Именем РПЦ рассказ-антиутопия. глава-1

"Именем РПЦ"

   Январь 2061 года выдался холодным и даже суровым. Уже больше десяти дней стояли почти сорокаградусные морозы. А ведь скоро крещение, во время которого они только крепчают. Тем удивительнее был этот снег, мягко укротивший лютую стужу.  В воздухе появились ожившие воробьи. Их стайки шумно перелетали с дерева на дерево. На улицы города тотчас же высыпал народ, прятавшийся до сих пор в квартирах. Детвора тут же принялась кидаться снежками, а взрослые, не желавшие упускать такую возможность выбраться из своих тесных жилищ, просто прогуливались и наслаждались тёплой погодой. Субботний вечер, освещённый фонарями, был неспешным и неторопливым, как и эти, тихо падавшие на тротуарную плитку, большие и пушистые хлопья.  Но Иван тем не менее торопился домой. Вскоре должен был начаться комендантский час для "неблагонадёжных" или "неблагих" на православном жаргоне, к числу которых относился и он. Если вовремя не успеть - то православная стража не замедлит с наказанием. А у него и так уже имеется два задержания. Ещё одно будет означать  неприятности. От штрафов до... Иван передёрнул плечами. О том, на что способна православная стража даже думать не хотелось. Не зря их в народе прозвали "псы православия" - чему они сами откровенно радовались. За свою веру эти псы действительно могли загрызть кого угодно. ...Может быть, не стоило заходить к Егору - сейчас был бы уже дома. Нет. Завтра было бы уже поздно. Завтра Егор с десятком других осуждённых отправляется на трудовую повинность в какой-то деревенский монастырь. На целых полгода. А ждать так долго Иван не мог. Достать запрещённую литературу было нелегко, а достать славянские мифы и русские сказки было и того сложнее. В городе только Егор мог достать запрещённую книгу целиком, а не по отдельным листам как все другие подпольщики. Иван несколько раз брал у него книги, вот и теперь он нёс в потайном кармане своего пальто старые издания русских сказок для своей племянницы Светланы. Он считал важным и даже необходимым, чтобы она росла на этих сказках, как росли и воспитывались все поколения русских людей до недавнего времени. Поэтому и рискнул зайти к Егору, жившему на другом конце города. В следующий раз он увидит его только через полгода. Да и увидит ли вообще? За полгода может произойти очень многое. Егору могут увеличить срок наказания, могут вообще запретить возвращаться в город. Это ж надо попасться из-за такого пустяка: не покрестился, проходя мимо церкви! Хотя официально это и не запрещалось, но всё же могло караться в случае общественной жалобы в православную стражу. Обычно в таких жалобах писалось: "оскорбил или задел чувства верующих неуважением или пренебрежением к святыне". Как он только умудрился задеть эти чувства?! Не удержался - сплюнул, слишком смело посмотрел, просто отвернулся? Егор ничего ему не объяснил - только махнул рукой, мол, этим бабкам у церкви вечно чем-нибудь не угодишь. А может и действительно не знал, чем мог так прогневить этих бабок. Бабки у церкви - это и, правда, нечто особенное. После православной стражи они, пожалуй, больше всего вызывали раздражение. Всё то им было не так: не так одет, не так идешь, не так смотришь, не так говоришь. Большинство "неблагонадёжных" считало за лучшее обходить церкви за версту. И всё же не всегда это удавалось, да и церквей этих понастроили - торчат везде, как грибы после дождя. Иван с досадой сплюнул: ну и пусть, ну и чёрт с ними! Его они не заставят верить в этого Бога, и не заставят молиться ему! Он будет думать своей головой и никогда не будет в их пастве. Это главное. Иван огляделся: лица прохожих были веселы и беззаботны, никого не волновала судьба "неблагонадёжных". Когда Россия стала такой? Когда Россия стала Российской Православной Федерацией? Когда все эти люди успели уверовать? И вера ли это? Может, приспособленчество к переменам - моя хата с краю? А прошло-то, казалось, совсем ничего. Каких-то двадцать лет назад церковь стала править страной, стала властью. А как всё изменилось! Его детские воспоминания ещё сохранили бурные дебаты по телевидению о роли церкви в обществе. Он еще помнит возмущение этого общества. И что же сейчас? Тишь да гладь, да божья благодать! О дебатах не может быть и речи не то что по телевидению, по которому теперь крутят лишь православные программы и бесконечные молебны в храмах, но даже и у себя на кухне. Возмущаться Церковью не просто запрещено, но и опасно. А сколько этих запретов появилось с тех самых пор? Запреты и обязательства - вот, что Церковь щедро и без устали раздаёт русскому народу. Ну и конечно, обещания попасть в долгожданный рай, сладкую загробную жизнь. А люди, похоже, свыклись, смирились, сбились в послушную паству-стадо. Как всё это случилось? Как допустили? Кто виноват? Что было сделано неправильно? Неужели во всём виновата пресловутая толерантность, либерализм? Но ведь это же именно они и позволили некогда возродится и окрепнуть Церкви после семидесяти лет атеизма. Но вот прошло ещё семьдесят лет, и теперь уже Церковь диктует свои правила, теперь уже Она безраздельно властвует над одной шестой частью суши. Выросло уже целое поколение, воспитанное Церковью, не помнящее свою великую историю, предавшее забвению своих героических предков. Зато наизусть выучившее жития святых, да псалмы с притчами...

