Батюшка Дон кн. 2 гл. 19
- Вот это жизнь, - радовался сидящий крайним в открытом кузове Захаров. - Два часа делов, и мы на месте.
- Ты знаешь, - сказал Григорий. - Все кричат, што танки всё решают.
- А ты не согласен?
- Послухай, - осадил товарища Шелехов. - Танки, конешно, сила, но без пехоты они движущие железные гробы… Сила немцев в том, што пехота у них передвигается на машинах.
- Манёвренность действительно бешенная!
- Вот! - Григорий поднял вверх указательный палец, целясь в небеса. - Раньше выигрывали благодаря мобильности конницы, а зараз время машин.
Вскоре колонна, во главе которой гордо шли две «тридцатьчетвёрки», остановилась у небольшого хутора, прилепившегося на самом берегу Чира.
- Кажись, я знаю энтот хутор, - Шелехов глянул на десяток утопающих в зелени домишек. - Бывал здеся в «гражданскую»…
- Да ну! - удивлённо протянул Анатолий. - Как называется?
- Русаков.
- Так ты из этой местности родом?
- Не совсем, - замялся Григорий, - но места энти облазил достаточно.
- А моя родная деревенька на Харьковщине. Семья, два сына Ванька и Колька. Там с сорок первого немец стоит, не знаю, что с ними…
- И у меня два сына.
Раздалась зычная команда на выгрузку. Пока разморённые лёгкой дорогой солдаты выпрыгивали на землю и строились, Шанин метнулся в ближайший дом.
- Всё путём! - крикнул он, выйдя оттуда. - Немцев в посёлке нет.
- Переночуем на хуторе, так как нужно ночью выслать в Чернышевскую разведку, - сообщил командир роты. - Есть желающие заработать медали?
- Мы с Шелеховым можем пойти.
- Молчи… - одёрнул его Григорий.
- Ты, что, Захаров, знаешь, как туда добраться?
- Я нет, но Григорий знает, - пояснил Толик. - Он из здешних мест.
Оставалась одна проблема стать на временный постой до выхода на разведку. Шелехову хотелось отдохнуть в теньке, и он отправился к стоящему в сторонке тихому саманному домику.
- Хозяйка! - громко позвал он возившуюся в огороде женщину.
- Кого там принесло? - спросила она и разогнула дебелую спину.
- Пусти на постой до вечера. Хотим отдохнуть.
- Вам бы всё отдыхать, - заругалась хозяйка и пошла навстречу незваному гостю, - а воевать за вас кто будет?
Она подошла к каменной ограде, обрамлявшую придомовой огородик. Ступала она важно, с достоинством неся статное тело. Мужчина обратил внимание на лицо с остатками былой красоты и отчего-то волнуясь, спросил:
- Так пустишь аль, как?
- Ваши солдатики под машинами вольготно устроились...
- Нам ночью идти в разведку в Чернышевскую, - ответил Григорий, вглядываясь в загорелое лицо женщины.
- Тогда заходи Гриша, - просто сказала хозяйка.
Шелехова словно ударили кувалдой кузнеца в лоб. Он тряхнул седой головой для того, чтобы сбросить наваждение, и поинтересовался:
- Откудова ты меня знаешь, красавица?
- Видать не такая теперича красавица - раз позабыл меня.
- А должон помнить?
- Я тебя, во всяком случае, никогда не забывала.
Григорий начал лихорадочно перебирать женщин, которые встречались ему в пору гражданской войны, с кем довелось ему пересечься на узкой жизненной дорожке.
- Убей, Бог, не помню! - сознался он и извинился: - Не серчай хозяйка, столько лет прошло…
- Весной ровно двадцать было.
- Так наша встреча в двадцать втором году случилась?
- Да, - глядя в тёмные глаза мужчины, сказала она. - Ты на Донбасс шёл.
После этих слов, как будто вчерашний всплыл тот день из глубин памяти Шелехова. Оказалось, что ничто не смогло вытеснить его: ни долгая и счастливая жизнь в Сталино, ни трагическая и бесчеловечная командировка в колымские лагеря, ни почти год невиданной доселе войны.
