, молча, поглядывая на солдата со страхом и неприязнью. Цыпленочкин же, напротив, с большим интересом наблюдал за действиями буфетчицы. Его взгляд то и дело переходил от лица Карины к ее шее, груди и надолго задерживался на изящных ручках намешивающих ароматный напиток. Несмотря на шестнадцатилетнюю разницу в возрасте, Цыпленочкин не переставал восхищаться красотой и сексуальной привлекательность женщины. Солдат упорно пытался перехватить ее взгляд, но Карина всякий раз быстро отводила глаза в сторону либо делала вид, что  очень поглощена своим занятием.

       В душе Цыпленочкина шла ожесточенная борьба между противоречивыми желаниями и чувствами. Ему очень хотелось воспользоваться ситуацией и каким-либо образом склонить, принудить буфетчицу к интимной близости. В то же время воспитание и опыт общения с противоположным полом всячески противились таким действиям. Цыпленочкин, в этой области, обладал весьма незначительными познаниями. Если не считать многочисленных  детских влюбленностей, то у него был пока только один  более-менее серьезный роман.


       Свою первую и единственную девушку  Аллу, Цыпленочкин знал еще со школы. Она заканчивала десятилетку, а он учился в девятом классе. Алла не отличалась выдающимися  внешними данными, однако все же смогла чем-то зацепить будущего поклонника. Цыпленочкин несколько месяцев в тайне страдал, но никак не мог осмелиться познакомиться с ней поближе. И только перед самыми летними каникулами на школьной дискотеке, он решился пригласить Аллу на медленный танец. И о Боже! Она согласилась, подала руку и пошла с ним танцевать.  Тем не менее, первоначальный успех развить не удалось. Они в полном молчании покружились по залу под популярную, лирическую песню Тото Кутуньо. Цыпленочкин за  время танца не смог произнести ни слова, его язык словно прилип к гортани, а сама Алла особо не стремилась разговорить застенчивого кавалера. Прекрасный шанс для завязки романтических отношений был упущен. Вскоре начались выпускные экзамены, Алла окончила школу и надолго пропала из поля зрения Цыпленочкина.
 
       В следующий раз они встретились, случайно в городском автобусе, за два месяца до объявления весеннего призыва в армию. Алла первая поприветствовала Цыпленочкина и на этот раз между молодыми людьми завязалась непринужденная беседа, закончившаяся уговором о встрече на другой день. Почти остывшие чувства с новой силой разгорелись в сердце юноши. Наверно это были самые счастливые месяцы в его жизни. Они ходили в кино, вечерами засиживались в кафе, подолгу бродили по старинному городскому парку, целовались в подъезде. Цыпленочкин и Алла избегали разговоров о любви, о своих чувствах. Им просто было хорошо вместе.
 
       В конце апреля Цыпленочкина призвали на воинскую службу. Перед самой отправкой новобранцев на сборный пункт он и Алла долго стояли обнявшись. Девушка плакала и целовала Цыпленочкина. Из-за этого он, не привыкший выказывать свои чувства на людях, испытывал сильную неловкость перед провожавшими его друзьями и родителями. Когда автобус с призывниками тронулся, Алла долго стояла на дороге,  махая вслед рукой и глотая слезы. Лицо любимой девушки с влажными глазами и потекшей тушью, словно застывший стоп-кадр, надолго врезались в память Цыпленочкина.  Алла каждую неделю присылала ему трогательные, нежные письма. Солдат по многу раз их перечитывал и всегда выкраивал время, чтобы написать ответ. В середине июля этот бурный поток писем вдруг иссяк. Последнее послание Аллы так потрясло Цыпленочкина, что он разорвал его в клочья, едва успев прочитать.
«Через два года я уже буду старая и некрасивая. Прощай. Извини…», - сообщала она. Цыпленочкин попытался еще несколько раз  писать Алле, но ответа больше не получал.
«Предательница! Изменница! Бросить меня в то время когда мне и так хреново» - возмущался солдат, но поделать ничего не мог. Вначале Цыпленочкин хотел покончить с собой, но потом его настроение резко изменилось.  Он стал строить планы побега из части, чтобы найти Аллу и отомстить. Взять автомат убить ее и ее нового хахаля, а то, что этот «хахаль» реально существует, Цыпленочкин не сомневался. Но несмотря на злость и презрение которые он испытывал к своей бывшей девушке, солдат зачем-то продолжал  хранить ее маленькую черно-белую фотографию.