    - Куда прёшь? - вдруг раздался грубый голос.

    Увлёкшись своими мыслями, Иван неожиданно столкнулся лицом к лицу с двумя рослыми парнями в чёрных, долгополых... рясах! Православная стража! Страх холодной змеёй прополз по спине, заставив замереть на месте. Рука инстинктивно потянулась к потайному карману. Иван ждал. Чего? Обыска, вопросов, проверки... Всего, чего угодно. Он и сам не знал чего именно. Мелькнула мысль: надо было ехать на троллейбусе, а не идти пешком. Но уж очень хотелось пройтись по городу, в последние дни он из-за морозов, как и все, выходил на улицу только по крайней необходимости.

   - Документы! - теперь голос был требовательный.

   Иван послушно сунул руку внутрь пальто, доставая свои документы.

   - Вот.

   - Т-а-а-к, - протянул один из псов, беря документы. - Посмотрим.

   Оба стража уставились в документы. Иван между тем разглядывал их. Оба были молоды, несколько младше его самого. Тот, кто осёк его грубым голосом, был немного повыше второго, рыжий клинышек бородки на его прыщавом худом лице вызывающе выдавался вперёд. У второго, напротив, лицо было полным и рыхлым, как только что выпавший снег, нос совсем потонул между круглых, румяных щёк. Бородка и усики у него была редкие, так что у Ивана сразу же появилось желание выдрать все эти мерзкие волоски с корнями.

   - Ага. Неблагой, - перевернув страницу в паспорте Ивана, хищно оскалился рыжебородый.

   - И уже с двумя предупреждениями, - как-то весело поддакнул круглолицый.

   - Ну что, Иван Валерьевич, третье предупреждение - и неблагонадёжность категории "А" плавно превратится в категорию "Б". А это, как вы хорошо знаете, грозит высылкой за город и запретом появляться в больших и малых городах сроком на три года.

   - Я ничего не нарушил, - Иван сцепил руки, стараясь унять появившуюся дрожь.

   - Нарушил - не нарушил - это уже нам решать, - по-прежнему весело и даже игриво сказал круглолицый. - Вот два нарушения уже есть - значит, злостный нарушитель.

   - Скоро комендантский час, Иван Валерьевич, - рыжебородый в противоположность своему напарнику говорил сухо и зло. - Не боитесь опоздать? Судя по прописке - живёте вы далеко отсюда. Или вы живёте не по прописке?

   - По прописке, - так же сухо ответил Иван. Только бы не начали обыск - карман надёжен, но всё же...

   - Ну, так что, Иван Валерьевич, - продолжил рыжебородый. - Что вы здесь делаете так далеко от своего дома, да ещё и перед самым комендантским часом?

   - Просто решил прогуляться, погода хорошая...

   - Погода и вправду хорошая. Бог послал... а какой сегодня день недели, брат Иаков?

   - Суббота, брат Серафим, - отозвался круглолицый.

   - О, суббота! - рыжебородый, показывая важность данных слов, вытянул длинный указательный палец. Но тут же вновь стал серьёзным. - А раз суббота, Иван Валерьевич, то вы обязаны были присутствовать на субботних лекциях. Покажите свой листок присутствия и конспект.