- Елизавета?! - то ли спросил, то ли подтвердил воспоминания Григорий. - Как ты оказалась здеся?
- После той нашей встречи я забеременела и съехала из родного хутора, - сказала она. - Сам понимаешь, как вдове в таких случаях приходится…
- Забеременела?!
- Иногда с женщинами такое случается, Гришенька! - ехидно сообщила она и спохватилась. - Что мы такие разговоры ведём на улице… Проходь в дом, гость дорогой, давай я тебя накормлю и спокойно всё расскажу.
Он прошёл вслед за вошедшей в дом Елизаветой и глубоко вдохнул родной, почти забытый, запах казацкого куреня.
- Проходи, Григорий Пантелеевич, садись! - пригласила женщина и вытерла фартуком лучший стул.
- После таких новостей не только присесть, - съязвил удивлённый Григорий. - Упасть можно.
- А ты держись! - усмехнулась казачка. - Ты же природный казак.
- Ну, ты и язва…
- Характер у меня золотой, поэтому такой тяжёлый!
Пока хозяйка накрывала на стол, гость сидел в уголке, свернув махорочную самокрутку, и молчал. Елизавета с улыбкой поглядывала на него, а потом спросила:
- Небось, гадаешь, чтобы это значило?
- Кумекаю, што к чему…
- Сядь к столу, давай выпьем за встречу.
На самодельном крепком столе незаметно появилась зелёная бутылка водки. Гость кивнул на неё и спросил:
- В честь чего такие почести?
- Не часто встречаешь отца своего единственного сына.
Шелехов, махнувший сто граммов, натужно поперхнулся:
- Так у тебя от меня родился сын?
Елизавета подробно рассказала нехитрую печальную историю своей жизни, мужчина коротко поведал свою:
- Хвастаться особо нечем.
- В жизни всё не так, как должно быть на самом деле…
Они сидели, как незнакомые чужие люди, когда-то ставшие по воле случая близкими родственниками. Чем ближе к ночи, тем длиннее паузы случались в их разговоре, но странное дело уходить Григорию не хотелось.
- Тяжко тебе было растить сына в одиночку? - походя, спросил он.
- Всяко бывало…
- Ты прости меня!
- Что ты! - она вскинула на него пушистые ресницы. - Жизнь без детей, что рай без ангелов.
Шелехов резко отвернулся, чтобы скрыть стыдливую слезу.
- Серёжка родился 1 января 1923 года. Здоровый и красивый, весь в отца! - с гордостью сказала Елизавета. - Учился хорошо, закончил семилетку.
- Ишь ты!
- Умный, как ты…
- Ежели женщина говорит мужчине, што он самый умный, - засмеялся Григорий, - значит, она понимает, што второго такого дурака, она не найдёт.
Елизавета засмеялась и с нежностью посмотрела на давнего любовника.
- Где он зараз? - спросил через пару минут солдат.
- Призвали в армию осенью сорок первого. Последнее письмо пришло из-под Ленинграда.
Когда Анатолий Захаров пришёл забрать его для выхода в ночную разведку, Григорий сидел, скорбно сгорбившись и уперев глаза в земляной пол. Уже выходя из дома, он обернулся и спросил:
- Как фамилия моего сына?
- Косиков.
- Бывает же такое, - покачал он наполовину седой головой. - У меня три сына и у всех разные фамилии.
- Да ты что?
- И ни один не носит мою настоящую фамилию! - с горечью сказал Шелехов и вышел в тревожную ночь.
***
На дощатом полу, болтающегося на узких европейских рельсах вагона, сплошным ковром лежала прелая солома, поэтому невольным путешественницам в Германию удавалось даже с относительным комфортом лежать во время дальней дороги.
- Под стук колёс так хорошо спать! - призналась попутчицам Александра Шелехова.
Никто из её родных не узнал бы в молчаливой, серьёзной девушке прежнюю Сашку. Теперь при первой удобной возможности она сидела в задумчивости, словно вспоминая прежнюю вольготную жизнь.
- Лучше бы дома… - пошутила Катька Киркина из Мариуполя.