       Карина поставила перед ним стакан с горячим кофе. Она все также продолжала молчать. Цыпленочкин с огромным удовольствием отхлебнул напиток и потянулся за хлебом и колбасой. Немного утолив голод, он хотел закурить, но вспомнив фильмы о войне, где снайперы стреляли, ориентируясь по огоньку сигареты, передумал.
      - Ты смотришь на меня как на кровожадного монстра, -  спокойным голосом обратился он к, продолжавшей стоять, Карине.
      - Да? А кто же ты? – немного помедлив, отозвалась женщина. – За что ты убил прапорщика, что он тебе сделал? Почему держишь меня здесь и все время угрожаешь?
      - Я не хотел никого убивать, просто, так уж вышло!
      - Вышло? Возьми, пусти себе пулю в голову и тогда скажи «так уж вышло»!
      - Может и пущу! Еще успею! -  в голосе Цыпленочкина  снова появилась злость и раздражение. Карина, видя какое действие ее слова возымели на солдата, осеклась. Неосторожно произнесенная фраза могла спровоцировать очередную вспышку насилия. Что еще придет в голову этому безумцу?
       - Сядь рядом и не маячь! – сказал Цыпленочкин тоном, не допускающим возражений. Женщина поторопилась выполнить приказание. Она села на диван подальше от солдата и поймав на себе его недвусмысленный взгляд, одернула юбку.
       - Ближе двигайся! – рядовой взял женщину за запястье и потянул к себе. Нисколько не сомневаясь в том, что должно произойти дальше, Карина решила попытаться перехватить инициативу.
       - Как тебя зовут?
Этот простой вопрос несколько обескуражил Цыпленочкина, ожидавшего от буфетчицы криков и отчаянного сопротивления.
       - Вадим,  Вадик -  изменившимся голосом ответил солдат.
       - Давай, Вадик, выпьем вина для знакомства!  - не дожидаясь ответа, женщина начала наполнять стаканы.
       - Нет! Я не буду!
 Карина изобразив на лице легкую досаду, поднесла к губам стакан и,  не сводя глаз с Цыпленочкина, начала неторопливо пить вино. Тот же словно под действием гипноза, зачарованно наблюдал, как женщина делает глоток за глотком. Когда стакан оказался пустым, Карина, не давая солдату опомниться, придвинулась к нему вплотную и осторожно поцеловала  в губы. Близость  шикарной женщины, прикосновение ее еще влажных от вина губ, произвели на Цыпленочкина эффект подобный тому, какой на рыбу производит  взрыв тротиловой шашки в водоеме. Солдат забыл об опасности, о своем положении, потерялся в пространстве и во времени. Он схватил со стола стакан, одним махом осушил его, и тут же притянул к себе Карину. Их губы сошлись, вернее, сцепились, в долгом жарком поцелуе. Дикая, животная страсть полностью овладела солдатом. Цыпленочкин запустил руку под нижний край блузки женщины и почувствовал тепло нежной, бархатистой кожи. Он подмял под себя буфетчицу, срывая с нее одежду и жадно покрывая поцелуями ее тело. Карина, казалось, с тем же пылом принимала его неистовые ласки. Женщина торопилась расстегнуть рубашку и брюки Цыпленочкина, попутно оторвав несколько пуговиц. В самом разгаре безумной любовной схватки, солдат почувствовал сильное головокружение. Перед  его глазами все поплыло. Окружающие предметы: сейф, шкафы, стулья, вилки и стаканы – завертелись в каком-то фантасмагорическом, бешеном хороводе. Сознание помутилось. Он отключился.