   Субботние лекции по православной культуре - одно из обязательств, введённое Русской Православной Церковью, озабоченной правильным просвещением всех и вся. Изощрённейшая пытка мозга, до такого даже средневековая инквизиция не смогла додуматься. И эта пытка была обязательной субботней процедурой. А для "неблагонадёжных" её посещение было не просто обязательным, а сверхобязательным. Их пропуск едва ли не приравнивался к таким тяжким преступлениям против Церкви, как богохульство. Иван был вовсе не против просвещения, но только не православного - однобокого, с искажёнными фактами. Но деваться было некуда и Ивану, как и многим другим "неблагонадёжным" приходилось "просвещаться". Вынув из кармана пальто тонкую тетрадь, он протянул её рыжебородому.

   - Листок присутствия внутри тетради.

   - Т-а-а-к, - на этот раз протянул круглолицый. - Тема "Иконы: их роль и значение в становлении и укреплении государства российского". Ну что ж. Важная тема. Вот и расскажи, как ты её понял.

   Круглолицый расплылся в довольной улыбке. Даже рыжебородый заулыбался. Издеваются ребятки, это они любят - подумал Иван, но это же его и успокоило, значит, обыскивать не станут.

   - Вообще-то мне ещё до дома добираться, - буркнул Иван.

   - Ладно. Иди, - рыжебородый снисходительно похлопал его по плечу. - А то и вправду схлопочешь ещё и третье нарушение.

   Псы, смеясь, пошли дальше. Иван глубоко вдохнул, выдохнул. Уф-ф, кажется, пронесло. Неприятный холодок страха, сидевший где-то глубоко, постепенно таял. Какое же это мерзкое и липкое чувство - страх. Когда боишься буквально всего: самого себя, своей тени, боишься жить.  Неужели люди рождаются и живут только лишь для того, чтобы бояться? Судя по тому, что говорит и чему учит Церковь - да. Но ведь это же противоестественно человеческой природе, всему его существу, это унижает и оскорбляет его достоинство. Зачем нужно бояться Бога, о чём неустанно твердит Церковь. Как вообще можно с этим мириться, с тем, что кого-то обязательно нужно бояться? Человек издревле преодолевал свой страх, боролся с ним. Наверное, потому и стал человеком. Что же теперь? Куда нас всех пытаются загнать этим страхом? Обратно в каменный век? И ведь приучили бояться. Когда он столкнулся с этими псами, когда увидел их кресты на позолоченных цепях - чуть не умер со страху. И не потому, что нёс запрещённую литературу. Просто его к этому уже приучили. Ивану вдруг стало невыносимо стыдно и обидно. Стыдно за то, что он живёт с этой привычкой, что почти смирился с ней. А обидно - за страну, за всех этих людей, радующихся снегу, и, похоже, наплевавших на своё унижение. Неужели никому из них не обидно и не стыдно за себя? Неужели никого не волнует... Иван вдруг остановился, как вкопанный. Прямо перед ним стояла маленькая ёлка, по-новогоднему украшенная блёстками и какими-то самодельными игрушками. Невероятно! Новогодняя ёлка посреди города! Их запретили, бог знает когда, за празднование Нового Года по языческим традициям штрафовали, сажали, лишали имущества и жилья, преследовали родственников. Хотя иногда кто-то и осмеливался праздновать его в лесах, прячась от стражи, но чтобы нарядить ёлку здесь, в центре города. На это нужна была невероятная отвага. Значит, всё же не всем плевать, не все смирились со страхом, кто-то борется. Иван стоял и зачарованно смотрел на ёлку. Он вспомнил своё детство, когда Новый Год ещё входил в дома не заунывными и мрачными молитвами, а настоящим праздником, необузданным весельем и радостью. Если бы он только мог тогда представить себе, что будет смотреть на новогоднюю ёлку через двадцать лет, как на маленького и бесстрашного солдата, окружённого врагами. Ёлка и вправду, казалось, всем своим видом бросала вызов этому беснующемуся, воинствующему православию.  Иван ещё долго стоял у ёлки, а потом со всех ног, рискуя привлечь к себе внимание православной стражи, бежал домой. Время неумолимо приближалось к комендантскому часу.