Обитые тонким железным листом двери были плотно закрыты на засовы снаружи. В туалет будущие подневольные работницы ходили здесь же, в дырку в полу, поэтому запах стоял такой плотный, что не давал спать.
- Хорошо, что в нашем вагоне ребят нет, - сказала попутчицам Шелехова. - Я бы от стыда сгорела.
- Куда бы ты делась? - хохотнула Ольга, некрасивая девушка из Запорожья, взрослая и опытная. - Всё одно мужчины кругом.
На крышах состава находилась немецкая охрана с пулемётами против нежданного нападения партизан.
- Так-то немцы, перед ними не стыдно, - ответила девушка.
В пути рабочую молодёжь почти ничем не кормили, питались тем, что каждый прихватил из дома. На сборных пунктах заранее предупредили, чтобы взяли с собой, еду на несколько дней.
- Спасибо, девчонки, что подкармливаете, - поблагодарила Александра.
Полицаи так быстро забрали её из дома, что мама Антонина не успела собрать полноценных продуктов на дорогу.
- В Германии отдашь… - сказал кто-то.
На остановках парни и девушки вываливались из вагонов и, разойдясь по разным сторонам железнодорожного полотна, справляли естественные потребности. Сделав дела, подружки стояли в сторонке и сплетничали:
- Что-то девчонки затевают. - Катька показала на соседнюю сплочённую группку. - Может, сбежать собираются?
- Зачем? - удивилась Ольга. - И куда бежать?
Вечером они с помощью, найденной на остановке железки, отодрали в вагоне подгнившую доску. Протиснувшись в узкое отверстие, поодиночке стали спускаться на ходу замедлившего движение поезда.
- Может, и мы сбежим?
- Страшно, а вдруг поймают, - ужаснулась впечатлительная Сашка.
- Или разобьёмся… - поддержала её Танька Солодовникова, завербованная из бедного села Луганской области.
Больше никто не решился на побег, зато дырку стали использовать как отхожее место. Так прошла неделя пути. Вагоны то неистово раскачивались и грохотали на стыках, то подолгу стояли на маленьких полустанках.
- Так мы нескоро доберёмся до места! - заметила Ольга.
- Скорей бы… - откликнулась Шелехова и широко зевнула.
- Хотите, я историю расскажу?! - предложила им Солодовникова.
- Давай! - за всех ответила Киркина.
- У нашей соседки племянник Николай учился в Сталино, - начала Таня. - Позапрошлой осенью она написала ему письмо и пригласила в гости кабанчика зарезать. Детей у неё не было, а у Кольки родители померли. Он приехал с другом Васей в надежде раздобыть сальца на зиму. Опыта в убиении свиней у них не было, но они бодро взялись за дело.
Солодовникова поочерёдно посмотрела на всех подруг по несчастью и, заметив на их лицах заинтересованность, продолжила:
- Коля открыл дверь сарая, любопытный кабанчик высовывается. Парень всем весом наваливается на дверь и фиксирует животное, а Васятка со всей дури садит кабану по башке. Животное огорчается и дёргается обратно в сарай. Душегубы переводят дух и прислушиваются, но вместо гробовой тишины из сарайчика доносится бойкое похрюкивание. Проводится экстренное совещание и убийцы решают предпринять ещё одну попытку.
Николай снова приоткрывает дверь, неразумное животное высовывает на свет божий башку, Васька машет молотом, кабан молит о пощаде и прячется туда, откуда пришёл. Живодёры припадают ушами к дверям и в ужасе слышат в сарае звуки, которые дохлый кабан издавать не может.
Татьяна замолчала, а нетерпеливая Ольга вскрикнула:
- Так чем же дело закончилось?!
- Коля открывает дверь, - смилостивилась рассказчица, - кабан, окончательно сдурев, опять высовывается, Вася в истерике наносит удар, которым можно убить слона, свинья орёт и прячется в сарай… и тишина! Ребята, нервно покурив, решают, что работа сделана. Они дрожащими руками открывают дверь и видят в сарайчике, на полу, трёх мёртвых свиней!
- Ой, не могу! - схватилась за тощие бока хохочущая Катька.
- Что ж тётка их не предупредила?! - изумилась практичная Шелехова.