          ******
      Острая боль в области сердца привела Цыпленочкина в чувство и заставила открыть глаза. Из кабинета Ворончука, начавшийся рассвет уверенно вытеснял ночной сумрак. Рядовой без рубашки, с расстегнутыми брюками, полулежал в углу дивана. Перед ним с тем самым автоматом в руках, из которого всего несколько часов назад был убит прапорщик Сухопаров, стояла Карина. Теперь этот автомат своим мрачным черным дулом смотрел на самого Цыпленочкина. Сверкающий в утренних солнечных лучах, штык-нож «Калашникова» упирался солдату прямо в обнаженную грудь. Несколько темных капель крови проступили из небольшого пореза. Оба пистолета исчезли.


      - Встать! – в голосе и во взгляде Карины была только ненависть и неприкрытая злоба. Цыпленочкин, медленно приходя в себя, с изумлением разглядывал эту женщину, словно видел ее в первый раз. Произошедшая с буфетчицей метаморфоза, отказывалась  укладываться в его, раскалывающейся от боли, голове  «Надо же, она и одеться успела», - отметил про себя солдат.
      - Что уставился? Не узнаешь? Вставай живо, я сказала! – для большей убедительности буфетчица  чуть сильнее надавила штыком.
      - Собираешься меня заколоть? А как же наша ночь? – с легкой усмешкой заговорил Цыпленочкин.
      - Ночь? Ха-ха! Ты серьезно? Ты закончил – не начав, тоже мне «герой-любовник» недоделанный!

 
       Цыпленочкин переменился в лице – его глаза сузились, на скулах выступили желваки. Если Карина хотела вывести его из себя, то она достигла своей цели. Поняв, что переборщила, женщина отступила на шаг назад, тем самым позволив солдату свободно двигаться.
       - Что ты мне подсыпала, дрянь?!
  Цыпленочкин неторопливо поднялся с дивана и пошел прямо на буфетчицу, в глазах которой снова появился страх.
      - Ты хотела, чтоб я встал, вот я встал! Что дальше? – солдат поправляя одежду, продолжал надвигаться на Карину.
       - Не подходи! Я выстрелю! – женщина, держа на прицеле Цыпленочкина, тем не менее, шаг за шагом пятилась назад. Солдат не останавливался. Ему было уже все равно, что сделает Карина. Ночной кошмар и связанные с ним переживания, а также оскорбленное мужское достоинство побороли страх в молодой душе. Вот он самый лучший выход. Один выстрел и… не будет ни тюрьмы, ни долгого следствия, ни суда, ни позора, ни унижений, ни слез близких, а если что и произойдет, то его, девятнадцатилетнего рядового Цыпленочкина, это уже не коснется. Для него все закончится в тот миг, когда эта «сногсшибательная» женщина сделает короткое движение своим изящным указательным пальчиком с образцовым маникюром.

 
     - Стреляй! Стреляй, шлюха!
 Отступая, Карина натолкнулась спиной на дверной косяк, при этом штык автомата вновь уперся в грудь Цыпленочкину.
      - Стреляй! Ну!
      - Нет! Не могу! – измученная жестким противостоянием женщина опустила нацеленный ствол. Она зарыдала.
       Ба-баах! – выскользнув из рук Карины, тяжелый «Калашников» с грохотом упал на пол.


                ******


        Ба-баах! – приклад автомата, упавшего с плеча часового, звонко ударился о мраморный пол.
       - Ты что Цыпленок, совсем охренел! Дрыхнешь, гаденышь, у знамени!
 Напротив  часового, перед ограждением поста, во всей красе, стоял целый и невредимый  Сухопаров.  Несколько мгновений, Цыпленочкин  часто моргая, ошалело смотрел на прапорщика, еще не совсем понимая, что происходит.  Наконец, в голове все встало на свои места  – солдат задремал и  произошедшее, было не более чем сон.


        «Опять эта ненавистная рожа! До чего ты мне надоел! Сил нет, тебя терпеть!»
        - Что ты вылупился! Быстро поднял автомат! Вернемся в роту, ты у меня в нарядах сгниешь! Я научу тебя как надо службу тащить! – лицо Сухопарова излучало  самодовольное злорадство, он даже не пытался этого скрывать.
        «Ну уж нет, больше я не буду мальчиком для битья!» - Цыпленочкин с демонстративным спокойствием, поднял «Калашников», направил ствол на прапорщика и передернул затвор…