- Она крови боялась и сидела в доме, - весело сказала Таня, - а как увидела плоды трудов студентов, выгнала их без обещанного сальца…
- И правильно сделала! - согласились все девушки.
На стоянке в городе Перемышль путников выгнали и приказали снять одежду, чтобы её продезинфицировать, но в это время началась внезапная бомбардировка советской авиации.
- Achtung! - громкоговоритель продублировал на русском: - Внимание.
Тысячи юношей и девушек сбились в монолитную кучу в дальнем тупике станции. Бежать и прятаться было некуда. Пленники стояли голыми и рыдали от горя, страха и стыда.
- Лучше бы умереть, чем такое пережить! - сказала зарёванная Катька.
- Хуже не придумаешь…
Тревога оказалась ложной, правда одежду в суматохе перепутали, и ещё долго жители вагонов менялись между собой, искали свои вещи.
- На Вашем пальтишке нет метки Шелехова? - спрашивала Саша.
На станциях у местных жителей украинский говор постепенно сменился польской речью, а потом немецкой. Девчата заглядывали в щели вагонов, глазели на дома, крытые черепицей, высокие церкви-кирки…
- Всё не так, как у нас, - дивилась Татьяна.
- Европа… - уважительно протянула Ольга.
На станциях двери чуть приоткрывали, подходили какие-то жители и торопливо совали пленникам различной еды.
- Совсем они не страшные, - изумилась Катька, - даже хлеб дают…
- Хлеб нам придётся отрабатывать! - пообещала подругам Шелехова.
Немцы опасались завезти заразных больных на территорию рейха, поэтому на границе Германии работников выгрузили и строем погнали в лагерь. Там раздели догола, пропустили через баню и прожарили одежду.
- Культурные, черти! - восхитилась Киркина.
- Я так давно не мылась… - поддержала товарку Таня.
Переночевали они в бараках и утром загрузились в «товарняк». Наконец, через два дня их окончательно выгрузили в сосновом лесу.
- А, места здесь очень красивые: горы и речка, - восхитилась любознательная Танька.
- Только нам тут не рады! - огрызнулась впечатлительная Катя.
В таком красивом месте был расположен военный завод, а рядом пересыльный лагерь, огороженный колючей проволокой. Приехавших скопом загнали в большой деревянный барак. Они маялись в нём пару дней, пока не приехали двое «купцов».
- Вроде, по-нашему разговаривает… - высказала предположение Ольга.
- Точно русский! - сообщила Шелехова.
Одним из них оказался русский переводчик Никольский, который эмигрировал после революции. Они дотошно отобрали подростков покрепче, человек сто и погнали строем на ближайшую станцию.
- Куда нас перебрасывают? - спросила вслух какая-то девушка.
Саньку с подружками погрузили в гражданские вагоны, в купе по шесть человек и перевезли в городок Ротгау. Потом всех, усталых и испуганных, повели с котомками в трудовой лагерь при сталелитейном заводе. Быстро разместили в приземистых бараках и накормили гороховым супом с салом.
- Вкусный! - Танька дома редко досыта ела.
- Вряд ли так будут кормить каждый день, - с сомнением сказала Катька.
Все прошли регистрацию с записью в журнале. Им выдали спецодежду, зелёные платья из какой-то колючей материи и деревянные башмаки. Имени у Саши не стало, ей присвоили порядковый номер 885.
- Значит в лагере где-то под тысячу человек, - легко подсчитала она.
На руки выдали карточку-документ и по куску материи, на которой было написано «OST», то есть остарбайтер, восточный рабочий. Сказали, чтобы пришили на одежду, но строго не требовали. Шелехова долго её не пришивала, хотя другие девчата носили её.
***
Рядовой Вермахта Иоганн Майер проснулся неожиданно, словно от нетерпеливого толчка дневального по роте и вначале подумал, что находится в каком-то другом удивительном мире. В усеянном бриллиантами далёких звёзд ночном небе робко показалась ущербная луна.
- Где я? - не сразу понял он.
Сонно улыбаясь и глядя на спящих людей, она заливала всю местность мягким, бледным светом. Воды извивающейся речушки под ним, с разбросанными по берегам тут и там кучками деревьев, вполне могли быть запечатлены художником-романтиком.
- Может, вся эта страшная война просто приснилась мне? - гадал расслабленный Иоганн. - Может, я дома на пикнике в родной Саксонии?
Он вспомнил, как накануне солдаты, закалённые во многих боях, обнимались и смеялись до слёз. Другие пританцовывали и хлопали себя по бокам в полном восторге. Вилли кричал от избытка чувств:
- Вот так, обломайте им рога!
Это был разгром и захватывающая дух демонстрация силы. Лишь отдельные группы солдат противника пытались оказать слабое сопротивление. Русские сдавались толпами. Многие из них дрожали и заикались, почти рыдали.
- Я не понимаю ни слова, - сказал Майер, разглядывая поверженных врагов. - Но ужас в их глазах говорит о том аде, который они пережили.
- Пускай радуются, что живы!
- А мне их даже жалко…
Вся местность была усеяна обломками танков и скрученными почерневшими кусками металла. Русская артиллерия стыдливо молчала. Их батареям, очевидно, тоже досталось. Когда этот наполненный событиями день прошёл, все веселились, несмотря на накопившуюся усталость.
- Не думаю, что в этот момент найдётся хоть один из нас, - с пафосом сказал Вилли, - кто не был бы уверен в том, что мы побеждаем в войне.
- Мы пребываем в состоянии какого-то опьянения, - задумчиво сказал Иоганн. - Мы совершенно забыли о предыдущих часах, проведённых под жутким огневым валом и тех минутах отчаяния, когда столкнулись с тем, что казалось неотвратимым нашествием брони и стали…
Ему никто не ответил, все сделали вид, что плохо расслышали слова товарища. На следующий день, когда грузовики готовились вести их к месту боевых действий, солдаты ощутили внезапный ужас.
- Что это? - присмотрелся Майер.
На дороге валялась оторванная кисть руки, белая, словно искусственная, а метрах в пятидесяти, на обрубленном снарядом стволе дерева висел изуродованный мертвец, заброшенный туда взрывной волной.
- Достаточно свободного места, чтобы удобно устроиться… - ощущение безысходности вернулось, когда кто-то заметил, что стало просторней.
- Заткнись немедленно! - закричали разозлённые ветераны.
Как только луна на минуту скрылась за плывущими облаками, в небо взметнулись сигнальные огни, и зверь громко задышал.
- Как мне всё надоело! - буквально простонал он. - Какими мы были идиотами, когда рвались на фронт.
Иоганн забыл, что несколько месяцев назад мечтал оказаться в бою.
- Самый богатый на свете - ветер? - вяло подумал он. - Люди бросают на него деньги, надежды, слова и жизни.
Немецкие дивизии настырно прорывались через большую излучину Дона к промышленному городу на Волге, полумиллионному Сталинграду.
- После нашей зачистки станицы Чернышевской русские вновь сопротивляются! - удивлённо говорил утром потягивающийся Вилли.
- А ты думал, они будут пятиться до Волги?
- Нет, но откуда у них новые дивизии?
- Наверное, гонят из бескрайней Сибири!
Батальон целый день трясся внутри грохочущих машин. Солдаты видели вдоль широкой автотрассы длинные вереницы разбитых русских тракторов, пушек и старомодно выглядевших зелёных «фордовских» грузовиков, над которыми все много смеялись, прежде чем узнали об их долговечности.
- Видите наши подбитые танки? - спросил друзей Ковач, показав рукой на обугленные остовы поверженных противником гигантов и армейских грузовиков. - Мы тоже дорого платим.
- Но русские платят дороже… - не согласился Вилли Шольц.
Никто не ответил ему, так как каждый ветеран сам пережёвывал мрачную мысль о цене, заплаченной за наступление.
- Бесконечные территории русских наводят на меня тоску, - признался Ковач и приложился к фляге с водкой. - Если они не сдадутся, нам придётся топать до Владивостока.
- Не приведи, Господи! - воскликнул Шольц.
- Ты такой набожный! - рассмеялся циничный Франц Ульмер.
Часть Иоганна выдвигалась к великой русской реке Волге, нацеливаясь на песчаные дюны Поволжья в качестве поддержки с фланга стальному танковому клину, прорывавшемуся через бескрайние дикие степи.
- Я воспитывался в религиозной семье, - признался стыдливый солдат.
- А мои родители держат в сарае всякую живность: гусей, уток и поросят. А где они, там и крысы! - улыбаясь, уточнил Франц. - На этот случай у нас живёт кот-крысолов, и каждый вечер я относил его в сарай на ночь. Но не любит он это дело!
- Как же ты его уговаривал? - спросил длиннорукий крепыш.
- Нести его в сарай приходится на руках, причём с уговорами и посулами, - ответил он.
Он подробно рассказал, как хитрый кот постоянно стонал, жаловался на жизнь и норовил улизнуть. Зато утром, предъявив хозяину непременно пойманную крысу, кот сам домой идти не желал ни в какую.
- Я был обязан нести его домой и непременно на плече! - засмеялся Ульмер. - Кот восседал там с видом императора.
- Вот так жук! - не сдержался Майер.
- На следующий вечер всё повторяется, - закончил рассказчик, - крыс он ловит строго по одной, никогда не перевыполняя норму. Так вот!
Дивизия за дивизией немцев катились по большой излучине Дона, через узкую полосу захваченной советской земли к промышленному Сталинграду. Двигались бесконечные колонны пехоты, артиллерии на конной и механической тяге, полевые орудия всех калибров, лёгкие и тяжёлые зенитки, броневые машины, грузовики снабжения и мотоциклы.
- Попасть в 6-ю армию считается великой честью! - напыщенно сказал на следующий день молодой солдат из недавнего пополнения.
Иоганн даже не знал его имени.
- Мы несокрушимая арийская армада!
- Это тебе так внушили на родине? - с иронией спросил Майер.
После недавних боёв он стал полнейшим циником и искренне считал, что в жизни не осталось ничего интересного.
- Конечно, - не замечая подвоха, ответил прыщавый паренёк. - Нас там называют - «Гвардейцы фюрера!».
- Да ты что! - Иоганн стал откровенным пессимистом.
- Именно так, - не успокаивался парень, явно воспитанный на идеологии национал-социализма. - Нужно быть достойным этого великого звания.
- Я посмотрю, что он запоёт после недели боёв, - негромко сказал Вилли на ухо товарищу. - Если доживёт…
Войска рвались вперёд и обгоняли друг друга, пока грунтовые дороги не оказывались полностью забитыми. В воздухе было не менее тесно от бомбардировщиков, истребителей, истребителей-бомбардировщиков и транспортных самолётов. Все они направлялись в Сталинград.
- У русских обнаружились свежие войска и поразительно большое количество военной техники, - флегматично заметил Пилле.
- Они расставляют закалённые в бою дивизии там, где фронт оставался спокойным, и основательно окапываются по всей линии новых позиций, - поддержал товарища Ульмер. - С каждым днём их сопротивление возрастает.
Чёрные тучи сгущались на небе, за ними последовали первые вспышки ломаных ярких молний, и грохнули раскаты грома. Разразилась совершенно нереальная гроза. Гром был таким оглушительным, что напоминал солдатам огненную завесу артиллерии при массированной поддержке с воздуха.
- Начался всемирный потоп? - мрачно пошутил Майер.
- Для здешних мест это грибной дождик… - сообщил казак Фомин.
Хлынул проливной, как из ведра, сумасшедший дождь. В считанные минуты все бойцы промокли до нитки. Земля мигом превратилась в болото, колёса машин свободно прокручивались на жирном клейком чернозёме.
- Стой, - последовала команда из кабины грузовика, - будем ночевать.
- Как всегда выбрали лучшее место! - бурчал недовольный Иоганн.
Солдаты заползли под машины, в тщетной надежде укрыться от всепроникающей надоевшей влаги.
Продолжение http://proza.ru/2012/05/17/60
Свидетельство о публикации №212051500005
По эмоциям очень достоверный эпизод.
Лев Рыжков 06.03.2013 14:17 Заявить о нарушении